– Я сам решил.
      Глаза старика сузились. Он достал трубку, но не закурил ее. Майк почувствовал, что краснеет: он поступил неправильно и понимал недовольство деда.
      – Раньше не замечал за тобой глупых поступков. Какой фермер, разводящий гусей, прекращает работу за день до Дня благодарения – наконец спросил дед.
      – Это ведь не индюки, дедушка. Кроме того, мама сегодня приезжает…
      – Птица есть птица, Майк, – ворча, сказал дед, уходя от темы приезда матери. – Людям нравится, когда птица выглядит упитанной и здоровой, не то, что эти сухопарые глупые индюки. Белое мясо! Тошнит меня от всего этого.
      – Да, но…
      – Я тебе когда-нибудь рассказывал о том времени, когда приходили те идиоты из Баттерболла и пытались убедить меня в том, чтобы я прекратил заниматься гусями и перешел на разведение индюков? Роуз пришлось меня удерживать, так как мой дробовик был уже наготове…
      Нахмурившись, дед сел на пень срубленного дерева и уставился на свои ботинки. Он задыхался из-за своего преклонного возраста и старых воспоминаний.
      – Ты в порядке, дедушка?
      – Конечно, в порядке, – мрачно ответил тот, снова поднимаясь на ноги, чтобы идти за гусями.
      Снег шел всю неделю, поэтому птицы почти не были видны на его фоне. Но Майк видел, как они клевали землю в поисках зерна, направляясь к бухте, и мечтал, чтобы они шагнули к воде и уплыли прочь. Волны разбивались о скалистый берег, восемь тюленей, изогнутых, как бананы, лежали на холодных камнях.
      Майк вспомнил истории, которые рассказывала ему мать. Он, бывало, лежал в кровати, разбуженный ночным кошмаром или чем-нибудь еще, и она сидела рядом с ним, гладя его по голове и рассказывая о том, как расчесывают гусей, чтобы взять их перья. Рассказы о ферме звучали прекрасно, а вычесывание пуха он представлял себе таким же спокойным, как прикосновение руки к волосам. Боже, какое вранье!
      – Я пригоню их, дедушка.
      Майк был в высоких сапогах, испачканных кровью, и поэтому поскользнулся на заледенелой дорожке, ведущей к бухте. Гуси громко гоготали. Майк подошел к ним сзади и стал погонять их вверх по тропинке.
      – Идите, – прошипел он так, чтобы дед его не услышал. – Улетайте, глупые птицы. Летите прочь.
      Конечно, они не улетели – они никогда не улетали. Они шагали доверчиво к своей хижине. Их маленькие черные глазки смотрели вверх на Майка. Он видел, как эти ребята вылупились прошлой весной, видел, как они отъедались летом.
      – Принимайся за работу, – приказал дед. – Один парень из гостиницы Уэйпорт приедет на лодке днем, чтобы их забрать.
      Деда немного шатнуло, он почти потерял равновесие, но Майк поддержал его. Он часто нуждался в помощи, но никогда не говорил спасибо и не смотрел в глаза Майку. Судя по фотографиям, Джордж Талбот был когда-то ростом около шести футов, но в силу своих немалых лет он усох и сгорбился. Он стал слабым, с белыми, как его гуси, волосами и кожей цвета древесной коры.
      Однако Джордж проворно схватил гуся, положил его шею на пень и одним ударом отрубил голову. Со следующим гусем всегда было сложнее, так как, видимо, он догадывался, что ему предстоит. Но дед был скор на руку, и все заканчивалось, прежде чем вы успели бы глазом моргнуть.
      Они отнесли мертвых гусей в хижину. Главная комната была маленькой и квадратной, совсем без окон, если не считать прорубленного отверстия в стене. Это было владение старого охотника: стены были покрыты шкурками убитых ондатр. Их продавали на материке, но до того прикалывали в распластанном виде к стене для просушки. Майку эти маленькие создания представлялись летающими белками, которые парили над каким-то полем.
      Майк завел генератор, и машина по переработке перьев запыхтела. Дед натянул сапоги, оба надели перчатки. Он работал так быстро, что внук едва успевал за ним. Вращая гуся над машиной, пальцы работали, словно волшебные. Расшатанные машиной, перья легко снимались руками. Майк пропускал их через небольшое отверстие в крохотный приемник. Хороший пух гуще всего рос на груди гусей, поэтому его нужно было извлекать полностью. Пальцы как бы расчесывали мертвого гуся, пытаясь сохранить перья в чистоте. Дед что-то ворчал, скрывая волнение перед приездом дочери.
      – У этого парня много пуха, дед.
      – Да.
      – Еще пара одеял для мамы.
      – Да.
      – Она уже в пути, скоро будет здесь.
      – Удивляюсь, зачем она вообще сюда едет, – буркнул дед, искоса поглядывая на руки внука. – Когда ее ждать?
      – До наступления темноты, как она сказала.
      – Она всегда так: может пообещать, но если что-то помешает, забудьте об этом.
      – Ну, не знаю… – Майк не хотел быть невежливым, не согласившись с дедом. – Главное, что она будет с нами. Только это имеет значение. – Он защищал мать, хотя сам чаще других нападал на нее.
      – Многое имеет значение в этом мире, Майк, – сказал дедушка, извлекая внутренности из гуся. – Как она могла так быстро уехать с острова после смерти матери?
      Майк боялся посмотреть на деда. Практически каждый раз, упоминая свою жену, старик начинал задыхаться. Когда тетя Бэсс исполняла на пианино любимые песни Роуз, он выходил из комнаты. И до сих пор навещал ее могилу.
      – Дедушка, ты в порядке?
      Старик лишь кивнул, пока сморкался, как будто мог скрыть тот факт, что задыхается от волнения.
      Майк не задумывался над тем, что будет, когда просил мать приехать. Он сам боролся с ней с восьмого класса, а она не ладила с дедом еще до рождения сына. Долгое время Майк думал, что он является причиной размолвки: родители его не были женаты, и он был внебрачным ребенком. Его появление на свет, должно быть, взбудоражило остров и его обитателей, дало повод для сплетен, возможно, поэтому дедушка держался с дочерью на расстоянии. Но со временем он стал понимать, что проблемы возникли гораздо раньше, приблизительно в тот момент, когда его бабушка заболела раком.
      – Так, хорошо, – сказал дед, рассматривая сохнущие шкурки ондатры, которые висели на стене. Сними-ка мне вон те две.
      Майк с неприязнью сдернул две затвердевшие тушки с крючков.
      – Мы ее откормим, пока она здесь, – сказал дед. – Рагу из мяса ондатры добавит ей сил и вернет здоровье в одно мгновение.
      – Но она здорова, – возразил Майк.
      Дед хмурился, кряхтел, его брови углом нависали над глазами. Он облил из шланга ощипанных гусей, положил их в деревянный ящик, поставил его у двери, чтобы позже забрать. Затем он обошел приемник и сгреб в целлофановый мешок для мусора перья, намереваясь отнести его тете Бэсс.
      – Она здорова, – повторил Майк, так как молчание деда ему не нравилось.
      – Это она тебе сказала?
      – Ну да.
      – То же самое твердила и ее мать.
      – Но… – начал Майк, глядя в чистое голубое небо в поисках приближающегося самолета.
      – Разве ты не такой? – возмутился дед. – Разве ты не веришь в то, чему хочется верить? Люди заболевают и умирают, вот и все. Разве время, проведенное здесь, не научило тебя быть реалистом?
      – Но я реалист!
      Дед ухмыльнулся.
      – Да, я реалист.
      – Тебе еще далеко до него.
      – Нет, я…
      – Тебе нужны сказки и больше ничего, – буркнул дедушка, направляясь к дому, и его было не остановить.
      Он вынул трубку из кармана и чуть не сломал ее ствол, пытаясь закурить.
      Майк чувствовал, как холод проникает сквозь ботинки. Высокие сосны окружали их имение, и солнце скрылось за ними. Черные тени уходили далеко в бухту. Дед ковылял по дорожке, от злости размахивая высушенными шкурками ондатры, как будто это были весла. Дом был старым и покосившимся. Дымок шел из накрененной трубы.
      – Эй! – крикнул Майк, но дед сделал вид, что не слышит, и постарался ускорить шаг, резко тряхнув головой.
      – Мне не нравится, что мы убиваем гусей! – сказал Майк, но только тогда, когда был абсолютно уверен, что дед не слышит его.
      Но даже если он и услышал бы его, то это было не самое главное что он хотел ему сказать. Его сердце сильно стучало в груди, ледяное дыхание вырывалось белыми клубами. Майк Талбот напрягал слух в надежде услышать звук двигателя самолета, приближавшегося с запада. Он всматривался в небо, силясь увидеть в нем свою мать.
      В доме было тихо. Бэсс лежала на диване, накрывшись до подбородка одним из своих старых шерстяных платков, и слегка похрапывала. Часы громко тикали. Кошки лежали, свернувшись клубком, по всей комнате и наблюдали за ней своими желтыми глазами. Бэсс не раздвигала шторы добрую половину дня, чтобы вещи не выцвели на свету, поэтому гостиная была довольно мрачной, с мебелью и обоями, подобранными в коричнево-бежевых тонах. Дым от трубки хорошо подходил к атмосфере комнаты.
      Джордж стоял над сестрой, глядя, как она спит. Бэсс сильно постарела. Она подсинила волосы по случаю приезда Сары, но это ничуть не помогло. Ее лицо было морщинистым, зубов не было совсем. Огонь погас, и Джордж был недоволен. Разве он не говорил ей, что хочет, чтобы в доме было тепло и красиво к приезду Сары! В доме плохо пахло, а обстановка напоминала похоронное бюро, у которого бывали и лучшие дни. Джордж вздохнул и решил разбудить Бэсс:
      – Вставай, лежебока!
      Бэсс пошевельнулась, а Джордж пошел через комнату. Он наклонился над пианино Роуз и почувствовал запах лимонной полировки. Никто не скажет, что его сестра плохая хозяйка. Все рамки для фото были начищены и аккуратно, словно солдатики, расставлены на пианино. Она постирала шторы, вычистила фланелевые постели кошек и собак, натерла воском полы. Но в комнате все равно пахло двумя стариками и подростком.
      Джордж зашел в закуток, где Бэсс шила одеяла, и поставил мешок с перьями в плетеную корзину. Закуток был таким тесным, что он чуть было все там не свалил. Из-за ревматизма он был неповоротлив, как слон в фарфоровой лавке. Он наступил на спящего кота, и тот взвыл. Джордж громко выругался и, чтобы удержаться, схватился за рулон белой ваты, испачкав его шкуркой ондатры, которую держал в правой руке.
      – Черт! – ругнулся он. – Ну, ничего не поделаешь!
      Три готовых стеганых одеяла, которые были сшиты уже после последней отправки Саре, были аккуратно свернуты и сложены на стуле, стоявшем в углу. При их виде Джордж нахмурился. Почему, черт побери, она не закроет свой магазин и не отдохнет немного? Чрезмерная работа может убить человека.
      Когда он вернулся в гостиную, то увидел, что Бэсс продолжает храпеть. Кровь ударила в голову. Он попытался разглядеть время на настенных часах, но при таком свете это было невозможно. Поэтому он достал из кармана часы своего деда: пятнадцать минут четвертого! Сара может появиться в любой момент. Он потер шкурки друг о друга над головой Бэсс, и они издали звук, похожий на тот, что издавали ластики, когда он был мальчишкой: громкий и пронзительный. Все кошки разбежались.
      – Подъем! – завопил он.
      – Что случилось? – подскочила Бэсс.
      – Посмотри на время! Ты хочешь, чтобы твоя племянница после долгого отсутствия увидела тебя спящей дни напролет?
      – Я просто дала отдых глазам, – сказала Бэсс, и ее хмурый вид обнажил еще миллион морщинок.
      – Рагу не будет готово, если ты будешь вести себя как королева Шебы. А что с огнем? Холодно, как в склепе!
      – То же, что и всегда, – ухмыльнулась Бэсс.
      Она сунула ноги в черные кожаные туфли с пряжкой, поправила волосы и сняла нарукавники. Джордж наблюдал за сестрой: она всегда вела себя как леди. Но встать на ноги было не так-то легко. Джордж подхватил ее под руки и попытался поднять.
      – Джордж, мне больно, – спокойно сказала она.
      Он отпустил ее, и сам плюхнулся на диван рядом с ней.
      – Черт побери, Бэсс! – воскликнул он, запутавшись в ее шерстяном платке, а она начала хихикать, приводя его в бешенство.
      Они тщетно пытались встать с дивана. Это выглядело как какая-то гонка, все раскачивалось при каждой попытке сдвинуться с места, и Джордж был готов взорвать это чертово судно.
      – Эй, дедушка… – Майк вошел в гостиную, но при виде этого спектакля прервал фразу.
      – Чего тебе надо? – вызывающе спросил Джордж, боясь, что парень станет смеяться.
      Но лицо Майка было серьезно, большие глаза слегка сузились. Он протянул руку, и Джордж поднялся с ее помощью, затем наклонился к Бэсс и нежно помог ей встать на ноги.
      – Спасибо, дорогой, – сказала Бэсс, взявшись за свои костыли, и с достоинством вышла из кухни.
      – Ох уж эта Бэсс! – проворчал Джордж. – Все равно, что тащить мешок с мукой. Никакой помощи от нее, только болтается под ногами.
      – Дед, появился тот парень из Уэйпорт-Инн. Мне оштрафовать его за тех двух гусей? – спросил Майк.
      – Черт возьми, нет! Просто возьми у него деньги. Только смотри не попадись на его уловки и не делай ему поблажки. Это еще тот мальчишка! Ты же не хочешь сказать, что твой дедушка не учит тебя простым истинам?
      – Нет, конечно.
      – Твоей матери не видать?
      – Нет еще, – сказал Майк, уходя.
      Все еще держа ондатр, Джордж Талбот подошел к пианино Роуз и присел. Джордж никогда не пытался научиться хорошо играть. В их семье музыкой увлекались только женщины. Сидя на этой старой лавочке, он всегда чувствовал, что становится ближе к жене.
      – Сара скоро приедет, – произнес он.
      Она заболела раком, совсем как Роуз. Эта мысль была столь ужасающей и безнадежной, ему было невыносимо думать об этом. Опустив руки на клавиши, он взял несколько аккордов. Как же люди могут жить друг без друга, после того как стали друг другу столь дороги?
      Потом появился Майк. Что бы Джордж делал без него? Джордж не любил полагаться на кого-либо, но был практичным человеком и предпочитал смотреть фактам в глаза. Мальчику было всего лишь семнадцать, и он спустился в их дом, как ангел с небес. Конечно, Джордж хорошо понимал, что не может рассчитывать на то, чтобы мальчик остался. Так же, как и его мать, как его бабушка. Они пришли и ушли.
      Внизу простирался океан, бесконечный лоскут темного атласа. Даже не голубой, а почти черный, он отражал таинственный северный свет. Снежные равнины островов очерчивали залив. Солнце садилось оранжевым пламенем позади самолета. Они погрузились в темнеющий вечер, наблюдая, как появляются первые звездочки.
      Уилл повернул вправо, на юго-восток. Самолет начал снижаться, и Сара увидела острова.
      – Вот, – только и сказала она, указывая на остров.
      Вид родного дома заставил трепетать ее сердце.
      – Который? – спросил Уилл. – Тот, что самый дальний?
      – Остров, лежащий сам по себе.
      С высоты Сара видела, каким отдаленным ее остров был на самом деле. На карте он располагался в дальнем конце смешанной группы островов, ограниченных Тамакидским полуостровом, как точка на конце вопросительного знака. Она не могла усидеть на месте, глядя на приближающуюся землю. Она любила этот остров больше, чем какое-либо другое место на земле.
      – Ты выросла здесь? – спросила Сьюзан, прильнув к окну.
      – Да, – сказала Сара. – Вон в том белом доме.
      Она увидела ферму, которая занимала половину юго-восточной стороны острова, две тысячи акров сосен и соляных лугов. Старый дом, красный сарай. Из трубы вился дымок.
      – Здесь все дома белые, – сказала Сьюзан, считая дома. – Все четырнадцать. Неужели на острове всего четырнадцать семей?
      – Немного больше, – сказала Сара, прижав лоб к стеклу, когда Уилл повернул вправо.
      Она, должно быть, тяжело дышала, потому, что почувствовала его руку на плече.
      – С тобой все в порядке? – спросил он.
      – Я так счастлива! – Ее глаза сияли, лицо озарила улыбка.
      Уилл повернул самолет для последнего захода. Крохотная гавань оказалась справа. Маяк светился то белым, то зеленым, то коротким, то дальним светом. Сосны стояли густо, как щетина в щетке. Они пролетели над вершинами, стараясь попасть на узкую посадочную полосу. Приземляющаяся машина уверенно двигалась к месту.
      – Это и есть настоящее доверие, – сказал Уилл. – Слепая вера.
      – Что ты имеешь в виду? – спросила Сара.
      – Садиться туда, где я никогда не бывал, полагаясь лишь на то, что кто-то пообещал расчистить посадочную линию.
      – Майк сказал, что позвонит…
      – Я уверен, что он позвонил, – сказал Уилл.
      Его взгляд зафиксировался на посадочной полосе. Это была узкая коричнево-зеленая колея на белом поле, а Сара знала, что если полоса сделана неправильно, то колеса могут застрять в снегу и самолет закрутит. Но она не боялась: если сын сказал, он сделает.
      – Майк встретит тебя? – спросил Уилл.
      – Не думаю. Он ведь не знает, когда мы точно прилетим. – А что?
      Уилл выпустил шасси, крепко держа штурвал. Позади них пролетали сосны, и Сара слышала, как ветки цепляются за колеса.
      – Потому что этот парень уже здесь, – сказал Уилл, концентрируясь на приземлении. – Выглядит так же ужасно, как и ты.
      – Майк! – воскликнула Сара.
      Она прильнула руками к стеклу и радостно улыбнулась. Молодой человек стоял на краю полосы, засунув руки глубоко в карманы, без шапки, вопреки наставлениям матери.

Глава 9