– А ты, разве, не будешь? – удивилась я.

– Не, я когда пью – не ем, – ответил он и закурил.

Так в мою жизнь вошел Шпик.

Пока мы обедали, я рассказала немного о себе, а потом попросила рецепт столь вкусного блюда. Мы обменивались рецептами разных блюд и очень скоро выяснили, что ирландская (Шпик был американским ирландцем) и русская кухни очень похожи.

– Короче, я понял. У нас – кухни «для бедных»: что нашел в холодильнике, то и смешал, – сделал он вывод, когда я описала ему рецепты приготовления борща, щей, холодца и солянки.

Я убедилась, что Шпик действительно очень любит готовить, ведь все три часа мы говорили исключительно о еде. А так как я и сама на готовке помешана, то наш разговор пришелся мне весьма по душе. Вообще, Шпик мне сразу очень понравился. Хотя у нас и была огромная разница в возрасте, но общее пристрастие нас как-то сближало.

Ему было сорок восемь лет. В Америке у него осталась жена – японка, с которой он прожил уже тридцать лет и которую до сих пор любил до безумия, а также двое взрослых дочерей. Он с гордостью показывал мне их фотографии, бережно уложенные в портмоне, и рассказывал, какие они умные и хорошие. Было заметно, что без семьи ему здесь безумно одиноко, хотя находился он в Корее всего-то неделю.

Когда «гамбо» уже совсем остыло, он, наконец, спохватился: оказывается, он планировал отнести его еще в несколько баров, чтобы покормить филиппинок.

– Я часто буду приходить, – заверил он на прощание. – У меня некому все это есть, а других развлечений, кроме готовки, я и не знаю.

– Конечно, приходи! А если еще и с такими кастрюльками, так тем более! – радостно пригласила я.

На следующий день Шпик пришел снова, принеся восхитительную итальянскую пасту с курицей под сливочным соусом. Да-а, уж что-что, а готовить он и вправду умел!

– Я забыла вчера спросить: почему тебя не Шоном, а Шпиком называют? – прошамкала я, со свистом поглощая вкуснейшие макароны.

– Шон – мое имя. Но так получилось, что все знали меня как «Шон – тот самый Пьяный Ирландский Кретин». Со временем это все сократили до Шпика, – со смехом объяснил он. – Я ведь в молодости пил, как лошадь. Мог сутки пить, а после часа сна спокойно на работу пойти. Меня перепить никто не мог, даже немцы. Уж насколько те пиво хлещут, и то не справились!

– Ясно, – усмехнулась я. – Это просто ты с русскими водку не пил.

– Ерунда! Или ты хочешь поспорить?! – осведомился Шпик лукаво.

– Ага. Как-нибудь. Я в Россию скоро поеду: вот привезу русской водки, закуски – тогда и посмотрим, – ответила я на вызов.

Домой я решила поехать на пару недель в сентябре – повидаться со всеми до наступления холодов. Благо, до родного города Ха оттуда было рукой подать: три часа по Корее до аэропорта в Сеуле и два часа в самолете. Да и билеты стоили не слишком дорого. К тому же в сентябре Санни на месяц отправляли в командировку в Осан, а поехать с ним я не могла.

В тауне Шпик стал популярен очень быстро. Он почти каждый день разносил еду по клубам, а нескольким филиппинкам даже купил «тикеты», ничего при этом не требуя взамен, – просто для того, чтобы те могли спокойно отдохнуть впервые за несколько месяцев.

Да, знаю, таких людей почти не осталось, но, тем не менее, он был таким.

Уж и не знаю почему, но Рите, одной из немногих, Шпик не понравился.

– Почему? – часто спрашивала я, не понимая ее отношения.

– Ты посмотри, во что он одет!? Как бич, ей Богу! – восклицала она с гримасой отвращения на нарисованном кукольном лице. – А ведь хорошо зарабатывает, он же контрактник!

– Зря ты к нему так относишься. Не важно, как он одет, ведь человек он – очень хороший. Он и еду нам постоянно приносит, – вставала я на его защиту.

– И все равно он мне не нравится! – твердила она упрямо.

И спорить было с ней бесполезно.

А Шпик действительно за собой не следил. Но я не могла его осуждать: всю жизнь, покуда они жили вместе, за ним ухаживала жена, которая не проработала ни дня своей жизни, потому что если у семьи появлялась необходимость в дополнительных деньгах, то Шон просто устраивался на вторую работу. Поэтому, оставшись «без присмотра», в вопросах быта он стал абсолютно беспомощен. Хотя зарабатывал он действительно хорошо: закончив военную службу, пропахав на правительство двадцать лет, сейчас он занимался компьютерами, хотя и все так же – на правительство. Точно я не знала, чем он занимается, так как должность эта была супер-секретная, связанная с оборонкой, но я так поняла, что работа была действительно очень хорошо оплачиваемая, ответственная и интересная. И хотя мне он ничего о ней не рассказывал, я чувствовала, что он ею по-настоящему увлечен.

Несмотря на свой внешний вид, собеседником он был очень приятным, и я часто заслушивалась его рассказами о себе.

В те давние годы, когда он был еще маленьким, его многочисленная семья далеко как не бедствовала, держа собственную пекарню. Жили они в большом двухэтажном доме, а Шон ходил в хорошую частную школу… Но однажды его дядя сбежал, прихватив с собой деньги пекарни, тем самым обанкротив их в один миг. Тогда-то им и пришлось продать дом, отказаться от платной школы и переехать в самый нищий квартал Бостона. Они поселились в неотапливаемом подвале старого дома, где Шону пришлось делить общую лежанку со всеми братьями и сестрами.

Они стали настолько бедны, что зимой ему приходилось обматывать ноги пакетами, чтобы не замерзнуть в летних кедах, ходя по снегу до муниципальной школы пешком. Выживать там ирландскому парню приходилось исключительно «кулаками»… Вообще, о нем я могла бы рассказывать долго, но боюсь, для этого придется писать отдельную книгу.

Короче говоря: «тяжелое детство – деревянные игрушки». И людям, пережившим такое, зачастую все равно, во что именно они одеты. Для них не тряпки главное, а человеческие отношения.

Я понимаю, что вся эта история из детства Шона звучит слегка неправдоподобно, но, увы, это и есть – тот самый «звериный оскал капитализма», которым пугали нас всех в советские времена. И нашей стране, возможно, когда-то тоже придется через это пройти.

Я с большим удовольствием ходила на работу в «Лос Лобос». Единственное, что иногда смущало, так это присутствие Кима. Конечно, он босс и все такое, но, покрикивая на нас время от времени, он постоянно пытался показать окружающим, кто тут хозяин. Хотя мы с Чуян и без его окриков неплохо справлялись с работой.

Рита тоже приходила каждый день, но буквально на несколько часов. Она молча сидела за стойкой бара и абсолютно ничем нам не помогала (и правильно, не барское это дело – тряпкой по столам махать). Английского же она почти не знала, так что и развлекать клиентов болтовней тоже не могла. Мы с Чуян долго не могли понять, зачем вообще она приходит, пока не стали свидетелями одного ее разговора с Кимом.

– Какая выручка сегодня была? – прошипела Рита. Говорила она тихо, но со злостью.

– Всего восемьсот семьдесят, – отвечал Ким удрученно.

– А почему ты мне только пятьдесят отдал? Десять процентов – это восемьдесят семь!

– Тогда на завтра мне даже пиво не на что заказать будет! У нас и «Хайнекен» и «Миллер» закончился! – не обращая внимания на нас, «завелся» и начал кричать в ответ Ким.

Так я поняла, что Ким отдает Рите десять процентов от выручки.

За какие такие заслуги? Тогда я еще не знала, но чуть позже от самой Риты «по большому секрету» узнала, что Ким не смог оформить бар на себя, и оформил на Риту. Вот за это «одолжение» он и отдавал ей десять процентов от выручки. Просто несколько лет назад Киму пришлось объявить себя банкротом, и, соответственно, он больше не мог взять в банке новый кредит для бизнеса. А Рите такой кредит дали. За это он и платил.

Мне это казалось дикостью! Как это так: чтобы муж жене процент отдавал?! Но Рита говорила, что иначе он денег ей не дает. У меня же сложилось впечатление, что Рита просто хотела накопить побольше собственных денег и свалить от Кима, куда глаза глядят. Она постоянно твердила, что уже давно бы ушла от него, но не может бросить ребенка. Однако мне казалось, что Кире было бы гораздо лучше с отцом: по крайней мере, он с ней гулял, и было видно, что он ее очень любит. Рите же было, похоже, все равно, есть она или нет.

Хотя возможно я чего-то и недопонимала.

Сложно было в этом осином гнезде разобраться, кто прав, а кто виноват: Ким вечно жаловался, что Рита требует от него слишком много денег, а она, в свою очередь, что он их ей не дает. Тем не менее, насколько мне известно, именно Ким купил Ритиным родителям хорошую квартиру в Новосибирске, постоянно делал ей дорогие подарки, покупал золотые украшения,… но ей всегда было мало.

Вскоре я уехала в Хабаровск. В отпуск, так сказать.

Кроме моего естественного желания повидаться с родственниками и подругами, появилась еще одна немаловажная причина, по которой я должна была приехать домой: мой младший брат надумал жениться. Да-да, было ему тогда всего-то семнадцать лет! Невесте его, Марине, – девятнадцать. А их общему ребенку, Вадику, – минус два месяца. Почему минус? Потому как еще не родился, но вот-вот должен был.

Ага, я же сказала в самом начале, что нормальных парней в нашей стране после 20-ти лет и чтоб не женатый – днем с огнем не сыскать. Вот и моего брата как можно раньше «окольцевали». Но он вроде бы и не жалуется: жену и сына – просто обожает! Повзрослеть только очень рано пришлось, а так – может оно все и к лучшему.

Свадьбу отметили скромно, в кругу семьи и в доме нашей мамы. Жить они решили пока там же – будет, кому с ребенком помогать, да и вообще… После женитьбы Сережа продолжил учиться в техникуме (только на заочном отделении), а вскоре и на работу устроился.

Три недели в кругу семьи пролетели довольно быстро, но, уезжая, я даже испытывала некоторое облегчение: все-таки я уже отвыкла от проживания с несколькими людьми, тем более что в доме появился новый человек, со своими привычками и интересами.

Вхождение в другую семью всегда проходит сложно, и мне было даже немного жаль Марину. Ей, я думаю, пришлось труднее всех. Мы-то уже знаем, что и как надо делать, если мама просит помощи по дому, а для нее все было в новинку, вот и возникали проблемы: то посуду не туда поставит, то белье не так развесит. Мама наша делала ей замечания и показывала «как надо» не задумываясь о том, что это может обидеть невестку. Делала это она «на автомате», как привыкла указывать нам на ошибки, не понимая, что чужому человеку это может быть неприятно. Именно из-за этого иногда вспыхивали мелкие ссоры и стычки. Да и две хозяйки в одном доме – сами понимаете…

В общем, вздохнув с облегчением, я вернулась в таун, ставший мне совсем уже родным.

До окончания контракта Санни в Корее оставалось всего ничего – два месяца. Я уже и перестала надеяться, что получу визу в Америку до его отъезда. Иногда по этому поводу у меня случались истерики, и я начинала плакать ни с того ни с сего.

– Ну не плачь, – утешал меня муж. – Даже если тебе придется задержаться здесь на пару месяцев – ничего страшного. Все равно мы когда-нибудь опять будем вместе.

– А мне уже кажется, что мне никогда не дадут эту чертову визу! – возражала я сквозь слезы. – И когда я тебя снова увижу?… Я уже так устала от этих разлук!

– Ну, что поделаешь, так уж вышло, – гладил он меня по голове. – Не плачь, все образуется.

Я как могла, отвлекала себя от гнетущих мыслей: каждый день каталась на велосипеде, работала в баре, готовила Санни обеды и на велике же отвозила на базу.

Однажды, возвращаясь на «железном друге» из Кунсана домой, встретила Шпика, сидящего в тени огромного дуба:

– Привет! – поздоровалась я громко.

– О, так это ты… – на его лице было написано явное разочарование.

– А ты кого ожидал? – уточнила я.

– Да никого, просто сидел тут в тенечке, смотрю – на велике девушка едет. Я еще подумал: у кого же это такая попка красивая? А оказалось, что это ты. Вот ведь облом…

Я залилась краской смущения от такого «комплимента», но тут Шпик не выдержал и рассмеялся на весь переулок:

– Да шучу я, расслабься!

– Тьфу на тебя! А чего это ты так разочаровался, что это я? – решила я подыграть.

– Так ведь ты замужем, значит за тобой нельзя приударить.

– Так вроде и ты – женатый, – напомнила я.

– Точно! Но я уже так давно жену не видел, что, похоже, забыл, как она выглядит, – произнес он с грустью.

– Я тебя очень хорошо понимаю… Кстати, я водку русскую привезла! Помнится, кто-то хотел на спор пить…? – выпивкой я решила отвлечь нас обоих от безрадостной темы расставаний с любимыми. И не важно, что «Nemiroff» – не совсем русская водка, а вроде как даже украинская горилка. По-моему, ни для кого в мире это не имеет принципиального важного значения.

– Так чего ж ты стоишь? Неси! – оживившись, скомандовал он.

– Хорошо, скоро вернусь, – пообещала я и поехала домой.

Вернулась я через полчаса, таща пакет с бутылкой «Немирова» и банкой соленых огурчиков.

– А это еще зачем? – удивился Шон, указав пальцем на банку.

– Закуска. Выпиваешь рюмку, задержав дыхание, и откусываешь огурец, – объяснила я нехитрые правила пития «национального достояния».

– А почему именно огурец?

– Ну, не обязательно закусывать именно огурцом, просто у меня есть только они. Тут главное, чтобы это была либо кислая, либо острая еда. Так водку пить легче.

– Понятно.

Мы выпили по рюмке. Закусили.

– Ну и как? – с интересом наблюдала я за сморщенной физиономией Шпика.

– Довольно мягкая.

– А чего морщишься тогда?

– По привычке, – ответил он и рассмеялся.

Я выпила с ним еще пару рюмок и сообщила, что мне пора идти на работу.

– А как же наш спор? – уточнил он, уже слегка кося на один глаз.

– Будем считать, что я проиграла. Мне и, правда, пора. Извини.

Я ушла, хотя мне очень хотелось остаться с ним здесь: сидеть в тени дуба, разглядывая редких прохожих, и распивать привезенную водку.

Придя домой, я выпила несколько чашек крепкого кофе, чтобы прошел хмель, и пошла на работу.

На следующий день по пути в «Лос Лобос» ко мне подошел кореец – владелец соседнего клуба и по совместительству хозяин квартиры, которую арендовал Шпик:

– Это ты вчера Шону русскую водку дала? – осведомился он строго.

– Я. А что? – немного испуганно уточнила я.

– У него из-за тебя теперь большие проблемы!

Дальше понеслась корейская речь, из которой я не поняла ни слова.

Подробности я узнала от Кима, который рассказал следующее:

– Напился Шон вчера и толкнул кореянку. Та упала, после чего вызвала полицию. Заявление эта кореянка пока не оставила, но при условии, что Шон выплатит ей пять тысяч долларов.

– Ничего себе! – только и смогла «выдавить» я.

Вскоре пришел и сам Шон, но по его внешнему виду было невозможно догадаться, что накануне на нем «повис» такой долг.

– Что там у тебя вчера случилось? – напустилась на него я.

– Что, уже доложили?! – усмехнулся он вместо ответа и заказал свое любимое пиво. – Ну, я сидел, спокойно пил, никого не трогал, курицу на гриле жарил. Тут подходит маленькая девочка и смотрит на курицу голодными глазами. Ну, я и отломил ей кусок, – рассказывал он, потягивая протянутое мной пиво. – Тут же подбежала какая-то кореянка, стала на нее кричать, бить… А я терпеть не могу, когда бьют детей! – добавил он сердито и заерзал на стуле.

– Это я знаю. Ну, а дальше-то что?

– Я подошел к ней и сказал, что не надо на ребенка орать и тем более – бить. А она меня толкнула и стала махать кулаками. Я-то, естественно, ее бить не буду, она же женщина, но я вытянул руку и держал ее за плечо на расстоянии. Потом она отошла, чтобы разогнаться, и побежала в мою сторону… Ну, я отступил, а она зацепилась за мою ногу и упала, – закончил он рассказ и замолчал.

– Ну, – торопила я. – А дальше-то что?

– Так это – все. Она стала кричать и вызвала полицию. А потом потребовала, чтобы я либо выплатил ей пять тысяч за ущерб – моральный, естественно, либо чтобы они дело на меня завели.

– Все понятно, – вздохнула я. – Корейцы – в своем репертуаре. Небось, сама нигде не работает, вот и нашла легкий способ наживы. Поздравляю, что еще можно сказать!

Меня эта история совсем не удивила. В любой драке между корейцами и иностранцами неправыми оказывались всегда последние. А корейцы не дураки – понимают, что нам не нужны лишние разбирательства и суды, вот и запугивают американцев или любых других иностранцев тюрьмой с целью выманить у них денег.

Вот будь вы сами в чужой стране и попади в подобную ситуацию, что бы вы стали делать? Правильно, – деньги отдали. Еще не хватало сесть в азиатскую тюрьму!

– Выплатить-то сможешь? Деньги есть? – спросила я участливо.

Мне и вправду было его жаль. На его месте мог оказаться любой из нас.

– Смогу, – хмуро буркнул он. – Договорились, что буду по пятьсот долларов в месяц выплачивать… Она, правда, требовала, чтобы все – сразу, но я сказал, что тогда меня могут хоть сейчас в тюрьму сажать – у меня таких денег нет. Мне, вообще-то, еще и своих детей и жену кормить надо!

Шпик был явно раздосадован, но оно и понятно: хотел голодного ребенка накормить, а в итоге будет кормить не только его и гораздо дольше, чем предполагал изначально.

Да-а, недаром ведь говорят: «За хорошие дела всегда надо расплачиваться».

К середине ноября новых вестей из консульства так и не поступило. Значит, мне явно предстоит провести какое-то время в Корее одной. Я не знала, продлят мне корейскую визу или нет, но очень на это надеялась. И, как выяснилось, не я одна.

– Что у тебя с визой? Когда кончается? – спросил у меня как-то Ким.

– Десятого декабря.

– А продлить сможешь? Тебе же американскую визу здесь ждать надо.

– Попробую, – ответила я с сомнением в голосе. – Как раз завтра мы с Санни собирались ехать узнавать.

– Я с вами поеду, – решительно заявил Ким. – У меня там знакомые, может, чем и помогут.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Тогда завтра в девять утра будем ждать тебя на остановке.

Утром мы с Санни пришли на назначенное место и сели к Киму в его серебристый «БМВ». Мужчины перекинулись парой стандартных фраз, Санни поблагодарил его за помощь и участие, и мы отправились в эмигрэшку.

Изложив служащей офиса суть нашей проблемы с американским консульством и просьбу продлить мне корейскую визу, мы с Санни замолчали, так как Ким быстро заговорил что-то по-корейски. Она в ответ ему что-то возражала. Хотя, может, и нет – кто их поймет?

Переговаривались они очень долго, после чего женщина взяла у меня паспорт и поставила в него штамп.

– Так я могу остаться в Корее еще на какое-то время? – уточнила я.

– Да, до двадцатого августа, – ответила она с улыбкой.

Мы с Санни переглянулись: надо же, мы-то надеялись, что визу продлят месяца на три, а оказалось, что я смогу находиться здесь еще целых девять!

– Спасибо большое! – искренне поблагодарили мы кореянку.

– Не за что, – ответила она и возвратила мне паспорт.

Проблема была решена и мы вышли на улицу. Ким прямо лучился от радости.

– Спасибо мистер Ким, – поблагодарил Санни и пожал ему руку.

– Нет проблем! Я же говорил, что у меня там знакомые, – ответил он гордо. – Надеюсь, Катя останется тут надолго, она хорошо работает, – с серьезным лицом заявил Ким, но не выдержал и тут же громко расхохотался.

– Работает она, может и хорошо, но я все-таки надеюсь, что моя жена так надолго здесь не задержится, – резко оборвал его Санни.

– Конечно-конечно! Я пошутил, – успокоил его Ким. Хотя было видно, что ему бы очень хотелось, чтобы я вообще никогда не уехала.

И я его, в общем-то, понимала. Ведь я единственная в баре знала английский в достаточной мере, чтобы поддержать разговор с клиентами, решить какие-то проблемы, ну и так далее (достаточно часто мне приходилось «переводить» с английского на «упрощенный английский», чтобы Киму было понятно, чего именно от него хочет клиент).

Да и сам факт того, что мы с Ритой остались единственными русскими, работавшими в тауне, притягивал в бар большинство посетителей. Пару раз при мне Ким нанимал и дополнительных, новых работниц. Для чего – я так и не поняла. Может, он хотел показать нам с Чуян, что мы не такие уж «незаменимые»!? Возможно. Потому что с работой мы и вдвоем нормально справлялись, и дополнительные люди нам были вроде бы не нужны.

Но те редкие новые сотрудницы, которые у нас появлялись, обычно не задерживались дольше, чем на неделю: то английский язык плохо знали, то работали слишком медленно, а то и сами уходили, не выдерживая вечного ворчания Кима…

Одно время у нас даже еще одна русская девушка работала, которая тоже жила в тауне с мужем-американцем. Только и она задержалась здесь не надолго – провороваться успела. Причем не по мелочи: за день баксов по сто из выручки вытаскивать умудрялась! Но ее, к счастью, быстро «вычислили» и уволили. Так что я, Чуян и Рита были его единственными постоянными работниками.

Через несколько недель мы с Санни начали собирать чемоданы.

– Ты оставь себе только зимние вещи и самое необходимое, а остальное, включая велосипед, – упаковывай для отправки, чтобы потом тебе не надо было все тащить на себе, – наставлял меня муж.

– Пожалуй, ты прав. Тем более что сейчас это бесплатно будет, а потом мне придется доплачивать за каждый лишний килограмм.

Мне было тяжело расставаться вновь, но я старалась успокоить себя тем, что скоро мы снова увидимся.

– Ты только не расстраивайся, хорошо!? На сей раз это – не надолго, – убеждал меня он. – Уверен, что через пару месяцев ты ко мне присоединишься!

– Да уж, я тоже хотела бы в это верить…

Оставшиеся до его отъезда дни я не работала, так как хотела провести с мужем как можно больше времени.

Наступил день отъезда.

Мы заранее упаковали все оставшиеся вещи, прибрали его комнату на базе и вышли с чемоданами на улицу.

Он крепко прижал меня к себе и долго-долго не отпускал. Однако пришло время прощаться.

– Ну, мне пора. Скоро мы увидимся снова, – пообещал он. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже.

В его глазах стояли слезы, но я сделала вид, что не заметила эту «слабость». Сама я старалась держаться изо всех сил, как могла.

Санни подхватил свой багаж и направился к поджидавшему рядом такси. А я осталась стоять на месте, глядя ему вслед. Через минуту я обессилено опустилась на бордюр и просидела там минут двадцать, не понимая, куда мне теперь идти и что делать дальше. У меня не было сил даже на то, чтобы вытереть слезы, текущие сами по себе, образуя на щеках уродливые узоры.

Наконец, я заметила проезжавшее мимо такси, и вяло махнула рукой.

Придя домой, не раздеваясь, как была, я открыла бутылку водки, стоявшую со времен последней поездки в Россию, и начала пить. Вот именно так, как последний алкоголик: в полном одиночестве, молча, ничем не закусывая и лишь запивая изредка соком.

Я пила рюмку за рюмкой, почти не хмелея, и размышляла о том, что ждет меня дальше. Мне казалось, уж и не знаю почему, что больше я Санни не увижу, и что с этого самого дня жизнь моя пойдет совершенно иначе. Поэтому теперь мне нужно будет заботиться о себе самой и придумать какой-нибудь план на будущее.

Этот самый план я вроде бы даже сразу придумала, но была настолько пьяна, что наутро о нем позабыла.

Глава 5

– Ты замужем? – спросил меня парень, с которым я играла в бильярд на работе.

Других посетителей еще не было, так что пока я могла наслаждаться игрой и заниматься одним единственным клиентом.

– Да, – подтвердила я, отметив взгляд, скользнувший по моей руке с обручальным кольцом.

– А муж где?

– В Америку недавно уехал.

– А ты, почему не с ним?!

– Визу жду, – в очередной раз, заученно, словно робот, ответила я.

Подобные вопросы я выслушала уже раз сто со дня отъезда Санни, хотя он и уехал всего несколько дней назад.

По приезду в Лас-Вегас он сразу же позвонил мне, сообщив, что добрался нормально.

После этого говорили мы мало, так как он постоянно был занят. Вскоре ему предстояло сдать экзамены и начать подготовку для работы в элитном летном подразделении под названием «Громовые птицы», которое занималось исключительно тем, что устраивало авиа-шоу по всему миру. Соответственно, брали в него далеко не всех. Санни чуть ли не с детства мечтал попасть туда, и вот, наконец, его мечта была близка к осуществлению.

Мне же пока приходилось отвечать на такие вот вопросы, из раза в раз объясняя, почему мы, женатые люди, не можем быть вместе. Многие американцы даже понятия не имели, что попасть в их страну, оказывается, настолько сложно! И уж тем более они не понимали, как какие-то там чиновники могут так долго не давать визу официальной жене.

– Скучаешь? – продолжал допрашивать парень.

– Конечно.

– Может, хочешь что-нибудь выпить? – заботливо предложил он.

Я задумалась на секунду и согласилась.

Он купил мне пиво, и мы продолжили игру и ни к чему не обязывающую болтовню: откуда, женат ли, чем занимался раньше. Подобные разговоры давно уже стали обыденными, и лично у меня большого интереса не вызывали. Другое дело – общение с постоянными посетителями, которые со временем стали моими друзьями: нам всегда было о чем поговорить, ведь они были в курсе моих проблем, а я – их. К тому же с ними я всегда могла быть самой собой и не играть в радушную «хозяйку» (кстати, «хостесс» именно так и переводится – «хозяйка»).

Но, работа – есть работа. И каждый клиент должен чувствовать себя у нас желанным гостем, иначе – он может не стать постоянным. Большинство девчонок, работавших в подобных барах, искренне этого не понимали и выбирали себе среди посетителей неких «любимчиков», к которым относились хорошо, а с остальными вели себя так, словно они – «совковые» продавщицы из сельпо.

Я старалась не допускать подобных ошибок и ко всем относиться примерно одинаково, не выделяя даже лучших друзей. Они, к счастью, все правильно понимали и не обижались даже тогда, когда я уделяла им меньше внимания, чем остальным посетителям. Ведь нам хватало общения и помимо работы.

Через пару недель после отъезда Санни позвонила Таня:

– Привет, «кукушка-брошенка»! Ну что, послезавтра я приезжаю! – весело прокричала она в трубку.

– Здорово! Но что значит «я»?! А Джек?

– Не боись! Джек через две недели тоже приедет… Я тебе попросить кое о чем хотела.

– Ну, проси, коли не страшно, – ответила я со смехом.

– Можно мы у тебя поживем немного?

– Живите, конечно! – обрадовалась я будущему приятному соседству. – У меня две комнаты – места всем хватит.

– Спасибо, ты – настоящий друг! И еще кое-что, – замялась она.

– Ну что там еще!? – нетерпеливо потребовала я.

– Ты не могла бы, э-э… меня встретить?

– Могла бы, – с готовностью отозвалась я. – Говори, когда точно прилетаешь.

Таня сообщила мне номер рейса, дату и время прилета. Я записала все на листочек и положила на видное место.

Через два дня я жадно вглядывалась в лица прибывших пассажиров, выискивая взглядом Танюшку. Вскоре появилась и она, с трудом волоча за собой пудовый чемодан и еще пару легких сумок. Мы обнялись.

– Танька, ну ты как всегда – в своем репертуаре! Это что за прикид у тебя?! – развеселилась я, оглядев ее с ног до головы.

На ней был надет велюровый комбинезончик и теплая кофточка с изображением ослика «Иа». Она всегда любила подобные вещи, вот и сейчас себе не изменила.

Через секунду я заметила в ее внешности еще одну, уже новую, «странность»:

– Эй, я не поняла – это ты так сильно поправилась!? Или, может, ждешь кого? – уточнила я, пристально ее разглядывая.

– Жду! Мне в марте рожать, – с довольной улыбкой «призналась» она.

– Господи! Я не могу поверить! Поздравляю!!!… Но ты посмотри на себя! И это будущая мама? В кофточке с «Иа»!? – я едва не каталась по полу от смеха.

– Ну и что? Зато она теплая очень! – с шутливым возмущением защищала она свой любимый «кафтанчик».

– Ладно, мамаша, пошли уже на автобус, – просмеявшись, скомандовала я и взялась за ручку чемодана.

– Я и сама могу понести, – запротестовала она.

– Ага, точно, тебе сейчас только тяжести таскать! – отбросила я ее руку. – Маленькие, вон, неси, а эту – я поволоку.

Приехав в квартиру, мы разобрали Танины пожитки и уселись пить чай.

– Что у тебя там с визой? – задала она мой «любимый» вопрос.

– Говорят, что отправили запрос в Россию, чтобы узнать, почему я меняла фамилию и имя. Это видимо на тот случай, если на самом деле я – Усама Бен Ладен в юбке… Уже семь месяцев они там, в России, все проверяют и еще не известно, когда проверят! – злость на них, на себя и на мужа, который никак не хотел мне помочь, постепенно накатывала. Впрочем, так бывало всегда, едва я вспоминала об этом.

– Ужас!… Надо же, а у меня даже не спрашивали, почему я меняла, – проговорила она задумчиво.

– Значит, мне опять «повезло»! Как всегда, собственно.

– Ну а что же Санни? Никак не пробовал это дело ускорить?

– А как?! – мои эмоции уже перехлестывали через край, и я почти кричала на ни в чем не повинную подругу.

– Да не кипятись ты! Успокойся… Но ты же не одна такая, должен же быть какой-нибудь выход! Ведь без «пинка под зад» они могут и год, и два проверять, сама понимаешь.

– Я-то понимаю, но он ничего не предпринимал. Я уже столько раз его об этом просила, но в ответ все одно и то же: «А что я могу сделать?».

– Ясно.

– …А почему ты не рассказывала мне, что беременна? – сменила я тему, слегка успокоившись после пары глотков чая.

– Так я хотела сюрприз сделать! – радостно просияла Танюшка.

– Удалось, ничего не скажешь, – улыбнулась я.

Видя, как безумно она счастлива предстоящим материнством, я была искренне за нее рада. Уж кто-кто, а Таня подобного счастья заслуживала.

Тут у меня зазвонил телефон. По номеру на экране я увидела, что это Санни.

– Привет! Как у тебя там дела? – мужа я тоже очень рада была слышать, так как звонил он в последнее время нечасто.

– Плохо. К экзаменам готовлюсь, и ничего не могу запомнить! – со злостью пожаловался он, и по голосу я поняла, что дела совсем плохи.

Вообще-то он редко пребывал в плохом настроении. Сейчас же я чувствовала, что он полностью раздавлен.

– А что, много надо?

– Да нет, не много, но я никак выучить не могу. Тут и запомнить-то нужно всего ничего: имена десяти человек, откуда они родом и их звания.