- Грубовато работаешь, милая. Ты прекрасно знаешь, это не единственная цель. Но я действительно смогу тебя осчастливить. И в силу простого обстоятельства.
      - Какого именно? - спрашивает она, но сонливость ее уже рассеялась.
      - Там, где находится то, что ты ищешь, лежит и нечто другое, интересующее меня. Предельно просто, верно?
      - А что это такое - "нечто другое", Пьер?
      - Бумаги, документы - словом, ерунда, не стоящая выеденного яйца.
      - И ты готов пожертвовать брильянтами ради ерунды?
      - Именно: готов. Как бы невероятно это тебе ни казалось. Неужто ты не допускаешь, что есть вещи важнее денег?
      - Нет. Не могу я допустить подобной глупости, - сознается она. Но вот ее голос снова делается сонным: - Впрочем, все зависит от точки зрения. Ты, наверно, из тех, кто, уйдя с головой в политику, бросают бомбы и стреляются...
      Чтобы она могла спокойно уснуть, я не отвечаю на ее слова и мысленно сосредоточиваюсь на том, что меня ждет. Попросту совещаюсь сам с собой, чтобы стала ясней перспектива. Не знаю, как долго длится совещание, но у меня такое чувство, что Флора уже совсем притихла, и я осторожно просовываю руку под подушку, чтобы добраться до лечебного препарата. Должно быть, ампулка закатилась слишком далеко, раз я не могу нашарить ее рукой. И когда мне кажется, что она уже где-то совсем рядом, надо мной неожиданно нависают пышные груди Флоры,
      - Ты спишь, мой мальчик?
      Эти слова и эти груди - последнее, что я слышал и видел, прежде чем погрузиться в неясный и странный наркотический сон.
      Просыпаюсь я с острой головной болью и отвратительной горечью во рту. Однако мне не сразу удается сообразить, что я проснулся, потому что в голове все еще витают бессвязные образы, и я даже не в состоянии понять, как и почему я оказался в этой незнакомой квартире. Потом наконец я догадываюсь, что это, должно быть, отель "Терминюс", и я вижу над своим лицом покачивающиеся пышные груди Флоры и слышу ее заботливый голос: "Ты спишь, мой мальчик?"
      Усыпила меня моим же собственным снадобьем, кобра этакая. Заметила в зеркале, как я прячу ампулку, и, пока я раздевался, метнула ее под свою подушку.
      Еще не до конца разобравшись, что и как было, я вскакиваю с постели. Вскакиваю, чтобы снова свалиться: жутко кружится голова, тошнит. Только сейчас не время падать в обморок. Снова пытаюсь встать, на сей раз медленно и осторожно. Смотрю на часы, оставленные на столе: семь минут шестого. Слава богу. Неуверенными шагами иду в ванную и становлюсь под душ.
      Немного погодя я уже чувствую, что воскресение наступило Я мигом одеваюсь, и мне удается установить по некоторым пустяковым признакам: мои карманы тщательно обшарены. Никакой пропажи не обнаруживаю но карманы обшарены. Видимо, искала визитную карточку мосье Арона.
      Я выхожу из отеля и иду по адресу, отпечатавшемуся в моей памяти. Хорошо по крайней мере, что эти наркотики не вытравляют то, что запечатлелось в мозгу, напротив - одним неприятным воспоминанием становится больше.
      Кривая улочка, ведущая в верхние кварталы города, кажется безобразно крутой, но, хотя без пятнадцати шесть еще далеко не наступило, я набираю предельную скорость, потому что при создавшейся ситуации с такой женщиной, как Флора, нельзя быть уверенным ни в чем.
      - Вы чуть поторопились. Я только что с работы, - с ноткой усталости замечает мосье Арон, открывая дверь своей скромной квартиры,
      Как известно, при деловых встречах слишком ранний приход такое же выражение неучтивости, как опоздание. Правда, в данный момент меня заботит не столько учтивость, сколько ключ.
      - Надеюсь, он у вас? - спрашиваю я, ощущая, как в груди шалит усталое сердце.
      Вместо ответа хозяин вытаскивает из жилетного кармана упомянутый предмет, с виду довольно солидный и весьма сложной конфигурации.
      - Надеюсь, это тот самый? - снова спрашиваю я, протягивая руку.
      Мосье Арон деликатным жестом отстраняет ее и говорит с достоинством:
      - Не забывайте, господин, что я принадлежу к старому поколению.
      Хорошо, если обычаи старого поколения оказали тут свое влияние. В подобных сделках, при всех и всяких предосторожностях, иной раз приходится действовать вслепую.
      - Если я не ошибаюсь, между полученной суммой и магическим числом существует некоторый разрыв, и его полагается заполнить, - намекает мне хозяин, продолжая держать ключ на почтительном расстоянии от моей нетерпеливой руки.
      Флора запросто могла устроить мне наиподлейшую пакость, вытащив из кармана деньги. И тогда этот расчетливый человек ни за что на свете не расстался бы со своим ключом. Но ей это не пришло в голову, да и не могла она решиться на такой шаг.
      Выложив банкноты, чтоб заполнить существующий разрыв, я беру взамен секретный инструмент и, пожелав мосье Арону доброго здоровья и спокойной старости, ухожу.
      Без восьми шесть.
      Хотя еще только без восьми шесть, на улице уже остановился черный "опель" Флоры, и она вот-вот вылупится из его черной скорлупы.
      - Зря выходишь, милая, - предупреждаю ее. - Поедем дальше.
      - А, ты здесь, мой мальчик... - приветливо, насколько ей это удается, роняет она и возвращается на место. - Никак не могла предположить, что ты так скоро проснешься. Так сладко уснул.
      - Первым делом давай в отель, надо расплатиться, - велю я, усаживаясь в машину.
      - Нельзя ли несколько другим тоном? Ты ведь знаешь, я терпеть не могу, когда мною командуют.
      - Я бы тебе еще не так и не то сказал, дорогая. Но пользуйся моим великодушием.
      - Великодушием? Ха-ха... - Ее резкий хрипловатый смех звучит недолго. Ты, возможно, не догадываешься, что тебе досталась та самая доза, которую ты приготовил для меня. А помнишь, как однажды ты меня вынудил принять подобную пакость?..
      - Не знаю, о чем ты говоришь.
      - Бедняжка!.. Такое унижение пришлось вынести и такую боль в голове...
      - Понятия не имею, о чем речь.
      Однако Флора не склонна продолжать объяснения и включает скорость.
      Остановившись возле отеля и оплатив номер, мы едем в Берн. Знакомый и не слишком экзотичный пейзаж. Теперь, когда напряжение миновало, снова разбаливается голова. Так что я молчу и даже пытаюсь немного подремать, хотя попробуй подремать, сидя рядом с такой женщиной.
      - Здорово же ты меня подсидел с этими пятью часами и "Контисом"... слышится ее голос. Поскольку я молчу, она не унимается: - Наверное, ты и сейчас не представляешь, о чем идет речь?
      - Очень смутно, - признаюсь я. - От двойной дозы я совсем выбился из колеи.
      - До такой степени, что оставил меня в дураках. Почему мне раньше не пришло в голову узнать его адрес в "Нидегер и Пробст"? Показала бы тебе заднее место...
      - Было бы на что посмотреть, - бормочу в ответ. - Хоть ты и кичишься своим интеллектом, должен заметить, это место у тебя куда более развито, нежели мозг.
      - Сообрази я хоть немного раньше... - продолжает сетовать Флора, не слушая меня.
      - И чего бы ты добилась? Выбросила бы две тысчонки - все Твои женские прелести не заменят мосье Арону эту сумму, - выбросила бы две тысчонки за ключ, который тебе совершенно ни к чему. Я полагал, ты чуточку умней, но, выходит, ошибся.
      - Напрасно ты так думаешь. Будь в моих руках ключ, я бы сама могла вести игру! - возражает она. - Мой ключ, твой замок, но я бы сама стала вертеть делами.
      - Тебе никогда не придется вести игру, дорогая. Это не бридж и не торговля трубками. И хотя ты не любишь, чтобы тобой командовали, в твоих интересах не лезть на рожон, а слушаться меня, если ты действительно намерена добраться до брильянтов
      Несмотря на одолевающую меня дремоту, мой голос звучит довольно внушительно, и спутница какое-то время размышляет над только что сказанным
      - Хорошо, Пьер, но имей в виду: если ты дерзнешь поставить мне подножку у финиша, я тебя убью!
      - Нечего меня пугать, - с трудом бормочу я, так как меня окончательно разморило. - Я же знаю, что ты этого не сделаешь. Ты питаешь ко мне слабость.
      - В самом деле, едва ли я отважусь на такое, - признается она. - Нет, у твоей Флоры не хватит сил тебя убить... - И, чтобы окончательно успокоить меня, добавляет: - Бруннер тебя убьет.
      Глава десятая
      Флора высадила меня у кафе близ Ост-ринга и дальше поехала одна. В смысле конспирации наше расставание не имеет особого значения, но сейчас мне не хватает только скандала Розмари.
      Не столько отдохнув, сколько одурев от дорожной дремоты, я иду к вилле, но при первом же повороте вижу зеленый "бьюик" американца, стоящий у аллеи
      - Прямо здесь вас пристукнуть, Лоран, или для вас предпочтительней, чтобы казнь была совершена в более укромном месте? - любезно спрашивает Ральф, высовывая голову наружу.
      Безвкусная идея относительно того, чтоб меня пристукнуть, похоже, становится все более популярной
      - Не забывайте, между нами существует соглашение, - напоминаю я.
      - Только вы нарушили его.
      - Вы плохо информированы. Я просто съездил с Розмари к ее Граберу...
      - Знаю.
      - И пока я ждал ее внизу, в холле, на меня вдруг налетела Флора. Налетела, словно тайфун, и унесла меня...
      - И в течение всего дня швыряла вас туда-сюда, словно беспомощный лист, сорванный с дерева...
      - Ну, не совсем беспомощный. Мне кажется, я кое-что сумел сделать. А что касается Флоры, то это правда, в течение всего дня так и не смог от нее избавиться.
      - И это мне известно, - кивает Бэнтон. - Я видел, как вы вылезали из ее машины. Что же вам удалось сделать?
      - Прямо здесь, посреди дороги, будем продолжать разговор? - спрашиваю я с нескрываемым упреком, не мысля дальнейшего существования без чашки кофе.
      Американец вылезает из "бьюика", и мы идем в ближайшее кафе, гордость этого района. Здесь и в самом деле очень уютно, но мы располагаемся снаружи, на террасе, откуда можно наблюдать шумный бульвар с идущими от центра и уходящими обратно трамваями, а повыше - зеленые холмы, на которых ютятся виллы.
      - Пожалуй, уже этой ночью мы сможем закончить операцию и поставить точку на нашей сделке, - говорю я, допивая вторую чашку кофе.
      - Как понять это ваше "пожалуй"? - поднимает Ральф свои меланхоличные глаза.
      - Я хочу сказать, если эти женщины не будут чудить.
      - Зависит от нас. Если мы им не позволим чудить, они не будут. Скажите сперва, что вы намерены делать. А уж потом будем составлять план.
      - А по-моему, будет лучше, если мы составим партию в бридж, - как бы в шутку говорю я. И в общих чертах излагаю свой проект. Ральф молча слушает, должно быть, лихорадочно соображает, не таится ли в этом проекте какое-нибудь местечко, на котором он может поскользнуться. Потом заявляет:
      - Я согласен. И нечего зря время терять. Через полчаса приходите вы с Розмари, а о Флоре я сам позабочусь.
      - Наконец-то! - восклицает моя квартирантка, когда я вхожу в наш холл с обоями, успокаивающими нервы.
      - Вам бы не мешало приготовиться, милая. Через полчаса нас ждет Бэнтон.
      - Зачем? Чтобы нас ликвидировать?
      - Пока что в программе отсутствует такой пункт. Скорее всего, нас ждет обычный бридж.
      Розмари встает со своего любимого места на диване, где весь вечер, наверное, сходила с ума, но, прежде чем отправиться в спальню, все же спрашивает;
      - А вы справились со своим делом?
      - Думаю, что да. Хотя и не совсем.
      - Почему не совсем?
      - Потому что столкнулся с Флорой.
      - Столкновение произошло случайно или по предварительной договоренности? мерит меня взглядом Розмари.
      - Ни то ни другое: она выслеживала нас, значит - не случайно. Но мы с нею об этом не договаривались, как вы себе вообразили с вашей невероятной мнительностью.
      - Эта женщина просто бесит меня своим нахальством!
      - Ревнуйте, - подогреваю я ее. - Мне это доставляет удовольствие.
      - Ревновать?.. Единственное, чего я боюсь, - это как бы она в последний момент не увела брильянты.
      - Едва ли это возможно. Конечно, я не пророк, но едва ли. Мне кажется, шансы преимущественно на вашей стороне.
      - Шансы - это одно, а конечный результат - другое. Вы знаете, что у меня вся надежда на вас
      - Знаю, знаю. Но вы все же поторапливайтесь И когда она приступает за дверью к сложной процедуре одевания, я спрашиваю:
      - А как там ваша подруга Виолета?
      - Нет ее. Исчезла, - слышится из соседней комнаты голос Розмари.
      - То есть как исчезла?
      - Да вот, когда я к трем часам вернулась домой, схожу-ка, думаю, проведаю ее, хотя она того не стоит. Оказывается, ее нет. Соседи говорят, будто она еще рано утром укатила куда-то на своем "рено",
      Иду на кухню и выглядываю в окно. В соседней вилле темно. Обстоятельство, не предусмотренное в моем плане. Будем надеяться, что это несущественно.
      Полчаса спустя Тим или Том вводит нас в покои американца. Хотя одного из них я не так давно дубасил, но по-прежнему не могу их различить. В холле вместе с хозяином нас встречает и Флора.
      - О дорогая, это прелестное платьице делает вас совсем эфирной, восклицает она при виде Розмари.
      Что на их змеином языке означает "драной кошкой".
      - А ваш строгий костюм удивительно подчеркивает достоинства вашей фигуры.
      Что на том же змеином языке означает "вашу непомерную тучность".
      Делая вид, что не слышит, Флора обращается ко мне:
      - Пьер, мой мальчик, я вас так давно не видела...
      "Целый час", - мысленно отвечаю я.
      - Пожалуй, нам не стоит терять время, - произносит Ральф и, покинув кресло, направляется к уже приготовленному игральному столу.
      Мы следуем его примеру; игра сразу входит в привычный спокойный ритм и развивается в традиционном направлении - я проигрываю. Но и американец тоже проигрывает - быть может, в силу того, что голова его слишком занята другими мыслями, а может, просто потому, что он подыгрывает мне, сидя напротив меня.
      - Ничего, зато нам в любви повезет, - успокаивает он себя со свойственным ему остроумием патриархальных времен, отчего на лицах у обеих дам одновременно появляются иронические полуусмешки.
      В это время входит Тим или Том и докладывает, что кто-то спрашивает по телефону мосье Лорана.
      - Кто это может быть? - Я стараюсь придать себе озадаченный вид, поскольку неожиданный звонок предусмотрен моим планом.
      - В самом деле, кто бы это мог быть? - явно тревожится Ральф, бросив в мою сторону подозрительный взгляд.
      Встав из-за стола, я иду по коридору к двери кабинета и слышу позади ожидаемую реплику американца:
      - Минуточку, я сейчас!..
      Американец должен выступать в роли человека, терзаемого недоверием.
      Итак, забыв о телефоне, мы выходим через заднюю дверь на улицу и торопимся к стоящей в отдалении машине Бэнтона. Садимся рядом, за рулем Ральф, он трогается, стараясь особенно не газовать. Тиму или Тому поручено некоторое время спустя сказать дамам, что меня спешно вызвал какой-то мосье Бенато и что хозяин, со свойственной ему мнительностью, решил сопроводить меня.
      Отныне ситуацию в вилле Бэнтона целиком будут определять дамы. Пока у них не иссякнет терпение ждать, им будет казаться, что они в гостях, но, как только захотят уйти, им станет ясно, что они пленницы. Как мне доказывал Бэнтон, Том или Тим при всей их хрупкости не такие уж беспомощные.
      - Виолета исчезла еще с утра, - сообщаю я, когда мы проезжаем мимо виллы Горанова.
      - Какое это имеет значение?
      - Никакого, если она при своей наивности не встрянет...
      - Если встрянет, шуганем, - небрежно роняет Бэнтон.
      Выезжаем на шоссе, идущее к Лозанне, и стремительно мчим в унылом свете люминесцента, от которого человека охватывает мировая скорбь. И молчим, потому что все, что мы могли сказать друг другу, уже сказано. Движение в эту пору небольшое, и светлая лента шоссе стремительно летит навстречу между плотными стенами мрака. В какой-то момент позади "бьюика", на почтительном расстоянии, обнаруживаются мощные фары, и это дает мне повод нарушить тишину:
      - Надеюсь, за нами не тащится хвостом ваш сегодняшний "ситроен" или что-нибудь другое в этом роде?..
      - Я же вас заверил, что ничего такого не будет, - сухо возражает Бэнтон.
      - Потому что стоит только вмешаться кому-то постороннему, и вся операция полетит к чертям.
      - Вы начинаете повторяться, дорогой, - замечает американец. Но и он тоже повторяется, спрашивая недоверчиво: - А где гарантия, что вы не завлечете меня в ловушку?
      - Не становитесь смешным. Какая ловушка? Здесь, в этой стране, скорее я в ваших руках, чем вы в моих.
      Фары позади постепенно к нам приближаются, и наконец машина выходит вперед. Неизвестный нам "мерседес" с неизвестной женщиной за рулем. Женщина пожилая, не то что "наши". Видимо, Ральф сознательно сбавил скорость, чтобы пропустить эту машину.
      - Вы мне так и не сказали, до какого места мы едем, - подает голос американец спустя какое-то время.
      - Вам это ни к чему. Иначе у вас мог бы появиться соблазн направить туда кого-нибудь из своих людей и этим все испортить.
      - Мне в голову не приходила подобная мысль, - врет он самым беззастенчивым образом. - Я не настолько беззащитен, чтобы нуждаться в охране.
      - Верю. Но если бы и не верил, ваш оттопырившийся справа пиджак запросто убедил бы меня, что я не прав. Впрочем, вы, по-моему, совершенно напрасно обременили себя этим утюгом.
      - Возможно, - отвечает Ральф. - В сущности, моя работа - проверять бумаги и считать банкноты, а не стрелять.
      - Очевидно, вы говорите лишь о своей воображаемой работе в банке?
      - В банке, в другом ли месте, но моя работа сугубо канцелярская. Однако, прежде чем стать канцеляристом, я испробовал и многое другое. Так что не путайте меня с Кенигом: вы рискуете ошибиться.
      - Мне в голову не приходила подобная мысль, - уверяю его в свою очередь. Напротив, я рассчитываю на ваш профессионализм. Потому что, если вы профессионал, едва ли вы станете делать глупости, на которые способен иной любитель, - глупости, которые могут все испортить.
      Конечно, я далек от того, чтобы слепо доверяться американцу. Мне даже думается, что "бьюик" оснащен микроаппаратурой, посылающей в эфир свои "пиу-пиу" и направляющей на расстоянии вслед за нами какой-нибудь "ситроен". И ничего удивительного, если те, в "ситроене", поддерживают связь с оставшимися в вилле - к примеру, с Тимом или Томом, готовыми при необходимости подослать подкрепление. Но если верить в искренность Ральфа нельзя, то сомневаться в его корыстолюбии не приходится. А это значит, что по крайней мере в момент совершения сделки у нас не должно быть свидетелей. Чтобы все получилось как надо, у начальства Бэнтона не должно возникать никаких сомнений.
      Начиная с этого момента, риск, конечно, возрастает. Бэнтону ничего не стоит отпустить меня на все четыре стороны: я исчезаю с документами, не имеющими особого значения, и оставляю его в покое. Но на такое великодушие с его стороны рассчитывать не приходится. Трудно себе представить и другое - что у него хватит глупости передать меня в руки своего начальства. Он просто-напросто ликвидирует меня, чтобы раз и навсегда избавиться от свидетеля.
      - Так в котором часу ваши люди должны вступить в действие? - спрашиваю, лишь бы не молчать.
      - Вы становитесь просто невыносимым, Лоран, - тихо отвечает Бэнтон.
      - Я ведь говорил: в считанные секунды тайник нам не открыть. И нам с вами будет одинаково неудобно, если ваши люди раньше времени начнут совать нос...
      - Вы становитесь просто невыносимым, - повторяет американец. - Можете быть уверены, никто не станет совать свой нос, и никто не сможет нам помешать.
      Остальную часть пути едем молча. Только при въезде в Лозанну Ральф спрашивает:
      - Теперь куда?
      - К вокзалу.
      - Если вы сразу назовете адрес, мне будет легче ориентироваться.
      - Я не могу назвать вам то, чего сам не знаю. У меня есть только зрительные представления, где это может быть.
      В действительности все наоборот: у меня нет никаких зрительных представлений, но я довольно точно ориентировал себя по карте. У вокзала я говорю ему:
      - Сворачивайте вниз, проезжайте под мостом, затем опять вправо.
      И лишь после правого поворота я даю следующее указание, потом - следующее. И так далее. Я сознательно усложняю маршрут, даже рискуя заблудиться. Наконец "бьюик" втискивается в узкий проход между каким-то высоким зданием и каменной оградой.
      - Это здесь? - подозрительно спрашивает Ральф.
      - В двух шагах отсюда, - успокаиваю я его. Дальше мы идем пешком, и мои "два шага" несколько растянулись.
      - Вы меня разыгрываете, дорогой, - не выдерживает Ральф.
      - Какой мне резон вас разыгрывать? Хотя я тоже имею право на какие-то предохранительные меры. Кому охота умирать в мои годы?
      Наконец подходим к небольшой массивной постройке, не очень выделяющейся среди деревьев, на пологом склоне, спускающемся к озеру.
      - Вот здесь, - сообщаю я.
      - Вы и в самом деле разыграли меня. На машине мы могли подъехать в считанные секунды.
      - Обойдем здание с этой стороны, - предлагаю я, не слушая его.
      Оказывается, помещение у входа освещено.
      - Видали? - удивляется Бэнтон, глядя на светящиеся окна.
      - Говорил же я, что Виолета способна выкинуть какой-нибудь фортель!
      - Тем хуже для нее, - бросает мой спутник и направляется к двери.
      - Постойте, так не годится, - останавливаю я его. - Уж не собираетесь ли вы с нею разделаться?
      - Зачем? Скрутим ее, сунем что-нибудь в рот.
      - Оставьте ваши бандитские приемы. Я сам все сделаю. Прибегнуть к сильным средствам никогда не поздно.
      - Ладно, Лоран, действуйте, - неохотно уступает Ральф.
      Я жму на кнопку звонка достаточно сильно, чтобы разбудить хозяйку, если она уснула. Немного погодя изнутри доносится голос Виолеты, слишком слабый, чтобы можно было что-то понять. Надавливаю на ручку, дверь открывается. Справа в коридоре вторая дверь, ведущая в освещенное помещение, гостеприимно распахнута, и мы входим в комнату.
      Виолета лежит на диване под пестрым одеялом, она встречает нас анемичной улыбкой:
      - А, мосье Лоран!
      Затем ее взгляд останавливается на американце, и улыбка сменяется недоумением.
      - Наш сосед, господин Бэнтон, - спешу его представить. - Он меня привез на своей машине. - И добавляю: - Вы нас напугали, Виолета. Мы уже кинулись вас разыскивать в полицейских участках. Раздобыли ваш здешний адрес. Подумали было, что с вами бог знает что случилось...
      - Случилось, - кивает девушка. Она резким движением отбрасывает одеяло, и мы видим, что ее нога в гипсе.
      - Что произошло?.. Как?.. - изумляюсь я. Она смотрит на меня страдальческим взглядом и, не обращая внимания на Ральфа, начинает устало объяснять:
      - Сегодня утром меня чуть было не раздавили в моей собственной машине. И столкновение было не случайным. Я на все махнула рукой, только бы меня оставили в покое.
      - Кто именно?
      - Не знаю... Все...
      - И вы здесь лежите в полном одиночестве? - пробую переменить тему после неловкого молчания.
      - Вовсе нет. Обо мне заботится моя подруга, я говорила вам о ней. Она живет рядом. - Тут Виолета вспоминает об обязанностях хозяйки: - Садитесь! Я не в состоянии вас угостить, но вы можете сами за собой поухаживать. Бутылки в гостиной...
      - Не беспокойтесь, - говорю я, садясь. Ральф продолжает стоять у двери, чтобы пощадить свой костюм хоть после того, как столько времени мял его в машине. Он многозначительно посматривает в мою сторону - мол, до каких пор будем терять время. Я и сам не склонен медлить: каждая потерянная минута приближает момент вероятного вторжения сюда людей Бэнтона - им придется основательно попотеть, пока они отыщут это место, но в конце концов они его все же найдут.
      - Господин Бэнтон прослышал, что вы собираетесь продать эту виллу и оставить себе ту, что в Берне, - пробую я закинуть удочку.
      - Возможно... - невнятно отвечает Виолета. - Я еще окончательно не решила, но может быть...
      - Он привез меня, чтобы, воспользовавшись случаем, хотя бы бегло осмотреть дом. Ведь мы не предполагали, что застанем вас в таком состоянии.
      - Да бог с вами... - роняет хозяйка. - Я, как видите, еще не на смертном одре. И если у господина Бэнтона есть желание... Жаль, что я не могу его сопровождать.
      - Не беспокойтесь, мадемуазель, - нарушает молчание Бэнтон. - Нам хотелось бы получить какое-то представление... Я не хотел бы вам досаждать.
      - Чем вы мне досаждаете? Боюсь только, комнаты далеко не в образцовом состоянии, но если вы хотите бегло осмотреть...
      Мы выходим в коридор, минуем две другие комнаты и попадаем в служебное помещение. Дверь в подвал открыта, и мы обнаруживаем идущую вниз бетонную лестницу. Я нащупываю выключатель. Хорошо, если там есть свет. В этих старых подвалах не всегда догадываются ввернуть лампочку. К счастью, тут все нормально. Спустившись вниз, мы оказываемся в просторном бетонном помещении, совершенно пустом, если не считать отопительного устройства в одном углу. Интересующая нас стена, вероятно, напротив. Гладкая железобетонная стена, на которой сохранились следы опалубки - никаких тебе ниш, только в одном нижнем углу сквозь узкое отверстие пропущены две трубы, снабженные кранами.
      Отвинтив круглую ручку одного из кранов, я сую в образовавшееся отверстие авторучку. Ничего. Отвинчиваю другую и повторяю операцию. Раздается слабый щелчок, и бетонная стена медленно и бесшумно отодвигается в сторону, открывая вход в бункер.
      Мы входим. Ральф нащупывает выключатель, и помещение заполняется тусклым красноватым светом - чересчур слабая лампочка. Свет хотя и тусклый, но его вполне достаточно, чтобы в глубине бункера разглядеть внушительную стальную дверь сейфа, встроенного в стену.
      Я с интересом наблюдаю краешком глаза за поведением американца. Характер тут сказывается или выучка, но лицо его сохраняет совершенно спокойное выражение.
      - Давайте ключ, Лоран.
      - Сперва негативы, Бэнтон.
      Он запускает в карман руку, достает миниатюрную кассетку и подает мне.
      - Надеюсь, здесь засняты не старые газеты...
      - Можете проверить.
      Я проверяю с помощью увеличительного устройства, потом прячу негативы и достаю ключ.
      - Вместе с копиями, - напоминает Бэнтон. Передаю и копии.
      Американец идет в глубь бункера и, заметив, что я следую за ним по пятам, предупреждает:
      - Смотреть можете, но руками не трогать. Сунув ключ в замок, он дважды поворачивает его и без особых затруднений открывает тяжелую дверь. Внутренность сейфа достаточно освещена, чтобы мы могли увидеть стоящие там два небольших чемоданчика. На каждой полке по чемоданчику, и ничего больше.
      В этот момент я слышу какое-то едва уловимое щелканье позади нас. Оборачиваюсь и глазам своим не верю: бетонная стена медленно возвращается на исходную позицию, и мы оказываемся заживо погребенными. Перед тем как ей окончательно закрыться, я вижу в просвете худенькую фигуру беспомощной Виолеты, прочно стоящей на обеих ногах, без малейших следов гипсовой повязки. Взгляд американца тоже обращен в ту сторону. У нас на глазах бетонный бункер неожиданно превратился в нашу гробницу.
      Я приближаюсь к злополучной стене. Не затем, конечно, чтобы отодвинуть ее руками, а в надежде найти какой-нибудь рычаг, который, возможно, позволил бы изнутри привести ее в действие. Увы, ничего подобного я не нахожу. Манипулировать можно лишь с внешней стороны.
      - Это вы виноваты, Лоран, - бормочет американец, бессильно прислонясь к стене и не считаясь с тем, что она вся покрыта толстым слоем пыли. - Если бы мы связали ее покрепче и сунули в ее лживый рот какую-нибудь тряпку, мы бы теперь не знали забот.
      Он замолкает, сознавая всю бессмысленность своих упреков, и теперь уже без всякого желания снова возвращается к стальной кассе.
      - Давайте хоть посмотрим, что там в них. Тем более что времени у нас много. Вполне достаточно. Пока не кончится кислород и пока мы не подохнем тут от удушья.
      Ральф вытаскивает один из чемоданчиков, ставит на бетонный пол и открывает. Я не приближаюсь, поскольку и отсюда нетрудно разглядеть содержимое: разные изделия из золота, золотые украшения, монеты - словом, вещи, какие каждый обыватель обычно хранит в самом укромном месте, только тут их много, очень много.
      Наскоро порывшись в этой сокровищнице, американец приходит к заключению:
      - Брильянтов нет...
      - Неужто вам этого мало?
      - В данный момент в создавшейся ситуации этого мне больше чем достаточно, - отвечает Ральф. - Но брильянтов нет...
      Он небрежно отодвигает ногой чемоданчик и вытаскивает другой. Та же картина: безделушки из желтого металла, от которого так мало проку, но который люди привыкли считать таким драгоценным. Плюс несколько дорогих украшений в бархатных и кожаных коробочках. Но в одной из них не просто украшения.
      - Брильянты!..
      Голос американца полон меланхолии - мне кажется, он предпочел бы вовсе не находить их. Потому что теперь, когда он их нашел, ловушка, в которой мы оказались, вероятно, представляется ему еще более чудовищной и зловещей.
      Я подхожу ближе: надо бы и мне взглянуть на эти пресловутые брильянты. Тем более что, как говорит Ральф, времени у нас много. Более чем достаточно.
      Камни лежат на темном бархате и, хотя освещение плохое, при малейшем движении искрятся всеми цветами радуги.
      - Они и в самом деле исключительные, - констатирует Бэнтон.
      Закрыв коробочку, он порывается сунуть ее в карман, обнаруживая этим жестом древний рефлекс собственника. Но потом все же небрежно бросает ее обратно в чемоданчик.
      - Как, по-вашему, какой толщины может быть этот бетон? - спрашивает он, осматривая стены.
      - Не менее одного метра. А потолок наверняка около двух. Передвижная стена, конечно, намного тоньше - какие-то полметра, сущий пустяк.
      - Словом, ори, пока не лопнешь, и никто тебя не услышит, - обобщает Ральф.
      - А кто бы обратил внимание на ваш ор? Милосердная Виолета, запершая нас, чтобы мы тут сгнили и чтобы потом свободно распорядиться наследством? Или ваши люди, которые - прошу прощения, Бэнтон, - до такой степени глупы, что, увидев пустой подвал, тут же уедут, довольные своей наблюдательностью.