Натиг Расул-заде
      М А Е Ш КА
      Под утро приснился странный сон. Он проснулся, позевал немного и сказал жене:
      - Мне приснился странный сон. Жена не отвечала.
      - Ты слышишь? - спросил он и толкнул ее под бок локтем.
      - Ты что, спятил?! - тут же, с места в карьер, рассвирепела жена. - Не видишь, я еще сплю?
      - А который час? - спросил он.
      - Четыре утра, - сказала жена, зарываясь поглубже в одеяло и тщательно укрывая бок со стороны мужа.
      - Нет, серьезно? - сказал он. - Не может быть... Уже совсем светло.
      Он нехотя поднял голову с подушки и посмотрел на будильник на старой обшарпанной тумбочке. Часы показывали половину восьмого. Он на всякий случай прислушался - тикают.
      - Половина восьмого, - сказал он. - Я так, примерно, и думал. Ну что, рассказывать, или тебе неинтересно?
      Жена молчала.
      - Просто я стараюсь наладить контакты а семье, - сказал он.
      Жена продолжала безмолвствовать.
      - Ну, значит, - начал он, - как - будто я в тюрьме нахожусь.
      - Туда тебе и дорога, - вдруг произнесла жена. - Может, немного отдохнем от тебя.
      - Ну, значит, нас во двор вывели, погулять, - продолжал он, проигнорировав реплику жены. - И там, во дворе, в тюремной стене дырка. И заключенных, то есть, нас, выстроили в длинную-предлинную очередь, и все по - очереди смотрят в эту дырку. Надзиратели следят, чтобы был порядок, чтобы никто не смотрел по второму разу, а начальник тюрьмы стоит тут же и будто лекцию читает, говорит, вот, мол, какое заботливое тюремное начальство: мало того, что поит и кормит вас, недостойных, но даже зрелища всякие показывает - вот эту дырку, например. Все друг за другом смотрят в дырку, головами качают, цокают языками от восхищения, улыбаются мечтательно, отходят. Подходит моя очередь. Я волнуюсь. Заглядываю в дырку, а там - темно, как у негра, ни черта не видно. Дырка, оказывается, не сквозная была. А я-то думал, улицу увижу, прохожих, машины, ну, то, что за тюремными стенами... - он вздохнул.
      - Ну и балбес ты, Маёшка, - сказала жена будничным, совсем не сонным голосом.
      - Почему? - поинтересовался он. - Почему сразу - балбес?
      - Потому что, вечно с тобой такое происходит. Для всех дырка сквозная, только для тебя- нет.
      Маёшка немного помолчал, потом сказал:
      - Кто ее знает, может там никто ничего не видел?
      Жена заерзала, дернула плечом.
      - Как же, - сказала она.
      - Почему ты со мной так разговариваешь? - спросил он, немного помолчав.
      - Просто я стараюсь разговаривать на посторонние темы, - ответила жена. Поддерживаю, так сказать, светский разговор в салоне. Чтобы не говорить о главном.
      - Ладно, не начинай, - сказал он. - Не порть утра. Он поднялся, накинул халат.
      - Сколько раз говорил - зашей эту прореху в халате, - проворчал он. Каждый раз рукой туда попадаю.
      Жена промолчала. Он вышел из комнаты, умываться пошел.
      Она, не открывая глаз, вдруг тихо заплакала. Слезы стекали теплыми каплями на подушку и там растворялись в белом, ненасытном лоне прожорливой подушки, пожирательницы слез. Она всхлипнула и вытерла глаза ладонью, так и не раскрыв их ни разу. Он вернулся через пять минут, и она по шороху одежды поняла, что он уже одет и готовится выходить.
      - Не забудь булочек взять для Фирамиды До, - сказала она с закрытыми глазами. - Ты можешь купить булочки?
      - Могу, - оказал он, заправляя рубашку в брюки. - Фирамида До моя дочь. Четыре года.
      - Ты не лучше, - сказала жена. - Маёшка.
      -Это оправдано, - сказал он.
      - Знаю, знаю, - проворчала жена. - У тебя все оправдано.
      - Фирамида До, - проговорил он, прислушиваясь к звукам.
      Хорошее имя и фамилия.
      - Ребенок так хочет, - сказала жена. - Сам знаешь - ненадолго.
      Он подошел к окну, застегивая рубашку. Посмотрел на улицу.
      - Дождь, - сказал он. - Сегодня что, воскресенье?
      - Можно подумать, для тебя это имеет значение, - сказала жена .
      - Представь себе, имеет.
      Она обернулась к нему, стоящему у окна, поглядела на его спину, Па напряженный поворот головы, будто за окном он увидел нечто необычное. Просто дождь, - подумала она, - что он там высматривает?
      Пришлепала из своей комнаты дочь, распахнула их дверь и сказала:
      - Фирамида До проснулась!
      - Ура! - сказал он. - Да здравствует Фирамида До! Задрав голову, девочка пытливо поглядела на лежащую, прикрыв глаза мать, на отца, стоящего отстранено у окна и спросила:
      - Ну, сто? Опять полугались? - она все еще немного картавила, уже гораздо меньше, чем год назад, но когда волновалась по-прежнему картавила сильно.
      - С чего ты взяла? - нарочито веселым тоном спросил он.
      - Доброе утло,Фирамида До.
      - Доблое утло, - ответила она, - Мама плакала.
      - Ну что ты говоришь? - сказала мать. - Пустомеля.
      - Я знаю, - настойчиво сказала девочка. - Ты плакала.
      Он подхватил дочь на руки, расцеловал ее и опустил на пол.
      - Маёшка уходит? - спросила она.
      - Да... - промямлил он. - Я скоро вернусь.
      - Не лги ребенку, - сказала жена.
      - Фирамида До узе проснулась, а Маёшка узе уходит? - расстроилась девочка.
      - Дорогая моя Фирамида До, - сказал он. - Я тебе позвоню.
      - Нет, - она энергично покачала головой. - Фирамида До боится телефона.
      - Боится телефона? - удивилась мать. - Что ты такое говоришь, доченька?
      - Телефон обманывает Фирамиду До. Говорит: Маёшка придет, а он не приходит, и Фирамида До узе долзна спать идти. Он нагнулся к дочери. Она пытливо, серьезно посмотрела ему в глаза совсем взрослым, много понимающим взглядом. Он содрогнулся в душе, представив на миг, что она уже большая. Что с ней будет, боже, - подумал он. - Что ее ожидает? Как же мне быть?
      Вдруг она крепко схватила его за шею, обняла.
      - Пусть Маёшка не уходит, - стала плакать дочь. - Пусть Маёшка не уходит!
      Мать переполошилась, вскочила с кровати, взяла девочку на руки, стала утешать, успокаивать, приговаривать что-то спокойное, глупое, теплое. Маёшка, торопливо одевшись, выскочил из квартиры. Вслед ему неслись вопли дочери.
      - Маёшка! - кричала она. - Маёшка!
      Что это с ребенком? - подумал он. - Такого с ней еще никогда не было...
      Когда он выходил из подъезда на улицу, дождь усилился. Он поднял воротник и пожалел, что вышел без кепки, но возвращаться уже не хотелось: дочка закатила истерику, пришлось бы остаться. А сегодня никак нельзя было не пойти. Вдруг он почувствовал, как устала душа. Хотелось молчать, долго не произносить ни звука, не раскрывать рта.
      Рядом с ним остановилось такси. Он рассеянно поглядел на машину посмотрел на небо, с которого лил уже ливень, открыл дверцу и сел на заднее сидение.
      Квадратные, крепко скроенные плечи таксиста в каком-то похабном ворсистом пиджаке, вместо того, чтобы внушить ему чувство уверенности, вдруг заставили его взволноваться. В чем дело? - спросил он сам себя.