Она уже легла в постель, когда отец вернулся. Услышав стук в свою дверь, Джорджина испуганно вздрогнула, вскочила и быстро оделась. Отец никогда не нарушал покой дочери по ночам. Что-то случилось. Может быть, мама заболела?
Но нездоровый вид был как раз у отца. Несмотря на то что на лицо ему падал свет от лампы в коридоре, оно казалось пепельно-серым. А когда он заговорил, в его голосе зазвучали нотки отчаяния и ярости, столь не свойственной ему. Джорджина всегда считала своего отца добродушным и милым. Сейчас перед ней стоял совсем другой человек.
Джорджина, почему ты ничего не рассказала мне про этого газетчика? Мне пришлось все услышать от Питера! Негодяй обманом выудил у тебя подстрекательскую информацию и фотографии… Я просто ушам своим не верю! Как ты вообще можешь якшаться со всякими проходимцами? Ты хоть понимаешь, под какую угрозу ты поставила свою репутацию этой глупой выходкой? Если по городу поползут слухи, нам всем не поздоровится! Необходимо немедленно положить этому конец! Немедленно!
Джорджина отчаянно пыталась проморгаться и понять, в чем дело, но ей было трудно.
— Ты же видел мистера Мартина, папа. А в пятницу его пригласили на обед в дом мэра. Он не проходимец, а вполне добропорядочный господин. Если ты не согласен с его точкой зрения, это еще не значит, что он негодяй.
— Он попытался опозорить семью, в которую ты вот-вот должна войти! И не надо говорить мне, что это поступок честного человека. Мы поговорили с Питером и решили, что тебе необходимо остепениться, Джорджина. У меня нынче масса забот на фабрике, мать больна. Мы не имеем возможности приглядывать за тобой должным образом и поэтому решили ускорить дело с вашей свадьбой. Скоро за тебя будет нести ответственность Питер и всем станет спокойнее.
Джорджина смотрела на отца широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Я сама способна отвечать за себя, как взрослый человек! В любом случае я не выйду замуж за Питера, если он не вернет в магазин ту девушку. А не вернет… Что ж, мне такой муж не нужен!
— Ты окончательно распустилась, Джорджина. Кого принимать на работу в магазин, а кого увольнять — это дело Питера, а не твое. Твоя забота присматривать за домом, слугами и следить за тем, чтобы твоему мужу было хорошо. А если тебе этого мало, то потом пойдут дети, и тебе некогда будет заниматься глупостями. Ты выйдешь за него замуж, милая моя, и мы передвинем дату свадьбы. Тебе от этого будет только лучше.
И это ее отец?..
Я сама знаю, что для меня лучше, и не стану жить с черствым, бессердечным человеком. Я не выйду замуж за Питера, папа.
Отец будто постарел еще больше. Лицо его окаменело. Покачав головой, он повернулся и стал удаляться по коридору.
Ты выйдешь за него замуж, Джорджина. У меня нет другого выбора. А если будешь упрямиться, мне придется отослать тебя в одно место, где ты останешься до тех пор, пока не образумишься.
Он дошел до своей комнаты и скрылся за дверью, тихо прикрыв ее за собой. Джорджина тупо смотрела ему вслед. В душу закрался страх. Последние слова отец проговорил тихим, даже каким-то усталым голосом, но она знала, что он не шутит. Ей было всего три или четыре года, когда мама уехала куда-то из дома и не возвращалась, кажется, целую вечность. Джорджине до сих пор время от времени удавалось подслушать испуганные шепотки слуг, которые судачили об этом, качая головами, всякий раз, когда с мамой начиналась очередная «драма» и она удалялась в свою комнату. Лишь недавно Джорд-жина наконец узнала, что это было за место, куда отец тогда упрятал маму и куда еще по сию пору иногда грозился отослать ее.
У Джорджины не было никакого желания отправляться в «санаторий» «Тенистый приют».
Отец, напрасно ты так распалился. Это всего лишь жалкий, низкопробный писака, который разорится через пару недель. У нас живут нормальные люди, и они не станут прислушиваться к его нигилистическим бредням.
На дворе стояла уже почти полночь, но старик сидел за письменным столом отнюдь не в домашнем халате, а в безупречном строгом сюртуке, на котором не было ни складочки. Он сердито пыхал сигарой и переводил хмурый взгляд со старшего сына на двух младших, которые находились тут же.
В любом городе найдется несколько негодяев, которым нужен только повод для бунта. Вы слышали о беспорядках в Нью-Джерси? А что устроили фермеры на Западе? Одним словом, нам необходимо задавить его газету в зародыше, пока он совсем не обнаглел. А к тебе, Питер, у меня лишь одна просьба: сделай так, чтобы эта твоя избалованная девчонка не испортила все.
Питер заерзал на стуле. Будучи старшим сыном, он считал себя вправе перечить отцу в тех случаях, когда того начинало заносить. Джон и Пол еще боялись старика и во всем ему повиновались. Джорджина… Ей, конечно, не следовало так поступать, но она молода, наивна и воспитывалась своей матерью отнюдь не в строгости. После свадьбы она изменится. Но сейчас в душу Питера закралось нехорошее предчувствие. Ведь свадьбы может и не быть, если она узнает, что ее приятель Мартин пострадал от руки его отца. Надо убедить старика, чтобы он ничего не предпринимал.
— Не трогай его, отец. Те люди, для которых предназначены его пасквили, не умеют читать. А если и умеют, то они нам не страшны, так как не организованы, не хотят на свою голову неприятностей и боятся потерять работу. Кто бы и как бы ни кричал об их бедственном положении, они и пальцем не шевельнут. А с Джорджи я разберусь, обещаю тебе. Но пойми, ты свяжешь мне руки, если что-нибудь сделаешь этому газетчику. Джорджи очень преданна своим друзьям. Если Мартин пострадает и она узнает, что это наших рук дело, она может и отказаться выйти за меня замуж.
Питер очень разнервничался. Джорджина, кажется, говорила о каком-то клерке, которую он якобы уволил из магазина. Тут надо разобраться. Питер с детства знал, что Джорджина станет его женой. Он очень рассчитывал на этот брак, который должен был помочь ему окончательно выйти из-под отцовской опеки, даровать свободу и самостоятельность. И он вовсе не хотел, чтобы Джорджи сейчас, когда все уже было на мази, вдруг вернула ему обручальное кольцо.
Старик глянул на старшего сына из-под густых бровей и презрительно фыркнул.
— Учти: либо ты ее подчинишь себе, либо она тебя подчинит. А насчет свадьбы можешь не беспокоиться. Достаточно будет раскрыть ей глаза на то, что, если она не выйдет за тебя, ее отец обанкротится, и она перестанет куражиться.
— Отец, что ты говоришь?! Неужели ты выдернешь стул из-под Хановера? Вы же с ним старые друзья! Скоро дела у него поправятся, он толковый предприниматель. И я надеюсь многому у него научиться, прежде чем стану хозяином на фабрике.
Седовласый старик откинулся на спинку стула и стал пускать в потолок колечки сигарного дыма.
Не за горами то время, сынок, когда ты поймешь раз и навсегда, что только деньги могут дать тебе власть. Будь его воля, Хановер пустил бы тебе пулю в спину. Но он вместо этого выдаст за тебя свою девчонку. Потому что за ним должок. Запомните все: деньги — это власть, а власть — это деньги. И зарубите себе это на носу!
Артемис Маллони поднялся из-за стола, высокий и прямой — годы не согнули его, — и направился к двери. Уже на пороге он обернулся и добавил: — Тебе нужно приструнить девчонку, Питер, и поскорее. Отвези ее куда-нибудь, уложи в постель, а потом сразу под венец. Покажи ей, кто из вас главный. И она угомонится, как только поймет это.
— Неплохой совет, братишка. На твоем месте я давно бы уже это сделал. Хочешь помогу, Пит? Если у тебя много забот в магазине, я могу развлечь девочку.
— Заткнись, Джон, — не глядя в сторону младшего брата, бросил Питер.
Сегодня Джон особенно действовал ему на нервы. Он пошел в мать, а не в отца, был хилым, и в нем до сих пор не перебродили дурные юношеские гормоны. А шутки казались, как никогда прежде, неуместными. Питеру хотелось отлупить его гораздо сильнее, чем того жалкого газетчика.
Странное дело… Почему, глядя на Джона, он невольно тут же вспоминает человека, который заходил сегодня к нему в магазин?
Пришло время нанести писаке визит.
Глава 10
Дэниел сидел на ящике, который затащил на крышу, откинувшись спиной на старую печную трубу. Хорошо бы к зиме подобрать к трубе и камин, но разве заставишь человека думать о холодах в знойный июньский день? Скинув с себя рубаху, Дэниел взял в руки блокнот, куда привык записывать все мысли и идеи, приходившие в голову. Надо будет разобраться со сталеплавильней, чтобы подготовить второе наступление на клан Маллони. С другой стороны, Дэниел понимал, что выходить из дома так скоро после первой атаки по меньшей мере неразумно.
И интуиция снова не подвела его. Только он устроился на крыше, как в конце улицы послышался перестук лошадиных копыт и колес. Ужасающего скрипа и лязга, характерного для фермерских фургонов, не было. Хороший экипаж. Хановер уже на фабрике, — Дэниел видел, как он приехал утром, — значит, это новый гость из богатой части города.
При мысли о том, что это может быть Джорджина, екнуло сердце. Но он тут же успокоился, вспомнив, что сидит на крыше и что с улицы его разглядеть невозможно. Бросив взгляд вниз, он мгновенно узнал человека, правившего упряжкой. Питер Маллони. Приехал в легкой нарядной двухместной коляске.
Дэниел не двинулся с места. У него не было ни малейшего желания спускаться вниз и встречать «дорогого гостя». Он не чувствовал себя готовым к тому, чтобы знакомиться с братом, которого видел всего второй раз в жизни, заочно всегда недолюбливал, а теперь, похоже, еще и презирал.
Питер Маллони, конечно, был образцовым сыном. Таким, какого и хотели видеть его родители, — сильным, красивым, с гордой и властной походкой, овладеть которой Дэниелу с его хромотой нечего было и думать. И вдобавок без очков.
Поправив на носу свои, Дэниел вернулся к записям в блокноте. Пусть Питер подождет до пятницы, не развалится.
Внизу зашлась в яростном лае собака, а когда гость стал приближаться, глухо зарычала. Дэниел вновь бросил взгляд на улицу. На этот раз на его губах играла легкая усмешка. Судя по всему, Питер не внял предупреждению, которое висело на двери. Пес был дорогим удовольствием, но Дэниел все же потратился и теперь не жалел об этом. Хорошая защита от непрошеных визитеров и просто добрый приятель.
Дэниел не вполне расслышал проклятия, которыми наполнился весь первый этаж, но у него было хорошее воображение. Вновь громко залаяла собака. Должно быть, Питер сумел освободиться. Дэниел начал в уме обратный отсчет.
Три, два, один…
Перегнувшись через карниз крыши, он вновь глянул вниз и увидел своего брата, который вылетел на улицу с такой скоростью, словно за ним гнались черти. Впрочем, надо было отдать ему должное: на лице Питера была написана скорее ярость, чем страх. Сжав кулаки, он глянул вверх, словно почувствовав на себе взгляд Дэниела. Затем вернулся к своей коляске, взял поводья и погнал обратно.
Что ж, первый приступ удалось сдержать. Для следующего раза можно будет припасти кипящую смолу. Дэниел откинулся спиной на печную трубу и вернулся к своим записям.
Однако уже через несколько минут ему вновь пришлось отвлечься. Из ворот мануфактуры выбежала Дженис. Она была вся в слезах. Дэниел тяжело вздохнул. Его действия уже принесли немало страданий невинным людям. Остается надеяться, что результат по крайней мере окупит их.
Перед самым полуднем в лабиринте узких грязных улочек трущобного квартала появилась Джорджина. По лицу ее разлилась смертельная бледность, а руки слегка дрожали. Спать прошлой ночью ей почти не пришлось, но ничего нового она так и не придумала и решила придерживаться прежних намерений. Или она поможет Одри вернуть утраченную работу, или найдет для нее другую. В отношении же себя самой Джорджина находилась на распутье. Впрочем, пока еще было время хорошенько поразмыслить и окончательно определиться с Питером и свадьбой.
Она сказала отцу, что не выйдет замуж за Питера, лишь для того, чтобы попугать его. В действительности Джорджина никогда всерьез не задумывалась о том, чтобы разорвать помолвку — ведь она с детства знала, что рано или поздно станет женой Питера, а медлила лишь в надежде на то, что они лучше узнают друг друга. Конечно, романтическое чувство не помешало бы, но Джорджина не верила в чудеса. Так что ее испугала не столько угроза отца выдать ее за Питера насильно, сколько его тон и сам факт этой угрозы. До сих пор папа ни разу не позволял себе так разговаривать с ней.
Утром Джорджина поневоле взглянула на окружающий мир другими глазами. И ей не понравилось то, что она увидела. Выход был один: забыть на время об отце, Питере и вообще всех тех вещах, на которые никак нельзя было повлиять, и отыскать Одри. В тот день, когда они с Дэниелом пришли к ним домой и наткнулись там на Эгана, девушка была в истерике. Джорджина боялась, что и нынче застанет ее в таком же состоянии, и крепко надеялась, что ей удастся ее утешить, успокоить. Так или иначе, а безработной Одри не останется.
Сегодня она оделась не так вызывающе, как в прошлое свое посещение городских трущоб. На ней было старое дорожное платье с тяжелой габардиновой юбкой, собиравшей пыль с дороги, но свободной и не стеснявшей движения, и жесткий плотный жакет, в котором было очень жарко. Зонтик к такому наряду не полагался. Крохотная шляпка, совершенно не спасавшая от палящего солнца. Джорджина выглядела, как ей представлялось, весьма скромно, но ради этого пришлось пожертвовать многим. В шелковом английском платье, не требовавшем жесткого корсета, и с зонтиком, она хоть и привлекала к себе всеобщее внимание, но не изнывала от жары.
Впрочем, она снова ошиблась. На нее по-прежнему пялились все без исключения прохожие, как на диво. Джорджина невольно перехватывала на себе любопытные взоры местных женщин, развешивавших на веревках поперек улицы стираное белье. На фоне широких длинных юбок и блузок с короткими рукавами Джорджина в своем наряде смотрелась белой вороной. Но она старалась не обращать ни на что внимания. Что поделать, если в ее гардеробе нет ни одной грубой полотняной юбки и ни одного передника?
Джорджина хорошо запомнила ту лачугу с геранью на крыльце и, когда наконец увидела впереди цветок, облегченно вздохнула. Не заблудилась. Уже хорошо.
По улице пробежал порыв свежего ветерка, поднявший простенькие занавески на окнах и бумажный мусор, валявшийся повсюду. Добравшись до нужного дома, Джорджина стянула с влажной руки перчатку и постучалась в дверь.
Ожидая, когда ей откроют, она придала своему лицу приветливое выражение. Только бы они опять не подумали, что она смотрит на них свысока.
Однако когда на порог вышла старуха с редеющими седыми волосами и черными хитрыми глазами, улыбка исчезла с лица Джорджины. Женщина осмотрела гостью с головы до ног. Глаза ее словно бы говорили: «Я всякого на своем веку повидала, и меня уже ничем не удивишь».
Джорджина стала нервно натягивать перчатки обратно.
— Простите, я, наверно, ошиблась дверью. Мне нужна Одри Харрисон…
— Заходите, мисс. Она совсем скисла, и компания ей не помешает.
Старуха говорила с каким-то акцентом, но Джорджина не смогла его определить. Она вспомнила, что Дэниел рассказывал ей об обитателях этих трущоб. Говорил, что тут живут почти одни иммигранты. Но эта старуха не походила на иностранку. Равно как и ее дочери. Или внучки?
Девушка, запомнившаяся Джорджине еще по первому посещению дома, сидела на кухне за шатким столом и вязала мужской свитер. Точно такие же отцовская фабрика продавала в «Маллони». Должно быть, Дженис нашла своей сестре приработок. Джорджине стало обидно, что это не она помогла.
Прошу прощения за беспокойство. Я пришла, чтобы сказать… Одним словом, мне очень жаль, что у вас из-за меня случились неприятности.
Девушка оторвалась от работы и с любопытством взглянула на гостью. Глаза ее припухли то ли от рыданий, то ли от недосыпания. Скользнув взглядом по богатому одеянию Джорджины, она отвернулась.
Вы слишком много себе вообразили, если думае те, что я пострадала из-за вас.
Это была последняя капля, переполнившая терпение Джорджины. Ей надоело получать пинки и оскорбления за стремление помочь таким неблагодарным людям, как эта Одри. И надоело чувствовать себя виноватой. Сурово поджав губы, она проговорила:
А вы слишком много себе вообразили, если думаете, что на всем белом свете одна вы страдаете.
Девушка вновь подняла на нее глаза. Русые волосы выглядели давно не мытыми, но отсутствие блеска говорило не только о недостатке воды, но и о недостатке нормального питания. Лицо чистое, но нездорового цвета. В глазах унылая пустота.
Я вообще о себе ничего не воображаю. Какой смысл?
Этот ответ поразил Джорджину. Уж чего-чего, а таких слов она никак не ждала. Только сейчас она вдруг с какой-то особенной остротой поняла всю безнадежность положения этих людей. У них никогда ничего не будет в жизни. Каждый день борьба за то, чтобы просто выжить. Любая, даже самая мелкая неприятность способна подкосить их. Вот еще раз придет Эган и выбросит их на улицу умирать с голоду. Но ведь Одри совсем еще ребенок. А всем детям положено быть веселыми и беспечными. Несчастная девушка не могла себе этого позволить. Она смотрела на жизнь глазами взрослого человека, которому уже многое пришлось претерпеть.
Старуха поставила на стол дымящуюся чашку с чаем.
Садитесь. Пейте. И не слушайте ее. Здесь жить можно. Не то что дома, откуда мы приехали. Ничего, мы еще найдем ей хорошего человека, и она узнает счастье.
Одри ничего не сказала, а Джорджине в ту минуту показалось, что она понимает внутреннее состояние девушки. Может, предложить ей Питера в мужья? Джорд-жина не сомневалась, что Одри перспектива стать его женой порадует больше, чем ее саму.
Хорошие люди по нынешним временам большая редкость, — осторожно проговорила она.
Одри вновь оглянулась на нее и, похоже, согласилась с высказанным утверждением. Но тут же, словно спохватившись, вернулась к работе.
А пока я пытаюсь воздействовать на мистера Маллони, убедить его в том, что вы не имеете никакого отношения к газете. Когда мужчины сердятся, они не способны прислушиваться к голосу разума, но через день-другой он успокоится, и я попробую снова. Уверена, в конце концов он поймет меня.
Щеки Одри порозовели. Джорджина решила, что это от гнева. Девушка все молчала. «Что ж, на ее месте я повела бы себя точно так же. Благодарить меня пока не за что», — решила Джорджина. Пригубив чай, она уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь еще, но не сказала. Уныние Одри передалось и ей. Никогда прежде Джорджина не чувствовала такой горькой тоски.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и в комнату ворвались рыдания. Все присутствующие вскочили из-за стола. Но прежде чем Джорджина успела что-нибудь сделать, как на пороге кухни возникла Дженис. Лицо ее было залито слезами, но стоило ей узнать гостью, как оно все пошло пятнами от ярости.
Вон отсюда! — крикнула она, показав на дверь. — Я больше не желаю иметь с такими, как вы, ничего общего!
— Дженис, не кипятись. Милая леди просто хотела помочь, — проговорила старуха, коснувшись Дженис рукой.
— Отец этой «милой леди» только что уволил меня и предупредил, что мне не найти работы в городе! Так что «милая леди» может проваливать откуда пришла! — Дженис утерла слезы рукавом и, скрестив руки на груди, стала ждать. Вся ее поза выражала непреклонность.
— Но это… невозможно, — пролепетала Джорджина, подвигаясь к выходу. — В последнее время он сам не свой. Я поговорю с ним. Это недоразумение. Этого не может быть…
— Значит, по-вашему, мне это приснилось? Уходите, мисс Хановер, и не смейте больше приближаться к нашему дому. До сих пор от вас были одни только не приятности. А пустые обещания давать нетрудно!
Джорджине нечего было сказать. Она и сама понимала, что ничего не добилась, только сделала еще хуже. Она искренне хотела помочь, но, оказывается, одних благородных намерений недостаточно. Прикусив губы, она повернулась и медленно вышла.
Она пребывала в такой растерянности, что даже не знала, куда идет. В мозгу билась мысль: надо найти отца и узнать, что случилось. Попытаться убедить его пересмотреть принятое решение. Но неужели он ее послушает сейчас, если до сих пор ни разу этого не делал?
Может быть, она действительно ни на что не годится, кроме как рассаживать гостей на званых обедах и рожать детей? Может быть, хватит брыкаться, а просто выйти замуж за Питера и благодарить Бога уже за то, что у нее есть крыша над головой? Может быть, мужчины правы и женщин нельзя выпускать из дома?
Она вдруг поймала себя на том, что ей нечего противопоставить этим грустным мыслям. Пока жизнь лишь подтверждала их правоту.
Слезы уже залили все ее лицо, а носовой платок абсолютно промок, когда Джорджина наконец спохватилась и поняла, что не представляет себе, где она находится и куда ее несут ноги. В следующую секунду она услышала за собой чьи-то шаркающие шаги, хриплый шепот и смешки. Боясь обернуться, она пошла быстрее, отчаянно пытаясь сообразить, как ей выбраться из мрачного лабиринта грязных улочек.
В чем дело, леди? Хочешь побегать наперегонки?
Поняв, что их обнаружили, ее преследователи обнаглели и, тоже ускорив шаг, стали ее догонять — это были мужчины.
Заблудилась, леди? Ай-яй-яй! Мы, пожалуй, можем показать дорогу… За поцелуй! — послышался за спиной хриплый и низкий голос.
Чья-то сильная рука ухватила ее за локоть. Джорджина стряхнула ее и горько пожалела в ту минуту, что не захватила зонтика. Отбиваться было нечем, поэтому она, подобрав юбки, пошла еще быстрее.
Не торопись, леди. За проход по этой улице надо заплатить пошлину.
Один из преследователей забежал вперед. Это был неопрятный, грязный человек с заломленной на затылок кепкой. Он смерил ее с головы до ног наглым и презрительным взглядом. Росту в нем было немного, но Джорджина уже знала, как внушительно выглядят мужчины под одеждой, а у этого человека грудь была широкая, как у кузнеца. Свободная рубаха из шотландки нисколько не скрывала бугрящихся под ней мускулов. Джорджина остановилась, не смея обойти его.
Резко обернувшись, она едва не столкнулась со вторым. Этот был выше и заметно уже в плечах. Он обнажил в ухмылке зубы, и те сверкнули на смуглом то ли от природы, то ли от загара или от пыли лице. Загородив ей путь к отступлению, он произнес:
Пошлину, леди. Надо заплатить.
Протянув к ней руки, он сделал шаг навстречу. Увернувшись, Джорджина бросилась мимо него в том направлении, откуда пришла. Но парень успел подставить ногу, и она споткнулась. Он схватил ее так сильно, что она тут же вспомнила о могучих руках Питера, который стаскивал ее со стремянки, когда она фотографировала у него в магазине. Джорджина испуганно вскрикнула и попыталась освободиться.
На твоем месте, приятель, я бы оставил леди в покое, — вдруг раздался чей-то голос из ниоткуда.
Джорджина и ее обидчики стали озираться по сторонам. Улица была совершенно пуста, и лишь кое-где ветерок шевелил в окнах занавески. Жизнь научила людей, населявших этот квартал, никогда не ввязываться в чужие дела.
— Покажись! — крикнул наглый коротышка и, схватив Джорджину своими ручищами за талию, привлек к себе.
— Хорошо, но не пожалей потом, — вновь проговорил неизвестный, и в ближайшем переулке шевельнулась чья-то тень.
Джорджина еле слышно охнула, узнав в прислонившемся к стене дома человеке Дэниела. О, видит Бог, никогда еще она не была так рада увидеть знакомое лицо! От человека, который прижимал ее к себе, воняло чесноком и еще чем-то неприятным. А второй крепко и больно держал ее за руку. В голове девушки промелькнула темная мысль: что было бы, если бы Дэниел сейчас не появился?
Ну что, ковбой? Что нам с тобой прикажешь делать?
Высокий схватил Джорджину за волосы и развернул лицом к себе. Она закричала, когда он попытался поцеловать ее, но вырваться не было никакой возможности. Вдруг в плотном воздухе раздался громкий треск, и долговязый разбойник моментально отпустил локоть девушки. Дико вскрикнув, он отошел на шаг назад, споткнулся и схватился за ногу.
Теперь твоя очередь, не так ли? — спросил Дэниел второго. Оторвавшись от стены дома, примыкавшего к переулку, он вышел на середину улицы и ловко подкинул в руке какой-то небольшой предмет, сверкнувший на солнце гладким металлом.
Почувствовав, что коротышка заметно ослабил хватку, Джорджина вырвалась и бросилась к Дэниелу. Она прижималась к стене дома, чтобы, чего доброго, не встать между ним и этими двумя негодяями.
— Черт возьми, у него пушка! Он сумасшедший! — хрипло пробормотал коротышка и стал пятиться назад. — Мы ничего не сделали ей! Это была шутка! Честно!
— Когда в следующий раз захочется пошутить, позови меня. Я покажу тебе, как в наших краях учат людей танцевать.
С этими словами Дэниел опустил дуло револьвера и выпустил несколько пуль коротышке под ноги. Тот запрыгал на месте и тут же бросился наутек. Его дружок, хромая, последовал за ним.
Тихо охнув, Джорджина бессильно привалилась спиной к стене дома и схватилась рукой за грудь, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Глядя на Дэниела широко раскрытыми от ужаса глазами, все еще не веря в свое спасение и в то дикое представление, какое он только что устроил. В Катлервилле таких номеров до сих пор никто не выкидывал.
Наконец он убрал револьвер с глаз долой, сунув его под куртку. И тут же прямо на глазах преобразился. Суровая гримаса исчезла с его лица, сменившись приветливой улыбкой. На лоб упала прядь густых растрепанных волос, и он мгновенно стал похож на мальчишку. Озорной взгляд, каким он окинул ее, никак не вязался с той страшной пальбой, какую он учинил на этом самом месте минуту назад, выпустив из барабана своего револьвера с полдюжины пуль.
— Даже не знаю, кого мне следует бояться больше — тех двоих или вас, — пролепетала Джорджина. Отойдя от стены дома, она стала нервно стягивать перчатки с влажных рук. Дэниел подошел совсем близко, и до нее долетел легкий и острый аромат его лосьона. Ей вдруг захотелось упасть в его объятия, прижаться к нему всем телом… Но Джорджина Мередит Хановер была слишком хорошо воспитана, чтобы позволять себе такое. Напротив, она славилась тем, что умела примерно отшивать слишком назойливых кавалеров и держать молодых наглецов на приличной дистанции. А минутная слабость объяснялась состоянием замешательства и смущения, в котором она пребывала.
Поскольку я ближе, чем они, и сейчас злее, чем сто чертей, следует больше бояться именно меня. Как поступим на этот раз? Прикажете гоняться за вами через весь город или добровольно согласитесь, чтобы я проводил вас домой?
Джорджина подняла на него глаза и тяжело вздохнула. Черт бы побрал этих мужчин, почему они всегда все драматизируют?
Хорошо, но я попрошу вас потом заглянуть к Дженис и поговорить с ней. Ее сегодня уволили, и нам необходимо в связи с этим предпринять какие-то меры.
Дэниел взял ее за руку и потянул за собой.
Совершенно верно, только не «нам», а мне. Вас никто не просит беспокоиться. А теперь давайте-ка вы бираться отсюда, да побыстрее, а то наши друзья могут вернуться с целой компанией таких же, как они.
Долго упрашивать Джорджину не пришлось.