Когда я освобождался, один заключенный позвал меня в Брусово (это в Тверской области), у него жена работала там директором Дома культуры.
      - Все-таки загадка - почему вы не вернулись в Москву, к влиятельному дяде?
      - Я боялся. Я всего боялся. Не хотел компрометировать своих родных. Дядька был при власти, мама у меня работала замнаркома золотопромышленности. А мною занималась тетя Дуся, жена дяди, который, кстати, и назвал меня Спартаком, защищая диссертацию по Древнему Риму. Отца я не знал. Но поговаривают, что будто бы им был Фадеев. Может, поэтому я пишу?
      - Хотя Фадеев был блондином...
      - Ты лучше слушай. Я тогда руководил художественной самодеятельностью в Брусово, потом в Удомле, где меня и нашел дядя.
      - Кем хочешь быть? - спросил он меня.
      - Артистом.
      - Будешь!
      Слово дяди - и специально для меня в ГИТИСе собрали комиссию в середине учебного года. Я пришел - сидят народные и заслуженные, все мои кумиры. Читаю - ноль эмоций. Делаю этюды - хохочут. Но так как у меня не было десяти классов, меня в ГИТИС не взяли. Тогда я попросил направить меня в Калининский драмтеатр во вспомогательный состав. И так началась моя карьера артиста.
      - Тайна на тайне - а как вы в Москву попали?
      - Калининский театр поехал на гастроли в Москву и выступал в Пушкинском театре. Играли "Хрустальный ключ". Дыховичный и Слободской, авторы модной тогда комедии "Свадебное путешествие" - она шла в нашем театре, - начали сватать меня в Москву. Провожая в столицу, артисты мне говорили: "Спартак, раз ты нужен, потребуй сразу квартиру и зарплату приличную". Я потребовал - и благополучно вернулся.
      Между прочим, в двадцать два года меня выдвигали на звание при условии, если поеду работать в Армению или Азербайджан. Но я поехал в Омск, за своим режиссером. Там судьба сложилась удачно. Я сыграл Тузенбаха в "Трех сестрах" (Юрский тогда играл эту роль в Питере). Сыграл Сергея в "Иркутской истории" (Ульянов гремел с этой ролью в Москве). Кто бы мне дал в Москве играть героев?
      После очередных гастролей в Москву Плучек, в то время главный режиссер в "Сатире", сказал, что "нужно показываться". Хотя до него меня приглашали к себе работать Гончаров, Талмазов в "Ленком", Попов в Театр Советской Армии. Но я выбрал "Сатиру". А надо тебе сказать, что у меня тогда была высшая категория. И я решил, что не вправе иметь ее, когда в "Сатире" работает такой артист, как Анатолий Папанов. И я пошел в Управление культуры и попросил снизить мне категорию. Только дурак мог так сделать. Просьбу уважили: дали первую категорию - сто двадцать рублей, но зато повысили концертную ставку одиннадцать рублей пятьдесят копеек. И на сто двадцать рублей я приехал в Москву.
      - Фантастическое прошлое, роман писать можно.
      - Пиши.
      - Но вернемся к настоящему. Ваша популярность, Спартак Васильевич, строилась на трех "китах" - пан Директор из "Кабачка", Саид из "Белого солнца пустыни" и обаяшка толстяк Карлсон. Но почему неизвестны ваши другие театральные работы? Их не было или они были неудачными?
      - Я на концертах так и говорю: "Разрешите от нашего немногочисленного коллектива - Саида, Карлсона и пана Директора - поприветствовать вас". Но Карлсон... Мне ведь его не сразу дали. Сначала его репетировал Высоковский, потом Далинский и только за восемнадцать дней до премьеры мне сказали: "Возьми его".
      Вот мы и пришли к теме, от которой ушли вначале. А именно: я ощущаю себя чужим в своем театре. Я десять лет ничего не делал. Вышли в свое время спектакли - "Слон", "Свадьба Кречинского"... Но главный режиссер почему-то их закрыл. Мой бенефис прошел восемь-десять раз, имел хорошую прессу, но тоже был закрыт. Были, были работы, и я не верю, что они были плохие.
      - Простой у актера - дело дрянь. Чем заполняете паузу? Говорят, что у вас одна из лучших в Москве коллекция значков?
      - Значки-то есть... Но паузу, как и пустоту, заполняет только работа. Я читаю. Люблю Платонова, особенно "Котлован". Хотел бы его поставить. Хожу в театр. А где, скажи, заполнять паузу? Ходить по улицам? В рестораны? Так я лучше в театре посижу: плохой ли, хороший спектакль, но я соучаствую, переживаю как актер.
      В пьесах копаюсь. Три сезона ставил американский мюзикл "Тряпичная кукла", но его почему-то не выпустили, хотя у меня все было готово. Я ждал и до сих пор жду, как поезд зеленого света.
      - Я посчитала: вы играете Карлсона лет двадцать пять, если не больше. Не надоело?
      - Двадцать шесть лет. Я с удовольствием играю. Двигаюсь нормально, без костылей. Бегаю, прыгаю, как и раньше, хотя иногда что-то болит.
      - Спартак Васильевич, а сколько вам лет?
      - Мне много. Этого никто не знает. Когда меня зовут на телевидение по случаю даты, я им говорю: "У меня нет дня рождения. И даже года. Придумайте сами какую-нибудь цифру!"
      - Почему скрываете возраст: боитесь потерять работу? Жена-то знает?
      - Жена знает. Но дело вот тут в чем. Я говорил, что в молодости писал роман. И однажды в Калинине до того дописался, что под утро, где-то часов в пять, мне видение было: из-за шкафа вышла женщина в черном. Лица ее не было видно, но я ясно услышал ее слова: "Если десять человек узнают, когда ты родился, если хоть одно твое большое произведение будет напечатано, ты умрешь". Клянусь Богом. И я с тех пор все изменил. По паспорту все не так. Я никогда не праздную дня рождения, веришь?
      - С трудом. Выходит, вы всех обманули.
      - Я же Бога не обманывал. А так - кого я обманул? Тех людей, которые меня каждый день обманывают? Это бартер.
      - А может быть, вы, мой собеседник, с которым осенним вечером после спектакля пьем шампанское, вовсе не Спартак Мишулин?
      - Нет. Я Спартак Мишулин.
      - Шампанское пьем, разговоры разговариваем, а как-то грустно выходит... Это, признаюсь, несколько непривычно для любимого образа пана Директора. Может, веселую историю расскажете?
      - А почему? Пусть грустно. Я же в жизни грустный, ты же знаешь меня. Вот ты про Карлсона спросила - не надоел ли? А я счастлив, что выхожу на сцену в его широких клетчатых штанах и рыжем парике. Детишки его безумно любят. На сцену приносят булочки, шоколадки, варенье, яблоки. Так что в голодуху я проживу.
      Надо быть очень отсталым человеком, чтобы не замечать, как изменился не только зритель, но и господин артист. Крепко сколоченная и неплохо вскормленная советской властью актерская масса в 90-х годах начала распадаться, как связь времен. Звезды с упоением последних дней погоняли уходящую звездную славу. Остальные упорно за гроши продолжали пытать актерское счастье либо встали перед фактом: жить или не жить на мизерную актерскую зарплату? Чтобы выжить, многие из них с энтузиазмом ударились в бизнес. Одни, прямо не выходя из своего театра, промышляли как агенты продажи средств для похудения и импортной косметики. Другие записались в теневики и всеми артистическими силами способствовали процветанию нефтяного бизнеса и отмыванию криминальных денег. Но и первые, прозванные ларечниками, и вторые, названные акулами, не раз на сцене в прямом смысле произносили фразу
      Кушать подано!
      Пионеры актерского бизнеса
      Подруга Мастроянни вляпалась в ресторанное дело - Гренки с мозгами от "Бабушки"
      Сферу театрального общепита подмяли под себя пионеры актерского бизнеса вахтанговцы Максим Суханов и Михаил Васьков. Они в начале 90-х взяли в аренду актерский буфет и принялись кормить брата-актера. Во всяком случае, за 10 рублей их коллеги спокойно, не боясь общепитовских сюрпризов, могли рассчитывать на сносные щи, котлеты не из бумаги и компот. Как снабженцы они скупали продукты у совхозов, а по вечерам выходили на сцену. Напряженная финансовая деятельность принесла свои результаты - Суханов со временем оккупировал буфеты других столичных театров. Им пугали вороватых поваров.
      Суханов оказался удачливым бизнесменом и вскоре прибрал к рукам вместе с актерскими и зрительские буфеты, заменив скромный отечественный набор бутерброд с колбасой-рыбой - импортным ассортиментом. Позже к послужному списку добавилось еще несколько актерских клубов, куда хозяйками приглашались актрисы с броской внешностью, но не успевшие наследить в искусстве.
      Максим Суханов - единственное исключение из актерской братии, кому удалось комфортно сидеть на двух стульях: в театре и бизнесе. Возможно, это совпадение, но именно после того как артист завел свое дело, его театральные дела пошли в гору. Он сыграл несколько заметных ролей в московских театрах, получил Госпремию, стал актером редкой индивидуальности - обаятельным негодяем абсурдистской эстетики. Однако успешно существовать в двух стихиях дано единицам. В большенстве же своем артисты удачли
      вы либо как артисты, либо как бизнесмены. Либо там и там они в пролете.
      По-разному складываются судьбы. Актриса Алла Будницкая. Проработала в Театре киноактера 30 лет. Сыграла в кино около пятидесяти ролей. Директором ресторана была два года.
      Теперь она знает, что бизнес - это жестко, больно, несправедливо. Эта мысль пришла спустя несколько лет после того, как она "вляпалась" в ресторанное дело. Именно вляпалась, потому что в Театре киноактера началась некрасивая история дележки власти, в результате чего несколько актрис, в том числе и она, оказались на улице. Что делать? Приятель по ВГИКу, режиссер Михаил Садкович (теперь бизнесмен), спросил: "Ресторан возьмешь?" Склонная к авантюрам и помешанная на кулинарии артистка (театральная Москва помнит, как она блюдо в блюдо повторила французский рождественский обед прошлого века) элегантно сказала: "Oui" (в смысле "да" - хорошо говорит по-французски) - и занялась неэлегантным делом: встала у плиты. Результат ее бурной деятельности я в свое время созерцала в миленьком ресторанчике "У бабушки". Старинный портрет бабушки Будницкой-актрисы - жены казанского губернатора, детские фотографии, игрушки, реквизиты старинной жизни - очень стильное ретро. Алла сыпала названиями блюд, способных вызвать обильное слюноотделение: хрустящие креветки, пирожки с грибами, поросенок с гречневой кашей... От гренок с мозгами я все же отказалась по причине уважения к интеллектуальному труду.
      Должность актрисы звучала солидно - генеральный директор, но ее роль была - следить за кухней, принимать гостей (красивая, известная актриса - на это все клюют), создавать артистическую атмосферу. На ее имя артисты шли легко. Среди завсегдатаев числились Киркоров с супругой, Ахеджакова, музыканты из "Браво". Да кто здесь только не бывал! Чисто, прилично и дорого. За удовольствие хорошо посидеть надо хорошо платить.
      Однако Алла и тогда не испытывала иллюзий насчет собственной значимости в этом бизнесе...
      - Я, мое имя - вывеска. Что ж тут говорить? Слава богу, я не имею отношения к деньгам.
      Сами собой отпали вопросы о рэкете и финансовых махинациях.
      - У меня твердый оклад. Сколько? Прилично: мой годовой гонорар в последней картине равен полуторамесячной зарплате здесь.
      "Вывеска" - это к вопросу о жесткости бизнеса, для которого популярность, народная любовь и заслуги перед Родиной - не в счет. Ничего драматического, слава богу, Будницкая не испытала. Но когда она уехала на съемки и не появлялась на работе дня три, хозяева разговаривали с ней совсем не как с артисткой. Дело дошло до конфликта, но обошлось без жертв с обеих сторон.
      - А не тянет в профессию?
      - А я и не бросала ее. Уже снялась в двух фильмах. Подписала контракт на год: у меня главная роль в сериале.
      Надо сказать, Будницкая, совмещая творчество с бизнесом, меньше всего получила материальных выгод. Она всегда была в порядке - снималась в кино, плюс муж-кинорежиссер, плюс родственники во Франции. Все это создавало ей репутацию светской дамы. И хотя она была по-своему очень привязана к "Бабушке", однако на вопрос, если бы на выбор ей предложили работу по профессии и за хорошие деньги или бизнес, не раздумывая, ответила: первое.
      Из профессии уходят не от хорошей жизни. Подмостки, кулисы, конечно, звучит благороднее, чем стойка бара, посудомойка, "а ну-ка принеси". Но, с другой стороны, годами просиживать в театральном буфете или ресторане Дома актера и безнадежно трындеть про то, как артистка Х (конечно, бездарная) спит с режиссером У (еще той серостью) и он за это дает ей роли, не замечая более достойных талантов... Уж лучше стоять у стойки бара, работать официантом, как это делают актеры во всем мире. Во всяком случае, честнее, веселее и... прибыльнее.
      Хотя справедливости ради надо заметить, что Алла Будницкая в конце концов ушла из ресторанного бизнеса.
      Есть идеальный пример того, как почувствовать разницу между артистом и его комическими персонажами. Как выяснилось, никакой разницы нет. Комик Михаил Светин, маленький, как вьетнамец, в жизни такой же смешной, как на экране. Так же налегает на слова. Фразы бросает на полпути, как неверный муж. Другой скажет - и ничего. А у него все уморительно выходит. Физиономия опять же... Он не стесняется в выражениях и ругает себя в основном идиотом. Я обнаружила его в бывших царских покоях загородного дворца на окраине Питера у Черной речки ныне военном санатории. Шут в царских апартаментах выглядел весьма по-домашнему: тапочки и спортивный костюм, рядом жена. И повторял, что он
      Идиот наоборот
      Я с четырех лет смешил людей
      В десять я притворялся, что ворую
      Мне всегда нравилось быть маленьким
      Все комики кончают трагедией
      - Ой, Марина! Чтобы ты знала: я тот человек, который делает все наоборот. Клянусь вам. Два дня меня уговаривал Марк Захаров перейти к нему в театр. Это после того, как мы снимали "Двенадцать стульев", я там маленькую рольку играл - инженера Брунса. Марк квартиру давал, Брониславу Константиновну, мою жену, не глядя брал в театр. И потом Гончаров меня с жильем приглашал в театр Маяковского...
      - Михаил Семенович, насколько мне известно, живя по принципу наоборот, вы сначала подались в музыканты, а потом в артисты?
      - В артисты-то меня не приняли. На консультациях в ГИТИСе я читал "Оратора" Чехова и басню Михалкова: "На рынке корову старик продавал" (вскочил, декламирует). Старушка одна (я ведь никого не знал тогда) сказала мне: "Вы готовый эстрадный мастер. У вас очень широкие верхние зубы". Но зубы не замерила. После этого я пошел на биржу, в сад Баумана, где собирались провинциальные артисты, которые кочевали из театра в театр. Называлась она "Бюро по трудоустройству актеров". В общем, я приперся на биржу, и там один мужичок перехватил меня. Дал подъемные и определил в театр города Камышина. А театр (бьет рука об руку) - то, что мне нужно. Хоть в Камышине, хоть в Кислодрищенске.
      И вот я приехал в Камышин. И столкнулся лоб в лоб с этой женщиной. Ужас! Поймался. Русская красавица...
      - Судя по тому, что все наоборот, этот брак вам противопоказан. Не должны были на ней жениться.
      - Не должен. А кто думал, что я столько с ней проживу? Я рассчитывал "раз туда - раз сюда". Как обычно бывает в театре. Но застрял. О! Нам дали роли, Марина, в "Браке поневоле". Я играл старого Сганареля на каблучках, а Бронислава Константиновна - Доримену. У нее - о... - была прекрасная фигура.
      - Так вы на фигуру клюнули?
      - Клюнул, честно. Горячий был, молодой. Увидел - куда деваться?
      - А как же она за вас, такого, извините, мелкого, пошла? Красавица, на голову вас выше...
      - Помнишь, у Жванецкого есть: "А эта, ядовитая, где она меня нашла?" Прекрати смеяться. Я ее шантажировал. "Будем жениться?" - спрашивал. "Нет". "Тогда я женюсь на другой". "Тогда я согласна". Это действительно так было сорок лет назад. (Смеется.) Она, между прочим, в серьезном театре работает. У Додина. И там все время играет трагедию русского народа в "Братьях и сестрах". Там деревня... В платочке ходит... Приходит после спектакля вся такая - ух (серьезная гримаса - лицо в кулачок). А я после спектакля такой веселый... (Расплывается, как блин на сковородке.)
      Мы, Марина, работали на периферии, поменяли шесть или семь театров. В Петропавловске были, в Иркутске, в Кемерово, в Пензе, в Петрозаводске. И потом некуда было деться - Питер рядом, тут же и остались. Поэтому я и не поехал к Захарову: только-только на Фонтанку из подвала перебрался. Двухкомнатную квартиру получил, аж тридцать метров. При мысли снова паковать манатки, покупать контейнер... Да пропади все пропадом.
      Мы испытали все прелести провинции. Днями-ночами плутали в машине по Целине: артисты в кузове грузовика, рядом ящики с костюмами. Въезжали в деревню - ой, это ж сколько вспоминать (хватается за голову) - бежали мальчишки: "Артисты приехали!", а мы - сразу в клуб захватывать места, кто где спать будет - в директорском кресле, на сцене или на стульях в фойе? Утром покупали молочка, хлеба, вечером играли Гольдони, а после ночевки в следующий совхоз отправлялись.
      - Скажите, Михаил Семенович, цену актерской жизни можно узнать только так, помотавшись по городам и весям?
      - Это очень важно испытать то, что мы испытали. Я играл по тридцать три спектакля в месяц. В Барнауле меня покойный Жора Бурков на руках из театра в "скорую помощь" вынес. А у меня - сорок температура, руки-ноги скрючило. Тело онемело, как дерево. Дикий страх, что сердце остановится. И тут, как только у меня бывает, вместо нормальной больницы меня привезли в... гинекологию. Вокруг белые халаты, все смотрят, не знают с какого конца ко мне подступиться, а я коньки отбрасываю. Врач сообразил и дальше погнал машину. Это уже потом в неврологии, когда меня накололи, начался отходняк. Врач сказал, что это была истерия, нервная система перенапряглась.
      - А вы Счастливцев или Несчастливцев?
      - Я был Счастливцев. Я был веселого нрава. Не унывал. Когда мы поженились, артисты подтрунивали, что наша смешная пара долго не протянет. И только старый комик сказал: "Прекратите. Это не тот случай". Вот сорок лет. А я говорю сорок, а не тридцать девять. Бронислава Константиновна, прекратите. Тут вам не "Братья и сестры".
      - А правда, что вы вечно ссоритесь с начальством?
      - С начальством я всегда ссорюсь. Особенно если оно из артистов. Когда меня спрашивают: "У вас есть друзья в актерском мире?" - я говорю: "Нет!!!" Я перестал верить артистам. Был один артист... Все... Все... Не в жилу это рассказывать! Дальше поехали. Да Бог с ними - артистами и начальством.
      Я тебе больше скажу: я у Гайдая не снялся в последнем фильме "На Дерибасовской хорошая погода..." по своей же глупости. Умные люди, когда режиссер звонит, первым делом что спрашивают? "Где съемки будут?" А я не спросил, во мне взыграли творческие амбиции: "Леонид Петрович, ну что вы мне предлагаете одну и ту же роль?" Он мне терпеливо объясняет. А я, который в любом дерьме готов сниматься и снимался, отвечаю: "Надо подумать, Леонид Петрович". И Гайдай обиделся. В Америку вместо меня полетел Джигарханян. Провинциальные замашки! Идиот! С Данелией такая же история вышла. Я же говорю, что я человек наоборот. Ну задавай свои вопросы.
      - Комиками рождаются или становятся?
      - Комиком нельзя сделаться. Я с четырехлетнего возраста, сколько себя помню, смешил людей. Хотел, чтобы смеялись вокруг. В детском саду читал, танцевал, болтал без умолку. Мог спокойно сказать: "Ленин умер и дело его умерло" (не смеется). В школе - то же самое.
      - На юморе выезжали?
      - Меня выехали в середине года. Я обнаглел до предела: мой вопрос учителю - класс в хохот. Завуч проставил оценки за все четверти вперед и сказал: "Уходи из школы". Поэтому я и пошел в музыкальное училище, чтобы среднее образование получить.
      - Кстати, а сейчас-то вы, как духовик, что-нибудь сыграть сможете?
      - Черт его знает. Гобой я свой давно продал. На фортепьяно обожаю поиграть.
      - Комики выживают в любой ситуации?
      - В Ташкенте в эвакуации, во время войны, я был самого маленького роста. Волос - пепельный. Я по-узбекски шпарил, как на родном, без акцента. Все думали, что я местный татарин. Так что я делал? Набирал в чайник холодную воду, ходил по рынку и по пять копеек продавал. Я кормил семью. Да, все деньги были у меня, Марина! Я распоряжался деньгами! А мне - десять лет! Мама ничего не могла продать. Я продавал. Я притворялся, что ворую. У рынка стояли перекупщики, я шел мимо и делал вид, что за пазухой у меня краденое. У них глаза загорались, меня оттаскивали в подворотню: "Сколько просишь, пацан?" Тогда все воровали и продавали.
      - А вы воровали?
      - Нет. Никогда. Мне предлагали. Меня втягивали.. Со мной ворюги опытом делились (показывает, как в военном Ташкенте маленькие умельцы резали сумки). Но что-то у меня в крови: никогда в жизни чужого не взял. Однако косил под вора, чтобы продавать. Это была игра. Я здорово изображал человека, который спер что-то и всего боится. Я приносил все домой. Редко позволял себе пирожок съесть. И до сих пор все в дом тащу. А какая у нас история с чулками вышла! (Передо мной разыгрывается получасовой спектакль, как у семьи Светина хотели в Ташкенте украсть мешок хлопковых чулок, предназначавшихся для продажи. Но воры обломались.)
      - Михаил Семенович, скажите честно, у вас никогда не было комплекса мужчины маленького роста?
      - Не-а. Не-а. Мне наоборот всегда нравилось быть маленьким, и я издевался над длинными. Не-а, не комплексовал даже с девочками, женщинами. Я всегда любил крупных баб. Я мог идти рядом с высокой и чувствовать себя героем. Я любил до армии переодеваться в женщину. Вот на таких шпильках ходил! Фильдеперсовые чулки натягивал! Во!
      - Зачем?
      - Разыгрывал. Сейчас бы меня не так поняли (хохочет). Я пудрился. Шпильки. Парик. Грудь подкладывал... И, крутя задом, под ручку с моим другом Витькой, шел по улице. Кокетливо спрашивал приглянувшихся мужчин: "Вы женаты?" "К сожалению, женат", - отвечали они, потупя глаза. Офицеры так и стреляли глазищами (изображает офицеров, глазищи и свое дамское кокетство одновременно). Зачем, зачем? Я человек упрямый. Много лет перед сном я говорил в подушку: "Я хочу быть артистом" (три раза). А уже засыпая: "Я хочу быть известным. Я хочу, чтобы меня знали. Боженька, помоги мне".
      - И, когда в сорок лет он вам помог, вы уже стали твердить в подушку: "Хочу быть богатым"?
      - Нет. Я постепенно перестал говорить в подушку. Больше просил о здоровье, чтобы сил дал дочку поставить на ноги, потом внучку.
      - А виллу на море купить?
      - Не хочу. Я море терпеть не могу. И не хочу, чтобы теперь на улице узнавали. Хочу, чтобы меня узнавали там, где я хочу. Чтобы руку не жали, когда я еду в метро.
      - Вы хотите сказать, что пользуетесь метро?
      - Я же не вожу машину. Баранку в рот не брал никогда. Машины у меня нет. Марина, у меня же ни черта нет. Двухкомнатная квартира на Фонтанке - тридцать метров. Дача - фундамент шесть на шесть, шесть лет как стоит. Я как был провинциальный актер без всего, так и остался им. Веришь, я не могу привыкнуть, когда высокое начальство ко мне с почтением обращается. Думаю, наверное, ошиблись.
      - Каждый комик мечтает о трагической роли. А трагическую вы сыграть сможете, если дадут?
      - А я играл еще давно очень серьезную роль - начальника снабжения на Севере - такого еврейского человека, с мудрой еврейской психологией. И мне это стоило столько здоровья! Меня мучил режиссер. Он кричал: "Ты пустой, как барабан!" И все-таки я играл эту роль. А был еще интересный случай, когда я репетировал Крутицкого в спектакле "На всякого мудреца довольно простоты". Перед выпуском режиссер признался нам, что у него ничего не получается: "Завтра я разрешаю вам делать все, что вы хотите". И я ночью думаю: что мне такое сделать, чтобы взорвать сцену? Придумал: Глумов придет ко мне, а я спрячусь. Он - давай озираться, а я из разных мест, как черт, буду выскакивать и текст говорить. Всю ночь промучился, никому ничего не сказал. Начался спектакль. Вошел Глумов, озирается, ищет меня, перепугался бедняга: "А где Светин?" - спрашивает на весь зал. В общем, режиссер снял меня с роли. Он не понял, что я придумал.
      Я вот заметил, что на концертах, когда я говорю серьезные вещи, зритель вежливенько так хлопает. А когда смешное - "бис" орет. Но вот у меня сейчас есть спектакль "Дон Педро" (с Игорем Дмитриевым на двоих), где я сам себя и зрителей переломил. Я там не обаятельный маленький человек. Я - мещанин, воинствующий пенсионер, который потом от жизни ломается. Вначале зрители много хохочут, а потом, когда он сходит с ума, потому что не может сбежать от себя в Бразилию, вот тут начинается. Люди плачут. Слушай, Марина, у меня впервые такое. Мне сейчас наш режиссер предложил роль в "Лекаре поневоле". Я задумался - брать или не брать? Я не хочу чистой развлекаловкой заниматься.
      - Вы решили сменить амплуа комика?
      - Насчет комика... Очень неблагодарная у него участь. Одна девочка мне после спектакля как-то сказала: "Ой, Михал Семеныч, я так смеялась, так смеялась, аж скулы свело. Если бы вы малость подучились, вы таким бы клоуном были!" (Хохочет, как будто его щекочут.) Быть чистым комиком - это неактуально. Надо, чтобы грани были разными. Ролей хочу трагикомических, а в кино все то же самое предлагают - маленьких смешных человечков с одной краской. В этом смысле мои идеалы - Тото, Фернандель, Мазина. Вот в "Ночах Кабирии" - она смешная, а потом как оно все заворачивается...
      - А что это за история, Михаил Семенович, у вас вышла с одним бизнесменом из Голландии? Весь Питер потрясенный рассказывает, что вы отказались взять у него деньги на операцию сердца.
      - Откуда вы знаете? Вот журналисты... (Очевидно, за это наливает мне кофе.) Приехал тут один крупный бизнесмен из Голландии. Привез мне привет от одного друга. Ну пригласил нас с приятелем в ресторан. Мы там хорошо напились, и он говорит: "Я хочу сделать тебе гуманитарную помощь. Хочу дать десять тысяч долларов". Пьяный разговор был, но он за свое: "Я все равно привезу". И вдруг в половине четвертого утра звонок по телефону. Мы вскочили. "Миша, выйди, я тебе дам кое-что". Я спросонья: "Кто? Где? Что?" "Да это Саша". "Какой Саша? С ума сошел? У меня жена спит!" А сам выглядываю в окно, там здоровущая машина стоит. "Саша, - говорю, - не нужны мне твои деньги. Ты меня этим унижаешь. Ты думал - я побегу, как собачка..." Понимаешь, я завелся. Он принес 15 тысяч долларов. У меня таких денег сроду не было. А я не принял. Он обиделся, уехал. У меня все наоборот. Я же говорил. Моя обида не в том, что без денег остался. Вроде человека обидел. Все комики рано или поздно кончают трагедией или трагикомедией (смеется).
      Операцию мне все-таки сделали. Я и там учудил. Я был уверен, что усыпляют маской, а мне снотворное в вену ввели. Вкатили в операционную, вокруг - все в очках, одинаковые, как бандиты: им только нож дай. Приказывают: "Залезайте" и халатик стягивают с меня. Дают масочку: "Подышите". Я дышу усиленно и не понимаю, почему не отключаюсь. Все вижу, слышу. Стараюсь дышать глубже. А у меня маску отнимают, но я же все слышу. Они за свое. Я - за маску. Врач готов меня убить, но я в нее вцепился. После операции доктор мне сказал: "Мы же тебе кислородную маску дали..."
      - И все-таки, Михаил Семенович, Светин - это фамилия или псевдоним?
      - Псевдоним. В шестьдесят восьмом году родилась моя Светка, я и стал Светиным. Когда деньги за съемки стали приходить с киностудий на имя Светина, мне не хотели отдавать. На почте говорят: "Мы вас знаем как Светина, а в паспорте-то вы Гольцман". В гостинице та же история. В восемьдесят третьем я сменил паспорт, но люди, боюсь, подумают, что я скрываю свою фамилию. А я просто Светин.
      - Я читала, что комики и клоуны - это самые большие в мире зануды. Теперь - не верю.
      - Марина, это точно. Я нытик. Ворчун. Но самое интересное - я до сих пор возраста не чувствую. Как это объяснить? Я, наверное, до смерти буду прыгать, бегать. Обидно только: лицо провиснет. Надо подтяжки сделать.
      - Вы это серьезно? Сначала история с переодеванием, а теперь вот косметическая операция? Подозрительно.
      - Смотри, смотри - купилась! (Хохочет, как будто его щекочут.)
      Кому закуска, а кому, простите, выпивка. Вопрос быть или не быть, похоже, не так актуален, как другой - пить или не пить в театре? Потому как на сцене, оказывается, больше предпочитают пить, чем закусывать. Во всяком случае, в количестве выпитого в русском театре можно буквально утонуть. Так, только за одну пьесу "Свои люди - сочтемся" персонаж хлопает 39 рюмок, что соответствует примерно двум с половиной литрам водки. В "Талантах и поклонниках" актеры принимают на грудь по 2,5 литра шампанского на каждого. А в "Старом по-новому" герой является в гости с ведерком "очищенной" - то есть с 12 литрами лучшей водки. В "Трех товарищах" - абсент без конца сменяет виски, портвейн и ром.
      Что пьют на сцене? Как пьют? Кто лучше всех это делает? И какая мера условности позволяет обмануть зрителя?
      В общем, именно алкогольная, а не пищевая тема на наших подмостках оказалась неисчерпаемой. Поэтому на авансцену выступает человек с нетрадиционной репликой:
      Выпить подано!
      Тайны старого реквизитора
      Шипучая шампанская история
      Крамбамбуль от Островского
      Драматург ненавидит портвейн
      Нашатырь вместо воды
      Гамлет пьян, а Ленин - в лоскуты
      Напоить зал до бесчувствия
      Алкоголизм - дело трезвое
      Кто споил старушку?
      I
      Итак, как же выглядят алкогольные напитки в театре? Мысль о том, что подаваемое на сцене в бутылках, графинах, бочонках - натуральное, не допускается законами театра. Впрочем, нет такого закона в России, который не был бы нарушен. Но пока мы говорим не об исключениях, а о правилах, которым реквизиторы стараются следовать неукоснительно. Кстати сказать, весь алкоголь с цветистыми названиями и изобилие еды в театре называется весьма скучно исходящий реквизит. То есть тот, который будет съеден, выпит или в противном случае уничтожен после спектакля.
      - А вы знаете первую заповедь реквизитора? - спросила меня старейшая реквизитор МХАТа. И прежде чем раскрыть профсекреты, потребовала из скромности сохранить свое имя в тайне. - Вода должна быть только кипяченая.
      И если правило номер раз не соблюдается, может случиться казус с тяжелыми последствиями. Как это вышло на спектакле "Урок женам" (режиссер Михаил Ефремов).