12

Жасмин поджидала меня у пристани, вне себя от возмущения, что я никого не предупредил, никому не сказал, куда направляюсь, поэтому она места себе не находила; и даже Пэтси приехала – ей, видите ли, приснился сон, будто я в опасности, и она проделала весь путь из Нового Орлеана, чтобы только убедиться, что со мною все в порядке.

"Тетушка Куин ведь тоже здесь? – нетерпеливо поинтересовался я, направляясь вместе с Жасмин в кухню. – А что касается Пэтси, то она приехала из Нового Орлеана, скорее всего, потому, что у нее закончились деньги, так что жди сегодня вечером большой ссоры. Но у меня нет на это времени. Мне нужно рассказать о своей находке. А еще нам нужно немедленно послать за шерифом".

"За шерифом? Это еще зачем? – удивилась Жасмин. – Кстати, ты прав, твоя тетушка Куин действительно вернулась. Приехала с час назад, а тебя нигде не смогли найти, только увидели, что пирога исчезла". – И так далее, и все в таком же духе еще добрых три минуты.

Не успела она закончить свою обличительную речь, как появилась тетушка Куин и кинулась меня обнимать, хотя после поездки по болотам я был весь в грязи. Тетушка, как всегда, воплощала собой саму элегантность: идеально подвитые седые волосы, мягкие зеленые шелка. Если говорить о гардеробе тетушки Куин, то это всегда только шелк, и я не могу представить, что, обняв ее, почувствую под руками другую ткань.

В кухню явилась Пэтси и села за стол напротив меня, тетушка Куин заняла место справа, а Жасмин, поставив передо мной кружку с пивом, устроилась слева.

Я стянул грязные садовые перчатки и одним глотком осушил кружку наполовину.

Жасмин, покачав головой, поднялась, чтобы подлить еще пива.

"Что это за разговоры о шерифе? – спросила тетушка Куин. – Зачем тебе понадобился шериф?"

Я выложил на стол серьги, брошь и рассказал присутствующим обо всем увиденном. Я рассказал о черепе, рассыпавшемся у меня на глазах, и с уверенностью добавил, что шериф сумеет определить ДНК по белому порошку, оставшемуся от черепа, чтобы доказать, что это Ревекка и что для сверки ДНК можно использовать волоски из расчески, которой она пользовалась и которая до сих пор хранилась в сундуке с ее именем. В щетке тоже остались ее волоски.

Тетушка Куин взглянула на Жасмин, и та покачала головой.

"Ты считаешь, что шериф округа Руби-ривер затеет какие-то тесты ДНК по горстке белого порошка? – возмутилась Жасмин. – Ты что, собрался рассказывать свою смехотворную историю окружному шерифу? Ты, Тарквиний Блэквуд, закадычный дружок Гоблина, своего двойника-призрака? Ты собрался вызывать шерифа? Даже слышать об этом не хочу!"

"А ты все-таки послушай, – упорствовал я, – эта женщина была убита. На убийство закон о сроках давности не распространяется. К тому же..."

Тут заговорила тетушка Куин, очень тихо и убедительно:

"Квинн, дорогой мой, думаю, шериф не поверит в твою историю. И, уверена, он никого не пошлет в самое сердце болота".

"Ладно, – сказал я, – мне все понятно. Всем на это наплевать. Никто мне не верит".

"Дело не в том, что тебе не верю я, – возразила тетушка Куин, – а в том, что, как мне кажется, тебе не поверят другие".

"Вот именно, – подхватила Пэтси. – Все остальные примут тебя за чокнутого, Тарквиний, если уже не считают психом после стольких лет, что ты талдычишь о своем проклятом привидении. Тарквиний, чем упорнее ты будешь болтать об этом, тем больше людей будут думать, что ты сумасшедший".

В какой-то момент, пока все это происходило – моя отважная попытка заставить их поверить в преступление и расследовать его, а также их уговоры не делать из себя дурака, – вошел Папашка, и я пересказал ему всю историю сначала.

Он сел на углу стола и слушал с ничего не выражающим видом, а потом едва слышно произнес, что съездит со мной на остров, если я хочу. Однако, услышав от меня, что именно этого мне и надо, он, видимо, удивился.

Все это время Гоблин стоял возле мойки, слушая весь разговор и переводя взгляд с одного говорящего на другого. Потом он подошел ко мне и начал тянуть за правое плечо.

"Отстань, Гоблин, мне сейчас не до тебя", – сказал я и усилием воли мысленно оттолкнул его прочь. К моему изумлению, он тут же пропал.

Тогда Пэтси принялась передразнивать и высмеивать меня, а потом презрительно расхохоталась.

"Отстань, Гоблин, – повторила она и ехидно поинтересовалась: – И после этого ты еще смеешь утверждать, будто видел там мраморный стол и золотое кресло?"

Я огрызнулся, заявив, что эти подробности совершенно не имеют значения, а потом, не на шутку рассердившись, добавил, что обязательно увижусь с шерифом и расскажу ему обо всем, что знаю.

Папашка отреагировал на это только одним коротким "нет" и пояснил, что сначала он съездит туда со мной. Если эта женщина гниет там больше ста лет, то еще день или два не сыграют никакой роли.

"Но ведь там кто-то живет, дедушка, – возразил я. – Этот кто-то наверняка видел цепи наверху и череп! Создается опасная ситуация".

"Только ты сам веришь всей этой ерунде, Квинн, потому что никто другой не примет это всерьез, – презрительно фыркнула Пэтси. – Ты был сумасшедшим с первого дня, как родился".

Тетушка Куин даже не взглянула на нее. И тут меня впервые в жизни осенило, что тетушка не любит Пэтси точно так же, как и Папашка.

"Так что тебе там приснилось, Пэтси? – поинтересовался я, стараясь не обращать внимания на ее оскорбления. – Жасмин говорит, будто ты вернулась домой, потому что тебе привиделся какой-то сон".

"Ну, его даже нельзя сравнивать с твоим рассказом, – с холодной иронией ответила она, и в голубых глазах сверкнули холодные металлические искорки. – Просто я проснулась от страха за тебя. Кто-то хотел причинить тебе зло, и Блэквуд-Мэнор пылал, а еще там были какие-то люди, которые грозили тебе. Вирджиния Ли сказала мне во сне: "Пэтси, уведи его отсюда". Я видела ее как живую. Она сидела со своим вышиванием, ты же знаешь, сколько вышивки после нее осталось, так вот, во сне она вышивала, а потом отложила пяльцы в сторону и велела мне сделать то, о чем я сейчас говорила. Я уже начала забывать, но помню точно, что особняк был в огне. Я проснулась от страха".

Я взглянул на Папашку и Жасмин и понял по их лицам, что они ничего ей не рассказывали ни о Ревекке, ни о пожаре.

Тогда я повернулся к Гоблину, стоявшему в углу слева от меня. Он смотрел на Пэтси и казался задумчивым, если не слегка испуганным.

В эту минуту тетушка Куин объявила, что совещание кухонной братии подошло к концу. К нам вот-вот должны начать съезжаться гости, и нужно было еще приготовить ужин. Лолли и Большая Рамона ждали, пока мы уберемся из кухни, а потом тетушка Куин сказала, что хочет поговорить со мной позже в своей комнате. Там мы и поужинаем, только вдвоем.

Никто не собирался вызывать шерифа, до тех пор пока Папашка не съездит со мной на остров. А Папашка сказал, что ему нездоровится и он хочет прилечь. В тот день стояла жара, а он на солнцепеке работал на клумбах, поэтому теперь чувствовал себя совсем скверно.

По моему настоянию серьги и брошку положили в полиэтиленовый пакет, чтобы потом можно было взять на анализ остатки прилипшей к ним ткани. Затем я поднялся к себе, принял душ и только тогда почувствовал, что умираю от голода.

За стол мы с тетушкой Куин сели, наверное, часов в шесть. Ее комнату недавно заново отделали золотисто-желтой тафтой. Мы сидели за маленьким круглым столиком у окна, где она часто трапезничала, и поглощали одно из любимейших блюд тетушки – яичницу-болтунью с икрой и сметаной, запивая ее любимым сортом шампанского.

На тетушке было свободное платье из шелка и кружев и серебряные туфельки на острых каблучках. К воротнику, строго по центру – должно быть, ей помогла Жасмин, – она приколола камею, и перед нами лежали серьги и камея, которые я привез с острова.

Сюжет камеи был все тем же: "Ревекка у колодца", а на серьгах мастер вырезал крошечные головки.

Я начал с рассказа о сундуке Ревекки, найденном на чердаке, о призраке Ревекки и о том, что случилось, а потом заново поведал историю о посещении острова, о том, как мне там было не по себе, и о том, что на втором этаже дома имеется неоспоримое доказательство произошедшего там убийства.

"Ладно, – сказала тетушка. – Ты много наслышан о Манфреде и знаешь, что, после того как умерла Вирджиния Ли, оставив его вдовцом, его вся округа считала сумасшедшим".

Я кивнул, ожидая продолжения, заметив при этом, что Гоблин стоит неподалеку от тетушки и наблюдает за мной с отсутствующим выражением на лице. При этом он небрежно привалился к стене, и мне это почему-то не понравилось – уж больно безмятежную картину он собой представлял. Но на самом деле мои мысли занимал не Гоблин, а Ревекка и тетушка Куин.

"Но вот чего ты не знаешь, – вновь заговорила она, – так это того, что Манфред начал привозить в Блэквуд-Мэнор женщин, каждый раз заявляя, что это новая гувернантка для Уильяма и Камиллы, хотя на самом деле это были его игрушки – мечтательные ирландские девушки, которых он подбирал в Сторивилле, районе красных фонарей Нового Орлеана. Он какое-то время держал их в доме, а потом они бесследно исчезали".

"Господи, ты хочешь сказать, что он их всех убивал?" – спросил я.

"Я не знаю, как он поступал, – пожала плечами тетушка Куин и добавила: – Твой рассказ об острове заставил меня предположить, что, возможно, он их действительно убивал. Во всяком случае, никто не знал, что происходило потом. В те времена избавиться от бедной ирландской девушки не составляло особого труда. Достаточно было просто бросить ее посреди Нового Орлеана. Только и всего".

"Но что же Ревекка? Ты слышала что-нибудь о Ревекке?"

"Еще бы не слышать, – усмехнулась тетушка Куин. – Сам знаешь, что слышала. И предостаточно. Сейчас расскажу. Только не торопи меня. Некоторые из этих ирландок были добры к маленьким Уильяму и Камилле, но большинство, как правило, просто не замечали детей, поэтому до наших дней не сохранились ни их имена, ни лица. И не осталось даже таинственных сундуков на чердаке, хотя они были бы весомой уликой".

"Никаких других подозрительных сундуков на чердаке нет, – перебил я ее. – Правда, есть груды старой одежды, вещей, за которые заплатил бы любой музей, как мне кажется. Но сундук только один – тот, что принадлежал Ревекке".

"Остынь и позволь мне договорить, – слегка раздраженно оборвала меня тетушка и уже с улыбкой добавила: – Квинн, ты чересчур возбужден, и видеть это мне очень приятно, но позволь завершить рассказ. Итак, пока все это тянулось, Манфред частенько объезжал свои владения на любимом черном мерине, а потом неделями пропадал на болотах, в своем пресловутом убежище. Затем появилась Ревекка. Эта особа была не только красивее всех предыдущих женщин, она была также очень утонченной и вполне могла сойти за настоящую леди, чем сразу завоевала всеобщее расположение.

Но вот как-то вечером, когда Манфред отправился на болота, она начала его распекать за вечное отсутствие, а потом наклюкалась в кухне бренди вместе с Орой Ли – прапрабабушкой Жасмин – и рассказала Оре Ли свою историю о том, что родилась в ирландском квартале в Новом Орлеане, в простецкой семье, "проще некуда", как она сама выразилась, и ничего, кроме своей "канавы", никогда не видела. В ее семье было тринадцать душ, а потом она поступила горничной в один из особняков Садового квартала. Там ее изнасиловали, и вся ирландская община об этом узнала. Семья решила отправить ее в монастырь, но Ревекка уехала в Сторивилл, где поступила в дом терпимости. В ту пору она была беременна от насильника, но то ли потеряла ребенка, то ли избавилась от него, осталось неясным.

Оре Ли она заявила без обиняков, что жизнь в элегантном и красивом доме в Сторивилле, где всегда играли на пианино и джентльмены были очень любезны, не шла ни в какое сравнение с прозябанием в жалком бараке у реки, где ирландский папаша и бабушка-немка частенько охаживали ее, как и остальных братьев и сестер, ремнем.

Но в своем восхождении Ревекка не собиралась останавливаться на Сторивилле и поэтому начала вести себя как леди, взяв на вооружение все, что знала о хороших манерах, чтобы казаться более утонченной. Еще она любила вышивать и вязать крючком – эти навыки были вколочены в нее в детстве, а теперь она использовала их, чтобы красиво одеваться".

"Погоди минутку, – перебил я тетушку. – Кажется, Пэтси что-то говорила о вышивке, вроде бы в ее сне Вирджиния Ли вышивала – не помнишь? Это важно. Жаль, ты не видела вышитых вещей в том сундуке наверху. Да, она умела вышивать, эта Ревекка, – просто Пэтси в своем видении перепутала двух женщин. Но ты ведь знаешь о масляных лампах и о том, что я чуть не сотворил?"

"Конечно, знаю, – ответила тетушка. – Почему, по-твоему, я приехала домой? Тебе тоже нужно все знать насчет этой милой, любвеобильной кошечки-призрака. Так что выслушай всю историю до конца.

Остальные проститутки в доме смеялись над Ревеккой, прозвали ее Графиней, но она была уверена, что рано или поздно появится мужчина, который разглядит все ее достоинства и увезет из этого места. Она сидела в общем зале, где собирались женщины, чтобы клиент мог сделать свой выбор, и вышивала, будто великосветская дама, одаривая каждого гостя чудесной улыбкой.

Что ж, Манфред Блэквуд оказался мужчиной ее мечты, и в семье Жасмин до сих пор рассказывают, что он действительно искренне полюбил Ревекку, почти так же, как Вирджинию Ли. Именно Ревекка, хрупкая Ревекка с сияющей улыбкой и очаровательными манерами, в конце концов отвлекла его от горя.

Он все время дарил ей драгоценности, и Ревекке это нравилось – она была с ним мила, любезна и даже пела ему старые песни, выученные в детстве.

Разумеется, первые недели в нашем доме она была очень ласкова с Уильямом и Камиллой – сплошная патока и мед, – но они не купились на это. Так, во всяком случае, гласит предание. Они просто ждали, когда она исчезнет, как все предыдущие.

Потом Манфред и Ревекка отправились на год в Европу, только вдвоем. Пошел слух, будто они много времени провели в Неаполе, где Ревекке очень понравилось. Они даже снимали виллу на знаменитом побережье Амальфи. Если ты увидишь это побережье – а однажды это непременно произойдет, Квинн, – то согласишься, что это одно из красивейших мест на земле.

Представь только! Бедная девушка из ирландского района оказалась среди чудес южной Италии. Подумай, что это для нее означало. Видимо, именно там у Ревекки появилась любовь к камеям, так как по возвращении у нее уже была довольно большая коллекция и она хвасталась ею перед Орой Ли, Джеромом и их племянницей, Перчинкой, рассказывая подробно о "Ревекке у колодца" – сюжете, как она считала, бедняжка, названном в ее честь. С тех пор она, не снимая, носила камею и серьги – вроде тех, что ты нашел на острове.

Раз уж зашла речь об острове... Сразу после возвращения из Неаполя Манфред стал еще больше времени проводить на болотах. А через несколько месяцев из Нового Орлеана приехали рабочие, начали прибывать грузы со строительным лесом, металлом и всем прочим, необходимым для пресловутой Хижины Отшельника на острове Сладкого Дьявола – того самого дома, что ты видел собственными глазами.

По завершении строительства Манфред расплатился с рабочими и пристрастился пропадать там неделями, оставляя Ревекку одну в доме, где она сердилась, рыдала и мерила пол шагами, а мой бедный папочка – Уильям – наблюдал, как хорошенькая девушка постепенно превращается в ведьму. Позже он именно так мне об этом рассказывал.

Тем временем в округе разгорался скандал, вызванный слухами о том, что Манфред поселил Ревекку в своей спальне. Теперь это твоя комната, Квинн, комната, к которой примыкает передняя гостиная. Она стала твоей с самого твоего рождения. Папашка, как ты сам знаешь, предпочитает заднюю спальню наверху, чтобы видеть из окон флигель и гаражи и присматривать за людьми и машинами. Поэтому тебе досталась комната в передней половине дома.

Впрочем, я отвлеклась, и, наверное, это будет случаться еще не раз. Итак, дай подумать... Я рассказывала о Ревекке, с камеей на шее, в роскошном наряде, как она металась по этажу, плача и бормоча, что Манфред опять пропал. Иногда он отсутствовал по две недели кряду.

Радуясь своему новому убежищу, он часто брал с собой дорогие припасы, а иной раз говорил, что будет питаться тем, что подстрелит на охоте.

Ревекке вдруг захотелось выйти замуж за Манфреда, и худшего времени для этого она выбрать не могла. Он должен был сделать из нее честную женщину, как выражались в те дни, о чем она не замедлила всех оповестить. Она даже пошла на то, что пригласила в дом священника, чтобы тот поговорил с Манфредом и убедил его, что Ревекка, несмотря на ее прошлое, будет хорошей женой, – в общем, наставил его на путь истинный.