По американским горам на первый этаж

На следующее утро Альбертину разбудил громкий стук. Во сне она сражалась с китами в рыцарских доспехах и с саблезубыми тетками. Еще немного — и она схватит крапчатого вора-карманника, который всякий раз, когда она протягивала к нему руку, превращался то в воду, то в сладкую вату, то в воздух, то в цветочную пыльцу и снова ускользал от нее. Альбертина вздрогнула, подняла голову и стала протирать глаза.

— Фройляйн Альбертина! Вы уже проснулись?

— Быстро прячьтесь! — пробормотала Альбертина сквозь сон. — Отто! Клара!

— Доброе утро, фройляйн Альбертина, пора вставать! — закричал за дверью месье Флип.

Альбертина быстро оглядела цветочный кабинетик. Никакого Отто видно не было, как, впрочем, Клары с Пауле.

— Эй, где вы? — прошептала Альбертина.

— Что вы сказали? — Месье Флип неслышно вошел в комнату и теперь смущенно стоял у порога. На нем были старомодный черный фрак и панталоны в полоску. — Тысяча извинений. Мне хорошо известно, что не полагается входить в комнату к даме, если она об этом сама не распорядилась. Но вынужден нижайше просить вас учесть и то, что в девять часов в библиотеке доктор Винкельфукс огласит завещание. Ах да, и еще — желаю вам доброго утра. — Он пододвинул к лилейному ложу маленький столик со столешницей из поперечного среза дерева. На него он поставил поднос, где под двумя серебряными крышками скрывались лакомства, принесенные им Альбертине на завтрак.

Ее желудок тотчас откликнулся урчанием на все эти манипуляции, отчасти от предвкушения еды, отчасти оттого, что, кроме скудного завтрака в «Доме детского счастья» и трех бутербродов с сыром, она со вчерашнего дня ничего не ела. Но ведь этой порции не хватит на нас всех — если иметь в виду еще Отто, Клару и Пауле, подумала Альбертина. Даже если под одной из крышек скрывается гора оладий, а под другой — огромная миска шоколадных хлопьев.

— К моему величайшему стыду, я должен признаться, что кухня… — месье Флип мгновение подумал, потом продолжил: — … Кухня способна обеспечить вас только весьма спартанской трапезой. Я не был готов к приему такого количества гостей. — И он поднял обе крышки.

— Этого даже мне одной не хватит, — вырвалось у Альбертины.

Вареное яйцо одиноко каталось по большой тарелке. На другой лежали три желтоватых лепешки, которые имели отдаленное сходство с хлебом.

— Получилось так, что вашей тете придется обойтись без завтрака, — заявил месье Флип. — Очень хочется надеяться, что от этого она не сделается еще более злобной. Но смею успокоить вас, яиц у нас, как правило, достаточно. Милли, Молли и Миранда — особы очень надежные. — Он подозвал Альбертину к окну, за которым виделись три белоснежные курицы, копавшиеся на заднем дворе. — Там, за самшитовым лабиринтом, скрывается, кстати, наш огород. К сожалению, в этом году я использовал его исключительно для выведения новых сортов капусты. Если не считать нескольких кустов крыжовника. Ваша двоюродная бабушка Лиззи и я жили исключительно натуральным хозяйством.

— А это что такое? — спросила Альбертина, беря в руку лепешку.

— Стручковый хлеб.

— Стручковый хлеб? — Альбертина никогда ничего о таком не слышала. Опасения закрались ей в душу. Надо надеяться, это не плод их натурального хозяйства?

— Такие хлебные стручки растут только на севере Алеутских островов. Или нет, в Северной Албании… Не помню. Само растение уже давно вымерло. Но зерна в стручках могут храниться вечно, и со времен предпоследнего путешествия у нас в погребах сохранилось два бочонка этих зерен. Из них можно приготовить практически все что угодно. Они очень питательны.

Альбертина попробовала лепешку. У нее был привкус грецкого ореха, а если жевать достаточно долго, то появлялся привкус абрикоса.

— Впрочем, я заболтался. Мне уже давно пора. — Месье Флип взглянул на карманные часы. — Я откланиваюсь и жду вас за дверью, пока вы не оденетесь.

— Извините, месье Флип. Скажите, пожалуйста, вчера в дом приходила полиция?

— Полиция? Разве что для того, чтобы арестовать Кору Рабеншлаг за ее подлость и за безвкусную одежду? — Месье Флип захихикал. — Вот было бы здорово! Милостивой барышне, должно быть, снились сны. В этом доме человеку снятся грандиозные сны. Это нормально, можно даже сказать, что вилла Вюншельберг населена бесчисленными снами, — сказал месье Флип и закрыл дверь.

Альбертина не могла справиться с разочарованием. Неужели все это ей только приснилось? Значит, ее посетил один из этих самых, как выразился месье Флип, грандиозных снов? Стало быть, Отто, Клара и Пауле были плодом ее фантазии?

— Маша, ответь честно, положа руку на сердце! Все это я напридумывала или все-таки здесь кто-то был?

Но Маша отказывалась отвечать. Альбертина торопливо проглотила яйцо и запихнула в рот еще одну лепешку. Она быстро оделась, проверила, на месте ли матрешки, засунула в чемодан пижаму и, поспешив к окну, молниеносно демонтировала «Спектр-2004» и заботливо уложила трубу на пижаму. Потом бросила последний грустный взгляд на эту замечательную комнату и открыла дверь.

Внизу, у подножия лестницы, ждал ее месье Флип, а рядом с ним стояла помесь велосипеда и повозки.

— Учитывая тот факт, что мы с вами находимся в жестких рамках времени, которые призывают нас поторопиться, я имею честь предложить вам нашу старинную домашнюю рикшу. Это подарок магараджи Эшнапура, перед которым вашей двоюродной бабушке дозволено было выступить на празднике в канун нового, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Можно попросить вас занять вот это место сзади? У нас с вами еще целых шесть минут и двадцать три секунды.

Месье Флип взобрался в седло. Не успел он устроиться на сиденье, как на голове у него уже оказался коричневый, отливающий золотом тюрбан из тончайшего шелка, величиной с тележное колесо. На макушке была прикреплена золотая кисть. Наряд дополняли коричневые шаровары. Туфли с длинными загнутыми носами по форме напоминали венецианские гондолы.

Альбертина невольно ухмыльнулась, но тут же забралась внутрь. Вот уж действительно забавный дядечка. Жалко, что его никак не взять с собой в приют, Тиль и Кнобель так обрадовались бы!

— Осторожно, мы отправляемся! — сказал месье Флип и нажал на педаль.

После нескольких резких рывков повозка тронулась с места и заскользила по бесконечным коридорам виллы. Ни золотая кисточка, ни шаровары, ни остроносые туфли явно не подходили для выполнения роли рикши. Месье Флип боролся то с кисточкой, которая падала ему в лицо и мешала смотреть, то с туфлями, носки которых то и дело застревали в переднем колесе, то с развевающимися шароварами, которые реяли в опасной близости от велосипедной цепи.

Альбертина уже готова была предложить своему милому шоферу поменяться местами, когда месье Флип обернулся к ней и выдохнул:

— Время?

Альбертина взглянула на свои часы.

— Осталось две минуты до девяти! — крикнула она.

Месье Флип нажал на тормоз.

— В таком случае благороднейшей магарани Вюншнапурской придется смириться с несколько менее торжественным продолжением поездки.

Они находились в этот момент в конце обходного перевернутого пути, перед лестницей, ведущей в холл на первом этаже.

— Прошу занять свое место. — Месье Флип указал на верхнюю ступеньку лестницы.

Альбертина посмотрела на него в крайнем удивлении.

— Да-да, ведь наш путь еще не окончен. Мы только меняем вид транспорта. Доверьтесь мне.

О, прошу прощения. — Он дважды нажал на верхнюю ступеньку, та откинулась в сторону и теперь отдаленно напоминала гоночные сани. — Прошу вас! Ваше место впереди, у рулевых канатов, а я расположусь сзади и попробую выполнять роль тормоза.

Альбертина сделала все, как было велено, а месье Флип сел сзади.

— Внимание! Старт! — Он повернул Будду, стоящего у перил.

Бесконечные деревянные ступеньки мгновенно сложились. Альбертина вместе с дворецким в бешеном темпе помчались по гладкой, но извилистой деревянной трассе.

— Ой-ё-ё-ё-о-о! — вопила Альбертина от восторга, да и месье Флип тоже издавал какие-то ликующие звуки. Они летели все быстрее, а повороты становились все круче. Холл стремительно приближался. — Где тормоз? — крикнула она своему спутнику.

Месье Флип нащупал на дне санок веревку с медным кольцом и дернул за нее. Но ничего не изменилось. Он дернул еще раз, посильнее, — и кольцо вместе с веревкой оказалось у него в руках. Паника в его глазах ничего хорошего не предвещала.

— Я предлагаю…

Тем временем они молниеносно добрались до конца лестницы.

— Де-е-е-рр-жи-и-ись! — зазвенел в холле голос месье Флипа, отдаваясь эхом.

Первоначальный восторг перед таким необычным спуском сменился оцепенением, а потом — невыразимым страхом. Альбертина закрыла лицо руками.

— Не-е-е-е-т!!! — кричала она, не помня себя от ужаса.

Скоростные сани влетели в холл, не касаясь земли. Тюрбан месье Флипа отделился от головы и понесся своим путем прямо к порталу входной двери. Цирковой оркестр, сидящий на носороге, прервал наконец сумасшедший полет головного убора.

Вышедший из-под контроля летающий объект с Альбертиной и месье Флипом на борту свернул влево, дважды крутанулся на месте и бешено помчался к большому камину. Черная от сажи каминная решетка — так неприглядно выглядела их смерть.

Конец! Теперь я знаю, что такое смертельный страх, а умру я через три секунды, подумала Альбертина.

— Прыгай! — заорал месье Флип.

На какой-то миг Альбертина подумала, что белые пушинки — это обрывки облаков, и сквозь эти облака она летит прямо на небо. И вскоре с облегчением поняла, что это — облако гусиного пуха, из-за которого ей не было ничего видно. Значит, пока еще рано задумываться о том, пустят ли ее на небо, потому что она жива, вне всяких сомнений!

Альбертина выкарабкалась из подушек. Она оказалась на большом диване, где так приятно было нежиться у камина холодными зимними вечерами.

— Эй, месье Флип?

Из-под двух больших роскошных подушек высовывался кончик туфли.

— Вы живы, месье Флип? Кончик туфли дернулся.

— Кхемпфемпф!

Альбертина вскочила и принялась разбрасывать подушки в разные стороны, пока наконец не показалась голова дворецкого. Он застрял в щели под обивкой.

— Кхемпфемпф! — повторил месье Флип. Альбертина потянула его изо всех сил. Раз — и Флип выскочил из щели. Реденькие волосы торчали у него на голове во все стороны, словно наэлектризованные. Раздув красные, как свекла, щеки, он сидел на разоренном диване. Альбертина не могла удержаться от смеха, уж слишком этот благородный слуга походил на индюка перед закланием.

— Аммммпппфффф! — давился месье Флип, обеими руками хватаясь за горло.

Альбертина что есть силы стукнула его по спине. Изо рта у него вывалился большой ком пуха.

— Я п-полагаю, тормоза нужно основательно отремонтировать! — Месье Флип изо всех сил старался сохранять свои обычные чинные повадки.

— Все косточки на месте? — поинтересовалась Альбертина, которую до сих пор душил смех.

— Самое главное, чтобы наши гости были довольны, — мы старались в нашем доме всегда придерживаться этого правила, — ответил месье Флип и дальше вел себя так, будто вообще ничего особенного не случилось.

А необычные сани с грохотом приземлились у каминной решетки, распавшись на части. Примерно там, где расположены были задние закрылки, вдруг выскочил и раскрылся небольшой пар шют.

— Он должен был раскрыться еще на втором лестничном пролете, — горько вздохнул месье Флип, безуспешно пытаясь пригладить волосы. — Время?

— По моим часам — осталось сорок восемь секунд.

— В таком случае я рискну предложить то, что, собственно говоря, ни благородной даме, ни господину, в сущности, не подобает — побежать бегом!

Новая владелица Вюншельберга

Настенные часы в библиотеке пробили ровно девять часов, когда Альбертина и месье Флип распахнули створки дверей. Тетя Кора, дядя Руфус, а также нотариус Бальдур Винкельфукс, сидевший по другую сторону массивного дубового стола, вздрогнули от неожиданности в своих роскошных кожаных креслах. На мгновение наступила мертвая тишина. Все трое вопросительно смотрели на вновь прибывших.

Альбертина украдкой взглянула на месье Флипа и подмигнула ему. Высоко подняв брови, она глазами указала на его шаровары.

— Оп-па! — Месье Флип заметил свою оплошность, но как ни в чем не бывало прошествовал к маленькому чайному столику, стоявшему у высоких дверей, ведущих на террасу. Не успел он дойти до столика, как на нем уже красовался парадный костюм дворецкого. Только вот волосы по-прежнему стояли торчком, как у панка.

— Сейчас ровно девять часов. Я пришла точно в срок, — переведя дыхание, сказала Альбертина. Она украдкой бросила взгляд на библиотеку. Тысячи, да нет, наверняка десятки тысяч книг стояли здесь на высоких стеллажах темного дерева. Без альпинистского снаряжения до верхних полок не добраться. На широком пульте старинной конторки стопками разложены были древние документы, географические карты, пергаментные свитки.

— Я полагаю, что вы выбрали не самое удачное время, чтобы носиться по всем этажам, — язвительно сказала тетя Кора, которая разодета была в пух и прах — в ядовито-пестрый пух и прах. Толстые бедра были обтянуты ярко-желтым платьем, а из выреза на груди торчал жуткий искусственный цветок — розовый в зеленую крапинку. Тетя Кора выглядела как ходячий леденец. Она с натужной элегантностью поигрывала кончиками норкового палантина и с кривой улыбкой смотрела на нотариуса.

Винкельфукс сухо откашлялся. Он сидел во главе стола и был самым бледным и самым худым человеком, какого Альбертине доводилось видеть в жизни. Свет из окна библиотеки падал прямо ему на лицо и отражался в стеклах очков, поэтому казалось, что глаз у него нет вовсе — одни очки.

— Мы ведь здесь только… — приступила Альбертина к своей оправдательной речи.

— … для того собрались, чтобы огласить завещание, — сказала тетя Кора. Присутствие Альбертины ей совершенно не нравилось. — Детка, поезжай-ка ты прямо сейчас назад, в свой приют. Что тебе сидеть здесь, среди взрослых? — запела она сладким голосом и взяла старомодную, украшенную вышивкой дорожную сумку с подставки, которая находилась рядом с ее креслом. Детей легко подкупить, подумала тетя Кора. Такая сумка — королевский подарок. — Вот тебе на память. Ну и — счастливого пути!

Сумка шевелилась и бугрилась волнами, словно там, внутри, заблудился сумасбродный кролик.

Месье Флип, молча расставлявший на серебряном сервировочном столике кофейные чашки, словно укушенный тарантулом, бросился к тете Коре и вырвал сумку у нее из рук.

— Вы что, угробить нас всех хотите?! Вы вообще представляете себе, что может наделать такой вот карманный торнадо? — возбужденно крикнул он.

— Что это за бред такой? — возмутилась тетя Кора.

— Торнадо, которые хранятся в сумках, или, иначе, карманные торнадо — это просто еще не набравшие силы торнадо, и в состоянии покоя они легко умещаются в обыкновенной дорожной сумке. Еще раз замечу, в состоянии покоя. Но если их оттуда выпустить, они мгновенно вырастут и произведут чудовищные разрушения. Этот торнадо Лиззи привезла с Бермудских островов в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, — объявил месье Флип и осторожно водрузил сумку на ее прежнее место, на подставку.

— Наверное, уже пора… — возвысил голос нотариус, поглядывая на часы.

— Вы совершенно правы. Давайте наконец начнем. Чем скорее будет покончено с формальностями, тем лучше — для меня, — перебила его тетя Кора.

Винкельфукс извлек из своего черного портфеля конверт, еще раз откашлялся, поправил очки в никелированной оправе и воззрился на лист бумаги. Нет, похоже, глаза у него все-таки есть.

— При оглашении завещания покойной госпожи Элизабет Шульце присутствуют: а) внучатая племянница покойной — Альб…

— Кого это интересует? Всякому ясно, кто здесь присутствует. Дайте-ка мне, я все быстро прочитаю, — вмешалась тетя Кора и протянула руку к завещанию.

Рука Винкельфукса молниеносно схватила конверт. Тетя Кора успела ухватиться за уголок и изо всех сил тянула его к себе.

— Попрошу! — прошипел Винкельфукс. Он снял очки и пронзительно посмотрел, на тетю Кору.

Тетя Кора, надувшись, откинулась обратно в мягкое кресло. Норковый палантин при попытке овладеть конвертом соскользнул на пол. Теперь норка слегка пошевеливалась на ковре.

Альбертина старалась не упускать из виду этот явно оживший палантин, но, когда ей удалось незаметно сунуть голову под стол, выяснилось, что норка уже куда-то улизнула.

Тетя Кора нетерпеливо барабанила по столу своими желтыми лакированными ногтями. Другую руку она протянула к чашке, которую месье Флип проносил мимо нее.

Но дворецкий ловко проскользнул мимо и склонился к Альбертине.

— Горячий шоколад желаете, фройляйн Альбертина? — прошептал он и вручил Альбертине чашку. — О-о-о, увы, — повернулся он затем к Коре Рабеншлаг, — к сожалению, это была последняя капля шоколада, я так сожалею, я безутешен!

— Итак, я имею честь продолжать! — нотариус осуждающе посмотрел на месье Флипа.

Торжественным жестом Винкельфукс вскрыл конверт. Одной рукой он опирался о стол. Очки его куда-то исчезли. Он держал завещание на расстоянии буквально сантиметра от глаз. Еще раз откашлялся.

— «Я, Элизабет Шульце, изъявляю свою волю, чтобы месье Флип до конца дней своих проживал на вилле Вюншельберг…»

Тетя Кора шумно вздохнула и вцепилась ногтями в подлокотники.

— «Кроме того, в его владение переходят мои большие кофры для заокеанских путешествий, моя личная библиотека и мой любимый автомобиль „Бугатти Т-41 Ройял“ выпуска тысяча девятьсот двадцать девятого года…» — Нотариус тут же вручил месье Флипу ключ от той части библиотеки, которую Лиззи на протяжении всей своей жизни держала в секрете даже от своего верного слуги. — «… Моя племянница Кора получает мой большой портрет из рыцарского коридора…»

— Вот старая ведьма! — пробормотала тетя Кора.

— Позвольте, позвольте! — Месье Флип выступил вперед. — Поосторожней в выражениях, речь идет о шедевре кисти Поблы Пакосси, возможно, величайшей художницы нашего времени!

— Господа! — призвал всех к порядку нотариус. — «… Далее, я завещаю ей курятник в стиле модерн…»

— Опустите всю эту белиберду! Где там говорится про виллу, эй вы, Винный-Тьфукс… Вонькофрукс… Ванный-штопс… Винкельфукс! — Тетя Кора вскочила и схватила Винкельфукса за шиворот.

Альбертина выпучила глаза и потянулась за чашкой с какао. Но рука наткнулась на пустоту. Чашка исчезла. Она скользнула глазами по большому столу, заглянула и на сервировочный столик. Чашки не было. Нигде, куда ни глянь. И только было она разочарованно откинулась на спинку кресла, как краем глаза заметила клетчатую ногу, мелькнувшую за дверью.

— Отт… — Но конец имени Альбертина предпочла проглотить. Она тихонько повернулась к двери.

Винкельфукс вновь заправил в брюки крахмальную рубашку, которую изрядно потрепала тетя Кора, и, перекрывая крики, завершил-таки фразу:

— «… завещаю ей курятник в стиле модерн, дабы излишне громкое кудахтанье…» — все слышали, здесь отчетливо написано: «кудахтанье» — «… не тревожило главную наследницу всех моих земель и владений, Альбертину Шульце».

Услышав свое имя, Альбертина испуганно замерла. Внезапно стало абсолютно тихо. Ужас, вот попалась, подумала она и обернулась.

Тетя Кора стояла словно громом пораженная.

Месье Флип удивленно поднял брови. Но постепенно на его лицо вернулась улыбка. Она родилась в уголке рта и вскоре превратилась в широкую ухмылку. Ну конечно, как он мог подумать, что Лиззи отдаст виллу в руки такой грозовой козы, как Кора.

— Главную наследницу? — переспросила Альбертина.

Эти слова словно расколдовали присутствующих, и все вновь зашевелились.

Тетя Кора беззвучно упала в кресло.

Месье Флип нервно постукивал кофейником о серебряный столик.

— Главная наследница. Это значит… значит, у вас… э-э, значит, вы новая владелица виллы. Вилла со всем ее содержимым принадлежит вам одной. А это, в свою очередь, означает, что вы можете делать с ней все, что захотите.

— И мне не нужно теперь возвращаться обратно к Раппельмайерше? — прошептала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к окружающим.

— Что вы сказали? — спросил месье Флип. Вместо ответа Альбертина бросилась ему на шею, чмокнула его в щеку и со скоростью ветра выбежала из комнаты.

— Ну, этот темперамент ни с чем не спутать, его она уналедовала от своей бабки! — заметил дворецкий. — Если мадам желает ознакомиться с курятником, то я в полном распоряжении мадам, — обратился он к Коре. — Ах, пока не забыл… — Месье Флип достал ключ от личной библиотеки Лиззи и открыл стеклянную дверь, преграждавшую доступ посторонних к некоторым избранным книгам. — Я ведь имею право забрать отсюда одну из моих книг. — Он взобрался на лестницу и забормотал: — «Тарантул — Яды»… «Термопластик»… нет, не то… «Трансильвания»… Где же она?.. А-а, вот она. — Он вытащил толстую книгу в кожаном переплете и исчез из библиотеки.

Соблазнительное предложение

Тетя Кора лежала в своем кресле, как побитый пудель. Руки безвольно свешивались с подлокотников. Дядя Руфус вооружился географической картой XII века, на которой была изображена Великая Китайская стена, и так энергично обмахивал свою жену, что матерчатый цветок у нее на груди болтался туда-сюда. Но Кора не шевелилась.

Винкельфукс потирал руки.

— Ну эта старушка Лиззи Шульце! Горазда на сюрпризы! — Он привел в порядок бумаги, подписал какой-то бланк и аккуратно положил его рядом с завещанием.

Никто не заметил, как некто очень внушительный открыл дверь веранды и вошел в библиотеку. В жирных пальцах этот человек, живот которого намного превосходил животик месье Флипа, держал крохотную собачонку с растопыренными ушами и выпученными глазами. Голубой сюртучок со стоячим воротничком заменял голенькой собачке отсутствующую шерсть.

— Мадам, — толстяк подошел к тете Коре, которая, казалось, издавала последние хрипы, — такое наследство свалит с ног даже самую сильную женщину. Фриденсрайх Болленштиль — предприниматель в области строительства, бургомистр и скромный меценат в нашем родном Нижнем Вюншельберге — знает это лучше, чем кто бы то ни было. Разрешите представиться. — Он снял с головы коричневую фетровую шляпу и отвесил низкий, размашистый поклон. Череп Болленштиля был так же гол, как его собачка.

Из нагрудного кармана пиджака при поклоне высыпались три леденца, лакричная конфета в виде улитки и пригоршня круглых карамелек, завернутых в блестящие бумажки. Собачка рванулась к лакричной улитке, но Болленштиль спас черный кренделек. Он подбросил его вверх и поймал языком. Язык у него был такой длинный, что вполне мог служить буксирным канатом.

— Дэжи, Дэжи, жлая шшобачка, — приговаривал Болленштиль с набитым ртом. С чавканьем лакричная улитка исчезла у него в глотке.

— Моя вилла… — стонала тетя Кора, постепенно приходя в себя.

— … это настоящая жемчужина, вне всякого сомнения, — перебил ее Болленштиль. — Никто не оценит ее лучше, чем такой светский человек, как я. Но я все-таки хотел бы…

— Моя вилла… — все повторяла и повторяла тетя Кора.

Бормотание тети Коры нимало не смущало Болленштиля.

— Ваша вилла перейдет в мою собственность за круглую сумму в миллион наличными. Этот дом всегда вызывал у меня восхищение. — Он щелкнул пальцами, и господин Гоменингер, личный шофер бургомистра, откашлялся. Незаметный человек в синем костюме до сих пор никому не бросался в глаза. — Прошу вас. — И он встал по стойке «смирно». — Чемодан! — В протянутых руках шофер держал кожаный чемодан с блестящими медными замками.

Болленштиль элегантным движением расстегнул замки, крышка подскочила, открываясь, и больно ударила Гомецингера по носу.

Сиреневые пачки купюр рядами сияли перед взором тети Коры: семь рядов вдоль, четыре поперек. Глаза у тети Коры загорелись. Она медленно выпустила свои желтые лакированные когти и протянула дрожащую руку к гладким новым купюрам. В мгновение ока она совершенно очнулась.

— Господин Болленштиль, здесь недоразумение, — подал голос нотариус.

Тетя Кора издала яростное шипение и посмотрела на Винкельфукса испепеляющим взглядом кобры.

— Здесь просто-напросто лежит миллион, и больше ничего. Попридержите язык, по возможности за зубами.

— Но…

— Но это мы можем урегулировать с глазу на глаз, господин нотариус. — Тетя Кора схватила черный портфель Винкельфукса и сунула его ему под нос. — Желаю приятного дня.

Не успел нотариус и рта раскрыть, как тетя Кора вытолкала его на веранду. Левую руку она положила на ручку двери. Мало ли что, подумала она. Правой же рукой она описала в воздухе широкую дугу и с милейшей улыбкой повернулась к господину Болленштилю.

— Так на чем мы остановились, любезнейший? — Тетя Кора уже воображала себя одной из тех шотландских землевладелиц, которым она так завидовала, когда смотрела воскресные сериалы.

— Мы остановились на миллионе, уважаемая.

— Ах да, господин Кнолленшпиль…

— Болленштиль, уважаемая милостивая госпожа.

— Извините, виновата, господин Болленштпиль.

Тетя Кора обежала вокруг большого дубового стола, отодвинула в сторону своего мужа Руфуса и села вплотную к господину Болленштилю.

Дэзи зарычала и оскалила зубенки, которые были не больше миндальных крошек на любимом кексе Болленштиля.

— Дайте мне всего два денечка на улаживание кое-каких формальностей. Ну, вы понимаете.

Болленштиль размашисто захлопнул чемодан, схватил костистую лапку тети Коры своей колбасовидной лапой и поцеловал ее с таким элегантным причмокиванием, что дядя Руфус скривился от отвращения.

— Два денечка я, разумеется, подожду, милейшая. Примите вот это как залог и как знак моего почтения. — Болленштиль перевернул руку тети Коры и вложил в нее пачку денег.

Тетя Кора покраснела. Она смущенно отвела глаза, словно Болленштиль предложил ей руку и сердце.

— Оставляю милейшей даме этот маленький документик. Достаточно вашей подписи вот здесь, внизу слева, и эта развалюха принадлежит мне, а чемоданчик и документик — вам.

Пока Болленштиль, делая ручкой и посылая воздушные поцелуйчики, плыл назад к веранде, тетя Кора мило махала ему вслед.

— Такой великодушный мужчина, такой добрый, такой галантный! Через два денечка, до встречи, — щебетала она.

Но как только Болленштиль, посылая последний поцелуйчик, скрылся в саду, вся любезность мгновенно сошла с лица тети Коры. Температура в библиотеке быстро снизилась и достигла точки замерзания. Поглядев на завещание, которое лежало на столе, она разразилась истеричным смехом и сжала кулаки. Опытный боксер вновь вернулся на ринг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце, найдет способ отвадить эту девчонку с ее карманчиками от виллы Вюншельберг. В этом у нее не было ни малейшего сомнения. Даешь завещание в свою пользу!

— Господин Винкельфуксик! — защебетала она и ринулась на веранду. — Дорогой наш главный директор нотариальной конторы Винкельфукс, у меня к вам один маленький-маленький вопросик.

Болленштиль с ухмылкой опустился на заднее сиденье своего роскошного лимузина, дверцу которого услужливо, с низким поклоном распахнул перед ним Гомецингер. Мягкая, удобная обивка сидений из натуральной кожи тончайшей выделки поглотила толстяка целиком. Колеса с широкими шинами и хромированными крышками, на которых были выгравированы две сплетенные буквы «Ф» и «Б», обозначавшие «Фриденсрайх Болленштиль», шуршали по гравию дорожки.

Болленштиль оглянулся и бросил взгляд на виллу.

— Человек — это звучит гордо! — продекламировал он, награждая себя за труды целой упаковкой мармеладных мышек.

Дэзи, скуля, попрошайничала, сидя у него на руках.

— Ну, мой зайчик, фас, фас! — дразнил он собачонку, зажав между зубов сладкую мышку.

Дэзи изготовилась к прыжку. Но, почуяв голым носиком запах хозяина, она ретировалась и снова заскулила.

— Глупая малявка! — Болленштиль швырнул собачку на красную бархатную подушку по правую руку от себя. — Если бы ты, разиня, выполнил задание как надо, мне бы не пришлось наносить этот поганый визит, — рявкнул Болленштиль на своего шофера. — Этому пугалу в образе женщины еще и ручку целовать, тьфу!

Гомецингер поерзал в водительском кресле.

— Прошу прощения, господин Болленштиль, — он нервно поправил галстук, — но мы с Куликовым оказались в меньшинстве.

— Да мне плевать на это! Вы должны были убрать наследницу еще до того, как она переступит порог дома. Никаких наследниц, никакого наследства! И все перешло бы тогда к общине Нижнего Вюншельберга. А община Нижнего Вюншельберга — это кто?

Во всем Нижнем Вюншельберге любое слово Фриденсрайха Болленштиля было законом. Поэтому Гомецингер громко провозгласил:

— Община Нижнего Вюншельберга — это Фриденсрайх Болленштиль!!! — У него возник неодолимый позыв встать по стойке «смирно», сомкнув каблуки, но правая нога была ему, к сожалению, необходима, чтобы давить на газ.