Меррик тем временем уставилась в черноту открывшегося перед ней не то коридора, не то зала.
– Боже мой, – прошептала она. – Сейчас они гораздо сильнее, чем раньше. И не желают, чтобы мы вошли внутрь.
– А зачем нам это делать? – спросил я. – Мы ведь ищем пещеру.
– Они знают, куда мы направляемся, – ответила она. – Пещера находится по другую сторону храма. Мы быстрее всего до нее доберемся, если пройдем храм насквозь.
– Храни нас Бог, – сказал я. – Неужели вы и в прошлый раз так шли?
– Да, – ответила Меррик. – Местные жители отказались с нами идти. Проводники даже близко не подошли к этому месту. Мы сами прошли через храм.
– А что, если потолок этого коридора рухнет нам на голову? – поинтересовался я.
– Все равно я пойду, – сказала Меррик. – Храм построен из прочного известняка. Ничего за это время не изменилось и впредь ничего не изменится.
Она достала из-за пояса маленький фонарик и направила луч в темноту. Я разглядел каменный пол, хотя несколько чахлых растеньиц пытались закрыть его от посторонних глаз. А еще я разглядел на стенах роскошную живопись!
Луч фонаря высветил огромные яркие фигуры темнокожих людей в золотой одежде, изображенных цепочкой на синем фоне. А выше, где стены переходили в сводчатый потолок, я обнаружил еще одну процессию, но фон был кроваво-красным.
Весь зал был не более пятидесяти футов в длину, и слабый лучик выхватил из глубины кусочек зелени.
И вновь вокруг меня принялись роиться невидимые духи, безмолвные и в то же время нестерпимо назойливые. Они упорно старались вцепиться мне в лицо.
Я видел, как Меррик попятилась.
– Прочь отсюда! – прошептала она. – У вас нет надо мной власти!
Ответ не заставил себя ждать. Джунгли вокруг вздрогнули, словно их всколыхнул неожиданно поднявшийся ветер, и осыпали нас дождем из листьев. Откуда-то с верхушек деревьев донесся жуткий рев обезьяны. Казалось, призраки обрели голос.
– Идем, Дэвид, – велела Меррик.
Однако едва она собралась шагнуть вперед, как ей помешало невидимое препятствие. Меррик покачнулась, потеряв равновесие, и подняла левую руку, словно защищаясь. На нас снова хлынул поток из листьев.
– Этим меня не остановишь! – громко произнесла Меррик и бросилась в сводчатый зал.
фонарик в ее руке разгорелся ярче, и мы оказались перед самыми красочными фресками, какие я только видел за всю свою жизнь.
Повсюду, сколько хватало глаз, возвышались великолепные фигуры, выстроившиеся в процессию, – высокие и стройные, в красивых юбках и пышных головных уборах с серьгами, – стиль, не похожий ни на майя, ни на египетский. Вообще я такого никогда не изучал и не видел. Старые фотографии, сделанные Мэтью, не передали и одной десятой того великолепия, что предстало нашим взорам. Вдоль пола по обеим сторонам тянулся искусно выписанный черно-белый бордюр.
Мы шли все дальше и дальше, эхо наших шагов отражалось от стен, но духота с каждой минутой все больше давала о себе знать. В ноздри забивалась пыль, ко мне все время прикасались чьи-то пальцы, один раз кто-то цепко впился в предплечье, а потом я почувствовал смазанный удар по лицу. Я невольно потянулся к плечу Меррик, чтобы поторопить ее, а заодно, чтобы быть поближе.
Мы дошли до середины прохода, когда она остановилась как вкопанная и отпрянула словно от удара.
– Прочь! Вам меня не остановить! – прошептала Меррик, а затем, перейдя на французский, призвала Медовую Каплю на Солнце, чтобы та расчистила нам дорогу.
Мы ускорили шаг. Я вовсе не был уверен, что Медовая Капля хоть как-то нам поможет. Скорее она обрушила бы храм на наши головы.
Наконец мы снова оказались в джунглях, и я кашлянул, прочищая горло. Я оглянулся. С тыльной стороны сооружение не так хорошо было видно, как с фасада. Призраки по-прежнему кружили вокруг нас. Я ощущал их безмолвную угрозу. Меня толкали со всех сторон слабые существа, отчаянно пытавшиеся остановить наше продвижение.
Я в тысячный раз потянулся за носовым платком, чтобы смахнуть с лица насекомых.
Меррик, не задерживаясь, пошла вперед.
Тропа уходила резко вверх. Я заметил блеск водопада и только потом услышал его грохот. Тропа сужалась в том месте, где водопад набирал силу. Меррик перебралась на другую сторону водопада. Я не отставал, работая мачете ничуть не яростнее, чем она.
Забраться вверх по склону оказалось совсем нетрудно, зато призраки теперь разошлись не на шутку. Меррик на каждом шагу сыпала проклятия, а я не раз взывал к Ошала, чтобы он указал нам дорогу.
– Медовая Капля, помоги мне, – произнесла Меррик.
И тут вдруг я увидел под самым карнизом, с которого низвергался водопад, чудовищную физиономию с открытым ртом, вырезанную в вулканической скале, где виднелась пещера. Физиономия была в точности такой, как ее описал Мэтью. Однако к этому времени его фотоаппарат успел испортиться от влаги, поэтому он ее не сфотографировал. Размер каменного лика меня поразил.
Нетрудно представить, как я был доволен, что мы наконец добрались до этого мифического места. В течение многих лет я слушал рассказы о нем, и в моем сознании оно сложными путями ассоциировалось с Меррик. И вот теперь мы оказались здесь. Хотя призраки не прекращали своих нападок, мягкий туман от водопада охлаждал лицо и руки.
Я взобрался наверх и остановился рядом с Меррик, когда внезапно почувствовал необыкновенно сильный толчок, отчего левая нога потеряла точку опоры.
Я не издал ни звука, просто старался сохранить устойчивость, но Меррик обернулась и схватила меня за рукав. Этого оказалось достаточно, чтобы я не рухнул вниз, а преодолел оставшиеся несколько футов плоской площадки, где располагался вход в пещеру.
Меррик взяла меня за руку.
– Взгляни на подношения.
Призраки усилили свою атаку, но я твердо стоял на ногах.
Меррик дважды отмахнулась от чего-то, совсем близко подлетевшего к ее лицу.
Что касается «подношений», то в первую очередь я увидел гигантскую базальтовую голову. Меня поразило ее удивительное сходство с творениями ольмекских мастеров. Напоминала ли она фрески храма? Об этом невозможно было судить. Как бы там ни было, я пришел от нее в восторг. Голова в шлеме была запрокинута назад, так что лицо с открытыми глазами и странно улыбающимся ртом было подставлено дождю, который неизбежно сюда падал, а у неровного основания, среди груд почерневших камней, виднелось огромное скопление свечей, перьев, засохших цветов и гончарных изделий. Туда, где я стоял, долетал запах ладана.
Почерневшие камни свидетельствовали о том, что свечи здесь зажигают уже много лет, но последние из подношений не могли быть принесены сюда более чем за два-три дня до нашего прихода.
Я почувствовал, как в воздухе что-то переменилось. Но Меррик по-прежнему раздраженно отмахивалась от невидимых призраков, не проявляя большого волнения.
– Значит, они все равно приходят, ничто их не останавливает, – сказал я, глядя на подношения. – Позволь мне провести маленький эксперимент.
Я полез в карман и вынул пачку «Ротманс», захваченную на случай, если вдруг очень захочется покурить, быстро распечатал ее, щелкнул газовой зажигалкой, сработавшей, несмотря на водяные брызги, висевшие в воздухе облаком, затянулся дымом, а потом положил сигарету рядом с огромной головой. Там же я оставил всю пачку, после чего молча воззвал к призракам, испрашивая их разрешения войти в пещеру.
Легче мне от этого не стало. Невидимки толкали меня с удвоенной силой, так что я даже начал терять мужество, хотя почему-то был уверен, что настоящей силы им не обрести.
– Они все про нас знают, – негромко произнесла Меррик, глядя на гигантскую запрокинутую голову и засохшие цветы. – Пошли в пещеру.
Мы воспользовались большими фонарями, сразу погрузившись в тишину с запахом сухой земли и праха. Шум водопада сюда не проникал.
Я различил настенную живопись – или то, что мне показалось настенной живописью. Росписи находились в глубине, и мы быстро направились к ним, не обращая внимания на призраков, которые со свистом проносились мимо.
К моему полному потрясению, я увидел, что эти великолепные цветные фрески на самом деле представляют собой мозаику, составленную из миллионов крошечных кусочков полудрагоценных камней! Изображенные фигуры были гораздо примитивнее тех, что красовались на фресках храма, что свидетельствовало, скорее всего, об их более древнем возрасте.
Призраки затихли.
– Какое великолепие, – прошептал я просто для того, чтобы хоть что-то сказать, и снова предпринял попытку достать фотоаппарат, но боль в руке была слишком острой. – Меррик, мы должны сделать снимки. Посмотри, дорогая, тут есть какая-то надпись. Мы должны ее сфотографировать.
Меррик не откликнулась. Она пристально смотрела на стены и, казалось, погрузилась в транс.
Высокие, стройные фигуры в длинных одеждах были представлены на фресках в профиль и несли в руках какие-то предметы. Я не мог понять смысл изображенного. Могу лишь сказать, что не видел ни окровавленных жертв, ни фигур жрецов.
Стараясь охватить взглядом всю мозаику с перемежающимися бликами, я угодил ногой в какую-то пустоту, а глянув вниз, увидел целое сонмище цветной керамики.
– Получается, что это вовсе не пещера, – заметила Меррик. – Помню, Мэтью говорил, что это туннель. Это и есть туннель, полностью созданный человеком.
От тишины и покоя, царивших вокруг, становилось жутко.
Стараясь ступать как можно осторожнее, Меррик пошла вперед. Я тронулся вслед за ней. Несколько раз мне пришлось наклоняться, чтобы убрать с дороги мелкие сосуды.
– Место захоронения – вот что это такое. А вся керамика – дары, – сказал я.
И тут же почувствовал резкий удар в затылок. Я молниеносно развернулся и осветил фонарем пустоту. Свет от входа в пещеру больно ударил по глазам.
Что-то толкнуло меня в левый бок, потом в правое плечо. Это призраки вновь предприняли атаку. Я видел, что Меррик вздрагивает и клонится набок – словно от ударов.
Я вновь обратился с молитвой к Ошала и услышал, как Меррик разговаривает с кем-то вслух, отказываясь повернуть назад.
– В прошлый раз мы остановились именно на этом месте, – сказала Меррик, оборачиваясь ко мне и направляя луч фонаря в землю. Лица ее я не разглядел: оно осталось в тени. – Мы забрали все, что здесь нашли. Сейчас я пойду дальше.
Я не отходил от нее ни на шаг, но сопротивление призраков усилилось. Что-то оттолкнуло Меррик в сторону, но она быстро выпрямилась. Под ее ногами захрустели глиняные черепки.
– Вы нас разозлили! – выкрикнул я, обращаясь к призракам. – Может, у нас и нет права быть здесь, но это еще как посмотреть!
И тут же вместо ответа я получил тяжелый удар в живот, но даже не почувствовал боли – наоборот, у меня словно открылось второе дыхание.
– Ладно, продолжайте в том же духе, – сказал я. – Ошала, кто здесь похоронен? Почему этот кто-то хочет навсегда сохранить тайну склепа? Зачем нас сюда прислал дядюшка Вервэн?
Меррик, ушедшая вперед на несколько ярдов, вдруг резко вскрикнула.
Я моментально оказался рядом. Туннель вывел нас в большой круглый зал с низким куполом, украшенным мозаикой. Многое здесь разрушилось то ли от возраста, то ли от сырости, но все равно зал оставался великолепным. Вдоль стен выстроились фигуры, смыкавшие круг у самой главной скульптуры, черты лица которой давно стерло время.
В самом центре зала в окружении глиняных изделий и искусных нефритовых статуэток лежали прекрасные украшения, припорошенные пылью.
– Посмотри, какая маска Она была на лице того, кто здесь похоронен.
Меррик направила луч фонаря на блестящую нефритовую маску, пролежавшую здесь несколько тысяч лет. Ее последний обладатель давным-давно обратился в прах.
Ни Меррик, ни я не осмеливались сделать первый шаг. Драгоценные предметы, окружавшие место погребения, были разложены в безукоризненном порядке. Мы разглядели украшения, поблескивавшие в мягкой земле, почти поглотившей их, а там, где когда-то была грудь покойного, увидели длинный резной скипетр, который он, наверное, держал в руке.
– Посмотри на то, что осталось, – сказала Меррик. – Наверняка тело было завернуто в ткань с множеством амулетов и даров. Ткань истлела, и теперь мы видим только изделия из камня.
За спиной у нас раздался громкий шум. Я услышал звон бьющейся керамики. Меррик коротко вскрикнула, словно от удара, но уже в следующую секунду кинулась вперед, рухнула на колени и схватила блестящую зеленую маску, после чего отпрянула от останков.
В меня полетел камень и угодил прямо в лоб. Что-то ударило в спину.
– Идем, пусть остальным занимаются археологи, – сказала Меррик. – Я получила то, за чем пришла. Дядюшка Вервэн велел мне забрать именно эту маску.
– Выходит, ты с самого начала знала, что в туннеле хранится маска? Она-то тебе и понадобилась?
Меррик тем временем направилась к выходу.
Не успел я ее догнать, как что-то оттолкнуло ее назад.
– Я забираю маску, она должна храниться у меня, – объявила Меррик.
Мы оба пытались продолжить путь, но что-то невидимое загородило дорогу. Я протянул руку и дотронулся до какой-то мягкой преграды, излучавшей энергию.
Меррик внезапно передала мне свой фонарь, а сама вцепилась обеими руками в маску.
В любое другое время я бы восхитился этим произведением искусства, столь выразительным в каждой детали. Хотя вместо глаз и рта были вырезаны отверстия, все черты носили завершенность, а блеск нефрита сам по себе был великолепен.
Теперь же я сосредоточил все силы на том, чтобы побороть невидимое препятствие, подняв оба фонаря, словно дубинки.
Меррик тихо охнула, и от этого звука у меня по спине вновь побежали мурашки страха. Она поднесла маску к лицу и повернулась ко мне. Зрелище привело меня в ужас. На секунду показалось, будто маска зависла в воздухе, ибо я не мог разглядеть ни рук Меррик, ни ее тела.
Она отвернулась, по-прежнему прижимая маску к лицу, и снова сдавленно охнула. Воздух в пещере был неподвижен и тих. Я слышал лишь дыхание Меррик, а заодно и мое собственное. Кажется, она начала что-то шептать на иностранном языке, но я не понял, на каком именно.
– Меррик, – негромко позвал я.
Теперь, когда вокруг царил долгожданный покой, воздух в пещере казался влажным и прохладным.
– Меррик, – снова позвал я, но так и не смог вывести ее из транса.
Она стояла, закрыв лицо маской, и смотрела куда-то вдаль, а потом резко отвела маску от лица и передала мне.
– Возьми, – прошептала Меррик, – посмотри сквозь нее.
Я сунул свой фонарик за пояс, второй отдал Меррик и обеими руками взял маску. Я помню все эти мелкие подробности, потому что они не выходили за рамки обычного и я пока не обращал внимания ни на воцарившееся вдруг безмолвие, ни на сгустившуюся тьму.
Где-то далеко отсюда нас ждали зеленые джунгли, а вокруг и над головой поблескивала каждым своим камешком примитивная, но прекрасная мозаика.
Я поднял маску, как велела Меррик, и меня захлестнуло новое ощущение. Я попятился на несколько шагов и... Возможно, я сделал что-то еще, но ничего об этом не помню.
Маска по-прежнему оставалась в моих руках, но все остальное изменилось.
Пещеру заполнили горящие факелы, послышалось тихое, заунывное пение, а прямо передо мной в темноте возникла зыбкая фигура, словно сделанная из шелка и оставленная на милость слабому ветерку, долетавшему от входа в туннель.
Я смог ясно разглядеть черты лица этого юноши, однако не разобрал его выражения. Он молча, одними жестами, молил, чтобы я ушел и оставил маску.
– Мы не можем ее забрать, – сказал я.
Вернее, услышал, как мой голос произносит эти слова. Пение стало громче. Полупрозрачную, но решительную фигуру обступили другие призраки. Юноша все тем же умоляющим жестом протягивал ко мне руки.
– Мы не можем ее забрать, – снова произнес я.
Золотисто-смуглые запястья юноши были унизаны великолепными браслетами. Овальное лицо, темные пронзительные глаза. По его щекам текли слезы.
– Мы не можем ее забрать, – сказал я, чувствуя, что вот-вот упаду. – Мы должны оставить маску. Мы должны вернуть сюда то, что было увезено в прошлый раз!
Меня захлестнула непреодолимая скорбь. Чувства, охватившие меня, были столь сильны, что я с трудом держался на ногах. Еще немного – и я распластался бы на земле.
Но не успел я коснуться земли, как кто-то рывком вздернул меня вверх и выхватил из рук маску. Еще секунду назад я держал ее, прижимая к лицу, а уже в следующую в руках у меня было пусто и я ничего не видел, кроме далекого света, игравшего на зеленых листьях.
Фигура исчезла, пение прекратилось, скорбь растаяла. Меррик изо всех сил тянула меня за собой.
– Идем, Дэвид! – кричала она. – Идем!
Для нее не существовало преград.
И я сам вдруг почувствовал непреодолимое желание выбраться с ней из пещеры и унести маску; украсть магию, эту неописуемую магию, позволившую мне собственными глазами увидеть обитавших здесь призраков. Нагло, подло, не имея никакого оправдания, я, не замедляя шага, наклонился и подхватил с пола целую горсть ярких и блестящих каменных артефактов и на ходу принялся распихивать их по карманам.
Через несколько секунд мы оказались в джунглях и бросились прочь, не обращая внимания на цепляющие нас невидимые руки, на тучи листьев и резкие крики обезьян, которые словно решили присоединиться к нападавшим. Дорогу нам перекрыло рухнувшее банановое дерево, мы перешагнули через него, размахивая мачете, чтобы отбиться от веток других деревьев, которые так и норовили ударить по лицу.
Наконец мы обнаружили заросшую тропу. Призраки по-прежнему раскачивали банановые деревья у нас на пути. В какой-то момент на наши головы обрушился град кокосовых орехов, но, к счастью, не причинил никакого вреда. Время от времени на нас сыпались мелкие камешки.
Мы продолжали идти, и атаки постепенно стихли. В конце концов остался лишь вой. Мне казалось, я схожу с ума. Ну и что? Главное, что Меррик теперь владела маской. Той самой маской, которая позволяла человеку видеть призраков. Маска была у нее. Я знал, что дядюшке Вервэну не хватило сил ее добыть. Не удалось это ни Холодной Сандре, ни Медовой Капле, ни Мэтью. Духи прогнали их прочь.
Меррик молча прижимала маску к груди и упорно продвигалась вперед. Как бы ни было трудно идти, какой бы ни была изнуряющей жара, мы с ней ни разу не остановились, пока не вышли к джипу.
Меррик раскрыла рюкзак и положила туда маску. Включив заднюю передачу, она подала машину в заросли, развернулась и, развив бешеную скорость, помчалась в направлении Санта-Крус-дель-Флорес.
За всю оставшуюся дорогу никто из нас не проронил ни слова.
Наконец мы оказались в нашей палатке.
15
Меррик плюхнулась на свою кровать и несколько секунд сидела молча, ничего не предпринимая. Потом она потянулась за бутылкой рома «Флор-де-Канья» и сделала большой глоток.
Я предпочел выпить воды. Хотя мы провели много времени в машине и сердце до сих пор бешено колотилось. Пока я пытался отдышаться, меня мучило унизительное сознание собственной дряхлости.
Но когда я, нарушив молчание, заговорил о том, что мы сделали и как это у нас получилось, когда я попытался обсудить с Меррик наши дальнейшие действия, она жестом приказала мне закрыть рот.
Лицо Меррик раскраснелось, щеки были влажными от пота. Похоже, ее сердце тоже билось неспокойно, хотя я знал, что это не так. Она снова приложилась к бутылке рома, а потом пытливо взглянула на меня.
– Что ты видел, когда посмотрел сквозь маску?
– Я видел призраков! – ответил я. – Я видел скорбящего юношу – то ли жреца, то ли короля, а может, самого обычного человека Но одет он был очень красиво. Чудесные браслеты. Длинные одежды. Он обращался ко мне с мольбой и выглядел таким несчастным в своем горе. Он дал мне понять, что мы совершили ужасный проступок и что мертвецы все еще там!
Меррик откинулась назад, опершись на обе руки, выпятив грудь и приковав взгляд к брезентовому потолку.
– А ты? – спросил я. – Что ты видела?
Ей хотелось ответить, но, видимо, она не смогла Меррик снова выпрямилась и потянулась к своему рюкзаку, взгляд ее бегал из стороны в сторону, на лице застыло исступленное выражение.
– Ты видела то же самое? – спросил я.
Меррик кивнула, потом открыла рюкзак и вынула оттуда маску – с такой осторожностью, будто та была стеклянной. Только сейчас, при тусклом свете одного фонаря, я различил, с какой тщательностью были вырезаны все детали маски. Полные длинные губы растянулись, будто в крике. Веки над пустыми глазницами придавали лицу выражение умиротворенности.
– Взгляни, – сказала Меррик, просовывая палец сквозь отверстие чуть выше лба, а затем указывая на дырочки над ушами. – Скорее всего, маску прикрепляли к лицу кожаными ремешками. Ее не просто положили сверху.
– И что, по-твоему, это означает?
– Что эта маска принадлежала только этому человеку. Он разглядывал сквозь нее духов. Он знал, что эта магия не предназначена для всех и каждого. Понимал, что она может причинить зло.
Она вертела маску в руках, явно собираясь надеть, но что-то ее останавливало. Наконец она поднялась и подошла к пологу палатки. В просвете между двумя половинками брезента виднелась грязная улица, ведущая на главную площадь. Меррик устремила взгляд вдаль, держа маску под подбородком.
– Ну же, – сказал я, – посмотри сквозь нее или отдай мне.
Меррик неуверенно подняла маску и крепко прижала к лицу на несколько мгновений, но потом резко отдернула и в изнеможении опустилась на кровать, словно эти несколько секунд в маске лишили ее всех сил. И снова глаза ее дико забегали. Потом она взглянула на меня и немного успокоилась.
– Что ты видела? – спросил я. – Духов деревни?
– Нет, – ответила Меррик. – Я видела Медовую Каплю на Солнце. Она наблюдала за мной. Я видела Медовую Каплю. О Господи, я видела Медовую Каплю. Разве ты не понимаешь, чего она добилась?
Я не стал отвечать, хотя, конечно, все понимал. Однако позволил Меррик самой произнести это вслух.
– Она привела меня сюда, помогла добраться до маски, сквозь которую я могу ее видеть, она передала мне в руки средство, с помощью которого сумеет приходить в этот мир!
– Послушай меня, дорогая, – сказал я и, потянувшись, дотронулся до ее руки. – Борись с этим призраком. У него не больше прав на тебя, чем у любого другого призрака. Жизнь принадлежит живым, Меррик, и жизнь сильнее смерти! Не ты утопила Медовую Каплю на Солнце. Она сама заявила о твоей невиновности.
Меррик не ответила. Она оперлась локтем о колено и положила голову на правую руку, держа маску в левой. Кажется, она смотрела на нее, но я не уверен. Ее охватила дрожь.
Я мягко взял у нее маску и осторожно положил на свою кровать. Затем, вспомнив о предметах, унесенных из пещеры, порылся в карманах, чтобы их достать. Четыре резные ольмекоидные фигурки изумительной работы: два лысых и грузных создания и два худых нахмуренных божества. При взгляде на крошечные лица по мне пробежал озноб. Я мог бы поклясться, что услышал на секунду целый хор голосов, как будто кто-то повернул ручку настройки приемника... И сразу наступила тишина – тяжелая, гнетущая тишина. Меня прошиб пот.
Эти маленькие фигурки, крошечные божества, блестели точно так же, как маска.
– Все это мы увезем с собой, – объявил я. – А что касается меня, то я хочу вновь отправиться в пещеру, как только восстановлю силы.
Меррик подняла на меня взгляд.
– Неужели ты серьезно? – спросила она. – Хочешь бросить вызов тем призракам?
– Да, я готов бросить им вызов. Не скажу, что собираюсь отнести в пещеру маску, чтобы смотреть на них сквозь прорези. На такое я, конечно, не решусь. Но нельзя оставлять там столько неисследованных таинственных предметов. Я должен вернуться, потому что хочу изучить все как можно тщательнее. Потом, мне кажется, мы должны связаться с одним из университетов, занимающихся активным исследованием здешних мест, и поставить их в известность о находке. Надеюсь, ты понимаешь, что я не намерен сообщать им о маске. По крайней мере до тех пор, пока мы не будем уверены, что безоговорочно являемся ее владельцами.
Ситуация с университетами, раскопками и притязаниями на древние находки была довольно запутанной, поэтому мне не хотелось ее обсуждать. Я чувствовал жар во всем теле. С желудком творилось что-то неладное, хотя, как правило, со мной такого не бывает.
– Мне необходимо снова увидеть пещеру, – продолжал объяснять я. – Только сейчас я понял, почему ты сюда стремилась. Хочу вернуться туда хотя бы один раз, может быть, два, чтобы выяснить...
Я замолчал на полуслове. Приступ тошноты прошел.
Она смотрела на меня глубоким печальным взглядом. Вид у нее был такой же больной, как у меня. Запустив обе руки в густые пряди волос, она отбросила их с прелестного лба. В зеленых глазах горел огонь.
– Ты знаешь, – вновь заговорил я, – что в нашем распоряжении четверо помощников, которые без труда сумеют вывезти из страны маску и доставить в Новый Орлеан. Хочешь, я передам им маску сейчас же?
– Нет, пока ничего не предпринимай, – ответила Меррик, поднимаясь на ноги. – Пойду в церковь.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы помолиться, Дэвид! – нетерпеливо ответила она и сердито посмотрела на меня. – Неужели ты вообще ни во что не веришь? Я иду в церковь, чтобы помолиться.
Меррик ушла.
Минут через двадцать я наконец налил себе рома. Меня мучила жажда. Странное ощущение: и тошнота, и жажда одновременно. Если не считать возни нескольких кур или индеек – не знаю, кого именно, – в деревне стояла тишина и никто не нарушил моего уединения.
Я уставился на маску и только тут понял, что у меня ужасно болит голова и кровь стучит в висках. Я не придал этому значения, так как никогда особенно не страдал от головных болей, но тут вдруг вместо маски я увидел расплывчатое пятно.
Я попытался сфокусировать взгляд и не смог. Меня охватил жар, и каждый укус насекомого, полученный в джунглях, вдруг снова напомнил о себе.
– Чепуха, – вслух произнес я, – мне сделали все чертовые прививки, какие только можно, включая те, что не были известны медицине в те времена, когда Мэтью подхватил свою лихорадку...
До меня вдруг дошло, что я разговариваю сам с собой. Плеснув себе еще добрую порцию рома, я выпил ее залпом.
И вдруг в голову пришла мысль, что мне станет гораздо лучше, если в палатке не будет столько народа, мне захотелось, чтобы все эти люди ушли.
Потом я понял, что никаких людей в палатке быть не может. Ведь никто не входил.
Я попытался восстановить в памяти последние несколько минут, но какое-то звено оказалось утерянным. Повернувшись, я снова взглянул на маску, а потом выпил еще рома, который к этому времени уже казался мне слаще нектара, отставил стакан и взял в руки маску.
Она казалась невесомой. Я поднял драгоценную вещь так, чтобы сквозь нее проходил свет, и она на секунду вроде бы ожила. Чей-то голос лихорадочно зашептал мне о всевозможных мелочах, о которых мне следует побеспокоиться, а другой голос добавил:
– Через тысячу лет придут и другие заботы. – Только эти слова были произнесены на незнакомом мне языке.
– Как же так? Я ведь тебя понимаю, – вслух сказал я, и тогда шепчущий голос произнес что-то вроде проклятия и зловещего пророчества – насчет того, что некоторые вопросы лучше не затрагивать, оставить как есть.
Палатка заходила ходуном. Точнее, заходила ходуном кровать, на которой я сидел. Я прижал к себе маску и ощутил прилив уверенности. Но весь мир изменился. Я сам изменился.
И вдруг понял, что стою на высокой площадке, с которой открывается чудесный вид на горы, покрытые темно-зеленым лесом, а над головой простирается ярко-голубое небо.
Я опустил взгляд вниз и увидел тысячную толпу, окружившую площадку. На вершинах других пирамид тоже стояли огромные массы людей. Они шептали, кричали и пели. Но рядом со мной на площадке находились лишь несколько человек, и все они преданно смотрели мне в глаза.
– Ты призовешь дождь, – произнес чей-то голос прямо мне в ухо, – и он прольется. Но однажды вместо дождя начнет падать снег, и в тот день ты умрешь.
– Нет, этого никогда не случится! – воскликнул я. У меня вдруг закружилась голова, я испугался, что сейчас упаду с площадки. Тогда я повернулся и протянул руки к моим последователям. – Вы жрецы? Скажите, кто вы? – спросил я. – Я Дэвид. И требую ответа. Я не тот, за кого вы меня принимаете!
В следующую же секунду я оказался в пещере и медленно повалился на мягкую от пыли землю. Меррик кричала, чтобы я поднялся. Передо мной возвышался плачущий призрак.
– Одинокий Дух, сколько раз ты меня призывал? – печально произнес высокий юноша. – Сколько раз ты, колдун, взывал к одинокой душе? Ты не имеешь права обращаться к тем, кто находится между жизнью и смертью. Оставь маску. Она приносит зло. Разве ты не понимаешь, что я тебе говорю?
Я услышал, как Меррик громко зовет меня по имени, и почувствовал, как с лица срывают маску. Я открыл глаза и увидел, что лежу на своей походной кровати, а Меррик стоит надо мной.
– Бог мой, я болен, – сказал я. – Серьезно болен. Приведи шамана Нет, не надо шамана: времени не осталось. Мы должны немедленно ехать в аэропорт.
– Тихо, лежи тихо, – сказала Меррик, но лицо ее потемнело от страха.
Я отчетливо уловил ее мысли: «Все повторяется, то же самое происходило с Мэтью. Теперь это случилось с Дэвидом. У меня у самой невосприимчивость к этой заразе, но Дэвид заболел».
Я вдруг сразу успокоился и твердо решил бороться до последнего, а пока передвинул голову на подушке, надеясь, что она охладит щеку.