Глава 16

– Здесь сыро. Нужно внести ребенка в дом.

Аксель вышел из машины, обошел ее, открыл дверцу и начал поспешно отстегивать ремни люльки. Майя сосредоточилась на том, чтобы выбраться из машины. Где добрые старые времена, когда молодой матери разрешалось провести в родильном отделении пять дней и не спеша оправиться от пережитого? Ощущение было такое, словно ее переехала вагонетка, да и бессонная ночь сделала свое дело. Не было сил на препирательства с деспотом, которому – не важно, по какой причине – вздумалось командовать ею как своим персоналом. И потом, разве она не знала, что так случится? Прекрасно знала, с той самой минуты, когда он перешагнул порог магазина. Одно слово – Дева!

Дом показался ей еще более пустым и гулким, но Аксель нес люльку с ребенком, и ничего не оставалось, как следовать за ним.

– Для начала отдохнешь от поездки. Я заберу детей из школы, а дома ими займется Дороти. Советую выспаться, потому что дети, конечно же, строят планы развлекать тебя весь вечер. Поговорить можно и завтра.

Аксель внес люльку в комнату, которую Майя с Мэтти занимали раньше. Но сейчас у кровати стояла чудесная колыбель ручной работы, задрапированная в бледно-розовое, с розовым бельем. При виде ее Майя чуть не разрыдалась. Колыбель! Ей так хотелось колыбель для Алексы – безумно, страстно; она прикидывала, не купить ли кукольную. Пусть это ненадолго, но все-таки лучше, чем ящик от стола. И вот она стоит над настоящей колыбелью, с кружевной оторочкой, с погремушками, с мягким матрасиком.

Майе захотелось броситься на пол и выплакать счастье и горечь, но она испугалась, что потом не сумеет подняться.

– Это ведь не покупная колыбель, правда? – робко спросила она, молясь, чтобы он не сказал «покупная».

– Я сделал ее сам... – Голос Акселя сорвался, он кашлянул и добавил: – Несколько лет назад. Подойдет?

Он стоял спиной, но на сей раз ей не нужно было читать в глазах. Боль была во всей его позе, в его голосе. Этот человек общался с сильными мира сего, заправлял рестораном, обладал богатствами мира, но до смерти боялся обнаружить свои чувства. Должно быть, в детстве он часто слышал, что мужчины не плачут.

– Это самая красивая колыбель, какую я видела, – сказала Майя сквозь слезы.

Аксель круто повернулся, лицо его исказилось. Точно такое же выражение было, когда он узнал, что придется принимать роды. В Майе всколыхнулись нежность, и тяготение, и странное чувство единения. Ей захотелось погладить его по гладко выбритой щеке, где мышцы под кожей окаменели от того, что он сильно стиснул зубы. Но она не сделала этого из страха обратить Акселя в бегство. Теперь она лучше понимала его.

Слезы все еще были близки. Чтобы не дать им пролиться, Майя занялась ребенком.

– Спасибо, что позволил пользоваться колыбелью, – совсем тихо сказала она. – Я и не мечтала о такой. Это самое прекрасное, что ты сделал в жизни, если не считать, что помог Алексе появиться на свет.

– На чердаке она покрывалась пылью. – Аксель заметно приободрился. – Я прихвачу твой чемодан. Селена упаковала кое-что из вещей в коробки, я их положил в шкаф. Разберешь, когда сможешь.

Он вышел.

Майя подумала: если она намерена выжить в этом партнерстве, надо научиться спорить, а не лить по малейшему поводу сентиментальные слезы. Однако в данный момент деспотизм Акселя был даже кстати. Она очень устала. Страшно было подумать, как бы она управлялась со своими обязанностями в малоприспособленной школе, с двумя дюжинами горлопанов этажом ниже.

И Майя сделала то, что ей удавалось лучше всего, – поплыла по течению. Обдумать поведение Акселя можно было и позже, когда появятся силы. Уложив Алексу, она села на кровать и стала покачивать колыбель.

– Она только и делает, что спит? – возмутился Мэтти, зайдя проститься с Майей перед школой.

Накануне он наотрез отказался провести ночь в другой комнате. Пришлось разложить для него спальный мешок на полу рядом с кроватью. Майя боялась, что по прибытии из роддома найдет испуганного, замкнутого ребенка, каким Мэтти впервые предстал перед ней, но он, напротив, излучал чисто мужскую самоуверенность. Это было большим облегчением.

– Спит, когда не плачет. Ты тоже был таким, – поддразнила она.

Мэтти поморщился, потом расплылся в улыбке и обнял Майю. Констанс не сводила с Алексы зачарованного взгляда.

– Какая крохотная... Я и не знала, что дети такие... Совсем как моя кукла...

– Подожди, пока она заплачет или улыбнется, и ты увидишь, что на самом деле сходства не так уж много. Когда вернешься, можешь ее подержать.

Констанс подняла взгляд, исполненный благоговейного трепета. Майя со смехом раскрыла ей объятия:

– Обними меня! Вот будет радость, если Алекса вырастет в такую девочку, как ты.

Просияв, Констанс стиснула Майю в быстром объятии и потащила Мэтти за собой, крича:

– Опоздаем! Папа ждет!

Если бы люди всю жизнь оставались детьми, вместо того чтобы вырастать в нечто упрямое, заносчивое, напористое!

Так думала Майя час спустя, когда Аксель появился в дверях спальни во всем блеске своей элегантности. На нем был синий галстук с золотистым отливом. Недавно он побывал у парикмахера и не далее как час назад побрился.

Это он нарочно, чтобы выделиться на ее фоне.

Майя поправила волосы, хотя это вряд ли могло помочь. Рядом с ухоженным мужчиной она напоминала эпицентр землетрясения. Так хотелось прочитать мысли Акселя, когда он задержал на ней взгляд. Ребенок завозился. Он подошел, взялся за резную спинку и качнул. Малышка тотчас затихла. Аксель был удивлен.

– Почему они так это любят?

– Потому что в лоне матери все время покачиваются, как поплавки на воде, – с умным видом ответила Майя и засмеялась. – Откуда мне знать? Клео и подростком всегда засыпала в машине.

Бог знает почему, между ними возникла и нарастала непривычная неловкость. Утром Аксель принес завтрак: тосты, апельсиновый сок и чашку горячей воды с пакетиком жасминового чая, – но сразу ушел, осведомившись, спокойно ли прошла ночь. Майя подумала тогда, что он забыл про обещанный разговор, и не ждала его домой рано. Но Аксель вернулся сразу, как только отвез детей в школу.

Было очень мило с его стороны вспомнить про завтрак. Майя не успела тогда его поблагодарить и сейчас улыбнулась.

Аксель напрягся. Отошел к стене, нервно тронул рисунок Констанс. Отвернулся к окну. Майя поспешно перестала улыбаться.

Погруженная в учебу, измотанная работой, она считала зрелых и преуспевающих мужчин чем-то нереальным, относилась к ним как к выдуманным героям сериалов. О них можно было наивно мечтать, над ними можно было посмеиваться, но их нельзя было встретить в простой повседневности. Стивен, самый старший ее любовник, теперь казался едва подросшим мальчишкой. Аксель, такой уверенный и, конечно же, опытный, понемногу начинал ее пугать.

Следовало помнить о том, что все это внешний лоск и под его рекламной внешностью таится энергичный ум, а бесстрастный взгляд скрывает живую, способную на сострадание душу. Но как скинуть со счетов эту элегантность, хищную грацию, этот шарм? Хорошо, что он не вылезает из своих безупречных костюмов, иначе она еще многое найдет достойным восхищения!

Однако надо было приступить к разговору, пока у обоих не сдали нервы.

– Ты что-то хочешь мне сказать?

Отлично! Тонкий дипломатический ход!

Аксель сжал губы еще плотнее. Бесцельно подвигав предметы на туалетном столике, он как будто обрел решимость и уселся в кресло рядом с кроватью.

– У нас проблемы, – заявил он и снова умолк.

– Я думала, что услышу что-то новенькое, – заметила Майя с иронией. – Я понемногу решаю свои, тебе не следует забивать ими голову.

Судя по взгляду, Аксель сильно в этом сомневался.

– Я и не стану, если сумею отделить твои от своих.

– Это очень просто. – Она сморщила нос, едва удерживаясь от смеха. – Я вывезу из злополучного здания все, что мне принадлежит. Ты не станешь посылать Констанс в мою школу. И глазом не моргнешь, как каждый из нас будет сам по себе.

– Я еще не решил, как поступить. Майя в изумлении уставилась на Акселя:

– То есть ты не хочешь, чтобы каждый из нас был сам по себе? Пойми наконец, от меня одни неприятности! Я – ходячее злоключение! Что-то не похоже, чтобы ты мог ужиться в зоне стихийного бедствия.

По правде сказать, как раз рожденные под знаком Девы превосходно справлялись с ролью покровителя, но Майя не собиралась ставить Акселя в известность на этот счет. Сначала важно было понять, нужен ли ей покровитель. Аксель переплел пальцы.

– Я уживусь где угодно, было бы желание, – заверил он мрачно. – Речь не об этом. Сандра потребовала устроить тест пригодности на отцовство и не получила категорического отказа. Судья колеблется. По ее словам, я не способен растить ребенка.

У Майя округлились глаза.

– Не может быть! Ты даешь Констанс все, что только возможно! Это всего лишь этап ее развития, и она почти преодолела его!

– Сандра может превратить в ад как мою жизнь, так и жизнь моей дочери. Будут судебные заседания, Констанс придется на них присутствовать. Ее будут осматривать судебные психологи. Адвокаты затянут это, насколько смогут.

Майя поморгала. Не то чтобы она примирилась с ролью жертвы, но считала, что виной всему низкая социальная ступень, которую она занимает. Что же выходит? Что все равны перед безжалостной машиной судопроизводства? В слепом стремлении исправить просчеты правосудие изобрело сухой, казенный эталон и с его помощью определяет пригодность к воспитанию детей. Женщина имеет все права в борьбе против мужчины, а деньги неизменно перевешивают любовь на весах правосудия.

Впервые Майя до конца поняла, в какую ловушку загнан Аксель. Он столько для нее сделал, что не воздать ему и за миллион лет, но можно было предложить то немногое, что было в ее силах.

– Чем я могу помочь?

– Выходи за меня замуж, – отчеканил Аксель, глядя ей прямо в глаза.

Если бы потолок вдруг разверзся и в спальню впорхнула стайка сладкоголосых райских птиц, Майя не могла бы удивиться сильнее. Вообще говоря, примерно в эту минуту тучи впервые разошлись, и пересмешник за окном завел свою песенку. Алекса завозилась и зачмокала в колыбели.

Алекса. Дочь. Ребенок, которого ей следует оберегать каждой клеточкой тела. До сих пор она не слишком в этом преуспела. Все было заслугой Акселя. И вот он предлагает окончательно переложить ответственность на свои плечи. Он сошел с ума.

– Это шутка? – спросила Майя, нервно дергая выбившийся завиток.

– Вовсе нет! – ответил Аксель с куда большим чувством, чем прозвучало в его предложении. – Я уже переговорил с адвокатом и судьей. Оба они единодушны в том, что мой брак лишит Сандру оснований для иска. Особенно брак с женщиной, у которой есть учительский диплом.

Этот человек просто обожал, когда солдатики маршируют в четком строю, а она... предпочитала партизанскую войну. Майя сумела остаться серьезной, поскольку положение было серьезное.

– Значит, – сказала она, – ты готов принять в свой дом гувернантку, а также ребенка и племянника?

– Буду рад обсудить твои условия, – сказал Аксель не моргнув глазом. – Просто жить под одной крышей неразумно: социальный отдел уже пригрозил отобрать Мэтти, поскольку атмосфера в доме сложилась «аморальная». Мы ему не родители, ни один из нас, и адвокат считает, что у них есть на это право.

Он помолчал, собираясь с мыслями. Ужас Майи был так велик, что она не издала ни звука.

– Я собираюсь сразиться с Ральфом на политической арене, а для этого должен быть человеком состоявшимся, семейным. Если узаконить наши отношения, выиграют все, даже твой и мой бизнес.

Узаконить отношения? Какие? Если отношения все-таки имеются, значит, они самые странные. Сообразив, что Аксель говорит серьезно, Майя не сразу обрела дар речи.

– Неприятно заострять на этом внимание, – осторожно начала она, – но брак – это нечто большее, чем забота о детях и политические битвы.

– Я был женат, знаю, – сказал Аксель. – Как муж, я не подарок: не терплю, когда меня выбивают из колеи, не умею эмоционально поддержать женщину. Зато вы все сможете на меня рассчитывать в трудную минуту. За мной вы будете как за каменной стеной. Я помогу тебе с магазином, а твоей сестре, если она захочет, с устройством на работу. Это честный компромисс.

Нет, в самом деле, он говорил серьезно. Майя сумела наконец перевести взгляд на просторную комнату, предоставленную в ее распоряжение. Она будет как сыр в масле кататься, даст детям все, о чем можно мечтать, поможет Клео начать новую жизнь и навсегда забудет о социальном отделе. Надо только сказать «да».

И поставить крест на мечтах о любви, о личном счастье.

В сердце больно кольнуло.

Всю жизнь она хотела встретить человека, который полюбит ее такой, какая она есть. Но она не из тех, кого любят. Майя поняла это за годы скитаний по приютам, по приемным родителям, по неподходящим приятелям. Кому по душе эксцентричный характер? Никому! Его нужно понимать, им нужно проникаться, а на это нет ни времени, ни желания. Что же теперь? Обменять мечты о любви на комфорт и безопасность? Но ведь не ради себя! Ради Алексы, Мэтти, Констанс.

– Ты ничего не упустил? – спросила Майя прямо. – Как насчет секса?

Аксель был поражен ее прямотой, но без колебаний кивнул:

– Ради детей нам лучше будет соблюдать обет верности, а значит, придется как-то уладить этот вопрос.

Рассуждая, Аксель не смотрел на Майю, но она вдруг шестым чувством угадала, что его мысли неизменно странствуют поблизости от этого вопроса. Неужели северный бог находит ее физически привлекательной? Может, находил и раньше, даже называя «беременной на втором году»? По спине прошел сладкий озноб. Такие страсти свойственны Скорпиону, но если уж ими обзаводится Дева... тогда прощай здравый смысл!

Пришлось напомнить себе, что на одной только страсти семьи не построишь.

– Должен признать, – продолжал Аксель, – ты не дергаешь меня по поводу и без повода, как это свойственно большинству женщин. Можно надеяться, что жизнь моя останется в привычной колее. – Он поколебался. – Ты молода и, конечно, мечтаешь о человеке помоложе, но ты умна и оценишь выгоды моего предложения. В ответ я сделаю все, чтобы сделать тебя счастливой.

Он был уморительно серьезен! Во всем прав – и во всем не прав. Одно слово – Дева.

– Ты просто чудо! – сказала она. – Каждая девчонка мечтает о таком, как ты, – о рыцаре на белом коне, который однажды спасет ее и потом будет вечно лелеять.

Аксель понял иронию, сдвинул брови, но дал Майе высказаться.

– Я не хочу превратить твою жизнь в ад. Для нас обоих! Всю жизнь я жила по чужой указке и просто не могу продолжать в том же духе. – Она хотела остановиться, но слова копились так долго, что плотину должно было когда-нибудь прорвать, и вот это случилось. – Я в самом деле ценю твое предложение, и принять его было бы так чудесно! Но я этого не сделаю. Ребенком я была вынуждена принимать благотворительность, но теперь я уже взрослая и могу выбирать. И я хочу обеспечить себя сама. Я согласна жить под дырявой крышей, если она будет моей собственной, потому что только с нее я смогу, если захочу, запустить воздушного змея. Я не могу войти сюда в грязных кроссовках, разрисовать стены, если нападет блажь, не могу закричать в полный голос, чтобы снять напряжение. Это не мой дом. Не тот, где я могу делать все, что захочу.

Аксель опустил взгляд на сплетенные пальцы, и Майя заметила, что они дрожат. Он тоже заметил это и скрестил руки. Потом снова поднял взгляд. Никогда еще она не видела в этих светлых глазах такого вызова, такой решимости.

– Кричи. Рисуй. Делай с этим домом все, что захочешь. Оставь мне только одно крыло.

Декабрь 1945 года

«Я наняла нового пианиста, он не играет грустных песен и умеет меня развеселить. Я заказала для бара сплошное зеркало и вызвала обойщиков. Если придать этой дыре шику, может, станут заходить и леди.

А что, если начать кампанию по легализации спиртного? Ради этого я готова по воскресеньям посещать церковную школу, где вечно ошивается твоя новая подружка. То-то удивится крошка Долли! А известно ли ей, как часто ты прикладывался своим красивым ртом к стакану спиртного? И не только к нему! Знает ли она, где бывал твой рот? О, я могу ей многое порассказать!»

Глава 17

Ребенок заплакал громче. Аксель покачал колыбель, однако на сей раз это не помогло. Не следует забывать, подумал он, что грудные дети – создания шумные и назойливые, и отказ Майи выйти за него даже кстати. Ресторан и Констанс – в достаточной мере и бремя, и радость, а если станет скучно, можно ввязаться в избирательную кампанию.

Только ему не скучно, а одиноко.

Аксель склонился к недовольной малышке, обнаружил испачканный памперс и поморщился. Еще одна причина для радости по поводу отказа. Грудным детям нужно менять подгузники, а он понятия не имеет, как это делается. Спасать лицензию придется по-другому, да и Констанс будет лучше у Сандры.

Получить отказ было обидно, но скорее всего Майя права. Им ни за что не ужиться. Он совершенно утратил здравый смысл. Как можно баллотироваться в мэры, если женат на женщине с пурпурными волосами и в кроссовках с драконами? Ему бы радоваться, что хоть Майя проявила достаточно здравомыслия. Почему же так тягостно на душе, словно в разгар золотой осени дохнуло ледяным холодом?

Малышка поморгала круглыми глазенками и вцепилась Акселю в палец. Пока они смотрели друг на друга, комок в горле рос.

– Давай ее сюда! У меня есть упаковка памперсов. Мама одной из учениц передала их с Селеной, которая бы ни за что не догадалась сама.

К тому времени как Аксель извлек ребенка из колыбели, Майя приготовила все необходимое. Она взяла дочь.

Ее дочь. То, что он принял роды, еще не делает его отцом.

Тем не менее Аксель уступил Алексу матери без всякого желания, в особенности потому, что крохотная ручонка продолжала цепляться за его палец. Будь это их общий ребенок, он предоставил бы ей палец на все время кормления. Будь Майя его женой...

Аксель резко напомнил себе, что готов жениться на ней только ради Констанс.

– Искусственное вскармливание стоит денег, – сказал он, не в силах сдаться без борьбы. – Того, что тебе дали в родильном отделении, надолго не хватит.

Он навел подробные справки по этому вопросу и испытывал раздражение при мысли о том, что не может переспорить молоденькую женщину, неспособную прокормить даже себя, не говоря уже о ребенке.

Наверное, дело в том, что он приводит те же аргументы, что привел бы в споре с Анджелой или любой пустоголовой девчонкой из своего персонала. Майя не из таких. За ее уклончивой позицией кроется мудрость, приобретенная на собственном горьком опыте. Очень может быть, что в ее доводах есть рациональное зерно.