Релкин не хотел смотреть на происходящее, но обнаружил, что не может отвернуться. Пророк начал читать заклинание, снова и снова с мольбой поднимая руки к небесам. Голос его становился все более резким и наконец перерос в демонический вопль, который вонзился в сознание слушателей, словно горячий нож в снег.

В воздухе сгустилась энергия, чувствовалось, как пульсирует, обретая плоть, сама смерть Пехотинцы издали страшный крик, который быстро перерос в пронзительный визг.

Толпа выжидательно забормотала, когда Пророк приблизился к обреченным пехотинцам, протянув к ним руки и оскалив зубы в отвратительной улыбке.

Пехотинцы бешено забились в своих путах под действием силы, многократно превосходящей человеческую. Жутко было смотреть, как рослый мужчина отрывается от земли, тело его корчится, а беззащитная грудь выгибается навстречу жадным коричневым рукам.

Сила росла, воздух потрескивал, как будто свет вот-вот померкнет, невыносимое напряжение охватило всех, и затем с таким звуком, с каким ломаются под топором молодые деревца, грудные клетки обреченных людей разорвались, кровь хлынула фонтаном.

Мгновение спустя кровожадный Пророк, промокший в чужой крови, поднял высоко над головой сердца погибших.

Толпа взревела в экстазе – то был крик чудовищного вожделения, утолить которое можно только кошмарным злом.

Целую минуту ревели крэхинцы, пока высокий человек в окровавленных золотых одеждах скакал перед ними вперед-назад, выдавливая кровь из еще теплых сердец и размахивая руками так, что капли долетали до счастливчиков из его свиты, стоящей позади.

Неожиданно убийца приостановился и позволил рукам опуститься вдоль тела. Сердца были выжаты. Вожделение насытилось. Возбуждение толпы постепенно улеглось, затихли вопли. Пророк повернулся и дал знак бесам, стоящим позади Релкина и Джака.

В одно мгновение мальчиков приподняли, поднесли к столбам и привязали. Релкин почувствовал, как его захлестывает чувство безнадежности. Такая смерть казалась грязной, отвратительной. Но ничего нельзя было сделать, он был уже привязан к столбу и обездвижен. В десяти футах перед ним в точно таком же положении находился Джак, оцепеневший от ужаса.

– Доверь свою душу Матери, Джак! – крикнул Релкин. – Она защитит тебя.

Джак слышал его, но ничего не понимал. Он застыл от ужаса. Релкин снова попытался крикнуть и получил жестокий удар плетью. На этот раз, впрочем, его слова дошли до Джака. Черты юного драконира на мгновение смягчились, а затем снова обрели жесткость, но на этот раз в лице мальчика читалась сила, которая превозмогла ужас смерти.

– Если живешь в Руке Матери, – прокричал он в ответ, – не нужно бояться смерти!

На него с рычанием бросился бес. Джак плюнул ему в глаза. Бес отскочил и обрушил на беззащитного мальчишку тяжелую плеть.

И опять Пророк сердито оборвал беса. Толпа одобрительно забормотала. Пророк широко раскинул руки и снова стал призывать свое черное могущество. Релкин почувствовал, как сердце странно дрогнуло в груди, потом неожиданно он ощутил приступ тошноты. В грудь словно ударили большим молотком. Он услышал собственный беспомощный, жалобный стон.

Толпа взревела. Пророк подошел ближе, и Релкин взглянул в его сумасшедшие глаза, горевшие над толстой коркой запекшейся крови. «Это смерть», – подумал Релкин. Даже старый Гонго не мог бы выглядеть ужаснее. Парень чувствовал, как начали выгибаться его ребра, послушные невидимому давлению магии сумасшедшего Пророка. Ощущение было такое, как если бы рука с холодными пальцами взламывала его грудь изнутри, заставляя ее разорваться, чтобы сердце могло вылететь в руки Пророка.

И тут, совершенно неожиданно, в поле зрения появился огромный человек в черной кожаной одежде и отодвинул Пророка в сторону. Колдовство рассеялось.

Медленно, словно сползая по коже, отхлынуло давление на грудь. Тело мучительно зудело. По щекам потекли слезы, в глазах стояли круги, сознание затуманилось.

На помосте появились люди в черной кожаной одежде и конических шлемах Падмасы. Релкина и Джака отвязали и быстро увели в сторону под разочарованный стон толпы.

Пленники долго шли вниз по каменному лабиринту коридора до узкой боковой двери, ведущей в темную аллею. Стояла ночь, все вокруг было залито неверным лунным мерцанием. Горели факелы, и в их свете Релкин разглядел на аллее дюжину людей в падмасских шлемах. Некоторые держали в руках обнаженные мечи и неясными тенями кружились далеко впереди, словно ожидали нападения.

Мальчики прошли по другой аллее, потом спустились по каким-то ступеням и выбрались на улицу, застроенную грубо сложенными каменными домами с соломенными крышами. Вошли в гавань; Релкин увидел справа мыс бухты. За ним виднелось открытое море, великий Уад Наб, Внутреннее море.

Здесь их втащили на двухмачтовый корабль огромных размеров, не уступающий, пожалуй, речным кораблям Кенора.

На борту пленников провели вниз, в трюм, и втолкнули в темную тесную каморку. Дверь заперли снаружи. Вскоре после этого мальчики заметили, что ритм качки изменился. Корабль вышел из акватории порта и теперь шел по водам Внутреннего моря.

Позади, на причале, появилась невысокая четвероногая фигурка. Она выскользнула из туннеля и юркнула в защитную тень сложенных горой бочек, которые только что выгрузили с соседнего корабля. Животное издало тихий жалобный звук, увидев, что первый корабль отошел от причала. Тем временем люди в черном погрузили бочки на тележки и повезли куда-то. Другие поднялись на борт и скрылись под палубой.

Еще до того как закончилась разгрузка, фигурка добралась до другого конца причала. Улучив подходящую минуту, маленький зверек взбежал вверх по сходням и спрятался за тяжелой бухтой каната.

Не так много времени спустя на причале появились новые люди, они поднялись на корабль и отдали швартовы. Поставили паруса, которые быстро наполнились ветром, и корабль направился из гавани во Внутреннее море.

Глава 50

Человек, назвавшийся Кригсброком, пришел снова:

– Тебя будет допрашивать сам Великий Повелитель. Это случится довольно скоро. Я пришел предупредить, чтобы ты ничего не скрывал и не лгал Повелителю. Он почувствует любую ложь, и, поверь, ты сразу же поплатишься за нее.

Кригсброк говорил на верно неплохо, хотя и со странным акцентом. Сначала Релкин назвал только свое имя, звание и часть, как учили. Джака забрали для отдельного допроса. Кригсброк и без ответов пленников знал об экспедиционных силах достаточно много. По мере того как выяснялось, сколько всего знает Кригсброк, Релкину все труднее было хранить молчание.

– Зачем Великому Повелителю допрашивать меня? – спросил Релкин. – Я всего лишь драконопас.

– Я служу Великому Повелителю уже много лет, драконопас, и научился не задавать ему вопросов. Значит, у него есть причины. Может быть, он расскажет тебе о них Но одно я знаю совершенно точно: тебе не следует гневить его даже намеком на ложь. Он чувствует малейшую не правду, и расплата будет страшной.

– Я ответил на твои вопросы, Кригсброк, ответишь ли ты на мои?

Кригсброк взглянул на пленника. Странно, но ему нравились эти юнцы. Конечно, они служили врагу, но при этом выказали твердость, несомненно заслуживающую уважения. Даже в таких страшных условиях они не потеряли головы. Кригсброк повидал многих людей, которым предстоял допрос одного из Великих Повелителей Падмасы, и все они дрожали и тряслись и не могли скрыть своего страха.

– Хорошо, говори, драконопас.

– Этот человек, Пророк из Крэхина, зачем он убивает? Чтобы развлечь народ?

Кригсброк поджал губы. Эта сторона его жизни была настолько отвратительна, что ему было трудно говорить о ней.

– Он не по-настоящему жив. Он живет, только убивая. Это его величайшее удовольствие.

– Почему же людям так это нравится?

– Мы сделали их великими, дали им власть и рабов. Они думают, что смерти увеличивают их силу, хотя, если говорить честно, они просто примитивные жестокие люди, жаждущие отомстить миру.

– Что ты думаешь об убийстве, Кригсброк?

– Я не думаю о таких вещах. Это не мое дело.

– Ты ведь человек чести, Кригсброк. Я вижу это по твоему оружию, твоему платью, по тому, как ты держишься.

– Я командую силами Повелителя в этом районе.

– Тогда ты, должно быть, великий полководец. Ты должен обладать чувством чести. Как же ты допускаешь подобное, разве тебя не тошнит от этих убийств?

– Придержи язык, драконопас. Вы, люди с Востока, слабы. Вы дозволяете женщинам править как мужчинам, поэтому вы и слабы, как женщины. Вы ничего не знаете о мире.

Релкин про себя рассмеялся словам Кригсброка, но решил все же ответить:

– Кое-что ты знаешь, но ты не правильно толкуешь известные тебе факты. Хотя это не так уж важно. Ты – храбрый человек, солдат, и когда-то давно у тебя была честь. Но тебе пришлось вынуть сердце из груди и спрятать его подальше. И ты потерял его где-то во тьме. Теперь ты служишь твари, которая убивает ради удовольствия. Теперь у тебя нет чести, разве не так?

Кригсброк смотрел с минуту на мальчика, потом занес кулак:

– Я бы заставил тебя заплатить за эти слова, но тебя хочет видеть Повелитель.

Он резко встал и вышел из комнаты.

Через некоторое время явились конвоиры, завязали Релкину глаза и выволокли наружу. Потом долго вели по гулким залам, возможно пещерам, потом заставили подниматься по длинной лестнице, и по мере подъема в воздухе сгущались серные пары. Мальчику стало труднее дышать, но конвоиры не давали ему остановиться. Если он спотыкался на ступенях, его подгоняли острием ножа. Затем его толкнули к стене и приковали к ней тяжелыми цепями. Видимо, цель пути была достигнута. Запах серы здесь был еще резче, горячий воздух тяжело давил на плечи. Откуда-то снизу доносился грубый рев, то и дело прерывающийся громким треском. Конвоиры поспешно ушли, и мальчик остался один, с завязанными глазами, высоко над страшной пропастью, перед лицом смертельной опасности.

Так он стоял примерно час, потом почувствовал, словно легкое прикосновение, чье-то присутствие. Нечто появилось прямо в его мозгу, легкая мысль, скорее тепло, даже дружелюбное. Мысль-котенок, игривый и любопытный.

Чужой разум соприкоснулся с сознанием пленника. Он не только говорил, но и делал еще многое другое.

Из всех драконопасов, служивших в легионах Аргоната, Релкин был, пожалуй, самым опытным в обращении с магией, разумеется, как наблюдатель. Ему уже приходилось мысленно разговаривать с Великими Ведьмами, – Лессис и Рибелой, так что он не испытал ужаса.

С другой стороны, колдуньи никогда не «появлялись» в его мозгу подобным образом. Просто в его голове начинали звучать спокойные тихие голоса. Сейчас было по-другому. Он словно говорил сам с собой. Как будто он не мог больше себя контролировать. Это ему весьма не понравилось.

Явившегося позабавило недовольство мальчика.

– Я знаю тебя, – заявило нечто. Действительно, оно неплохо изучило этого ребенка и как раз и ожидало, что он не проявит страха перед неизмеримо сильнейшим. – Кригсброк хорошо поработал, доставив мне это лакомство, – произнес голос в мозгу Релкина.

И нечто навалилось на мальчика всей своей мощью; тот почувствовал, что сила, давящая на него, неизмеримо возросла. Разум его словно сжали огромные невидимые руки, вывернули наизнанку память. Вспышки мыслей побежали вспять, выгребая все из тайников его души.

Релкин зашипел от ярости.

– Ты слишком часто впутывался в дела сильнейших, драконий мальчик Релкин, чтобы отделаться от меня сейчас. Когда ты покидал свою деревню, то надеялся на великие свершения. И ты достиг их.

Релкин постарался подавить ложную гордость, которую эта тварь в его мозгу пыталась разжечь.

– Ты сражался во многих кампаниях. Ты снова и снова видел битвы, и ты выжил и стоял, покрытый славой. Еще бы, они даже вручили тебе Звезду Легиона после подвигов в Туммуз Оргмеине.

– Мы уничтожили Рока. – Релкин откинулся, восстановив на мгновение контроль над своим разумом.

– Да, вы это сделали, – раздался громовой голос, и невидимая хватка снова возобладала над волей Релкина, на этот раз она была гораздо, гораздо сильнее.

– Не вздумай сопротивляться мне, ребенок. У тебя все равно ничего не выйдет, а я не хочу покалечить тебя. Вовсе нет, несмотря на весь вред, который ты нанес мне и моему делу.

Релкин попытался что-то ответить, но смог издать лишь нечленораздельное мычание.

– Послушай сам себя, теперь ты мычишь, как животное. Вот что твои колдуньи сделали с тобой. Разве ты не видишь? Ты вырос среди волшебства ведьм. С ранних лет они пичкали тебя своими бредовыми теориями. Люди не равны, мальчик, это ты должен понимать. Ты не ровня мне. Никто из живущих мне не ровня. Пойми эту истину. Теперь выслушай слова, которые я принес тебе, ибо они освободят тебя и направят на путь просветления.

Сопротивление Релкина стало слабее. Мысли его смешались. Это правда, он видел много ворожбы, но ведьмы всегда творили заклинания ради добра или во имя покоя Матери… Или ему так попросту казалось? А теперь другой голос в нем говорил, что все жертвы драконопасов – смерти, увечья – всего лишь позволяли комфортно жить обществу, которое не слишком заботится об идущих на гибель мальчишках и скупо вознаграждает. За десять лет предельно опасной службы драконопас получает всего лишь сорок акров нетронутой земли в Кеноре.

Ну, дракон получит еще восемьдесят акров, так что, объединившись, вы будете располагать ста двадцатью акрами. Можно и еще подкупить, если вы накопили достаточно денег. Таким образом можно довольно быстро обзавестись вполне приличной фермой. Релкин всегда смотрел на будущее с оптимизмом; слишком много часов провел он, мечтая об этой фантастической жизни.

Но чужой голос не стихал.

– Жизнь мелкого сельского фермера! – взревел он. – Снова и снова рисковать своей жизнью для равнодушных ничтожеств!

В осаде Урдха, в великих битвах при Селпелангуме и Сприанском кряже, в катакомбах Туммуз Оргмеина Релкин и его кожистоспинный дракон хорошо послужили аргонатцам. И за все эти кровь и пот, ужас и тяжкий труд они дадут ему кусок земли, достаточный для того, чтобы стать крестьянином.

Он вдруг взглянул на вещи по-другому. Служа новой власти, власти, установленной Повелителями, человек с заслугами Релкина мог бы рассчитывать на должность наместника в какой-нибудь стране, на огромное денежное вознаграждение, на высокие почести. У него были бы сотни акров земли и сотни слуг. Его ждала бы совершенно другая жизнь.

Релкин оборвал эти мысли; все это ложь. Он знает, как живут слуги Падмасы. Он видел Туммуз Оргмеин.

– Приди ко мне. Мне незачем спорить с тобой. Ты просто живешь в неведении. Я укажу тебе путь. Слушай и учись, ребенок.

Голос в мозгу все разрастался, пока не стал всеобъемлющим, вобравшим в себя весь мир.

– В центре всего – ничто, – говорил он. – Ничто – это то, откуда мы приходим и куда возвращаемся. Пока мы живы, мир нам дан для наслаждений. Он наш, пока нам принадлежит. Запретов нет.

– Но ведь лучше преследовать добрые цели. Лучше служить высшим материям, чем удовлетворять желания плоти. Мы должны развивать путь служения высоким идеалам и ограничивать плоть.

Голос зацепился за что-то в его мозгу:

– Да, ты отмечен Синни. И ты видел их, думаю, во время одного из своих грабительских походов. Подумай, как живут Синни! В высоких энергиях, где власть и удовольствия безграничны. И ты тоже сможешь получить это, если освоишься с тонкостями нашего метода. Все это станет тебе доступным, ребенок, если только ты откроешь свое сердце нам.

– Надо мной нет Повелителя! – громко сказал Релкин, сделав героическое усилие. – Оставь мой разум!

Повисло долгое молчание. И чудовищная лавина обрушилась на мальчика с высоты.

– О, так над тобой будет Повелитель! – взревел голос, снова заполняя собой вселенную. – Я выпотрошу тебя и перекрою. Ты станешь моим големом, и ты будешь жить вечно.

– Никогда! – собрав все свои силы, прокричал Релкин в ответ.

Глава 51

Небольшой отряд людей и драконов превратился в группу беженцев. Им удалось разрушить вражеское оружие, но при этом они забрались слишком далеко на запад и потеряли надежду на воссоединение с главными частями армии.

Наконец, наткнувшись на широкое русло реки, солдаты устроили привал. Весь день они прорубались сквозь заросли, окружавшие небольшие притоки, подходя все ближе и ближе к самой реке. Стемнело. Все выбились из сил. Правда, мальчишки-драконопасы превозмогли себя и принялись осматривать своих драконов и обрабатывать их порезы и ссадины. Взрослые мужчины, многие израненные, попросту попадали, где стояли, и моментально заснули.

Командир эскадрона Уилиджер, прихрамывая, с широким бинтом на раненой руке и с другим – на нижней челюсти, совершал вечерний обход. Уилиджер давно уже не кричал на мальчиков, утратил он и свою высокомерную позу. Что-то с ним случилось. Он стал замечательным командиром эскадрона, бесконечно заботящимся о мальчиках и вивернах. Где-то в белом мареве сражений, видя, как умирают мальчики и драконы под снарядами врага, молодой офицер растерял свою надменность, а взамен нашел настоящую человечность.

Особое внимание уделял он драконам, потерявшим своих драконопасов, – Базилу и Альсебре. Сейчас он подошел к ним со скребком и иглами. Драконы, как всегда, не удостоили Уилиджера вниманием. Базил был погружен в свои мрачные мысли. Альсебру же просто ошеломила потеря второго драконопаса. Она уже потеряла того, кто растил ее с юных дней, Брайона. И понимала, что сейчас испытывает Хвостолом. В то же время она по-настоящему скорбела и о маленьком Джаке с его вечной веселой улыбкой и мастерством во врачевании ран и ушибов.

Уилиджер попытался сменить бинты на левой раненой руке Альсебры, но та отстранилась, едва поняла, как офицер неловок.

– Моно сделает это позже, – прошипела она.

Тогда командир решил проверить раны кожистоспинника, но Базил ответил на эту заботу свирепым взглядом.

И на этот раз Уилиджер не оскорбился и не пришел в ярость. Он тихо отошел к Мануэлю, чтобы попытаться хоть немного успокоить юношу. Мануэля вынесли с поля боя без сознания, а когда он пришел в себя, то был совершенно убит сообщением о потере Пурпурно-Зеленого, который из-за раненой ноги шел очень медленно и в темноте отстал от отряда. Мануэль пришел в Драконьи Корпуса специально для того, чтобы ухаживать за диким драконом. Несмотря на сварливый характер Пурпурно-Зеленого, драконир очень сильно привязался к гиганту.

Сердце юноши обливалось кровью при мысли, что он больше никогда не увидит своего дикого дракона.

Между драконом и его мальчиком устанавливается мощная связь вроде той, что существует между человеком и собакой, только во много раз сильнее. Драконы не только умны и невероятно сильны, они еще и очень эмоциональны. Они стараются не показывать этого, но эмоции всегда переполняют их.

Базил чувствовал себя совершенно опустошенным. Его мальчик ушел. Они с Релкином прожили вместе большую часть своей жизни. Они вместе выросли. Базила часто предупреждали, что такое может произойти, и вот оно случилось. Теперь дракон одинок. Воспоминания толпились в его мозгу, и все они были теперь окрашены в грустные цвета.

Он почувствовал чье-то приближение и поднял голову. Альсебра наклонилась к нему так близко, что он ясно видел ее глаза.

– Джак – мой второй мальчик, – сказала она. – Я горюю о его утрате. Но твоя печаль глубже. Я знаю. Когда я потеряла Брайона, мне казалось, что я потеряла часть себя. За долгие годы мы с нашими мальчиками срастаемся.

Базил едва мог говорить. Он сполз к самой воде, прижимаясь спиной к поваленному дереву, Экатор в ножнах лежал у его ног.

– Он совсем не был мальчиком, который лезет повсюду добровольцем. Почему же на этот раз?.. Это выглядит чертовски глупо.

– Кто-то должен был сделать это. Мальчики должны были доказать себе, что они еще не полностью разбиты. Релкин был зол. Мы все были злы.

– Да уж-ж-ж-ж-ш-ш-ш!

Базил прошипел это с глубоко клокотавшей злобой в горле. Руки его сжались на рукоятке Экатора. «Кое-кто заплатит за все это!» – поклялся он древними богами Драконьего гнезда.

Позвали к ужину. Едой это можно было назвать лишь с натяжкой. Разводить огонь было рискованно. Лес позади кишел крэхинскими разведчиками. Сержант Уоррел собрал все, что было у каждого, вплоть до огрызков, и разделил поровну. Трапеза получилась весьма скудной. Горстка сухарей с тонкими ломтиками колбасы и кусочками сыра. Даже в отсутствии костра место, где раздавали еду, стало центром маленького лагеря. Вокруг образовалось кольцо голодных усталых людей. Драконы расположились в стороне, там, где могли надеяться изловить в реке что-нибудь съедобное. Иначе им не на что было рассчитывать – всего, что собрал сержант, не хватило бы и одному дракону на ползуба.

– Кто-нибудь знает, где мы находимся? – спросил копьеносец Рикарт. Никто не ответил.

– Спроси у ведьмы. Она все знает, – наконец бросил кто-то резким голосом.

– Это не ее вина. Мы должны были не дать им стрелять из этих штук по колонне.

– Не ее вина? – спросил недоверчиво кто-то Другой. – Ты, наверное, шутишь?

– Полегче, дружище. Ты не прав. Нет вины кого-то одного в том, что случилось. Такова наша работа. Мы ее сделали, и мы за это расплачиваемся.

– Это проклятые ведьмы завели нас сюда.

– Ты связал свою жизнь с легионами, значит, связал ее со сражениями.

Колдунья, по поводу которой зашел этот спор, была слишком занята, чтобы отвечать, если даже и слышала разговоры солдат. Не то чтобы она не могла точно сказать, где они находятся. Лессис знала, что они остановились очень близко от побережья и что эта река как раз и впадает во Внутреннее море. Но сколько еще предстоит идти до побережья, она не знала. Кроме того, так много было раненых, нуждавшихся в лечении, что у Лессис не оставалось времени размышлять на эту тему. Ей помогала Лагдален, покрытая с ног до головы грязью, кровью и вообще всяким дерьмом, но продолжающая хладнокровно перевязывать, вправлять, промывать все эти граны, увечья и вывихи. Лессис отметила, что Лагдален теперь не уступает в выносливости любой Великой Ведьме. Годы, проведенные рядом с одной из них, закалили молодую женщину.

Они перевязали всех, кроме последнего раненого. Для него пришлось позвать на помощь Свейна.

– Мне нужно, чтобы ты подержал его, драконир Свейн.

Свейн все понимал. Он был крупным мальчиком для своего возраста, уже вполне развившимся во взрослого мужчину.

У пациента началась гангрена. Бес глубоко, до кости, разрубил его руку, и рана теперь воспалилась. Лессис никогда прежде не проводила ампутаций сама, хотя сотни раз за свою долгую жизнь видела, как это делается. Но рубить по живой кричащей плоти, которую удерживают чужие руки, – совсем не то же самое, что наблюдать, как это делают хирурги. А перевязывать трясущимися пальцами артерии, когда в глазах туманится от усталости, оказалось еще худшим занятием. С помощью ловких пальчиков Лагдален Серая Леди справилась и с этим. Каким-то образом им удалось сохранить жизнь молодому человеку. В конце операции он потерял сознание, что оказалось женщинам только на руку. Свейн помог им зашить рану; как и все драконопасы, он был искусен в работе с иглой и нитью.

Потом они завернули раненого в простыню и помолились над ним. Еще немного – и он ушел бы в Руку Матери. Свейн вернулся к своему дракону, который уже спал и громко храпел. У Лессис оставалось еще одно дело: легионер Петто, по всей видимости, должен был этой ночью умереть. От удара копьем в живот у него развился перитонит. Лессис ничем не могла облегчить его боли, кроме как черным спиртом. Она нашла флакон с зельем на теле мертвого командира бесов и давала это питье в самых крайних случаях. Тем, кто неминуемо должен был умереть. Черный спирт умерял боль и даже несколько ободрял несчастных. Петто не хотел умирать, и его не утешала мысль, что после смерти его ожидает Рука Матери. Он знал, что не «выживет. Ему невозможно было солгать, и очень трудно было смирить его страх. Лессис поговорила с умирающим легионером и сотворила над ним тонкое заклинание. Несмотря на дурманящее действие черной жидкости, он успокоился, дыхание его стало легче» и он стал меньше дрожать. Теперь он был готов вернуться в Руку Матери. Вскоре легионер Петто впал в бессознательное состояние, и Лессис отошла от него и села рядом с Лагдален под деревом. В ее ранце завалялся кусок черствого бисквита. Женщины разделили этот огрызок, их последнюю пищу.

Они не произнесли ни слова. Обе были утомлены до крайности.

Затем голова Лагдален вдруг упала на плечо Лессис. И в ту же минуту она тихонько засопела. Лессис прислонилась к дереву. Вид спящей Лагдален вводил в ужасный соблазн – заснуть самой. Она чувствовала, что устала до костей, именно так – страшно устала.

Она проснулась оттого, что ее слегка встряхнули за плечи. Задержав дыхание, она схватилась за кинжал.

– Это я, граф Фелк-Хабрен, леди.

– Ах да, простите меня, граф.

Лессис вспомнила, где находится. Лагдален по-прежнему спала рядом, мурлыкая, как котенок.

Графу до сих пор было трудно мириться с необходимостью считаться с этими нищенски одетыми женщинами, но он видел, как эти нищенки разбивали орудия врага, видел, как они бились во время сумасшедшего, бесконечного отступления с поля боя. Он видел, как хрупкая на вид женщина парировала удар беса мечом, подступила вплотную и прикончила длинным кинжалом, который носила на поясе. Таким образом, его врожденная неприязнь боролась теперь с вполне объяснимым чувством уважения к их силе и мужеству.

– Нам нужно поговорить.

– Хорошая мысль, граф.

Фелк-Хабрен судорожно сжал руками воздух.

– Я не знаю, что делать. До сих пор меня вела мысль, что мы должны разрушить это оружие, и мы разрушили его. Но теперь я растерялся.

Лессис выпрямилась:

– Растерялись? Нет, мой друг, мы не растерялись. Мы знаем кое-что о нашем расположении. Сейчас мы, конечно же, недалеко от Внутреннего моря. Мы ведь после сражения все время шли на запад. Эта река приведет нас к морю. Она, похоже, годится для того, чтобы спуститься по ней. Так что мы знаем, где находимся и что нам делать. Больше того, кажется, мы запутали врага. Его не слышно уже несколько часов.

Фелк-Хабрен искоса взглянул на нее:

– Очень хотел бы в это поверить. Тысячи крэхинцев рыщут сейчас в поисках наших следов.

– Поэтому я и предлагаю уходить по реке. Давайте построим какой-нибудь плот и пойдем на нем вниз по течению.

Фелк-Хабрен уставился на нее. Откуда такая мысль? Почему она считает, что он знает, как строят плоты? Подобными вещами всегда занимались инженеры Империи. Он же – чардханский рыцарь, столп дворянства. Он умеет ездить верхом и сражаться; и это все.

– Не беспокойтесь, граф, – сказала она, прочитав его мысли, – за время службы в легионе наши люди построили много плотов. Они могут сделать все, что только можно делать вообще.

Чардханец медленно наклонил голову. Колдунья права. Граф Фелк-Хабрен видел, как эти солдаты одно за другим совершают потрясающие дела на протяжении их путешествия по этому проклятому континенту.

– А что мы станем делать, когда выйдем к Внутреннему морю?

Лессис поджала губы. Это был хороший вопрос. Она тоже не совсем была уверена в дальнейшем. Очевидным образом первоначальные планы менялись. Легионы были полностью разбиты и отступали. Заставить их повернуть обратно невозможно. Она молилась лишь о том, чтобы им удалось убежать от врага. Возможно, подумалось ей, главная колонна беглецов отвлечет на себя внимание врага от небольшой группки, пытающейся проникнуть в самое сердце вражеской силы.

– Ладно, граф. Я думаю, мы поищем возможностей подойти как можно ближе к врагу. Думаю, драконам эта идея придется по душе. А как насчет вас?

Глава 52

Херута Скаш Гцуг, Великий Повелитель черной магии из Падмасы, властелин пустоты Вануса, адепт черного огня, лорд льда, победитель смерти, правитель миллионов, собрал всю свою внутреннюю мощь. Как «посвященный», или мудрец Татагада Док, он мог поддерживать себя силой всего мира.

Питаясь энергией огня, наполняющего шахту у его ног, Херута построил титаническое силовое поле. И вся его – практически неограниченная в данный момент – мощь взорвалась внутри черепа Релкина, пытаясь сокрушить личность мальчика.

Релкин, ничего не видящий и совершенно бесчувственный, сопротивлялся твердо и упорно. Несмотря на страшную боль, он разбивал любую попытку завладеть им. Не обращая внимания на огонь, пылающий в его мозгу, он отказывался подчиняться.

Херута Великий, который дюжинами буквально выбрасывал людей из их собственного сознания, замер в изумлении, этом щенке из паршивой приморской деревушки жила несгибаемая воля. Каждая попытка связать ее снова и снова терпела крах. Узы рвались, а с губ мальчишки слетали дерзкие проклятия.

Херута вскипел яростью, какая нечасто в нем разгоралась. И ярость эта была так сильна, что он просто не мог больше сохранять сосредоточенность; на какое-то мгновение давление на мальчика ослабло.

Релкин оторвал голову от камня. Он не мог ничего видеть сквозь повязку на глазах, но чувствовал близкое присутствие врага, стоящего над ним, и повернулся к нему.

– Никогда! – прохрипел мальчик.

Неожиданно ярость Херугы остыла, сжавшись, как черный воздушный шар. Он стал рассуждать хладнокровно. В одно мгновение вызвал ментальную пробу – нечто вроде острого невидимого инструмента, взрезавшего грубую защиту, прикрывающую ребенка, – и глубоко вошел в его разум.

Релкин скорчился от боли, на губах его выступила пена, конечности неестественно задергались.

Херута вгляделся – и отступил. Теперь все было ясно. В мальчишке обнаружилось тонкое действие великой магии. Собственно, Херута обнаружил несколько слоев такого действия. Мальчишка был опутан колдуньями, что вполне понятно. Далее, на ребенка оказала влияние катастрофа в Туммуз Оргмеине. Он также присутствовал при поражении демона Сипхиса в Дзу. Что-то укрепило его волю. Мальчишка-то не так прост, каким кажется поверхностному взгляду.

Может, это работа Синни? Станут ли Синни вмешиваться в жизнь такого мира, как Рителт? Защита этого ребенка создана не ведьмами – они хранят свои жалкие тайны во внутреннем круге своего идиотского культа. Но для Синни вмешательство в такие мелкие дела означает потерю дюжины непередаваемых наслаждений на высшем плане бытия. Высокие энергии, брошенные на потребу такой ничтожной твари? Немыслимая вещь, с точки зрения Херуты Великого, но в борьбе за сферы влияния может оказаться важна работа любого червячка.