Глава 39

Невыспавшийся и злой, заполняющий своим огромным телом все пространство маленькой комнаты, скрывающий под обманчиво ленивыми движениями силу и страсть, Джонни Роулетт своим присутствием у постели Джесса постоянно раздражал Неваду. Но смертельная угроза уже миновала.

Невада осознала, что превратило Джонни в изгоя, почему он стал таким. И этот человек — безрассудный и привлекательный, самый занятный из всех, кого она знала — был не способен влюбиться и создать семью. Джонни сам сказал ей об этом в ту ночь, когда они встретились впервые, но Невада была слишком наивна, слишком влюблена, чтобы услышать его и понять.

Теперь она уже не была той глупенькой девчонкой, которую он увел с «Подлунного игрока». Она уже не была и той женщиной, которая вышла из домика Джонни неделю назад. Невада не сожалела о той ночи. Нет. Даже проживи она еще сто лет, она не забудет всепоглощающего восторга той благословенной ночи любви в постели Джонни и блеска лунного света на сапфировом ожерелье. Предчувствие игрока и женская интуиция говорили Неваде, что воспоминания о той жаркой ночи страсти будут ей поддержкой и утешением всю жизнь. Она инстинктивно догадывалась, что мужчина, за которого она собиралась выйти замуж, никогда в жизни не сделает ничего подобного, не скажет ей таких слов, как разгоряченный страстью Джонни Роулетт. Пусть будет так.

Невада наконец-то примирилась с собой. Она освободилась от чар Джонни, а вместе с ними ушло и чувство вины перед Малькольмом. Конечно, то, что произошло той ночью, — большой грех, но ведь они с Малькольмом еще не были женаты. Невада твердо решила, что будет верной и преданной женой Малькольму Максвеллу.

Изменение состояния Невады отразилось и на других: ее новообретенное чувство тихой уверенности порадовало ее жениха. Малькольм был в восторге, что его невеста, временами пугающе веселая и агрессивная, за одну ночь превратилась в более близкую ему по характеру, более сдержанную молодую леди. На Джонни изменения в характере Невады произвели прямо противоположное впечатление. Он был очень восприимчивым и по выражению ее безмятежных глаз, по спокойной уверенности в его присутствии, понял, что окончательно потерял ее. Это совсем не устраивало Джонни.

Еще одно событие поразило Джонни, когда он дежурил у постели Джесса в один из тихих летних дней. Джонни дремал на своем стуле, когда легкое прикосновение разбудило его. Он открыл глаза. В комнате стояла Невада, спокойно и уверенно разглядывая его.

— Я здесь, Джон. Ты можешь идти, — сказала она.

Джон? С каких пор его нежная и дерзкая маленькая Невада зовет его Джоном? Она не любит его? Боже мой, Невада больше не любит его! Она его не любит, но он любит ее. Роли поменялись.

— Что-нибудь не так? — мягко спросила Невада. Грустно улыбнувшись странной иронии происходящего, Джонни поднялся и честно признался:

— Да, дорогая, что-то не так. Хочешь, я скажу тебе, что именно?

— Если тебе угодно.

Невада подняла голову, уверенно посмотрела в его лицо. Ее самообладание не уступало его.

— Я люблю тебя, дорогая, я люблю тебя и хочу, чтобы ты любила меня, — сказал Джонни, чувствуя, как его сердце забилось в груди.

Синие глаза Невады не вспыхнули от волнения, удивления или радости. Она не вздрогнула, не шагнула навстречу ему. Она просто улыбнулась и сказала ясным, твердым голосом:

— Это твои проблемы, Джон. Мне очень жаль, действительно жаль.

Джонни постоял некоторое время, пытаясь оправиться от удара, нанесенного с такой беспощадной прямотой. Он чувствовал себя так, как будто получил пару мощных ударов в солнечное сплетение. Джонни набрал полную грудь воздуха и сделал усилие, чтобы удержаться на ногах.

— С тобой все в порядке? — спросила Невада; ее голос показался Джонни ужасно далеким.

— Да, все прекрасно, — ответил Джонни. Он встряхнул черноволосой головой и вышел.

Как в полусне он прошел через двор к своему домику, бросился на огромную кровать, провел ладонью по лицу и волосам. Джонни лихорадило несмотря на полуденную жару. Джонни ворочался и метался. Он вставал и снова ложился. Он ругался и молился.

Наконец на его лице появилась улыбка. Неуверенная и слабая улыбка. Собирается выйти за Малькольма? Как она может? У него в запасе еще месяц, чтобы отбить ее. И он добьется своего. Он любит ее, действительно любит. Любит так глубоко, страстно, так сильно, что сам стал беззащитным и уязвимым. Любит настолько, что, если Невада согласится, он женится на ней и остепенится. С того момента, когда они встретились, Невада Мэри Гамильтон была всегда и останется его женщиной. Она не будет ничьей женой, кроме него, пока в Джонни теплится жизнь.

Положение Невады в обществе не изменилось, несмотря на то что распространился слух о том участии, которое проявила она к старому больному негру, слуге Максвеллов. Напротив, ее хвалили за самоотверженность и милосердие, и представители сливок общества шептались, что Малькольму повезло найти такую добрую и красивую невесту.

Такое мнение устраивало Неваду и льстило ее самолюбию — она не могла ошибаться. Она открыто восстала против непреклонной Квинси Максвелл, ее будущей свекрови, и той пришлось уступить. Малькольм, благослови его, Господи, делал все, что в его силах, чтобы стать более внимательным и более страстным после прозрачного намека Невады, что ему пора вести себя как мужчине, который вот-вот женится.

Джонни жаждал ее — она читала это в его глазах каждый раз, когда они встречались, но Невада оставалась удивительно равнодушной и непреклонной. Перспектива провести украдкой еще несколько часов в его объятиях больше не привлекала ее. Невада хотела респектабельности и уверенности. В следующий раз она ляжет в постель только со своим законным мужем.

— Знаешь, что я думаю? — спросила Дениза.

— Надеюсь, ты мне расскажешь, — ответила Невада с улыбкой.

В жаркий летний полдень подруги лежали поперек застеленной шелковым покрывалом кровати Денизы. Дениза села и подтянула колени к подбородку.

— Я думаю, что мне придется отказаться от попыток привлечь внимание Джонни Роулетта.

— Ну, это хорошая мысль, — невозмутимо заметила Невада.

Дениза трагически вздохнула:

— Знаешь, почему я отказываюсь, несмотря на то что Джонни самый очаровательный мужчина из всех созданных Богом людей, и я никогда, никогда не встречу другого, у кого бы…

— Дениза!

— Ну хорошо. Но ты не рассердишься? Обещай мне. Невада кивнула. Дениза вытянула ноги, подняла наверх свои ярко-рыжие волосы и выпалила:

— Джонни Роулетт хочет тебя, Мэри Гамильтон!

Невада осталась совершенно спокойной и продолжала лениво перебирать пальцами бахрому шелкового покрывала. Она зевнула и ответила:

— Дениза, тебе следует заняться написанием романов. Я ни у кого не встречала такого таланта представлять вещи…

— Он хочет тебя, Мэри, — прервала ее Дениза. — Да, да. Я знаю, он чертовски хочет именно тебя. Что ты собираешься делать?

Невада лениво повернулась на спину и закинула руки за голову.

— Меньше чем через месяц я выйду замуж за Малькольма. Дениза села, по-индейски скрестив ноги, и уставилась на Неваду.

— Это я знаю. Но неужели ты не отдашься любви Джонни Роулетта до свадьбы, хотя бы ради того, чтобы узнать, что это такое? Боже мой, я бы так и сделала, если бы он захотел меня! Я уверена, это было бы самое удивительное событие для любой женщины, и я много раз грезила об этом и воображала, что бы я почувствовала…

— Дениза, — Невада села на кровати. — Давай пойдем вниз и выпьем чего-нибудь прохладительного.

— О чем ты думаешь? Отдашься ли ты Джонни во имя сладостной страсти?

— Из всего, что я о нем слышала, — прервала подругу Невада, вставая с кровати, — его единственная страсть — это игра.

— Ну, может быть, — согласилась Дениза. — Ты мне напомнила о подслушанном мною разговоре моего отца и его портного о крупной игре в покер. Говорят, что лучшие игроки со всей реки соберутся на борту «Джона Хаммера», когда он прибудет в Сент-Луис в следующем месяце. Джонни тоже будет там, как ты думаешь?

— Если будет крупная игра, Джон Роулетт не пропустит ее, — Невада вздохнула. — Последним, что в нем умрет, будет рука, бросающая кости.

Дениза засмеялась и отрицательно покачала головой.

— Я думаю, это будет другая часть тела.

— Дениза!

— Ну что ты! Не думаешь же ты, что Джонни…

— Джон Роулетт — безнравственный человек. Он был таким и останется навсегда.

— Ну ладно, возвратимся к разговору о тебе. Этот блестящий мужчина жаждет тебя, и, я думаю, ты можешь выяснить…

— Дениза, я выхожу замуж за Малькольме, а не за Джона. — Невада улыбнулась. — Ты говоришь не о том брате.

— Нет, — поправила ее подруга, и ее лицо стало серьезным. — Это ты говоришь не о том брате.

Доктор заявил, что выздоровление Джесса поразительно. Меньше чем через неделю после начала болезни он уже вне опасности. Благодарный пациент молился на двух людей, бывших постоянно у его постели — Джонни и Неваду. Хотя мисс Анабел любезно предлагала посидеть с ним, даже Малькольм и Квинси разок-другой заглядывали к нему, именно Джонни и Невада помогли Джессу преодолеть кризис.

Джонни был рад, что старик пошел на поправку, но с выздоровлением Джесса он терял возможность встречаться с Невадой. Он использовал всевозможные уловки, чтобы остаться наедине с Невадой, но она избегала его ловушек. Наивной восторженной женщины, охотно следовавшей за ним из салона «Игрока» через океан в Англию, уже не было. Вместо нее появилась уверенная в себе недотрога, молодая леди, державшая Джонни на расстоянии вытянутой руки.

Дни проходили за днями. Два события маячили на горизонте, важные для Невады и Джонни. Первым была крупная игра в покер на борту роскошного парохода «Джон Хаммер». Вторым — через сорок восемь часов после начала игры — была свадьба Невады.

Началась неделя, в течение которой должны были произойти оба эти события. Джонни смотрел фактам в лицо. Он не смог вернуть Неваду. Она не хотела его, не любила его, ее не волновало, жив он или умер. Оставалось одно — уйти. Оставить Сент-Луис, уехать, прежде чем ему придется увидеть его женщину выходящей из церкви женой Малькольма. Уехать, прежде чем, подняв глаза к окнам спальни Малькольма, он представит себе Неваду в постели его сводного брата, в его объятиях.

Весь день в отелях, барах и прочих подобных заведениях Сент-Луиса царило волнение. Наступил четверг — день большой игры. Сверкающий белый колесный пароход «Джон Хаммер» вошел в порт на рассвете, его протяжный гудок был песней соблазняющей сирены для беспокойных игроков, уже собравшихся в лучших номерах гостиниц.

Джонни Роулетт, у которого сердце всегда билось учащенно, если ему предстояло сесть за зеленое сукно игорного стола, сидел совершенно один в полутемном баре отеля «Юг». Скрывшись в тени, за мраморным столиком у самой стены, на этот раз он не разделял возбуждения смеющихся и болтающих мужчин у полированной стойки бара.

— Похоже, будет крупная игра, — сказал один из них.

— Все игроки из Нового Орлеана и Натчеса уже здесь, — отозвался другой.

— Это самое большое событие в Сент-Луисе после конференции демократов в прошлом году, — добавил третий.

Джонни угрюмо посмотрел на стакан бренди и залпом выпил. Он вопросительно посмотрел на одетого в белое официанта, когда тот принес еще стакан и со словами «Приятель-игрок настоял на том, чтобы угостить вас, сэр» поставил его перед Джонни. Он кивнул, пожал плечами и не стал объяснять, что не слишком любит крепкие напитки. Вместо этого он поднял стакан, выпил его содержимое одним глотком и еще раз поднял стакан в знак признательности неизвестному приятелю.

Так получилось, что Джонни Роулетт был слегка пьян, когда, вернувшись домой, он неожиданно столкнулся с Невадой в пустынной гостиной большого дома. Тщательно расставляя цветы в голубой фарфоровой вазе на столике перед огромным зеркалом в золоченой раме, Невада тревожно вздохнула, когда, подняв голову, она увидела в зеркале отражение усмехающегося Джонни, который, чуть покачиваясь, шел к ней.

Невада оглянулась в поисках пути к отступлению, но Джонни оказался проворнее. Он сделал еще шаг вперед и быстрым движением обхватил запястье Невады своими длинными цепкими пальцами.

Невада беспокойно вгляделась в смуглое лицо. Черные волосы Джонни в беспорядке падали ему на лоб, галстук съехал на бок, пиджак расстегнут. Темные глаза блестели, на лице блуждала усмешка. Невада сразу поняла, в чем дело, и сказала ему об этом.

— Ты пьян!

— Кто? Я? — переспросил он, слегка заикаясь. — По-моему нет.

— А по-моему, да, — настаивала Невада, пытаясь освободить руку.

— Ну, может быть, немножко, — улыбнулся Джонни. — Но это твоя вина.

— Моя вина? Джон, неужели ты не можешь сам отвечать за свои поступки?

Джонни тряхнул головой от обиды:

— Получается, что ты опять лидируешь. — Джонни отвесил поклон. — Мадам, я принимаю на себя ответственность за все на свете. Более того, я понял, что вы ко мне равнодушны.

— Великолепно, — саркастически заметила Невада. — Еще немного усилий, и ты постигнешь все очевидные истины.

— Ну, ну, — заворчал Джонни. — Не забывай, что ты — леди. Леди не должны ни к кому относиться плохо. Чтобы доказать, что у меня есть свои принципы, я решил уехать.

Глаза Невады вспыхнули.

— Ты уедешь?

— Да. Я знаю, что мне здесь не рады, и я уезжаю. — Джонни притянул Неваду к себе. — Только одна просьба.

— Что такое? — скептически спросила она.

— Посиди со мной ночью за покером на борту «Джона Хаммера». Принеси мне удачу. Я выиграю много денег, а потом уеду и оставлю тебя в покое.

Невада нахмурилась, а Джонни принял отсутствие немедленного отказа за хороший признак.

— Ну, что ты скажешь, дорогая? — голос Джонни стал мягче и теплее. — Только несколько часов — и вся жизнь впереди. Ты положишь мне руку на правое плечо…

— Конечно нет!

— Почему? — удивился Джонни.

— Ты невероятно бесчувственен, Джон Роулетт. Через сорок восемь часов я выйду замуж за твоего сводного брата. Неужели ты действительно предполагаешь, что я рискну появиться с тобой на ночном покере, как будто у меня нет никаких обязательств?

Невада мгновенно поняла, что произнесла неверное слово, но было уже поздно.

— Обязательств? — быстро повторил Джонни. — Так вот как ты относишься к вашим с Малькольмом посиделкам!

— Ну конечно нет, — Невада отчаянно вздохнула. — Сегодня вечером мы с Малькольмом и Квинси идем на великолепный балет, и я жду не дождусь вечера. Пока ты будешь играть в покер, мы, в семейной ложе Максвеллов…

— И ты будешь беспокоиться и жалеть, что ты не со мной, — заявил Джонни, ожидая возражений Невады.

Она ничего не сказала. Только прикрыла синие глаза длинными черными ресницами. Джонни взял ее за подбородок, поднял лицо вверх.

— Я скажу еще раз, чтобы у тебя не осталось никаких сомнений. Я люблю тебя, Невада.

Она попыталась отвернуться, но Джонни не позволил.

— Я люблю тебя, милая. — Джонни замолчал и пристально посмотрел на Неваду. Его глаза, еще недавно блестевшие от выпитого виски, теперь светились любовью и надеждой. — Что нужно… что нужно, чтобы ты полюбила меня?

— Волшебство.

— Тогда я отыщу волшебную палочку. Невада быстро прервала его:

— Отпусти меня, пожалуйста, пока никто не застал нас вдвоем.

— Все что угодно, дорогая, — грустно улыбнулся Джонни. — Я уеду сразу же после игры.

— Я высоко ценю это, Джон, — храбро заверила его Невада.

— Поскольку я не попаду на твою свадьбу, дай-ка я заранее поцелую невесту.

Невада напряглась, пытаясь вырваться, но не смогла и оказалась в объятиях Джонни. Он повелительно откинул ее голову на свою согнутую руку, и наклонил свое смуглое лицо. На расстоянии дюйма от ее губ, обдавая ее запахом виски, он приказал:

— Перестань называть меня Джоном. Я Джонни, твой Джонни. Его руки напряглись и прижали Неваду к мускулистому телу. — Поцелуй меня, Невада. Поцелуй своего Джонни на прощание.

Глава 40

В половине девятого вечера, в четверг, 3 августа 1877 года, мисс Мэри Гамильтон, ослепительно красивая в своем платье из белого шелка с букетами цветов, окаймленных золотом, величественно поднималась по великолепной мраморной лестнице Королевского театра города Сент-Луиса под руку со своим высоким русоволосым женихом. Лучшие люди города в парадных костюмах заполнили большое фойе, украшенное хрустальными светильниками и коринфскими колоннами с золочеными листьями и лепными фигурами наверху. В оркестровой яме перед сценой музыканты играли увертюру, а элегантно одетые меценаты неторопливо занимали свои места.

В фамильной ложе Максвеллов Невада села на обтянутый атласом позолоченный стул в стиле Людовика XVI под зажженным французским бра в виде букета стеклянных цветов ручной работы. Маленькие ножки Невады покоились на мягком винно-красном ковре. Ее обнаженные плечи белизной и гладкостью кожи могли соперничать с алебастром статуй, украшавших ложу в нишах стен, покрытых резьбой. Вся в бриллиантах, Квинси Максвелл, сидящая чуть сзади, по другую сторону от сына, наклонилась и шепнула ему на ухо:

— Кивни публике, сынок, все смотрят на нас, — и добавила, улыбнувшись Неваде:

— Малькольм, почему бы тебе не поцеловать Мэри в щечку?

— Конечно, мама, — ответил Малькольм, обнял плечи Невады и запечатлел холодный вежливый поцелуй на ее щеке.

Невада опустила ресницы, когда мятный аромат, исходящий от этого тонкого бледного мужчины, напомнил ей о другом поцелуе и о другом мужчине. О большом смуглом мужчине, распространявшем запах виски, целовавшем ее жаркими, как август на Миссисипи, губами.

Люстры в зрительном зале померкли, поднялся тяжелый багряный занавес, начался знаменитый французский балет «Сильвия» на музыку Делиба.

В трех милях вниз по реке от Королевского театра величественный, ярко освещенный пароход стоял у причала в спокойных водах залива. Джентльмены, одетые так же элегантно, как и те, что пришли в оперу, всходили по длинному трапу в плавучий игорный дом «Джон Хаммер», где вот-вот должна была начаться игра в покер с самыми большими ставками за все лето. Наиболее искушенные игроки с побережья Миссисипи, сгорая от нетерпения, с бьющимися от тревожного ожидания сердцами входили на борт колесного парохода в надежде попытать счастья. Встреча началась приблизительно в девять часов вечера в роскошном салоне на нижней палубе, где посетителей уже ждали бармен и заполненный разнообразными напитками бар. Центр салона занимал единственный, покрытый зеленым сукном круглый стол для шести игроков. Целая дюжина участников заявила о своем желании сыграть. Половине из них приходилось ждать своей очереди. При помощи подброшенных монеток были определены первые участники. Джонни Роулетт стал одним из них.

Как раз в то время, когда Джонни занимал свое место за карточным столом, темпераментный шеф-повар корабельного камбуза, что был расположен как раз напротив салона, сердито отшвыривал от себя кастрюльки и сковородки, бормоча, что сегодня слишком жарко, чтобы готовить креветок этой «банде выродков-игроков». Не переставая бормотать, этот маленький человечек в высоком белом колпаке и белоснежном фартуке нетерпеливо зачерпнул половником свиного сала из ведра и шлепнул его на раскаленную сковородку.

Подняв театральный бинокль, выпрямив спину и плечи, небрежно опустив левую руку на локоть Малькольма, Невада смотрела французский балет, цинично спрашивая себя, сколько еще зрителей в зале вместе с ней считают мгновения до его окончания.

И ты будешь беспокоиться и жалеть, что тебя нет рядом со мной.

Пророческие слова Джонни вспомнились Неваде. Да, она беспокоилась, черт его подери, и она хотела быть рядом с ним. Невада не могла удержаться от этого чувства, хотя бы потому, что сидеть рядом с Джонни за покером было в десять раз интереснее, чем смотреть этот скучный балет в обществе Малькольма и его матери.

Невада закрыла глаза, не отводя от лица бинокля, и ужаснулась мысли, пронзившей ее мозг: балет, опера, шекспировское общество — это все, что ждет ее в жизни, а Невада была вовсе не в восторге от таких вещей. Она немедленно поправила себя. Ей придется научиться радоваться всему этому. Невада не была рождена для такой жизни, но со временем ей непременно понравятся такие занятия, как нравятся они Малькольму.

Кроме того, ее ждут и другие удовольствия. Спина Невады вздрогнула от озноба, когда девушка поняла, что не может себе представить, какие именно удовольствия ждут ее.

Все шестеро первых игроков были изысканно и безупречно одеты, на каждом лежала невидимая печать благосостояния. Джонни, в сшитом на заказ костюме, лениво покуривал сигару, перебирая рукой столбик двадцатидолларовых фишек. Его черные глаза были непроницаемы, как и всегда, когда он садился за карточный стол.

Но сегодня Джонни был очень расстроен в отличие от остальных участников игры. Его сердце было далеко отсюда. Его мысли убегали к той черноволосой женщине, которую он целовал в последний раз в полдень в холле Лукас Плейс. Рассеянность Джонни повлекла за собой глупые, дорогостоящие ошибки: он увеличивал ставку, когда должен был уклониться от игры, позволял другим брать взятки, которые мог бы взять сам. Ошибки и промахи в игре такого уровня быстро привели к печальному результату — через два часа после начала игры Джонни покинул стол. Он был не в состоянии продолжать игру.

Но не слишком расстроился от этого. Пожелав остающимся доброй ночи, Джонни направился было наверх, когда вдруг до него донеслись душераздирающие крики, идущие с камбуза. Сердце Джонни забилось быстрее, он торопливо спустился по трапу, распахнул двойные двери и увидел языки пламени, поднимающиеся к самому потолку с чугунной сковороды, стоящей на плите.

Балет наконец-то закончился. Невада почувствовала огромное облегчение. После спектакля она стояла в выложенном мрамором фойе театра, грациозно раскланиваясь с друзьями и знакомыми Максвеллов. Она кивала и улыбалась, соглашаясь, что представление было просто изумительным. И какой счастливой была идея пригласить французскую труппу в Сент-Луис.

Было уже около половины одиннадцатого, когда экипаж Максвеллов с совершенно оправившимся после болезни Джессом на козлах был готов отправиться домой. Невада, увидев яркое зарево в ночном небе, показала на него Малькольму.

— Посмотри, Малькольм!

— Кажется, что-то горит на берегу, — небрежно ответил он. Невада почувствовала, что ей не хватает воздуха. Пожар на пристани? Но Джонни пошел на пристань!

— Малькольм, прикажи Джессу ехать туда немедленно. Малькольм посмотрел на свою невесту так, как будто она сошла с ума.

— Дорогая, почему ты хочешь поехать туда в такой поздний час?

— Там Джонни.

— Откуда ты знаешь, где именно проводит этот вечер Джон Роулетт? — вмешалась Квинси.

Не ответив на ее вопрос, Невада снова попросила Малькольма:

— Пожалуйста, прикажи Джессу ехать на пристань. Малькольм только покачал головой.

— Мэри, даже если Джон там, нет повода для беспокойства. На реке часто случаются пожары…

— Я знаю. Я сама выросла на реке и знаю, что пожар на борту может быть неукротимым бедствием. Скажи Джессу поворачивать к реке!

Старому Джессу не нужны были приказания. Он уже разворачивался. Выдернув кнут из гнезда, обеспокоенный старый негр хлестнул по спинам лошадей, те громко заржали и понеслись стрелой.

Маленькие язычки огня на кухне в несколько минут превратились в бушующее пламя. Огонь, поддержанный свиным жиром, быстро перекинулся на низкий деревянный потолок камбуза. Перепуганный шеф-повар и все его поварята сбежали, оставив Джонни бороться с огнем.

— На помощь! — крикнул через плечо Джонни. Он сорвал с себя пиджак и стал сбивать им пламя. Безнадежно. Вскоре весь камбуз был охвачен пламенем, и огонь по деревянным панелям подбирался к салону, где поглощенные игрой участники и наблюдатели не подозревали об опасности. Джонни прокладывал себе путь через горячий черный дым, надеясь спасти жизни своим друзьям-игрокам. К тому времени, когда он добрался до салона, одна из стен была полностью охвачена огнем. Ворвавшись в салон, Джонни схватил одного из оцепеневших от ужаса игроков, перекинул его через плечо и крикнул другому:

— Сюда, за мной!

Когда Джонни со своей ношей выбрался на палубу, уже весь пароход был в огне. Взорвались котлы. Огромные обломки взлетели в воздух от взрыва. Визжащие перепуганные люди выскакивали из спален в нижнем белье. Любители позднего ужина рвались наружу из обеденного зала. Отчаянные крики о помощи раздавались в ночном воздухе.

Люди с других пароходов бежали на помощь, неся ведра с водой, командуя парализованным страхом пассажирам прыгать за борт. Джонни снова устремился в охваченный огнем карточный салон, пытаясь спасти людей. Его брови обгорели, лицо пылало от жара, но Джонни нашел еще одного оцепеневшего от ужаса игрока — он все еще сжимал в руках карты, — поднял его на руки, вынес через горящую дверь на лестницу, поднялся по ступеням и со словами «Он без сознания, но еще дышит» передал живой груз широкоплечему стюарду.

И снова Джонни спустился вниз. Кашляя от дыма и мигая, чтобы смахнуть пот, он вошел в салон. Пытаясь осмотреться, Джонни услышал стон и стал пробираться на звук. Расставив руки, как лунатик, он пошел сквозь густой дым и жар. Он слишком поздно услышал треск дерева над головой. Горящий потолок рухнул, тяжелые деревянные балки падали со всех сторон, закрывая единственный путь к отступлению, заперев Джонни в огненной западне.

Невада молча молилась, а ландо Максвеллов неслось по улицам к огромному зареву, освещавшему ночное небо. Ее сердце сжималось от страха, ладони стали влажными, а наполненные ужасом глаза неотрывно смотрели на высокие оранжевые языки пламени. До пристани оставалось еще около мили.

Когда экипаж подъехал ближе, Невада увидела то, что осталось от громадного роскошного плавучего игорного дома с названием «Джон Хаммер», написанным отчетливо черными буквами над второй палубой. «Джон Хаммер». Боже, «Джон Хаммер» был только один. Все в Сент-Луисе знали, что большой покер должен был состояться на борту «Джона Хаммера».

Невада выпрыгнула из экипажа, когда Джесс натянул вожжи. Не заботясь о том, что подумает Малькольм, его мать или кто-нибудь еще, она подобрала юбки шелкового платья и сломя голову помчалась по пристани к ревущему пламени.

Опрокинутый на спину горящими обломками, Джонни с трудом встал на четвереньки и попытался пробраться через черный густой дым, такой плотный, что в нем ничего нельзя было разглядеть. Оглушенный ударом и почти задохнувшийся, Джонни не имел представления, где находится дверь. Его легкие горели, голова кружилась, но Джонни инстинктивно поднялся на ноги, тотчас же почувствовал, что пол уходит у него из-под ног и потерял сознание.

Он не успел упасть, как в огне и дыму появился ангел-хранитель. Колени Джонни уже подогнулись, но в этот самый момент его подхватили чьи-то сильные руки, и в последний миг Джонни совершенно ясно увидел перед собой безобразное лицо Страйкера.

На причале Неваде пришлось пробиваться через толпу изумленных зевак, глазеющих на горящий пароход. Не обращая внимания на предостерегающие крики, она упрямо пробиралась вперед, к самому пеклу, не чувствуя жара.

Когда на причале показался стюард в порванной и закопченной униформе, Невада схватила его за рукав.

— Джонни, Джонни Роулетт! Вы видели его? С ним все в порядке?

Он с сожалением посмотрел ей в глаза и отвел в сторону от гибнущего судна.

— Сожалею, мисс. Джон Роулетт был внизу, в карточном салоне. Это помещение сгорело первым. Не думаю, чтобы кому-нибудь из них…

Стюард пожал плечами и освободил свой рукав из ее пальцев. Стиснув зубы, широко раскрыв глаза, Невада стояла как лунатик, завороженная языками пламени, поднимавшимися вверх футов на пятьдесят. Отказываясь поверить в несчастье, она не переставала шептать имя Джонни.

Когда Малькольм обнял ее за плечи и попытался увести подальше от огня, Невада закричала и стала вырываться.

— Нет! Нет! Джонни там, на пароходе! Джонни, Джонни! Она дралась как дикарка, била кулаками в грудь Малькольма, рыдая от чувства потери и вины. Если бы она пошла с ним, она бы своей удачей уберегла его от гибели. Это ее вина, только ее.

Безутешная Невада, вся в слезах, рассказала всю правду Малькольму и его матери. Она поведала им о своем прошлом, о своей давней любви к Джонни Роулетту. Снова и снова она шептала имя Джонни, чувствуя, что сердце ее разбито. Малькольм все понял и нежно утешал Неваду, бормоча слова сочувствия, а Квинси, поджав губы, не проронила ни слова. Старина Джесс плакал как ребенок. Так они стояли вместе со всеми остальными на пристани, пока великолепный когда-то «Джон Хаммер» не сгорел до ватерлинии.