Глава 35

Пока Дора кормила Фрэнсис, Пэйс заглянул к Эми и проверил, спит ли она. Дора слышала, как спокойно муж беседовал с матерью, словно ничего не произошло, и их мир не взорвался у них на глазах. Более ему ничего не удалось узнать от шерифа, но Дора поняла, что произошло. Она солгала, а расплачиваться придется Пэйсу.

Теперь ее будет мучить сознание того, что из-за ее лжи пострадают семья и друзья. Но Господь не должен наказывать их за этот грех. Это была совсем маленькая ложь. Слова супружеской клятвы не были произнесены ни в церкви, ни в молитвенном доме, но Дора знала их наизусть. Она знала эти слова еще тогда, когда впервые отдалась Пэйсу. Будь Дора умнее, она выучила бы их еще раньше. Дора всегда принадлежала только Пэйсу, но теперь потеряет его из-за собственной греховности.

Фрэнсис сразу же уснула, как всегда в это время ночи. Дора уложила ее в колыбель и немного покачала, пока не убедилась, что та крепко спит. Она все еще стояла, склонившись над колыбелью, когда вошел Пэйс.

Дора испуганно посмотрела на мужа, и слова признания готовы были сорваться с языка, но он уже расстегивал мелкие пуговки на ее корсаже.

– Во всем виновата я, – все же прошептала она, чувствуя, как быстро его пальцы справляются с тайными застежками.

Слова Доры остановили его, но всего на мгновение.

– Ты не можешь взвалить на свои плечи все грехи мира. Завтра я зайду в суд и разберусь, что затеял этот ублюдок. Не хочу, чтобы тебя это беспокоило.

Дора отпрянула от него так резко, что в его руках остался клочок ее платья с нерасстегнутым крючком. Она впилась взглядом в лицо Пэйса. При свете лампы оно показалось ей усталым, прежней блеск в глазах погас.

– Я не деревенская простушка, Пэйс Николлз. Не успокаивай меня. Если я говорю, что это моя вина, значит, так оно и есть. Я совершила подлог.

Он, оцепенев, мгновение молча смотрел на нее, затем, круто повернув к себе спиной, резко дернул за ленты пояса и развязал его. Корсаж платья сполз с ее плеч, и Дора судорожно вцепилась в него, пытаясь удержать на себе одежду.

Объясни все, пожалуйста, – приказал Пэйс и отступил назад.

Я все объяснила. В письме, которое тебе послала. Ты даже не прочитал его?

Произнося слова гневного упрека, Дора уже поняла, что Пэйс действительно не читал ее письма. Возможно, он даже не получал его.

Дора была уверена, что Пэйс никогда бы не отнесся равнодушно к такому важному вопросу. Она не сомневалась в этом. Однако было неприятно рассказывать о своем проступке.

– Я не помню никакого письма.

Дора по его взгляду поняла, что он говорит неправду, но простила его. Все произошло не так давно, и она еще не забыла весь ужас произошедшего. Лучше бы Пэйс не раздевал ее. Стоя одетой, а не полуголой, неловко прикрывающейся остатками одежды, ей было бы легче объясняться с ним. Когда Пэйс, ожидая ответа, спокойно снял сюртук, Дору затрясло от страха.

– В прошлую зиму, когда умер твой отец, ферму за неуплату налогов выставили на аукцион.

Пэйс, чертыхнувшись, бросил сюртук и жилетку на спинку стула, а затем вырвал из пальцев Доры злосчастный лиф платья, которым она пыталась прикрыться. Его умелые пальцы вскоре нашли завязки, крепящие кринолин к корсажу, и развязали их. На Доре все еще оставались лифчик, нижняя кофточка и корсет. Пэйс с удивительной быстротой освобождал ее от платья, и Дора опасалась, что с нижним бельем он справится еще быстрее.

Тем не менее она не оставила своих попыток объяснить ему, что произошло в тот роковой день, когда заболела Джози, а ей пришлось поставить свою подпись, ничего не понимая в юридических последствиях того, что она совершает. Говоря все это, Дора отнюдь не была уверена, что Пэйс слушает ее. Кринолин и юбки уже лежали на полу, а Пэйс принялся расстегивать свою рубашку.

Ты говоришь мне, что уехала на ферму одна в старой двуколке? Ты была беременна? Сколько месяцев, шесть, семь? Не имея рядом никого, кто мог бы защитить тебя, кроме Солли? Ты, кажется, сошла с ума?

Там был Роберт, – защищаясь, возразила Дора, не делая никаких попыток самой раздеться, хотя видела, что Пэйс уже собирается снять брюки. – У меня не было выхода. Ты предпочел бы, чтобы твою семью зимой выбросили на улицу?

Это хорошо бы проучило мою семейку, где каждый думает только о себе, – недовольно проворчал Пэйс, рассердившись на непослушную пуговицу. Он увидел, что Дора все еще одета. Чертыхаясь, он дернул за ленточку, которой крепился лифчик к корсету, и сорвал его, а затем приготовился заняться шнуровкой.

Однако Дора, не выдержав, сильным шлепком отбросила его руку.

Но ты так не думаешь. А я сделала то, что считала нужным. Если бы я могла поговорить с тобой, возможно, ты бы все исправил. Но сейчас уже поздно.

Ты моя жена. Мы подписали и зарегистрировали брачное свидетельство. Твоя подпись не подделка, Пэйс, убрав руки, выжидательно смотрел на нее, надеясь, что она сама расшнурует корсет.

Я тогда не была твоей женой, – напомнила ему Дора. – Настоящим владельцем фермы в то время оставался Чарли.

Это мы еще проверим. У нас нет точной даты смерти Чарли, и нам надо узнать, когда ты подписала этот документ. Если это все, что у них есть, я смогу с ними справиться.

Дора с надеждой посмотрела на него, но ее лицо тут же омрачилось.

– Гарет гостит у Джо. Они на этом не остановятся. Она путалась в шнуровке и не смогла справиться с корсетом так быстро, как ему хотелось, поэтому Пэйс отвел ее руки и занялся этим сам.

Ты расписалась как моя жена, и это главное. Они сколько угодно могут цепляться за то, что там стоит твое имя, но у них ничего не выйдет. Ты сделала то, что долж на была сделать.

Но я не была тогда твоей женой! – уже в отчаянии выкрикнула Дора. – Джо Митчеллу нужна эта земля, чтобы построить свою чертову дорогу, и он сделает все, чтобы этого добиться. Как ты можешь ему помешать?

Пэйс вдруг остановился и посмотрел на нее:

– Какую дорогу?

Дора судорожно схватилась за сползавший корсет.

– Салли говорила мне, что он скупает все земли, лежащие между железной дорогой и рекой. Митчелл делает это лишь с одной целью.

Пэйс, круто повернувшись, в сердцах ударил кулаком по ладони.

– Я должен был это предвидеть! Черт, я размажу его по стене в суде! Я с него живого шкуру сдеру, выпущу кишки и скормлю свиньям. Черт!

Молчание Доры немного укротило его, он понял, что зашел слишком далеко.

– Я смогу это сделать, Дора. Я поставлю Джо Митчелла на колени. Ты веришь мне?

Он стоял, высокий и серьезный, посередине их спальни, ворот его рубашки был расстегнут, прядь слишком длинных волос упала на лоб. За суровыми мужскими чертами лица она видела облик нетерпеливого и любознательного мальчишки, которого она когда-то знала. Значит, война не смогла убить его в Пэйсе. А Дора доверяла тому мальчику, который стремился поступать по справедливости куда чаще, чем этот большой человек, чью мужскую силу она познала на себе.

Понимая, что тот и другой воплотились теперь в нем одном, Дора выронила из рук корсет, который упал на пол. Она стояла перед Пэйсом в едва прикрывавшей грудь кофточке, панталонах и чулках. Пэйс не подходил к ней, и она сама сделала несколько шагов навстречу. Его сильные руки подхватили ее и подняли с пола.

Ты уверена, Дора? Ты могла бы стать богатой леди, жить в замках с десятками слуг. Ты не пожалеешь об этом когда-нибудь, когда вокруг тебя будут плакать младенцы, драться старшенькие, а Энни, собрав свои тряпки, заявит, что уходит?

Я приняла свое решение давно, Пэйс. Глупо спрашивать меня сейчас об этом.

Дора обхватила руками его шею и потянулась к нему губами, ожидая поцелуя, мысленно моля его об этом. Она Губы Пэйса нашли ее губы и коснулись их, сначала нежно и осторожно, затем настойчивее, и Дора всем существом устремилась к нему. Когда ее грудь коснулась его обнаженной кожи, он, издав глухой стон, сильнее прижал ее к себе. Она чувствовала его возбужденное тело, его желание овладеть ею, и страхи исчезали с каждым его прикосновением. Дора чувствовала его жадные губы и радостно покорилась жгучим ласкам.

Потеряно столько времени, что она позабыла то блаженство, которое испытывала от его поцелуев. Теперь Дора наслаждалась его мужским запахом, силой рук, прикосновением губ и языка, пахнущих недавно выпитым бренди. Пэйс не успел побриться перед ужином, и щеку Доры щекотала отросшая щетина на подбородке. Это еще больше возбуждало ее, как и его пальцы, мнущие ее тело под тонким батистом.

Пожалуйста, Пэйс, – пробормотала Дора, когда он, не переставая целовать ее, опускался все ниже. Она и сама не знала, о чем просила, но, кажется, он ее понял, и, наконец, снова опустил на пол. Распахнув ее кофточку, он обнажил грудь. Дора затрепетала, когда их тела соприкоснулись, и почувствовала, как подкосились ноги.

Я никогда не устану ласкать тебя, – хриплым голосом промолвил Пэйс, жадно целуя нежную шею. – Я готов быть с тобой весь, целиком, и оставаться, так как можно дольше. По меньшей мере, до рассвета. Мне не насытиться тобой, твоим телом, а если это произойдет, клянусь, ты останешься без сил и едва ли сможешь держаться на ногах. Ты уверена, что готова к этому?

От его слов Дора действительно почувствовала слабость в коленях. Она никогда не умела произносить слова любви, но, кажется, Пэйс сам все сказал за нее. Дора подняла его голову, нашла губы и попросила отнести ее на постель. Сама она уже не дошла бы до нее.

Наконец мешающая им одежда была снята и отброшена прочь. Дора извивалась и тихонько, беспомощно постанывала, когда он, осыпая ее тело поцелуями, стащил с нее чулки и нежно поцеловал под коленом. Каждый раз, когда его губы отдалялись, чтобы целовать ее тело, касаться кожи, Дора готова была кричать, словно теряла его.

Она изнывала от желания и, вонзив ногти в его твердые мышцы, пыталась вернуть, притянуть к себе, но безуспешно. Тело ее горело от любовных прикосновений. Когда ее грудь заныла от его ласк, его губы спустились ниже, к ложбинке между ног, и коснулись ее. Доре показалось, словно что-то взорвалось в ней, брызнув яркими звездами.

Он взял ее, не дав опомниться, и ждал, пока жена уловит его ритм, забудет о том, кто она и где находится, полностью отдавшись всесильному инстинкту, самой природой дарованному всем женским существам.

Пэйс быстро достиг экстаза, и горячий сок жизни оросил трепещущее лоно.

Он заглушил поцелуями ее протест. Взяв грудь жены в свои ладони, Пэйс ласкал ее поцелуями, бормоча прекрасные слова, которые возбуждали Дору, как и его руки. Никогда никто не ласкал и не любил ее. Откинув голову, она полностью отдалась его воле. Он пробуждал в ней жажду жизни и желаний. Дора лишь не переставала удивляться тому, как он понимал ее.

Каждая частица тела трепетала, внутри все горело. Всем своим существом Дора тянулась к Пэйсу. Она гладила обнимавшие ее сильные руки, чувствовала твердость бицепсов, крутой изгиб мощного плеча и гладкую плоскую грудь. Коснувшись его сосков, она услышала подавленный стон и еще сильнее впилась пальцами в мускулистые плечи, идя навстречу его страсти.

Они слились воедино, и, кроме них, не было никого и ничего в мире. Вместе они были всем. Он обещал ей это своим телом, и Дора верила ему. Она приняла его и укрыла в себе, исцеляя от боли прошлого.

Дора спала, повернувшись на бок, и когда Пэйс сбросил одеяло, первые розовые лучи рассвета обрисовали линии ее тела – полукруг бедра и тонкую талию, которую, как ему показалось, он мог бы обхватить ладонью. Однако его рука потянулась к крепкой обнаженной груди Доры.

Пэйс удержал себя, вспомнив ночь. Он порядком измучил жену, и сон ей необходим. В колыбели заворочалась, просыпаясь, Фрэнсис. Она, как обычно, поагукает еще немного, прежде чем предъявит свои права. Дора заслужила этот короткий миг отдыха. Пэйс, прикрыв плечи жены одеялом, встал с постели.

Он чувствовал себя почти умиротворенным. Месяцы, а то и годы, он жил, нося в себе разъяренное чудовище, съедавшее его изнутри. Сейчас оно успокоилось и, свернувшись в клубок, спало в клетке, которую он, не без помощи Доры, соорудил для него. «Да, Пэйс Николлз, у тебя невероятно упрямая жена». Но сейчас он был благодарен ей за это. Ее упорство и решимость прогнали одолевавшие его сомнения.

Пэйс еле удержался, чтобы озорно не насвистывать, пока одевался – натягивал рубаху, а затем сюртук. Сегодня даже его больная рука не напоминала о себе. Будь здесь Чарли или отец, они не преминули бы посмеяться над ним, таким счастливым и удовлетворенным от этой ночи. Им не понять, что один взгляд на эту женщину способен сделать его таким. У него была та, которой нужен только он. И только этого ему достаточно, чтобы испытывать гордость. Ее отказ от богатства придавал его чувствам особую остроту. Женщина с таким характером, с глубокой душой, умная и образованная, выбрала его. Есть, отчего потерять голову. Возможно, он чего-то стоит, если Дора захотела остаться с ним. После многих лет унижений, которые он сносил от отца, ему необходимо было, чтобы кто-то, наконец, оценил его по достоинству.

Ни он, ни Дора не клялись друг другу в любви. В этом Пэйс вынужден был себе признаться, пока натягивал сапоги. Их тела лишь недавно познали близость. Будет еще время и для многого другого. Насколько он понимал, любовь – это нечто придуманное поэтами. Пэйс не помнил, чтобы сам испытывал подобное чувство. Но он обязательно скажет ей слова любви, Дора заслужила это. Возможно, он сделает это сегодня же ночью.

А сейчас есть более важные дела.

Схватив в кухне ломоть хлеба и, положив на него кусок ветчины, Пэйс направился в конюшню. Нагнав Джексона, спешившего в поле, он вкратце рассказал ему, зачем приезжал шериф. Темная кожа на скулах Джексона натянулась еще туже, но он лишь понимающе кивнул и зашагал дальше. Пэйс выехал на дорогу.

Он буквально вытащил из постели Роберта Маккоя. Лишь после того, как Пэйс влил в него несколько кружек черного кофе, он смог все ему объяснить и дать указания. Роберт, слушая Пэйса, несколько раз в сердцах опускал свой кулак на крышку стола. Он безоговорочно согласился с Пэйсом. Если в чем-то их взгляды и не совпадали, то в вопросах справедливости – никогда.

Пэйс уезжал, увозя с собой целую сумку документов о сделках с землей, которые они с Робертом извлекли из стола Хомера. Даже бегло проглядев бумаги, Пэйс понял, что Дора не ошиблась в своих догадках. Чтобы окончательно удостовериться в этом, ему предстояло просмотреть все документы о сделках с землей и сверить их с картой местности. В некоторых бумагах речь шла о покупке всего лишь клочка земли, а не всей фермы.

Пэйс понял, что алчность и сравнительная легкость сделок могут далеко завести Джо и его дружков. Неприятным сюрпризом было для него увидеть имя отца Джози на одной из купчих. Он стал владельцем нескольких акров земли, приобретенных незаконно.

Понемногу все прояснилось. Итэн Энндрьюс был осторожным человеком, когда речь шла о деньгах, Джо Митчелл, наоборот, любил рисковать и, кажется, в сделках с землей превзошел самого себя. Он всегда нуждался в средствах, а у Энндрьюса они были. Кроме того, у него была дочь, оставшаяся вдовой, а Джо Митчелл все еще не женился. Мало-помалу все становилось на свои места. Представшая Пэйсу картина не понравилась ему, а приезд сводного брата Доры вносил дополнительные осложнения, но он знал, с чего начать. А ему только это и нужно.

В суде он первым делом попросил клерков снять копии со всех документов, заверить их круглой печатью и подписью нотариуса. К тому времени как копии сделали, у него на руках уже была собственная карта графства и документы о сделках. Отметив каждую из них на карте, он получил разорванную линию мелких участков, ведущую от реки к железнодорожной станции на земле соседнего графства. Его и Джексона фермы находились именно в местах разрыва этой линии. Мысленно он помолился за отца и Чарли и поблагодарил их за дальновидность, – они оставили ферму ему, а не Джози. Временами он даже ненавидел их, но отнюдь не считал глупыми. Возможно, Джо как-то вызвал у них подозрения.

Джо Митчелл не дурак, но алчен и ленив и уже успел наделать немало ошибок. Ему бы не мешало вспомнить о своих прежних неблаговидных делишках. Теперь это может кончиться крупным скандалом, если станет известно, сколько земельных участков он успел приобрести за последние годы. Пэйс допускал, что, возможно, не удастся уличить его в этом, если все сделано по закону, однако решил попробовать.

Он зашел в канцелярию суда и подал ходатайство. Пэйс также оставил прошение об отмене ордера на выселение и, в свою очередь, подал встречный иск и уточнил дату возможного судебного разбирательства. Напоследок он зашел в редакцию местной газеты и оставил там сообщение для публикации. Пэйс был в родной стихии. Он точно знал, что делать, действия его были продуманны и эффективны. Джо Митчелл пожалеет, что покусился на чужое добро, это ему не сделки с неграмотными вдовами и сиротами. И если он пользуется советами дорогостоящего поверенного виконта, то вскоре, к великому огорчению всех, станет известно, что законы штата Кентукки не имеют никакого отношения к английскому общему праву. А человек, основавший этот штат, был известен тем, что глубоко презирал англичан.

Возвращаясь домой в отличном настроении, Пэйс вдруг понял, как ему не хватает поединка в стенах суда. Он может научиться фермерству, готов к физическому труду, даже несмотря на искалеченную руку. Он может, черт побери, научиться всему этому, но ему нравится его профессия. Он хочет быть адвокатом, а не фермером. Интересно, что скажет Дора, если он предложит ей переехать на Запад.

Но долго раздумывать над этим не пришлось.

Подъезжая к дому, Пэйс увидел у крыльца экипаж Энндрьюса. Привязав лошадь, он взбежал на крыльцо через две ступени. Кто это? Джози всегда пользовалась только своим экипажем, следовательно, это не она.

Он нашел в гостиной Дору в ее обычном сером квакерском платье и двух джентльменов в парадных сюртуках, цилиндрах и дорогих жилетах. Дора выглядела такой хрупкой и беззащитной перед ними, что сердце у Пэйса сжалось, а охватившее его в этот миг чувство он, пожалуй, и сам бы не смог себе объяснить.

Дора не улыбнулась ему, когда он, сняв шляпу, подошел к ней и обнял.

Прежде чем Пэйс успел обратиться к элегантным господам, столь неожиданно посетившим его дом, Дора коротко ему все объяснила:

– Моя бабушка, кажется, оставила мне свое состояние. Седой мужчина в черном тут же добавил за нее:

– С условием, что поверенные леди Элис одобрят мужа, которого выберет себе ее внучка.