Глава 21

Грозовые тучи надвигающейся войны приблизились уже в конце 1850-х и сейчас висели над страной, грозя разразиться огненным ливнем в любую секунду. Жаркие дебаты о правах штатов напоминали динамитные шашки – в любой миг жди взрыва. Алабама, Джорджия и другие штаты последовали за Южной Каролиной и вышли из Союза. В начале февраля в Монтгомери, штат Алабама, была сформирована Конфедерация. Джефферсон Дэвис от Миссисипи был избран президентом временного правительства Конфедерации.

Настроение в Мемфисе в ту холодную зиму 1861 года оставалось тревожным. Югом правили страх и беспокойство. Однако этому городу выпала еще более тяжкая участь, чем другим городам южных штатов, поскольку он оказался разделенным надвое. Землевладельцы и владельцы рабов громко и недвусмысленно выступали против экономической стратегии Севера, взявшего Юг за горло; они горячо клялись, что никогда не позволят наглым янки диктовать им, южанам, как надо жить. Если придется, они будут драться с янки до последнего дыхания – таково было их твердое намерение.

Другие – в основном те, у которых не было ни земли, ни рабов, – так же страстно выступали за то, чтобы забыть личные и финансовые интересы во имя блага страны в целом. Они дали нерушимую клятву, что в случае войны горой встанут за Союз.

Каждый день на шумных улицах Мемфиса то и дело возникали ссоры, доходящие до потасовок, и в конце концов жители Мемфиса разделились на два враждующих лагеря. Впрочем, в этом они были не одиноки: вся страна превратилась в два враждующих лагеря.

Среди тех, кто полагал, что сующим нос не в свое дело янки нужно преподать хороший урок, не было более яростного, более убежденного в своей правоте человека, чем Джон Томас Пребл. Хотя Мэри Эллен и ч радовалась тому, что отец очнулся от траурной летаргии, теперь у нее появилась забота куда серьезнее: если война начнется, Джон Пребл того и гляди решит, что еще способен идти в бой.

Она поделилась своей озабоченностью с Ли Томпсон, приятной в обхождении уроженкой Нашвилла, которая вместе со своим добродушным, работящим мужем и четырьмя детьми жила теперь по соседству от Лонгвуда в особняке, купленном у Преса Темплтона.

Мэри Эллен сразу понравились Томпсоны. Ли была дружелюбной, добродушной женщиной тридцати восьми лет, искренне заботящейся о членах семьи и любящей свой новый дом на Миссисипи. Она души не чаяла в четырех здоровых и счастливых детях и просто обожала своего большого, грубоватого рыжеволосого мужа Уильяма.

Мэри Эллен быстро поняла, что она может доверять Ли. Женщины делились друг с другом секретами, обменивались мнениями по животрепещущим вопросам и иногда даже говорили о том, чего по-настоящему боялись все, – о войне и о том, что будет, если она придет сюда, в Мемфис.

Как-то зябким февральским днем Мэри Эллен, накинув на плечи шерстяную шаль, отправилась на Ривер-роуд навестить Ли Томпсон.

– Я очень волнуюсь из-за папы, – сказала она подруге, усаживаясь в гостиной перед камином. – Он поехал на конезавод к Мартину, чтобы купить там жеребца.

Ли озадаченно посмотрела на соседку:

– Не понимаю, о чем тут волноваться, Мэри Эллен: твой отец опытный лошадник, я уверена, он легко справится с резвым скакуном.

– Вот это-то меня и беспокоит. Он подбирает себе боевого коня.

Ли рассмеялась: слишком уж абсурдным показалось ей опасение подруги.

– На твоем месте я бы не стала так волноваться. Даже если дело дойдет до войны, Конфедерация не станет призывать в армию людей столь почтенного возраста. Кроме того, Уильям считает, что война долго не продлится и мы непременно выйдем победителями. Он говорит, что командование у Конфедерации куда лучше, чем у юнионистов, потому что лучшие офицеры страны родом из южных штатов. Я уверена, что все они пойдут воевать за южан. Притом многие наши отличные парни пошли учиться в морскую академию, а это значит...

Образ Клея Найта тут же вспыхнул перед глазами Мэри Эллен. Если наступит война, уйдет ли он тут же в отставку, чтобы вернуться домой и сражаться за Конфедерацию, или станет воевать за Союз?

– ... это значит, что победа точно будет легкой, – заключила Ли Томпсон.

– Надеюсь, ты права, – рассеянно кивнула Мэри Эллен. – Ну а теперь мне пора возвращаться, потому что папа, возможно, уже вернулся.

Прохладным апрельским днем Мэри Эллен отправилась с отцом в Мемфис. Она находилась в конторе отца, когда по Фронт-стрит проскакал всадник, громко извещая горожан:

– Борегар обстрелял форт Самтер! Генерал потребовал сдачи форта, и президент Линкольн издал прокламацию, призывающую волонтеров сражаться за Союз! Война началась!

Едва узнав о том, что «Старый Доминион», штат Виргиния, связал свою судьбу с Конфедерацией, Джон Томас Пребл организовал и вооружил общество ветеранов, назвав его «Драгуны Мемфиса». Сам Пребл оседлал недавно купленного чалого жеребца и повел своих «Драгунов» на север – пополнять армию генерала Ли.

Мэри Эллен с веранды смотрела им вслед.

Джон Томас, прицепив саблю, которой рубил британцев еще во время Войны за независимость его героический дед, держался молодцом: он сидел в седле прямо, гордо расправив плечи, и выглядел настоящим военным. Скача впереди своего войска, он оглянулся и весело помахал дочери.

Словно по волшебству, Джон Томас помолодел на добрый десяток лет. Куда только подевался сгорбленный, раздавленный горем пятидесятивосьмилетний затворник?! Он вдруг превратился в бравого солдата, радостно рвущегося в бой за родной край, за отчизну.

Мэри Эллен прикусила губу, и глаза ее наполнились слезами. Она стояла на широкой веранде Лонгвуда и смотрела вдаль, пока отец ее совсем не пропал из виду. Жуткое чувство одиночества, словно холодная морская пучина, накрыло ее с головой, как и предчувствие, что она видит отца в последний раз.

Проглотив в горле вставший комок, Мэри Эллен вернулась в молчаливый, словно осиротевший дом.

В июне в штате Теннесси прошел референдум, в результате которого, несмотря на значительное число тех, кто склонялся в пользу северян, было принято решение ратифицировать декрет о выходе из Союза. Объявив себя членом Конфедерации, Теннесси оказался последним штатом, вышедшим из Союза.

В конце июля, спустя три месяца, пришло сообщение о том, что Джон Томас Пребл погиб. Он потерял жизнь в первом сражении на реке Бул-Ран, ставшем главной битвой Гражданской войны.

Так Мэри Эллен осталась одна.

Состояние Преблов, значительно усохшее еще до войны, теперь и вовсе съежилось: морская блокада, установленная юнионистами, разорила торговцев хлопком, закрыв для них доступ на британский хлопковый рынок. Однако сколь глубока финансовая яма, в которую она попала, Мэри Эллен поняла, когда посыпались требования вернуть долги.

Той весной хлопка посеяли совсем мало, к концу лета большая часть рабов разбежалась кто куда. К осени война только разгорелась, конца и края ей не было видно. Число убитых все росло, и вскоре в Мемфисе не осталось семьи, которая не потеряла бы кого-то из близких: сына, отца, брата, возлюбленного.

Звуки барабанной дроби и отбивающих шаг сапог стали привычными, как и крики раненых, умирающих солдат, которых доставляли сюда, в окружной госпиталь Шелби, где Мэри Эллен добровольно работала санитаркой. Решив внести посильный вклад в общее дело, она без устали ухаживала за изувеченными южанами, и лицо ее, склоненное над бедными исстрадавшимися солдатами, часто было последним, что видели несчастные на этом свете.

Война все ближе подходила к дому, когда армия Гранта встретилась с армией генерала Альберта Сидни Джонсона в районе Питсбурга, всего в сотне миль к востоку от Мемфиса, в битве при Шайло.

Воды реки Теннесси стали красными от крови самых лучших юношей Юга.

Несколько позже, в том же месяце, пал Новый Орлеан – он сдался адмиралу Дэвиду Фэррагуту. Это стало самым страшным ударом по Конфедерации. И с этого момента всем стало ясно, что янки могут дойти вверх по Миссисипи до самого Мемфиса.

А потом они действительно пришли; правда, спустившись вниз по течению, и явились они с севера.

В мае капитан Джеймс Монтгомери повел свою флотилию на военные корабли юнионистов, делая все возможное, чтобы оттеснить их от форта Пиллоу.

Но флот повстанцев потерпел поражение. Под шквальным огнем юнионистов конфедераты были вынуждены эвакуировать форт Пиллоу – последнее оборонительное сооружение перед Мемфисом.

Город стал готовиться к самому худшему, и это худшее вскоре пришло. Утром 6 июня по спящему городу разнеслась весть о том, что броненосцы янки замечены на Миссисипи всего в нескольких милях вверх по течению.

Мэри Эллен, Ли Томпсон и четверо детей Томпсонов смотрели, как военные корабли федералов приближаются к Мемфису. Как раз тогда, когда красный огненный шар поднялся над горизонтом, первое судно янки «Королева Запада» зловеще обозначило себя расползавшейся черной точкой.

В мощный полевой бинокль Мэри Эллен не отрываясь смотрела на приближающуюся стальную махину и на высокого темноволосого офицера юнионистов, черным силуэтом на розовом небе одиноко стоявшего на легкой навесной палубе. Ее внимание привлекала не осанка его, не выправка и даже не та аура превосходства, которая окружала надменного янки, но нечто неуловимое.

Мэри невольно поежилась: в этом властном взгляде ей угадывалось нечто неуловимо знакомое.

Внезапно офицер проворно сбежал с мостика и взмахнул рукой. В считанные секунды федералы открыли ураганный огонь. Флотилия капитана Джеймса Монтгомери, хотя уже и изрядно потрепанная, мужественно приняла бой.

Так на рассвете началась битва при Мемфисе.

Над рекой плотной завесой повис дым, и все, что могла разглядеть теперь Мэри Эллен, – это лишь вспышки орудийных залпов. Она болезненно морщилась, когда ухали пушки, и, как все в городе, молила Бога о победе.

Увы, силы федералов значительно превышали возможности конфедератов защищаться, и за два часа боя мятежная флотилия исчерпала последние ресурсы. Только один корабль из восьми, имевшихся у конфедератов, остался цел, и вскоре Мемфис, оставшись совершенно беззащитным, сдался на милость победителей.

В полдень коммодор союзного флота Чарльз Дэвис смог пройти вниз по реке до Виксберга и объединиться там с Фэррагутом, шедшим от Нового Орлеана.

Однако не весь флот Дэвиса отправился вместе с ним на юг, в Виксберг: сторожевой корабль и экипаж еще трех кораблей остались, чтобы обеспечить сохранность трофея, добытого союзным флотом, – Мемфис, город, сдавшийся победителю, мгновенно заполнился Армией Союза, а комендантом его стал капитан военно-морского флота, которому коммодор Дэвис полностью и безоговорочно доверял.

К вечеру матросы-янки в синей форме расползлись по городу как орда назойливых насекомых.

В ту ночь, ложась спать, Мэри Эллен все еще никак не могла в это поверить. Впервые в жизни она боялась находиться в собственном доме. Прежде ей даже не приходило в голову, что такое возможно, но теперь она невольно задумалась о том, насколько безопасно ей оставаться одной, если не считать компании престарелого Тайтуса и старенькой кухарки Мэтти, в то время как остальные слуги покинули Лонгвуд несколько месяцев назад, а те, кто не сбежал сам, были отправлены в дома горожан побогаче. Мэри Эллен отослала бы куда-нибудь и Тайтуса с Мэтти, но никто не хотел брать к себе в услужение беспомощных стариков, которые, отдав столько лет работе на Преблов, теперь сами нуждались в том, чтобы о них заботились.

Проснувшись утром, Мэри Эллен торопливо оделась и отправилась в госпиталь; картина, открывшаяся перед ней, только усилила ее подавленное настроение. Повсюду взгляд ее натыкался на синие мундиры юнионистов, а когда над пятиэтажным зданием почты она увидела развевающийся звездно-полосатый флаг, то не поверила своим глазам.

Покачав головой, еще не вполне придя в себя от увиденного, Мэри продолжила путь. На Адамс-стрит, в одном квартале от госпиталя Шелби, она увидела, как матросы в синих мундирах поднимаются по ступеням особняка Уитли с таким видом, словно этот старинный дом всегда принадлежал им.

Потрясенная несуразностью происходящего, Мэри Эллен в недоумении смотрела на вражеских солдат, хозяйничающих в ее родном городе, даже не подозревая, что за ней тоже наблюдают.

Из окна просторной гостиной на первом этаже особняка Уитли высокий смуглый офицер союзного флота не отрываясь смотрел на стройную светловолосую женщину, остановившуюся напротив окна на другой стороне улицы. Это был тот самый капитан, который своими умелыми действиями обеспечил победу федеральному флоту и теперь командовал всем оккупационным корпусом.

Мэри Эллен, конечно же, даже не могла предполагать, что, несмотря на обилие возложенных на него обязанностей, этот человек точно знал, куда она направляется и что делает, когда возвращается домой, когда задувает лампу возле кровати, когда ложится спать, и еще многое-многое другое относительно ее сегодняшней печальной жизни.

Глава 22

Теперь у Мэри Эллен появился новый повод для беспокойства: она боялась, что янки могут навсегда оккупировать Лонгвуд. От этой мысли ноги у нее подкашивались и на лбу выступал липкий холодный пот.

Шли дни, но всякий раз при виде синего мундира вблизи от своего дома Мэри Эллен задерживала дыхание. Многие городские дома уже были захвачены, и она не без основания боялась того, что ее дом тоже станет достоянием врагов, способных глумиться над самым для нее дорогим – памятью отца.

Однако прошла целая неделя с того дня, как янки вошли в город, и Мэри Эллен вздохнула спокойнее. Она говорила себе, что в Мемфисе полно красивых богатых домов и ее дом захватчикам вряд ли может понадобиться. Тем не менее сердце ее сжималось от ненависти всякий раз, как она видела похотливые взгляды, которые бросали на нее янки.

Но и через две недели оккупации ни один из пришельцев так и не ступил на запущенные лужайки Лонгвуда. Очевидно, ее решили пощадить. Мэри не знала, почему ей так повезло, но, какова бы ни была причина, она была благодарна судьбе за эту милость.

И все же она понимала, что женщине одной, без спутника, опасно появляться с наступлением темноты в оккупированном городе, поэтому по вечерам сидела дома, не искушая понапрасну судьбу.

Так было до тех пор, пока одним душным июньским вечером жара и одиночество, сделавшись невыносимыми, не вынудили ее, покинув Лонгвуд, спуститься к реке, где она самым неожиданным образом и столкнулась с нагим капитаном вражеского флота.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ