Глава 20

Предписание суда лежало на столе на кухне, и они по очереди его читали. Только Лили не могла заставить себя снова взять эту бумагу в руки. Она понимала, что, сколько на нее ни смотри, она не исчезнет. Клара пригласила Роуз к себе в гости на чай, что на самом деле было просто предлогом увести ее из дома, пока Лили, Лайам и Мэйв пытались сообразить, что им делать. Туман полностью опустился на окружающий мир, отчего мрачное настроение в их доме только усилилось.

— Он попробует отобрать ее у меня. — Слезы выступили на глазах Лили.

— Этого не будет никогда, — твердо проговорил Лайам.

— Это все моя вина, — заметила Мэйв. — Если бы я не заболела…

— О, бабуля! — воскликнула Лили.

— Тебе не следовало возвращаться домой, — сказала Мэйв. — Дорогая, а почему бы тебе просто не уехать? Забрать Роуз и вернуться в Канаду? И спрятать ее еще лучше, чем раньше.

— Мы не можем оставить вас, — проговорил Лайам

Лили была потрясена тем, как быстро может пропасть ощущение благополучия. Даже зная, что Эдварду известно о ее возвращении, она каким-то образом внушила себе, что она в безопасности. Возвращение домой к бабушке, воссоединение с друзьями детства, еще большая близость с Лайамом, понимание того, насколько сильно он ее любит, предложение выйти за него замуж — все это дало Лили чувство собственной силы.

И вот теперь Эдвард собирается привлечь на свою сторону суды, чтобы они помогли ему играть в его страшные игры. Лили помнила, как он вел себя с детьми, когда они были еще женаты. Дети Бей — тогда совсем маленькие — частенько прибегали с пляжа, чтобы спросить, можно ли им поиграть на прибрежных валунах. Лили и Эдвард иногда приезжали в Хаббардз-Пойнт погостить, и Лили очень нравились эти поездки.

Когда она приезжала, то всегда держала наготове хлеб, чтобы дети могли покормить лебедей, бечевки, чтобы они могли половить крабов, удочки, чтобы они могли пойти посмотреть, что сейчас клюет. У Бей были две дочки и сын, и Лили все время представляла себе, как все будет, когда у них с Эдвардом появятся собственные дети. Сколько их будет? Будут ли они любить пляж и море, как Лили? Или горы и леса, как Эдвард?

Она все думала, что Эдвард присоединится к ней и детям в этих веселых забавах. Ребятишки Бей были прекрасными и смышлеными. Они обожали пошутить и посмеяться и совсем не капризничали по поводу водорослей, крабов или наживки. Но Эдвард ни за что не хотел с ними общаться.

— Ну же, пойдем! — не раз говорила ему Лили, стараясь расшевелить его. — Давай отведем их купаться. Мы можем сходить на большую скалу.

— Там полно птичьего помета, — обычно отвечал он, сидя на крыльце и не отрывая глаз от своего ноутбука. Он даже не смотрел на нее, поэтому не видел, как на лице Лили сначала появлялось раздражение, а затем решимость.

— Хорошо, — терпеливо отвечала она, пытаясь сменить тактику. — Тогда давай возьмем маски и трубки и пойдем с ними ловить омаров. Вчера в бухте их было много.

— Ты что, не видишь, что я пытаюсь составить свое резюме? — обычно раздраженно и резко отвечал он.

Лили ему не верила. Она знала, что он играет в компьютерные игры, потому что видела отражение экрана его компьютера в окне дома за его спиной.

Она хотела было спросить его, почему он никогда не составляет свое резюме, когда рядом нет детей. Ей казалось, что он вообще совершенно не заинтересован в том, чтобы найти работу по душе. Он просто переходил из одной маклерской конторы в другую, нигде не пытаясь по-настоящему закрепиться и иногда бросая фирму, даже не дождавшись, когда придут его комиссионные. Лили глубоко вздохнула, полная решимости все-таки спасти день. Она схватила его за руку.

— Эдвард, — позвала она. Он не ответил.

— Ну пожалуйста!

— Иди и развлекайся со своими маленькими друзьями, — сказал он.

— Я-то пойду, — ответила она. — Надеюсь, ты будешь играть с нашими собственными детьми, когда они у нас появятся.

Вместо ответа он лишь продолжал стучать пальцами по клавиатуре. Она разочарованно покачала головой. Ребятишки ждали на берегу, глядя вверх, на их дом. Они уже не раз становились свидетелями подобных споров. Лили видела, что от Эдварда они ничего другого и не ждали.

Она уже вышла из дома и по лужайке направлялась к пляжу, когда Эдвард ее окликнул. Лили обернулась, прикрыв глаза рукой от солнца.

— Отлично выглядишь, — сказал он, улыбаясь.

На ней был синий цельный купальник, подчеркивающий ее загар и стройность тела.

— Спасибо, — ответила она, думая, что, может, он пытается таким образом помириться. На всякий случай, если так оно и было, она улыбнулась.

— После беременности у женщин фигура страшно портится, — проговорил он, и его улыбка стала еще шире.

Лили покраснела, остановившись как вкопанная. Зачем ему нужно было говорить такие вещи в присутствии детей? Ее глаза наполнились горячими, внезапными слезами. Спустившись на берег, она уже без всякого энтузиазма, чисто механически, привязывала грузила, нанизывала наживку на крючки и помогала детям забрасывать удочки в воду. Внутри же она будто оцепенела. Не в первый раз слова Эдварда доводили ее до подобного состояния.

В ту ночь в постели он казался таким страстным, будто хотел компенсировать боль, причиненную ей днем. Любовные порывы Эдварда были большой редкостью, поэтому она заставила себя забыть обиду, обняла его за шею, выгнула спину, стараясь вызвать у себя чувство страсти.

Уже некоторое время в постели с Эдвардом она чувствовала себя неуютно. Ее сердце и душа, казалось, находились в совершенно другом месте. Она страстно желала, чтобы ее ласкали по-настоящему, чтобы она смогла почувствовать ласку. А его рука на ее коже была грубой, шершавой и царапающей и причиняла боль, будто заставить ее поморщиться от боли для него было куда важнее, чем доставить ей удовольствие.

Неужели так и должно быть в браке? Неужели так поступали все, после того как проходили восторг и волнения первых ухаживаний? Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз он хотел заниматься с ней любовью. Обычно он спал, отгородившись горой подушек, и недовольно морщился, когда она нерешительно проводила рукой по его спине.

Перед свадьбой он говорил ей, что хочет быть отцом. Но, выйдя за него, она слышала лишь то, насколько сильно он не желает становиться родителем, как он хочет сохранить ее фигуру, как хочет, чтобы она вся принадлежала только ему.

Но в тот момент они были в постели и занимались сексом. Он не смотрел ей в глаза — его взгляд был устремлен в стену над ее головой. И Лили почувствовала, как у нее на глаза набегают слезы. Его движения причиняли ей боль. Будто он забыл, что находится внутри женщины, внутри самого нежного места ее тела. Она крепко ухватилась за спинку кровати, стараясь выдержать эту процедуру до конца и не застонать.

По щекам ее текли слезы, потому что раньше она все время думала: «Может, именно сегодня ночью мы зачнем ребенка, может, я стану матерью». Сейчас она плакала, потому что все это больше походило на разрушение, а не на созидание.

Теперь, сидя за столом в кухне Мэйв и вспоминая все это, Лили задрожала и закрыла глаза. У нее была целая коллекция отвратительных моментов ее жизни, и этот был одним из них — в ту ночь она зачала Роуз. Тогда, когда все закончилось, она безутешно рыдала.

Лили помнила, как на следующий день поехала к Мэйв домой. Она не сказала своей бабушке, что расстроена. К тому времени она уже научилась лгать: смеялась и шутила, будто у нее все отлично.

— Как ты поживаешь, дорогая?

— Замечательно.

— Хочешь чаю?

— Это было бы замечательно.

— Как прошли выходные?

— Спасибо, просто замечательно!

А хуже всего было после ссор. Фактически после одной из самых безобразных ссор — когда Лили совершенно потеряла контроль над собой и кричала так громко, что у нее заболело горло, а Эдвард смотрел на нее с самодовольной улыбкой победителя, каким он, кажется, всегда себя чувствовал, когда доводил ее до такого состояния, — ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Он с недовольным видом ушел в спальню и лег в кровать, накрывшись с головой одеялом. А у нее так сильно закололо в груди, что она испугалась.

Лили была молода. В ее семье не было сердечных заболеваний. «Это просто стресс», — говорила она себе. Она попыталась измерить свой пульс, но была слишком расстроенной, чтобы сосчитать удары.

Не желая паниковать, она зашла в спальню.

— Эдвард, — позвала она его. Он не ответил.

— Кажется, у меня сердечный приступ.

Он не обратил на ее слова никакого внимания, будто она лишь сообщила, что устала, или замерзла, или у нее болит живот. В тот момент Лили очень плохо соображала. Ей не хотелось звонить по 911. Это лишний раз привлечет внимание к их семье. Соседи уже один раз вызывали полицию за несколько недель до этого, когда их очередной скандал затянулся за полночь.

— Все в порядке, офицер, — сказал тогда полицейскому Эдвард.

И Лили тоже играла свою роль: улыбалась полицейским, которых часто видела в их небольшом городке.

— Со мной все замечательно, — сказала им она. — Все в порядке.

«Семейные склоки», — сгорая от стыда, услышала Лили перешептывание соседок за своей спиной на следующий день.

Поэтому, не желая, чтобы к дому, где они жили, примчалась еще одна машина с сиреной, она надела пальто и, взяв их машину со стоянки, сама поехала в больницу. Чем ближе она к ней подъезжала, тем хуже чувствовала себя. У нее в груди разгорался огонь, будто кто-то всунул горящий уголь как раз в то место, где находилось ее сердце. Она дотронулась до грудины и почувствовала боль, расходящуюся по ребрам. Было такое ощущение, будто ее ударили кулаком в грудь и костяшки чьих-то пальцев сломали ей ребра.

К тому времени, когда она добралась до больницы, она едва могла идти. Дрожа всем телом, держась за сердце, она села у стойки регистратуры, беззвучно плача. Она ходила в эту больницу с самого детства. Ее родители привозили ее сюда, когда ей был год и она болела крупом. В четыре года ей здесь же делали противостолбнячный укол, после того как она наступила на ржавый гвоздь. Она приходила сюда делать анализ крови за неделю до свадьбы с Эдвардом. У них была ее медицинская карта, и они знали ее в лицо.

Медсестра, работавшая в регистратуре, покупала у нее нитки для вышивания. Врач из отделения «Скорой помощи» заказала ей несколько вышитых подушечек для кресел в своей гостиной. Они все знали Мару, так как давно уже жили в этом районе. Сидя у стойки регистратуры, Лили подумала, что ей нужно было поехать куда-нибудь в другое место. В другую больницу, где ее никто не знал, где никто бы не узнал Эдварда и не посмотрел бы на него с осуждением в следующий раз, когда они увидят его, например в аэропорту.

— Мне кажется, — с трудом выдавила из себя Лили, — что у меня сердечный приступ.

Они были очень добры, тут же отвели ее к врачу, которого она раньше никогда не видела. Она хотела попросить их, чтобы ее обследовала женщина-врач, но у нее уже не было на это сил. Она боялась, что мужчина будет над ней смеяться, решив, что она делает из мухи слона. Доктор сделал ей ЭКГ. Все это время он сидел рядом с ней. Он просто смотрел на нее мягким взглядом, и его присутствие было таким успокаивающим, а его вид таким добрым, что Лили расплакалась еще больше.

Он прослушал ее сердце. Его касание — одна рука на ее плече, другая — со стетоскопом, когда он двигал его по ее груди, было мягче, чем у ее мужа. Оно как бы говорило ей, что она заслуживает особого внимания, что она стоит того, чтобы о ней заботились, а ее сердце стоит того, чтобы его внимательно прослушали.

Дойдя до грудины, он мягко нажал на нее двумя пальцами. Лили чуть не завизжала от боли.

— Здесь? — спросил он. — Именно здесь болит?

— Да, — всхлипнула она в ответ.

И еще глубже, внутри, где он не смог бы достать своими изучающими пальцами. Она сидела на стуле, пока врач смотрел результаты ее ЭКГ, мерил ей давление, ждал, когда она перестанет плакать. Он спросил, не перенесла ли она какой-нибудь стресс. Дрожа всем телом, она ответила, что она действительно очень нервничала. «На работе?» — спросил он. «Дома», — ответила она чуть слышно, и ей показалось, что она в жизни не произносила слова тяжелее, чем это. Он кивнул.

— Я не нашел никаких симптомов сердечного заболевания, — сказал он, закончив все процедуры.

Она молчала, просто слушая его.

— Это не означает, что у вас не может быть какой-то проблемы. Но сейчас я не нашел никаких признаков сердечного приступа или чего-то подобного.

— Но у меня так болит сердце.

Он опять кивнул, относясь к ней и ее словам очень серьезно. Она вспомнила, как много тогда это для нее значило — то, как он на самом деле поверил ей, а не подумал, что она сошла с ума или чрезмерно реагирует на мелочи. Благодаря этому она смогла наконец сделать глубокий вдох.

— Я назначу вам ЭКГ с физической нагрузкой, — сказал врач. — И дам вам координаты кардиолога. Но я думаю, что у вас с сердцем все в порядке.

— Тогда что со мной? — спросила она.

Врач внимательно посмотрел ей в глаза. Он был молод, высок, с большими голубыми глазами и редеющими светлыми волосами. Когда он заговорил, то взял ее за руку, будто это было самым обычным делом.

— Думаю, у вас разбито сердце, — сказал он.

Эти слова вызвали новые слезы. Лили сидела и плакала, держа за руку врача, которого видела впервые в жизни. Глубоко в душе она понимала, что он прав, — просто она никогда не думала, что врач может такое сказать. Он дал ей координаты кардиолога, записав их на листке блокнота. Он также записал адрес и название еще одного учреждения, в которое, по его мнению, она должна обратиться. Оно называлось «Помощь пострадавшим от насилия в семье».

— Он не бьет меня, — прошептала она, шокированная его словами.

— Эмоциональное и словесное оскорбления могут причинить столько же вреда человеку.

— Но тогда это же не насилие в семье? Правда?

— Лучше спросите у своего сердца, — тихо ответил врач. Он мягко похлопал ее по плечу и вышел из комнаты.

Пока Лили одевалась, ее трясло. Крем, который использовал врач при снятии ЭКГ, остался на ее бюстгальтере и рубашке. Она подумала, будет ли Эдвард спать, когда она вернется домой. Может, он волнуется, потрясенный тем фактом, что она на самом деле уехала из дома?

А может, и нет. Мысли роились в ее голове, а сердце все еще болело. Она беспокоилась о том, что ее ждет дома, в каком настроении будет Эдвард. Насилие в семье? Она покачала головой. Врач был так мил, но все-таки он ничего не понял. Эдвард ни разу ее не ударил. Они ругались, у них были проблемы. Ужасное детство сделало его таким злым.

Лили как-то читала о цикличности насилия. Она знала, что мужчины, которых избивали в детстве, часто бьют своих жен и детей. Да, Эдвард ударил Джуди, но он сдерживался и ни разу не тронул Лили. Разве это не было признаком его желания стать другим, обращаться с ней хорошо?

Лили нужно было все это объяснить врачу. Она была слишком стеснительной, чтобы рассказать ему об их сексуальной жизни, о том, насколько она была болезненной для нее. Уходя из больницы, она оформила все необходимые бумаги. Тот врач осматривал другого больного, но все равно кивнул Лили, когда она проходила мимо. Она смогла выдавить из себя улыбку. «Посмотрите, — как бы говорила она, — теперь со мной все в порядке!»

Она выбросила блокнотный листок, который ей дал врач, в урну на автостоянке у больницы. Но сделала это только тогда, когда была уверена, что он ее не видит. А потом поехала домой. Тогда она еще не знала, что уже была беременной.

Теперь, много лет спустя, после стольких дорог и мытарств, она сидела за столом Мэйв и смотрела в окно на свою маленькую Роуз, игравшую в бабушкином саду.