— Настоятельница слабеет с каждым днем. Не хочу, чтобы для вас это стало неожиданностью, ведь вы с ней так близки. Боюсь, Уход случится еще до конца года. Мы обе знаем, какую важную роль вы сыграете в Избрании. Империя меняется, сестра, и мы не должны стать жертвами перемен. Труд Ботахары превыше всего; вы, как никто другой, должны понимать это после того, что видели. В прошлом наши взгляды не совпадали, Морима-сум, но я надеюсь, мы сумеем преодолеть разногласия. Это пойдет на пользу и сестринской общине, и нам самим. Прошу вас, обдумайте мои слова. Мы еще побеседуем, когда вы отдохнете с дороги. — Гаца отпустила руку Моримы и многозначительно посмотрела ей в глаза. — Не тяните слишком долго, сестра. — Она поклонилась и, круто развернувшись, поплыла по длинной галерее, как всегда, с величавостью придворной дамы.
Молоденькая послушница встретила Мориму на лестнице.
— Я приготовила для вас ванну, почтенная сестра — с поклоном сообщила девушка. — Мне велено передать, что настоятельница желает видеть вас после того, как вы отдохнете с дороги. — Она засеменила позади Моримы, которая лишь молча кивнула.
«Да, — думала Морима, — я пойду к настоятельнице, но что мне сказать ей?» Пыльной ладонью она потерла бровь. Она постоянно задавалась этим вопросом с тех пор, как покинула островной монастырь, однако ответа до сих пор не находила. «Что мне известно наверняка?» — снова и снова спрашивала себя Морима. Ее не оставляло гнетущее чувство; чутье подсказывало: в монастыре Дзиндзо что-то не так.
Ванна, приготовленная послушницей, подействовала на Мориму как целебный эликсир. Монахиня погрузилась в испускающую клубы пара воду, словно морское животное, вернувшееся в родную стихию. Она смежила веки и позволила девушке помассировать ей плечи и лоб. Чтобы собраться с мыслями к предстоящему разговору, Морима начала медитировать. Волна покоя прокатилась по телу, смятение в душе почти улеглось.
Немного спустя монахиня оделась, раздвинула створки ширмы и со своего крохотного балкончика окинула взором равнину. Вдалеке в жарком мареве мерцали контуры имперской столицы. Императорский дворец колыхался в горячем воздухе, белые стены причудливо меняли форму, то сходясь, то расходясь порознь. Чем сильнее напрягала зрение Морима, тем труднее ей было разглядеть истинные очертания дворца.
Бесконечная череда Ищущих Знания тянулась по вьющейся среди гор дороге в обитель. Пыль нависла над ними, как шелковое покрывало; буроватая пелена медленно двигалась на север. Поднимающиеся от земли волны жара искажали силуэты паломников, делая их зыбкими и прозрачными.
«Я нахожусь в обители Первого Пробуждения, — мысленно сказала себе сестра Морима. — Я занимаю высокий пост в ордене сестер-ботаисток. Там, за рисовыми полями, лежит императорский город, его стены белы и крепки. По дороге бредут Ищущие: бедняки, голодранцы и почти все — глупцы. Вон тот человек в синих лохмотьях — калека, лишь мираж делает его руки и ноги прямыми».
Задвинув ширму, Морима решительно покинула келью и отправилась к главе сестринской общины.
Монахиня, выполнявшая обязанности секретаря настоятельницы, при виде Моримы сердечно улыбнулась.
— Как я рада вашему возвращению, сестра, — воскликнула она. — Мы все молились за вас.
— Я тоже молилась за всех вас, сестра Суцо. Ваша забота делает мне честь. Поскорее расскажите мне, как чувствует себя наша любимая настоятельница.
Секретарь опустила глаза и покачала головой.
— Она по-прежнему остается источником вдохновения для нас, но уже очень плоха.
Морима протянула руку и коснулась плеча сестры.
— Ее ожидает лучшая жизнь, Суцо-сум. Может ли она принять меня?
Секретарь кивнула.
— Не утомляйте ее, сестра. Ей нужен постоянный покой. — Она снова печально покачала головой. — Да улыбнется ей Ботахара, настоятельница так стара и так усердно служила ему всю жизнь…
Они прошли по коридору, ведущему в покои настоятельницы, стараясь производить как можно меньше шума. Сестра Суцо негромко постучала в створки сёдзи, а затем чуть-чуть приоткрыла их. Ее лицо озарила улыбка.
— А, вы не спите. К вам сестра Морима. Прикажете впустить?
Изнутри не последовало никакого звука, но сестра Суцо раздвинула сёдзи и вошла в комнату, кивком приглашая Мориму следовать за ней.
Набрав в грудь побольше воздуха и глубоко выдохнув, как ее когда-то учили, Морима вошла внутрь, чувствуя, как напряжение уходит вместе с выдохом. Ступив за порог, она преклонила колени и коснулась лбом циновки. Сёдзи за ее спиной закрылись с тихим стуком.
— Морима-сум, я всегда рада видеть тебя, — прошелестела сестра Саэдза.
— Я счастлива, что вы приняли меня, настоятельница.
— Знаю. Подойди ко мне, дитя мое, я не вижу тебя издалека.
Не вставая с колен, сестра Морима подвинулась поближе и встала на расстоянии вытянутой руки от постели. Сестра Саэдза, Верховная Настоятельница общины сестер-ботаисток, сидела, откинувшись на вышитые подушки из хлопка. Рядом с постелью стояла открытая ширма, за которой находился балкон почти с таким же видом, как и с балкона в келье Моримы. Настоятельница была маленькой сухонькой старушкой с самым добрым лицом из всех, которые Морима когда-либо встречала. Сестра Саэдза устремила на Мориму взгляд мудрых глаз, и на кротком морщинистом лице расцвела блаженная улыбка.
— Ах, сестра Морима, ты исхудала. Задание, которое я тебе поручила, оказалось нелегким?
— Нет уж, исхудавшей меня назвать нельзя, настоятельница. А задание… выполнено.
— Для таких, как ты, дитя мое, обладающих особым даром, задания никогда не кончаются. Но об этом мы поговорим позже. — Настоятельница вытянула прозрачную руку и коснулась ладони Моримы. — Мне сказали, ты уже побеседовала с нашей любезной сестрой Гацей. — В глазах старой женщины блеснули лукавые огоньки. — Они так спешат, что, просыпаясь по утрам, я каждый раз смотрю, не разведен ли уже подо мной погребальный костер. Но у меня еще остались дела на этой земле, Морима-сум, и мы с тобой знаем об этом. Мой Уход не так близок, как им хотелось бы. — Она коротко рассмеялась. — Расскажи мне о своем путешествии, дитя мое. Я чувствую, тебя что-то гложет. Да, подумала Морима, она стара, однако от ее глаз по-прежнему ничего не ускользает.
— В пути обошлось без приключений, настоятельница, — ни бурь, ни пиратов, только спокойное море и попутные ветры.
— Ботахара хранит тебя, дитя.
— Братья были не более высокомерны, чем обычно. За десять дней до церемонии Божественного Обновления я начала поститься, как это принято в ордене. Церемония Очищения заняла три дня, ее проводил сам Верховный Настоятель, маразматик брат Нодаку. Все это время я находилась в уединении, поэтому мне не удалось понаблюдать за их занятиями и тренировками и выведать секреты.
Церемония Божественного Обновления начинается на рассвете. Ее проводят семь братьев старшего ранга. Священная Стража снимает ларец с алтаря и помещает его на особый стол. Печати снимают очень долго, так как принимаются все предосторожности, чтобы не допустить порчи свитков.
Описывая ритуал, сестра Морима изо всех сил пыталась унять дрожь в руках. Как же рассказать ей об этом? Она заметила в глазах настоятельницы усталость и ощутила, что рука, державшая ее ладонь, ослабела. Сестра Саэдза выглядела такой хрупкой.
— Вы хорошо себя чувствуете, настоятельница? — спросила Морима.
— Да, продолжай, — прошептала сестра Саэдза.
— С восходом солнца Верховный Настоятель вынимает рукописи из ларца и раскладывает их на столе. Все остальные в монастыре в это время читают благодарственные молитвы. — Морима тяжело сглотнула.
Настоятельница закрыла глаза. Морима пристально вгляделась в лицо старой женщины, но та снова шепнула:
— Продолжай.
— Свитки по одному разворачивают и с величайшей осторожностью изучают. Мне дозволили посмотреть на них, не прикасаясь.
— Что-то было не так? — спросила сестра Саэдза, не открывая глаз.
— Да, — ответила Морима и зарылась лицом в ладони.
— Расскажи, дитя мое.
— Готовясь к посещению монастыря Дзиндзо, я просмотрела все источники, в которых упоминаются труды Ботахары, а также изучила каждую копию почерка Владыки. Я не могу объяснить, что увидела… Конечно, это были очень древние свитки, я не сомневаюсь, но… Мне кажется, нет, я уверена, что тексты, которые мне показали, написаны не рукой Владыки Ботахары. — Морима глубоко вздохнула — почти всхлипнула — и посмотрела на главу сестринской общины.
Старая монахиня едва заметно кивнула.
— Ну конечно, — выдохнула она и заснула.
9
Цель хода должна не просто скрываться за другой целью. Она должна быть полностью спрятана, затеряна в сложных переплетениях плана, еще более правдоподобного, чем настоящий.
Из записей Сото, Мастера ги-иФлот Сёнто обогнул мыс Высшей Императорской Воли и вошел в Большой Канал — старинный водный путь, который протянулся через всю империю с севера на юг. Флотилия из плоскодонных речных барок, управляемых мускулистыми гребцами, и быстроходных боевых кораблей выглядела очень внушительно.
Тот факт, что, отправляясь из столицы во вверенную ему провинцию, наместник был вынужден принимать меры для защиты от грабителей и пиратов, весьма красноречиво описывал правление императора Аканцу Второго. На самом деле сейчас такая ситуация играла на руку Сёнто, позволив ему открыто вооружиться и облегчив тем самым защиту князя от его настоящих врагов.
Один из тех, кто, по мнению Сёнто, мог всерьез ему угрожать, стоял на сторожевой башне и через узкую бойницу в каменной стене наблюдал за продвижением кораблей князя. Облокотившись на растрескавшийся каменный выступ, Яку Катта рассматривал каждое судно и, как настоящий знаток, неторопливо и тщательно оценивал его боевую силу. Рядом стоял самый младший из братьев Яку, лейтенант Яку Ясата, покорно ожидавший, пока генерал закончит наблюдение. Порой лейтенант бросал взгляд на дверь, у которой он выставил стражников, но какого-либо вторжения извне всерьез не опасался, так как башня представляла собой императорскую сторожевую крепость и была таковой уже не одно столетие.
Не выражая ни малейшего признака нетерпения, Яку Ясата незаметно переносил свой большой вес с одной ноги на другую. Младший из трех братьев, Ясата не владел ни полководческим искусством, как Яку Катта, ни блестящим умом, как Яку Тадамото. Он был простым, заурядным солдатом, и от прочих его отличала только слепая преданность старшим братьям. Впрочем, одного этого качества с лихвой хватило, чтобы сделать его бесценным помощником и Катты, и Тадамото, что довольно ясно указывало, как мало братья доверяли всему остальному окружению.
Яку Катта внимательно рассматривал все суда, проплывавшие по каналу, и ощущал полное удовлетворение. Увиденное доказывало, что шпионы сообщили ему верные сведения и что Сёнто действительно отправляется на север, не подозревая об опасностях, которые поджидают его на пути.
Яку поймал себя на том, что испытывает злорадство, и старательно подавил эмоции. «В одном император прав, — говорил себе Яку, — мне не следует быть слишком самонадеянным, это серьезная слабость. Но посмотрите, как тащится великий Сёнто! Он окружил себя нищим сбродом, купцами-неудачниками и даже разорившимися князьями. Подобрал всех, кто прибился к его каравану ради защиты в дороге, и никому не отказал». Яку покачал головой. От такого известного человека он ожидал большего. На секунду ему даже стало жаль Сёнто Мотору, но он тут же рассмеялся. Скоро, очень скоро все пойдет так, как надо.
Перед его глазами встал образ княжны Нисимы, благодарной Нисимы, — и эта мысль приятно его согрела.
— Меньше пяти тысяч воинов, — послышался сзади голос Ясаты.
Не оборачиваясь, Яку кивнул.
— И половина лизоблюдов со всей империи. — Яку указал на узкую бойницу. — Ты только погляди на них! Сбились в кучу под знаменами императорского наместника, как будто это их спасет! — Он оперся руками о выступ подоконника и чуть не наполовину свесился наружу.
Ясата выглянул из-за его спины.
— Не вижу никаких особых приготовлений. По-моему, он ничего не подозревает.
— Сёнто всегда что-нибудь подозревает, Ясата-сум. Не позволяй ему одурачить себя. Впрочем, на этот раз его подозрения не связаны с настоящей угрозой; он приготовился, можешь не сомневаться, — только не к тому, что его ждет.
— Ложная ловушка? — осторожно спросил Ясата, надеясь выведать планы брата.
— Не ложная, а дополнительная, но внимание Сёнто отвлечено именно на нее. Крах великого генерала повлечет за собой падение и других, Ясата-сум. А Яку возвысятся. — Он повернулся и хлопнул брата по плечу, удивив того своими радужными надеждами. — Это касается и тебя, полковник Яку. Да! Я сделаю тебя полковником. В будущем вы пригодитесь мне еще больше, и ты, и Тадамото-сум.
Ясата смущенно искал слова, чтобы поблагодарить генерала, но Катта уже отвернулся к бойнице. Он проводил взглядом последнюю барку и хищно улыбнулся. «Нет, император, ты ошибаешься. Чересчур самонадеян вовсе не я, а кто-то другой».
10
Наша лодка — из дерева темной акации и эвкалипта. Краска слезает с борта, как чешуйки змеиной кожи. Лодка скользит средь прочих судов вдоль Большого Канала. В скопленье людей мириады желаний рождают лазурные воды. Лишь похоронная барка в траурных белых цветах знает, куда плывет.
«Большой Канал». Из поздних сочинений госпожи Нисимы Фанисан СёнтоДвижение барки и крики чаек подняли настроение Комавары. Для князя из провинции он слишком долго пробыл в столице, и его дух стремился к открытым пространствам. «Я принадлежу Сэй, я не создан для жизни среди придворных с их чопорной снисходительностью». Комавара глубоко вдохнул свежий речной воздух. «Начало пути, — думал он. — Как поет сердце в начале пути!».
Целые деревни высыпали на берега канала, чтобы выказать свое почтение каравану наместника. Крестьяне низко кланялись и не поднимали головы, пока флотилия не проходила мимо. Комавара заметил, как какой-то старик опустил голову не в меру любопытного мальчонки в грязь и держал ее там, пока не проплыл караван, обучая внука должному уважению.
Берег здесь был низким, рисовые поля отделяла от воды лишь пологая, покрытая зеленой травой речная насыпь. Вдали, у изгиба канала, молодой князь различил первые корабли флотилии и принялся считать. Тридцать судов впереди его барки, и неизвестно, сколько еще сзади. Такой караван увидишь нечасто, разве что когда Сын Неба переезжает в свой Летний Дворец.
Так много кораблей, а кто плывет на них? Солдаты, торговцы, фокусники, гончары, оружейники, ученые, кузнецы, предсказатели, мошенники, игроки, сестры-ботаистки, куртизанки, жрецы… Здесь собрались представители всех сословий и ремесел. Комаваре пришло в голову, что об этом можно сочинить стихотворение, но слова не хотели складываться в строчки.
Караван, доставивший Комавару с севера, уступал флотилии Сёнто. Конечно, это было еще до императорского приема, до того, как Комавара познакомился с князем Сёнто. Странная все-таки вещь карма. Комавара приехал на юг в надежде снискать расположение императора, а Высочайший даже не обратил на него внимания. Зато молодой князь заинтересовал человека, которого император считал своей главной угрозой. И вот теперь Комавара возвращается в Сэй вместе с новым наместником.
И все-таки зачем Сёнто понадобилось его общество? Как видно, у князя хватало времени на все. Многие из князей, знакомых Комаваре, лезли бы вон из кожи, стараясь оправдать доверие императора, но Сёнто вел себя так, словно в его жизни ничего не изменилось. Он окружил себя верными людьми, а этим может похвастаться далеко не каждый князь. Комаваре тоже повезло, все слуги ему преданны — благодарение мудрости его отца и милости Ботахары.
Охранник из личной стражи Комавары осторожно кашлянул за спиной своего молодого господина. Князь обернулся.
— Сампан пришел, ваша светлость.
Комавара прошагал по свежеконопаченным доскам палубы, чтобы пересесть в лодку. Посередине матросы поднимали парус — с кормы задул свежий ветер, и гребцы могли отдохнуть. Двое из них прислонили к борту барки трап и удерживали его, чтобы князь мог перебраться в лодку. Их мускулистые торсы блестели от пота, выступившего во время работы на веслах, и князь не сомневался, что гребцы легко выдержат его вес.
Маленькая лодка, управляемая стражниками Дома Сёнто, покачивалась рядом с баркой. Комавара со свойственным ему проворством спустился по трапу. Хоть сам Комавара об этом и не подозревал, стражники Сёнто и гребцы в лодке знали его. Проводив глазами молодого князя, они многозначительно переглянулись и кивнули — сын воина. Несмотря на то что он казался им совсем юным, как тонконогий жеребенок, он был для них сыном своего отца. Какой великий мечник учил молодого князя боевому искусству! И еще дуэли — все знали, что юный Комавара уже побеждал на дуэлях, причем не однажды. Молва утверждала, что он не боится никого и ничего.
Не подозревая о своей славе и чувствуя неловкость, Комавара уселся в лодку. Его немного смущала роль союзника Сёнто. Благоговейное преклонение перед знаменитым Сёнто Мотору мешало ему считать себя хоть в чем-то полезным князю, и все происходящее казалось недоразумением, которое вот-вот выяснится. Именно эта мысль — совершенно недостойная, сознавал Комавара — вызывала в нем робость и тревогу перед встречей с Сёнто.
Проплыв мимо цепочки судов, гребцы ловко поставили лодку у борта большой, богато украшенной барки. Комавара ступил на переходную площадку, и стражники согнулись в почтительном поклоне. Удивительно, как у них это получается, думал Комавара, — поклон, которым они приветствуют аристократа, безупречно вежлив, но поклон, предназначенный мечнику того же ранга, несет в себе несравненно больше уважения. Внешне различить поклоны Комавара при всем старании не мог, он просто знал, что разница существует.
Поднимаясь по трапу, Комавара начал распускать ремни, которыми его меч был прикреплен к поясу. На главной палубе молодой князь встретил управляющего Сёнто — Каму. Старик церемонно поклонился и произнес:
— Мой господин желает, чтобы вы оставили меч при себе, ваша светлость.
Комавара учтиво поклонился в ответ.
— Он всегда будет при мне, чтобы защитить князя Сёнто, Каму-сум.
На лице управляющего отразилось одобрение.
— Господин просит вас подняться на ют, ваша светлость.
Комавара кивнул и вслед за управляющим двинулся на корму, где под шелковым навесом сидел Сёнто. Князь с кистью в руке склонился над низким столиком; справа от него в почтительном ожидании на коленях стоял секретарь. Завидев приближающегося Комавару, стражники поклонились, и бряцание их оружия заставило Сёнто поднять голову. Он приветствовал молодого князя сердечной улыбкой.
— Князь Комавара, я счастлив видеть вас.
Сёнто и Комавара обменялись поклонами и вежливыми вопросами, положенными по этикету. За чаем князья наблюдали, как дети на плывущей позади барке кидают хлебные крошки белым чайкам. Лишь редкий кусочек долетал до воды, так ловко подхватывали угощение быстрокрылые птицы.
Лучи теплого утреннего солнца освещали пышную растительность по берегам канала золотистым осенним сиянием. Облетающие с деревьев листья вслед за течением уплывали на юг, тогда как флотилия Сёнто медленно двигалась на север. Мимо проскользила быстроходная лодка императорского курьера; мускулистые гребцы ритмично работали длинными изогнутыми веслами, заставляя судно стрелой рассекать волны.
Сёнто проводил взглядом лодку гонца. «Они сообщают императору о нашем передвижении», — подумал он, зная, что, чем больше удаляется от столицы, тем скорее приближает к осуществлению планы императора.
— Хватит ли нам двух недель, чтобы добраться до Сэй, князь Комавара?
— Да, если ветер не сменится, ваша светлость. Однако следует ожидать задержки в пути на землях Бутто и Хадзивары.
Сёнто кивнул.
— Гм… задержки, — пробормотал он и сделал знак стражнику, который положил на стол перед ними туго скрученный свиток. Прежде чем вскрыть печать, Сёнто внимательно ее изучил, затем разложил плотный лист бумаги на столе. Это была подробная карта территории, из-за которой враждовали кланы Бутто и Хадзивара. На карту были нанесены все фортификации, расположения войск и указана численность солдат в каждом гарнизоне.
— Если вас не затруднит, князь Комавара, я бы попросил вас взглянуть на карту и удостовериться, все ли на ней верно. Пожалуйста, постарайтесь припомнить местность как можно лучше. Можете не спешить.
Комавара склонился над картой, изучая каждый нанесенный на нее штрих, каждое обозначение. Он напряг память и воззвал к помощи Ботахары. Наконец он поднял глаза.
— Насколько я могу судить, карта верна вплоть до мельчайших подробностей, князь Сёнто.
Сёнто удовлетворенно кивнул.
— Она составлена на основе сведений, полученных от нескольких шпионов. — Он скатал карту, и стражник унес свиток. — Любую информацию, переданную шпионами, всегда следует перепроверять.
Слуги подали обед, и Комаваре вспомнилась княжна Нисима, так изысканно проводившая чайную церемонию. За едой Комавара и Сёнто, беседовали на самые различные темы, пока не остановились на князьях северной провинции и возможной реакции самых значительных персон Сэй на приезд нового наместника. Сёнто и его советники без конца обсуждали этот предмет, хотя и понимали, что их разговоры — не более чем пустые предположения. Как все выйдет на деле, сказать было нельзя.
Видя, что секретарь Сёнто по-прежнему стоит на коленях у навеса в ожидании приказа своего господина, князь Комавара извинился и откланялся так скоро, как только позволяли приличия. Сёнто посмотрел ему вслед, оценил его осанку. Нынешний год станет для молодого князя суровым испытанием, подумал Сёнто, сам не зная, откуда у него взялась эта мысль.
Князь достал из рукава маленький свиток, который доставили сегодня утром. Солдат гвардии Сёнто, переодетый рыбаком, тайком пронес его через земли враждующих кланов. Сёнто развернул свиток и перечитал строчки, написанные твердым почерком сына. На первый взгляд донесение не содержало ничего особенного, однако «письмо в письме» — послание, зашифрованное одним из способов, известных только членам семьи Сёнто, — серьезно обеспокоило князя. Его внимание вновь приковали две фразы: «Ситуация Бутто — Хадзивара остается прежней. Линии расположения войск не меняются уже несколько месяцев. С этой стороны каких-либо осложнений не предвидится» и «Как вы и предполагали, варвары не представляют значительной угрозы, и донесения о крупных скоплениях сил на границе явно не соответствуют действительности».
Сёнто еще раз вчитался в предложение: «… линии расположения войск не меняются уже несколько месяцев». Ситуация не меняется. Почему кланы медлят? Выжидают ли обе стороны, пока противник сделает ошибку, или за этим стоит что-то другое? Может, они ждут появления Сёнто? Если так, кого следует опасаться — Бутто или Хадзивару? Обоих? «С этой стороны каких-либо осложнений не предвидится». На языке шифра это значит «БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ, ОТЕЦ!». Он многое видит, его сын, но о реальной опасности не подозревает, иначе обязательно написал бы.
Ситуация с варварами тоже отнюдь не так проста, как кажется. Сёнто не получал донесений о скоплении варваров на границе и знал, что его сыну это известно. Комавара прав, Сёнто понял это еще тогда. В набегах варваров кроется гораздо больше, чем хотелось бы северным князьям.
Сёнто скатал свиток и спрятал его обратно в рукав. «Да улыбнется мне Ботахара, ибо я падаю в бездну», — пронеслось в голове. Но разве не сказал Хаката: «Только из глубин бездны дано человеку узреть мир таким, какой он есть»? Что ж, скоро Сёнто представится эта возможность.
Мысли вернулись к падчерице, которая в одиночестве осталась в столице. «Если враги рассчитывали выбить меня из колеи, то придумали наиболее действенный способ, — сам с собой рассуждал Сёнто. — Госпожа Окара — единственная защита Нисимы, если только она согласится на мой план. Нужно очень тщательно следить за положением дел в столице». Сёнто подумал о расстоянии, отделявшем столицу от Сэй. Четырнадцать дней! А ведь императорские курьеры покрывают его всего за неделю.
Погруженный в размышления Сёнто сидел на баке судна, и любому стороннему наблюдателю показалось бы, что наместник императора наслаждается речным пейзажем, одновременно занимаясь бумагами, требующими его внимания. Однако у Суйюна, который появился на баке и бросил короткий взгляд на своего господина, такого впечатления не создалось. Монах знал, что заботило князя, — он почерпнул эти сведения и из беседы с братом Хутто, и из того, что удалось выяснить у Танаки и управляющего Сёнто — Каму.
Недолгое время, проведенное в доме Сёнто, Суйюн посвятил знакомству с его ближайшим окружением. Новый духовный наставник князя постарался пообщаться со всеми. Как и говорили учителя Суйюна, Сёнто безошибочно разбирался в людях. Это его умение сочеталось с внутренним чутьем, позволявшим определить, в какой сфере лучше всего проявятся способности того или иного человека. Кроме того, личность князя неизменно вдохновляла его подчиненных на верное служение дому Сёнто. Единственным недостатком Суйюн посчитал то, что многие из них были немолоды, и это влекло за собой все присущие почтенному возрасту слабости. Монах спросил себя, не связано ли его суждение с «предубеждением юности», о котором говорили наставники, и решил подумать об этом во время медитации.
При всякой возможности Суйюн беседовал с гвардейцами и телохранителями Сёнто и, что более важно, наблюдал за ними, подмечая тысячи мелких черт, зримых только тренированному глазу ботаиста. Увиденное еще раз подтверждало, что солдаты и стражники готовы отдать жизнь за своего господина, но, отправляясь в Сэй, все как один испытывают дурные предчувствия.
Суйюн перевел взгляд на берег канала. Вдоль него тянулась широкая тропа, которую использовали во время весенних разливов, когда речные суда не справлялись с сильными течениями. Несколько неофитов из расположенного неподалеку монастыря ботаистов увидели барку князя и почтительно поклонились. Повсюду в полях, насколько хватал глаз, крестьяне бросали работу и опускались на колени, стоя в этой позе, пока речная процессия не проплывала мимо них. «Мы помогаем и им тоже», — подумал Суйюн, хотя почтительность крестьян по-прежнему вызывала в нем неловкость. «Этот мир не признает главенства духа, — повторил он себе, — и я должен жить в нем так, чтобы духовные цели всегда оставались для меня на первом месте».
Несмотря на это суровое внушение, перед глазами Суйюна неожиданно встал образ княжны Нисимы, весело смеющейся в летнем домике. Монаху стоило большого труда отогнать от себя непрошеное видение.
11
Цикличность возвышения и падения императорских династий, по всей видимости, находится в обратной связи с фазами развития искусства, ибо на закате династии искусство неизменно достигает пика своего расцвета, тогда как на заре становления новой политической эры уровень его снижается до самых примитивных форм. Одним из культурных достижений госпожи Окары и ее учеников стало сохранение эстетики эпохи Ханама в ранний период правления династии Ямаку.
Из очерков княжны Нисимы Фанисан Сёнто, посвященных творчеству госпожи ОкарыКняжна Нисима снова посмотрелась в бронзовое зеркало и не испытала ничего, кроме разочарования.
— Я дурнушка, — тихонько прошептала она. — Дурнушка и посредственность, лишенная таланта. Госпожа Окара зря тратит на меня время. Если бы только император не заставил меня принять его патронаж! Госпоже Окаре не пришлось бы возиться с такой недостойной ученицей, а я бы уехала в Сэй, подальше от императора и его безвольных сыновей. Я была бы рядом с дядей. Он наверняка нуждается в моей поддержке.
Нисима беспокоилась о Сёнто, покинувшем столицу уже три дня назад. «Он сильный и мудрый, — в сотый раз повторяла себе девушка, — и я помогу ему уже тем, что постараюсь избежать ловушек, расставленных императором».
Водяные часы во дворе прозвонили пятый час. Нисима знала, что ей пора — лодка уже ждала. Сам капитан стражи настаивал на том, чтобы сопроводить княжну с отрядом телохранителей, но она отказалась, зная, что процессия только привлечет лишнее внимание к ее визиту, заставит ее стыдиться еще сильнее, потому что Нисима и в самом деле испытывала жгучий стыд — стыд, что великая художница принуждена заниматься с ней ради осуществления тайных замыслов императора. В душе княжны закипал бессильный гнев. Что еще хуже, она чувствовала себя в западне.
Внешне изобразив спокойствие, Нисима вышла в коридор и по широкой лестнице спустилась во двор, мощенный каменными плитами, где ее встретил Року Сайча, капитан стражи Дома Сёнто и человек, отвечавший за безопасность княжны.
— Сампан ждет вас, моя госпожа, — с поклоном произнес он. — Надеюсь, вы изменили свое мнение. Вы же знаете, ваш батюшка приказал мне…
— Можете не беспокоиться, капитан Року, — ответила Нисима, кивнув на ходу, — всю ответственность я возьму на себя.
— Это, конечно, хорошо, — сказал Року, поравнявшись с девушкой, — но я не уверен, что князя удовлетворят мои объяснения, если что-то случится.
— Вы хотите, чтобы я подписала приказ?
— Нет, моя госпожа, я лишь забочусь о вашей безопасности.
— И что, по-вашему, может угрожать мне в столице среди бела дня?
Капитан пожал плечами.
— Не знаю, госпожа Нисима.
— Вы приставили ко мне телохранителей, этого достаточно. Сёнто не подобает ходить по улицам так, будто на них вот-вот обрушится ярость богов. Где же достоинство нашего рода?
— Я понимаю, моя госпожа… — начал было Року, но они уже подошли к небольшой пристани, которой пользовались Сёнто, и княжна подала капитану руку, чтобы тот помог ей спуститься в сампан.
— Вы сделали все, что могли, Сайча-сум, — с ласковым укором сказала Нисима, обернувшись к капитану из лодки. — Я вернусь к вечеру, а если задержусь, то пришлю записку. Не волнуйтесь за меня. — Она махнула гребцам, и от пристани отчалили три лодки — личный сампан княжны и две сопровождающие плоскодонки.