- "Навсегда... Соединить свою жизнь!" Оставьте эти высокие слова! Что значит "навсегда"? И зачем копаться в завтрашнем дне, когда вы сами прекрасно знаете, что это завтра - штука весьма ненадежная?
      До самой площади Линда не раскрывает рта.
      - Нет, я не могу вас понять, - наконец произносит она. - Вы вторглись в этот квартал и упрямо держитесь за него, будто решили покончить с собой и хотите выдать самоубийство за несчастный случай. Нет, Питер, честное слово, я вас совсем не понимаю.
      На следующее утро меня снова вызывают к шефу - оказывается, затем, чтобы он мог выполнить высокогуманную и миролюбивую миссию.
      - Дорогой мой, нужно сгладить конфликт между вами и Райтом, заявляет он. - Я знаю, что кроме служебного долга у людей бывают и личные чувства, но я не желаю, чтобы одно мешало другому.
      - Лично я не имею ничего против вашего секретаря, - поспешно уверяю я. - Особенно если он перестанет ломать себе голову над тем, как отправить меня на тот свет.
      - Об этом не беспокойтесь, - рычит Дрейк. - Больше он этим вопросом заниматься не будет. Мне очень приятно, что вы не злопамятны, Питер. Вы так же, как и я, Питер, принципиальны, но не злопамятны.
      Дрейк встает из-за письменного стола и наносит традиционный визит вежливости передвижному бару, наливает в два стакана две почти одинаковые дозы и в оба стакана кладет кубики льда, которые берет из ведерка прямо пальцами, короткими и пухлыми, и предлагает выпить за добрые отношения между служащими фирмы. Потом смотрит на часы и недовольно говорит:
      - Куда, к чертям, провалился Ал? Я еще полчаса назад послал его за Райтом.
      Дрейк идет к письменному столу и нажимает невидимую кнопку. Никакого результата.
      - И Боб куда-то запропастился, - с досадой констатирует он. - Сходите к нему и велите сейчас же явиться ко мне. Вы знаете его контору, она внизу, в подвале, где вы когда-то лечились от нервов.
      Выполняя указание начальства, я спускаюсь в подвал. В коридоре темно, но из-под двери помещения, в котором я не так давно лечился от нервов (как изволил выразиться шеф), просачивается свет. Нажимаю ручку двери и вхожу. На меня тут же обрушивается что-то тяжелое. Очень тяжелое, распространяющее сильный запах сирени.
      Оправившись от удивления, я смотрю на пол. У моих ног лежит бездыханное тело агента похоронного бюро Джона Райта. Он уже не сможет присутствовать ни на чьих похоронах, кроме собственных. Крови не видно. Все сделано очень аккуратно, даже черный костюм потерпевшего не пострадал. Судя по лиловым отпечаткам на его шее, смерть наступила от удушения платком или веревкой.
      Но я не судебный врач, и такие подробности меня не интересуют. Вот почему я спешу покинуть негостеприимную кладовку, не забыв стереть платком следы пальцев с ручки двери.
      - Боба я не нашел, - сообщаю я шефу, вернувшись в кабинет с зашторенными окнами. - Зато нашел Райта. Он в полном порядке, но мертв. О чем вы прекрасно знаете.
      - Прекрасно знаю? - Дрейк в изумлении поднимает брови. - Вы странный человек, Питер. Откуда мне может быть известно то, что происходит в подвале?
      Все-таки лицемерие имеет границы: он не спрашивает, отчего умер Райт, только скорбно качает головой и произносит со вздохом:
      - Бедный Джон... Бедный мальчик...
      В дверь стучат. Вместо того, чтобы прорычать обычное "войдите!", Дрейк идет к двери и высовывает голову в коридор. Невидимый посетитель что-то ему подает. Дрейк берет это что-то и возвращается к столу, по дороге укоризненно грозя мне пальцем:
      - Ах вы, хитрец! Значит, вы и на этот раз сумели свести счеты с противником! А всего пять минут назад убеждали меня, что ничего не имеете против Райта!
      И чтобы пояснить, о чем идет речь, Дрейк протягивает мне фотографию, только что вынутую из поляроидного аппарата: убийца Питер склонился над своей жертвой Джоном Райтом. Не знаю, кто на этот раз выполнил роль фотографа и где он прятался, за кроватью или позади ящиков в углу, но снимок сделан в идеальном фокусе. Очень красноречивый снимок.
      - Цена этому вещественному доказательству невелика, сэр, - безучастно замечаю я.
      - Конечно, если бы вас сфотографировали в самый момент убийства, снимок был бы убедительнее, - соглашается Дрейк, - но не забывайте, что если к нему приложить снимок вашего предыдущего преступления, он приобретет солидный вес.
      - И для чего вам эта новая фальшивка, сэр?
      - О, фальшивка! Вы действительно иногда слишком резки в своих оценках, Питер! - заявляет Дрейк, убирая фотографию в сейф. Покончив с этим, он поворачивается ко мне и разводит руками:
      - Зачем нужна? Не знаю. Может быть, ни за чем. Может, она еще пригодится вам самому, друг. Я ведь вам уже говорил: чем крепче держишь человека в руках, тем больше можешь ему доверять. А от моего доверия, Питер, вы можете только выиграть.
      Дрейк лезет в кармашек и достает сигару. Но перед тем как приступить к обязательному ритуалу, смотрит на меня холодными голубыми глазками, в которых сверкают искорки неподдельной симпатии, и произносит:
      - Позвольте сделать одно неслужебное замечание: вы ужасно везучий человек, Питер!
      - Возможно. Хотя в порядке неслужебного разговора я должен сказать, что не вижу, в чем именно мое везение.
      - В том, что судьба привела вас сюда, на Дрейк-стрит. И что сам Дрейк взял вас к себе в помощники. Потому что с этого дня, Питер, вы становитесь моим первым помощником. Личным секретарем. Шефом канцелярии. Лицом, ответственным за секретные операции. Представляете, какая власть сосредоточена в ваших руках?
      Моя огромная власть, разумеется, - миф, один из тех миражей, которыми так любит развлекать себя мой шеф. И это к лучшему. Меня устраивает и то, что финансово-бухгалтерские и контрольные функции покойного Райта возложены на лицо, о котором я до сих пор не упоминал по причине его полного безличия. Это управляющий "Евы" и подлинный обладатель имени Дональд Стентон, под которым мне удалось съездить на родину.
      Стентон - образцово-исполнительный чиновник, которые необходимы всюду, даже подпольный мир не может без них существовать, - ведь там, где заключаются сделки и идет счет деньгам, нужны образцово-честные и надежные чиновники. Как у большинства его собратьев, педантизм Стентона развит за счет воображения, а верность хозяину заменяет приверженность к каким-либо нравственным принципам. Важно не то, откуда берутся деньги, а сколько их; важен не характер сделок, а содержание в полном порядке счетов и прочей документации. Стентону все равно, чьи дела вести - публичного дома или филиала банка; все равно, кому платить законные проценты - солисткам стриптиза или торговым посредникам; все равно, какие приходы заносить в бухгалтерские книги - от продажи гашиша или продажи картошки. Такого рода подробности не имеют ничего общего с его служебным долгом.
      - Вам не страшно занимать место человека, умершего насильственной смертью? - интересуюсь я, встретив его сразу после вступления в новую должность.
      - Насильственная смерть, мистер Питер, связана не столько с местом, сколько с индивидом, занимавшим его, - назидательно говорит Стентон, часто моргая розовыми глазками альбиноса. - Есть люди, в силу своего характера предрасположенные к насильственной смерти, и есть другие люди, которые не страдают таким предрасположением. Я принадлежу к последним, мистер Питер.
      В чем я не сомневаюсь. Поступи Стентон на службу к людоеду, ему и там нечего было бы опасаться насильственной смерти. Потому что даже людоеду если таковые существуют - нужны верные, педантично аккуратные и лишенные высоких амбиций люди, которые готовы за скромное вознаграждение всю жизнь заниматься сложением и вычитанием.
      Итак, управляющий "Евы" каждый день является на нашу улицу и выполняет свои обязанности, но всем известно, что он ни на йоту не возвысился в иерархии фирмы. Возвысился я. И хотя, по свидетельству Дорис, на Дрейк-стрит много такого, о чем не говорят, всем и без слов ясно, что настоящий помощник Дрейка - это я, Питер. И вся эта мелкота - продавцы марихуаны, торговцы порнографическим товаром, сутенеры, азартные игроки, вышибалы и официанты, которые еще вчера меня почти не замечали, сегодня при встрече спешат засвидетельствовать почтение улыбкой или приветствием. И если прилюдно не говорят, то уж с глазу на глаз наверняка шушукаются о том, какой ловкач этот Питер, который так здорово умеет убрать соперника с пути.
      Эта репутация, естественно, не кружит мне голову и отнюдь не беспокоит меня. Тем более что убийство Райта никто даже не расследует. Чтобы начать следствие, нужен труп. А трупа нет. Наверное, беднягу отвезли в багажнике машины на берег Темзы и сдали на попечение рыбам. И хотя все знают об исчезновении данного лица, и хотя это происшествие обсуждают, некому довести его до знания властей. А раз властям ничего не известно, откуда же быть следствию.
      - О мистер Питер, здесь кое-кто говорит... мне как-то неудобно повторять, что говорят люди, - признается однажды вечером Дорис, приглашенная на стаканчик виски в мой номер.
      Бедняжка совсем теряется, и я говорю:
      - Говорят, что я убил Райта, верно?
      - Ну, не так грубо, но многие считают, что вы замешаны в его исчезновении.
      - И вы им верите?
      - Нет, что вы, мистер Питер! - решительно возражает Дорис. - Если бы я им верила, разве я сидела бы сейчас здесь с вами?
      - Рад это слышать. Вы правы, как всегда: у меня нет ничего общего с исчезновением Райта, хотя я желаю его не больше, чем все остальные. Вообще мне кажется, что здесь, в нашем квартале, только один человек расстроен этой историей.
      Дорис, добрая душа, тут же прижимает палец к губам и говорит:
      - Тс-с-с, мистер Питер!
      - А что "тс-с-с", - пренебрежительно машу я рукой. - В конце концов, его уже нет, и сделать ему ничего нельзя.
      - Его-то нет, но она здесь, - напоминает Дорис. - А раз она здесь, о ней могут вспомнить и призвать к ответу.
      - Дорогая Дорис, вы неисправимый романтик! Неужели вы думаете, что мистер... сами знаете, кто, не догадывался о приключениях мисс... сами знаете кого?
      - Ну, мистер Питер, я не так уж наивна. Конечно, догадывался. Не только догадывался, а просто знал. Моя приятельница, хозяйка отеля "Селект", мне говорила, что эта самая мисс даже специально держала комнату в том самом доме, где находится косметический салон. Хитро придумано, правда? Будто идет к косметичке, а сама...
      - Комбинация удачная.
      - Конечно. Но мистер... сами знаете, кто, все-таки узнал об этом. Он просто закрывал на все глаза.
      - Ну вот, видите?
      - Что тут видеть? Дело в том, мистер Питер, что эта самая мисс никогда не принимала в этой комнате Джона Райта.
      - Ну, этого вы знать не можете.
      - Вот и ошибаетесь, мистер Питер, - хитро улыбается Дорис. - Знаю, причем достоверно. От той же приятельницы. Потому что мисс встречалась с Райтом именно в отеле "Селект" и приходила туда через черный ход... Хитро придумано, правда? Уж про это-то никто не знал, даже я, и приятельница посвятила меня в эту тайну только недавно, после того как Райт исчез.
      - Зачем столько предосторожностей? - недоумеваю я. - Раз он знал о других ее связях, какая разница, узнал бы он про Райта или нет.
      - Огромная разница! - уверяет меня Дорис. - Огромная! Он мог закрывать глаза на случайные встречи со случайными людьми, но никогда не стал бы терпеть такое от собственного подчиненного! Вы же знаете, что он человек дисциплины.
      Это верно. И вообще мне кажется, что Райт пал жертвой правил поведения и внутренного распорядка, причем не столько по пункту "Не убивай коллегу своего", сколько по пункту "Не пожелай приятельницу шефа своего". Я даже допускаю, что наш разговор с Линдой, записанный на пленку, послужил решающим поводом для расправы. В противном случае экзекуция совершилась бы раньше: Дрейк не из тех, кто любит откладывать на завтра.
      Проблемы отношений Бренды и шефа не особенно меня занимают, и если я завожу беседу с Дорис на эту тему, то делаю это потому, что мисс Нельсон в последние дни, то есть после исчезновения Райта, вдруг изменила отношение ко мне.
      Началось с того, что она стала замечать меня при встрече и даже дружески улыбаться, тем самым наводя меня на размышления. И я размышляю. А чем больше размышляю, тем яснее понимаю, что я вовсе не хочу отправляться вслед за Райтом в горные селения и райские кущи.
      Возможно, мисс Нельсон считает естественным поддерживать связи - я хочу сказать интимные связи - с секретарем и помощником Дрейка, будь то Райт или хитрый Питер; может быть, она даже считает такие связи неписаными обязанностями указанного помощника... А может, ее интерес к моей скромной особе вызван совсем другими причинами, как знать! Но я твердо уверен в одном: ее внимание ко мне весьма обременительно, особенно если она проявляет его в кабинете Дрейка. А такое случалось уже дважды. И, наверное, будет еще.
      Бренда сидит на своем месте, то есть на диване, в обычной позе породистой домашней кошки, от которой она отличается только тем, что кошки не курят сигарет и не демонстрируют бедер. Она сидит и молча курит, но стоит шефу отвернуться к сейфу, заняться бутылкой "Баллантайна" или сигарой, она тут же устремляет на меня пристальный красноречивый взгляд, полный недвусмысленных намеков. Иногда она сопровождает этот взгляд откровенной полуулыбкой. Хотя он и без улыбки вызывает во мне трепет весьма неприятный трепет: вдруг Дрейк повернется и увидит ее заигрывания.
      Бренда твердо решила заняться мной. В этом меня лишний раз убеждает встреча с ней под аркадами Берлингтон-отеля. Эти аркады - торговый пассаж, соединяющий Риджент-стрит и Бонд-стрит. В этот утренний час там довольно безлюдно, я хожу и бесцельно разглядываю витрины, поскольку работой я не перегружен, а шефу нездоровится и вряд ли он вызовет к себе.
      Итак, я разглядываю витрины и чувствую, как кто-то касается моего плеча. Оглядываюсь. Узкая рука в светлой шелковой перчатке ложится мне на плечо, и тихий бархатный голос мурлычет мне на ухо:
      - Здравствуйте, Питер!
      Передо мной стоит мисс Нельсон во всем блеске своей красы, словно только что сошла с витрины модного магазина.
      - Добрый день, - бросаю я без энтузиазма.
      - Какая неожиданная встреча, не правда ли? - говорит она, устремляя на меня уже знакомый красноречивый взгляд.
      Особой неожиданности тут нет, мы, жители Дрейк-стрит, если не сидим в Сохо, то крутимся возле Пикадилли. Но Бренда думает иначе.
      - Мне кажется, Питер, что сама судьба позаботилась о том, чтобы сегодня свести нас здесь, под аркадами.
      - Возможно, судьбе просто захотелось пошутить, - говорю я. - Как знать, может, ей делать нечего?
      - О, не думайте, что я не замечала ваших взглядов, - прожолжает мисс Нельсон. - Но вы сами понимаете, что там, в кабинете Дрейка...
      "Ваших взглядов"! Вот нахалка!
      - Лучше не будем говорить о том, что было, - с понятным великодушием предлагаю я.
      - О да, - соглашается леди. - О прошлом мы будем думать, когда состаримся. А сейчас займемся настоящим. У меня здесь есть небольшая комнатка, это совсем недалеко...
      "О прошлом будем думать, когда состаримся", - машинально повторяю я про себя. Но если я окажусь в этой комнатке, у меня вряд ли будет такая возможность.
      - Видите ли, Бренда... Это прекрасно, что у вас есть небольшая отдельная комнатка. И сами вы тоже прекрасны, не буду скрывать. Но дело в том, что мне не хочется расставаться с жизнью, и вообще Дрейк...
      - О, не смешите меня, Питер. Я вас уверяю, что Дрейк смотрит на такие вещи сквозь пальцы, особенно если все приличия соблюдены. Уж таковы мы, англичане: готовы что угодно позволить себе и другим, лишь бы соблюдались нужные приличия.
      - По-моему, вы переоцениваете терпеливость шефа, - пытаюсь возразить я.
      - Позвольте мне судить о ней, - небрежно заявляет Бренда. - И вообще Дрейк болен.
      Что верно, то верно. Почувствовав, что я колеблюсь, Бренда добивает меня следующим аргументом:
      - Нам обязательно нужно поговорить, Питер. Не о чувствах и симпатиях. Поговорить очень-очень серьезно.
      Отдельная комнатка, в сущности, представляет собой небольшую квартиру. Мне удается осмотреть только прихожую и маленький холл, в котором встречает меня запах сигаретного дыма и духов. Но не сирени.
      Видно, у хозяйки нет времени, а может, желания держать в порядке свой секретный будуар, изолированный от внешнего мира плотными занавесями не первой свежести. Но пыль кто-то, наверно, здесь вытирает, можно сесть в кресло, не боясь испачкать костюм. Что я и делаю.
      Мы вошли сюда поодиночке, и хозяйка опередила меня на минуту, у нее не было времени даже снять перчатки, а об уборке и говорить нечего. Она деловито интересуется:
      - Что будете пить, Питер?
      - То же, что и вы.
      Бренда исчезает и через минуту появляется со столиком на колесах, на котором красуется неизбежная бутылка виски и соответствующие принадлежности: она щедро наполняет стаканы до середины и бросает в них лед.
      - За нашу дружбу, Питер!
      Грешно отказываться, когда тебе предлагают такой тост, и я бормочу нечто утвердительное, отпивая глоток для бодрости духа. Раз этот будуар так сильно засекречен, что даже Дорис знает о его существовании, то о моем визите наверняка узнает Дрейк, и что толку, что этот визит продиктован самыми благими намерениями.
      - Здесь страшно душно, - заявляет между тем хозяйка дома и ставит стакан на столик. - Ужасно, что нельзя открыть окно: соседи обязательно полюбопытствуют, кто пришел и зачем.
      Да, окна, занавески, соседи... Вечные проблемы потайных уголков с затхлым воздухом, в которых порядочные люди вынуждены удовлетворять свои душевные томления, соблюдая приличия.
      - Откровенно говоря, я с удовольствием сбросила бы это платье, но мне неудобно перед вами, - тихим мурлыкающим голосом говорит Бренда.
      - Не вижу, чем я вас могу смущать. Вы, кажется, по себе знаете, что такое стриптиз.
      Бренда качает головой.
      - О, стриптиз - совсем другое дело. Стриптиз - профессия. И потом, когда раздеваешься перед многими, это все равно что ни перед кем. А когда в присутствии одного-единственного мужчины...
      Не договорив, она опять берет стакан и пьет за нашу дружбу. После чего капризно заявляет:
      - И все-таки я разденусь. Только не нужно слишком бесстыдно на меня смотреть, Питер!
      Не успеваю я сказать "да" или "нет", как мисс Нельсон решительно расстегивает молнию своего пышного летнего платья в крупных лиловых и красных цветах. Привычным жестом она освобождается от платья и остается в одном белье - безупречном белье, надетом с твердой уверенностью, что оно увидит свет и будет показано. Затем Бренда испытующе смотрит на меня, проверяя, какое воздействие оказал на публику ее номер.
      Наверное, мое лицо выражает глубокую апатию, и леди, решив, что окончательная победа еще впереди, спокойно садится на диван и кладет ногу на ногу, демонстрируя стройные бедра, обтянутые тонкими колготками. Мисс Бренде, как видно, известно, что полунагота привлекательнее полной наготы.
      - А теперь, если вы не возражаете, поговорим серьезно.
      Я киваю головой в знак того, что только этого и жду, и Бренда продолжает:
      - Вы уже видели, как грубо обращается со мной Дрейк. И дело не только в грубостях - к ним я давно привыкла. Но в его намеках в последнее время звучат обвинения и угрозы, которые начинают меня пугать. Мало того, Питер. Этот отвратительный старик стал избегать меня, он все реже делится со мной тем, как идут операции фирмы. Он, например, ничего не сказал мне про эту вашу операцию на Балканах. Раньше советовался со мной, а теперь все от меня скрывает.
      - В сущности, говорить пока нечего, - утешаю я ее. - Все еще на этапе общих планов.
      - Вы, конечно, лжете, - спокойно говорит Бренда. - Но я не сержусь. Вы обязаны беречь тайны своего шефа. Откровенно говоря, меня волнует другое.
      Тут мисс Нельсон нагибается ко мне, чтобы я мог ясно услышать ее негромкие слова и разглядеть получше ее плечи и все остальное.
      - Дрейк ужасный человек, Питер! Вы просто не представляете себе, какой это ужасный человек! У меня просто холодеет кровь, когда я думаю, на что он способен!
      - Я вас понимаю, - бормочу я. - Но не вижу, чем могу быть вам полезен...
      Бренда меняет позу: она прислоняется к спинке дивана и закладывает руки за голову. Устремив на меня слегка затуманившийся взгляд, моя собеседница поясняет:
      - Вы имеете на него влияние, Питер. Если кто-то еще может повлиять на этого старика, так это вы.
      - Сомневаюсь.
      - Поверьте мне. Я знаю Дрейка лучше вас. Вчера он смотрел на вас с подозрением, завтра может вас убить, но сегодня ваша звезда стоит высоко. У него всегда так. Он вечно носится с каким-нибудь любимчиком, которого запросто может отправить к дьяволу. В каждую данную минуту у него есть любимчик. Сейчас этот любимчик вы, Питер. Не знаю, надолго ли вы сохраните за собой это место, не знаю, чем вы заслужили его расположение, но пока место любимчика за вами. И я прошу вас мне помочь.
      - Каким образом? - интересуюсь я и закуриваю, чтобы не отвлекаться посторонними картинами. (Надо сказать, что прелести Бренды не настолько потрясающи, как она думает. На мой грубый вкус, она далеко уступает даме, живущей по ту сторону Черинг-кросс. И все же трудно сохранять полное хладнокровие, когда молодая интересная особа раздевается перед тобой, чтобы поговорить о серьезных материях, да еще без устали сменяет позы. Бренда явно решила раскалить меня до последнего градуса, чтобы получить то, что ей нужно: она, как женщина искушенная, знает, что трудно добиться чего-нибудь от мужчины, уже получившего запретный плод.) - Вы могли бы восстановить хорошее отношение Дрейка ко мне, Питер, - тихо произносит она и поднимает руку.
      - Нет, не перебивайте. И поймите меня правильно: я говорю не о чувствах. У этого ужасного человека никогда не было сердца, а его сексуальные потребности угасают, но я уверена, что он в вашем присутствии болтает разные нелепости по моему адресу... я знаю его привычки... и вы в состоянии успокоить его или, наоборот, еще больше восстановить его против меня. Вы могли бы тактично внушить ему, что если я уже не нужна ему как женщина, то все равно могу быть хорошим советчиком. Это ему и так прекрасно известно, но в последнее время он стал об этом забывать...
      - Почему же, конечно, - бормочу я. - Но вы преувеличиваете мое влияние на мистера Дрейка.
      Мисс Нельсон явно недовольна моим уклончивым ответом, она переходит в атаку, то есть начинает снимать с себя белье.
      - За несколько дней вы могли бы переломить настроение этого ужасного человека, Питер, - настаивает она. - А это жизненно важно как для меня, так и для вас. Рано или поздно ваша счастливая звезда закатится, и тогда вам будет очень нужен верный союзник, Питер. А таким союзником могу быть только я.
      Продолжая раздеваться, Бренда подыскивает новые аргументы.
      - Послушайте, Питер! Мы с вами можем зажать старика в такие клещи, мы можем стать сильнее его. Он зол, жесток, бесцеремонен, но он легко поддается влиянию. Кроме того, Дрейк питает слабость к виски. Если он дальше будет так пить, Дрейк-стрит в недалеком будущем может превратиться в Бренда-Питер-стрит.
      - Не хочу вас огорчать, но таких амбиций у меня нет, - вставляю я.
      Кажется, моя фраза звучит холоднее, чем нужно. А может, я смотрю безучастнее, чем хотелось бы хозяйке будуара. Неприятно пораженная, она застывает на месте и пристально смотрит на меня.
      - Может, у вас нет и желания жить, Питер?
      - Нет, этого я не сказал. Просто мои планы на жизнь гораздо скромнее ваших.
      - То есть?
      - Я не мечтаю о собственной улице. С меня хватает приличного жалованья.
      - Не понимаю, - ледяным тоном произносит дама.
      - Не нужно, Бренда, - добродушно укоряю ее я. - Разговор у нас с глазу на глаз, и понять меня нетрудно. Ведь вы сами едите не из одной кормушки, правда? И кроме того, что вам дает Дрейк, получаете кое-что и от Ларкина?
      - Это вы придумали, чтобы устранить и меня? - говорит Бренда, слегка повысив тон.
      - Мы говорим без свидетелей, - напоминаю я. - И я вовсе не собираюсь вас устранять, как не собирался никого устранять и раньше.
      - И это вы называете откровенным разговором? - Бренда смеется злым смехом. - А Майк? А Джо? Ведь это вы свели с ними счеты, Питер!
      - Вот не думал, что вы станете рассуждать, как квартальная кумушка, безучастно произношу я.
      - Но если история с Майком меня не касается, то убийства Джо я никогда вам не прощу, будьте уверены. Особенно теперь, когда вы, кажется, намерены и меня убрать с дороги.
      - Вы бредите. Или переигрываете. И поскольку мы действительно говорим откровенно, не надо меня убеждать, будто вам был так дорог этот мальчишка, которому вы изменяли вот в этой самой комнате так же, как изменяли Дрейку.
      - Замолчите! - кричит она мне в лицо с такой страстью, которой я у нее не подозревал. - Вы ничего не понимаете! Замолчите и не суйтесь куда не надо! Этот мальчишка, как вы его называете, был для меня моим мальчиком, а я была для него и любимой, и матерью. Он меня боготворил, если вы знаете, что это такое. По-настоящему боготворил... А каждой женщине надо, чтобы ее кто-то боготворил...
      - Пожалуйста, пусть боготворят, - уступчиво говорю я. - Только без моего участия.
      - А вы... вы... - Бренда задыхается от злобы, - вы просто циник... бездушный убийца... Вы палач, даже если его убили не вы, а другие... благодаря вашим гнусным намекам... а теперь вы собираетесь то же самое проделать со мной...
      - Сядьте и возьмите сигарету, - предлагаю я ей пачку "Кента". - И успокойтесь.
      Но дама, отпрянув от меня, хватается за сумочку, брошенную на диван, - очевидно, она предпочитает сигареты другой марки. Вместо сигарет она достает пистолет. Деликатного вида "браунинг", шесть на тридцать пять, при помощи которого она спокойно может послать меня к Райту.
      - Я вам не Джо, милый мой! И не Майк! И не дурочка с Дрейк-стрит! И в третий раз ваш номер не пройдет!
      - Успокойтесь! - уже грубо заявляю я. - И образумьтесь, если только у вас есть ум. Неужели вы не понимаете, что, убив меня, вы убьете и себя? Дрейк не простит вам этой шалости!
      - Не только простит, но и поблагодарит меня! - шипит Бренда. - Есть еще мужчины, способные восхищаться женщиной, отстаивающей свою честь!
      Не знаю, вправду ли она решила убить меня или просто пытается вырвать угрозами то, чего не вырвала соблазном. На всякий случай я готовлюсь отразить удар уже привычным приемом - придется запустить в нее столом, не считаясь с уроном, который будет нанесен стеклянной посуде.
      Так я и делаю в ту минуту, когда Бренда нажимает спуск.
      Прозвучавший в комнате выстрел не громче звона разбитых стаканов и грохота упавшего стола. Единственный выстрел. Потому что некий субъект, появившийся за спиной дамы, с такой силой выкручивает ей руку, что "браунинг" падает на пол.
      - Вы оторвете мне руку, Билл, - стонет Бренда, узнавшая пришельца.
      - Я вам оторву голову, дорогая, - спокойно поправляет ее рыжий. - Но всему свое время.
      Он безучастно окидывает взглядом разгром, вызванный моим контрударом, потом его взгляд останавливается на любимой женщине.
      - Значит, вы все-таки показали ему свой коронный номер, дорогая? И потерпели фиаско? Плохи ваши дела, милая моя, раз вы не сумели вскружить голову такому невинному младенцу, как Питер.
      С брезгливой гримасой рыжий отворачивается от Бренды и соучастнически подмигивает мне:
      - Питер, проверьте, пожалуйста, не осталось ли в кухне лишней бутылки. Мне нужно заправиться на дорогу, милый мой. Словом, позаботьтесь об этом ужасном, злом и не помню каком еще человеке, потому что он все-таки больной человек, дружище.
      Я выполняю его просьбу, а вернувшись, вижу, что он успел устроиться в моем кресле. Бренда, уже полуодетая, стоит в углу, как наказанная. Шеф наливает себе виски на четыре пальца, то есть двойную дозу, выпивает его большими глотками и встает.
      - Мне нужно идти, Питер. Что делать, заботы не дают мне покоя и во время болезни.
      На пороге он оборачивается и пристально смотрит на меня хитрыми голубыми глазками.
      - А если у вас есть желание, если вам по вкусу уличные девки, то не стесняйтесь. Действуйте так, будто эта особа не имеет ничего общего со стариной Дрейком. Потому что она действительно больше не имеет ничего общего со мной.
      Он выходит.
      Я выхожу за ним следом, на ходу отбросив ногой "браунинг" - маленькую игрушку, которая при всем при том может послужить орудием убийства или самоубийства, смотря по обстоятельствам.
      8
      Человеку, снимающему квартиру с черным ходом, следует знать, что не все гости имеют обыкновение входить с парадного. И непонятно, как это мисс Нельсон, столь ловкая женщина, могла выпустить из виду такую вероятность. За что, видимо, ей пришлось поплатиться карьерой, а возможно, и жизнью, потому что буквально на следующий день после описанных событий она просто-напросто исчезла из Сохо. А зная привычки старого Дрейка, такое исчезновение трудно объяснить себе внезапной поездкой на континент. Более вероятно, что станция назначения - в случае, если поездка вообще имела место, - это какой-нибудь низкопробный провинциальный вертеп, где Бренде предстоит вернуться к оставленной профессии. Не исключено также, что ее попросту отправили в обьятья величественной Темзы.
      - Вы позволили себе оскорбить мое достоинство, дружище, - упрекает меня Дрейк, когда мы с ним спустя несколько дней обедаем в китайском ресторане, выбрав столик в самом конце зала.
      Обед наш состоит из белоснежного риса и зажаренного без костей цыпленка, поскольку Дрейк терпеть не может протухших яиц, червей и прочих лакомств старинной китайской кухни, которыми она так гордится.
      - Да-да, - продолжает развивать эту тему рыжий, - вы нанесли весьма болезненный и, надо сказать, коварный удар по моему мужскому самолюбию. Вы равнодушно оставили женщину, гибкое тело которой будоражило мое несчастное воображение. Вы смотрели на нее так, будто она - вешалка в вашем гардеробе. Вы наплевали на мой идол, на мое божество и предпочли удалиться...