- Клянусь древними богами Драконьего гнезда, иногда и драконир на что-то годится! - прорычал, оглядываясь. Баз. Релкин был слишком занят, перезаряжая свою кунфшонскую игрушку, которая была снабжена хитрым механизмом, позволявшим взводить его быстрее, чем обычный арбалет.
      Толпа бесов с глазами, пылающими от черного зелья, лезла на баррикаду через павших троллей, держа наготове мечи, собираясь перерезать подколенные сухожилия дракона, лишив его тем самым возможности защищаться.
      Базил быстро отступил назад и согнутой рукой со щитом отбросил в сторону трех первых бесов. Спустя секунду блеснул Экатор, и в воздух взлетели отрубленные головы двух других. Еще один бес, закашлявшись, опустился на колени - стрела Релкина пробила ему грудь.
      В это время первый тролль с топором опять поднялся на ноги и начал взбираться на баррикаду. Стрелы Релкина осыпали голову и плечи тролля, но кожаные латы и толстая шкура казались почти неуязвимыми. Легкие уколы не могли остановить чудовище.
      Одни тролли спешили вновь взобраться на баррикаду, другие только старались встать на ноги. Люди в черным, наемники Падмасы, собирали бесов и направляли их к баррикаде. И те наконец пошли плотной толпой, крича от ярости.
      Их встретили воины-горцы, и началась схватка - щит на щит, копье на копье, меч на меч. Клан Ваттель не умел драться дисциплинированно, как аргонатские солдаты, и хотя легионеры делали все возможное, чтобы сохранить четкий строй, горцы с трудом выдерживали его. Дисциплину им заменяла воспитанная веками гордость и военная ярость. Их мечи мелькали безостановочно, а из глаз на бесов глядела сама смерть.
      Бесы все прибывали, карабкаясь вверх по трупам, наваленным у внешней стороны баррикады. Время от времени кто-нибудь из горцев, смертельно раненный, падал туда же, увеличивая эту кучу. Битва набирала силу, а число врагов, подгоняемых ужасной энергией черного зелья, все росло и росло.
      В одном месте тролли прорвались - между Альсеброй и Чамом. Они взобрались на самый верх груды трупов, сломали строй горцев, подминая под себя каждого, кто встречался на их пути, и начали пробиваться за баррикаду. Здесь их остановил десяток пехотинцев Триста двадцать второй центурии, но было ясно, что долго они не продержатся. Сзади уже подпирала орава бесов. Легионеры пали, пронзенные их пиками. Тролли пошли вперед.
      Трубы клана Ваттель призвали на помощь бойцов Фирда, и те устремились прямо к месту прорыва. Они ринулись на гигантских троллей, целя мечами по груди и ногам.
      Бесов они отбросили, но справиться с троллями без помощи драконов было крайне сложно. Альсебра слева и Чам справа делали все, чтобы помочь, но они и сами были заняты троллями, наступающими спереди. Фирд был вынужден самостоятельно вступить в борьбу, чтобы закрыть прорыв. Это было кровавой и страшной задачей. Тролли сминали горцев, давили, превращали в кровавое месиво и разрывали на части еще до того, как несчастные умирали. Наконец копьеносцы приноровились и начали доставать троллей, протыкая их кожаные латы и шкуру, но это произошло уже после того, как тролли устроили кровавую бойню людям Фирда.
      Вместе с троллями шли и люди, суровые воители, наемники, пришедшие со всех концов земли, чтобы служить мрачной власти Падмасы. Они были выше и сильнее бесов, хорошо владели мечом и копьем, отыскивали любую возможность, чтобы прорвать оборону и пропустить бесов. От них воины Аргоната не знали пощады.
      Один из таких наемников в черных кожаных и стальных доспехах прыгнул сзади на Базила, который в этот момент отбивался от двух троллей-меченосцев.
      Пехотинец из Сто восемьдесят второй центурии сшиб наемника и ввязался с ним в схватку. Редкий, получив передышку, всадил стрелу в беса, который собирался ударить легионера в спину. Затем схватился за меч и зарубил еще одного беса. Тот рухнул. Релкин едва успел вовремя заметить, как падает легионер с выступившей на губах кровью. Наемник в черной коже повернулся к Релкину с обнаженным мечом.
      Не имея времени выстрелить из арбалета, Релкин бросился в ближний бой. Враг был настоящим гигантом, на голову выше драконира и очень силен. После трех ударов Редкий почувствовал, как его рука деревенеет. Враг толкнул его своим щитом, и Релкин чуть не свалился.
      Подскочил Мануэль с арбалетом, но стрела отлетела от козырька вражеского шлема. Наемник взревел и взмахнул мечом, Мануэль зашатался, задетый в правую ногу. В ту же секунду меч Релкина полоснул по незащищенному боку падмасца. Наемник широко открыл рот и завопил в ярости при виде своей крови. Он тяжело ударил своим щитом по щиту Релкина, вновь отбросив более легкого по весу юношу. Вряд ли он чувствовал боль от раны - таково было действие черного спирта. Люди бились как сумасшедшие, часто пренебрегая защитой.
      Вновь просвистел меч наемника, и Релкин с трудом сумел отразить удар. Руку словно залило свинцом. Наемник был слишком силен и слишком быстр. Релкин понимал, что ему не выдержать следующей атаки. И тут рядом возник какой-то легионер, продырявил наемника копьем, и тот со стоном опрокинулся наземь. По телу падмасца прошли наступающие бесы.
      Схватка становилась все более ожесточенной. Пурпурно-Зеленый схватил тело тролля и швырнул вниз, раскидав целый отряд бесов. Тролль пролетел еще немного и врезался в ствол спиленного дерева.
      - Ага, я вижу, что ты опять потерял свою выдержку! - прошипел Базил Пурпурно-Зеленому.
      Дикарь издал боевой клич дракона - хозяина Кривой горы. Тролли и люди в испуге попятились. Базил проревел ответное приветствие дикарю, и Экатор вновь просвистел в воздухе, разрубив шлем тролля-меченосца и отбросив его на плотную толпу бесов и людей.
      Враг все еще прибывал, но драконы и легионеры твердо удерживали верх баррикады, а люди Фирда уничтожали любого прорвавшегося, криками демонстрируя противнику свое презрение. Горцы работали мечами, не останавливаясь, не чувствуя усталости, и разили врагов подобно героям древних полотен, посвященных богам войны.
      В течение следующего получаса Релкин получил гулкую оплеуху по шлему и несколько крепких зуботычин, ему ударили коленом в мошонку и рассекли плечо. Да, пожалуй, это была весьма тяжелая битва.
      Свейн упал под ударом беса со спины, но парня спасло вмешательство бойцов Фирда, которые теперь постоянно были рядом, оказывая поддержку уставшим пехотинцам и легионерам. Свейн вскоре отдышался и вернулся на свое место рядом с Влоком. Расп, тяжелораненый, вышел из боя. Влок также был ранен, но не тяжело. Чам, Антер и Чек-тор - все получили легкие ранения. Пурпурно-Зеленый повредил себе кулак, когда огрел тролля по шлему. Один тролль укусил необычный хвост Базила, а другой наступил на него. Все драконы были исколоты бесчисленными стрелами, которые торчали из джобогинов и шкур. И все же гиганты не потеряли ни капли своего боевого духа.
      Но вот ярость нападающих впервые за весь этот долгий день начала ослабевать. Действие черного зелья заканчивалось, и бесами овладевала усталость.
      Бесы понесли ужасные потери, по меньшей мере десятая их часть осталась лежать на земле, да и у троллей почти пятая часть уже вышла из строя, и большинство упавших были мертвы. Огонь уже не пылал в их глазах, а лишь слегка теплился.
      Враг заколебался.
      Во время битвы вождь клана Ранар получил несколько легких ранений и синяков. Он был настороже и вовремя почувствовал, что ритм сражения изменился. Он приказал Фирду приготовиться к атаке.
      В ту же самую секунду раздался голос серебряной трубы Идса, который был повторен другими трубами. Поступила команда приготовиться к атаке, и легионеры, драконы и дракониры перевалили через баррикаду и, сопровождаемые войском клана Ваттель, набросились на отступающую толпу бесов.
      Удары драконов стали еще тяжелее и страшнее. Еще четыре тролля были повержены на землю. Один из вражеских командиров в панике потерял ориентацию, его лошадь окружили сатанеющие бесы. Меч Альсебры, Андаунт, блеснул в воздухе, и голова командира слетела с плеч. Люди из Фирда присоединились к драконам, с ними вместе спешили люди с озера Бур и ополченцы из Кохона. Они рубили и кололи бесов, лошадей и даже какого-то незадачливого тролля.
      Внезапно бесы обратились в паническое бегство. Черное зелье окончательно выветрилось из их крови. Стрелы и копья летели им вдогонку, и вот уже люди из клана Ваттель заулюлюкали в восторге и бросились в погоню. Они гнали перепуганных врагов вниз по Гвоздичной долине, сотнями убивая их во время бегства. Рычащие тролли, слишком усталые, чтобы бежать, то тут, то там останавливались и десятками погибали под ударами копий и драконьих мечей.
      Глава 59
      Конец этого дня оказался мрачным и мучительным. Сквозь высокие облака время от времени проглядывало солнце. Удивительная тишина сменила рев войны. Капитан Идс лично взобрался на дерево, чтобы осмотреться и убедиться в победе. Лучшие талионские кавалеристы, вскочили на коней и, при поддержке легионеров и лучников, сбросивших с себя усталость, гнали разбитого противника аж до южной оконечности озера Ваттель.
      Вражеское войско было полностью рассеяно и бежало в ужасе вниз по течению Каленса. Удалось даже захватить нескольких офицеров для допросов.
      Между тем на поле битвы вокруг баррикады начались печальные работы по погребению убитых. Они продолжались весь день до глубокой ночи.
      Сотни домов на землях Ваттеля больше никогда не увидят своих мужчин. Более четырехсот могил были вырыты для бойцов Фирда и регулярного войска. Несколько сотен людей были ранены, некоторые из них серьезно. Из ста одиннадцати людей с озера Бур сорок полегло на поле битвы. Из девяти женщин, служивших посыльными, погибли две, их найденные тела были утыканы вражескими стрелами.
      Были и другие потери. В Сто девятом эскадроне драконов Расп истек кровью от ужасной раны мечом. Маленький Джак рыдал над телом своего дракона. В Шестьдесят шестом недосчитались проворного дракона Оаста, зарубленного топором тролля. Кроме того, погибли трое дракониров: Джин и Туну в Шестьдесят шестом и Брайон в Сто девятом. Сердце золотоволосого мальчишки пронзил меч беса, и Альсебра осталась без драконира. В конце этого же дня умер от ран и командир Шестьдесят шестого, старший драконир Мескуал.
      В числе погибших были капитан Сеншон из Триста двадцать второй центурии, лейтенант Грасс из легкой кавалерии Талиона, сержант Квертин и сержант Джист.
      Почти каждый из выживших был ранен. У старшего лучника Стартера была сквозная рана на руке, широкая резаная - на спине, порезы на ногах и на руках, но он остался в строю, обмотанный с головы до пят бинтами, и его веселость и бодрость поднимали дух везде, где бы он ни появлялся.
      Лицо командира эскадрона Таррента почти лишилось кожи, он был слегка помят в схватке - то ли драконом, то ли троллем, никто не мог сказать - и сломал руку. Кроме того, он жаловался на звон в ушах после удара обухом топора. На какое-то время командир эскадрона потерял возможность требовать, чтобы сталь и медь снаряжения блестела как следует. По правде говоря, вряд ли он сейчас об этом думал. Боль в руке была слишком сильна.
      У Релкина красовалась повязка на лбу. Он не заметил, что тому было виной хвост дракона или случайная стрела. Левая нога парня в двух местах была перевязана, а над локтем ушибленной правой руки стояла примочка.
      Перевязки пришлось делать всем драконирам Сто девятого, без исключения. И все были опечалены судьбой Распа и Брайона. Для Распа и Оаста разожгли большой погребальный костер, и уцелевшие драконы широким кольцом окружили высокое пламя. Пива не было, но драконы все равно пели похоронные песни в похвалу убитым, и голоса ящеров далеко разносились в ночном воздухе, приводя в удивление тех, кто слышал их впервые.
      Вождь клана Ранар лежал в своей палатке, где за ним ухаживала дочь Эйлса. Он с волнением вслушивался в эти звуки, потому что голоса были сильные и стройные и ни на что не похожие. Эйлса вышла на какое-то время, а затем вернулась в палатку, глаза ее были огромными от удивления.
      - Это поразительно, дочь, - сказал он. - Подумай о волке, который потерял свою подругу или члена стаи. Волки оплакивают свои потери. Драконы тоже хищники, только более умные, чем волки.
      Ранар откинулся на подушку. Годы давали себя знать. Сейчас он страдал от колотой раны предплечья и от скользящего удара по шее. Но что действительно беспокоило его - это два сломанных ребра справа и вялость, которую он чувствовал в ногах. Он подумал, что едва ли смог бы пройти милю пешком.
      Никогда вождь не видел подобного сражения и был убежден, что воспоминания не покинут его до конца дней. Он видел столько ужасов, сколько не дано человеку выдержать под этим небом.
      На сердце вождя лежала большая тяжесть, он оплакивал убитых воинов Фирда и своего войска. Как много их пало в одной только битве - такого еще никогда не было в истории клана. Должно смениться поколение или больше, чтобы залечить потери. Однако честь имени Ваттель останется незапятнанной навсегда. Ранар почувствовал прилив гордости от этой мысли. Но сколько же матерей, жен и сыновей должен он посетить! Они будут плакать, и их глаза будут обвинять его, и ему придется жить с этой болью до самой смерти. Такова была ответственность военного вождя, он должен объяснять тем, кто горевал, что не было другого выбора - или они любой ценой разгромят врага, или же клана Ваттель больше не будет.
      Взгляд Ранара упал на лицо дочери, спокойное и прекрасное. Она была полностью поглощена приготовлением бинтов. Битва навсегда отняла у нее что-то. Что-то умерло, возможно ее юность, и сменилось чем-то жестким и даже жестоким.
      Она мало говорила, меняя повязки на ранах отца. К счастью, кровотечение на шее остановилось, и не было необходимости во враче.
      Сама Эйлса дважды принимала участие непосредственно в сражении. Она наносила яростные удары по грубым квадратным щитам бесов, которые пытались захватить ее, когда прорвали строй Фирда. Она отрубила руку одного из бесов, вцепившегося ей в волосы, и все еще помнила чувство ужаса, которое охватило ее в тот момент. Однако плен был бы куда большим ужасом, который длился бы бесконечно.
      Загорелись костры для приготовления пищи, закипела вода в котлах для пшеничных макарон, которые готовили с луком-пореем, поджаренным на горячих углях, открывали ливолезское вино, привезенное из погребов замка Ваттель.
      Драконы закончили свою погребальную песнь. Почти все люди крепко спали, когда вернулся капитан Идс. Он наскоро поел и тотчас же отправился в палатку Ранара.
      Ранар приподнялся и сел. Эйлса ввела капитана в палатку и указала ему место на складном стуле возле койки Ранара.
      - Имя Ваттель всегда будет жить в моем сердце, - сказал капитан. - Ваши люди воистину храбро сражались сегодня. Мои солдаты и я вам многим обязаны.
      - Благодарю вас, капитан, за столь лестную оценку. Клан Ваттель держался достойно, чего бы это ему ни стоило.
      Идс мрачно кивнул:
      - Да, это я хорошо знаю. И это многого стоило и моим людям также, и моим драконам. Тяжелая битва, конечно.
      - Я никогда не видел битвы тяжелее.
      - Я боюсь, как бы для моих людей она не оказалась последней битвой в этой кампании. Мы должны уходить как можно быстрее.
      Голова Ранера работала все так же четко, как и раньше:
      - Вы имеете в виду Арнейс?
      - Именно. Я должен переправить туда моих людей так быстро, как только смогу. Утром мы выступаем к перевалу Кохон. Я прошу разрешения оставить беженцев под вашей защитой. Они только замедлят наш переход.
      - Вы хотите присоединиться к своему легиону на другой стороне?
      - Если смогу. Они нуждаются в каждом, кто способен держать в руках оружие. Я боюсь, как бы не случилось худшее. Враг должен быть остановлен там. Шансы слишком неравны.
      Ранар поборол свое желание сразу ответить. С болью в сердце он промолчал, пробормотав только какие-то банальности и выразив надежду, что Идс, его люди и драконы совершат переход благополучно.
      - Мы позаботимся, конечно, о беженцах. Пусть Великая Мать сохранит вас и принесет вам победу.
      Вскоре после этого Идс вышел, а Ранар остался лежать со странной болью в сердце. Существовало несколько путей в Арнейс, но самый короткий из них был известен только Ранару и еще двум его людям. Это была самая большая тайна клана, доставшаяся ему от древних времен. Ранар не смог заставить себя рассказать о ней, хотя искренне желал помочь Идсу и его людям. Тайный вход к Темной Лестнице находился всего лишь в пяти лигах отсюда. Внизу, в горных глубинах, он открывался на подземную реку Эферни, которая вела к Дандинг Пулу в Арнейсе на другой стороне горного массива Ливоль. Но рассказать об этом кому-либо, кроме своего наследника, было бы слишком большим грехом, и Ранар не осмелился на это.
      Глава 60
      Утром капитан Идс сделал короткую поверку людей и драконов. Несмотря на страстное желание как можно быстрее отправиться в путь, он понял, что день отдыха абсолютно необходим. Все были слишком измотаны, слишком усталы и слишком потрепаны, чтобы двигаться.
      До перевала Кохон оставалось, вероятно, миль сорок, а от перевала еще сорок, чтобы спуститься в долину Данделин в Верхнем Арнейсе. Идс вернулся к себе в палатку, принялся изучать карту дороги и планировать маршрут.
      В это утро Релкин поднялся позже обыкновенного, покормил дракона и, несмотря на многочисленные раны и боль, принялся таскать воду. Правая рука ныла, а ушиб над локтем стал уже густо-лилового цвета. Мальчишка приложил примочки, пропитанные Старым Сугустусом, к испещренным кровавыми струпьями ногам и со свистом втянул воздух от боли. Когда с собственными ранами было покончено, он занялся Базилом и сменил дюжину повязок на коже дракона. Несмотря на латы и кольчугу, которые защищали грудь и ноги, Базу все же здорово досталось. Особенно Релкина беспокоили неприятные укусы на хвосте, которые он тщательно промазал медом, а потом и Старым Сугустусом. В течение всей процедуры Базил оставался спокойным, хотя Релкин чувствовал, что тот крепится.
      - Большая битва, - это было все, что произнес Хвостолом.
      Затем драконир взял большой меч дракона и точильный камень и принялся за работу над клинком. Экатор находился в прекрасном состоянии. Релкин в который раз поразился тем, что Экатор, пройдя столько битв, не имеет на сияющем лезвии ни одной зазубрины. В нем поистине обитал дикий и совершенный дух.
      Все остальное снаряжение не столь хорошо сохранилось. Оба щита были изрублены. Его собственный меч - в зазубринах. Одна из хвостовых булав сломана. На шлеме Базила красовалась вмятина.
      Релкин собрал все в кучу, намереваясь отнести для починки кузнецу.
      - Мне нравился Расп, - внезапно пробормотал Баз. Релкин взглянул на дракона, их глаза на какой-то момент встретились, а затем юноша снова вернулся к работе.
      Лагерь был спокоен. Даже громадный Пурпурно-Зеленый отдыхал, подчинившись заботам Мануэля, который обрабатывал ему неприятный порез на спине.
      - Ну как, Релкин, - спросил Мануэль немного спустя, когда они наполняли кувшины с водой, - ты все еще веришь в своих старых богов?
      - Конечно, почему же нет?
      - И ты веришь, что старый Асгах теперь вручает души наших товарищей богу Гонго, чтобы тот поместил их в пещеры мертвых?
      Мануэль был поразительно хорошо осведомлен. "Все это - книжные знания", с тоской подумал Релкин. У него самого никогда не было достаточно времени, чтобы читать с тех пор, как он окончил три класса сельской школы. Он научился читать и считать, и это было практически все.
      - Да, полагаю, что так. А куда, по-твоему, они отправляются?
      Мануэль улыбнулся:
      - В руки Великой Матери, конечно. Релкин отвернулся. Действительно ли существует этот старый Гонго? Чудовище с восемью головами и тридцатью семью руками? Кто живет в пещерах в самом низу мира и управляет душами мертвецов разве их не отбирают боги нижнего мира?
      Было невозможно узнать, действительно ли Гонго живет там внизу, ниже королевства гномов, глубже, чем пожиратели. Релкин чувствовал себя не в своей тарелке. По сравнению с Великой Матерью старый Гонго внезапно показался ему странным варваром. Как могло что-то, похожее на старого Гонго, вообще жить под землей?
      "Мать пребудет во всех нас ныне, присно и во веки веков", - промелькнули слова литании в его голове.
      Релкин подумал о старом Каймо, своем любимом боге. Вмешивался ли Каймо в битву? Кажется, нет. Это была на редкость тяжелая драка и очень длинная, под конец они перешли в наступление и обратили бесов в бегство. Они сделали все сами. Старый Каймо тут ни при чем. Во всяком случае, если он и сделал что-то, то при этом позволил бессмысленно погибнуть множеству людей. Релкин видел, как рыли могилы - их были сотни. Если Каймо отвечал за своих поклонников, то почему же он позволил убить старину Распа или, скажем, Брайона.
      Все это казалось Релкину бессмысленным. Он был зол на бога и на самого себя за то, что упрямо цеплялся за эти древние верования.
      Мальчик позаимствовал тележку, чтобы отвезти щит и шлем к кузнецу, а когда его вещи выложили в ряд для осмотра, взял свой арбалет и отправился на пустошь поохотиться и немного побыть одному. Он шел медленно, чувствуя слабость в ногах и общее недомогание. На пустоши он увидел кроликов, но, к несчастью, они тоже увидели охотника и тотчас же разбежались по своим норам, как только он приблизился к ним на расстояние выстрела.
      На вершине холма, заросшего вереском, Релкин нашел место, откуда мог видеть полукруг из десяти кроличьих нор. Он спрятался в вереске и стал ждать.
      Кролики были очень осторожны, но и голодны, и спустя некоторое время они стали нервно выглядывать наружу. Несколько раз высунувшись и снова спрятавшись, один кролик все-таки вылез и принялся щипать траву внизу у песчаной отмели. Постепенно зверек приблизился к месту засады. Релкин ждал. Ему не хотелось промахнуться. Раненый кролик мог спрятаться в свою нору и умереть под землей.
      Наконец кролик сделал еще один прыжок в сторону засады. Парень прицелился и хотел было спустить тетиву, когда кролик внезапно дернулся, завизжал и умер, пригвожденный к земле чьей-то стрелой.
      Неподалеку из зарослей вереска поднялся горец в кожаной одежде и обуви, он подобрал тушку и вытащил стрелу.
      Релкин, возмущенный и злой, встал, готовый выругать горца, когда понял, что это была Эйлса, дочь Ранара.
      - О, во имя древних пророков, - в удивлении воскликнула девушка, - ты напугал меня! - затем она заметила арбалет в его руках. - Ты что, тоже целился в него?
      Его неудовольствие внезапно улетучилось:
      - А, такой уж это выдался день, я полагаю. Мы израсходовали все свое счастье вчера.
      - Мы добились великой победы. Отчего же так плохо на душе, Релкин?
      И она думала о том же. Он мрачно улыбнулся про себя. Эйлса была готова к сражениям. Просто ей никогда не приходилось видеть так много смертей.
      - Всегда печально, когда теряешь сразу многих. Все вдруг становится бессмысленным. Если люди погибают, кому важно, кто выиграл сражение? Но вскоре это чувство уходит, и ты вспоминаешь, что защитил невинных людей, которых враг обрек бы на вынашивание бесов. И ты вспоминаешь все, что ты слышал о врагах, и понимаешь, что должен бороться, даже если это унесет жизнь кого-то из твоих друзей. И даже твою собственную.
      Она немного помолчала.
      - Наверно, ты прав, Релкин. Меня огорчают потери, но одновременно я испытываю громадное удовлетворение от того, что мы разгромили этих ужасных бесов и проклятых троллей.
      - И не только троллей и бесов, - с гневом сказал Релкин. - Там было много людей, сражавшихся на стороне врага. Капитан Идс и его солдаты захватили в плен нескольких наемников. Их всех допросят. А потом повесят.
      В глазах Эйлсы промелькнуло пламя:
      - Я бы сожгла их на костре.
      Релкин кивнул. Наконец-то Эйлса стала прежней.
      - Никто не любит тех, кто сражается на стороне врага. Но повесить - это лучше. Так обычно поступают в легионе.
      Она фыркнула:
      - В клане Ваттель принято казнить только настоящих убийц. Но мы их не вешаем. В Зеленом замке они становятся на колени, кладут свою голову на чурбан, и палач отрубает им топором головы.
      На Релкина вновь нахлынуло воспоминание о старом Гонго. Эти ребята из Ваттеля сохранили многое от старых времен, из времен Золотого Вероната. Впрочем, это слышно даже по их речи.
      - Тебе нужен кролик? - внезапно спросила Эйлса. - Может быть, мы попытаемся убить еще одного?
      Релкин посмотрел на темные входы в норы на песчаной отмели:
      - Нет, не надо. На ужин у нас будет мясо. Я видел, что ваши люди привели нам несколько быков из своих стад.
      - Да, - с гордостью подтвердила она, - мой отец приказал устроить вечером пир. Мне нужен был кролик, чтобы приготовить пирог для отца. Ему нравится хороший пирог с кроличьим мясом. На пиру мы будем иметь честь принять тебя, если ты согласишься прийти.
      Релкин был поражен, он не привык к подобным приглашениям:
      - Это честь для меня, конечно - быть приглашенным к твоему костру. Но ты уверена, что другие воспримут это правильно? Например, твой отец. Я только драконир. Разве он не предпочтет лейтенантов из хороших семей, владеющих землей в Аубинасе? Они наверняка будут искать твоей руки, Эйлса, дочь Ранара?
      Она рассмеялась:
      - Какое мне дело до лейтенантов. И в особенности, какое мне дело до лейтенанта Аптено со всеми его землями в Аубинасе. Мой отец - мудрый человек, Релкин, и он будет счастлив принять такого храброго воина, как ты.
      Они вместе прошли по вереску и спустились в сухой овраг с крутыми склонами. По дороге они обсуждали волновавшие их темы и делились планами, как они будут жить, когда станут "свободными". Для Релкина свобода была весьма осязаемым понятием, свобода придет к нему через семь лет. Для Эйлсы она была более туманной и трудно воображаемой, хотя и желанной.
      Овраг привел молодых людей в круглую впадину, в центре которой темнел пруд, поросший сорняками и дававший пристанище целому выводку разговорчивых лягушек. На противоположной стороне пруда они заметили кроликов, но даже не попытались перебраться туда, потому что им больше нравилось сидеть на бугорке, жевать травяные стебельки и болтать.
      Эйлса, дочь Ранара, с удовольствием разговаривала с юным дракониром. Она чувствовала, что их не разделяют никакие барьеры. И кроме того, она была заинтригована его упоминанием о "судьбе".
      - Ты оказался прав, Релкин. Ты сказал, что мы выживем, и вот мы сидим здесь. А теперь ты отправишься в Арнейс и найдешь свою судьбу.
      Он засмеялся:
      - Насколько я понимаю, это означает только - быть в Арнейсе и там погибнуть. Иногда мне кажется, что это все просто глупость.
      - Не смей говорить, что скоро погибнешь, - запротестовала она.
      Релкин видел, что небезразличен ей, и мальчишеское сердце замирало. Между тем Эйлсу внезапно обуял страх потерять этого человека. Он уйдет на восток рано утром, а она останется здесь. Через несколько дней он может погибнуть на поле сражения. Она понимала, что будет безутешна и никогда никого больше не полюбит.
      Она поражалась самой себе. Будучи дочерью вождя клана, она не имела права рассчитывать на женитьбу по любви, или, как некоторые шутили, сделать собственную ошибку в браке.
      Они шли по песку и вереску под ярким солнцем, и Эйлса на время выбросила из головы все свои страхи и пыталась просто наслаждаться настоящим.
      Они говорили о своей жизни, и Эйлса описывала как могла жизнь принцессы. Они вместе смеялись над ее рассказами об учителях в замке Ваттель, о старом Риммеере, математике, о мисс Гимбрел, учившей ее языкам и манерам поведения. Девушка рассказала Релкину о своей испорченной, но замечательной бабушке с материнской стороны, которая в зимние праздники всегда была навеселе и отпускала грубые шутки. И если верить всему, что о ней говорили, могла вести себя и более вольно.
      Потом она рассказывала о друзьях, таких как Сильва, которые были с ней, начиная с детства. И о старом Руфусе, резчике по дереву, который, сколько она помнила, всегда вырезал для нее всякие вещи. Она поведала ему даже о шутке, которую слышала об Эдоне Норвате, неоперившемся юнце, который, как она полагала, будет ее мужем. Эта мысль заставила обоих стать чуть серьезнее, потому что напомнила о том, что их любовь невозможна.
      Эйлса понимала, что, даже если бы она действительно любила этого юношу, она все равно не смогла бы жить с ним. Он уже был помолвлен с легионом - на семь лет. И со своим драконом - на всю оставшуюся жизнь. Драконы могут жить до сорока.
      Нет, это невозможно.
      Она удивилась на какой-то момент, не это ли было причиной столь несерьезного отношения Ранара к ее чувствам к дракониру. Вождь знал, что Релкин уйдет в горы и, возможно, никогда не вернется.
      Ранар был хитрым человеком, уж ей-то это было хорошо известно! И он изучил характер своей дочери. Не рассчитал ли он заранее, что может произойти между ними и как все это окончится?
      Релкин, в свою очередь, рассказывал о городах Урдха, в которых он побывал, о толпах народа, заполнявших их, о просторных улицах, которые тянулись на целые мили и были запружены экипажами. Рассказывал о реках, кишевших небольшими судами. И" кроме всего прочего, о пирамидах - зиккуратах многочисленных древних религий, которые держали в повиновении массу народа. На какой-то момент Эйлса забыла обо всем, пытаясь вообразить эти огромные зиккураты. Она много слышала о них и знала, что это самые большие сооружения в мире.
      Внезапно идиллию прервал какой-то особенный резкий крик, прозвучавший позади молодых людей. Они обернулись и присели, увидев орла, низко пролетевшего над их головами. Он пронесся направо, через пруд, затем обратно. Летел он очень низко и явно направлялся к людям. Релкин зарядил арбалет, но стрелять не стал.
      У него едва хватило времени заметить, что с орлом не все в порядке, когда более крупная птица или другое летающее создание устремилось с неба прямо на орла. Крылья размером с парус судна громко хлопали, и на громадной морде, похожей на крысиную, пылали, как яркие угли, красные глаза.
      - Рукх-мышь! - закричал Релкин и столкнул Эйлсу с дорожки. Он тщательно прицелился и вогнал стрелу в грудь гигантской летучей мыши, когда та начала резко снижаться.