«Медведи» заключили сделку десятилетия. Они купили в свою команду Нильса Йоргенсена. С Нильсом – Ножом и Мартином – Золотой Кувалдой на борту «Медведи» возьмут Кубок Стэнли без всяких сомнений.
      «Только сначала надо ждать залпа из всех орудий – предсказывали спортивные обозреватели. – Соперничество Йоргенсен – Картье не вчера началось, и слишком жестоко, чтобы разрешиться в одночасье только потому, что теперь они носят одинаковые свитера.
      Готовясь к поездке в Бостон, Мэй вспомнила, что у нее осталось одно незавершенное дело. Мартин продолжал говорить об отмене его встречи с Тэдди, но ничто на земле не могло заставить его пропустить встречу команды.
      Упаковывая вещи, Мэй достала из своего ящика комода письмо, которое Мартин бросил в корзину для бумаг, и разгладила его. Протягивая его Мартину, она обняла мужа:
      – Ты выбросил вот это.
      – Я знаю.
      – Я вскрыла его.
      Она смотрела, как он прищурился, словно перед броском, и почувствовала, что испугалась. Может, он опять, как тогда, уйдет прочь. Но она схватила его за запястье и всем телом прижалась к нему.
      – Ты не должна была делать этого. – Он попытался высвободиться.
      – Я знала, как ты отреагируешь, но я не согласна. Ты должен прочесть это письмо.
      – У меня есть дела поважнее.
      – Я знаю, ты думаешь, что ты прав, но это не так.
      – Мой ужасный, треклятый враг будет моим товарищем по команде, – взорвался Мартин.
      – Мартин, прочти письмо твоего отца.
      – Я забуду, что ты открывала его, ладно? И все об этом, раз и навсегда.
      – Ты уже уходил от меня однажды. И разбил мое сердце. Правда, Мартин. Поэтому я боялась, что ты опять уйдешь, и молчала все лето. Но ты должен прочесть его письмо. Это невероятно важно для всех нас. Пожалуйста…
      – Выброси его, Мэй. – В голосе Мартина послышалась угроза.
      – Не выброшу.
      Он пожал плечами и пошел грузить вещи в машину.
      На следующий день Мартин прошел во Флит-центр мимо толпы репортеров и фотографов. Вспышки сверка ли вокруг него. Ему выкрикивали вопросы, но он игнорировал всех. Один шаг, другой шаг. Мэй отпустила его. Она вызвалась сопровождать его, но это показалось бы подозрительным. Он шагал медленно и размеренно, стараясь не зацепиться за провода телевизионщиков.
      – Мартин, соперничеству конец? – Ты пожмешь ему руку?
      – Простить и забыть?
      – Мартин, ты поставишь Нильсу новый фингал сегодня?
      Игнорируя журналистов, Мартин исчез в раздевалке.
      Лампы светили тусклым светом, но он мог слышать голоса. Знакомое поджуживание товарищей по команде, шуточки последнего сезона, бесконечные истории с вином и женщинами на каникулах. Кто кого переплюнет. Мартин услышал смех Рэя и направился на звук голоса друга.
      У него пересохло во рту. Он не мог видеть, куда он шел, и боялся разоблачения. Темная завеса закрыла все на его пути. Он видел силуэты парней вокруг, но он не мог разобрать их лиц. Все в комнате было отпечатано в его мозгу: шкафчики, холодильники для воды, скамьи. Огибая скамью, он врезался в кого-то на своем пути.
      – Ты, шляпа, чтоб тебя…
      – Прости, – примирительно проговорил Мартин.
      Но его извинение не было принято. Он почувствовал, как чье-то плечо уперлось ему в грудь, чьи-то пальцы сжались вокруг его горла, и его с силой пихнули в шкафчики. Металл поддался, товарищи по команде застонали.
      Мартин доверился инстинкту и отразил удар, зазвучавший как разбитая тарелка. Мужчины покатились по полу, и, даже не видя лицо противника, Мартин испытывал достаточно ненависти, чтобы понять, что он сцепился со своим новым товарищем по команде, Нильсом Йоргенсеном.
      – Прекратить! – заорал тренер Дэйфо.
      – Мартин… – Рэй потянул его назад.
      – Отпусти его!
      Часть «Медведей» вцепилась в Йоргенсена, другие оттаскивали Мартина. У него начала раздуваться щека, кожа треснула, и из нее хлестала кровь. Кто-то вручил Йоргенсену полотенце, а младший тренер пошел за ледяными па кетами. Мартин сел на скамью, напротив Йоргенсена, через проход. Дэйфо стоял между ними, остальные кружились вокруг.
      – Итак, мальчики, выкиньте все это из головы!
      – Он первым напал на меня! – пожаловался Йоргенсен.
      – Всего лишь теплый бостонский прием, – сказал Мартин. – Непонятно, что ли?
      – Нечто вроде дружеского ледокола, для верного начала сезона, – вмешался Рэй, пытаясь разрядить обстановку.
      – Я должен оштрафовать вас обоих, – сказал тренер. – Но у меня слишком хорошее настроение. Мальчики, оглянитесь вокруг себя! Глубоко вздохните и сохраните этот момент в памяти.
      Мартин почувствовал ледяной пакет в его руке и прижал его к щеке. Он оглядел огромное помещение с гулким эхом и увидел лишь тени. Мартин еще не отошел от схватки и с нетерпением слушал тренера. Мартин прошел через тысячи собраний команды, но такой наэлектризованной обстановки он не знал никогда.
      – Это – наш момент. Это – наш светлый момент. В этом году мы пройдем до конца, мальчики. И заберем Кубок Стэнли.
      – Хорошее чувство, – вставил Йоргенсен. – Поверьте мне, я знаю.
      Кто-то из «Медведей» шикнул, но некоторые только рассмеялись. Мартин услышал, как прыснул Рэй.
      – Как мы видим сегодня, мы выбили лед из-под ног «Эдмонтон Ойлерз», – продолжал Дэйфо. – У нас больше нет препятствий на пути к цели.
      – У него нет. – Йоргенсен шлепнул о скамейку ладонью. – У меня и не было.
      – Хоккей – спорт соперников, и вы оба войдете в историю. Еще не написаны те книги, которыми детишки будут зачитываться о соперничестве «Картье – Йоргенсен» даже тогда, когда вас самих уже не будет на этом свете. «Нож против Кувалды». Вы связаны друг с другом крепче, чем с вашими женами.
      – Прямо «Ромео и Джульетта», – засмеялся Жак Деланье.
      Мартин моргнул. Он вычленил расплывчатый силуэт Нильса Йоргенсена и теперь мог ощущать ненависть на вкус. Йоргенсен погубил его зрение, украл у него шанс завоевать два Кубка Стэнли. Мартин делался больным от слов тренера о неразрывности их связки.
      – Хочу вам сказать, мальчики, что я жду от вас одного: оставьте ваше прошлое в прошлом. Меня не волнует, как вы сделаете это. Выходите на ринг и бейтесь там до первой крови, выходите на лед и весь день напролет забивайте друг другу шайбы, отправляйтесь на ужин с вашими женами и хорошо оттянитесь там – проклятие! – отведите их в «Ритц» и запишите все на мой счет!
      – К дьяволу, – пробормотал Мартин.
      – Да, на этот раз я с ним согласен, – сказал Йоргенсен с явным шведским акцентом. – Скорее ад замерзнет, чем мы поужинаем вместе.
      – «Поужинаем вместе», – Мартин фыркнул, высмеивая его елейный голос.
      – Хватит! Я вами сыт по горло! – вспылил тренер. – Я получу от вас столько, сколько мне требуется. От обоих! Итак, Нильс, добро пожаловать в наш клуб. Но, когда я даю своим игрокам совет, он не остается без внимания. А ты-то Мартин, это прекрасно знаешь. Ты ведешь себя как неразумное дитя, но ты не неразумное и уж точно не дитя. Должен ли я напоминать тебе, что это может оказаться последним твоим шансом взять Кубок?
      – В этом нет нужды, – проворчал Мартин. – Знаю, что старею.
      Йоргенсен хмыкнул.
      – Эй! – раздался предостерегающий возглас Рэя.
      – «Ритц», – задумчиво произнес тренер. – Мне нравится эта идея. Отлично, мальчики, слушайте. Так тому и быть. Я резервирую столик в ресторане отеля «Ритц», на вечер субботы. Столик на четверых. Чтобы избежать шумихи, на свое имя – Дэйфо. Но меня там не будет.
      – Разыгрываете! – Мартин еще надеялся.
      – И не думаю.
      – Тренер… – Йоргенсен аж поперхнулся.
      – Тихо! – прорычал Дэйфо и продолжал: – Столик у окна. Оттуда великолепная панорама на городской парк. Будете любоваться видом за бутылочкой хорошего «Бордо». Может, потом, после ужина, еще и покатаетесь на ладьях.
      – Дудки, – не сдержался Мартин.
      – Вы двое, вы у меня станете друзьями, – гнул свое тренер, – пусть сейчас вы еще и не знаете этого. У меня есть большое сомнение, что вы справитесь сами, придется и мне подключиться к этому процессу. И у меня большая надежда на Мэй и Бритту. У них есть мозги, которые вы оба поотбивали друг у друга.
      Мартин встал. Он знал, что Мэй ждет его у машины, у подъезда для игроков. Ладони вспотели, его мутило.
      – Пожмите друг другу руки, – сказал Дэйфо. – Мы начинаем тренировки на неделю раньше, чтобы все привыкли друг к другу, так что обменяйтесь рукопожатием.
      Мартин ощутил энергетическое поле над скамьей. Тысяча самых разных эмоций переполняла его, и он понял, что, если сейчас же не покинет раздевалку, бед натворит немало. И он двинулся к выходу.
      – Я сказал – обменяться рукопожатием! – крикнул Дэйфо.
      Мартин заторопился. Ткнулся в край скамьи, потом задел чью-то сумку. Споткнувшись, плюхнулся на колено.
      Он услышал тишину, поскольку все замерли, глядя, как он пытается встать.
      – Какие-то проблемы? – Мартин обвел взглядом комнату. – И чего вы еще не видели?
      – Мартин, дружище, – откликнулся кто-то из новичков. – С тобой все в порядке?
      – Но савуар фер (не совсем как хотелось бы), – на смешливо произнес по-французски Йоргенсен.
      Мартин повел голову на звук, увидел шведа и резким движением отшвырнул протянутую ему руку.
      – Картье! – рявкнул тренер.
      Мартин проигнорировал его, хотя голос тренера прогремел в полной тишине, от которой звенело в ушах. Мартин покинул раздевалку. Он хотел побежать, но побоялся упасть. Поэтому он заставил себя замедлить ход на прямой линии вдоль коридора, в котором он великолепно ориентировался. Мэй ждала его снаружи. Он просил ее быть наготове и даже не выключать двигателя. Рэй окликнул его по имени, но Мартин не оглянулся.
      – Что это было с тобой? – спросил Рэй, когда он позвонил Мартину позже тем вечером.
      – О чем ты? – притворился Мартин, не желая обсуждать эту тему.
      Он вообще не подошел бы к телефону, но Мэй сунула ему трубку в руку прежде, чем он успел сказать ей «нет».
      – Что с тобой происходит?
      – Со мной? Ничего. Что за вопрос?
      – Ты на все натыкаешься, ведешь себя как пьяный. Ты же не был пьян, или я не прав?
      – Ты меня прекрасно знаешь. Я бы не появился там пьяным.
      – Но ты словно с цепи сорвался. Обычно ты не дуришь так с тренером. И командой.
      – Сорвался, извини, – буркнул Мартин.
      – Послушай, я понимаю, вся эта покупка – дрянная затея. Привыкнуть к Йоргенсену будет нелегко.
      – Высокомерный хлыщ и болван этот Йоргенсен.
      – Да уж, настоящая примадонна. Хвастает собой, своей славой и богатством. И все время бахвалится. Каково, мол, это выиграть Кубок Стэнли два года подряд!
      – У нас, – сказал Мартин.
      – Да уж, у нас, – согласился Рэй. – Но хотя бы в одном тренер прав – придется забыть об этом. Йоргенсен все же лучший голкипер в НХЛ, и теперь он наш. С этой позиции и нужно смотреть на него теперь.
      – Трудно, – признался Мартин.
      – Может быть, но для нас это лучший выбор. – Рэй промолчал. – А ты уверен, что с тобой все в порядке?
      – Бьен сюр (конечно), – успокоил его Мартин. – Все отлично.
      За поддержкой Мэй обращалась к Тобин. Они говори ли по телефону пять раз на дню, восполняя разлуку.
      – Я очень волнуюсь за него, – жаловалась подруге Мэй. – Он в полной изоляции, не хочет ни с кем разговаривать. Такое впечатление, будто он думает, что все само собой рассосется как-нибудь. Ему почему-то стыдно. И это самое ужасное. Он ничего плохого не сделал, ни в чем не виноват, но он скрывается, словно не может показаться в таком состоянии перед друзьями.
      – Совсем как тогда, когда Джон потерял работу, – вспомнила Тобин.
      – Иногда мне хочется во всем винить хоккей, – призналась Мэй. – Я же вижу, какая это жестокая игра, и они еще все воспринимают травмы как должное. Я думаю о Серже и Агнес и удивляюсь, как они могли позволить ему играть. Серж же знал, как плохо это все может кончиться. Он знал, Тобин.
      – Ну а Джон и Майкл в своем гоночном автомобиле. – Голос у Тобин слегка задрожал. – Поверь мне, и я думаю о возможных последствиях. Но отцы и сыновья… такая у них связь. Это для них как способ общения. Иногда я думаю, что для них это единственная возможность признаться, как они любят друг друга. В таком опасном спорте, когда знают, какими травмами он чреват.
      – Все может быть, – задумалась Мэй, представляя себе Сержа, каким она увидела его в тюрьме.
      У отца Мартина все лицо было в шрамах от шайб и ударов клюшками. Совсем как у самого Мартина.
      – Твой тренер звонил опять, – начала разговор Мэй, когда поднялась наверх.
      Мартин спал, хотя уже перевалило за полдень. Совсем как она рассказывала Тобин. Последнее время Мартин все время заползал под одеяло в надежде, что весь этот кошмар закончится сам по себе.
      – Оставь меня в покое, – сказал он. – Я устал.
      – Ты спишь уже четырнадцать часов подряд, – посетовала Мэй, присаживаясь на кровать.
      Гром спал в ногах Мартина, и ей пришлось отодвинуть его.
      – Отчего это ты так устал!
      Мартин только отвернулся от нее.
      – Он напомнил мне про наш ужин с Нильсом и Бриттой Йоргенсенами в субботу вечером. Нам велено быть в «Ритце» к восьми. Мне спросить у тетушки Энид, не останется ли она с Кайли?
      – Ты знаешь мой ответ на эту чушь, – ответил Мартин.
      – Он говорит, это – приказ.
      – Скажи, пусть убирается ко всем чертям.
      Мэй взглянула на часы. Мартин был записан на прием к Тэдди сегодня в три. Он отменял прошлые два визита, и уже прошло пятнадцать дней с тех пор, как он начал курс преднизолона.
      – Тэдди звонила, – сказала Мэй. – Она говорит, ей надо увидеть тебя.
      – Или что?
      – Или все станет хуже.
      – Ты действительно полагаешь, есть еще что-то хуже?
      – Для меня – да, – ответила Мэй. – Если ты не можешь ничего делать для себя самого, почему ты забываешь про свое обещание сделать это для меня?
      Она начала гладить его по спине медленными кругами.
      – Не хочу никуда идти.
      – Знаю, – прошептала Мэй, наклонившись, чтобы поцеловать его в висок. – Но для меня и Кайли. Сделай это ради своей семьи.
      Они вошли в глазной госпиталь Бостона незадолго до назначенного им времени. Мартин держал Мэй под руку, и она осторожно вела его по коридору. Охранник крикнул: «Привет, Мартин!» Пациенты и доктора смотрели на него во все глаза. Какой-то мальчишка попросил у него автограф, и Мартин молча расписался.
      Они добрались до кабинета Тэдди, Мэй осталась ждать, пока Мартин пройдет обследование. Тэдди была настроена по-дружески, счастлива видеть их; она не выразила недовольства, что Мартин так долго не появлялся, и Мэй была ей искренне благодарна. Мартин был буквально на взводе, от любого пустяка заводился с полоборота и мог, разбушевавшись, удрать в заветное убежище на кровати.
      Много времени обследование не заняло. Тэдди позвала Мэй во внутренний кабинет, где уже сидел Мартин. Сегодня Теодора Коллинз выглядела очень профессионально в своем белом лабораторном халате. Мэй прочла на ее лице сострадание и почувствовала, как сердце у нее оборвалось.
      – Преднизолон не действует, – сказала Тэдди. – Или действует, но не так, как мы надеялись.
      – Нет, – прошептала Мэй.
      Мартин смотрел прямо вперед. Все такой же красивый, как тогда, когда Мэй влюбилась в него. В тот первый день их знакомства, когда он вынес Кайли из заполненного дымом самолета.
      – Сложные отслоения, гигантские разрывы сетчатки и тому подобное иногда требуют совершенно другого способа лечения, – продолжала Тэдди, – причем лучше все го подходит курс витриэктомии.
      Сквозь гул в ушах Мэй слушала, как Тэдди описывала операцию: удаление стекловидного тела для очистки крови из его правого глаза, его хорошего глаза, в попытке спасти оставшееся зрение.
      – Мой левый глаз… – начал Мартин.
      – Для вашего левого глаза ничего сделать невозможно, – мягко остановила его Тэдди.
      – А правый глаз станет лучше, если я пойду на операцию? – все же спросил он.
      – Нет.
      Глаза Мэй заполнились слезами. Она сама уже ничего не видела из-за слез, только услышала, как Тэдди осторожно продвинула по столу коробку с бумажными носовыми платками. Вытерев слезы, Мэй посмотрела на мужа. Прямая спина, мужественное лицо, ни следа страха.
      – Прости меня, – повернулся он к Мэй.
      – Ох, Мартин… – У нее перехватило горло.
      – Я бы хотела не тянуть с операцией, – сказала Тэдди.
      – Хорошо, – согласился Мартин.
      – В следующий вторник. Рано утром.
      – Прекрасно.
      Мэй укладывала вещи в сумку, слушая, как Тэдди дает наставления Мартину. Куда идти, за сколько времени перед операцией воздержаться от еды или питья. Голос, полный доброты и уверенности, звучал в комнате. Мэй оглядела кабинет.
      Маяки на фотографиях, сделанных Уильямом, все так же светили путникам. Мэй вспомнила, что, когда она впервые увидела их, этот свет казался ей полным надежды. А сей час узнала, что Мартин вступал в темноту, и она молила дать ей силы помочь ему пройти через все, что должно было случиться. Она закрыла глаза и вообразила луч, пробивающий темноту до самого горизонта, указывающий им путь.

      До этого он хотел только одного – спать, теперь же Мартин ничего больше не желал, как оставаться без сна. Обнимая Мэй, он разглядывал ее красивое лицо, изгибы тела, выражение глаз. Способен ли он будет чувствовать ее любовь, если он не сможет больше видеть все это?
      Бостон представал перед ним одним расплывшимся светящимся пятном. Он смотрел на это пятно и вспоминал озеро. Он представлял себе горы, круто уходящие в небо. Он видел тонкий, белый лунный свет, заливавший все вокруг: дома, поляны, само озеро Лак-Верт. Он думал о том, что нет красивее лунного света, чем в его родных местах, на Лак-Верте.
      – О чем ты думаешь? – спросила Мэй, подойдя к нему.
      – Не хочу терять все это.
      Он пристально посмотрел на прозрачный отсвет на ее обнаженном теле, дотронулся до ее лица ладонью и с глубокой нежностью поцеловал.
      – Идем в кровать. – Мэй потянула его за руку.
      – Я не хочу забыть, – остановил он ее. – Я хочу запомнить все это.
      – Запомнить?.. – В голосе Мэй слышалось недоумение.
      – Как это все выглядит, – объяснил Мартин, и у него перехватило голос от боли в горле. – Какой этот мир на самом деле.
      Внутри у него все горело, и он пошел к комоду, куда положил бумажник, и начал рыться в нем в поисках фото карточек. Натали, Кайли и Мэй.
      Он уже с трудом различал их черты. Вот и лица начинали исчезать… Он не мог вспомнить очертания лица дочери, точный цвет ее волос и глаз, то, как она никогда не могла сдерживать улыбку.
      – Я не могу видеть ее, – запаниковал он.
      – Мартин, – позвала Мэй, пытаясь обнять его, но он высвободился.
      Он смотрел на фотокарточку дочери, подносил близко к глазам, но не мог сфокусировать взгляд – одно размытое пятно.
      На Мартина накатился ужас, и он знал, что нет никакой возможности избежать неизбежного. Это как проваливаться под лед, когда не получается вырваться из ледового плена. Мерзнуть, терять дыхание, тонуть. Словно его заманили в ловушку и положили в его собственный гроб.
      – Я не могу больше видеть ее лицо, – весь дрожа сказал Мартин.
      – Я знаю.
      Мартин больше не мог различать лица на фотографиях, не мог видеть собственного ребенка. Мэй даже не пыталась утешить его. Она не могла найти слов утешения, и Мартин был рад, что она даже и не пыталась.
      В пятницу, накануне того дня, когда им с Мэй предстояло ужинать в «Ритц-Карлтон», Мартин сам позвонил Йоргенсену.
      – Какого черта тебе от меня надо? – удивился Йоргенсен.
      – Поговорить, – произнес Мартин пересохшими губами.
      – Тебе что, невтерпеж до завтра?
      – Забудь про этот ужин, – сказал Мартин. – Давай встретимся во Флит-центре.
      – Где-где? – недоверчиво переспросил Йоргенсен.
      – На твоем теперь домашнем льду, – ответил Мартин. – Привыкай, если забыл.
      Дорога до Бостона казалась бесконечной. Мэй возражала против встречи, но все равно повезла его. Всю дорогу они слушали радио. Она чтобы не поддаться соблазну отговорить его от задуманного, а он – потому что не чувствовал потребности оправдывать или защищать свое решение. Когда они добрались до Флит-центра, он поцеловал ее на прощание и забрал клюшку и коньки с заднего сиденья.
      – Мне позволено попросить тебя быть осторожным? – спросила она.
      – Не сегодня, – усмехнулся он в ответ.
      – И все же я прошу тебя.
      – Буду стараться, – пообещал Мартин.
      Хотя они с Йоргенсеном не афишировали свою дуэль, многие парни все же решили поучаствовать в шоу. Они кружились вокруг, приветствуя Мартина. Подошел Рэй, и Мартин почувствовал неодобрение друга даже прежде, чем тот открыл рот.
      – Ничего не говори, – попросил Мартин.
      – Ведешь себя как самый настоящий сопляк, – негодовал Рэй. – Что бы ты там, черт тебя подери, ни думал, будто тебе надо кому-то что-то доказать, брось ты эту затею. Теперь он твой товарищ по команде.
      – Может, и так.
      – Никаких «может». Да он лучше, чем многие здесь, и болельщики влюблены в него. Так что давай все уладим и пойдем отсюда. У вас же званый ужин завтра.
      – Не будет никакого званого ужина.
      Мартин уже натянул свой «медвежий» свитер, впервые в новом сезоне и теперь заканчивал шнуровать коньки. Он чувствовал прилив крови, напор внутри себя, как перед игрой, и уже не имело значения, мог ли он видеть, куда идти. На льду он был король, он мог кататься на коньках слепым. Разве его отец не говорил ему этого всегда? Но, встав со скамьи, он наткнулся прямо на руку Рэя.
      – Вот, смотри, опять, – опешил Рэй.
      – Что опять?
      – Ты ходишь, как пьяный.
      – Ну да, сегодня пригубил по дороге.
      Рэй молчал, потрясенный.
      – Мартин, он ждет тебя, – позвал Джек.
      – Бьен (отлично). – И Мартин двинулся через комнату на автопилоте.
      Каучуковое покрытие было все таким же твердым и неизменным под лезвиями его коньков. Ступая на лед, он чувствовал себя живым, сильным и могучим. Холод окружил его, и еще раз он ощутил свою неукротимость. Он пролетел по арене катка, ничего не видя перед собой. Но он знал, что на льду они с Йоргенсеном одни и никто не встанет между ними сегодня.
      – Ты готов? – позвал Мартин, пролетев мимо ворот.
      – Уничтожить тебя, – завопил в ответ Йоргенсен.
      – Попробуй, – сказал Мартин.
      Он поймал черно-желтое пятно и задрожал от вида своего вечного врага в цветах «Медведей». Мужчины согласились на персональный поединок, с глазу на глаз, свое города дуэль. Тренер Дэйфо велел им пойти на это – в поле, на льду или за обеденным столом. Что ж, имелось только одно место на земле, где бы Мартин хотел встретиться с Нильсом Йоргенсеном, и это явно был не треклятый «Ритц-Карлтон».
      – Ты проводишь обзорную экскурсию? – крикнул Йоргенсен.
      – Просто предоставляю тебе шанс отступить, – откликнулся Мартин.
      Сердце билось ровно и четко, как часы. На льду он чувствовал себя в своей тарелке; он любил кататься на коньках, а ощущение клюшки в руке придавало ему уверенности. Ни в кого он не врежется, ни за что не промажет. Один на один – и Мартин знал, что он сумеет сделать это.
      – Эй, Мартин, – позвал его Рэй, и Мартин последовал за звуком его голоса.
      – Что тебе?
      – Надень хоть маску, чтоб тебя.
      – Ты что мне, вместо няньки?
      – Нет, хватит с тебя Мэй, пусть она и нянчится с тобой. Она там наверху, на трибуне. Но все-таки надень…
      – Она – здесь?
      – Ну да, приглядывает за тобой.
      Мартин не улыбнулся, но ему стало хорошо от мысли, что Мэй смотрит на него сегодня. Он чувствовал себя у самой черты, на краю бездны. Может, он в последний раз выходит на этот лед. Хорошо, что его жена здесь и увидит это. Рэй подъехал, чтобы отдать Мартину маску. Немного подумав, Мартин надел ее.
      Рэй включил часы. У Мартина Картье и Нильса Йоргенсена было десять минут, чтобы доказать, кто из них лучший. Если Мартин забрасывает шайбу – выигрывает он. Если Йоргенсен не пропускает ее – голкипер лучше.
      Опасный повсюду на льду, сегодня Мартин Картье был снайпером. Он бросал шайбу от синей линии, пробивая Йоргенсена приемами, которыми владел. Йоргенсен отбивал все его броски. Первая минута ничего не дала. Мартин подъезжал снова и снова. Дважды он попадал шайбой прямо в голову Йоргенсена, и дважды его бросок был блокирован. Он слышал голос Мэй с трибуны.
      Мартин напряг позвоночник и развернулся на красной линии. Его сердце стучало, и он вспомнил дни на льду с отцом, когда они отрабатывали до самой темноты. Совсем как сейчас. Среди яркого света сверкающего катка Бостона тьма ночи укрывала его. Он скользил, почти не касаясь коньками льда.
      – Ты можешь! – вопила Мэй.
      – Иди и возьми меня, – рычал Йоргенсен.
      Мартин подумал об отце, и мог слышать, как тот кричит те же самые слова на льду безбрежного горного озера: «Иди и возьми». Его отец преподал ему все, что он знал о спорте. Хоккей был спорт крови, и он мог превращать в ожесточенных врагов лучших друзей, отца и сына, если они попадали в разные команды.
      – Иди и возьми меня, – снова выкрикнул Йоргенсен, и на сей раз Мартин подумал об их самой страшной стычке, когда клюшка Йоргенсена залепила ему прямо в глаз.
      Он почувствовал, как из груди его вырвался стон, и он помчался по льду.
      Мартин Картье продвигался вперед, как разгоняющийся для взлета реактивный самолет на взлетно-посадочной полосе, достигая невероятной скорости, взметая руку с невиданной силой. Послав шайбу в ворота, которые он не мог видеть, он почувствовал наслаждение.