Перед рассветом я очнулся.
      Утреннее небо затянули огромные розоватые облака, до меня доносился чудесный рокот моря. Шарлотты нигде не было видно. Я обратил внимание, что входная дверь закрыта, и знал наперед, не проверяя, что она заперта снаружи на засов. Что касается маленьких окон по обе стороны от меня, то в них не протиснулся бы и ребенок. Сейчас эти окна прикрывали планчатые ставни, сквозь которые проникал поющий бриз, наполняя комнату свежим морским воздухом.
      Как в тумане я следил за наступающим рассветом. Единственным моим желанием в тот момент было оказаться дома, в Амстердаме, хотя я сознавал, что покрыл себя несмываемым позором. А когда я попытался подняться, не обращая внимания на головокружение и тошноту, то в темном углу, слева от двери, разглядел неясную фигуру.
      Я долго ее рассматривал, решая, не плод ли это моего воображения, разыгравшегося после выпитого зелья, или, быть может, игра света и тени. Но я ошибся. На меня действительно пристально смотрел высокий темноволосый мужчина, и, как мне показалось, он явно хотел что-то сказать.
      - Лэшер, - громко прошептал я.
      - Какой же ты глупец, раз решился приехать сюда, - произнесло существо. Губы его при этом не шевелились, и голос не проникал мне в уши. - Какой же ты глупец, что еще раз пытаешься встать между мной и ведьмой, которую я люблю.
      - А что ты сотворил с моей драгоценной Деборой?
      - Сам знаешь, хотя на самом деле не знаешь ничего. Я рассмеялся.
      - Следует ли считать за честь то, что ты позволяешь мне судить об этом самому? - Я сел на кровати. - Покажись явственнее.
      И прямо у меня на глазах фигура вдруг обрела плотность и стала более явственной - наконец-то я смог разглядеть конкретные черты липа и другие детали. Тонкий нос, темные глаза, та же самая одежда, что была на нем много лет назад, в Шотландии, когда я на секунду увидел его: короткая кожаная куртка, грубые штаны, домотканая рубаха с широкими рукавами.
      По мере того как я все это рассматривал, нос его, казалось, вырисовывался все отчетливее, темные глаза становились ярче и живее, а кожа, из которой была сшита куртка, все больше походила на кожу.
      - Кто ты, призрак? - спросил я. - Назови свое истинное имя - не то, каким наградила тебя моя Дебора.
      Его лицо исказила страшная горькая гримаса, но нет - иллюзия начала таять, воздух наполнился плачем, ужасной беззвучной жалобой. И вдруг фигура растворилась.
      - Вернись, призрак! - закричал я. - Или лучше, если любишь Шарлотту, уходи прочь! Возвращайся в хаос, откуда ты пришел, и оставь мою Шарлотту в покое.
      И я мог бы поклясться, что это существо снова заговорило, шепотом произнеся:
      - Я терпелив, Петир ван Абель. И умею предвидеть далекое будущее. Я буду пить вино и есть мясо, я буду по-прежнему ощущать тепло женщины даже тогда, когда от тебя не останется и костей.
      - Вернись! - вскричал я. - Объясни, что это значит! Я видел тебя, Лэшер, так же ясно, как видят ведьмы, и я могу сделать тебя сильным.
      Но в ответ - только тишина. Я упал на подушку, понимая, что это был самый мощный призрак из всех, каких я до этого встречал. До сих пор ни один из них не был таким сильным и так явственно видимым. И слова, произнесенные этим дьяволом, не имели никакого отношения к повелению ведьмы.
      Как мне не хватало в ту минуту моих книг! Ах, если бы они оказались тогда под рукой!
      И снова перед моим мысленным взором возник каменный круг в Доннелейте. Уверяю тебя, призрак появился в том месте не без причины! Это не просто коварный демон. И не Ариэль, готовый повиноваться волшебной палочке Просперо!* [Просперо и Ариэль - персонажи пьесы Шекспира "Буря".] Я был столь взбудоражен, что вновь прибегнул к помощи вина в надежде, что оно притупит мою боль.
      Вот так, Стефан, прошел мой первый день плена и несчастий.
      Я досконально изучил свое небольшое жилище. Столь же подробно пришлось исследовать и утес, с которого ни одна тропа не спускалась к берегу. Будь у меня в распоряжении даже морской канат, закрепленный на балюстраде, я не сумел бы спуститься с такой крутизны.
      Но позволь мне продолжить.
      Шарлотта явилась ко мне где-то около полудня. Увидев вошедших вместе с ней двух горничных-мулаток, я понял, что они отнюдь не были плодом моего воображения, и в холодном молчании следил, как они расставляют по комнате свежие цветы. Женщины принесли мою рубаху, выстиранную и выглаженную, а с ней и другую одежду из более легких тканей, более подходящих для климата этих мест. А еще они доставили большую бадью, протащив ее, словно лодку, по песку под неусыпной охраной двух мускулистых рабов - на тот случай, если бы мне вздумалось бежать.
      Наполнив бадью горячей водой, они сказали, что я могу выкупаться, когда пожелаю.
      Я воспользовался предоставленной возможностью, надеясь, наверное, смыть с себя грехи, а затем, когда меня одели в чистое и аккуратно подстригли бороду и усы, сел за стол и слегка подкрепился, не поднимая при этом глаз на Шарлотту, которая одна осталась со мной в комнате.
      Наконец, отставив в сторону тарелку, я поинтересовался:
      - И как долго ты намерена держать меня здесь?
      - Пока не удостоверюсь, что зачала от тебя ребенка, - ответила Шарлотта. - Первые признаки могут проявиться совсем скоро.
      - Что ж, у тебя была такая возможность, - ответил я, но, не успев даже договорить, снова оказался во власти вожделения прошлой ночи, и перед моим мысленным взором предстала картина, будто я разрываю на ней красивое шелковое платье, высвобождаю ее груди, яростно припадаю к ним и начинаю сосать как младенец. Снова у меня возникла восхитительная мысль, что она распутна и поэтому я могу делать с ней все, что пожелаю, и что я воспользуюсь первой подвернувшейся возможностью насладиться ею.
      Шарлотта поняла. Нет сомнений, она прочла мои мысли, ибо подошла совсем близко и, пристально глядя мне в глаза, уселась ко мне на колени. Почти невесомая, сладостная ноша.
      - Порви на мне шелк, если желаешь, - сказала она - Тебе отсюда не выбраться. Поэтому делай в своей тюрьме все, что можешь.
      Я потянулся к ее горлу, и тут же полетел на пол. Кресло перевернулось. Только это сделала не Шарлотта - она лишь отступила в сторону, чтобы не пострадать.
      - А, значит, он здесь, - вздохнул я. Я не видел его, но, приглядевшись, заметил какое-то пятно в воздухе над собой, которое постепенно расползалось, становясь все прозрачнее, и в конце концов совершенно рассеялось. - Прими же мужской облик, как было сегодня утром! - потребовал я. - Поговори со мной еще раз, ничтожный призрак, маленький трус!
      Все серебро в комнате задребезжало. Москитная сетка всколыхнулась крупными волнами. Я расхохотался.
      - Глупый дьяволенок, - сказал я, поднимаясь с пола и отряхивая одежду. Это существо ударило меня снова, но я схватился за спинку кресла и устоял. Подлый дьяволенок, - сказал я, - и к тому же трус.
      Шарлотта наблюдала за происходящим в полном изумлении. Не могу сказать, что выражало ее лицо - то ли подозрительность, то ли страх. Потом она что-то едва слышно прошептала, и я увидел, как всколыхнулась прозрачная занавеска на окне, - похоже, существо вылетело из комнаты. Мы остались вдвоем.
      Шарлотта отвернулась от меня, но я успел заметить, что щеки ее горят, а глаза полны слез. Какой хрупкой и ранимой казалась она в ту минуту. Я возненавидел себя за вожделение к ней.
      - Надеюсь, ты не винишь меня в том, что я пытался отомстить? - вежливо поинтересовался я. - Ведь ты удерживаешь меня здесь против моей воли.
      - Не вздумай опять бросать ему вызов, - со страхом произнесла Шарлотта дрожащими губами. - Я не хочу, чтобы он причинил тебе боль.
      - А разве всесильная ведьма не может обуздать его? Она припала к кроватному столбику, опустила голову и выглядела совершенно потерянной. И такой очаровательной! Такой обольстительной! Даже не будь она ведьмой, колдовских чар у нее и без того хватало.
      - Ты хочешь меня, - тихо сказала она, - так возьми. И то, что я сейчас скажу, возбудит тебя гораздо сильнее, чем любое зелье, каким я могу тебя напоить.
      Она подняла голову, и я увидел, что губы ее трясутся, словно она вот-вот расплачется.
      - Ты о чем? - спросил я.
      - О том, что я тебя тоже хочу. Я считаю тебя красивым. И когда лежу подле Антуана, мое тело тоскует по тебе.
      - Это твое несчастье, дочь, - холодно произнес я, однако безразличие мое было, конечно же, наигранным.
      - Разве?
      - Остынь. Помни, что мужчине совсем не обязательно считать женщину красивой, чтобы овладеть ею. Будь по-мужски хладнокровной. Это тебе больше подходит, коль скоро ты насильно удерживаешь меня здесь.
      Она помолчала несколько секунд, а затем подошла и снова начала свое обольщение, начав с нежных дочерних поцелуев и постепенно переходя к все более смелым и жарким ласкам. И опять я превратился в того же глупца, что и раньше.
      Только на этот раз охвативший душу гнев не позволил мне окончательно пасть, и я отстранил Шарлотту.
      - А как это понравится твоему призраку? - спросил я, вглядываясь в пустоту вокруг. - Как он отнесется к тому, что ты позволяешь мне делать такие вещи, которые, по его мнению, позволительны только ему?
      - Не играй с ним! - со страхом взмолилась она.
      - Значит, несмотря на все свои ласки, поцелуи и прикосновения, он не может сделать тебе ребенка? Он не тот злой дух из демонологии, который способен красть семя у спящих мужчин. И поэтому он позволяет мне жить, пока я не сделаю тебе ребенка!
      - Он не причинит тебе зла, Петир, - я ни за что не позволю. Я ему запретила!
      Ее щеки снова раскраснелись, когда она взглянула на меня. Но теперь настал ее черед оглядываться по сторонам.
      - Не забывай об этом, дочь, ибо - помни! - он умеет читать твои мысли. И он может сколько угодно говорить, что исполняет твое желание, в то время как на самом деле руководствуется только своими. Он приходил сегодня утром и насмехался надо мной.
      - Не лги мне, Петир.
      - Я никогда не лгу, Шарлотта. Он приходил. - И тут я подробно описал ей появление призрака и повторил его странные слова- Итак, что бы это могло означать, моя красавица? Ты думаешь, у него нет собственной воли? Ты глупышка, Шарлотта. Ложись с ним! - Я рассмеялся ей в лицо и, заметив в ее взгляде боль, рассмеялся еще громче. - Хотел бы я увидеть это зрелище - ты, а рядом твои демон. Ложись сюда и позови его, пусть придет сейчас.
      Она ударила меня по лицу. Я только пуще рассмеялся, внезапно ощутив сладостную боль, а она все хлестала меня по щекам, и тогда я сделал то, что хотел: яростно схватил ее за руки и швырнул на кровать, а потом разорвал на ней платье и ленты в волосах. Она тоже не церемонилась с чудесной одеждой, в которую меня облачили ее горничные, и мы соединились с тем же пылом, что и раньше.
      Моя страсть иссякла после третьего раза, и, когда я лежал в полусне, она молча покинула меня, оставив наедине с морским рокотом.
      К вечеру я уже понял, что мне оттуда не выбраться, потому как испробовал все способы. Я пытался расколоть дверь, используя для этого единственное кресло. Я пытался ползком обогнуть стены. Я пытался пролезть сквозь маленькие оконца. Все напрасно. Этот дом строили тщательно, как тюрьму. Я пытался даже взобраться на крышу, но и этот путь к свободе был заранее отрезан. Скат был невероятно крутым, черепица очень скользкой, а взбираться пришлось бы очень высоко. С наступлением сумерек мне принесли ужин и подали, тарелку за тарелкой, сквозь маленькое окошко. Я долго не притрагивался к еде, но потом все-таки поужинал, больше от скуки и гнева, нежели от голода.
      Когда солнце начало опускаться в море, я сидел у балюстрады, пил вино и любовался закатом, наблюдая, кале синие волны, несущие белую пену, разбиваются внизу о чистый берег.
      За все время моею пленения никто ни разу не появился на том берегу. Подозреваю, этот отрезок побережья доступен только морем. И любой там оказавшийся наверняка погиб бы, потому что оттуда не было выхода, разве что, как я уже говорил, вверх по утесу.
      Но вид был очень красив. Все больше пьянея, я как завороженный смотрел на постоянно меняющие цвет море и небо и не в силах был отвести взор.
      Когда солнце скрылось, на горизонте - сколько охватывал глаз появилась широкая светящаяся полоса. Она оставалась примерно с час, потом небо стало бледно-розовым, а под конец приобрело тот же синий оттенок, что и море.
      Разумеется, я решил, что больше не притронусь к Шарлотте, несмотря на все соблазны. А когда она убедится, что я для нее бесполезен, ей ничего не останется, кроме как отпустить меня. Впрочем, я подозревал, что, вероятнее всего, она меня убьет, а если не она, то призрак. В том, что она не сумеет его остановить, я не сомневался.
      Не знаю, когда я заснул. Не знаю, который был час, когда я проснулся и увидел Шарлотту, сидящую при свете свечи. Я поднялся, чтобы налить себе еще вина, потому что к этому времени превратился в настоящего пьяницу - и получаса не проходило, чтобы я не чувствовал непреодолимую тягу к вину.
      Я ничего не сказал Шарлотте, но сам был напуган тем фактом, что меня по-прежнему волновала и влекла к себе ее красота, и стоило только бросить на нее взгляд, как мое тело тут же проснулось и возжелало ее, предвкушая продолжение прежних игр. Что толку было мысленно отчитывать собственную плоть - она ведь не мальчишка-школяр и осталась глухой к моим увещеваниям.
      Никогда не забуду лицо Шарлотты и ее взгляд, проникший, казалось, мне в самое сердце.
      Мы пошли друг другу навстречу. И снова покорились взаимному влечению...
      Когда же страсть наша поутихла, мы спокойно сели рядом и Шарлотта заговорила первой:
      - Для меня не существует никаких законов. Проклятие, лежащее как на мужчинах, так и на женщинах, воплощается не только в слабостях, но и в добродетелях. Моя добродетель в моей силе, в способности управлять теми, кто меня окружает. Я знала это с самого детства. Мне подчинялись братья, а когда обвинили мать, я умоляла ее, чтобы она разрешила мне остаться в Монклеве, ибо была уверена, что сумею повернуть показания в ее пользу.
      Но она не позволила мне остаться - пожалуй, мать единственная никогда мне не подчинялась. Зато я руковожу и всегда, с самой первой встречи, руководила своим мужем. Я управляю плантацией так умело, что другие плантаторы приезжают ко мне за советом. Можно даже сказать, что я, как самая богатая хозяйка в округе, правлю всем приходом, а при желании могла бы, наверное, держать в подчинении и целую колонию.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.