У его предшественника, знаменитого на всю Москву доктора Ивлева (в прошлом фармацевта), был свой подход к артистам: он им давал пилюли собственного изготовления.
      - Да это была просто лошадиная доза кофеина, - говорят старики МХАТа.
      Да, лошадиная, но зато какой психологический эффект - артист притихал, как мышь.
      - Актеры болеют очень дисциплинированно, - добавляет доктор Крелин. - Вот Михаила Козакова возьмите. В лечении он был такой же работяга, как и на сцене, и на экране. Он попал в аварию, лежал в больнице, где с ходу нам заявил: "Я должен скорее подняться, мне нужно выступать". Он как сумасшедший занимался лечебной гимнастикой, массажем. И довольно быстро восстановился, добился такой же походки и пластики.
      VII
      Михаил Козаков не разочаровал врачей и в последнее время. Скорее, он разочаровался в отечественных эскулапах. Все началось весной 2000 года в Торонто, где артист был на гастролях.
      - Я не очень-то хорошо вижу, а в темноте кулис - тем более. Стою, готовлюсь к выходу на сцену, делаю пару шагов в сторону и... лечу в люк. Когда приземлился, выматерился, но понял - руки-ноги целы, голова тоже, и страшная боль в плече. Меня вытащили. Перепуганный продюсер спросила: "Можете играть?" А что мне делать - зал полный, билеты проданы.
      Плечевая эпопея затянулась на полгода: Козаков мучился, но играл. Позже он признался, что если бы его театр был государственный, а не частный, он бы мог себе позволить валяться в больнице и кушать апельсины, как член профсоюза. А так... Артист честно пытался лечиться в Институте травматологии, прибегал к помощи китайской медицины, но ничего не помогало. В июле он отправился с Театром имени Моссовета на гастроли в Израиль, где ему окончательно стало плохо.
      - Я даже не хотел ехать - так было фигово. Но не было бы сча-стья, да несчастье помогло. После последнего спектакля, когда даже уже обезболивающие не помогали, я угодил в больницу. И там после всех обследований мне поставили точный диагноз - разрыв связок плеча, а вовсе не перелом, как твердили доктора в Москве, делавшие мне все те же самые обследования. Я практически чуть не стал одноруким артистом. А кому они нужны - однорукие?
      Верная постановка вопроса. Врач не имеет права на ошибку не только применительно к артисту. Но в случае с артистами, когда решение приходится принимать в считанные секунды, чтобы вовремя начать или не прерывать спектакль, роль врача в закулисном спектакле становится самой главной. Роковую ошибку допустили врачи "Скорой помощи" Санкт-Петербурга, когда театр имени Моссовета играл на гастролях "Милого друга".
      Середина первого акта. На лестнице г-н Дюруа - Александр Домогаров должен объясняться в любви партнерше. Та приготовилась к мизансцене, ждет, а Германна, то есть Жоржа, все нет. Время идет. Режиссер Андрей Житинкин из ложи несется за кулисы и видит такую картину: Домогаров, бледный как полотно, сидит с закрытыми глазами на стуле в отключке. "Сашка, с сердцем плохо?" - кричит режиссер и трясет артиста за плечи. А тот только мычит - сознание потерял. Что делать? Житинкин бежит к заднику, поднимается по декорации и вместо героя возникает на лестнице. Поднимает руки над головой, давая отмашку перекрыть звук. "Кто-то помер", - решил зритель.
      - Господа, одному из артистов (режиссер сознательно не называл фамилию) стало плохо. Мы ждем врача, и спектакль продолжится через сорок минут. А вы пока погуляйте в фойе, пройдите в буфет.
      Зал загудел и нескладно захлопал креслами. Никто, однако, с представления не ушел.
      На самом деле этой неожиданности могло не быть, если бы не ошибка врачей. Перед спектаклем Домогаров пожаловался на боль в колене, которое он разбил на съемках. Приехала "Скорая", но заявила, что "блокады" у них нет, ее нужно доставать у спортсменов. И пока работники театра по знакомым доставали "блокаду", "Скорая" вкатила Домогарову анальгин. Казалось бы, невинное лекарство, но доза оказалась лошадиной - пять кубиков. В результате передозировки Домогаров, что называется, поплыл на сцене - давление упало настолько, что он начал терять сознание, говорил и двигался, как в рапиде. Только успел шепнуть партнерше Нелли Пшенной: "Держи меня, Неля". И та буквально на себе уволокла его за кулисы, где его в бессознательном состоянии и обнаружил режиссер Житинкин.
      В тот вечер актер так и не смог выйти на сцену. Так высока оказалась плата за профнепригодность медиков.
      Далеко не каждый доктор сможет пройти испытание театром и получить доверие артистов. Слабаки в белых халатах за кулисами не выдержат и года - сумасшедший дом им покажется раем по сравнению с театром. Авторитет здесь зарабатывается непросто.
      Доктор Сергей Тумкин:
      - Как сейчас перед глазами картина: по коридору ведут Андрея Панина. Лицо, рубашка - все в крови. Он врезался в декорацию на репетиции и раскроил лоб. У всех на лице ужас. Я тут же осмотрел, увидел, что рана несерьезная, наложил пару швов. Панин успокоился и только спросил: "У меня будут шрамы?" - "Не волнуйтесь, у меня иголочка для сосудистой хирургии".
      Именно после этой истории по МХАТу пронеслось, что местный доктор обходится без "Скорой". Доверие было завоевано.
      VIII
      Люки на сцене - самое опасное место, с которыми связаны масса трагических и, как это ни парадоксально, комических историй. Из последних трагическая произошла во МХАТе на спектакле "Тойбеле и ее демон". Вячеслав Невинный, уходивший со сцены, вдруг непонятно зачем вернулся и, шагнув в сторону, полетел в люк. "Скорая" отвезла его в Институт Склифосовского с переломом ребер и множественными ушибами. Там же, но на малой сцене в спектакле "Смертельный номер" сразу несколько люков, правда, неглубоких. Виталия Егорова, игравшего Белого клоуна, так прижали в сценической борьбе к люку, что повредили ему ребра и легкие. Артист уверен, что отделался еще легко, и только потому, что в этот день у него был день рождения. Хотя последующие спектакли из-за плохого его самочувствия пришлось все же отменить.
      Но, повторяю, театр есть театр: здесь одно насмерть сплетается с другим, как в скульптуре "Лаокоон с сыновьями". В Театре имени Ленинского комсомола в 60-е годы репетировали спектакль "Все о Лермонтове". Репетиции по произведениям Лермонтова были настолько мучительны, что артисты и даже монтировщики возненавидели режиссера Оскара Яковлевича Ремеза - милейшего, между прочим, человека. А он, чистый и наивный по натуре, как дитя, похоже, был единственным, кто восторгался будущим спектаклем. Это выражалось в том, что Оскар Яковлевич особым способом складывал на животе ручки, крутил пальчиками и приговаривал на текст классика: "Ой, как хорошо, как хорошо!" И вот на одном из прогонов артисты видят, как в своей традиционной позе режиссер из глубины со словами "Ой, как хорошо" спиной отступает к авансцене. А там люк. И люк открыт. Никто не успел и крикнуть, как Оскар Яковлевич рухнул.
      Гробовая тишина. Актеры выдохнули и перекрестились: мучениям конец. И вдруг из люка грассирующий голос: "Продолжайте, продолжайте, я все слышу". На следующий день режиссер явился весь перебинтованный, и коллективные страдания по Лермонтову продолжились.
      Ирина Линдт - представитель последнего поколения Таганки, свое падение начала еще в театральном училище, где на дипломный спектакль вышла с переломом и костылем. А весной 2000 года на генеральном прогоне "Хроник Шекспира" Линдт, хорошо тренированная и гибкая актриса, сорвалась с трехметровой высоты. Жутко разбилась, два месяца лежала в Институте Склифосовского, потом проходила реабилитацию, но к лету уже вернулась в строй.
      1997 год. Склиф буквально спас ленкомовского артиста Геннадия Козлова, который также на прогоне спектакля "Варвар и еретик" сорвался с высокой декорации. С диагнозом "разрыв селезенки" он был доставлен в Склиф, и только его хорошая физическая подготовка, то, что он вовремя сгруппировался, и профессионализм врачей спасли ему жизнь.
      IX
      Если послушать актеров, то здоровых среди них просто нет. Но самые больные среди них, причем хронически, - это оперные певцы. Елена Образцова в своих мемуарах буквально на каждой странице сообщает: "Была больна, пела; не звучал голос, пела..." Только непосвященный решит, что это все оперные фантазии.
      - Я могу сказать, что все это правда, - говорит солистка Большого театра Маквала Касрашвили. - Певцы редко выходят на сцену в хорошей физической форме. Мы подвержены простудам больше, чем другие люди.
      У Маквалы в Большом театре долгое время держалось прозвище Трахеит, потому что, приехав из солнечной Грузии в холодную Москву, она постоянно кашляла. Но не только метеоусловия влияют на две крохотные эластичные мышцы - связки. Дым на сцене, дым от сигарет, острая еда и даже сухое вино. Короче, оперного артиста неприятности подстерегают за каждым поворотом. Причем тогда, когда этого никто не ждет.
      Так, в 1986 году в "Метрополитен-Опера" шла "Аида", в которой роль коварной Амнерис пела Елена Образцова. С ней как раз было все в порядке, и первый акт прошел на ура. И вдруг в третьем все на сцене замечают, что тенор поет на октаву ниже, почти что разговаривает. Ну, опытные люди сразу смекнули, что певец потерял голос и тянет партию из последних сил. А поскольку во время спектакля его некем было заменить, он на полуречитативе довел спектакль. А в Большом театре спектакль все-таки однажды отменили, так как ко второму акту певец совсем лишился голоса.
      За кулисами наших музыкальных театров всегда дежурит фониатр. В "Метрополитен-Опера" никаких медиков и в помине нет. Но как только на гастроли в крупные мировые театры приезжают наши (а вместе с ними и доктор), то западные исполнители бегут к нашим врачам.
      X
      Не только артисты играют в театре - играть приходится и врачам. Когда Григорий Горин был молодым врачом, он вез по "Скорой" в больницу женщину с истерическим припадком из-за якобы проглоченной ею булавки. Сила внушения у пациентки была такова, что у нее в дороге стала набухать шея. Горин уже приготовился прямо в машине делать больной трахеотомию, то есть разрезать трахею. Но в Институте Склифосовского, куда примчалась "Скорая", старый врач преподал начинающему доктору урок. Увидев пациентку, бившуюся в падучей, он сказал: "Доктор не сталкивался еще с тем, что люди глотают булавки. Сейчас мы ее вынем". И, засунув женщине два пальца в рот, вытащил булавку. Отек через час спал. Когда женщину увели, доктор объяснил Горину, что принес булавку с собой и разыграл маленький спектакль.
      В практике доктора Горина была потом масса историй - и удивительных, и ужасных... Геннадий Шпаликов... Талантливый сценарист. Не артист, но поэт. Личность. Однажды он не вышел к завтраку в писательском Доме творчества в Переделкине. Друзья забеспокоились. Горничная с перепуганными глазами шептала, что в его комнате как-то странно прикрыта дверь. Горин приставил лестницу к окну и увидел, что Шпаликов повесился на полотенце. Он привязал полотенце к ручке двери и упал на пол так, чтобы оно туго затянулось на шее.
      - Я понимал, что уже началось трупное окоченение. Помогать не было смысла. Я влез через окно в комнату, вынул его из петли, затем позвал свидетелей и до приезда судмедэкспертов ничего не трогал. Правда, потом его жена обвиняла меня в том, что я якобы скрываю, будто Гену убили.
      Эту историю Григорий Горин рассказывал за два месяца до своей смерти. Смерти, которая оглушила театральную Москву, как бомба. Самое парадоксальное и ужасное заключается в том, что доктора Горина, который всегда отстаивал честь мундира "Скорой помощи", по сути, не спасла его бывшая служба. В 7 часов вечера 14 июня ему стало плохо.
      - Он позвонил мне и сказал: "Танька, у меня очень болит левая рука", вспоминает Татьяна Путиевская - врач, старинный друг семьи Гориных. - Я говорю ему: "Немедленно вызывай "Скорую". В одиннадцать приехала бригада, намерила повышенное давление, сделала укол и уехала. Ночью боль усилилась. Гриша, человек мужественный, почти кричал. Под утро снова приехала "Скорая".
      И приехала та же самая бригада. Начали ставить капельницу, делать какие-то манипуляции, вместо того чтобы по пустому городу, еще не стряхнувшему с себя ночных сумерек, мчаться с Гориным в реанимацию. Трудно сказать, что повлияло на врачей - громкое ли имя больного или страх ошибиться?.. Теперь это уже не важно. Рано утром Григорий Горин, который всегда всех лечил и вытаскивал с того света, скончался. Театр потерял не только драматурга, но и опытнейшего врача.
      "Доктора! Доктора!" - несется за кулисами. И это совсем не авторский текст...
      А вот святая святых - каморка театрального художника. Но не в каждой из них встретишь такое, как во МХАТе имени Горького. Трусы из хлопка. Кальсоны из фланели. Все в кружевах, как в пене, панталоны. Нижние юбки, лифчики всех фасонов и размеров. Упругие корсеты. Хрустящие лифы. Линялые и крахмально-белоснежные, застиранные и лежалые. В шкафах, на столах, в коробках, пакетах и бесчисленных пакетиках. Вот она - вся столетняя история нижнего белья. Владелица всего этого - театральная художница Виктория Севрюкова - убеждена, что эти костяные пуговицы, подвязки, петельки, корсеты с китовым усом способны рассказать больше, чем умные учебники, киноархивы и даже пожелтевшие фото. Более того, по размерам бюстгальтеров она может предсказать начало катаклизмов. У нее абсолютно
      Новый взгляд
      на неглиже
      Кальсоны от секретаря Сталина
      Фру-Фру - совсем не лошадь
      Балерина не отдалась Распутину
      Ортопедическое вмешательство в Чехова
      Как корсет повлиял на Гафта
      Победа с помощью козлов
      Метраж для платья жены Берии
      I
      - Мужское белье меня не интересует, - говорит Виктория Севрюкова, выкладывая передо мной свои мануфактурные сокровища. - Но это, то, что ты видишь, на днях принесла какая-то женщина. Это оказалось белье секретаря Сталина - Мехлиса. Посмотри на него. Это образцовые мастерские КГБ.
      Виктория демонстрирует мне кальсоны из шелка цвета чайной розы, да еще с перламутровыми пуговицами. Другие - из тончайшей чесучи. Оказывается, вот такие, нежные ткани согревали суровые тела чекистов.
      - А теперь я тебе покажу подштанники, которые меня потрясли - тоже Мехлиса, - розовые, не тронутые с сорок седьмого года, американского производства. В то время, когда вся страна ходила вот в таком (в воздух летит нечто хлопково-застиранное), некоторые щеголяли в нежном белье.
      - А что же они все такого огромного размера?
      - А мужик какой тогда был, ты посмотри! Помнишь, в кино Николай Крючков, Борис Андреев - кряжистые, крепкие. Сзади специально вшивали тюрнюр нашлепник такой, чтобы крепко зад держал и подчеркивал его. Специально все продумывали. Причем пуговицы - костяные. Почему? Потому что к телу шло все только натуральное. А это летний трикотаж для мужчин - тоже перламутровые пуговицы.
      - Извини, а летом-то зачем кальсоны?
      - Обязательно. Мужчина должен быть обязательно в белье. Первым, кто в 30-е годы осмелился надеть рубашку на голое тело, был Кларк Гейбл в фильме "Это случилось однажды ночью". В результате нижнее мужское белье тут же подешевело на семьдесят пять процентов! И все каноны мужской моды лопнули. До этого эталоном считался мужчина, одетый в элегантное нижнее белье.
      Ты пойми, нижнее белье - ближе всего к телу. И поэтому о человеке может рассказать больше, чем кино- и фотодокументы.
      - Ну что тебе говорят вот эти подштанники?
      - Мужчины - невероятные консерваторы, во-первых. А внутри - невероятно трогательные, беззащитные, нежные, ласковые создания. Вот все, что я могу сказать по их белью. Короче, вся история мужского белья - это разные пуговицы, а модели-то не меняются.
      - А женщина?
      II
      И тут художница принялась за слабый пол.
      - Она хитрая. Коварная. Скажу больше: женщина начала века - это вообще ничего натурального - сто пятьдесят процентов лжи и обмана. Муж ее никогда не видел раздетой, даже в ночной рубашке он ее не мог видеть. Где-то в темноте, под одеялом происходило зарождение детей. Но никаких ног, обнаженного тела. Чтобы посмотреть на это, мужчины ходили в "Фоли Бержер" или "Мулен Руж". Я тебе сейчас покажу панталоны танцовщиц.
      Что-то белое и кружевное, облакоподобное взлетело, как парашют, и опустилось на груду белья. Самое интересное, что по внутренней стороне ноги швы в этих воздушных предметах отсутствовали.
      - Когда женщина танцевала в таких панталонах, господа понимали, что круче порнографии быть не может. На эти панталоны шли льно-батист и кружева только "Валансьен". Самые дорогие панталоны.
      - Сколько же они стоили?
      - В романе Горького "Мать" все революционные события произошли из-за того, что рабочим не доплатили копейку. По прейскуранту панталоны стоили в районе сорока рублей. А платье от Ламановой, скажем, стоило шестьсот рублей.
      Вся русская литература вообще пронизана глубочайшими эротическими токами. Помнишь, в "Бесприданнице" у Паратова пароход назывался "Ласточка"? Так "Ласточка" - это по прейскуранту название женского корсета. Или Вронский назвал свою лошадь Фру-Фру. Это не просто сочетание звуков, это тот звук который слышится, когда женщина при ходьбе хрустит своими накрахмаленными юбками. Этот звук и назывался фру-фру.
      Все любовные романы девятнадцатого века основаны только на одном женщина, собирающаяся на свидание, должна испытывать африканскую страсть и забыть про все на свете. Ведь она шла на огромный риск. Потому что корсет должна застегивать горничная, привыкшая к телу хозяйки. Мужчина ни в жизнь его не застегнет. А платье, между прочим, на двадцать сантиметров меньше, чем тело.
      А раздеть женщину в то время - это вообще был подвиг. Давай считать, что у нас получается - тридцать три крючка на ботинках, чулки на подвязках, потом надо расшнуровать корсет, потом двадцать две пуговицы на корсетном лифе... В общей сложности получается около двухсот пуговиц, и я тебе сейчас их покажу.
      Крохотные петельки, скрытые потайным швом - супатом, - обнаружились на платьях. Пуговицы были такие же мелкие, плотно друг к другу пришитые, и никак не хотели вставляться в тонкие кружевные петли. Можно представить себе муки мужчины, который в возбуждении пытался раздеть возлюбленную. Очевидно, на третьей юбке слабаки ломались.
      - Что же с бедными мужиками делалось?
      - Это нужно невероятно владеть собой и иметь ловкость рук необыкновенную. И к тому же от того, что он видел, у него был шок. Перед ним - капуста. Опять считай - панталоны, комбинация, поверх комбинации у нее идет корсет, потом корсетный лиф, затем нижние юбки: крахмальная, тонкая батистовая с оборками и юбка из тафты. Еще платье на нижней юбке, потом муфта, потом накидка, обязательно шляпка, зонтик и перчатки...
      - Так мужчина перегорит!
      - А я о чем говорю?! Допустим, он не перегорит и, имея мощное самообладание, все-таки ее разденет. Но потом... Ее же надо как-то одеть. А одеть он ее не сможет. У опытной горничной на это уходило два часа.
      Я вчера купила балетные лифы Веры Коралли. Это солистка Большого театра, как говорят, одна из немногих, кто не отдалась Распутину.
      Очень похожие лифы оказались на поблекших фотографиях, которые, очевидно, в начале века считались запретной порнографией. На них девушка постепенно раздевалась перед фотографом. Верх смелости и куража - это когда она осталась в белых пышных панталонах и корсетном лифе.
      - Ну а как же Бунин со своими "Темными аллеями"?
      - Когда понимаешь, что за этим стоит, то все "Темные аллеи" воспринимаются совершенно иначе. Поэтому быстрый секс - когда задирается юбка - это единственное, что можно было сделать. Разумеется, вандализм, но зато такие острые эротические ощущения...
      - У тебя такая стройная психофизическая концепция выстроилась.
      - Да, и она у меня появилась исключительно благодаря белью. У меня еще есть концепция войны. Ты знаешь, что по женскому белью я могу предсказать начало войны?
      III
      - Об этом мы поговорим. А пока скажи, как началась твоя коллекция?
      - Коллекция началась с корсета, который я купила на Тишин-ском рынке, когда делала свою первую в жизни "Чайку". У меня их тринадцать. Так вот, я заметила, что с Нинами Заречными никогда проблем не бывает, и, кстати, у актрис, играющих Нин, всегда романы с режиссерами. А вот с Аркадиными... В киевском театре, где я делала первую "Чайку", у меня была проблема с актрисой на ее роль: она прима и хотела быть красивой. И мы с ней стали пробовать корсет, что оказалось делом безнадежным - таких корсетов, как прежде, у нас не делают. И тогда я пошла на Тишинку и буквально за копейки у какой-то тетеньки купила корсет.
      В этом корсете потом Гурченко танцевала в водевиле "А чой-то ты во фраке?", Остроумова репетировала "Мадам Бовари", Полищук в нем работала. В общем, он прошел через все мои спектакли. Единственная актриса, кто узнала модель корсета - "Ласточка", была Вера Алентова, у которой мама работала в театре и знает эту модель. Он едва дышит, но обладает совершенно фантастической энергетикой.
      А теперь я тебе покажу корсеты, которые выпускала советская промышленность, и ты поймешь, о каком ужасе идет речь. Это орудие пыток, весьма характерное для нашей страны с ее ярко выраженным мазохистским комплексом.
      То, что показывает художница, больше похоже на седло со спутанной сбруей: бесконечные тесемки, длинные, нескладные, продетые в окольцованные петли. Вместо китового уса - металлические планки, фланелевая подкладка толстенная. Даже трудно себе представить, как в 50-е годы при отсутствии горничной образцовая советская женщина - строительница коммунизма - могла этим пользоваться самостоятельно.
      - В этом невозможно победить, невозможно быть красивой. Пуговицы, хлопковые из тесьмы застежки - так неэротично.
      - Сегодня актрисы в классических пьесах играют в корсетах?
      - Играют, хотя для этого надо ломать свое тело. Некий момент ортопедического вмешательства. Если женщина привыкла ходить в брюках, то она в любом абсолютно платье будет ходить широким шагом и никогда не будет ходить так, как женщина, которая привыкла к корсету. Я тебе сейчас продемонстрирую. И не думай, что ты уйдешь без корсета.
      С одной стороны, зрителю по большому счету все равно. Но с другой, без корсета не будет той изящной, перетянутой в талии формы. Знаешь, у Висконти даже в шкафу висело платье тысяча восемьсот шестидесятого года, просто для флюидов. Для атмосферы спектакля, фильма это очень важно. Когда женщина идет и шуршит платьем, благоухает - это дорогого стоит.
      На "Мосфильме" снимали картину "А был ли Каротин?". Никогда не забуду, как Гурченко шла по мосфильмовскому коридору в шуршащем платье и с благоуханием изнутри. Кстати, чтобы запах шел как бы изнутри, духи надо распылять не на шею, а на кружева нижней юбки. Так вот я даже чувствовала то ощущение, которым наполнялась актриса.
      - А ты наблюдала, как это влияет на партнеров?
      - Мужчины чувствуют, как меняется женщина. Происходит какое-то чудо, которое они не в состоянии объяснить, но женщина становится совершенной по форме.
      А Остроумова? Она абсолютно покорила Гафта после спектакля "Мадам Бовари", на моих глазах. Она была в корсете, а корсет делает невероятные вещи: очень тонкую талию, и даже самую маленькую грудь делает невероятно пышной. Получаются такие райские яблоки! Вот Остроумова была затянута в корсет, в чулках на подвязках и небрежно накинутом сверху халате. В антракте Гафт зашел поздравить ее, и я видела его глаза - пожирающие мужские глаза! И этот брак состоялся. Оля не отрицает, что свою роль в этом сыграл корсет, который я уболтала ее носить. Она была одной из немногих актрис, которая сразу сказала: "Да, я буду в корсете".
      При Станиславском во МХАТе корсет и прочие детали туалета были обязательны. Недаром Станиславский пригласил в театр владелицу самого модного дома Ламанову, и она привнесла в спектакли аромат моды. В какой-то момент и я поняла, что при создании костюма миновать белье невозможно. В известном фильме "Опасные связи" белье героини сделано один в один.
      Самое интересное, что в восемнадцатом веке при очень жестком корсете у женщин в белье абсолютно отсутствовали панталоны. Никаких. Почему пошла такая легкость в эротике и сексуальных отношениях? Из юбки женщина могла выйти, как из шкафчика: юбка была вся на металлическом каркасе, а под ней ничего нет.
      - А зимой как же?
      - Зимой кутались в меха. Вот почему для меня настоящие героини - жены декабристов. Я читала описание их багажа, отправленного в Сибирь, - ни у кого не было белья и нижних юбок. Только у Трубецкой был трикотажный комбинезон, который повторял форму тела. Представляешь, какой подвиг!
      IV
      У художницы Севрюковой века спрессованы, как юбки и панталоны в пакетах и корзинах. По истории кружев, штрипок, лосин она легко может объяснить, например, нашу победу над Наполеоном.
      - Смотри, Денис Давыдов, гусары - красавцы в белых лосинах. Белые лосины шили из кожи козленка, либо убитого в утробе, либо только рожденного. Для того чтобы они полностью обтекали тело, их выкраивали и вымачивали. Александр Первый натягивает мокрые лосины, и они, высыхая, принимают форму его тела. А на следующий день - надо новые делать, потому что на высохших лосинах образуются складки и прочие неприятности.
      - Это же сколько козлов забили!
      - Почему Александр Первый после бала два дня лежал в постели? Потому что, когда лосины высыхали, на местах складок образовывались углы и натирали кожу. А тут в бой идти. Холодно, да еще все трет... И такая злость накатывает! Спасение - молниеносная атака и мгновенная победа. Тут победишь не только Наполеона, но и с криком "Банзай!" любую армию. И скорее домой - снимать эти чертовы лосины!
      - Так вот теперь о войне. При чем здесь женское белье?
      - А теперь я скажу свою теорию: как только женщина снимает корсет и начинает раздеваться, то есть упрощает свой костюм, отсчитывай десять лет и жди войны.
      За десять лет до войны с Наполеоном, например, женщины разделись совсем. Весь ампир - это полуголые женщины под тонкими платьями. Жозефина, супруга Наполеона, - голое тело под муслином. Никаких корсетов, никаких лифчиков. Вся французская революция прошла под этим знаком.
      Именно за десять лет проходит череда женских образов. Женщина начала века - идеальная и сияющая женственность, в основе которой на самом деле сплошной обман. Талию сделал корсет, бедро - подушки-турнюры, пышные локоны - шиньон. Ничего естественного, ничего настоящего. А как хороша! И вокруг нее мир, благодать - войны никакой. Мужчина занят ею, ему надо заработать деньги, чтобы достойно ее содержать. Потом требуется время, чтобы ее добиться. Короче, мужики заняты абсолютно. Как только женщина становится худой, плоскогрудой, с короткой стрижкой, в короткой юбке - без всякого обмана, считай, что появилась предвоенная невеста. А на пороге войны - откуда что взялось: рост, большая грудь, ярко выраженные формы... Образ, наполненный женским началом: это уже Родина-мать. С ней надо спать, она будущих солдат будет рожать. Это буквально три-четыре года до войны.
      Лифчики, которые извлекает Севрюкова из очередной сумочки, явно потеряли свою упругость, как школьница девственность. Всем своим легкомысленно-кружевным видом без жесткой строчки как бы демонстрируют собственную никчемность. А корсет вообще приказал долго жить. Платье от Поля Пуаре, купленное в антикварной лавке Испании, тоже выглядит как тюлевая занавеска с золотой ниткой, за которой отчетливо просматриваются все пикантные детали женского тела.
      V
      - Сейчас я тебе покажу ночную рубашку, в которой жену Тухачевского увезли на Лубянку. Французская, с кружевами. Ручная вышивка. Все скроено по косой. Этот крой делает фигуру летящей. У Нины Берия, например, было креп-жоржетовое платье - на него ушло тридцать восемь метров.
      - У каких же энкавэдэшников ты все это выкупила?
      - Это все случайно. Случайно пришли панталоны Лилиной и жены купца Щукина, которая знаменита тем, что из Парижа вернулась с зубом, в который был вплавлен бриллиант. Я меньше всего коллекционер: я вошла в этот мир, и все ко мне притягивается. Сама не знаю почему. Это вал, который идет, и мне кажется, что белье гоняется за мной. Вот я тебе рассказываю и боюсь, что кого-то забыла. А это значит - такое уже происходило, - чье-то белье может обидеться и исчезнуть.
      Белье жены Тухачевского принесли ее родственники. Принесли фибровый чемодан, и там лежали вот эта рубашка и трусы - то, в чем ее увезли на Лубянку. Если в приемной Лубянки возвращали чемодан, это значило, что человек расстрелян. Или неожиданно приехал человек из Нижнего Новгорода, разыскал меня: "Я привез вам лифы Веры Коралли". - "А вы откуда знаете?" - "Мне бабушка рассказывала". Я вынуждена этому верить. Я же не спрашиваю у них документов: "Действительно ли это вещи Тухачевской?" Я просто верю.
      А с Берией еще интересная вещь. Пришла женщина и рассказала историю своей матери: как та, еще пятнадцатилетней школьницей, шла по улице, возле нее притормозила машина и ее увезли. Судьба девочки, слава Богу, не сломалась. Просто, как рассказала мне ее дочь, после связи с Берией родители увезли ее из Москвы. По тем временам - рядовой, но неприятный случай. А платье жены Берии мне подарили в Киеве. То самое, на которое ушло тридцать восемь метров шелка.
      Вот видишь, как выстраивается театр одной женщины. Вещи можно потрогать и ощутить. Они - сгусток энергетики и что-то такое излучают, потому что особенное что-то знают. Эти женщины старше меня, умнее, и их опыт печальнее, чем мой, но это та связь времен, которую я держу в руках. Эти ощущения больше, чем просто рассказанные истории.
      - Занимаясь нижним бельем, как ты относишься к своему собственному?
      - Как сапожник, который без сапог. Хотя в моей жизни была одна история, когда я воспользовалась эротической силой старых бюстгальтеров. Не безрезультативно.
      Шестидесятые годы... Появились колготки, которые убили чулки, белье, нижние юбки. То есть шестидесятые - это практически смерть белья. И только Мадонна вернула его, когда впервые вышла в корсете, который как бы прорывался через мужской костюм. И мода стала прокручивать все темы, которые она прожила за двадцатый век. Прокручивать, смаковать, возвращаться. Все, что накопилось в платяном шкафу за сто лет, периодически выстреливает - то корсет всплывет, то вдруг нижние юбки...