Эвелин строго посмотрела на него, но выражение лица Хэмптона, когда он открывал перед дамой дверь спальни, было невинным.
Все еще нервничая, она внимательно оглядела место их будущего ночлега. Алекс зажег лампу на столе, и комната озарилась мерцающим светом. Круглый стол, два стула… треснувший кувшин и таз для умывания, стоявшие на полке… Ее внимание привлекло резкое движение Алекса, который откинул с кровати ветхое покрывало. Простыни под ним оказались чистые, и он удовлетворенно хмыкнул. Эвелин насторожилась, ей особенно не понравилось, с каким видом Хэмптон подошел к ней.
— Ну вот, вся ночь в нашем распоряжении. Располагайтесь поудобнее. В такой одежде тут будет жарковато… Позвольте вам помочь.
И прежде чем Эвелин успела слово сказать, он принялся расстегивать пуговицы. От ощущения его рук у себя на груди у Эвелин перехватило дыхание. А его пальцы скользили все быстрее, он не давал ей опомниться. Вот уже куртка соскользнула с плеч, и Эвелин даже стало интересно, сумеет ли она сказать хоть слово, прежде чем останется совсем без одежды.
Но, к ее облегчению, вслед за этим Алекс стал снимать свой сюртук и, встряхнув его, повесил на спинку стула. Оставшись в свободной рубашке, он стал двигаться раскованно и грациозно. Эвелин словно зачарованная смотрела, как, задрав квадратный подбородок, он отстегивает кружевное жабо. Он заметил ее взгляд и внимательно посмотрел на Эвелин. Затаив дыхание, она ждала, примется ли он снимать рубашку. Она слишком хорошо помнила свои ощущения при виде его открытой груди в ночь погрома.
Однако он не стал этого делать, и Эвелин, отвернувшись, принялась демонстративно разглядывать замусоренный пол, где, по предположению Хэмптона, можно разложить полдюжины тюфяков. Отвлекшись, она не услышала его шагов. Одна могучая рука обняла ее за талию, в то время как другая отняла пистолет и положила на стол.
Его мягкий, почти нежный голос принялся нашептывать ей в волосы:
— Стесняться уже слишком поздно, мисс Веллингтон. Мы оба знаем, что произойдет в эту ночь. Если вам так больше по душе, представьте, что это наша брачная ночь. Это ведь ничем не хуже, чем провести ее в «Королевской Короне» или на одной из узких кроватей в доме вашей матушки… Или леди вообще не думают о брачном ложе, когда заставляют мужчин давать клятвы?
Поглаживания его широкой ладони, которая все выше поднималась по бедру, были приятны, даже желанны. От его слов кружилась голова. Когда Эвелин попыталась отстраниться, мышцы у него на руке затвердели словно камень.
— Вы сошли с ума! Сейчас же пустите меня!.. Вы ведь хотите стать моим мужем не больше, чем я вашей женой!.. Алекс, прошу вас, довольно! Я не выдержу.
В голосе ее проскользнули истерические нотки. Алекс чуть ослабил хватку, но только чтобы повернуть к себе и найти ее губы. В ее глазах зажглись темно-лиловые огни, это его раззадорило, и он наклонился ниже.
— Я вовсе не принуждаю вас, мучительница моя, — пробормотал он совсем тихо, ощущая ее дыхание. — И никогда не буду. Это не нужно. Вы понимаете?
И его губы, мягко прикоснувшись, стали искать ответного движения, находя ее губы, чуть касаясь их языком. Эвелин пыталась оттолкнуть его, но Алекс слишком хорошо знал, как бороться с ее агрессивностью. Его движения стали мягче, и, не давая себе отчета, чтобы сохранить равновесие, она снова положила ладони ему на грудь. От тепла его тела под тонкой тканью Эвелин показалось, что она сама начинает таять. И губы ее покорно раскрылись, принимая его поцелуи.
Она вся задрожала, когда его язык нашел наконец чуть приоткрытый вход между ее губами, потом, прикрыв глаза, вся отдалась медленному огню желания. Он задышал быстрее, Эвелин ощутила удары его сердца под своей рукой, поцелуи его становились скорее требовательными, чем нежными, и он все сильнее прижимал ее к себе.
Хриплый сдавленный звук, вырвавшийся у Алекса из горла, вернул Эвелин те остатки здравого смысла, которые не успели улетучиться. Да, она, оказывается, хотела этого больше, чем могла себе представить, но не за счет всех остальных своих принципов. Она отвернула голову, но из объятий вырваться не сумела. Он, словно ничего не замечая, продолжал целовать ее шею, волосы.
— Алекс, это невозможно. Нам лучше вернуться в город. Одна его рука все теснее обхватывала ее талию, в то время как другая искала заколки в тяжелой массе волос.
— Да результат-то будет все равно один и тот же — проведете вы ночь здесь, со мной, или в дороге. В глазах всего мира вы уже пали… Да не сопротивляйтесь вы так…
Стук в дверь сообщил, что прибыл ужин. Алекс, чертыхнувшись, отпустил Эвелин, которая принялась поправлять волосы. Сам он шагнул за спинку стула, чтобы скрыть некую возникшую ниже пояса очевидность, и приказал кухарке войти.
Ему вовсе не понравился взгляд, которым старуха окинула растрепанные волосы Эвелин, но Алекс тут же напомнил себе, что именно Эвелин и поставила их в такую щекотливую ситуацию. Он-то полностью сознавал, что для него выход из этой ситуации один — женитьба на Эвелин. И если она все это устроила нарочно… Он отослал кухарку, как только та накрыла на стол, и запер дверь.
Когда он вернулся к столу, Эвелин смотрела на него так, словно он сам дьявол. Поклявшись себе, что Эвелин не покинет этой комнаты, пока не простится с девственностью, он пододвинул стул, приглашая ее сесть. На сытый желудок обольщать куда легче.
Учитывая, что между ними будет хотя бы стол, Эвелин решилась. Она много раз сидела напротив Алекса за обеденным столом, но никогда не видела его таким. Без сюртука, в распахнутой рубашке, он словно сбросил с себя маску цивилизованности, которая и так с трудом держалась на нем. А если бы она подняла глаза чуть выше, то увидела бы над квадратным подбородком, над покрытыми щетиной скулами недобрый взгляд почти черных глаз. Но она опустила глаза, будто прикованная к зрелищу его больших, сильных рук, манипулирующих вилкой и ножом. Она знала, что могут сделать с ней эти руки, и внутри у нее все сжималось от жутковатого предчувствия.
— Вы не едите, — равнодушно заметил он.
— Я не голодна.
Она отодвинула тарелку и сложила руки на коленях, стараясь не смотреть на него.
— Ну, если вы так спешите разделить со мной постель, то я подчиняюсь.
Алекс отрезал ломтик ростбифа и отправил его в рот, глядя на нее чуть насмешливо.
Эвелин побледнела и бросила затравленный взгляд на широкую кровать с откинутым покрывалом. Потом взяла стакан и принялась жадно пить.
— Вино, конечно, более приличествовало бы случаю, но сомневаюсь, что у нашей хозяйки оно есть. Вот, правда, кувшин с элем. Выпейте, расслабьтесь.
— Мне незачем расслабляться. — Эвелин ткнула вилкой в мясо. — И я не собираюсь делить с вами постель. Весь мир может думать что ему угодно… Я вообще не понимаю, что с вами сегодня. Вы ведете себя так, будто я виновата, что мы оказались здесь и у нас украли лошадей. Лучше бы поразмыслили, кто это сделал и почему.
— У меня есть прекрасная идея. Очень жаль, что она не пришла мне в голову самому. Но я никогда не думал о женитьбе всерьез, и моя мысль не развивалась в этом направлении. А теперь, когда выбор сделан за меня, я вижу, что вы правы. Мы прекрасно подойдем друг другу, как только я избавлю вас от ваших девственных предубеждений.
Внутри у Эвелин все застыло, но она не отвела взгляда.
— Не знаю, на чем основаны ваши обвинения. Почему вы вообще считаете, что я способна на такое?
Алекс беззаботно отмахнулся.
— Какая теперь разница? Все вышло к обоюдному удовольствию. Моя семья уже столько лет стремится меня с кем-нибудь окрутить. Они с радостью пустят в ход все свое влияние, чтобы устранить ненужные слухи и обелить ваше имя. А пока вы поживете со мной в Англии. Суд не достанет вас там. А если и достанет, то родственнички позаботятся, чтобы штраф был заплачен прежде, чем вас посадят в тюрьму. Решение, как видите, самое простое, нужно только все рассчитать по времени… Когда вернемся в город, можно сделать оглашение, а потом останется лишь молиться, чтобы один из кораблей кузена пришел раньше, чем вы отправитесь в тюрьму. Но в любом случае между этими двумя событиями мы поженимся.
Эвелин принуждала себя есть, чтобы он не спешил за разговором возобновить свои приставания.
— Есть одна проблема, мой друг. Я не хочу за вас замуж.
Болезненная усмешка искривила его губы.
— Единственный раз в жизни захотел, чтобы мне ответили «да», и вот… Это, в конце концов, может оскорбить мою мужскую гордость. Ладно, довольно разговоров, вы все равно не едите. Допивайте эль и будьте умницей…
Она не спеша цедила тепловатую жидкость, украдкой посматривая на него. Он не мог даже представить, что женщина способна отказать ему. Он, конечно, не был смазливым обходительным красавчиком, которому стоит только подмигнуть, чтобы у женщины все задрожало внутри. Но Эвелин такие и не нравились, она предпочла бы его мускулистые плечи и квадратный подбородок. Правда, она побаивалась недоброго огонька в его глазах, но сейчас он сердился больше на себя. И она нисколько его не боялась, хотя и понимала, что он во много раз сильнее.
— Я разумна как никогда. Все дело в том, что я не принадлежу Англии. А вы — англичанин. Расскажите мне о других женщинах, которые отвергли ваше предложение. Я уверена, что они отвергали не вас…
Темные глаза глянули на нее удивленно, но, так как она продолжала есть, Алекс начал говорить:
— Мне было лет шестнадцать, когда мне отказали в первый раз. А вообще-то, я не понимаю разницы, когда мне отказывают или не соглашаются на мое предложение… Может, просветите?
Эвелин цедила свой эль и пыталась понять, что в его словах рисовка, а что он чувствовал на самом деле. Притворяться он не умел, и сейчас в его как бы случайных вопросах она чувствовала зерна неподдельного интереса.
— Если б вы были колонистом, честным тружеником, а не наследником графского титула, я выглядела бы последней дурой, отказавшись от вашего предложения. Но я не смогу жить в Англии, вдали от моей семьи, друзей, не смогу вести праздную жизнь графини. Я отвергаю именно это, а не вас…
Подобие улыбки появилось на его лице, и что-то блеснуло в глазах, когда он придвинулся к столу.
— Значит, если бы я остался здесь и сказал своему кузену, чтобы он искал другого наследника, вы бы согласились выйти за меня?
Она поняла, что загнала себя в западню. Перестав притворяться, что ест, она постаралась обдумать ответ. Ее тело хотело провести остаток своих ночей в одной постели с ним, но страсть имеет слишком мало общего с логикой жизни. Сможет ли он стать хорошим мужем и отцом? Алекс смотрел на нее, ожидая ответа. Внутри у Эвелин все замерло.
— Я никогда всерьез не думала об этом. Мне трудно представить, как вы приходите после трудового дня в маленький, скромный дом, обнимаете детей, целуете жену. Вы же говорили, что вам не нужны ни семья, ни дети… Чтобы ответить вам иначе, мне нужно перевернуть все в себе.
— Боюсь, что и мне тоже. — Алекс опять откинулся на стуле и посмотрел на нее озадаченно. — Да, я не такой человек и никогда таким не буду. Но вы и словом не обмолвились о любви. Разве это не перевешивает все?
Эвелин спокойно встретила его взгляд.
— Если между мужчиной и женщиной существует симпатия и уважение, то со временем придет и любовь. Я считаю, что все решают хорошее отношение и уважение.
В его глазах вновь зажегся интерес, но Алекс тут же пригасил его обычной насмешливостью.
— Очаровательная теория! А как же мы узнаем, что мы друзья?
Эвелин давно считала, что так оно и есть, но теперь задумалась. Друг никогда не стал бы заставлять ее делать что-то против воли.
— Какое это имеет значение? Все равно это не поможет нам узнать, почему мы здесь и как отсюда выбраться.
Алекс поднялся из-за стола и протянул ей руку.
— Ладно. На обсуждение этих очень интересных вопросов у нас есть еще вся жизнь, а сейчас займемся чем-то более насущным… Не смущайтесь вы так! Вы слишком разумны, чтобы бороться с неизбежностью.
Она осталась сидеть.
— Вы — не неизбежность. И не вы ли говорили, что лучше проведете несколько месяцев в тюрьме, чем остаток жизни в браке?
— Да, последствия моей болтливости преследуют меня же самого, — произнес он с кривоватой усмешкой, наклоняясь, чтобы поднять ее со стула. — Сидеть за решеткой порой легче, чем иметь дело с женщиной… Короче говоря, вы не идете ни в какую тюрьму, вы уезжаете со мной.
Он легко поднял Эвелин со стула и, обняв за талию, посмотрел на нее сверху вниз.
— И я вам докажу, что это не худшая судьба.
Когда он склонился, чтобы поцеловать ее, Эвелин поняла, что все ее слова были напрасны. Она отвернулась и безуспешно попыталась оттолкнуть его.
— Алекс, это унизительно, в конце концов. А у меня и так было достаточно унижений в последние дни.
Явно раздраженный, Алекс выпустил ее и посмотрел недоуменно.
— Теперь я вас еще и унижаю. В чем еще хотите меня обвинить, прежде чем мы доберемся до постели? — Он взял ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза. — Сейчас мы идем в постель, Эвелин. И тут уже ничего не изменишь. Я два месяца изо всех сил изображаю из себя джентльмена. Ваши поцелуи сводили меня с ума, но я уважал ваши желания. Сегодня все иначе. Сегодня мы увидим, к чему ведут те поцелуи.
Его пальцы нежно коснулись ее щеки, и Эвелин ощутила просыпающееся внутри желание. Теперь ему уже не надо целовать ее, чтобы началось сумасшествие. Она хотела быть в его объятиях, чувствовать его руки, догадываться, что они ищут. Все было так, как он обещал. И вдруг все это показалось на самом деле неизбежным. Зачарованно глядя ему в глаза, Эвелин нервно облизнула губы и услышала свой хриплый голос:
— Алекс, мне страшно. Я ничего не знаю об этом… Вы говорили, что это будет наша брачная ночь. Но у меня нет подвенечного платья, никакого приданого. И разве жениху не полагается оставить на некоторое время невесту, чтобы она смогла… подготовиться? Есть некоторые вещи… — она покрутила в воздухе рукой, подбирая слова, -… женские, — добавила, совсем смутившись. — Или это не имеет значения, если мы?.. — И закончила уже с негодованием: — Но мне надо, по крайней мере, помыться…
Довольная улыбка блуждала на губах Алекса, когда он наблюдал ее смущение.
— Прошу прощения, любовь моя. Я новичок в обольщении девственниц. Будем учиться вместе. — Он провел ладонью по ее щеке, погрузил пальцы в волосы. — Я, наверное, слишком нетерпелив. Временами меня надо сдерживать… Скажу той карге, чтобы убрала со стола и принесла теплой воды. Это все, конечно, нужно… И не смотри на меня так, Эвелин. Я считаю тебя своей женой.
Он наклонился и быстро чмокнул ее в нос. И прежде, чем она смогла поверить, что все это происходит на самом деле, вышел из комнаты.
Какое-то время она еще чувствовала его присутствие, а потом комната сделалась холодной и пустой. Эвелин в немом изумлении смотрела на четыре угрюмые стены, не в силах понять, откуда вдруг возникла эта сосущая пустота. Ее не было, когда она приехала сюда днем… Или была? Тогда были страх и надежда. Но думала ли она, что ждет здесь Алекса не только для того, чтобы услышать от него новости? Что с ней творится?..
В комнату вошла кухарка и унесла поднос с посудой. Эвелин словно вернулась к реальности. И Алекс не появлялся… Чтобы не отвечать на лишние вопросы. Он ведь предупреждал ее, что не считает себя джентльменом. И теперь она понимала, что он имел в виду. Сейчас у нее был выбор — выскочить из комнаты и бежать в темноту ночного леса или остаться и окончательно пасть. Еще был пистолет. Но она знала, что никогда не выстрелит в Алекса.
Позже, когда кухарка принесла воды, Эвелин, машинально выполняя привычные движения, все думала, думала… и ничего не могла решить. Эта ночь, как он и говорил, окончательно уничтожит ее репутацию. И теперь не имел значения выбор — продать все или идти в тюрьму. И с Алексом она боролась только из принципа, а не потому, что так сильно хотела этой борьбы. Господи, она ведь совсем не хотела сопротивляться его поцелуям!
И куда заведут ее собственные принципы? Она вздрогнула, услыхав, как за спиной отворилась дверь. Принципы. Она должна помнить о принципах. Она обернулась и стала смотреть на мужчину, который запирал дверь на засов… Мысли разбегались. В его мире не было принципов.
Глава 15
От него запахло мылом, когда он откинул с лица мокрые волосы.
— Вот бы еще взять где-нибудь бритву… — пробормотал он. Эвелин посмотрела на него почти изумленно. Эгоистичный, надменный человек никогда не заботился о том, чтобы нравиться кому-нибудь, кроме себя. И все события сегодняшнего вечера доказывали это. Но почему его вдруг озаботило, что он не брит и выглядит не очень презентабельно, если тут, кроме нее, и нет никого?
Он осторожно запирал дверь, не сводя с нее глаз. Эвелин знала, что капли воды блестят у нее в ямочке между ключицами, где она не успела вытереться. И распахнутый ворот сорочки она не застегнула, только нервно сжимала пальцами края, чувствуя, как его взгляд скользит вниз, стараясь разглядеть под тонкой тканью грудь. А когда он шагнул ближе, ее окатило горячей волной.
— Я куплю тебе кружевных ночных сорочек, чтобы было приятно снимать их. — Пальцы Алекса дрогнули, когда он отвел ее руку от ворота и стал вытаскивать сорочку, заправленную в нижнюю юбку.
— Алекс, пожалуйста… — прошептала она. Но пальцы ее, вместо того чтобы держать свою сорочку, запутались в мягких складках его рубашки.
Когда его широкие ладони, нежно обхватив ее всю, медленно поднялись от талии к самой груди, неистовая волна сладостного возбуждения вдруг поднялась внутри и захлестнула Эвелин. Она еще не испытывала ничего подобного. И не могла смотреть ему в лицо. Но и не отстранилась.
— Я говорил тебе когда-нибудь, что ты очень красива?
Она ощутила его теплое дыхание, когда он склонился и стал целовать ее волосы. Но ладони остались на месте, как бы боясь двинуться дальше. А Эвелин хотелось, чтобы они двигались, чтобы нежно усмиряли смутное томление в отяжелевшей груди. И в то же время не хотела… Она вдруг испугалась, что совсем не знает этого человека. Даже после всех недель знакомства он оставался для нее загадкой. Он давно мог овладеть ею, и для этого не надо быть нежным. Сам говорил, что не отличается терпением, но почему решил не спешить сейчас?
— Вам необязательно говорить слова, которых вы не хотите говорить, — пробормотала она смятенно. — Вы уплывете отсюда с первым кораблем, который придет за вами. Давайте хотя бы в этом будем честными…
Алекс улыбнулся и, минуя искушение ее груди, поднял руки выше, чтобы развязать ленту на волосах. Эвелин собралась с духом и глянула на него. На лице у него была такая мягкая и нежная улыбка, что у нее перехватило дыхание. Когда он улыбался так, то выглядел как ангел. Почему ей казалось, что в этот момент на его лице обязательно будет дьявольская усмешка?
Когда он понял, что Эвелин наблюдает за ним, то поцеловал ее в лоб.
— Честность — не самое главное мое качество, но тебе лгать не собираюсь. Я лгу только по необходимости, а с тобой — какая в этом необходимость?
Напряженные пальцы Эвелин понемногу расслабились и уже ощущали движения мышц на его груди. Он отвел ее волосы назад и посмотрел вопросительно, словно ожидая ответа.
— Никакой необходимости, — согласилась она.
Ему не нужно было шептать ей пошлые комплименты, похотливые любовные слова. Она была готова. Без всяких обещаний.
— Поэтому верь мне, когда я говорю, что ты очень красивая. Мне хотелось распустить твои волосы с той самой минуты, как я тебя увидел. Они похожи на драгоценный, струящийся шелк. Я никогда не чувствовал ничего подобного. — От прикосновения его губ к ее уху холодок пробежал у Эвелин по спине. — Я хочу почувствовать всю тебя, Эвелин. Ты позволишь мне?
Разве у нее был выбор? Но правда заключалась в том, что теперь она позволила бы, даже если бы имела выбор. Сорочка соскользнула с ее плеч и, на мгновение задержавшись в пальцах у Алекса, спала на локти. Эвелин продолжала наблюдать за его лицом, а он смотрел на ее плечи, на почти обнажившуюся грудь. Сорочка у нее была совсем простая, какая и требовалась под дорожное платье. А ей захотелось вдруг, чтобы на ней была белоснежная, тонкая, с целым океаном пышных кружев, чтобы по-настоящему ощутить себя женщиной. Она почти с болью осознала, что и фигура у нее вовсе не такая, как нравится мужчинам, не округлая, с манящими изгибами, а почти девичья. Но на его лице не отразилось никакого разочарования, и Эвелин захотелось еще больше ему понравиться.
— Вот к чему вам пришлось бы возвращаться каждый вечер, женись вы на мне…
Она не смогла удержаться от этих слов. Как бы сильно ни хотела Эвелин, чтобы ее ласкали эти руки, Алекс должен был помнить, что она не уличная девка, которой можно попользоваться и тут же забыть. Если это был ее единственный шанс познать счастье, она хотела воспользоваться им в полной мере, зная, что Алекс хочет ее так же сильно, как она его.
Он коротко рассмеялся, и его руки скользнули к застежкам на ее поясе.
— Не пугай меня так, моя маленькая мучительница. Я достаточно взрослый, чтобы знать, чего хочу… Неужели ты думаешь, что я столько времени терплю все это только ради одного? Согласен, женитьба не входила в мои планы, но ты стоишь этого ожидания. Мы подходим друг другу, даже принимая во внимание разницу во мнениях.
Именно эта разница и заставила Эвелин зажмурить глаза, когда юбка, скользнув по бедрам, упала на пол. Никогда у них не будет ничего общего, кроме этого. Она ощутила, как жгучий стыд заливает ее с головы до ног, когда его руки, лаская, двинулись вниз по бедрам, обхватили ягодицы, натянув тонкую ткань сорочки. Когда он притянул ее, почти вдавив в себя, ей ничего не оставалось, как только ощутить всем животом, что он мужчина. Глаза у Эвелин испуганно распахнулись.
— Тебе нечего бояться, милая. Все совершится само собой, как надо.
Лаская ее словами, он стал целовать Эвелин, но осторожно, как бы нехотя.
Но Эвелин ощутила касания его губ уже как жгучие укусы. Ее руки заскользили по его плечам, притягивая их к себе. Теперь ей было недостаточно нежных, едва ощутимых касаний. То, что все глубже затягивало их в какой-то сладостный омут, требовало чего-то неистового, немедленного, отчаянного. Ощутив язык у себя во рту, Эвелин судорожным движением приникла к Алексу и буквально впилась в его губы, вдруг осознав, что имеет на это право. Его прикосновения жгли огнем, но ей все сильнее хотелось броситься в это пламя, теснее прижаться к его губам, ко всему могучему телу.
Алекс приподнял ее и посадил на край кровати. Эвелин сделала протестующее движение, когда его пылающие губы оторвались от ее губ и сместились куда-то за ухо. Но Алекс уже распрямился и, приподняв ей ноги, стал снимать с нее полусапожки, гладя икры. Затем руки его заскользили выше, он снял подвязки и стащил с ног чулки. Эвелин замерла, вновь загораясь изнутри. Когда его пальцы двинулись выше, коснулись нежной и чувствительной кожи на внутренней стороне бедер, Эвелин сдавленно вскрикнула и, открыв глаза, дико глянула на него, ничего не понимая.
Он опустился на одно колено между ее ногами и, не отрывая от нее пристального и упорного взгляда, стал снимать рубашку. Эвелин словно в тумане видела, как ткань куда-то отлетела, обнажив его плечи, грудь, видела, как, двигаясь, напрягаются и опадают мышцы. Словно во сне она протянула руку, чтобы коснуться того, на что раньше старалась не обращать внимания. Без одежды он был самым обыкновенным мужчиной. А титулы, богатство… разве они сейчас что-то значили?
Алекс взял ее руку, стал целовать пальцы, потом опять приложил их к своей груди. Затем, не отрывая взгляда, он опустил ее руку ниже, словно желая, чтобы она лучше ощутила его. Густая поросль на груди, тугие валики мышц на животе и еще ниже… Он словно указал ей на пуговицы своих бриджей. Она вся вспыхнула, когда пальцы коснулись мягкой замши, но покорно начала расстегивать пуговицы. Он делал то же самое с остатками ее одежды и остановил ее дрожащие пальцы лишь когда они почти коснулись… она даже в мыслях не могла назвать чего.
Наверное, в глазах ее промелькнуло недоумение, потому что он выпрямился и сел рядом. Запустив руки ей под сорочку, прижал к себе и вновь стал целовать. Потом сказал:
— Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Но боюсь, что просто лопну от желания, если мы будем действовать так быстро.
Он наклонился, начал стаскивать сапоги, а она стала легкими движениями гладить его спину. Если бы они были мужем и женой и занимались этим каждый день, то она бы постепенно привыкала к виду широких плеч, к ощущению гладкое кожи под пальцами. И представив, что будет дальше, что почувствует, когда вновь склонится над ней, Эвелин вся вспыхнула. Тогда она узнает что-то такое…
Но он не дал ей времени испугаться грандиозности того, что случится. Отбросив сапог в сторону, он придвинулся к ней и, обняв, опять нашел ее рот жадными губами.
Эвелин не поняла, как оказалась лежащей поперек кровати; Алекс был рядом, настолько близко, что внутри у нее все пылало адским огнем, от которого не было спасения. Его рука гладила и ласкала ее грудь, и та вся горела, наливаясь желанием, потом он, стянув сорочку, взял отвердевший сосок в рот. Эвелин вскрикнула от неожиданной остроты ощущения, почувствовала, как горячие, пульсирующие волны наслаждения устремились вниз, к бедрам… и поняла, что назад пути нет.
Дрожа от нетерпения, она принялась помогать Алексу снимать с себя последнюю одежду, думая, что поступила очень правильно, не надев корсета. Он приподнял ее за плечи с подушки, стащил сорочку с груди почти до запястий Эвелин, прижатых к бедрам, и долго целовал грудь, пока ее стоны не разожгли его самого еще больше.
Его руки оглаживали бедра Эвелин, освобождая их от сладок тонкой ткани. Она все хотела высвободить руки, но когда он коснулся места, которое и так горело огнем, она шумно втянула в себя воздух и откинулась на подушки, сгорая от стыда. А дальше этот стыд вдруг превратился во что-то иное, что-то могучее, несказанное… а он все гладил ее там, сильнее раздвигая ноги. Потом стал целовать.
— Я хочу тебя, мучительница моя. Хочу тебя… — Его пальцы коснулись нежной плоти, и Эвелин вся выгнулась, желая только, чтобы он сделал еще что-то… что-то большее. — Ты понимаешь, что я сейчас буду делать?
Он произнес это почти шепотом, и Эвелин едва уловила вопросительную интонацию. Она не знала точно, что он имел в виду, но как-то вдруг поняла, что сейчас произойдет.
— Я не знаю, — пробормотала она севшим голосом. Алекс нежно целовал ее в шею, — Ты ведь все сделаешь сам?
Вопрос был риторический. Конечно, он все сделает. Но Эвелин почувствовала, что эти слова нужны ему. И это было правильно. Он не хотел ее принуждать. Она сама, с готовностью, отдавала себя на сладостную пытку.
Пальцы его погружались все глубже, она отвернулась, зарывшись лицом в его плечо. Пламя стыда смешалось с пламенем желания, и Эвелин сгорала в них заживо. Они не унялись, когда он убрал руку и стал вновь ласкать ее грудь.
— Я все сделаю сам, любимая, — шептал он ей в ухо. — Но уже не смогу вернуть, когда возьму это у тебя. И другого после меня тоже не будет. Я собираюсь объявить всем, что ты только моя. Твои дети будут моими детьми. И по-другому никогда не будет.
Теперь его слова имели смысл. Она вдруг поняла, как неистово хочет от него детей. Его обещания подняли ее желание на какую-то новую, неизведанную высоту. Ее губы стали искать его рот, не понимая, для чего это делают, инстинктивно. Рука Алекса вернулась, чтобы утолить ее желание. Но ей этого было мало. Эвелин закусила губу, едва удерживаясь от крика. Алекс слегка отодвинулся, и поцелуи на секунду прервались. Эвелин, осознав вдруг, что все это время лежала с закрытыми глазами, открыла их.
В свете лампы кожа Алекса блестела темной бронзой. Эвелин, замерев, смотрела, как он расстегивает последние пуговицы на бриджах. Он наклонился распустить завязки на коленях — и вот его последняя одежда соскользнула вниз. Все это длилось вечность, но Эвелин готова была еще и еще смотреть на него. Его движения были совершенны. Бугры мышц перекатывались на широкой спине, которая сужалась к стройным, мускулистым бедрам. Когда он распрямился, уже без одежды, Эвелин была просто не в силах отвести взгляда.
Он был даже более великолепен, чем она представляла, и это почему-то пугало. Взгляд Эвелин скользнул по плоскому животу к темному пятну волос, сужавшихся во что-то, выступающее вниз, по мускулистым бедрам, которые быстро двинулись к ней и накрыли ее ноги.
Она ощутила на себе вес его тела, но это было приятно, а трение его мускулистых ног о ее бедра распространяло по телу трепетные волны удовольствия. Затем вновь ее тело покрылось огненными пятнами поцелуев.
— Ты так хороша, дорогая… Я хочу касаться тебя везде…
И она, замирая от восторга, ощутила его прикосновения к самым потаенным частям своего тела — его пальцы, нежно лаская, оставляли на коже пунктиры огня.
Было вполне естественным вытянуть руки и обнять его за шею, еще шире раздвинуть ноги, потому что он так хотел. Все выходило само собой. Когда он снова наклонился и стал целовать ее грудь, она тихо вскрикнула и погрузила пальцы в его густые волосы, удерживая, не давая уйти. Тогда он вернулся в разгоряченное, увлажнившееся место между ее ногами; она вся подалась навстречу, и Алекс застонал.
Он поднял голову, чтобы взглянуть в пылающее от желания лицо Эвелин, и внезапно ощутил неясный, непонятный ему самому страх. Прежде такого с ним не случалось. Любовью он готов был заниматься всегда, и, в общем-то, ему нравилось доставлять удовольствие женщинам. Но никогда это не было для него главным. Сейчас все было иначе. Он не хотел причинить Эвелин боли, обмануть ее ожидания. И еще хотелось заставить ее почувствовать, что чувствует сейчас он сам, как он хочет ее. Чтобы она сама захотела того же.
Обольщение девственницы оказалось делом более сложным, чем он ожидал. Алекс не хотел обидеть ее. Она смотрела на него доверчиво, ожидая, что будет дальше, не в силах понять. Его самого переполняло желание сделать наконец то, чего он, собственно и хотел с самого начала, — овладеть ею. Но сейчас он должен был первым любовным актом проложить дорогу к их обоюдному удовольствию на всю жизнь. Именно эта ответственность его пугала.