Постель из водяных лилий

Месье Флип повел отряд из трех человек наверх по скрипучей деревянной лестнице, которой, казалось, никогда не будет конца. Крутая и извилистая, она напоминала американские горы: то закручивалась винтом, то извивалась, как змея. Дважды она вдруг уходила вниз, вместо того чтобы вести наверх, и только в самом конце ее ступеньки, как у нормальной лестницы, повели прямо вверх.

Альбертина остановилась на площадке, чтобы отдышаться, с восхищением разглядывая искусно вырезанного Будду, который восседал на постаменте возле перил. С умиротворенной улыбкой взирал он на своего двойника, который сидел на таком же постаменте с другой стороны лестницы. Каждый из них простирал руку, указывая на коридоры, которые вели влево и вправо от лестницы и уходили куда-то в глубь второго этажа.

— Не стой как пень, девочка. Здесь пялиться не на что, — проворчала Кора, отталкивая Альбертину в сторону.

Альбертина вспомнила, как папа рассказывал ей про тетю Кору. Это было в тот момент, когда решался вопрос, где Альбертина будет жить, пока он совершает экспедицию по Сибири. Она предпочитала поехать к неизвестной тетке, чем жить в детском приюте. Альбертина долго не могла взять в толк, почему папа так резко против этого возражал. Только в самой крайней критической ситуации — на этом папа Альбертины категорически настаивал — Раппельмайерша должна была обратиться к тете Коре.

— Западное крыло дома, — месье Флип указал налево, — находится сейчас в прискорбном состоянии. Это состояние можно обозначить как близкое к аварийному. И я не советовал бы вам ходить по этой части дома! Мы с вами сейчас отправимся обходным перевернутым путем. Я очень надеюсь, что господа не подвержены морской болезни.

— Хватит попусту болтать. Я хочу оказаться наконец в своей комнате, — грубо оборвала его тетя Кора.

Месье Флип поднял левую бровь, лукаво улыбнулся и вразвалку зашагал вперед.

Уже через несколько шагов Альбертине стало ясно, что он имел в виду. Этот путь мог действительно совершенно сбить с толку, потому что все было перевернуто с ног на голову. Они шагали по потолку коридора. Картины, колонны, бюсты — все это висело и стояло вниз головой. Перевернуты были и двери, и поэтому до дверной ручки нужно было добираться, взобравшись на потолочную лепнину. Даже пламя свечей в настенных светильниках было направлено вниз! Чем дальше шла Альбертина по коридору, тем больше у нее кружилась голова. Тетю Кору тоже уже сильно шатало из стороны в сторону. И только месье Флип шел вперед твердым шагом, не оглядываясь. Дядя Руфус никаких проблем не испытывал. Скорей всего, ему было легче других потому, что он толкал перед собой тележку с грудой чемоданов выше головы, и только время от времени осторожно выглядывал из-за них сбоку, чтобы удостовериться, правильным ли курсом он продвигается.

— Да-да, этот дом полон коварных тайн, — удовлетворенно проквакал дворецкий. — Будьте начеку, говорят, что человек может пропасть здесь навсегда. — Месье Флип остановился перед большой дверью, на которой были вырезаны сказочные фигуры: король и королева; Альбертина вспомнила, что сегодня уже видела их на ставнях дома. — Перед вами — королевская спальня, позвольте вам…

— Здесь буду спать я, это обсуждению не подлежит! Я уже достаточно набегалась по коридорам. Ну, и кроме того, этой малютке, да на одну всего ночь, совершенно не нужна целая королевская спальня. Верно, дитятко? — громко заявила тетя Кора и решительно вошла в комнату.

Альбертина бросила быстрый взгляд на роскошную комнату. Слева она сразу заметила огромную кровать под балдахином из тяжелого пурпурного шелка. Хоть раз в жизни поспать под таким вот балдахином, подумала Альбертина, но ее очаровательная тетка уже захлопнула дверь у нее перед носом.

Месье Флип, казалось, прочитал ее мысли, потому что он подмигнул ей и сказал:

— Для вас у меня есть кое-что получше.

Альбертина пошла за ним. Свинцовая усталость внезапно навалилась на нее. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Она добровольно согласилась бы на целую неделю штрафных работ за возможность залезть сейчас в теплую ванну, но не решалась спросить об этом странного дворецкого.

Через несколько метров они резко повернули направо. Здесь коридор разделился на множество ходов. Альбертина давно потеряла всякую ориентировку. Дом казался внутри гораздо больше, чем снаружи. Наконец они оказались у подножия какой-то каменной лестницы, которая вела в одну из башен. Эти башни Альбертина заметила, еще стоя у ворот виллы.

— Пойдем, Маша, эту лестницу мы с тобой одолеем шутя, — тихо простонала Альбертина.

Черные фрачные фалды дворецкого в этот момент уже исчезли за поворотом лестницы вверху.

— Первоначально эти башни были вовсе не здесь, не на вилле Вюншельберг, — услышала Альбертина голос месье Флипа.

Она поторопилась следом, чтобы не отстать и не потеряться, поскользнулась и чуть было не покатилась вниз по истертым каменным ступеням. Поток влажного воздуха вдруг овеял ей лицо и откинул назад волосы. Сквозь бойницу в толстой каменной стене открывался вид на местность в сторону Нижнего Вюншельберга.

— Вот так здесь стояла уже не одна графская дочь. Лет пятьсот назад. — Альбертина вздрогнула и обернулась к месье Флипу, который почему-то оказался у нее за спиной. — Ваша двоюродная бабушка Лиззи купила эти башни за кругленькую сумму. Да, то были времена блеска и процветания. Раньше эти башни возвышались в долине Рейна и были частью замка, владелец которого проигрался в казино в пух и прах. Статуи графа-помещика и средневековой барышни у входа мы получили в придачу, бесплатно.

— Целиком две башни? Как же бабушка Лиззи их сюда перевезла?

— Разобрали все по камешку, каждый камень пронумеровали, а здесь все снова построили. Да, она была немножко чокнутая и очень романтичная. Но если кто-нибудь из рода Шульце вобьет себе что-то в голову, то разве что землетрясение, или торнадо, или — в редчайших случаях…

— … убойная порция мороженого с шоколадом и клубникой способны ему помешать, — смеясь, перебила его Альбертина.

Месье Флип посмотрел на нее в крайнем удивлении.

Альбертина пожала плечами и недоуменно повела бровями.

— А что, это наше старинное семейное выражение. — И она быстро поскакала вверх по лестнице.

Месье Флип толкнул рукой какую-то невидимую дверь. Правой рукой он на ощупь нашел круглое золоченое оконце в форме солнечного диска. Он повернул диск. Вспыхнул яркий солнечный свет.

— Стоп, кажется, этот вариант сейчас не годится! — Дворецкий ухватился теперь за лунный диск, который сиял рядом с солнечным, и повернул его. Комната сразу погрузилась в серебристый мягкий свет. Послышался какой-то легкий писк и шелест.

Альбертина протерла глаза — нет, она пока не спит. То, что она видела, было вовсе не сном. Комната представляла собой местность с лесом и лугом и была, на первый взгляд, раза в четыре больше, чем ее спальня в приюте. Гигантские деревья возвышались до самого потолка, а душистый ковер из пестрых цветов покрывал мягкую мшистую землю.

— Рекомендую милостивой барышне сделать несколько шагов босиком, — раздался голос у нее за спиной.

Она обернулась и увидела месье Флипа в одежде садовника: в резиновых сапогах и холщовых штанах в зеленую и коричневую полоску, на широких подтяжках. Толстый животик был обтянут темно-зеленым фартуком, широченные ноздри выглядывали из-под лохматой соломенной шляпы.

— Цветочный кабинетик! Бывало, в пасмурный ноябрьский денек мы с вашей бабушкой сиживали именно здесь. — Месье Флип провел тыльной стороной ладони по глазам, смахивая набежавшую слезу.

Альбертина поставила свой чемоданчик на пороге, села на него и стала разуваться. Она сняла тяжелые башмаки, на левом носке обнаружилась большая дырка на пятке. Она поспешно запихнула носок поглубже в ботинок и осторожно сделала первый шаг. Мох, к ее удивлению, оказался сухим и теплым. Он мягко и нежно касался ступней. Было так приятно, что Альбертина готова была тут же броситься на землю ничком и растянуться во весь рост.

Только теперь она заметила, что посреди комнаты в полу расположен небольшой пруд, сплошь покрытый белыми водяными лилиями. Альбертина вдыхала свежий, чуть сладковатый запах цветов. Внезапно ее пронзило воспоминание о том, как когда-то раньше она лежала с папой ночью на лугу в парке и он объяснял ей, как называются созвездия. И все же она по-прежнему мечтала о сухой, теплой, мягкой постельке, потому что промокла до нитки. Растерянно взглянув на месье Флипа, она спросила:

— А где же я буду спать?

— В постели из водяных лилий, разумеется. Лучшей постели и лучших снов вам нигде в мире не найти, — сказал месье Флип, подходя к большому деревянному комоду возле двери. Он вынул оттуда одеяло, сплетенное из лилий, и две зеленые моховые подушки. — Если вообще существуют сладкие сны, прекрасные и чудесные, то только здесь, на вилле Вюншельберг! — сказал он с легкой грустью.

Альбертина нерешительно подошла к пруду в центре комнаты. Она до сих пор была не уверена, не снится ли ей все это.

— И они смогут меня удержать? — спросила она, проводя рукой по качающимся головкам водяных лилий.

— Попытка не пытка!

Осторожно уселась Альбертина на краешек лилейного покрова пруда — и действительно, он прекрасно ее держал. Под этим матрасом из цветов тихонько побулькивала вода, не пробиваясь сквозь цветы, хотя Альбертина могла опустить руку и пальцем чертить по воде круги. Сладкий запах водяных лилий слегка дурманил ей голову.

Она выпрямилась. Что-то было не так. У нее возникло странное чувство, будто за ней наблюдают. Вновь что-то зашуршало и легонько зашелестело. Из угла донеслось какое-то непонятное шебуршание. Вот оно что, растения наблюдают за ней, цветы поворачивают к ней свои головки и венчики!

Посвистывание усилилось и превратилось в отчетливо различимые хихиканье и всхлипы.

— Что это? Почему они все повернулись ко мне?

— Вы им нравитесь.

— Я нравлюсь… им?

— Да! Ведь у растений есть душа, это же всем известно. А у этих растений душа особенно восприимчивая. Если бы вы им не понравились, то они давно уже повесили бы милостивую барышню вниз головой на какую-нибудь лиану вон там, под потолком, на верхушке дерева.

Альбертина ужаснулась, но месье Флип успокоил ее:

— Поверьте, если вы понравились этим растениям, значит, вы выдержали очень важный экзамен. А теперь — разрешите откланяться. — Не успел месье Флип ступить через порог, как на нем вновь оказался фрак. — Ванная находится внизу, под лестницей, надо пройти по коридору влево, потом повернуть за угол направо, и тогда справа это будет третья по счету дверь. Да, надеюсь, что так оно и есть. — Лукавая улыбка скользнула по лицу месье Флипа, когда он прикрывал за собой дверь.

— Тысяча чертей! — вырвалось у Альбертины. — Маша, почему ты мне не напомнила? — Она порылась в карманах жилетки и извлекла оттуда часы. Время-то подошло, было уже без малого десять!

Она вынула из чемодана бутерброды, положила их на плоскую тарелку подсолнуха и достала со дна подзорную трубу. Буквально через несколько секунд «Спектр-2004» стоял на штативе, на подоконнике. Рядом Альбертина выставила по порядку всех своих матрешек. Теперь все было готово и оставалось только найти на небе звезду Люминос.

Этот ритуал она соблюдала каждый вечер, всегда в одно и то же время. Они с папой договорились о том, что оба ровно в десять будут находить на небе одно и то же небесное светило и сообщать ему обо всех событиях минувшего дня. Папа был уверен, что два человека, которые одновременно из разных точек смотрят на одну и ту же звезду, могут таким образом разговаривать друг с другом. Он называл это звездным телефоном. Для Альбертины этот звездный разговор был самым прекрасным событием дня.

Кроме того, ведь была еще и Ниночка, самая маленькая матрешка. Цельная, та, которая не разнималась. Папа взял ее с собой в Сибирь как залог того, что он вернется и тогда все матрешки снова будут вместе. Поэтому сестры Ниночки каждый вечер выстраивались на подоконнике и вместе с Альбертиной занимались поиском звезды Люминос.

Альбертина откусила от бутерброда с сыром большой кусок. Она обожала бутерброды с сыром, а в животе у нее бурчало уже давно.

— Люминоф, Люминоф, куда ты делфа, бводяга? — бормотала Альбертина с набитым ртом.

Она усилила резкость, подкрутила координатную сетку. Сквозь зеленоватый световой фильтр небо приблизилось, и, когда в густых тучах появился первый разрыв, она тут же увидела Люминос.

— Ага, вот я тебя и нашла! Обязательно расскажи папе, что я на денек отправилась отдохнуть в самый безумный в мире дом. И что я, как принцесса, сплю на водяных лилиях. И пусть он поцелует Ниночку от нас всех, и пусть получше укутывает ее в грелку для яиц, которую я ему подарила, чтобы она не замерзала. — Альбертина много еще хотела всякого передать своему папе через Люминос, но облака опять затянули звезду, и звездный телефон перестал работать.

— Что ж, это лучше, чем совсем ничего, — вздохнула Альбертина. Да, может быть, это и к лучшему. Иначе ей пришлось бы сообщить папе, что бабушка Лиззи умерла и что его дочь отправилась в Вюншельберг, получив официальное письмо, но без разрешения Раппельмайерши.

Она снова собрала матрешек.

— Только не надейтесь, что вам удастся лечь в постель немытыми. Даже не спорьте со мной!

Альбертина сняла с себя мокрую одежду, повесила ее на ветку дерева для просушки и надела пижаму. Не принять ли ей все-таки ванну? У нее сейчас как-никак своего рода каникулы. Наверняка ей не скоро еще доведется помыться вот так, одной, когда никто не мешает. В приюте обычно был один душ на восемь девочек, да и тот работал так, что вода всегда оказывалась холоднее, чем нужно.

Альбертина на всякий случай надела поверх пижамы свою жилетку, положила в карман матрешек и опять сунула ноги в ботинки.

Черные планы

Из зеркала над туалетным столиком на тетю Кору смотрела, ухмыляясь, зеленая рожа. Она чувствовала себя здесь так хорошо, как давненько уже не бывало. Королевские покои — это как раз то, что ей подобает. Если кто-то думает иначе, ему придется узнать тетю Кору с весьма неприятной стороны.

— Завтра нам надо выглядеть, как на картинке! — Она еще раз намазала лицо зеленой косметической пастой. Основой этой дурно пахнущей смеси были листья крапивы, растертые в кашицу. Кора собственноручно приготовляла ее каждый вечер. Вряд ли кто-нибудь, кроме Коры Рабеншлаг, стал бы втирать себе в лицо такую смесь. — В конце концов, ведь мы так долго ждали этого момента. — Под этим мы она ни в коей мере не подразумевала своего мужа Руфуса и себя, нет, только себя и больше никого. Ведь в таких покоях было принято говорить о себе только во множественном числе, так, как говорили когда-то князья и короли.

Тетя Кора ненавидела тетю Лиззи и была очень довольна, что ей довелось дожить до этого дня. В течение последних двадцати лет вход на виллу был для нее закрыт — тетя Лиззи запретила ей появляться. А между тем именно Коре Рабеншлаг вилла подобала как никому другому. Причем именно эта вилла.

Представление тети Коры о мире было простым и несокрушимым. Хорошие люди — это те, у кого есть деньги и высокий чин, остальные были просто остальными.

Почему Лиззи, полжизни колесившая по всему свету, тратила деньги на все это барахло и по камешку переносила на другое место целые башни — только потому, что в них, согласно преданию, обреталась душа сгинувшего барона де Флера, — почему эта полоумная старая перечница имела право быть госпожой в Вюншельберге, это для тети Коры всегда оставалось загадкой. И вопиющей несправедливостью. Но теперь-то уж она наконец получит вожделенную виллу. Нужно только уметь ждать.

— Руфус!

Руфус Рабеншлаг уже вставил в уши ватные тампоны, но все равно вскочил с большой готовностью. Пронзительный голос тети Коры стальную стену мог прошибить, а уж вату и подавно. Он отбросил в сторону, на тяжелое стеганое одеяло, толстую старинную книгу, которую обнаружил на ночном столике. «Живопись сновидений как искусство» — было написано на переплетенной в кожу потрепанной книге некоего Цати Зонгора.

— Ну давай расшнуровывай! — приказала Кора мужу.

Руфус терпеливо принялся расстегивать крючочки на розовом корсете. Уже после третьего крючка тело тети Коры вывалилось из корсета, который целый день удерживал его настоящую полноту в приличных пределах.

— С пескоструйным аппаратом в руках надо пройтись по всему этому зверинцу! Сразу же после оглашения завещания, голову даю на отсечение, так я и сделаю. Нет! — поправилась она. — Прежде всего я вышвырну этого зазнавшегося дворецкого. Он у меня полетит вверх тормашками. И эту девчонку пусть с собой забирает.

Банда клетчатых спасается бегством

Альбертина заспешила по ступеням вниз. Что там ей говорил месье Флип про дорогу в ванную? «Налево по коридору» — так он, кажется, сказал. Ну, это не так трудно, потом направо, обратно в тот коридор, где мы шли перевернутым путем. А вот что потом? Альбертина свернула в ближайшую комнату. Через несколько шагов она на что-то наткнулась. Путь перегораживала целая груда рыцарских доспехов. Альбертина перелезла через них. Все здесь слегка напоминало место битвы средневековых рыцарей.

Если на вилле Вюншельберг у растений была душа, то вполне вероятно, что достаточно легкого прикосновения — и вся эта армия возродится к жизни. Почему бы в этом доме не быть призракам? Поскольку ни одного привидения во плоти она пока не видела, решила Альбертина, не стоит рассматривать такую возможность как реальную; это все детские страхи. Но даже Маша и ее подружки не могли избавить Альбертину от неприятного предчувствия.

Коридор уперся в большую картину, на которой была изображена прекрасная дама в белом платье. Плащ, усеянный сверкающими каменьями, придавал даме царственный облик. Альбертина подошла к картине, но в помещении было слишком темно, чтобы все подробно разглядеть. Кончиками пальцев дама придерживала золотую цепочку, на которой висел большой ключ в форме головы дракона. В голову дракона был вставлен сверкающий изумруд, испускающий зеленые лучи. Дама стояла впереди, на краю сцены, а за ее спиной из-за занавеса выглядывали странные существа: ярко размалеванные многоголовые клоуны, кошка во фраке, ростом с человека, толстый страшный великан в кожаном фартуке.

Правее картины обнаружился проход. Альбертина пошла по нему, ступая по тяжелому, мягкому ковру. Ей становилось холодно. Наконец она добралась до третьей двери. Она нажала на ручку и толкнула плечом тяжелую дверь. Слово «ванная» здесь совершенно не годилось: оно не отражало всей грандиозности помещения. Это была не комната, а целый зал — ванный зал с ванной, в которой свободно могли разместиться все дети их приюта одновременно. Ножки ванны были из золота, а вместо кранов из стены торчали две змеиные головы с разинутыми пастями. Слева сияло зеркало во всю стену, а умывальник держали две смеющиеся обезьяны из фарфора. На полке стояли бесчисленные кувшины и восточные глиняные сосуды.

Альбертина взяла с полки одну из бутылей и откупорила пробку. В нос ударил сладкий медовый аромат. Она хотела добавить в ванну немного этой эссенции, но из бутыли капнуло лишь несколько капель. Надо бы еще и горячей воды, подумала Альбертина. Но как здесь вообще включить воду? Она стала вертеть головы змей влево и вправо. Нет, никакая вода не потекла. Зато весь зал наполнился каким-то шипением. Альбертина стала испуганно оглядываться, и поняла, что обезьяны выдувают изо рта воздух — горячий воздух. Их головы представляли собой что-то вроде фена. Она стала искать кнопку-выключатель. Когда она нажала на нос одной из обезьян, поток воздуха прекратился, зато из кранов умывальника полилась вода.

Альбертина стала крутить краны, и тут внезапно раздался грохот. Пол под нею сотрясался, стены дрожали. Она уцепилась за умывальник. Что это? Землетрясение? Или же это дом рушится? Вилла и вправду не казалась такой уж устойчивой и прочной. Смутное подозрение, , что на этой вилле нечисто, перерастало в нечто такое, в чем Альбертина не любила признаваться: в чувство страха. Но она не успела даже задуматься об этом.

Перед глазами у нее все завертелось. Обезьяны и змеи издавали пронзительные крики. Альбертина поскользнулась и упала на черный мраморный пол. Она изо всех сил ухватилась за фарфоровую ногу обезьяны. Внезапно в комнате все снова стихло. Крики и кряхтение постепенно смолкли. Все вновь стало тихо и спокойно. Альбертина встала и, пошатываясь, пошла к двери. Коленки у нее дрожали. Нет, никогда в жизни она не полезет в такую ванну. Потом эта ванна окажется подводной лодкой, и она уплывет на ней куда-нибудь в Индийский океан. Пропадет!

Зловещий скрип у нее за спиной оповестил о начале очередного круга диковинной карусели.

Нет, Альбертина вдоволь насладилась этой ванной комнатой. Она распахнула дверь и выбежала вон. И тут же больно ударилась коленкой обо что-то твердое. — Ой! — ее крик эхом отдавался в просторном помещении. Альбертина на ощупь пошла вперед и поняла, что наткнулась на какой-то стул.

Как ни старалась, она не могла припомнить, чтобы на пути сюда ей встретился стул. Рыцарские доспехи были, но стулья? Значит, она попала в совсем другое помещение. Все-таки с этой ванной комнатой что-то явно неладно.

Глаза Альбертины постепенно привыкали к голубоватому лунному освещению. Луна то и дело пробивалась сквозь черные тучи. Она различила какую-то сцену. Альбертина стояла посреди небольшого домашнего театрального зала.

Сцену обрамляла золотая окантовка, которая ровно посредине сцены завершалась двумя золочеными головками лебедей. Пурпурный бархат занавеса был до того изъеден молью, что при первом же прикосновении он наверняка упал бы вниз, на доски сцены.

Альбертина на ощупь пробиралась по зрительному залу, через ряды старинных кресел с подлокотниками. У каждого кресла была высокая спинка, которая тоже завершалась золоченой лебединой головкой. Сиденья были обиты красным бархатом, а золоченые ножки, те, что сзади, имели форму лебединых крыльев.

Альбертина осторожно опустилась в кресло в последнем ряду. Оп! Стая лебединых кресел была просто восхитительна, правда, пружины в ее кресле давно уж испустили дух и больно укололи девочку. Но страх сразу куда-то делся. Интересно, почему этот зал сразу внушил ей ощущение тепла и уюта?

На сцене что-то сверкнуло в лунном свете. Что бы это могло быть?

Альбертина вскочила с кресла и прямиком направилась к сцене. И вот она, словно танцовщица на канате, уже стоит у края балюстрады, ограждающей маленькую оркестровую яму.

— Перед вами знаменитая артистка цирка Альбертина Шульце! — пробормотала Альбертина, взобравшись на балюстраду, и раскинула руки, чтобы удержать равновесие.

Но когда она глянула в оркестровую яму, ее снова охватил страх. Яма оказалась значительно глубже, чем она себе представляла, и торчащие острые края пюпитров ничего хорошего не предвещали. Но Альбертина все шагала и шагала по балюстраде, а в конце ускорила шаг и одним прыжком перемахнула на сцену.