Глава 24

– Нет, в этого человека вселился сам дьявол, готова поклясться, – яростно прошипела Энни, входя в столовую со стороны кухни, в то время как Дора вошла в нее из холла.

Дора не спросила, какого человека Энни имеет в виду. В Пэйсе всегда была частица черта, и эта дьявольщина разрасталась день ото дня. Она молча взяла яйцо всмятку с буфетной стойки и тяжело опустилась на ближайший стул.

– Что он еще сделал? – спросила она уныло.

– Вы и знать не захотите. – И Энни горделиво зашагала из столовой, неся поднос с едой для больной Харриет.

Дора и не думала, что ей очень хочется знать. Пэйс не так уж плох на самом деле. Большую часть дня он проводит в полях вместе с Солли, они пашут, сажают, и Пэйс делает все, что может, со своей изувеченной рукой и только одной рабочей лошадью. Он очень старается быть не таким, какой есть, но непомерные усилия очень на нем сказались. Пэйс почти не спал дома три ночи подряд.

– Кто-нибудь пострадал? – окликнула Дора удаляющуюся спину Энни.

Энни оглянулась и зло огрызнулась через плечо:

– Мэрию сожгли дотла. Хоть то хорошо, что дядя Джэз мертв, и на него теперь нельзя свалить поджог.

Вошла Джози, а Энни поднялась наверх. Джози взяла колбасу и тосты и села напротив Доры.

– Вчера подстрелили Билли Джона, – сказала она, как ни в чем не бывало намазывая маслом тост.

Почему ей обо всем рассказывают? Дора поморщилась, глядя на яйцо, к которому даже не притронулась. Как будто она в состоянии чем-нибудь помочь. Если Пэйс захотел собрать шайку головорезов, чтобы жечь, грабить и разрушать, то она ничего не может с этим поделать. Она, правда, не может быть и совершенно уверена в том, что это Пэйс повинен в поджогах и разрушениях. Тот факт, что кто-то постоянно нападает на его прежних недругов, ничего не значит. Очень многие ненавидят Митчеллов и Хауэрдов. Возможно, разбойничает кто-то из Маккоев. И она не знает, каким образом оказался во все это втянут бедняга Билли Джон. У него никогда не было денег, чтобы покупать рабов. Да, он был в дружеских отношениях с Джо Митчеллом, но с Маккоями тоже. Билли Джон со всеми приятельствовал, кроме Пэйса. Но Пэйс ни с кем не был в мирных отношениях.

– Бьюсь об заклад, что Салли просто убита всем этим, – продолжала Джози. – Билли Джон всегда был слабого здоровья, а у нее трое детей и магазин на руках. Не знаю, что она теперь будет делать.

Дора подняла голову и широко открыла глаза, ей в голову пришла мысль. Пэйс, конечно, с ума сойдет от злости. Она боялась его бешеного нрава и не хотела, чтобы он обратил свою злость против нее, но она должна наконец занять определенную твердую позицию. Дора не хотела стать подобием своей матери, которая вечно дрожала, тряслась и безропотно сносила все безумные капризы мужа. А, кроме того, Салли всегда была с ней добра. И решительным тоном Дора возгласила:

– Я поеду к ней и возьму на себя лавку. Салли должна безотлучно быть при муже.

Джози раскрошила тост, уставясь на Дору:

– Глупее ты еще ничего в жизни не говорила. Даже если ты сумеешь добраться до города, тебе нельзя работать в таком положении.

Для Доры подобные соображения вовсе не были разумными, но ее замысел имел другие недостатки.

– Я не смогу подолгу стоять за прилавком, – пробормотала она больше для себя, чем для Джози. – Интересно, может быть, там найдется стул, чтобы работать сидя.

– Дора Николлз! Ты не можешь работать в магазине. Ты вот-вот родишь, ты уронишь ребенка прямо на пол головой, обслуживая покупателей. Смех, да и только. И думать об этом не смей.

– Но я очень хорошо умею считать, – напомнила Дора, – а роды должны быть через несколько недель. Все со мной будет в порядке. Я просто не смогу очень хорошо обслуживать покупателей.

– Я все расскажу Пэйсу, – предупредила Джози. Дора только пожала плечами. Рано или поздно Пэйс обо всем узнает. Она встала и направилась к двери. Может, кто-нибудь запряжет ей повозку. К тому времени как она надела свой лучший капор и нашла плащ, повозка ее уже ожидала, а также и Джози в тяжелом сером пальто. Дора вопросительно подняла брови.

– Я еду с тобой, – сказала та воинственно. – Ты будешь сидеть за прилавком и считать, а я – обслуживать покупателей.

Джози никогда не отличалась склонностью к бескорыстным поступкам, но способна была протянуть руку помощи. Дора охотно приняла предложение, и они отбыли вместе.

Дора понятия не имела, что подумает Пэйс, вернувшись в полдень домой и никого не застав из женщин, но она не собиралась беспокоиться о том, что еще не случилось.

Лавка была заперта, ставни закрыты, и им пришлось обойти дом, чтобы попасть на жилую половину. Салли прослезилась, услышав, что задумали ее подруги, и провела их через черный ход.

– Я ужасно беспокоюсь, – прошептала она, поспешно проведя Дору и Джози через убогую кухню в гостиную на первом этаже, – нам не по средствам не работать, но я не могу оставить Билли Джона одного. Его лихорадит, и рана очень болит. Доктор сказал, что через несколько дней он поправится, но вы же знаете, какое у него здоровье. Билл слабый, проболеет неделю, а то и больше. Я с ума схожу от беспокойства.

Войдя в лавку, они услышали сверху громкие голоса игравших детей. Один ползунок зарыдал, и Салли обеспокоено взглянула на потолок, стараясь определить, насколько серьезна ситуация.

– Иди наверх, – решительно сказала Дора. – Я знаю, что сколько стоит, а Джози прибежит и спросит, если придется о чем-нибудь узнать. И все будет в порядке.

Салли неуверенно посмотрела на Джози и кивнула в ответ на обещание Доры. Она прекрасно знала, как точно подсчитывает Дора каждое потраченное пенни. В отличие от Джози она была небогата и знала цену деньгам.

– Хорошо. Я не знаю, чем смогу вам воздать да вашу доброту, но я найду возможность. – Бледное лицо Салли напряглось.

– И пожалуйста, никому не говорите, что в него стреляли. Говорите только, что у него лихорадка.

Все уже знали, что Билли Джо ранен выстрелом. Джози не могла бы об этом узнать, если бы слухи не дошли уже до загородной усадьбы. Но они понимающе кивнули. Так или иначе, надо сохранять внешнюю невозмутимость.

Первой покупательницей стала одна из сестер Хауэрда, Эмма. Она была уже замужем и имела двоих детей, но все еще умела быть в курсе всех событий. Она взглянула на Дору, сидящую за прилавком, затем удивленно повернулась к Джози:

– Что это вы тут делаете?

– Помогаем Салли. Что-нибудь хочешь купить?

Джози сняла украшенную перьями шляпу и постаралась принять озабоченный и деловитый вид, подобающий продавщице. А то, что ее серое дорожное пальто из альпака стоило, по всей вероятности, дороже, чем весь гардероб Салли, ее, по-видимому, нисколько не беспокоило.

– Мне нужен комплект серебряных пуговиц и черные нитки. – И Эмма повернулась к Доре, которая выписывала чек: – Слышала, что вы с Пэйсом поженились, но не думала, что так давно. – И Эмма выразительно оглядела круглый холмик ее живота.

Дора спокойно выписала чек, а Джози приготовила нужные предметы.

– Пэйс приезжал, но мало кто его видел, – уклончиво ответила Дора. Ей всегда было трудно лгать. Да она, собственно, и не лгала, но и правды, как есть, не сказала. Папа Джон огорчился бы из-за этого.

Эмма пробормотала:

– Но, наверное, тогда он пробыл достаточно долго. – Она даже не стала разглядывать пуговицы, поданные ей Джози, а просто опустила их в сумочку. – Я слышала, что вчера ночью в Билли Джона стреляли. Как он себя чувствует?

Джози любезно улыбнулась:

– У Билли Джона просто лихорадка, и он скоро поправится. Хочешь чего-нибудь еще?

– Честное слово, Джозефина Николлз, не знаю, что ты сама об этом думаешь, но тебе здесь не место. И совершенно ни к чему выгораживать Билли Джона. Полагаю, что сейчас ты скажешь, будто Пэйс Николлз ничего не знает, по какой причине нездоров Билли Джон, или каким образом сгорела мэрия.

– Тридцать пять центов, Эмма. А если у тебя есть вопросы к Пэйсу, то он занят сегодня, он пашет кукурузное поле. Ты можешь сама обо всем его расспросить. У него еще побаливает рука, так что он покажется тебе не слишком любезным, но я уверена, что он тебе обо всем честно доложит.

В этих словах не было никакой лжи. Дора действительно ничего не знала о ночных вылазках Пэйса или о его причастности к поджогу мэрии. Она ничем не погрешила против Божьей правды.

Эмма бросила на нее кислый взгляд:

– Да, такое впечатление, что Пэйс Николлз давно не имеет дела со здешними учреждениями. И наверное хорошо освоил фермерский труд. Муж говорит, что, если янки отсюда вскорости не уберутся, мы их прогоним дубинками. Пусть Пэйс позаботится о своей спине.

Дора могла бы спорить с ней до синевы, но ни к чему хорошему это бы не привело. Логике и чувству вместе делать нечего, а Эмма, по-видимому, не слишком сильна в логике. Дора подала ей чек в обмен на деньги:

– Спасибо, Эмма.

Остаток дня прошел вряд ли спокойнее. Слухи распространились быстро, и каждая жительница городка улучила свободную минуту, чтобы зайти в лавку и поглазеть на богатую Джозефину Николлз, стоящую за прилавком; и узнать новость о женитьбе Пэйса на Доре. У каждой жительницы было на этот счет свое мнение и, как правило, неблагоприятное. К концу дня Дора совершенно выбилась из сил, а у Джози был такой вид, словно ее побили палкой.

– Не знаю, как Салли все это выдерживает, – пробормотала Джози, усаживаясь в коляску. – Она была самой хорошенькой девушкой в городе и могла выйти замуж куда удачнее, не за Билли Джона. Уж эти мужчины! Честное слово, я думаю, они своих женщин недостойны. Даже Пэйс заслуживает порки. Не думаю, что когда-нибудь опять выйду замуж.

– Ты бы не хотела иметь Эми? – с любопытством спросила Дора.

– Я знаю одно, что ни за что бы опять не согласилась на такие муки, – зловеще изрекла Джози и быстро взглянула на Дору. – Но для тебя мы найдем лучшую повитуху, потому что я сама буду совершенно бесполезна, когда тебе подойдет время рожать.

Дора провела не одну ночь, беспокоясь о том же, но еще не решила, кого позвать. Вряд ли она сумеет послать нарочного к тому военному врачу, который лечил Пэйса, даже если тот еще в здешних местах. И этого она тоже не знала со всей определенностью. Да, причины волноваться были, но что делать – неизвестно, а все цветные повитухи уже покинули округ. Другие женщины надеялись на помощь родственниц, но надеяться на Харриет и Джози совершенно бессмысленно.

Она ничего не могла решить и оставила все как есть.

Услышав стук колес, Пэйс выскочил навстречу. Увидев двух женщин, устало входящих в дом, он взорвался:

– Где, черт возьми, вас носило? Эта проклятая кухарка опять варит бобы, Эми капризничает, а… – Тут Пэйс всмотрелся попристальнее в лицо Доры и ударил кулаком в ладонь: – Ты что, хочешь себя убить?

Она заметно отшатнулась. И с тем же успехом могла вонзить ему нож в сердце. Пэйс всегда считал, что Дора – единственный человек в мире, на которого он может положиться в любых обстоятельствах. И что же, ее он тоже оттолкнул. Затейливо выругавшись, он круто повернулся на каблуках и скрылся в доме.

Внутренности у него свело, рука чертовски разболелась, да и все тело ломило после нескольких дней тяжелого полевого труда. И все же груз страха, испытываемого перед ним Дорой, тяготил Пэйса больше всего. Она отпрянула, не желая, чтобы он к ней прикоснулся, и глядела на него, как раненая голубка, отчего Пэйс чувствовал себя мерзавцем. Нет, он, черт возьми, ничем не заслужил подобного отношения.

Он поступает так, как считает правильным, как надо было сделать уже давно. Седлая лошадь, Пэйс подсчитывал в памяти все несправедливости, творившиеся в округе последние десять – двадцать лет. Список злодеяний бесконечен. Он обвинял Джо Митчелла и его пособников в том, что те превратили спокойную земледельческую общину в гнездо работорговли, котел мятежных настроений против Союза штатов и сточную канаву коррупции. Каждый доллар, пущенный здесь в оборот, носил отпечатки грязных рук Джо Митчелла. И Пэйсу нисколько не легче оттого, что его собственный брат увяз по уши в этом дерьме.

Он знал черных женщин округа, которые уже никогда не встретятся со своими мужьями или детьми из-за грязных махинаций Джо Митчелла и Чарли. Дети умирали на плантациях вдоль Миссисипи, оторванные от родных домов и близких. Женщины-рабыни насильно ввергались в проституцию или становились «фабриками» по производству детей, которых потом продавали, потому что Джо Митчелл поклонялся всемогущему доллару. Пэйс не видел оправдания злобной практике растления душ жителей округа, познавших сладость дешевой наживы на слезах и несчастьях черных рабов. Он не мог спасти уже погибшие души, но он мог осуществить наказание. Очевидно, жадный мэр, потеряв источник наживы в торговле рабами, обратился к другим грязным делам. И Пэйс не собирался спокойно наблюдать, как Джо Митчелл упражняется в беззакониях и коррупции.

Апрельское солнце садилось довольно рано. Пэйс въехал на лошади в тень деревьев у реки, но он не заметил розовых красок заката. Пэйс не вдыхал с наслаждением запах молодой травы, не замечал набухших розовых бутонов на кустарнике. Он почувствовал ожесточение при мысли о Доре, отдыхающей сейчас в их супружеской постели. Скрепя сердце, не позволяя теплой волне чувства растопить ожесточение. Да, он не часто последние дни сам ложился в эту постель. Пэйс стал тем, кого хотели сотворить из него отец и армия, – беспощадным мстителем.

Тени спустились во тьму, когда он подъехал к небольшому фермерскому домику. Пэйс свистнул, и на мгновенно осветившемся пороге показалась человеческая фигура. Дверь закрылась, а фигура скользнула во тьму и вскоре возникла снова, ведя в поводу лошадь.

– Мне на этих цветных наплевать, Николлз, – предупредила фигура, садясь на лошадь.

Цветные, о которых шла речь, были прикованы к стене жалкой лачуги, чтобы не убежали, но Пэйс не стал спорить. Он использовал для своих целей все подручные средства, и этот человек сейчас был одним из них.

– У Хомера есть списки, составленные мэром. Если ты хочешь расстроить это свинское дело, ты должен их заграбастать прежде, чем они доберутся до здания суда. Отпустить негров на волю – лучше ничего не придумаешь, чтобы выманить Хомера из дома.

– Но даже если я разорву купчую, он обязательно скажет, что они сгорели при пожаре, а что он все еще законный собственник этих цветных. И он найдет свидетелей.

– Остынь, Маккой, я ведь все еще юрист. И знаю, что делаю. Ты уверен, что сделка-купчая была зарегистрирована в суде, как я тебе сказал, да?

– Да, с этим все в порядке, только какая мне от этого польза? – пробормотал Роберт.

– Значит, ты под защитой закона, ты в своем праве, а он нет. Митчелл изворотливый лживый мошенник, но законов он не знает. И в этом деле отец не сможет его защитить. У тебя есть документ, а у него нет. Ты получишь свою землю обратно. Просто смотри, чтобы твоя матушка больше не подписывала бумаг, которые не может прочитать.

– Да я скорее повешу этого мерзавца. Как помешать ему учинять подобные пакости со всеми вдовами в округе?

– Он попляшет на веревке, будь уверен. Я только выжидаю, когда Джо сам сунет голову в петлю. Может быть, его отец и достаточно силен, чтобы сын не попал в лапы закона, но мы до него доберемся. Это лишь вопрос времени.

Человек, ехавший рядом с Пэйсом, выругался.

– Тыl посмотри, что он натворил на этот раз. Я считаю, его надо повесить не мешкая. И весь округ скажет, что мы герои.

Пэйс фыркнул:

– Вряд ли. Я ведь хожу в изменниках, ты не забыл? Сторонник янки, обожающий негров. Мне еще повезло, что на моем крыльце не повесили петлю.

Роберт неловко заерзал в седле.

– И тебе не помогла женитьба на Доре. Ты прямо напрашиваешься на неприятности. На твоем месте я бы удрал, куда глаза глядят, прежде чем они тебя поджарят.

– Я сам кое-кого немного поджарю до тех пор. Эта земля принадлежит моей семье, и я хочу, чтобы так и оставалось в будущем.

Но так не будет, если Пэйс бросит все на одних женщин. Этому уже есть доказательства. Только поспешные действия Доры на этот раз отвели угрозу. Роберт подумал, а знает ли Пэйс в подробностях все, как это случилось, но спрашивать побоялся. Пэйс был как фитиль, пропитанный маслом. Вспыхнет в мгновение от одной искры. А Роберту хотелось быть подальше, когда взрыв произойдет.

Глава 25

– Что бы ни случилось, ни слова, – предупредил Пэйс, когда они привязывали лошадей под защитной стеной деревьев.

– Да я и так слова не могу сказать от страха, – пробормотал Роберт, – не люблю я такие дела.

Пэйс зло посмотрел на него, но ничего не сказал, и они двинулись в сторону одинокого строения. Его сподвижники уже вызнали, что к чему. Внутри ветхой лачуги из серых от времени деревянных планок лежали с десяток рабов разного возраста и пола, прикованных к стене. На некоторых виднелись рубцы от плетей. Все были истощенными от плохой и недостаточной еды и чрезмерной работы. Хомер хотел засеять все свои поля, даже несмотря на то что у него теперь была, по сравнению с прежними временами, только половина рабов.

Роберт остался сторожить, а Пэйс вошел в лачугу. Кто-то стонал. Быстрый шорох на полу свидетельствовал, что он вспугнул крыс. Затем шорох замер, а люди увидели его. Не смея зажечь свечу, Пэйс ощупью пробрался вдоль стены, пока не наткнулся на первую цепь. Раб неуклюже задвигался, но не проронил ни звука. Пэйс пробежался руками по звеньям до железного крючка, вбитого в стенку. Закусив губу, он вставил отвертку в середину замка, произнес про себя молитву и ударил молотком по отвертке левой рукой. Нацелился он неточно, и поэтому выругался, когда молоток ударил больше по руке, чем по отвертке. Раб молчал и терпеливо ждал, когда он повторит попытку. Пэйс разбил замок только третьим ударом. Цепи упали на пол, и огромный, тощий как скелет человек поднялся с земли. Взяв молоток у Пэйса, он так же молча двинулся ко второму рабу. Все проснулись. Заплакал ребенок, и кто-то стал его утихомиривать. В темноте все зашевелились, нетерпеливо стараясь подтянуться к уже освободившимся. Когда молоток ударил мимо, кто-то вскрикнул. На человека зашикали.

Пэйс теперь стучал по замку рукояткой пистолета. Раб, которого он освободил первым, методично сбивал замки и сдергивал их на сторону. Не хотел бы Пэйс подвернуться этому силачу под руку, когда он зол, но он хорошо понимал, почему раб с такой яростью уничтожает оковы. Некоторые из этих людей были одна кожа и кости. Один едва вышел из детского возраста.

Женщина кинулась опрометью из лачуги, едва упали ее цепи. Пэйс нахмурился, но понадеялся, что она их не выдаст. Остановить ее он не успел. Другие немедленно последовали за ней, и Пэйс не мог их осуждать. Он бы тоже подумал прежде всего о побеге. Некогда кентуккийцы гордо провозгласили, что народ штата всегда будет верен федеральным законам. Этот день канул в вечность. Теперь место лояльности заняли недовольство, страх и ненависть.

Опять закричал ребенок, и какой-то мужчина громко выругался, споткнувшись в темноте. Роберт шепотом предупредил, чтобы не шумели, но было уже поздно.

Пэйс услышал снаружи крик и понял, что время пришло. Он знал; что оно настанет. Нельзя удержать в тишине и безмолвии десяток людей, пока всем не удастся благополучно бежать. Пэйс только надеялся, что успеет сбить со всех оковы до тех пор, пока не настанет очередь привести в исполнение вторую часть плана. Сильным ударом по замку он освободил еще одного раба. Рабыню. Он не стал выяснять, может ли та подняться с пола без его помощи. Теперь здоровая рука и пистолет понадобятся ему для другой цели.

Пэйс выскользнул из лачуги, не глядя, сколько человек там осталось. Луч света выхватил из темноты дорожку от порога Большого дома к лачуге. На пороге четко вырисовывалась громоздкая фигура Хомера с ружьем в руке. Он целился. Пэйс знал, что тот не сумеет достать выстрелом длинную стену лачуги, но распознал марку ружья. То был очень дорогой «винчестер». Раздались выстрелы в ночную темноту и крики женщин. При первых же выстрелах из дома надсмотрщика выскочил человек, и Пэйс выругался. Он-то рассчитывал, что Хомер поскачет за подмогой и дома никого не будет. И еще он не ожидал, что кого-нибудь ранят.

Прозвучал шальной выстрел, и кто-то вскрикнул. Все еще сыпя проклятиями, Пэйс поднял пистолет и прицелился как можно тщательнее, действуя по необходимости левой рукой. Пуля должна была выбить «винчестер» из рук Хомера, и так бы и случилось, не выскочи надсмотрщик в эту самую минуту на линию огня.

Надсмотрщик вскрикнул, завертелся волчком на месте и упал на землю. Пэйс убивал и прежде, но не при подобных обстоятельствах. Он пошарил взглядом в поисках Роберта, но не мог найти его в столпотворении, которое началось во дворе. Если у парня есть хоть капля здравого смысла, то он уже должен быть в доме и перетряхивать ящики бюро. Надо дать Роберту больше времени.

Только на секунду внимание Пэйса отвлеклось от происходящего, но за это краткое мгновение Хомер успел выбежать и теперь мчался по двору, на ходу заряжая ружье. Увидев его, одна из рабынь схватила плачущего ребенка и попыталась убежать вслед за другими, но она едва могла стоять на ногах и споткнулась под тяжестью ребенка. Пэйс почувствовал дурноту, когда Хомер поднял «винчестер» и прицелился. Пэйс не хотел убивать, но снова поднял пистолет.

Однако выстрелить не успел. Из тени сзади выступила огромная скелетообразная фигура. Сильная рука сжала шею Хомера, дернула его назад, и на весь двор раздался треск ломаемых шейных позвонков.

Пэйс почувствовал в желудке жгучую судорогу, но анализировать ощущения времени не было. Это война, явная и беспощадная. Он может лишь следить за тем, Чтобы его люди выполняли необходимые приказы. А Хомер был их врагом.

Рабы исчезали в кустарнике и небольшом леске поодаль. Отнеся стонущего надсмотрщика в его жилище, Пэйс бросился в Большой дом к конторке, в которой хранились купчие на рабов.

Здесь и находился Роберт. Он совал толстые пачки бумаг в карманы сюртука, а также в большой патронташ. Пэйс помог ему опустошить стол.

С верхнего этажа раздавались испуганные женские голоса матери Хомера и горничной. Пэйс дернул Роберта за руку, подхватил патронташ и побежал.

– Хомер мертв, и неизвестно, выживет ли надсмотрщик.

Хотя эти слова прошептали через прилавок Джози, Дора их тоже услышала, но притворилась, что ничего не поняла. Неизвестно, предназначалась ли эта новость только для ушей Джози. Но в городе вряд ли подозревают в случившемся участие Пэйса.

– А где же рабы взяли ружья? – спросила с наигранным простодушием Джози.

– Кто-то им помогал, – нетерпеливо отвечал голос. – Кто-то вошел к ним и всех освободил, а они взбесились, получив волю, как свиньи, вырвавшиеся из загона. Теперь, узнав вкус крови, они всех нас поубивают прямо в наших постелях.

Дора подумала, что ничего нелепее она не слышала за все утро. Будь она такой сбежавшей рабыней, она сразу же устремилась бы к реке. Задерживаться и мешкать, чтобы отомстить белому, никак бы не взбрело ей в голову, тем более что самые ненавистные из белых были уже мертвы или умирали.

– Джози в ужасе ойкнула. Она поверила истерическим страхам говорившей. Вздохи и встревоженные голоса подтвердили, что страх чувствует не только она. Сегодня ночью все эти женщины будут дрожать в своих постелях. А это возбуждает даже больше, чем чтение на ночь романа с готическими кошмарами, но сейчас время не располагает к возвышенным литературным страхам.