Но он так и не заговорил бы.
      Гром убежал снова на следующий день. Они напили его веревку, которую он перегрыз, и увидели его следы, ведущие к дороге. Мэй взяла машину и поехала искать старого пса. Оглядывая луга и холмы, по всему маршруту следования к собачьему питомнику она заметила, как сама напряжена, и поняла, по какой причине. Она не хотела, чтобы пса поехал искать Мартин, она испугалась, что он уедет раньше нее.
      – Успешно? – спросил Мартин, когда она возвратилась.
      – Нет. Его не было в питомнике. Я проверила.
      – Где же он? – спросила Кайли.
      – Отправился в поисках приключения. – Мэй попыталась успокоить дочь.
      Когда пришла почта, там оказалась открытка, адресованная Грому, которую Кайли написала из отеля в Торонто и подписала ее «Эдди». Когда Мэй показала открытку Мартину, он даже не улыбнулся.
      Почта также содержала синий конверт, адресованный Мартину. Мэй видела, как он поднес его очень близко к глазам, исследовал почерк, затем бросил в мусорное ведро, даже не открыв. Она хотела достать конверт, когда зазвонил телефон.
      Их ближайший сосед, Винсент Дюфор, видел, как полицейские затаскивали в машину пса, который напоминал Грома; возможно, они отвезли его в приют.
      – Ты можешь себе представить, чтобы в городке размером с наш кто-то не знал всех собак наперечет, – взорвался Мартин.
      – Гром у нас недавно, – попыталась урезонить его Мэй. – Я уверена, они привезли бы его домой, если бы знали, чей он. Нам придется получить на него разрешение…
      – Итак, теперь он в этом приюте для бездомных собак?
      – Так думает Винсент.
      – Дай сюда, сейчас позвоню. – Мартин выхватил телефон из рук Мэй.
      Было больно наблюдать, как он схватил телефонную книгу и стал искать нужный номер. Он нервно листал страницы, порвав одну. Сгорбившись, он пытался прочитать телефоны, но это ему не удавалось, и он клял всех и вся почем зря.
      – Позволь мне… – начала было Мэй, но Мартин уже набрал телефон справочной.
      Узнав номер, он вынужден был набрать его дважды, прежде чем попал в нужное место. Мэй слышала, как он глубоко вздохнул, затем стал объяснять кому-то на том конце провода, что он потерял своего пса, бассета, и что у него есть причины полагать, что пес попал в собачий приют.
      – Мое имя? Мартин Картье… – услышала она.
      И увидела, как сузились его глаза, как в нем нарастал гнев.
      – Он – там, – Мартин бросил трубку, – и она не позволит мне забрать его.
      – О чем это ты? – удивилась Мэй.
      – Она говорит, Гром укусил ее, когда она загоняла его в клетку, и она избавится от него завтра.
      – Нет!
      – У него нет жетона, сказала она, и нет никаких доказательств, что он привит от бешенства.
      – Он покусал ее? Да у него зубов-то нет! – возмутилась Мэй, посмотрев в окно на Кайли. – И никакого бешенства у него нет.
      – Я знаю. Она ничего этого не говорила, пока я не назвал своего имени.
      – Мартин Картье? Я думала, это имя открывает любые двери в Канаде.
      – Только не эту. Она еще помнит ту историю с Нэт. Она ужасно ко мне относится с того дня. Считает меня самовлюбленным хоккеистом, который не мог уделить время собственной дочери.
      – Но это же неправда, – расстроилась Мэй.
      – Тебя не было тогда там, – объяснил ей Мартин. – Она права относительно меня. Она – сука, и она не имеет никакого права держать Грома, но с тех пор она знает мой номер телефона.
      – Но я же вижу, как ты относишься к Кайли, и я знаю, как ты относишься к Натали.
      Именно в этот момент заскрипела дверь с противомоскитной сеткой, и они услышали шаги Кайли в кухне. Она молча посмотрела на взрослых, и ее лицо вытянулось.
      – Старина Гром, должно быть, неплохо проводит время, – нашелся Мартин, что-то внимательно разглядывая за окном. – Гоняется повсюду за своей хорошенькой пуделихой.
      – Ты думаешь, он цел? – спросила Кайли.
      – Гром? – переспросил Мартин, фыркая со смехом. – Он цел и невредим, в этом я не сомневаюсь. Он же бассет до мозга костей. Мне скорее надо волноваться о диких животных в нашей округе. Где-нибудь на горе вынюхивает барсука, а то уже и тащит его, беднягу, из логовища. Или загнал лису на дерево и пытается оторвать ей хвост для подарка своей Фифи.
      – Кто это – Фифи? – хихикнула Кайли.
      – Его подруга, – объяснил Мартин. – Французская пуделиха.
      Кайли звонко смеялась, стоя подле Мартина и пытаясь различить силуэт Грома на горной тропе над озером.
      Уже когда стемнело, как только Мэй отвела Кайли наверх почитать ей книжку перед сном, Мартин вышел из дома. В кармане у него были ключи, и он направился на задний двор, где они держали машину. Но хотя он досконально знал каждый дюйм своего двора, он все же умудрился попасть ногой в новую рытвину. Он шел по прямой, твердо зная, что на пути у него нет ни высоких преград, ни углублений, но, когда он добрался до машины, решил не рисковать.
      Он не сумеет вести машину сегодня ночью. Накануне его глаза были лучше, и он мог вести машину. Но и Гром тогда был еще в безопасности, хотя и выл по Фифи шесть часов подряд, когда его привязали к задней веранде. Проблема была в глазах Мартина. Они были не надежны. То он прекрасно все видел, то на следующий день зрение подводило его. Все усугублялось тем, что Мартин не мог ни предсказать, когда наступит кризисная ситуация, ни управлять ею.
      Приют для бездомных собак располагался позади муниципального гаража, этого собрания старых грузовиков и плугов и бетонного строения, напоминающего бункер, приблизительно в шести милях по дороге на север от озера. За свою жизнь Мартин путешествовал по этому маршруту тысячу раз, по большей части на пути к дому Рэя или обратно от него. Ночь была теплой, почти безветренной. Сначала он шел медленно, но потом побежал.
      В беге он почувствовал свою силу. Ноги крепко держали его и не подводили, руки начали двигаться в привычном для тренировок ритме, и он подумал о сборах команды, начинающихся осенью. Назад в Бостон, обратно к режиму, который поддерживал его в форме все годы в профессиональном спорте.
      – Мерд (черт), – выругался он, споткнувшись обо что-то.
      Он не заметил какое-то вспучивание или трещину на дороге, оставшуюся после зимних морозов. Дорожники здесь работали с ленцой, иногда по три, а то и четыре лета оставляя без ремонта повреждения, нанесенные дорожному покрытию в жесточайшие зимние бури. Мартин вспомнил, как той зимой, когда ему исполнилось двенадцать, снежный буран засыпал их снегом три недели подряд. Они с мамой остались без тепла и еды, пришлось топить печь, есть картошку и консервированные бобы. Отец тогда уже жил в Штатах.
      – Не думать об этом, – приказал себе Мартин вслух и, легко вздохнув, побежал дальше.
      Умение контролировать свои мысли – одно из самых важных качеств спортсмена. Это было в числе его достоинств, он умел отставлять в сторону мысли на определенные темы. Сейчас к таковым относились и синий конверт, который при шел по почте, грозящее усыпление Грома, и явно подводившее его зрение, поскольку он едва мог различать, где бежит.
      Его ноги бежали по дорожке, и время от времени что-то сверкало перед ним. Возможно, свет далеких звезд, мелькающий через деревья. Какими удивительно красивыми бывали звезды. Он почувствовал, как что-то дрогнуло у него в груди. А что, если он больше не сможет их видеть? Что, если он никогда не сможет видеть красоту темного ночного неба, усыпанного звездами?
      «Контролировать сознание», – приказал он себе снова. Не думать об этом.
      Собачий приют был сразу же за поворотом. Он услышал собак, их лай, заполняющий летнюю ночь. Голос Грома перекрывал остальной лай, неистовый, страстный и полный тоски. Пробежав по утрамбованной песчаной площадке для машин, Мартин замедлил свои движения, приближаясь к массивному кирпичному зданию. Он подергал каждую из двух стальных дверей. Двери были заперты.
      Он не строил никаких планов, пока не оказался на месте. Подняв с земли камень, он пошел к передней двери. Дверь была железной, но в ней имелось зарешеченное окошко. Размахнувшись, Мартин со всей силы ударил камнем по стеклу и разбил его. Ему потребовалось еще три удара, чтобы разбить решетку, потом он засунул руку внутрь и отпер дверь.
      Кровь стучала у него в висках, когда он забрался в помещение. Никогда раньше Мартину не доводилось врываться куда-нибудь. Он только что совершил преступление, за которое его могли арестовать. Весь вспотевший, с трудом переводя дыхание, он стоял перед конторкой и пытался сориентироваться в пространстве.
      «Именно здесь, – подумал он, – на этом самом месте, тогда стояла Натали. Вот стол старухи, вот место, где стоял я, внушая Натали, что она не может иметь собаку. Своего Арчи».
      Почуя человека, где-то дальше по коридору как безумные залаяли собаки. Лай Грома сменился поскуливанием, напоминавшим щенячью мольбу.
      – Иду, иду, – крикнул он.
      Он ударился об стол, потом задел стул, наткнулся на другую запертую дверь. Эта дверь не была железной, но он не собирался тратить впустую время в поисках ключа, которого там могло и не оказаться, поэтому он надавил плечом на дерево и услышал, как оно затрещало. Еще один толчок, и он сорвал дверь с петель.
      «Ты точно такой же, как твой отец. Преступник, человек, который берет то, что он хочет. Ты катаешься на льду, как твой отец, ты играешь в хоккей совсем как твой отец, ты берешь все, что ты хочешь, как и твой отец».
      – Да непохож я на него вовсе, – сказал Мартин собакам.
      Он стоял в длинном помещении, с рядами клеток. Шум от их лая стоял невообразимый, но, несмотря на весь этот шум, к его удивлению, он обнаружил всего три занятые клетки. Гром, машущий хвостом, на вид страдающий чесоткой стаффорд. Какая-то помесь охотничьей породы, с ног до головы покрытая грязью. Мартин, не раздумывая, открыл все три клетки.
      Две странные собаки вырвались на свободу, пробежав мимо него. Гром же с благодарностью лаял, подпрыгивая вверх настолько, насколько позволяли его короткие ноги. Мартин нагнулся к псу, позволив облизать лицо. Он подумал о том, как немного требуется, чтобы сделать старую собаку счастливой, насколько легко было доставить удовольствие маленькой девочке. Кайли придет в восторг, увидев Грома.
      Натали гордилась бы им. Если бы она была здесь, она сказала бы ему, как он был прав, пробежав полуслепым всю дорогу вдоль озера, лишь бы спасти пса Кайли. Мартину все-таки следовало бы позволить дочери взять Арчи.
      Он знал это все прошедшие годы, но сейчас, в том самом здании, где он подвел свою дочь, он чувствовал это своей кожей, зубами, костями.
      Гром понесся к двери, уводя Мартина на волю. Мартин вытащил из кармана веревку, которую он не забыл принести с собой. Он не хотел, чтобы Гром опять убежал на поиски Фифи и несчастного влюбленного пса снова схватили полицейские. Гром потянул носом воздух, вдыхая ночную свежесть.
      Мартин сделал то же самое. Он чувствовал себя свободным, держа в руках конец длинной привязи. Он нащупал в кармане бумажник, достал чековую книжку, нашел чистый чек и написал на нем сумму пятьсот долларов, по том положил его на стол смотрительнице. На чеке стояло его имя, и он знал, что завтра его, вероятно, ждет визит из полиции или, по крайней мере, звонок оттуда, но его это совсем не волновало.
      Освобождение собак, возвращение Грома домой к Кайли стоило этого. Но когда он снова вышел из помещения, что-то случилось. Ночь стала темнее. Или туман спустился на землю. Мартин не мог видеть. Гром натягивал веревку, но Мартин не знал, в каком направлении ему идти. Он был один в черноте и не мог видеть, по какой дорожке двигаться.
      Мартин куда-то вышел, но, по крайней мере, он не взял машину. Мэй сидела на диване и никак не могла взять в толк, куда он делся. Она попыталась заняться бумажной работой, Тобин прислала ей счета за прошлый месяц, и Мэй попробовала просмотреть их с калькулятором и ручкой. Но чем больше она старалась концентрироваться, тем больше ее мысли начинали блуждать.
      Она подошла к окну, в сотый раз вглядываясь в черно ту ночи. Тут ее взгляд упал на синий конверт. Конверт лежал среди буклетов, листовок и старых газет, и Мэй понимала, что ей следовало бы поскорее забыть о нем. Но она не могла. Возможно, если бы муж был дома, она не была взволнована до смерти по поводу его отсутствия, она и не вспомнила бы про этот синий безликий конверт.
      Мало того, что она вытащила конверт из всякого бумажного хлама, она еще и открыла его. Она развернула письмо, написанное на простой синей почтовой бумаге, расправила его на сиденье у окна перед собой и прочитала:
 
       «Дорогой Мартин. Ты заслужил победу, сын. Я не говорю, что победа главное, но мы оба с тобой спортсмены и знаем, что мы живем в спорте ради победы. Ты дошел до финала снова. Это само по себе великое дело. Всегда остается следующий год, если ты в команде, которая поддерживает тебя. «Медведям» стоит лучше оценить то, что они имеют, или я знаю множество других команд, которые еще и поборются, чтобы заполучить тебя.
       Много воды утекло, Мартин. Да, ты долго шел к играм за Кубок Стэнли. Но столько времени прошло с тех пор, как мы с тобой говорили, с тех пор, как видели друг друга. Я читал о тебе. Смотрел тебя по телевизору. Я знаю о твоей женитьбе. Мои поздравления тебе. Она – хороший человек. Она держалась, когда пресса хотела взять ее в оборот, так что я знаю, что у нее есть мужество и характер. И у нее есть маленькая дочка. Ты женился на женщине с маленькой дочкой. Я улыбнулся, когда увидел это. Она заставляет тебя вспоминать Натали? Я видел ее фотографии в газете, и я думаю, что, кажется, у нее тот же самый блеск в глазах.
       Я горюю по Нэт. Я знаю, ты считаешь, что это я отнял ее у тебя. Возможно, ты даже считаешь, что я не любил ее. Поверь мне, это неправда. Мальчик мой, я любил эту кроху. Почти так же, как я любил тебя.
       Я был плохим отцом. Плохим дедушкой. Люди делают ошибки, Мартин. Я слишком мало бывал с тобой и с твоей матерью. Я не заботился о тебе так, как мне следовало заботиться. И о ней тоже. Ничего из того, что ты заслуживал, я не дал тебе. Ты позволишь сказать мне все это тебе при встрече?
       Я хочу сказать тебе, что я прошу тебя о встрече. Я хочу видеть тебя. Мэй, вероятно, уже сказала тебе об этом. Когда она приехала навестить меня, я попросил ее передать тебе мои слова. Я знаю, что она сдержала свое слово, вы ходит, она все передала тебе. Ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Но, может, ты выслушаешь то, что мне надо тебе сказать?
       Молодой парень умер здесь сегодня ночью. Он был очень молод, примерно того же возраста, как ты был, когда начинал играть за Ванкувер. Кто-то пырнул его ножом в глупой драке. Сначала все, что я знал, было лишь то, что его сильно ранили. Но сейчас охранник говорит мне, что парень этот умер. Он был слишком молод, но был уже отцом. По-своему я привязался к нему. Я хотел, чтобы он стал лучшим отцом своим детям, чем я был для тебя.
       Что бы ты ни решил, мне остается только смириться с твоим решением. Но я надеюсь, что ты придешь ко мне.
       С любовью, папа».
 
      Когда Мэй закончила читать письмо, она поняла, что ее руки были сжаты в кулаки. Ее щеки были горячи и влажны. Она перечитала написанное много раз. Она поду мала о Мартине. Если он прочтет письмо, захочет ли он когда-нибудь съездить в тюрьму? Но прочтет ли он хотя бы слово из этого письма?
      – Мамочка!
      При звуках голоса Кайли Мэй свернула письмо, засунула его обратно в конверт и задвинула в ящик стола. По том она поднялась по лестнице:
      – Что случилось, милая?
      – Гром еще не вернулся?
      – Еще нет.
      – Где же он?
      – Бродяжничает, я полагаю, – сказала Мэй. – Не можешь заснуть?
      – Нет, не могу. Я пробую, но… – Она остановилась, поскольку зазвонил телефон.
      Мэй не произнесла ни слова, не сказала Кайли, что она вернется, ничего. Она рванулась в прихожую, зная, что услышит его голос даже прежде, чем она подняла трубку.
      – Мэй, это я. Я в собачьем приемнике. Гром у меня.
      – Я не знала даже, где ты, – чуть не заплакала она. – Я так волновалась!
      – Ты мне нужна, – выговорил он. Биение ее сердца отдавалось в горле, она слушала. – Я ничего не вижу. Я не могу видеть, где я.
      – Я приеду и заберу тебя, – крикнула Мэй. – Я сейчас.
      Она велела Кайли надеть тапочки и свитер и поспешила в теплую, звездную ночь забирать своего мужа и их собаку. Короткий путь казался вечным. Кайли уже совсем проснулась и была полностью сосредоточена на том факте, что Мартин спас Грома. Когда они въехали на стоянку перед приютом, она открыла дверь и Гром стремглав юркнул в машину. Руки Мэй дрожали. Она подошла к Мартину, обняла его.
      – Мы здесь, – сказала она.
      – Я ничего не вижу, – сказал Мартин убитым голосом, полным ужаса.

Глава 23