- Что, Помело, язык проглотил? - усмехнулся Гвоздь. - Это неплохо. Вино крепкое, его закусывать надо. Он ободряюще огрел Кэссина по спине.
      - Держись, Помело, - сказал он.
      Кэссин в ответ молча треснул Гвоздя промеж лопаток - раньше бы не осмелился! - и вышел на залитую солнцем улицу, где его уже поджидал Гобэй.
      - Поторапливайся, - резко приказал маг, но Кэссина его резкость ничуть не огорчила. Утренний свет дробился в каплях недавнего ливня, и над мокрой мостовой дрожали и вспыхивали в воздухе бесчисленные крохотные радуги. Вот так же радужно было и у Кэссина на душе. Он повиновался легко и охотно: ведь приказы ему отдает самый настоящий маг, а он теперь - самый настоящий ученик этого мага! Да прикажи ему Гобэй сейчас разбить голову о парапет набережной - и Кэссин бы выполнил приказ, не задумываясь!
      Кэссин не спал до утра, едва ли выспался и предыдущей ночью, но за магом следовал, не зная устали. Остался за спиной порт, один за другим тянулись ремесленные кварталы... вот уже и начались и вовсе не знакомые улицы... Гобэй шел, не сбавляя шага, и Кэссин ни за что не хотел отстать от него. Все же ненадолго остановиться им пришлось: путь преградила длинная похоронная процессия. Хоронили некоего господина Нигори. Собственно говоря, умер он неделю назад, но похороны из-за дождя пришлось отложить. Кэссин краем уха слышал об этом несчастливом совпадении: кто-то из писцов покойного пустил ядовитую шуточку - дескать, господин Нигори повсюду опаздывает, даже в собственную могилу. Язвительные слова писца мигом облетели весь город. Судя по тому, что они по-прежнему были у всех на устах, шутка возникла не на пустом месте.
      В другое время Кэссин был бы только рад поглазеть на похоронную процессию. Да и кто в столице откажется взглянуть на похороны важного чиновника и послушать идущих за гробом музыкантов! Барабанчики рокочут на разные лады, невольно заставляя идти в ногу, а флейты выводят такую жалостную мелодию, что на глаза сами собой наворачиваются совершенно искренние слезы скорби по ушедшему в мир иной - даже если ты точно знаешь, что покойный был отъявленным сукиным сыном, притеснителем и лихоимцем. А уж как сверкает золото и серебро на шелках, покрывающих фоб, как играют в лучах утреннего солнца бесценные самоцветы - вообразить себе невозможно! Лучше и не воображать, а глядеть в оба: если повезет, можно заприметить, как с усыпанных жемчугом кистей покрывала, волочащихся по грязи, оторвется жемчужинка-другая, и подобрать ее. Не самый законный промысел, но обычаем не возбраняется. Даже поверье бытует, что таким образом покойный искупает свои грехи, посмертно оделяя имуществом жителей города.
      Словом, в любой другой день Кэссин был бы вне себя от восторга, повстречав похоронную процессию. Сейчас же он был вне себя от бессильной досады. Господин Нигори, судя по всему, был действительно очень важной персоной: шествие растянулось едва ли не на полгорода. Вот ведь незадача! Стой теперь, кусай губы, сжимай бессильно кулаки и жди, покуда покойный Нигори доберется до Королевских Усыпальниц: в отличие от простых смертных государственных чиновников хоронят не в семейном склепе, не на городском или деревенском кладбище, а в особых усыпальницах, и путь туда неблизкий. Солнце перевалит далеко за полдень, когда Гобэй и Кэссин смогут наконец пересечь улицу и отправиться туда, где так не терпится оказаться Кэссину, в обиталище мага, в место его средоточия.
      - Это совсем уже никуда не годится, - негромко произнес Гобэй. Кэссин его едва расслышал. Потом Гобэй пробормотал еще что-то, а потом крепко стиснул плечо Кэссина. - Идем, - шепнул маг, - только смотри не столкнись ни с кем. И не останавливайся.
      Наказание за нарушение похоронного церемониала в столице полагалось суровое, но Кэссин последовал за магом без колебаний. Он осторожно и быстро пересек улицу, стараясь ни на кого не натолкнуться. Странное дело - ни его, ни Гобэя никто даже не заметил. И лишь когда Кэссин остановился и оглянулся на оставшееся за спиной шествие, на него с бранью налетел верзила-водонос: мол, по какому такому праву наглый мальчишка выскочил откуда ни возьмись прямо ему под ноги, да еще так неожиданно, что он всю воду едва не разлил с перепугу?! Да за такие дела полагается!.. Да ему бы, сопляку!.. Да откуда он тут такой вообще?!
      - Мальчишка со мной, - холодно сообщил Гобэй, остановившись на мгновение, и водонос рассыпался в извинениях: с плеч Гобэя ниспадал невесть откуда и когда появившийся плащ мага, а с магами ссориться - себе дороже.
      - Поторапливайся, - недовольно произнес Гобэй, и Кэссин охотно повиновался: именно этого ему сейчас и хотелось больше всего на свете.
      Глава 4
      КЭЙРИ
      Городских ворот Кэссин почти не увидел; тем более его не занимали тенистые рощицы и влажно сияющие зеленью луга - картины, клубящиеся в его воображении, властно заслоняли собой реальность, и он с нетерпением ждал той минуты, когда одна из этих картин воплотится в жизнь. Каким окажется дом волшебника? То перед мысленным взором Кэссина воздвигались сумрачные замки - один неприступней другого, - то колдовское обиталище взмывало вверх и оказывалось сотканным из облаков, из предутреннего тумана... Однако все фантазии Кэссина, даже и самые буйные, не имели ничего общего с действительностью. Действительность оказалась куда как красочнее.
      Кэссин глазам своим не поверил, когда, обогнув холм и миновав рощу, увидел изгородь. Палисандровый сундучок для жертвенных благовоний он у своего дядюшки видел - но забор из палисандра?! Кэссин совсем по-детски протер глаза. Видение не исчезло. Изгородь стояла на прежнем месте.
      А за изгородью возвышался... нет, не замок, а дом - но какой дом! На розовом фоне темно-бурые и черные прожилки сплетались в восхитительный узор: вот таинственный лес сплел сучковатые ветви непреодолимой преградой, вот морская волна разбивается о скалистый берег, а вот полосатый тигр притаился в густых зарослях... просто глаза разбегаются! Смотрел бы и смотрел. У мамы была маленькая шкатулочка из такого камня... и очень маленький Кэссин любил, утащив шкатулочку из темного ящика, забраться с ногами на постель и подолгу разглядывать замысловатый узор на ее поверхности... а теперь мамы нет, и шкатулочка перешла невесть в какие руки... а Кэссин даже и не знает, из какого камня она была сделана...
      - Что это за камень? - хрипло спросил он Гобэя, не смея даже рукой указать на стены дома.
      - Орлец, - равнодушно ответил маг.
      Название Кэссину не понравилось. Шкатулочка была ласково теплой, согретой руками Кэссина, а слово - гордым, холодным и чужим каким-то. Великолепие слова, как и великолепие стен, возведенных из чудесного камня, скорее подавляло и восхищало, но не грело душу. Это и понятно: одно дело маленькая шкатулка, и совсем другое - целый дом. Нашел что сравнивать!
      Да и сравнивать в общем-то некогда. Не успел Кэссин отдышаться, как ворота в палисандровой изгороди сами собой раскрылись. Некогда глазеть по сторонам - надо войти вслед за Гобэем во внутренний двор, мощенный белым и черным камнем, и вновь не останавливаться, а идти дальше, туда, где у дверей уже поджидает волшебника, переломясь в почтительном поклоне, рослый парень в таком роскошном одеянии, что разум отказывается поверить в подобное щегольство.
      - Кто-нибудь приходил в мое отсутствие? - не отвечая на поклон, спросил маг.
      - Да, кэйри, - ответил богато разодетый верзила и выпрямился. Приходил посыльный от господина Главного министра...
      - Что ему надо? - нетерпеливо перебил парня Гобэй. - Впрочем, не важно. Я займусь этим попозже.
      Легким движением руки он указал на оторопевшего Кэссина.
      - Отведи новичка в Шелковую комнату, - распорядился он. - Пусть его накормят и приведут в приличный вид.
      - Да, кэйри, - вновь поклонился парень и сделал Кэссину знак: следуй, мол, за мной.
      Если бы не это странное непонятное слово, Кэссин бы ошалел от роскоши внутреннего убранства. А так он почти и не заметил ее - плелся следом за рослым парнем и мучительно соображал., что же должно означать незнакомое слово? Может, это имя такое? Но маг ведь сказал, как его зовут. Титул? Но такого титула Кэссин и краем уха не слыхал...
      - Послушай, а почему ты назвал господина мага "кэйри"? - Кэссин не нашел ничего лучшего, как насмелиться и спросить, хотя и не очень надеялся получить ответ.
      Однако парень, пусть и нехотя, но все же ответил.
      - Кэйри на древнем наречии значит "господин", "мастер", "хозяин", "владелец", "учитель", - пояснял парень с легким оттенком высокомерия в голосе - он откровенно гордился своим знанием. - Очень емкое слово. В нынешнем языке таких нет.
      - А я и не знал, что должен так именовать господина мага, - произнес Кэссин.
      - А ты и не должен, - отрезал парень. - Права у тебя такого нет. И еще неизвестно, будет ли.
      На сей раз Кэссин почел за благо промолчать. Кто его знает, отчего голос у парня сделался таким надменно-ледяным? Может, Кэссин просто оплошал по неведению... а может, и что похуже натворил нечаянно? Нет, как ни снедает Кэссина желание выяснить все, не сходя с места, а поиски ответов на множество вопросов придется отложить. Да и не поймет он ничего, даже если ему что-то и расскажут: внезапно на Кэссина навалилась такая усталость, что на ходу уснуть в пору. Вот когда сказались бессонные ночи!
      Переступая порог Шелковой комнаты, Кэссин был уверен, что уснет прямо на полу, не дойдя до постели. Однако стоило ему увидеть свое новое жилье, и глаза Кэссина поневоле широко раскрылись. Все тело ломило от усталости, но уснуть сейчас Кэссин не смог бы даже под угрозой получения подзатыльников от Гвоздя или Кастета.
      Шелковая комната оправдывала свое название. Красное и розовое дерево лучшего качества, именуемое среди торговцев в просторечии "шелковым"... браный узорами шелк покрывал и золотистый паутинный шелк занавесей... сахарное мерцание небольшого удобного стола из "шелкового" мрамора... Шелковая комната восхищала и ошеломляла. Даже у богатого вельможи занялся бы дух при виде этой прихотливой роскоши - что уж тут говорить об уличном мальчишке, сироте, бродяге, приемыше Крысильни!
      Кэссин бочком пропихнулся в комнату и остановился посредине, опасаясь даже шелохнуться, чтобы не смять, не порвать, не запачкать ненароком что-нибудь.
      - Что стоишь? - преспокойным будничным тоном поинтересовался рослый парень. - Располагайся. Обед тебе сейчас принесут.
      Обед? Ах да, Гобэй ведь распорядился, чтобы его накормили... здесь? В Шелковой комнате?!
      - После еды советую тебе лечь спать, - продолжал парень. - Впредь у тебя будет не так уж много времени на сон.
      Когда худощавый мальчишка, также одетый с почти вызывающей роскошью, принес Кэссину еду, тот уже настолько освоился, что смог заставить себя сесть за стол.
      Обед состоял сплошь из каких-то очень вкусных, но совершенно незнакомых Кэссину яств. Кэссин ел медленно, опасаясь уронить святотатственно хоть крошку на великолепный стол или выпить по ошибке воду для полоскания рук. Рослый парень по-прежнему стоял рядом и иронически наблюдал за ним. Кэссин мысленно проклял этого верзилу и сосредоточился на еде. Он изо всех сил таращился на миску с неведомым салатом - а может, и не совсем салатом или совсем не салатом? - и не заметил, когда рядом с парнем появился Гобэй.
      Покончив кое-как с едой, Кэссин поднял голову и увидел мага, откровенно наблюдающего за ним. Кэссин судорожно вскочил из-за стола, едва не подавившись недожеванным куском.
      - Совершенно не нужно прыгать, как невоспитанная лягушка, - заметил Гобэй. - Все то же самое можно проделать быстро, но плавно, как и подобает ученику мага. Ты насытился?
      Кэссин кивнул.
      - Тогда можешь отдыхать, - дозволил Гобэй. - Новую одежду тебе принесут, когда разбудят. Старую можешь сохранить для посещений города здесь тебе эти лохмотья не понадобятся.
      Лохмотья? Вот уж неправда! Гвоздь всегда говорил, что побегайцы не чета всякому уличному отребью, и следил за тем, чтобы мальчишки одевались прилично. И уж тем более он не дал бы лохмотья в приданое будущему ученику мага! Кэссин открыл было рот, чтобы возразить, - и передумал.
      - Книгу отдай, - без всякого сожаления потребовал Гобэй. - Она тебе тоже больше не понадобится.
      Легко сказать - отдыхай! Отдыхают обычно после работы, а не до нее. Попробуй-ка отдохни, если ты не устал. Можно лечь и выспаться всласть... но сердце так и колотится в предвкушении невероятного. Кэссин попытался было заснуть: несколько бессонных ночей здорово измотали его. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.