Глава 1

— Джонни Роулетт снова в городе!

— Джонни в Мемфисе? Лили, ты уверена? — возбужденно спросила Джулия Лабланк, запахивая голубой халат на пышной груди.

— Ты думаешь, он придет сегодня вечером посмотреть наше шоу? — спросила рыжеволосая, кареглазая Белла Робертс, держа нагретые щипцы для завивки в одной руке и блестящую прядь волос в другой.

— Боже мой, ты сама знаешь, что придет! Если Джонни в городе, так он уже с заходом солнца будет на борту «Подлунного игрока», — с улыбкой заверила Бетси Кларк Стивенс и, дотянувшись до банки с кораллово-красной губной помадой, добавила:

— Джулия, можно я возьму твое зеленое атласное платье — оно так подходит к моим глазам? Ты ведь не влезаешь в него с тех пор, как набрала лишние пять фунтов.

— Черт побери, Бетси, — огрызнулась Джулия. — Ты и Лили застолбили Джонни, когда он был в прошлый раз на борту «Игрока», теперь моя очередь!

— И моя! — повысила голос обычно тихая Белла, подбоченясь.

— Кто такой Джонни Роулетт?

В захламленной гримерной на нижней палубе плавучего игорного дома «Подлунный игрок» на секунду воцарилась полная тишина. Только тихий плеск воды за бортом да крики людей, загружающих суда на пристанях Мемфиса, нарушали ее. Девушки, артистки шоу — Лили Сен-Клер, Джулия Лабланк, Белла Робертс и Бетси Кларк Стивенс — недоверчиво переглянулись и хором воскликнули:

— Кто такой Джонни Роулетт?!

Невада Мэри Гамильтон, нервно сглотнув, оглядела окруживших ее девушек. Они смотрели на нее с таким видом, будто только что выяснилось, что она не знала, кто был президентом Соединенных Штатов Америки.

— Я должна была знать этого Джонни Роулетта?

При таком вопросе девушки взорвались смехом. Платиновая блондинка Лили Сен-Клер, самая высокая и самая старшая в группе, наконец вытерла слезы с глаз, придвинула носком ноги, обутой в атласную туфельку стул с прямой спинкой и села рядом с Невадой.

— Милочка, ты шутишь.

Огорченная тем, что стала объектом насмешек девушек, с которыми она встретилась всего несколько часов назад, Невада гордо подняла подбородок, отвернулась от зеркала и встретилась взглядом с Лили.

— Нет, мисс Сен-Клер. Я не шучу. Я не имею никакого представления, кто такой Джонни Роулетт. А почему, собственно, я должна знать его?

Лили, скрестив длинные ноги и дав сигнал остальным прекратить смех, взяла Неваду за руку и начала говорить:

— Не обращай на нас внимания, Невада. Ты только сегодня прибыла на борт Игрока» и действительно не можешь знать Джонни. Ты еще дитя, и ничего не видела в жизни, кроме плоскодонки своего отца. Прости нас за дурные манеры. Мы все знаем Джонни так долго, что не можем себе представить, чтобы кто-либо вверх или вниз по течению Миссисипи не встречался с ним. — Лили дружелюбно улыбнулась Неваде.

— Хорошо, но чем же так знаменит Джонни Роулетт? — спросила Невада.

Лили на мгновение сжала маленькую ручку Невады и откинулась на спинку стула. Задумчивое выражение появилось в ее фиолетовых глазах, и она повторила слова Невады:

— Чем знаменит Джонни Роулетт? — Лили вздохнула. — Милочка, подожди, ты встретишься с ним.

И Невада вместе со всеми слушала рассказ Лили Сен-Клер о человеке неуловимом, всеми обожаемом, наполовину французе, бесшабашном, мрачном красавце, игроке, Джонни Роулетте.

— Облако тайны окружает Джонни, — говорила Лили. — Никто, кажется, не знает точно, кто он и откуда, есть ли у него семья, занимался ли он чем-нибудь еще, кроме азартной игры. Джонни никогда не рассказывает о себе или о своем прошлом. А если его спрашивают, то в ответ он только пожимает плечами или покачивает головой. — Лили улыбнулась и добавила:

— Но здесь, на Миссисипи, никто не придает этому значения. Он так дьявольски красив, что его нельзя не заметить. Джонни один из самых высоких людей, каких я когда-либо встречала — больше шести футов и трех дюймов, — и ни одной унции жира. У него темные волнистые волосы, черные как ночь глаза, и улыбка, способная растопить самое холодное сердце.

Кивая, Невада с интересом слушала, как Лили продолжала описывать этого джентльмена так, будто он был единственным мужчиной среди людей. Другие девушки дополнили рассказ Лили, мечтательно вспоминая о мускулистой фигуре Роулетта, о его ухоженных усах, остром уме и руках ловкого игрока. Они говорили, что чувствовали себя избранными, если им выпадала честь после шоу стоять рядом с Джонни у стола для игры, чтобы дуть на кости, принося ему удачу: на короткое время они становились объектом зависти всех других женщин на борту. Джонни интереснее всех известных им мужчин, утверждали они, он заставлял их смеяться, и всегда сам улыбался так, что невозможно было не ответить ему.

Белый шелковый халат, позаимствованный у Лили, обрисовывал хрупкие плечи девушки, длинные волосы цвета воронова крыла струились по спине — Невада Мэри Гамильтон слушала внимательно, широко открыв синие глаза и сжав губы. Она сомневалась. Но наверное, никто другой и не мог быть так красив и очарователен, как этот высокий, темноволосый, всегда улыбающийся Джонни Роулетт.

У Джонни Роулетта болел зуб. Постоянная, дергающая зубная боль. С хмурым видом, Джонни следовал за одетым в форму коридорным в огромный, богато украшенный номер «Дома плантатора», самой роскошной гостиницы в Мемфисе, штат Теннесси. Одной рукой он держался за щеку, пытаясь унять зубную боль, а другой дергал тугой узел галстука. Войдя в номер, слуга помчался вперед, чтобы открыть высокие французские окна, выходящие на балкон. Вернувшись, стройный молодой парень сказал:

— Как всегда, самый хороший номер, мистер Роулетт. Здесь приятный ветерок от реки, и я сейчас же доставлю ледяную воду. Желаете что-нибудь еще, сэр?

— Да, — сказал измученный Джонни. — Виски.

— Виски, мистер Роулетт? — Белесые брови слуги поднялись вверх. За все время, что Джонни Роулетт останавливался в «Доме плантатора», он не пил ничего крепче ликера. Разве что иногда стаканчик бренди после обеда. Решив, что не правильно понял заказ, он вопросительно повторил:

— Виски?

— Лучший кентуккийский бурбон, который у вас есть, — ответил Джонни Роулетт, нетерпеливо поводя плечами, обтянутыми сшитым на заказ серым льняным пиджаком. Он слабо улыбнулся и добавил:

— Иногда я наслаждаюсь стаканом хорошего бурбона днем.

— Д-да, сэр, сию минуту, — пробормотал ошеломленный слуга, кланяясь и пятясь к двери. Через несколько минут он вернулся с подносом, на котором стоял большой серебряный кувшин воды со льдом, высокий хрустальный бокал, стакан для воды и бутылка прекрасного кентукийского бурбона. Джонни, уже обнаженный до пояса, благодарно кивнул ему и немедленно откупорил бутылку. Игнорируя бокал, он поднес бутылку к губам и сделал большой глоток.

— О Боже, какой ужасный вкус, — сказал он, поморщившись, и с благодарностью принимая стакан ледяной воды, торопливо поданный ему слугой. — Благодарю, — проговорил он, чувствуя как бурбон огнем растекается по телу.

— Мистер Роулетт, я не хотел вмешиваться, но когда я был внизу, мой босс, ваш хороший друг мистер Робин, сказал, что вы страдаете от зубной боли. Я знаю опытного дантиста, его кабинет меньше чем в двух кварталах от «Дома плантатора», он был бы…

— Никаких дантистов, — сказал Джонни, решительно тряхнув копной темных волос. — Пусть Бен Робин занимается своими делами и не лезет в мои. Передай ему — я не нуждаюсь в дантисте.

— Но, если у вас болит зуб, я уверен…

— Только чуть-чуть, — возразил Джонни. — Он ничуть меня не беспокоит. Все, в чем я нуждаюсь, так это в небольшом отдыхе. — Он усмехнулся, чтобы показать, что все в порядке.

— Очень хорошо, — сказал вежливый молодой слуга, слегка улыбаясь высокому мужественному человеку. — Я разобрал вашу кровать и заберу погладить ваш вечерний костюм. Мистер Робин говорил, что вчера на «Игроке» кости бросали допоздна и с таким азартом… — Уже у двери он добавил:

— Желаю вам хорошо отдохнуть, сэр.

— Что я и сделаю, — пообещал Джонни Роулетт, улыбаясь, но как только дверь закрылась, он нахмурился. — О-о-о! — застонал Джонни, снова потянувшись к бутылке виски.

Джонни Роулетт — большой сильный человек, не раз смотревший смерти в лицо, еще подростком участвовавший в Гражданской войне, скрывал от всех свой смертельный страх перед дантистом, к которому его нельзя было затянуть и табуном диких лошадей.

Так и случилось, в тот душный июньский полдень летом 1876 года, что Джонни Роулетт, не в силах преодолеть панический страх перед зубными врачами, сидел один в своем номере с видом на реку и основательно, с удовольствием напивался. Скоро он достиг такой восхитительной степени опьянения, что дергающаяся зубная боль прекратилась и его затуманенные болью черные глаза загорелись обычным дьявольским огоньком. К тому времени солнце уже склонилось к закату над спокойной рекой. Джонни Роулетт, усмехаясь между затяжками длинной тонкой сигары, размышлял о том, что глупо было все эти годы отказываться от восхитительного вкуса хорошего кентуккийского бурбона. Какая ошибка! Он держал наполовину пустой бокал виски перед глазами и, глубоко вдыхая его замечательный букет, восхищался бледным янтарным оттенком. Погасив сигару, он сделал еще глоток мягкого, теплого бурбона и, удовлетворенно вздохнув, решил пропустить обед. Джонни Роулетт плескался в ванне с сигарой в одной руке и стаканом бурбона в другой и громко напевал непристойную песню, которой его научил много лет назад бородатый речной лоцман, а в соседней комнате гостиничный слуга раскладывал свежевыглаженный черный вечерний костюм, накрахмаленную белую рубашку, сверкающую золотыми запонками, и начищенные черные кожаные ботинки.

В начале десятого безупречно одетый и причесанный Джонни Роулетт, широко улыбаясь и слегка покачиваясь, спускался по широкой мраморной лестнице в пышный вестибюль «Дома плантатора».

Когда его старый друг Бен Робин, богатый молодой владелец гостиницы, занятый разговором с двумя плантаторами с низовьев реки, увидел Джонни, он сразу понял, что тот был пьян. Извинившись перед собеседниками, Бен Робин пересек просторный вестибюль.

— Джон, — сказал Бен, по-дружески положив руку на плечо Роулетта, — как насчет обеда для нас в моем номере сегодня вечером? В столовой слишком много народа.

Джонни шутливо, с дурацкой усмешкой поклонился своему другу:

— Благодарю за приглашение, Бен, но я отказываюсь. Но я могу позволить тебе купить для меня еще выпивки.

— Джонни, тебе нельзя больше пить.

— Нельзя?

— Нет. Ни капли.

— В таком случае я ухожу.

— Куда? Было бы лучше, если…

Еще раз улыбнувшись, Джонни Роулетт прервал его:

— Думаю, я прогуляюсь до пристани и посмотрю, как идут дела на «Подлунном игроке».

Глава 2

На Неваду из зеркала смотрела незнакомка. Трудно было поверить, что симпатичная молодая женщина с густыми ресницами, синими глазами, рубиново-красными губами и блестящими черными кудрями действительно она. Невада смотрела с откровенным восторгом и изумлением на это отражение, и ее щеки пылали от волнения. Платье из ярко-синего атласа с глубоким вырезом, открывающим грудь, и тугим корсажем, подчеркивающим талию, с отделанной оборками юбкой было самым изящным и красивым из всех, что она когда-либо видела. Точно о таком она мечтала все те ночи, когда стояла в бледном лунном свете на борту плоскодонки своего отца и вдохновенно пела, а команда криками и свистом выражала свое одобрение. Старый Вилли и Люк, Большой Эдгар, Слим и Тедди и Джон по прозвищу Черный Джек. Они все аплодировали и поощряли ее, уверяя, что она «поет как соловей». Но наиболее рьяным поклонником был ее отец — единственный, кто лелеял золотые мечты о ее будущих победах.

Невада Мэри Гамильтон никогда не знала ни маленькой черноволосой женщины, своей матери, ни дикой, неизведанной земли, по имени которой она была названа. Ньютон Гамильтон, неугомонный молодой южанин, который осенью 1857-го приехал на серебряные рудники Запада, меньше года пробыл в Вирджинии, штат Невада. Рослый мужчина с рыжеватыми волосами, низким голосом и блестящими зелеными глазами влюбился в Бет Дэвис с первого взгляда. Она выглядела такой молодой, хрупкой и беспомощной, когда пыталась пересечь оживленную городскую улицу по деревянной доске, проложенной в густой и глубокой грязи. Очарованный Ньют Гамильтон в три прыжка добрался до маленькой хрупкой красотки. Не обращая внимания на крики негодования, он сгреб ее в охапку и понес через грязную улицу. Когда он достиг другой стороны, то был уже влюблен по уши. Меньше чем через месяц Бет ответила ему взаимностью. Они поженились в конторе судьи и первую ночь медового месяца провели в комнате на третьем этаже гостиницы «Сильверадо», в самом сердце шумной, бесшабашной Вирджинии. Бет Гамильтон, самая счастливая из невест, не замечала звуков дребезжащего фортепьяно, стука игральных костей, криков и смеха, доносящихся снизу. Наслаждаясь новой для нее страстью, она упивалась счастьем той длинной снежной ноябрьской ночью, проведенной на мягкой перине с любящим мужем.

И точно через девять месяцев, в горячий августовский вечер, когда разреженный горный воздух угнетал особенно сильно и не было даже намека на ветерок, способный хотя бы покачнуть шнурок занавеса в душной небольшой спальне, Бет вступила в изнуряющую борьбу, которая длилась всю ночь. Наконец, когда первый луч осветил летнее небо над высокими горами, Бет, совершенно истощенная, с запавшими и тоскливыми глазами, родила прекрасного младенца, девочку с шелковистыми волосами цвета воронова крыла, симпатичным носиком-кнопкой и изогнутыми наподобие бутона розы губками.

— Ты должен сам назвать ее, Ньют, — прошептала Бет, — я слишком устала.

Это были ее последние слова. Бет умерла прежде, чем взошло солнце.

Месяцем позже убитый горем Гамильтон закрыл дверь лачуги, где он жил и любил Бет, оставив все как было. Он взял с собой только вопящую крошечную малютку, названую им Невадой; вместе они навсегда покинули штат, имя которого носила теперь девочка.

Самые ранние воспоминания Невады были связаны с постоянным легким покачиванием скрипящей старой плоскодонки, без конца снующей вверх и вниз по беспокойным водам Миссисипи, и с большим, улыбающимся человеком, блондином с рыжеватыми волосами, от которого частенько пахло виски, когда он целовал ее на ночь.

Невада любила их всем сердцем, безраздельно.

Предательски кружащиеся в водовороте грязные воды Миссисипи, и крупного, мускулистого, снисходительного человека, который благополучно вел их по реке. Не считая четырех ужасных лет, когда Ньют, уходя на войну, оставил ее, кричащую и плачущую, в престижной школе-интернате для девушек в Новом Орлеане, она не разлучалась со своим папочкой. И с Миссисипи. Кроме тех долгих лет одиночества, когда строгие преподаватели учили ее читать, писать и считать, дом заменяла ей плоскодонка отца, которая была его собственностью и источником заработка. Необходимые удобства содержались в их каютах, больше похожих на ящики, приспособленные под две маленькие спальни, столовую, кладовую, и большое помещение для экипажа на носу лодки с очагом, где старый Вилли занимался стряпней. Крыша лодки была плоской, на ней под тентом стояли стулья, где Невада могла прятаться от палящих солнечных лучей. Оттуда она могла наблюдать за отцом, искусно ведущим лодку от одного порта к другому, перевозя тонны товаров. Бекон, мука, зерно, сало, овес, масло. Баррели сидра и виски. Конопля и пряжа, древесина и обувная кожа. Яблоки и сушеные фрукты, фасоль и табак. А иногда даже лошади — горячие, красивые чистокровные лошади, посылаемые с верховий реки на Юг.

Это была жизнь, которая пришлась бы по вкусу любой живой и непоседливой девчонке. Невада была уверена, что дети на оживленных пристанях, которым она махала рукой, завидовали ее праздным дням плавания вниз и вверх по течению, возможности болтать голыми ногами в мутной воде и строить фантастические планы на будущее.

Больше всего она мечтала о том, как лет эдак через десять станет певицей в одном из чудесных плавучих театров, курсирующих по водам Миссисипи. Тщеславный, как красивая женщина, отец рассказывал о них, а Невада слушала, замирая от волнения.

— Эти прекрасные леди, — говорил Ньют Гамильтон слегка заплетающимся языком, что, впрочем, оставалось незамеченным его увлеченной аудиторией, состоящей из одного-единственного слушателя, — очаровательны и талантливы, Невада. А господа, что ухаживают за ними, — культурные и красивые. Это богатые плантаторы, капитаны пароходов и состоятельные отпрыски старинных южных семейств.

— Папа, — сказала Невада с нетерпением, светящимся в ее больших синих глазах, — когда я вырасту, я хочу быть певицей в одном из этих больших плавучих дворцов. Я хочу встретить красивого господина, который безумно влюбится в меня!

Ньют Гамильтон, всегда стремился побыстрее закончить рассказ, чтобы улизнуть на берег выпить виски и посетить «прекрасных леди», о которых он говорил.

— Ты сможешь стать певицей, дочка. Ни у кого нет такого приятного голоска, как у тебя. Теперь прочитай молитву и иди в кровать. Я ненадолго уйду. Старый Вилли и мальчики позаботятся о тебе, пока я не вернусь.

С этими словами он целовал своего единственного ребенка, и Невада глубоко вдыхала особый аромат, присущий только ее папе, — нагретой солнцем кожи, мыла и виски. Всегда виски.

Уверенный, что его дочь, повзрослев, забудет дурацкую мечту о карьере певички на реке и найдет для себя более достойное занятие, большой человек, который нуждался в большом количестве виски и большом количестве женщин, никогда не возражал Неваде.

Прошло несколько лет, и она превратилась в необыкновенно красивую молодую девушку. Команда, которая составляла семейство Ньюта и Невады, предупреждала Гамильтона, во всем потворствующего дочери, что пора бы ему направить мысли быстро расцветающей девушки в другом, более благопристойном направлении. Он так и сделает, уверял их Ньют, когда придет время. Но продолжал потакать ей по-прежнему, никогда не разочаровывая ее тем, что принимать самостоятельные решения она сможет лишь в двадцать один год.

Впереди еще масса времени, рассуждал Ньют. Но время, отпущенное Ньюту, подходило к концу. Дочь чувствовала это интуитивно. Его зеленые глаза больше не искрились зеленым блеском, даже когда он пил виски. Еще недавно привлекательный мужчина опускался на глазах. Пропало былое обаяние, исчезли интерес к жизни и неиссякаемая веселость.

Поэтому Невада была убита горем, но не потрясена, когда однажды ночью ее отец, воинственный, как всегда, ввязался в драку в борделе Ашпорта, штат Теннесси. Ньют Гамильтон не увидел ножа и даже не почувствовал боли, когда сверкающее лезвие громилы с арканзасской фермы распороло ему живот. Он был слишком пьян, чтобы понять, что умирает.

В глубокой печали Невада решила продать плоскодонку экипажу, и была поражена и испугана, узнав, что отец давно продал ее, сохранив для себя только десятипроцентный доход. Она продала им оставшиеся десять процентов и сказала, что настало время осуществить мечту о карьере певицы в большом плавучем театре.

Невада не могла понять, почему все сокрушенно качали головами и старались отговорить ее. Она решительно отказалась слушать. Ведь ей уже восемнадцать лет. Совсем взрослая женщина. Она не будет больше ждать!

Невада надела свое лучшее воскресное платье — с оборками из бело-розового полосатого льна, с украшенными кружевом рукавами и корсажем, — причесала длинные, черные как смоль волосы, упаковала картонный чемодан, завернув деньги в один из полотняных носовых платков отца, засунула сверток за корсаж, поближе к сердцу, и вышла на палубу. Все члены команды собрались проводить ее, а когда подошел старый Вилли и обнял Неваду, она увидела слезы, блестевшие в его грустных преданных глазах. Проглотив комок, стоявший в горле, она похлопала его по костистому плечу и сказала:

— Перестань беспокоиться, Вилли. Сегодня вечером я буду выступать в одном из тех модных плавучих театров.

— Этого я как раз и боюсь, — сказал пожилой негр.

Невада бесстрашно ступила на шумную пристань Мемфиса, обернулась и посмотрела на шестерых нахмурившихся мужчин — Люк, Большой Эдгар, Слим, Тедди, Джон Черный Джек и старый Вилли. Она храбро улыбнулась.

— Когда вы вернетесь назад в Мемфис, я навещу вас, — сказала она. А потом, боясь, что заплачет, как старый Вилли, Невада поспешно отвернулась.

Июньское солнце палило ее непокрытую голову, чемодан был очень тяжелым, но ей не пришлось далеко идти: она знала, куда направлялась. Она видела великолепные сверкающие огни плавучего дворца «Подлунный игрок» из окна своей каюты на плоскодонке. Невада стояла перед роскошным пароходом, с надеждой глядя на застекленную рубку, на высокую пассажирскую палубу и украшенную золоченой резьбой легкую навесную палубу. Огромный белый пароход выглядел сонным и пустынным в этот тихий полдень, но Невада знала, что в сумерках большой дворец оживет и наполнится весельем и азартной игрой.

Торопливо поднимаясь по длинному трапу, Невада неожиданно натолкнулась на препятствие: огромный, с бочкообразной грудной клеткой человек стоял, скрестив руки, и загораживал ей путь.

— Мисс, — сказал он низким, строгим голосом, — «Игрок» сейчас закрыт для клиентов или гостей.

— Я не гость, сэр, — ответила ему Невада. — Я певица. Я хочу немедленно поговорить с человеком, отвечающим за развлечения.

Гигант усмехнулся и отступил.

— Это Попе Макгалах. Он ждет вас?

— Да, — приврала Невада. — Солнце так и палит сегодня. Будьте любезны, покажите мне каюту мистера Макгалаха.

Подобно многим великанам, бесстрашный вышибала «Подлунного игрока» легко верил женщинам. Особенно симпатичным молодым девушкам.

— Сюда, пожалуйста, мисс, — сказал гигант теперь уже дружелюбным тоном и, взяв чемодан Невады, проводил ее к закрытой двери на нижней палубе. Постучав мозолистыми костяшками пальцев, он объявил:

— Попе, к вам посетитель.

Попе Макгалах выглядел как настоящий, живой Сайта Клаус. Его волосы, усы и окладистая волнистая борода были снежно-белого цвета, щеки румяные, а глаза небесно-голубые. Попе дремал в своем кресле, похрапывая, сложив руки на круглом животе; розовые губы открывались ровно настолько, чтобы произвести высокий свистящий звук. Попе проснулся, как только Невада вошла, и его голубые глаза широко открылись, когда он увидел в полутемной каюте стоящую прямо перед его столом из красного дерева миниатюрную темноволосую девушку, настолько симпатичную и хорошенькую, что он был уверен — это продолжение сна. Узнав, для чего она пришла, Попе Макгалах сказал:

— Детка, ты напоминаешь ангела. Ты должна обратиться в женский монастырь. — Он закрыл глаза и добавил:

— Закрой дверь, когда выйдешь.

— Я не уйду, — сказала Невада. Он открыл глаза.

— Да, похоже. Это — теплоход, где играют в азартные игры, мисс. Женщины, которые работают у меня — певицы и танцовщицы и… и… — Он прочистил горло. — Они… э-э-э, развлекают и очаровывают мужчин, если ты знаешь, о чем я говорю.

— Конечно, я знаю о чем вы говорите, — спокойно ответила Невада, даже не подозревая о том, что он имел в виду, ведь девушкам, выступающим на сцене «Подлунного игрока», нередко приходилось развлекать гостей в одной из обитых шелком спален.

— Действительно? — Белые брови Попса взлетели вверх.

— Да. Только дайте мне шанс. Вы увидите, я могу петь как соловей и танцевать как мотылек, и я провела всю свою жизнь среди мужчин, очаровывая их. — Невада одарила сомневающегося седовласого человека ослепительной улыбкой.

— Чудесно. Я собирался нанять еще одну девушку здесь, в Мемфисе. — Он поднялся. — Пойдем, я представлю тебя Лерою, нашему пианисту, и другим девушкам. Скажешь Лили, что я распорядился выдать тебе костюм и сделать что-нибудь с твоими волосами.

— О, спасибо, мистер Макгалах. Вы не будете сожалеть об этом, я обещаю. — Невада не могла скрыть свое волнение.

— Попе. Зови меня Попсом. Я надеюсь, что и ты не будешь.

— Не буду — что?

— Сожалеть.

Глава 3

Для человека, крупно проигрывающего в карты, Джонни Роулетт был в прекрасном настроении. Он самоуверенно улыбнулся партнерам, сидящим вокруг покрытого зеленым сукном стола для покера, еще раз быстро посмотрел в карты и сказал:

— Отвечаю на вашу сотню и поднимаю еще на две.

Он продолжал улыбаться, когда сложил четыре синих фишки в стопку, добавил еще четыре и подтолкнул их к центру стола. Все глаза были обращены на него. Джонни откинулся на спинку стула, дотянулся до стакана с виски и выпил.

— Я — пас, — сказал седеющий узколицый банкир, сосед Джонни.

— Я тоже пас, — отозвался отставной капитан парохода и бросил карты.

— И я, — огорчился солидный торговец.

— Покажем карты, — предложил стройный виргинец, начавший этот круг. Он открыл карты. — Этого достаточно, Роулетт. — Дамы и пятерки. А что у вас?

Джонни посмотрел на наблюдающих за ним людей. Он сохранил широкую усмешку на лице, когда показал свои карты.

— Маловато. — Он открыл карты, с которыми никогда не стал бы продолжать игру, если бы не был так пьян. — Пара валетов и двойки.

Так продолжалось уже целый час. Состоятельный виргинец остановил Джонни сразу же, как только тот ступил на борт «Игрока», и увлек его прямо в один из маленьких салонов в стороне от главного игорного зала, где собрались все остальные. Джонни, пребывая в великодушном настроении, не оказал сопротивления.

— Предупреждаю вас, — сказал он, слегка запинаясь, — это будет моя ночь.

Роулетт заказал неразбавленного виски и занял место за столом. И с ходу начал проигрывать.

Удача в картах и игре в кости не посещала Джонни уже больше шести месяцев. Он так давно не выигрывал, что почти забыл как это бывает. Пачки банкнот, которые он всегда носил с собой, стали намного тоньше, и счета в различных банках вверх и вниз по реке опасно уменьшились, так как он снимал большие суммы наличных денег, чтобы оплачивать карточные долги.

Роулетт все еще улыбался, продолжая проигрывать и не замечая, что партнеры смотрели на него с удивлением и задавались вопросом, что случилось с этим скрытным, высоким темноволосым человеком, который обычно так хладнокровно и непредсказуемо выигрывал в карты.

Делая очередную ставку, Джонни заметил:

— Лили на сцене. Я узнал бы этот писклявый голос где угодно. — И, обмахивая картами лицо, он принялся подпевать глубоким баритоном, беспечно игнорируя раздраженные взгляды своих непоколебимо серьезных компаньонов.

— Теперь все прекрасно, — уверяла Белла Робертс взволнованную Неваду Мэри Гамильтон.

Они стояли за кулисами у самой сцены, наблюдая, как Лили заканчивает свое искрометное исполнение Когда Джонни снова марширует домой».

Лили, высокая блондинка, одетая в невинно-белое платье, приподняла край воздушной юбки и прошла через всю сцену, вскинув правую руку в знак приветствия как только дюжина полотнищ американских флагов спустились с потолка. Демонстрируя с озорной улыбкой стройные ножки в длинных чулках, Лили вызвала гром аплодисментов.

Наблюдая за такой популярной исполнительницей, Невада не представляла, как она сможет следом за ней выйти на сцену.

— Белла, после Л или эти господа освищут меня, — сказала она, чувствуя тревожное биение сердца.

— Они тебя не убьют, — ответила Белла, смеясь над наивностью Невады. — Милочка, они примут тебя за ангела, спустившегося с неба. — Белла нежно поправила маленький синий атласный бант в черных кудрях Невады и добавила:

— Ты сама увидишь. Доверься старой Белле. Я знаю здесь почти всех.

Слишком испуганная, Невада оперлась на руку, предложенную Беллой, и, стараясь восстановить дыхание, выглянула в зал, похожий на пещеру рядом с освещенной сценой. Длинный и прямоугольный, он был заставлен столами, за которыми мужчины играли во все известные игры. Невада никогда не видела ничего подобного. Здесь были столы с рулеткой, столы для блек-джека, для фараона. И большие, массивные столы в дальнем конце зала, вокруг которых стояли мужчины, играя в кости. Вдоль одной из стен протянулась длинная, из полированного красного дерева стойка бара, где не занятые игрой посетители выпивали и разговаривали. Напротив бара, с другой стороны зала, были раздвижные двери в маленькие салоны, предлагаемые для покера и рэддога.

Над всем большим и шумным залом нависал широкий балкон, именно там тяжелые двери из красного дерева вели в шикарные номера, где, как позже узнала Невада, проходили ужины в интимной обстановке. Почти все двери в этот ранний час были открыты настежь.

Взгляд Невады возвратился к пространству перед сценой. Здесь, за накрытыми белыми скатертями столами, сидели господа, которые собирались обедать и наслаждаться шоу — прибыв на борт «Игрока» исключительно ради представления. Невада посмотрела на их лица и почувствовала, что ее сердце слегка дрогнуло. В основном это были мужчины среднего возраста, страдающие от излишка веса и недостатка волос. Нигде в этой громко кричащей и свистящей толпе она не увидела тех «чистых, красивых господ», о которых рассказывал ее отец.

Внезапно аплодисменты стали еще громче, и Невада поняла, что выступление Лили успешно закончилось Высокая блондинка кланялась и посылала воздушные поцелуи, медленно продвигаясь к кулисам. Тяжело дыша, покрытая испариной, Лили присоединилась к Неваде и Белле; ее очаровательная улыбка мгновенно пропала.

— Его нет здесь, — сказала она, явно разочарованная. — Я рассмотрела каждое мужское лицо в этом проклятом зале! Джонни не появился.

— Расслабься. Джонни Роулетт будет здесь, — ответила Белла. И, повернувшись к Неваде, добавила:

— Милочка, твой выход. Лерой играет вступление.

Невада, словно окаменев, стояла на месте.

— Я-я не могу.

Лили, вытирая льняным полотенцем блестевшее от пота лицо, спрятала свое разочарование и улыбнулась:

— Уверена, что сможешь. Единственная проблема, которая у тебя возникнет, это успокоить их, чтобы начать петь.

Невада перевела большие синие глаза на блондинку. Лили порывисто обняла крошечную испуганную девушку.

— Ты очень хорошенькая, Невада, тебя хорошо примут. — Лили по-матерински прижала дрожащую дебютантку к себе, повернула ее и подтолкнула к сцене. — Иди и выдай им то, за чем они пришли.