Дом.
      Это слово позволяло Саре держать себя в руках и заполняло ее мысли всю дорогу из Форт-Кромвеля к острову Элк. Двигатели самолета жужжали подобно тихим голосам, подобно звуку МРТ, повторяя снова и снова одно и то же: «дом, дом».
      Лекарства одурманили ее. Больничные медсестры вставили ей в руку катетер, маленькую портативную капельницу, которая скрывалась под рукавом, а Мэг большим шприцом наполнила его морфием. Когда боль возобновлялась, Уилл делал то же самое. Это дало им возможность спокойно лететь над Нью-Йорком, Вермонтом, Нью-Гемпширом, дозаправиться в Портсмуте, оставить позади Мэн и направиться на восток к острову Элк.
      «Дом, – думала Сара, – родной дом».
      – Да, мы скоро будем дома, – сказал Уилл.
      «Разве я произнесла это вслух?»
      – Мы уже почти приехали? – спросила она, слыша звук собственного голоса.
      Одна рука покоилась на колене, другая на холодном окне. Она могла ощущать холод подушечками пальцев, но совсем не чувствовала боли в спине.
      – Да, Сара, – ответил Уилл.
      Голос его был низким, глубоким и звучным, он смешивался с шумом моторов, и все это было как во сне. Из-за наркотиков она не могла отличить реальность от воображаемого.
      – Это надо прекратить, – тихо сказала она.
      – Что? – Уилл встревоженно взглянул на нее.
      Сама Сара ничего не ощущала, будто была замотана в кокон. Язык ее был неповоротлив, веки отяжелели. Скоро появился океан, но из-за оцепенения, ей потребовалось приложить усилие, чтобы повернуть голову.
      – Больше никаких наркотиков…
      – Сара, боль замучит тебя, – возразил Уилл.
      – Я хочу быть в сознании и ощущать жизнь.
      Уилл не знал, что сказать. Он просто управлял самолетом. Решение прекратить прием лекарства заставило Сару очнуться. Боль таилась в пояснице, а без укола становилась острее. Но острее становились и чувства Сары.
      Когда они увидели заснеженные острова в темной бухте, Сара испытала волнение и потянулась к руке Уилла. Подсознательно она хотела, чтобы Сьюзан была с ними, как в прошлый раз, и чтобы после приземления выскочила из-за заднего сиденья самолета. Но на самом деле она была рада, что они с Уиллом оказались наедине.
      Подлетая к острову, самолет рисовал белые круги в ярком синем небе. Выглядывая из окна, Сара смотрела на северные утесы, южную бухту. Она видела маленькую часовню в южной части острова и искала глазами орла. Может быть, Майк ждет их на взлетно-посадочной полосе.
      – Мы здесь, – прошептала она, и ее глаза заискрились радостью.
      Уилл сжал ее руку.
      Уилл посадил самолет так мягко, как только мог, помня о том, что лекарство скоро перестанет действовать. Их встречали Джордж и Бэсс, их лица были столь же печальны, как у пары в «Американской готике». Майк стоял молча, без головного убора, и пытался улыбаться. Позади него стояла невозмутимая медсестра, в темно-синей куртке поверх белого платья, ее руки сжимали ручки инвалидного кресла.
      Помогая Саре выбраться из самолета, Уилл ощущал ее руки вокруг своей шеи и дыхание на своей щеке. Это не могло быть реальностью. Он был так увлечен этой женщиной! Они должны проводить ночи в объятиях друг друга, путешествовать и жить долго-долго. У него промелькнула мысль, что им лучше переехать из Форт-Кромвеля куда-нибудь поближе к океану. Опустив Сару в инвалидное кресло, он поцеловал ее волосы.
      – Сара, – только и смог сказать Джордж сиплым голосом. Он выглядел постаревшим на сто лет.
      – Привет, папа, – попыталась улыбнуться она. – Привет, Бэсс.
      – Сара, дорогая, – сказала тетя Бэсс, наклоняясь, чтобы коснуться ее.
      Когда она выпрямилась, Сара улыбнулась Майку:
      – Ну, как ты?
      – Привет, мам, – кивнул Майк, хмурясь.
      Уиллу захотелось встряхнуть его, и он крепко сжал ручки инвалидного кресла. Сара раскрыла свои объятья, и Майк, смущаясь, наклонился, но потом уже не хотел отпускать ее.
      – Как она реагирует на лекарства? – спросила медсестра Уилла.
      Ей было лет пятьдесят, низкорослая и полная, с копной седых волос. Ее лицо было морщинистым и спокойным, а голос – добрым.
      – Она не хочет принимать их, – ответил он, чувствуя тяжесть в своей груди.
      До приземления он один нес ответственность за Сару. Ее решение прекратить прием морфия напугало его, но теперь он мог разделить это бремя со специалистом.
      – Меня зовут Марта, – сказала женщина, наклоняясь к Саре. – Я сиделка, и если вам что-нибудь понадобится, сразу говорите мне об этом.
      Сара смотрела на нее не отрываясь, будто пыталась что-то вспомнить:
      – Я знаю вас? Вы с острова?
      – Я из Камдена, – сказала Марта. – Но я много езжу по Мэну. Наши пути могли пересекаться раньше, я работаю приходящей медсестрой.
      – О, приходящей медсестрой, – сказала Сара с верой в глазах.
      «Она, должно быть, вспомнила Мэг», – подумал Уилл.
      Закрыв глаза, Сара глубоко вдохнула холодный соленый воздух. Она казалась уставшей, утомленной поездкой. Уилл знал, что боль должна быть ужасной, и удивлялся, как она может быть такой спокойной.
      – Вам не пора ввести лекарство? – спросила Марта.
      – Я хочу отказаться от него, – отчетливо произнесла Сара, посмотрев Марте в глаза, как будто ожидала, что та начнет ее отговаривать.
      – Многие принимают такое решение, – согласилась Марта.
      – Ты уверена, дорогая? – забеспокоилась Бэсс.
      – Да, – ответила Сара, глядя на Майка.
      – Тогда пойдемте, – сказал Джордж угрюмо. – Слишком холодно, чтобы стоять здесь весь день.
      Дом был все таким же, каким они оставили его днем ранее. Сара мельком увидела кухню, рождественские украшения, которые они с Уиллом разложили на каминной полке. Огонь потрескивал, и коты разбежались, когда хлопнула дверь. Все собрались, и тетя Бэсс направилась прямиком к плите.
      – Жаркое из баранины, – сказала она, помешивая приготовленное блюдо в котелке.
      – Твое любимое, – с надеждой обратился к Саре отец.
      Она поняла, что он хочет, чтобы дочь поела, но она не могла.
      – Я хотела бы прилечь.
      Майк взял сумки, а Уилл поднял Сару на руки, она положила голову ему на грудь. Его сердце учащенно билось – она чувствовала его правой рукой. Лекарство почти не действовало, и тело опять наполнила боль, зато восприятие окружающего стало таким острым, что она замечала все.
      Запах детства витал повсюду. Тетя Бэсс вымыла окна, и они сверкали. Гелей прыгала на Марту, приветствуя нового гостя. Сьюзан забыла свой розовый свитер, и кто-то аккуратно сложил его и положил на оконный карниз.
      Майк был напутан. Сара видела это в его осанке, потерянном выражении глаз. Он повел их наверх, в комнату Сары.
      – Не сюда, – остановила она его. – Туда. – И указала на комнату, где была большая кровать, где Уилл останавливался во время их визита на День благодарения, на комнату, где умерла ее мать.
      – А я расположусь в твоей, – сказал Уилл.
      – Побудь со мной, пожалуйста, Уилл.
      Боль теперь стала очень сильной, казалось, позвоночник разрывало изнутри. Легкие болели от каждого вздоха.
      Марта приготовила постель в комнате Сары, но это не имело значения. Майк снял покрывало с большой кровати, и Уилл осторожно положил ее, помогая выпрямить ноги под одеялом. Он отошел, чтобы достать еще одно покрывало из дубового сундука у изножья кровати, и Сара мельком увидела лицо своего сына. Его глаза были наполнены ужасом.
      – Иди сюда, – сказала она.
      – Куда?
      Он стоял рядом с ней, словно парализованный.
      Она похлопала по кровати, и Майк осторожно опустился на краешек. Он был уже почти взрослым мужчиной, но Сара не могла свыкнуться с этой мыслью, глядя на него. Она вспомнила его шестилетним мальчиком, и это заставило ее засмеяться.
      – Что? – спросил он обиженно.
      – Я счастлива.
      – Как ты можешь быть счастлива? – спросил он сиплым голосом.
      – Ведь я с тобой.
      – Это… – с трудом начал он, – это из-за меня? Потому что я не поехал домой с тобой?
      – Что – это? – спросила она, не понимая.
      – То, что ты снова заболела.
      Сара покачала головой. Все, чего она когда-либо хотела, это видеть своего сына на правильном пути, но она не знала, что это будет за путь, а теперь поняла. В жизни всегда стоишь перед выбором, и ни один из них не может быть абсолютно правильным или абсолютно неправильным. Но пока ты заботишься о других, думаешь о них, ты поступаешь правильно. И она испытывала гордость за своего сына.
      – Нет, Майк. Ты был прав во всем. Это – наш дом, – прошептала Сара.
      Силы покинула ее, и она погрузилась в сон.
      Вечером к ней зашла Марта. Или это была ее мать? Улыбаясь во сне, Сара почувствовала холодную руку на своем теплом лбу. Тонкие пальцы успокаивали ее глаза, гладили волосы.
      – Мне больно, – заплакала Сара.
      – Я знаю, любовь моя, – сказала женщина.
      За окном светила полная луна. Она сверкала на снегу, проложила дорожку в темной бухте. Сосна, которую Сара украсила для своей матери на ее последнее Рождество, сияла светом свечей от макушки до основания. Орел во время ночной охоты пересек землю тремя быстрыми взмахами сильных крыльев. Это движение всколыхнуло воздух, создавая призрачный ветер, который гудел в обшивочных досках и заставлял дребезжать старинные оконные стекла. Боль была невыносимой. Она поселилась в позвоночнике Сары, но вытянула щупальца, сжимая ее кости и органы мертвой хваткой. Она плакала и тянулась за мягкой рукой.
      – Пожалуйста, – умоляла Сара, – останови это.
      – Я остановлю, дорогая. Я остановлю это, – пообещала женщина.
      Когда Уилл поднялся наверх после ужина, Сара стояла у окна в белой ночной рубашке и смотрела через освещенный луной двор в сторону океана. Уилл замер в дверях, его сердце учащенно забилось.
      – Сара?
      Она обернулась, такая же красивая, как когда он увидел ее в первый раз. Ее кожа казалась искрящейся в лунном сиянии. На мгновение ему показалось, что он видит приведение. Но она подошла к нему, прижалась к нему своим теплым телом, поцеловала его со всей силой страсти.
      – Что случилось? – спросил он.
      – Боль исчезла, – улыбнулась она. – Я не знаю, как или почему, но она исчезла.
      Подведя его к кровати, она мягко толкнула его на нее. Они разделись, сначала медленно, а затем, когда Уилл убедился, что не причинит ей боль, более стремительно. Ее кожа была горячей на ощупь, как будто у нее был жар. Уилл ласкал ее тело, целовал, чувствуя ее гладкую и шелковистую кожу кончиками своих пальцев. Он нежно касался ее, и она отвечала на прикосновения. Она застонала, когда он вошел в нее, и он испугался, что она плачет от боли. Но Сара своими поцелуями убедила его в том, что он ошибается. Они хотели друг друга со всем, что у них было. Уилл отдавал Саре все, что он чувствовал, из самой глубины своего сердца.
      Когда один из них засыпал, другой начинал шептать его имя.
      – Уилл!
      – Привет, – сказал он, снова проснувшись. Внизу дедушкины часы пробили четыре часа утра. Они не давали друг другу спать всю ночь.
      – Я не хочу спать, – прошептала она.
      – Я тоже не хочу. – Он не собирался терять ни минуты.
      – Знаешь, мне приснился вечером странный сон о маме, – сказала Сара.
      – Почему странный?
      – Он казался таким реальным… как будто она была со мной. Марта поднималась сюда наверх?
      – Один или два раза, – ответил Уилл, гладя ее волосы и не желая расстраивать ее или разрушать чары.
      Сара казалась такой довольной и беззаботной, будто не была больна никогда. Он закрыл глаза, чтобы удержать этот образ.
      – Возможно, это была Марта, – задумчиво произнесла Сара, – но мне казалось, что это мама.
      – Возможно, – кивнул Уилл, не желая рассказывать ей обо всех суперреальных снах, которые у него были о Фрэде. Она казалась такой красивой в его руках, такой теплой, такой спокойной! Сильнее прижавшись к нему, она растерла его грудь, поцеловала плечо. А что, если так будет продолжаться всегда? Что, если здоровье каким-то образом вернулось к ней?
      Уилл вспомнил, как увидел ее впервые, как они летали в день ее рождения над осенними холмами Форт-Кромвеля. Знал ли он тогда, что уже любит ее? К осенней ярмарке – фотография Мими доказывает это – он, конечно же, любил ее. С самого начала они были соединены вместе не случайно.
      Откинув покрывало, он притянул ее ближе:
      – Ты можешь стоять?
      – Да, почему ты спрашиваешь?
      Выбравшись из кровати, он стащил лоскутное одеяло с матраса, прижал к себе Сару и обернул их обоих. Сердце учащенно билось, когда он подвел ее к окну. Они молча стояли, чувствуя, как их окутывает холодный воздух.
      – Так красиво, – прошептала она, глядя на серебряную лунную дорожку в сине-черной бухте.
      – Ты красивая, – сказал он.
      – Видишь вон то дерево там? – спросила она, указывая на силуэт высокой черной сосны.
      – Да, – сказал он.
      – Это было рождественское дерево моей матери. Я зажгла свечки и повесила их на ветки.
      – Ей понравилось?
      – О, да! – Она нахмурилась, глядя на дерево, будто видела, что свечи горят и сейчас, невидимые для Уилла, как бы сильно он ни старался их рассмотреть.
      Почему он привез ее на остров? Она попрощалась со всеми в воскресенье, полет был ужасной идеей, принимая во внимание боль, которую она испытывала, и тот факт, что они потерпели крушение днем ранее. Оно не имело никакого смысла – и оно имело весь смысл в мире.
      – Сара…
      Она посмотрела на него широко открытыми сияющими глазами.
      – Ты выйдешь за меня замуж?
      – О, Уилл…
      – В островной часовне. Сегодня. Ты выйдешь за меня замуж?
      – Да, – сказала Сара, делая его самым счастливом человеком из всех живущих на земле. Вот зачем они вернулись на остров. – Я выйду за тебя замуж.
      – Мне бы так хотелось быть с ними, – прошептала Сьюзан потерянным голосом.
      – Я знаю, что тебе жаль Сару, – сказала Элис.
      – Но мы рады, что ты с нами, – вставил Джулиан.
      Они сидели за столом, накрытым к завтраку, глядя на свои миски с кашей и не притрагиваясь к еде. Маленький медвежонок, мама-медведица и дурацкий приемный отец-медведь. Он завязал на затылке конский хвост резиновой лентой, на которой был кусочек мишуры, и Сьюзан боялась думать, что он мог приклеить блестки специально.
      Посмотрев на часы, Сьюзан поняла, что пора бежать на автобус.
      – Мне нужно идти в школу, – сказала она, отодвигая назад стул.
      – Гм… нет, не нужно, – возразил Джулиан.
      – Прости, но я знаю, когда у меня занятия, – ответила Сьюзен заносчиво.
      – Мы решили оставить тебя сегодня дома, – тихо сказала Элис.
      Мать выглядела ужасно, будто не спала несколько дней. Маленькие полумесяцы у нее под глазами были темно-фиолетового цвета, почти как синяки. Но ее белокурые волосы сверкали, и ее высокие скулы пылали. Она была одета в рождественский свитер – красный кашемир с зелеными отворотами и золотыми пуговицами.
      – Почему? – спросила Сьюзан, чувствуя укол в желудке. – Вы услышали что-нибудь о Саре?
      – Нет, – быстро ответил Джулиан. – Мы бы сказали тебе.
      – Я договорилась о встрече, – сказала мать, – с доктором Дэрроу.
      – Пожалуйста, не надо! – ужаснулась Сьюзан.
      Она думала о Майке, представила этих ужасных близнецов, нарукавники для плавания на их коротеньких и толстых руках, их темно-рыжую мать, увешанную драгоценностями, фотографию семьи Дэрроу, висящую на стене.
      – Я была слепа, – сказала Элис. – Я не понимала, как тяжело тебе было…
      – …переехать сюда, – продолжил Джулиан. – Обрести нового отца. Мы знаем, это был не совсем Марди-Гра.
      – Не совсем? – пробормотала Сьюзан. Через десять секунд она уже меняла свое имя. Может, Слит (дождь со снегом)? – Ты не знаешь и половины из того, Джулиан.
      – Тогда расскажи мне, – попросил он.
      – СФ, развод. А еще я получила в подарок котенка, но вы отправили его в приют!
      Что такое СФ? – искренне поинтересовался Джулиан. Если бы Сьюзан не испытывала к нему такую сильную антипатию, это бы тронуло ее сердце.
      – Смерть Фрэда, – ответила она.
      – Жаль, что я не знал его, – сказал Джулиан.
      – Многие люди чувствуют то же самое, – сказала Сьюзан, глядя на свои носки.
      Они были в черно-желтую полоску, те, что Фрэд обычно носил со своими черными джинсами или коричневыми брюками из вельветовой ткани.
      – Ты никогда не рассказывала мне о нем.
      – Ты никогда не хотел слышать.
      – Откуда ты знаешь? Ты никогда не пыталась.
      – Он был классный, он был великолепный, он был Фрэд! – воскликнула Сьюзан.
      – А еще?
      – Он любил футбол и бейсбол. Он играл в догонялки и мог быстро бегать. Ужасно быстро. Он называл меня Зю-зи. То же, что Зевс.
      – Зевс, – повторила Элис, вспоминая.
      – Он смеялся над тем, что меня звали Сьюзан, постоянно.
      – Ну, он был старше тебя, – объяснила мать. – Он немного знал твою прабабушку Сьюзан. Она была… сказать, что она просто «сильная», значит, недооценить ее.
      – Он называл ее бой-баба, – сказала Сьюзан.
      – Ее домом была гора Олимп, – печально улыбнулась Элис – Я думаю, поэтому Фрэдди намекал на Зевса.
      – Он определенно никогда не называл меня Сьюзан с бесстрастным лицом.
      – Поэтому ты изменила свое имя? – спросил Джулиан.
      – Конечно, – ответила девочка, смахивая слезы.
      – Да… – сказал Джулиан, многозначительно постукивая ложкой. «Как тяжело девочке», – думал он.
      «Как плохо ты стараешься», – подумала Сьюзан, глядя на него.
      – Кстати а котенок был весьма сообразительным, – решил сменить тему Джулиан.
      – Доктор Дэрроу! – Сьюзан вспомнила Сару. – Он был из особенных кошек. Они оказали мне доверие. Его пра-пра-прабабушкой была Дездемона, кошка матери Сары.
      – Хорошая родословная, – улыбнулся Джулиан, размешивая овсянку.
      – Конечно! – сказала Сьюзан.
      – Возможно, мы поторопились, – вздохнула Элис.
      Сьюзан вскинула голову:
      – Что ты имеешь в виду?
      – Твой отец прав. У тебя нет аллергии на котов.
      – Я говорила тебе! Я могу взять его обратно?
      Элис кивнула:
      – Да.
      – О, мой бог! – Сьюзан заплакала от радости: как счастлива будет Сара, когда узнает, что потомок кошки ее матери возвращен своему законному владельцу. – Спасибо, мама!
      – Всегда пожалуйста, дорогая. Только боюсь, что приют закрыт сегодня. Я уже позвонила. Нам придется подождать до завтра.
      Джулиан улыбнулся:
      – Не бойтесь, леди, у меня есть друг…
      – И что? – перебила его Сьюзан.
      У Джулиана всегда был «друг», так как он был важной персоной. Если им был нужен столик в самом лучшем ресторане, у Джулиана был «друг», который мог организовать это. Когда «Роллинг Стоунз» давали концерт, все билеты на который были распроданы, «друг» Джулиана мог достать билеты. Если он хотел купить стул в стиле «чиппендель», «друг» в «Кристиз» готов был найти его.
      – У меня есть друг, который работает в городском гараже. Один из моих бывших механиков. Приют находится как раз там, в том же самом здании… у него должен быть ключ.
      – Так мы можем идти? – подпрыгнула Сьюзан.
      – По пути к настоящему доктору Дэрроу, – мягко сказала Элис.
      – Обязательно?
      Элис кивнула.
      – О боже! – простонала Сьюзан, – но если нужно…
      – Если мама говорит тебе, ты должна идти, – сказал Джулиан, осторожно обнимая ее за плечи. – Кстати, надень пальто.

      Сара проснулась. Она была частью маленького чуда и знала это. Сегодня был день ее свадьбы. Уилл проснулся уже час назад, если вообще спал. Он поцеловал ее, а потом спустился вниз, чтобы все подготовить. Потягиваясь, она проверяла свое тело. Боль ушла ночью и не возвращалась. Она пошла к окну и с каждым шагом понимала: «Сегодня я умру».
      Вчерашнее великолепие исчезло, и небо, казалось, было так близко, что его можно было коснуться. Это было снеговое небо, оплетенное кружевом красивых облаков. Сара чувствовала холод внутри и дрожала у окна.
      Она обернулась на стук – тетя Бэсс немного приоткрыла дверь. Увидев, что Сара встала, она, прихрамывая, вошла в комнату, неся большую коробку со смесью гордости и восторга на лице.
      – Сара, когда Уилл рассказал нам новость, я не могла поверить этому. Но мы так счастливы. Все мы. – Она поставила коробку на неубранную кровать и прошла через комнату.
      – Спасибо, тетушка Бэсс, – сказала Сара, позволяя тете заключить ее в объятия.
      Тело пожилой женщины было мягким и пухлым, и объятие было приятным.
      – Уилл славный, – улыбнулась Бэсс, – я люблю его.
      – И я люблю его, – сказала Сара.
      Отстранившись от племянницы, Бэсс, казалось, изучала ее. Сара поняла, что тетя встала рано: она помыла волосы и нанесла румяна и губную помаду. На ней было темно-зеленое платье, и Сара подумала, что оно вполне бы подошло к Рождеству. Она надела жемчужное ожерелье и жемчужные серьги, которые дядя Артур подарил ей на пятнадцатилетний юбилей их совместной жизни.
      – Я долго ждала этого дня, – сказала Бэсс, – возвращаясь к кровати, чтобы открыть коробку.
      Сара знала еще до того, как посмотрела внутрь, что там было ее старое свадебное платье.
      – Я не могу… – начала Сара, чувствуя былое горе и панику.
      «Надеть платье, которое ты сшила для моей свадьбы с Зиком», уже собиралась сказать она, но вдруг увидела, что это было совершенно другое платье, и у нее перехватило дыхание.
      – Твоя мать была такой красивой, – сказала Бэсс, доставая белый атлас из коробки. – Когда Джордж ввел ее в дом, я была вне себя от радости. Я полюбила ее как сестру. Как ты думаешь, оно подойдет?
      Сара прикоснулась к материи: атлас оказался бархатистым и ласкал кожу. Сара взглянула на любимую фотографию: ее мама была в этом платье, такая же счастливая, как всегда. Платье состояло из ярдов атласа, но было легким, как воздух.
      – Надеюсь, подойдет, – прошептала Сара, прикладывая платье к своему стройному телу.
      Это прикосновение платья и фотография матери, казалось, придали ей сил.
      – Оно будет тебе впору, – кивнула Бэсс, глядя на наряд наметанным взглядом портнихи.
      – Тетушка Бэсс, у меня прекратились боли, – неожиданно сказала Сара.
      – Я знаю, дорогая.
      – Как ты думаешь, что это значит?
      – Это значит, что ты должна сделать что-то важное, – мягко ответила Бэсс.
      – Выйти замуж за Уилла, – улыбнулась Сара.
      Гуси кричали и вразвалку ходили по двору. Джордж и Майк стояли около большого джипа, ожидая, пока выйдут Сара, Бэсс и медсестра. Уилл мерил шагами дорожку. Он не привез с собой костюм и был слишком крупным, чтобы на него подошло что-либо из одежды, имеющейся в доме. Майк и Джордж были одеты в одежду для посещения церкви, а Уилл выглядел как пилот военно-морских сил в своем коротком жакете с присобранными складками на талии.
      – Ты хорошо обдумал это? – спросил его Джордж…
      – Да.
      – Но недостаточно для того, чтобы привезти с собой костюм, – сказал Джордж, сузив глаза.
      – Я думал о другом, уезжая из Форт-Кромвеля. – Дедушка, – предостерегающе сказал Майк.
      – Она моя единственная дочь, – взорвался Джордж.
      – Она хочет выйти за него замуж.
      – Да ладно, – пробормотал Джордж. – Она всегда была неразумной в выборе мужчин.
      Знали бы они, что на нем был тот же костюм, в который он был одет, отдавая Сару замуж за Зика Лоринга! И посмотрите, как все обернулось…
      – Уилл хороший, – сказал Майк, вздернув подбородок.
      – Ворвался в нашу жизнь и перевернул все вверх дном.
      – Что перевернул вверх дном? – спросил Уилл, готовый перевести разговор в шутку.
      – Ну, взять хотя бы тот факт, что ты чуть не убил ее на своем самолете.
      – Просто носовое шасси не удалось выбросить.
      – А разве ты не проводишь техническую проверку своих самолетов? – не унимался Джордж.
      Стоя лицом к лицу с Уиллом Берком, он хотел сразиться с ним за свою дочь и мысленно просил, чтобы тот ударил его.
      – Да, я делаю это всегда, Джордж.
      – Чуть не разбился с Сарой на борту! Господи Иисусе!
      – Я сожалею, ладно?
      – Нет, не ладно. Ты думаешь, что небольшое извинение может все компенсировать?
      – Что еще?
      – То, что она опять заболела, – крикнул Джордж, – вот что!
      Уилл остолбенел.
      – Ей нужно было сохранять спокойствие, – кипятился Джордж, сверкая глазами. – Избегать стрессов. Возможно, она вернулась бы на остров, если бы не встретила тебя. Мы бы заботились о ней, я, и Майк, и Бэсс. Правда, Майк?
      – Дедушка, остановись, – попросил Майк.
      – Она вся… взбудоражилась. – Он с трудом подобрал нужное слово. – Вот что случилось! Ее организм уже не может справиться с этим. Проклятие, Уилл!
      – Да, проклятье, – повторил тот, глядя перед собой.
      Джордж отвернулся, чтобы они не видели, как он плачет. Он точно так же потерял Роуз. Он пытался заставить ее соблюдать постельный режим, избавить от волнений, но нет: она хотела вмешиваться во все. Она любила Джорджа до самого конца, деятельно, обнимая его всякий раз, когда у нее была возможность. Она была страстной по отношению к нему и к Саре, отдавая им последние силы. Вся эта страсть подстегнула рак, и они потеряли ее.