Толпа бурно зааплодировала. Рыцарь в ответ снисходительно раскланялся.
Пораженный Эвандер посмотрел на Юми. Маленький утоли пожал плечами, словно говоря: «Я же сказал, что это волшебный город».
На поле вышли оружейники и предложили рыцарю целый арсенал оружия гигантских размеров.
Рыцарь-великан выбрал двуручный меч и яростно крутанул его над головой — раз, другой, третий… Сталь зловеще запела, рассекая воздух.
Толпа разразилась аплодисментами. Со скамей на башенках неслись крики «браво». Платки, брошенные благородными дамами, закружились над гигантом в сверкающей броне. Когда рыцарь неподвижно застыл, чтобы дать оружейникам возможность прикрепить к его доспехам несколько венков и шарфов, с мест, где сидела аристократия, вновь раздались бурные аплодисменты.
Теперь к жаровне приблизилась спотыкающаяся фигура в плаще с капюшоном. Зрители проигнорировали чужака и продолжали аплодировать фавориту. Пришлый чародей раздраженно оглянулся и воткнул трость с черепом в землю. Воздух сотрясло нечто весьма похожее на раскат грома.
Толпа мгновенно затихла.
Чародей швырнул что-то в огонь. От жаровни тут же поднялся густой дым, в воздухе разлился зловещий смрад. Картинно воздев руки, чародей сделал несколько простых жестов и гортанно произнес невнятные слова на неизвестном языке.
Тишину нарушил жуткий глубокий стон. Земля перед чародеем затряслась и пошла складками, потом вздыбилась холмиком, быстро превратившимся в колонну десяти футов высотой. Колонна сотрясалась и меняла форму, комья земли отваливались и падали в пыль. Вскоре все уже ясно видели сформировавшееся чудовище, плотью которого был серый камень. Оно нависло над рыцарем.
Толпа ошарашенно охнула.
— Каменный тролль, — выдохнул Юми с неподдельным ужасом.
Начался поединок. Противники, присматриваясь друг к другу, медленно двинулись по кругу. Восьмифутовый рыцарь пошел в атаку первым. Его стремительный удар мог бы разрубить надвое лошадь, но от каменной шкуры тролля меч, зазвенев, отскочил.
Тролль попытался достать противника огромной лапой, но промахнулся. Проворный рыцарь увернулся и нанес мощный удар по руке чудовища. Меч вновь со звоном отлетел от камня.
Тролль вертелся на одном месте, занося гигантские кулаки над рыцарем, которому оставалось только уклоняться, снова и снова отступая, — меч оказался бесполезен против чудовищного врага.
Рыцарь пытался нащупать слабое место противника, наносил удары то в пах, то в живот, то в шею, но все попытки были безрезультатны. Отчаяние овладело рыцарем, и в конце концов троллю удалось сильно ударить его наотмашь. Стальной шлем зазвенел, словно колокол, и рыцарь отлетел назад.
Толпа в ужасе ахнула. Упав, рыцарь покатился по земле, чтобы увернуться от гигантских ступней тролля, способных раздавить его насмерть. Рыцарь не переставал кувыркаться, пока не оказался на достаточном расстоянии от противника, и только тогда, шатаясь, поднялся на ноги.
Тролль обрушился на него снова, но рыцарь легко отскочил, чем вызвал у болельщиков вздох облегчения.
Волшебный воин быстро осмотрел свой меч — лезвие зазубрилось в пяти местах. Он отошел к оружейникам, взял вместо меча булаву, увенчанную утыканным шипами шаром размером с конскую голову, и вернулся на ристалище под приветственные крики зрителей.
Каменный тролль совершенно бесстрастно ждал возвращения противника.
Рыцарь обрушил булаву на чудовище, и зрителям показалось, что неуязвимый противник наконец-то почувствовал боль — он начал пятиться назад и изо всех сил старался увернуться от неистовых, мощных ударов страшного стального шара. От тела тролля отскакивали обломки, камень крошился в труху. В ярости чудовище дико зарычало.
Толпа неистово приветствовала рыцаря.
В предвкушении победы он очертя голову ринулся в атаку. Вокруг сражающихся поднялась пыль. Толпа пришла в восхищение.
Внезапно троллю удалось ухватить противника за руку. Зрители охнули. Чудовище одним движением оторвало руку бронированного рыцаря — так человек отделяет ножку жареного цыпленка.
Уже бесполезная огромная булава упала на песок. Когда тролль огромными лапами вскинул рыцаря над собой, толпа единодушно застонала.
Тролль быстро и резко открутил голову в шлеме от туловища, подкинул ее в воздух и перебросил через стену, в город. Упав на улицы, голова исчезла, рассыпавшись искрами.
Толпа роптала и перешептывалась. Тело рыцаря, облаченное в сталь, вспыхнуло, заискрилось и растаяло в эфире.
Тролль замер, земля под ним загудела, и чудовище снова превратилось в шероховатую каменную глыбу, которая с гулким рокотом ушла под землю.
Через минуту на поле остались только двое волшебников и горящая неровным пламенем жаровня.
Трубачи возвестили о начале следующего поединка.
Эвандер почувствовал, что во рту у него пересохло от напряжения.
Высоко над городской стеной, на балконе, король Агрант Монжонский утешал рыдавшую у него на плече королеву. Соискатель с видимой легкостью победил магического рыцаря, созданного придворным волшебником.
— Ну-ну, успокойся же, дорогая моя. Альберто показал нам великолепное сражение. Он превзошел самого себя.
Но королева была безутешна. Альберто, ее Альберто потерпел поражение в первом же бою! Теперь у него не осталось шансов выиграть приз.
Снова зазвучали фанфары, и победителя ввели по ступенькам на королевский балкон, чтобы наградить лавровым венком.
Принцесса Сирина с нарастающим ужасом наблюдала за приближением волшебника в коричневом капюшоне. Оказавшись перед королем, победитель низко поклонился.
— Таинственный маг, не назвавший своего имени, мы поздравляем тебя с этой впечатляющей победой, — ровным голосом сказал Агрант.
— Благодарю тебя, король Агрант, — проквакал волшебник. — Это все пустяки. Старый дурак не стоил того, чтобы выступать со мной на одной арене.
Взгляд короля не предвещал ничего хорошего, но, когда паж подал на алой подушке венок из лавровых листьев, Агрант сменил гнев на милость:
— Прошу, откинь капюшон, чтобы мы могли увенчать тебя этой короной как победителя.
— Если таков твой приказ, король, я исполню его.. Но предупреждаю: ты можешь пожалеть об этом.
— Тем не менее таков мои приказ. — настоял король.
Волшебник откинул капюшон, и принцесса тихо вскрикнула от ужаса. Дворяне на галерее ахнули и опустили глаза.
Их взглядам предстало жуткое лицо, покрытое чешуей и пятнами. Оплывшие черты напоминали скорее жабу, чем человеческое существо. Огромные, налитые кровью глаза вылезали из глазниц.
Сирине захотелось упасть в обморок, но она не посмела расслабиться. Ей предстояло переубедить отца. Да это же какой-то кошмар! А что если чудовище выиграет финальный поединок? Отец просто не может отдать ее этому омерзительному созданию!
Когда Агрант возлагал на чешуйчатую голову чародея лавровый венок, руки его слегка тряслись.
— Итак, можем ли мы узнать имя сегодняшнего победителя? — спросил король.
— Разумеется, Ваше Величество, можете, ибо я — Гадджунг с Черной горы.
Двор монжонского короля снова ахнул.
— Гадджунг Невероятный? — тихо переспросил король.
Жуткое лицо чародея словно разрезала трещина, и он пробулькал:
— Верно.
Агрант сглотнул, посмотрел на голову человека-жабы, раскачивающуюся прямо перед ним, и постарался не думать о том, что, может быть, придется отдать этому чудовищу родную дочь.
— Добро пожаловать в Монжон, Гадджунг Великий, сегодняшний победитель, — произнес король, не без успеха пытаясь взять себя в руки, хотя вернуть себе обычное королевское самообладание так и не сумел.
Жуткий рот чародея раскрылся в беззубой усмешке.
— Надеюсь, в последующих поединках мне доведется встретиться с более серьезными противниками. Все, кто выйдет сражаться со мной, падут. Я Наступлю им на горло и, как прутик, переломаю шеи.
Ужасные глаза Гадджунга остановились на Сирине.
— А это та красотка, что предназначена мне в жены? — хохотнул победитель.
Сирина смотрела на чудовище и кусала кончик пальца, чтобы не закричать. Внезапно она повернулась, метнулась за трон и с отчаянным криком побежала вниз по лестнице, ведущей с галереи.
Довольный чародей откинул голову назад и вновь разразился оглушительным хриплым смехом. Он прожил на свете уже тысячи лет, и девушка интересовала его только потому, что благодаря принцессе он намеревался добраться до волшебного Тимнала.
Глава 10
Ясное и солнечное утро обещало перейти в великолепный день. По лазурному небу летели на юг случайные кудрявые белые облачка. Эвандер проснулся рано, мысли его все еще были заняты волнующими событиями вчерашнего вечера.
Выйдя на улицу, он отправился осматривать чудеса Монжона — теперь уже при ярком солнце. Город был построен в форме трех концентрических кругов и постепенно поднимался по мере приближения к центру. Диаметр центральной части города равнялся примерно миле. Посреди пятнадцатиэтажных зданий — огромных кубов из серого и розового кирпича — возвышался дворец. Самые высокие строения уступали ему не меньше чем на пятьдесят футов. Его золоченые овальные купола вырастали в небо, словно цветы. Во дворце и хранился Тимнал. Именно отсюда растекалась магия, которая не только прославила, но и обогатила город Монжон.
Вскоре улицы заполнили монжонцы и немногочисленные торговцы из других частей света. Юноша заметил несколько бледных чардханцев, очень немногих кассимцев и даже парочку светло-шоколадных торговцев в саржевых шальварах и шелковых камзолах — явно выходцев из далекого Аргоната.
Размеренным шагом Эвандер дошел по широкой Фагеста-авеню до центра города. Королевский дворец нависал над приземистым храмом Тимнала. Храм был пристроен к одной из стен дворца и увенчан высоченной зеленой черепичной крышей.
Ко входу в храм уже выстроились очереди. Сотни просителей — слепые и хромые, безрукие и безногие, больные на носилках, слишком слабые для того, чтобы ходить самостоятельно, — стеклись сюда еще до рассвета, собираясь молить Тимнал о милости.
Эвандера поразило, что в толпе были и кассимцы, одетые в свои характерные джеллабы и просторные брюки. Например, состоятельная семья из Седимо-Кассима. Эвандер немного знал отца семейства: их познакомили на игре в поло, а затем они несколько раз встречались на званых обедах во время больших празднеств. Юноша тут же нырнул в гущу толпы. Седимская семья сидела на стульях в самом начале очереди. Слуги толпились в стороне, достаточно далеко, чтобы не казаться навязчивыми, и ожидали знака приблизиться.
Эвандер подумал о том, как он выглядит со стороны: худой — он здорово похудел с тех пор, как покинул седимский дворец; кожа потемнела — он сильно загорел за время своих морских путешествий. Юноша сомневался, что кто-нибудь сумеет его узнать. Даже одежда на нем сидела нелепо, дополнительно искажая его облик, — одежда утоли, несмотря на героические портновские усилия Элсу, была все-таки маловата для человека.
Эвандер рассмеялся про себя, и его опасения рассеялись. Никто никогда его не узнает. Никто не признает в худощавом загорелом юноше принца Седимо. Убийцам не найти его.
Принц с интересом изучал толпу. Следом за кассимцами стояли баканцы, съехавшиеся из всех городов плодородной долины, и темнокожие выходцы из Центрального Эйго. Гигантским ростом выделялся крэхинский аристократ. На щеке у него красовалась татуировка — алые слезы.
Сутулый мужчина в отрепьях, бывших когда-то военной формой, занял очередь за Эвандером, бросил взгляд на крэхинского аристократа и прошипел что-то неразборчивое, но явно нелестное.
Эвандер обернулся. У мужчины не было одной ноги, ее заменяла истертая деревяшка.
Солдат встретился взглядом с глазами юноши:
— Это последователь ихнего пророка. Сам видел, как они пьют кровь. Грязные людоеды! — Одноногий смачно плюнул.
Эвандеру доводилось слышать о жутком пророке крэхинцев, о Том Кто Должен. Этот пророк насаждал культ гордыни и кровожадности и был неимоверно почитаем в сердце континента. В тех местах разразилась ужасная война. Армии со всего мира выступили против пророка и его предполагаемых союзников — Повелителей из Падмасы. Эвандер знал, что в этой кампании, провозглашенной древними Великими Ведьмами Кунфшона, приняли участие и добровольцы из Кассима. Возможно, несчастный одноногий солдат как раз и был ветераном этой войны. Может быть, он пронес свои обтрепанные лохмотья через тысячи миль боевых походов и потерял ногу на поле битвы.
Откуда-то сверху громко прозвучал гонг. Двери храма со скрипом распахнулись. Наружу вышли жрецы в одеяниях цвета шафрана и занялись впуском просителей.
Прямо в дверях были установлены огромные медные чаши для пожертвовании, и за каждой внимательно надзирали жрецы. Посетители могли сделать пожертвование на содержание слуг Тимнала. Тех, кто проявлял щедрость, немедленно уводили за бархатный занавес, видневшийся в конце коридора.
Всех остальных согнали в огромное пустое помещение со стенами из необработанного камня. Затем туда вплыли жрецы, неся на головах черные лакированные ларцы, и расставили небольшие квадратные столы и стулья. Тем, кто смиренно молил благословенный Тимнал о милосердии, предстояло собеседование.
Эвандер прождал час, и наконец его подозвали к одному из столов. По его наблюдениям, за все это время только один-два просителя были допущены далее, во внутреннюю часть храма. Остальных отослали.
Юноша молча встал у стола. Распорядитель милосердия благословенного Тимнала с головой ушел в свои записи. В конце концов он поднял голову:
— Говорите на фурду?
— Да, говорю.
— Назовите свое имя и причину, по которой вы просите доступа к лучам благословенного Тимнала. — Жрец говорил на фурду почти без акцента, словно изучал язык прямо в Молутна Ганге.
— Меня зовут Эвандер… э-э… Седимо, и я пришел сюда из-за проклятия, которое навел на меня один чародей.
— Какого рода проклятие?
Эвандер постарался, как мог, описать события в Порт-Тарквиле и последующее путешествие в Монжон. По ходу объяснений распорядитель делал записи, периодически прерывая Эвандера повелительным жестом, чтобы успеть зафиксировать его рассказ на чистой бумаге кремового цвета.
Эвандер закончил говорить, но распорядитель еще некоторое время продолжал писать и только потом оторвал взгляд от бумаг.
— Итак, вам нечего пожертвовать в пользу благословенного Тимнала?
— Меня выбросили за борт. Украли все мои вещи. У меня нет ничего, кроме одежды, которая сейчас на мне.
Распорядитель пристально посмотрел на юношу:
— Мы уже заметили, что на вас вещи уличного торговца из народа утоли. Тем не менее вы к утоли явно не принадлежите, так как вышеназванная раса, как правило, отличается крайне высокими умственными способностями.
Эвандер вспыхнул, но сдержался. Он уже хорошо представлял себе, что такое бумажная волокита. С тех пор как юноша покинул королевский дворец Седимо и превратился в скитальца, Косперо успел многому его научить. Лучше не отвечать на подобные оскорбления бюрократов. Скитаясь по прибрежным водам Эйго в поисках безопасного убежища, Эвандер и Косперо вдоволь насмотрелись на жаждущих власти мелких чиновников и мелкопоместных тиранов. Любая мелочь могла восстановить такого человека против просителя и заранее обречь на неудачу все его попытки. А он должен был увидеть Тимнал!
— Уголи нашли меня и отнеслись ко мне с величайшей добротой, — наконец произнес юноша.
— Вне всяких сомнений, так оно и было. Возможно, они проявили терпимость. В чем состоит ваше увечье?
Эвандер покраснел:
— На плечах кожа превратилась в шкуру какого-то животного, уж не знаю какого. Я стал чудовищем. Надеюсь, что лучи благословенного Тимнала снимут заклятие, и моя кожа станет прежней.
— Ага, н-да, ясно, ясно. — Перо вновь заскрипело по бумаге. Потом жрец вновь поднял на юношу свои глаза-бусинки.
— Избавление от уродств магического характера предоставляется не слишком часто. В случаях жабьей кожи или бубонных пятен, а также прочих поражений кожных покровов влияние лучей благословенного Тимнала может оказаться поистине целительным. Но, как известно, лучи сии при взаимодействии с разного рода магией дают непредсказуемые результаты. Я подам прошение от вашего имени. Вам придется подождать. Возможно, потребуется повторное собеседование.
Эвандеру вручили квадратик из розовой бумаги.
— Возьмите это и предъявите при повторном визите. Вас известят в ближайшие несколько дней. — Жрец постучал пером по бумаге. — И вы бы несравненно, несравненно упростили дело, если бы изыскали способ пожертвовать некоторую сумму серебром. Все мы обязаны утолять жажду благословенного Тимнала.
Эвандер гадал, во что могут вылиться «непредсказуемые результаты». Что если жуткая кожа вдобавок покроется мехом? Или перьями? Жрец удивленно уставился на юношу. Проситель должен был уже давным-давно уйти.
— А какую сумму можно считать достаточной? Лицо жреца вытянулось, глаза смотрели обвиняюще:
— Нет пределов щедрым пожертвованиям благословенному Тимналу.
— Да, конечно, но, видите ли… э-э… мне ведь придется начинать с нуля.
— Крайне непредусмотрительно с вашей стороны.
— К сожалению, мне не дали возможности выбрать.
— Наша жизнь — это процесс непрерывного выбора. Заручитесь поддержкой священнослужителей и пожертвуйте в пользу благословенного Тимнала свою лепту серебром.
— Боюсь, мне все же нужно знать размер этой лепты.
В глазах жреца мелькнуло раздражение.
— Минимально достаточной считается сумма от десяти крон серебром.
Выйдя из храма, Эвандер все еще ощущал на груди и спине проклятую толстую бугристую кожу. Наслаждаться прелестями Монжона уже не хотелось. Не то что накануне вечером.
Жрец ясно дал понять, что если Эвандер хочет предстать перед целительными лучами благословенного Тимнала, то ему придется где-то раздобыть денег. Десять крон казались юноше огромной суммой, но, возможно, это не так уж и много. Эвандер признался сам себе, что не знает даже ориентировочной стоимости десяти монжонских крон.
— Они и тебя вышвырнули, а, паломник? — раздался голос из-за спины Эвандера. Это оказался одноногий солдат.
— Ну да, им нужны деньги, а у меня их нет.
— Так-то, паломник, первый блин комом. Нет денег — не будет тебе лучей благословенного Тимнала.
— Они требуют десять крон.
— У тебя, наверное, какая-то жуткая хворь. Надеюсь, ее не так-то просто подцепить. Мои соболезнования.
— А что, десять крон — это много?
— Они согласились дать мне шанс заиметь новую ногу, попросив пять крон. И это за то, чтобы подставить мою культяшку под лучи благословенного Тимнала на несколько минут!
— В этом чувствуется некоторая расчетливость, не правда ли?
— Расчетливость? Да клянусь дыханием славного Пернаксо, мой юный друг, они просто треклятые скопидомы и жмоты, причем жмоты откровенные. Скупердяи несчастные, вот они кто!
— Да, но ведь они распоряжаются доступом к благословенному Тимналу.
— Вот то-то и оно, так что если у тебя есть проблемы, но нет денег, твое дело дрянь. Знаю, я прошу немало, но я потерял ногу, сражаясь за все Баканское побережье, так что, думаю, это стоит пары минут под лучами благословенного Тимнала.
Эвандер заинтересовался:
— Так вы были на войне?
— Да, молодой человек, был. Воевал в самых что ни на есть землях Крэхина. Чего мы там только не повидали! Чудовищ! Рептилии футов двадцать в высоту с пастью, полной зубов размером с вашу руку! Своими глазами видел. Сколько жестокостей я насмотрелся в землях Крэхина — даже когда просто вспоминаю об этом, чувствую, что схожу с ума. Там-то я и ногу потерял. Плохо нам там пришлось, молодой человек, плохо и жарко.
Юноша понимающе кивнул. История с добровольным походом против Пророка Смерти захлестнула все побережье Мерасского моря. Было время, когда в тавернах в Молутна Ганге только об этом и говорили. У Эвандера голова шла кругом от многочисленных немыслимых историй о жизни в глубине далекого континента.
— Я, правда, долгое время провел в открытом море, но в каждом порту рассказывали о великой войне в сердце континента Эйго и о поражении Крэхина.
Сердце континента Эйго, далекие земли за горами, за великой пустыней, на юго-восток от Монжона…
Ветеран грустно улыбнулся и пожал плечами:
— Да, все это так. Действительно, разразилась великая битва. Но я мало что помню — именно тогда мне ударом молнии оторвало ногу. Враг, знаешь ли, бил по нашим войскам молниями, и, к несчастью, успешно. Эти молнии сметали все на своем пути. Даже земля иногда шла трещинами прямо у нас под ногами. Людей поднимало в воздух и разрывало надвое. Все это я видел собственными глазами. — Солдат на минуту замолчал, подавленный воспоминаниями. — Мне что-то не хочется продолжать разговор на эту тему, молодой человек.
Брови Эвандера удивленно поползли вверх при мысли о таком фантастическом способе ведения боя. Это казалось одновременно захватывающим и ужасающим. Молнии? В эту минуту Эвандер вспомнил о том, что его всегда интересовало:
— Простите, что спрашиваю, но, я слышал, в походе добровольцев принимали участие воины с далекого востока и они привели с собой своих знаменитых боевых драконов. Вы видели их?
— Ну конечно же, мой юный друг, видел, и никогда этого не забуду. Эти драконы дрались мечами длиной с человеческий рост. Рубили все. Но в тот день от молний гибли и драконы. В песнях поется, что тогда мы одержали победу, но старый Ларзли знает, как все было на самом деле. После битвы мы отступали восемь дней подряд и оставляли за собой горы трупов наших солдат. Мы все думали, что наша песенка спета, и вот взорвался вулкан Кости. Я решил, что наступил конец света. Земля задрожала. Мы стояли лагерем на берегу какого-то огромного озера, и по воде прошла волна пятидесяти футов высотой. Лодки застряли в ветвях деревьев. Несколько часов все небо было ярко освещено — облако дыма кружило в воздухе и наконец заслонило весь небосвод.
Оба — и солдат, и юноша — минуту молчали, захваченные мыслями о столь необычных вещах.
Затем старый Ларзли продолжил:
— Войну мы выиграли только после всего этого, вот в чем штука. Мы повернули назад и перешли в наступление, а воины Крэхина уже не сопротивлялись. Их пророк был мертв, и гнезду зла на острове Кости пришел конец. Так что все, в конце концов, кончилось хорошо.
Мужчины кивнули друг другу.
— Только вот я остался без ноги.
Оба поглядели на деревянную ногу ветерана. Эвандер понял, что солдат может часами говорить о своей ноге.
— Я очень много слышал о боевых драконах из восточных земель. Говорят, что они царят на любом поле битвы и могут выстоять даже против троллей из Падмасы, которые нанесли такой страшный урон нашим войскам в борьбе с силами тьмы.
— Ну, как сказать… — Ларзли прочистил горло. — Я-то всего этого не знал. Я был простым лесорубом до того, как вступил в армию. Меня взяли не за боевые способности, а за умение плотничать. Но думаю, что они, то бишь драконы, могут справиться с любым врагом. Видел я, как один дракон разрубил мечом чудовище из древнего леса. Это была здоровая и очень опасная тварь. Дракон прикончил ее одним ударом. Жуткое было зрелище. Но когда дело дошло до молний, драконы гибли так же, как люди, лошади и все живое.
Эвандер удивленно покачал головой. Поход добровольцев был именно таким захватывающим, как юноша и представлял себе, слушая песни в портовых тавернах на побережье моря Мерассы. Естественно, старый добрый Косперо запретил Эвандеру даже думать об участии в этом походе. Как принц Седимо-Кассимский, Эвандер был обязан остаться в живых, а Косперо отвечал за то, чтобы принц выполнил эту свою обязанность.
На всех крупных улицах Монжона колокола прозвонили время. Эвандер извинился и направился прочь от храма по широкой Фагеста-авеню. Теперь предстояло сообщить Юми дурные новости.
Юми только что вернулся после успешного пробного посещения Постремы, ведьмы-Ткачихи. К большому удовольствию Юми, ведьма охотно согласилась заняться прекрасным древним ковром и отозвалась о нем крайне лестно. Уголи собирался отнести ковер ведьме этой же ночью.
Мужчины, большой и маленький, спустились в бар, и Юми заказал два кувшина эля, жареных угрей и блюдо плова. Оба призадумались — где раздобыть десять крон.
К сожалению, Юми не мог дать Эвандеру необходимую сумму. Все его деньги должны были уйти на починку ковра и оплату гостиницы. Юми с Элсу сами нуждались в займе для покупки земли под новую цветочную плантацию.
На то, чтобы скопить десять монжонских крон, у Эвандера ушли бы годы, займись он черной работой трактирного слуги или конюха. Его роста не хватало, чтобы стать носильщиком портшеза у какого-нибудь богача — носильщикам в Монжоне платили сравнительно неплохо. Портшезы с шестерками носильщиков казались основным местным видом транспорта, так часто они встречались на улицах. Эвандер, однако, был совершенно не подготовлен к такой работе — тем более что он всю свою жизнь готовился стать королем Седимо.
Юми пришла в голову мысль:
— Мы обратимся в Банк Уголи, что на набережной. Ты возьмешь ссуду и спустя некоторое время выплатишь ее.
— Прекрасная идея, но чем я обеспечу подобную ссуду? У меня ничего нет, кроме этой одежды, да и ту мне дала Элсу.
— Верно, но у нас есть связи с Банком. Нас с Элсу послушают.
Юми пообещал переговорить с Элсу. Он ничего не гарантировал, но сказал, что у них есть несколько вещей, подходящих для залога под ссуду в десять крон, — тогда Эвандер сможет предстать перед лучами благословенного Тимнала.
Однако первым делом надлежало отнести ковер в лавку ведьмы-Ткачихи, в квартал Знахарей. Юми, опасаясь за драгоценный груз, попросил Эвандера сопровождать его в путешествии по городским улицам. Внушительная фигура и ловкость юноши служили хорошей защитой. Как и любой большой город, Монжон мог похвастать бесчисленными ворами и грабителями.
Доев угрей и плов, Юми с Эвандером забрали ковер из хранилища у хозяина гостиницы и отправились в квартал Знахарей. Квартал лежал в Среднем круге городских строений. Уже стемнело, и повсюду зажигались несравненные монжонские светильники. Везде мерцали огоньки: янтарные — в окнах домов, и разноцветные — в эмблемах многочисленных великих гильдий и сообществ Монжона. На Фагеста-авеню было светло почти как днем. Без приключений они шагали по широкой главной улице Монжона, но тем не менее Юми часто оглядывался, подозревая, что за ними следят еще от гостиницы.
Вокруг не было видно никаких зловещих фигур, но это не ослабляло подозрений маленького уголи. Вскоре друзья вошли во второй городской круг, образованный зданиями в четыре этажа и выше, и почти сразу свернули на узкую улочку с многочисленными лавками целителей, травников, зубодеров и алхимиков. С лотков здесь продавали простейшие средства от мигрени и женских недомоганий. У продавца ядовитых змей был отдельный лоток. Один торговец предлагал крыс, приготовленных всевозможными способами — вплоть до крысиной колбасы.
Большинство прохожих здесь носили повязки. Чаще всего обвязана была ноющая челюсть, ибо основных клиентов в квартал Знахарей приводила зубная боль. Зубодерни работали круглые сутки — слава монжонских дантистов гремела по Баканскому побережью. Из ярко освещенных окон то и дело доносились стоны. Это выдергивали из десны очередной зуб. Характерные крики боли слышались со всех сторон и смешивались с привычными зазываниями лоточников и уличных торговцев. Квартал полнился этим необычным шумом, вдобавок к нему примешивалась музыка: из окон случайных ресторанов раздавались завывания урдхских волынок; в ночном воздухе плыл манящий аромат экзотических блюд…. Эвандера покорил подлинный дух большого города. Он не видел ничего подобного с тех пор, как они с Косперо покинули великую Молутна Гангу. Города Эйго по размеру и развитию не могли сравниться с большими городами Арны и Ианты. Но в волшебном Монжоне Эвандер вновь ощутил дыхание столичного города и почувствовал, как долго он был в бегах. С тех пор как они с Косперо оставили Молутна Гангу и пересекли Мерасское море, прошел ровно год.
Эти воспоминания вернули юношу к мыслям о Косперо. Старый друг очень помогал Эвандеру в их кочевой жизни — равно как и до нее. Молодой принц Седимо-Кассима Данаис Эвандер был не очень-то подготовлен к жизни в огромном внешнем мире. Не будь рядом Косперо, он сумел бы сбежать от узурпатора только для того, чтобы погибнуть где-нибудь на улицах Молутна Гаити. Эвандер беззвучно вздохнул — он скучал по другу.
Юноша вспомнил, как давным-давно Косперо помог ему пережить страшное разочарование — Эвандер участвовал в скачках и проиграл. Он тогда впервые выступал на своей собственной лошади, и дело обернулось полным провалом. Его замечательный жеребец Киприо вышел из подчинения и проиграл — проиграл унизительно: слишком энергично стартовал и выбился из сил на прямом отрезке дистанции, как раз когда все остальные участники скачек проносились мимо. Эвандер потерял контроль над лошадью и не мог ничего сделать до тех пор, пока Киприо не обессилел. К несчастью, на протяжении нескольких недель до скачек Эвандер похвалялся, что Киприо непременно выиграет забег. Над принцем потешался весь дворец. Четырнадцатилетний мальчик был совершенно подавлен неудачей, Но Косперо не позволил Эвандеру впасть в отчаяние. Юному принцу предстояло освоить премудрости скалолазания и дуэльного мастерства, стрельбы из лука и рукопашного боя; стать знатоком живописи и ткацкого искусства; изучить все традиционные навыки, подобающие аристократу из Седимо-Кассима, вплоть до игры на волынке… И Косперо свято верил, что принц — его принц — справится. И не просто освоит вышеперечисленные навыки, а преуспеет в них. Косперо стал для Эвандера той каменной стеной, опираясь на которую, юноша смог оправиться после унизительного поражения. По сути, этот позорный проигрыш стал для принца сравнительно безболезненным уроком жизнестойкости, но в то время первое разочарование чуть не сломало мальчика. Увы, ученик не смог отплатить своему учителю Косперо добром за добро.
Наконец друзья подошли к лавке Постремы. На деревянной вывеске ярко горело изображение ковра.