- Гляди, гляди! Да гляди же туда!
      Я оборачиваюсь и вижу... нет, я не верю собственным глазам: судно под всеми парусами идет к нашему стойбищу! Для всей молодежи, безмолвно стоявшей вокруг меня, это огромное чудо. Они сроду еще не видывали корабля. Поглядите только, как он плывет! Ах, откуда они там взяли столько дерева?! И плывет он по воде, как огромная птица, большие паруса топырятся, как большие белые крылья!
      Я сам был охвачен странным волнением, которым звучали все эти громкие изумленные крики, и, не рассуждая о том, что за люди на этом корабле и что им тут нужно, отдался мысли, что на этом маленьком судне есть патроны, в которых мы так нуждаемся, что оно недаром приплыло к нам чуть не на край света!
      На флагштоке, составленном, из двух связанных лыж, подняли мы над моим эскимосским жильем флаги: датский и английский, а через час чужое судно бросило якорь перед нашим стойбищем, и моторный бот с двумя белыми людьми на борту запыхтел у берега. Они отрекомендовались мне: Петер Норберг из Хернесанда и Генри Бьёрн из Престё, датчане!
      Так велик и вместе с тем так мал белый свет! Им поручено было открыть новый торговый пункт Гудзоновской компании на острове Кинг-Вильям. Судно называлось "Эль Суэно". Это была старая изношенная посудина увеселительная яхта из Сан-Франциско. Нам, отвыкшим от вида кораблей, она показалась фрегатом, хоть и была не больше 20 тонн водоизмещением. И на этой скорлупе, не бывшей даже паровым судном и вдобавок тащившей на буксире большой бот, Петер Норберг форсировал самую трудную часть старого Северо-западного прохода, залив Куин-Мод, совершив таким образом настоящий подвиг мореплавателя, подвиг, о величине которого он и сам даже не подозревал! Морской карты ни у кого из них не было, и вообще их не снабдили никакими техническими вспомогательными средствами для такой морской экспедиции. "Но, - сказал Петер Норберг, - недаром же мы северяне и потомки викингов!"
      В борьбе за преодоление Северо-западного прохода 40 кораблей тщетно направляли свой бег в эти воды. Руал Амундсен на своей маленькой "Йоа" явился первым победителем, вторым - Петер Норберг на судне, которое даже нельзя назвать кораблем. Оно предназначалось только для увеселительных прогулок у Голден-Гейт [41].
      Через 10 минут я уже на борту судна и запускаю зубы в апельсин. Немного спустя я сижу и таращу глаза на чашку дымящегося кофе. На столе хлеб, сыр и масло, но я их не трогаю, я довольствуюсь тем, что окружаю себя густыми облаками табачного дыма. Подкрепившись немного, я открываю, что сижу на ящике, содержащем 5000 патронов как раз того калибра, который подходит к нашим ружьям, и слышу смутно, как во сне, что мне обещают запас патронов, необходимый на срок с сегодняшнего дня и до тех пор, когда мы отправимся на запад по первопутку.
      Так внезапно, так круто может измениться все положение арктической экспедиции!
      Я выглянул в открытый иллюминатор: солнце светит, миллионами мельчайших кристаллов блестит белый снег, и сотни диких оленей, ничего не подозревая, трусят рысцой к югу, навстречу смерти и истреблению.
      2.7. Закаленное племя
      Отгороженной от внешнего мира ледяным морем и огромными, бездорожными, арктическими пустынями горсточке людей, называющих себя нетсилингмиут, или "тюленьими эскимосами", предоставлено было жить и развиваться совершенна свободно, без посторонних влияний вплоть до наших дней. Они сами дали себе следующие групповые обозначения.
      Арвилигьюармиут около Пелли-Бея, численностью: 32 души мужского пола и 22 женского; собственно нетсилингмиут на перешейке Бутия: 39 мужчин и 27 женщин; кунгмиут на реке Мёрчисон: 22 мужчины и 15 женщин; арвертормиут у пролива Белло и северного Сомерсета: 10 мужчин и 8 женщин и, наконец, иливилермиут на полуострове Аделаида: 47 мужчин и 37 женщин.
      В общем 259 человек живут внутри страны с половины июля до декабря охотой на оленей и ловом лососей; остальную же часть года бьют тюленей на морском льду. Наименование "тюленьих" эскимосов вряд ли дано им было потому, что область изобилует тюленями, - это далеко не так. Скорее же назвали их так потому, что после более раннего периода своей культуры, когда они вели сухопутно-кочевой образ жизни, они перебрались в приморские области и в противоположность "оленным" эскимосам занялись ловом морского зверя. Произошло это в сравнительно более позднее время.
      Несмотря на малочисленность народа, их общие охотничьи угодья занимают площадь приблизительно в 12.500 кв. километров, то есть приблизительно в три раза больше Дании или всей свободной от материкового льда Западной Гренландии.
      С этими людьми я прожил более полугода в самой благоприятной обстановке для их изучения, так как сам вынужден был на это время вернуться к первобытному образу жизни и всецело разделять условия их существования. Общая судьба, связывавшая нас в повседневной жизни, чрезвычайно сблизила нас.
      Собственные предания нетсиликских эскимосов указывают, что они здесь племя не коренное, а пришлое, завладевшее землей первоначальных обитателей. Последних называют, как и более раннее, теперь вымершее население берегов Гудзонова залива, тунитами. Рассказывают, что это туниты в самые ранние времена сделали землю обитаемой. Они отыскали места переправ оленей и расставили каменные знаки по всей стране, чтобы таким образом заставить оленей следовать определенными путями, по которым их легко было гнать охотникам. Они же отыскали рыбу в реках и научились ловить ее острогами, устраивать плотины из камней и искусственные пруды.
      Эти первые обитатели страны говорили на том же языке, что и нынешние, хотя и на ином наречии, которое оставило свои следы в отдельных преданиях. Тунитов рисуют рослым и сильным народом, но добродушным до трусливости, легко обращавшимся в бегство. Образ их жизни в глубине страны в летнее и осеннее время вполне совпадал с образом жизни нынешних "тюленьих" эскимосов, если подразумевать под этим охоту на оленей и рыболовство. Но, в противоположность нынешнему населению, туниты любили море; когда оно бывало свободно ото льда, они ставили свои палатки там, где водилось много китов, моржей и тюленей, и охотились на морского зверя с каяков. Были они также ловкими охотниками за мускусными быками и смелыми медвежатниками.
      Нетсилингмиут живут в стране, где никогда не живется слишком сытно. Разумеется, в некоторые периоды года добыча превышает ежедневное потребление, главным образом во время больших осенних охот на оленей или в период обильного лова лососей. Но учитывая, что зимой часто неделями невозможно раздобыть ничего съестного, нельзя не признать устройства складов мяса и рыбы абсолютной жизненной необходимостью. Жизнь здесь почти непрерывная жестокая борьба за существование, и роковые периоды нужды и голодания нередки. Неудивительны поэтому и нередкие случаи каннибализма, о которых рассказывал мне Самик.
      - Многие люди ели человеческое мясо, но делали это не но охоте, а для спасения жизни, когда муки долгой голодовки так их терзали, что они почти лишались рассудка. Голод полон ужасов, голод несет бред, видения, он может сломить самых сильных людей и толкнуть их на такие дела, от которых они в другое время отвернулись бы с отвращением.
      Ярче всего борьбу за существование иллюстрирует стремление как можно больше сэкономить на деторождении. Ведь только соображениями экономии вызван обычай убивать новорожденных девочек, если они заранее не обещаны семье, имеющей сына, которому надобно будет в свое время взять жену. Эти детоубийства отнюдь не проявление жестокости, и причина их не в недооценке женщины как члена общества. Нет, настолько жестока борьба за существование, что поколение за поколением на опыте убеждается, насколько невозможно одному добытчику прокормить больше строго необходимого числа членов семьи. Девочка является только обузой, расходной статьей в хозяйстве, пока не подрастет настолько, что может приносить пользу, но ведь как только она становится способной участвовать в общей работе, она выходит замуж и покидает свою семью. Вот откуда это регулирование деторождения и предпочтение мальчиков девочкам.
      2.8. Зимняя охота на тюленей
      Если условия жизни "тюленьих" эскимосов так тяжелы, то надо удивляться их способностям и умению вести борьбу за существование. Они смекнули, как лучше охотиться на робких и быстроногих оленей: надо загонять их в озера, где можно их настигать в стройных, подвижных каяках и прокалывать копьями. Они изучили привычки и пути оленей и устроили на оленьих тропах засады из камней, откуда стреляют зверя из луков. А форелей речных и озерных, которые редко бывают голодны и потому не идут на обыкновенные крючки, выманивают из их убежищ маленькой, похожей на рыбку приманкой и бьют затем острогами.
      Наибольшего искусства из всех практикуемых эскимосами родов и способов охоты и лова требует все-таки зимний лов с гарпуном через тюленьи отдушины.
      Когда море затягивается льдом, тюлени продирают в нем своими острыми, как ножи, когтями небольшие дыры, через которые и вдыхают воздух. И пока лед тонок, нетрудно бить тюленей гарпуном через такую отдушину, выделяющуюся на ровной поверхности тонким ледяно-воздушным колпачком.
      Такой колпачок образуется оттого, что тюлень, собираясь дышать, пробивает тонкий лед своей круглой головой, и горячее дыхание зверя тоже дырявит лед. Тюлень заботливо углубляет свою отдушину по мере того, как ледяной покров все утолщается снизу; колпачок же наверху сохраняется неизменно как наполненное воздухом пространство между водой, льдом и снегом. Довольно скоро отдушина покрывается сверху слоем снега, но тепло от дыхания тюленя проникает сквозь снег, и снова образуется дыра. Через нее отдушина, уходящая глубоко в толщу льда, постоянно сообщается с воздухом, хотя бы ее временами и прикрывал тонкий слой снега.
      Но если нетрудно всадить гарпун в тюленя, пока лед тонок, то гораздо труднее сделать это, когда лед с течением зимы достигает толщины двух-трех метров, хотя тюлень постоянно поддерживает свою отдушину открытой. В толще льда образуется как бы труба 60-70 сантиметров в диаметре; тюленю есть где повернуться. Наполненный воздухом колпачок наверху сохраняется и через дыру в снегу всегда сообщается с воздухом, тогда как нижнее отверстие быстро замерзает, едва тюлень покидает эту отдушину, чтобы направиться к другим. Таким образом тюленю приходится продирать когтями дыру всякий раз, как ему нужно подышать. У каждого тюленя много отдушин; он не может найти для себя достаточно пищи где-нибудь в одном месте и вынужден искать ее на довольно обширном пространстве, где у него должно быть достаточное число отдушин на случай, если он начнет задыхаться.
      Несведущие люди часто полагают, что лов тюленей через отдушины дело легкое. Я попытаюсь дать понятие о том, насколько это дело сложное.
      Ранним утром, когда кругом еще полумрак, нас с Инугтуком будят, подавая нам ведерко вскипяченной тюленьей крови. Полусонные глотаем мы горячий кровяной суп, обильно сдобренный тюленьим жиром: мы знаем по опыту, что не можем рассчитывать на новую трапезу в течение ближайших 10-12 часов. Затем мы быстро одеваемся и вылезаем из снежной хижины. Как всегда, дует свежий бриз, и мороз кусается. Наши товарищи-ловцы уже поджидают нас; все мы, 15 человек, гуськом идем по льду.
      Каждый ловец вооружен снеговым ножом, который с помощью ремешка, продетого сквозь дырочку в рукоятке, прикреплен к костяной пуговице на верхней одежде. Через плечо висит охотничья сумка из белого песца, а в ней орудия лова. В, левой руке ловца гарпун и щуп, правой он ведет на ремне собаку, которая своим тонким нюхом почует отдушину. Найти отдушину без помощи собаки - просто дело случая; отдушину трудно заметить, да их и не так много.
      Как только первая отдушина найдена, все собираются вокруг и взапуски мечут в нее гарпуны, - отдушина будет принадлежать тому, кто первый попадет в отверстие, занесенное снегом. Мы потратили три часа, чтобы найти первую отдушину; она достается Инугтуку, с которым остаюсь и я. Товарищи наши разбредаются по льду, и днем мы видим, как они занимают позицию возле других отдушин; некоторые из них оказываются в таком расстоянии от нас, что кажутся издали только черными точками на белом снегу.
      С большим званием дела приступает Инугтук к своим приготовлениям. Прежде всего он срезает ножом весь верхний снежный пласт так, что ледяной колпачок отдушины обнажается. Затем пешней [42], насаженной на другой конец древка гарпуна, пробивает лед в том месте, где обыкновенно тюлень сам проделывает отверстие, и ложкой из рога мускусного быка - "илаут" вычерпывает ледяные осколки, наполняющие дыру. Затем берет щуп и производит обследование формы, которую имеет "труба" или верхняя часть "ледяной чаши" под отдушиной. Щуп - это изогнутый роговой зонд, которым прощупывают, где находится отдушина - посредине "трубы", в которую всовывается тюлень, чтобы дышать, или сбоку. Это имеет значение для направления удара гарпуна. Тюлень всегда поднимается спиной ко льду, и так как он далеко не заполняет всей трубы, то легко можно метнуть гарпун мимо, если предварительно не рассчитать направления удара. Когда все эти приготовления закончены, отдушину снова закрывают снежным колпачком - точь-в-точь, как было раньше. После того гарпуном протыкают в снежном колпачке дыру над самым отверстием во льду - условие, чтобы гарпун в решительную минуту не встретил препятствия.
      Затем вынимается искусно сконструированный "пушок". Он состоит из оленьего сухожилия, твердого сухожилия, взятого из оленьей плюсны и напоминающего формой куколку с растопыренными руками и раскоряченными ногами. Между этими ногами прикрепляют лебяжий пух и спускают "пушок" в дырку в снегу так, чтобы куколка уперлась "руками" в снежные стенки, а "ноги" с лебяжьим пухом попали в самое отверстие, но опустились лишь на такую глубину, чтобы легко можно было следить за снарядом сверху. Как только тюлень всунется мордой в отдушину и начнет дышать, заколеблется из стороны в сторону "пушок" - единственное, что доступно взору наблюдателя, и ловцу надо тогда, не теряя ни минуты, метнуть гарпун.
      Кроме "пушка", применяется и другой хитроумный индикатор - узенькая роговая пластинка с бляшкой на одном конце; верхний ее конец прикреплен жгутиком из сухожилий к другой роговой пластинке, которую втыкают в снег рядом с верхним отверстием. Самый индикатор суют в отверстие, где пластинку задерживает бляшка; в сильный мороз в отверстии всегда ведь достаточно инея и мелких льдинок, отчего пластинка торчит там стоймя. Когда тюлень появится и начнет дышать, индикатор, невидимый зверю, сдвинется в сторону - значит, ловцу пора метнуть гарпун.
      К верхнему концу короткой деревянной рукоятки гарпуна прикрепляется пешня°- острие для пробивания льда, а на нижний конец насаживается длинный гарпун - в былое время из оленьего рога, теперь же всего чаще из круглого железа; длина его не меньше метра. На стержень гарпуна плотно насаживается острый наконечник, привязанный к двухметровому линю, сплетенному из сухожилий. Едва удар нанесен, наконечник соскакивает с гарпуна, и тюленя подтягивают на лине, как рыбу на лесе, к самой отдушине, и затем убивают новым ударом гарпуна.
      Когда все приготовления были закончены, Инугтук расстелил свою охотничью сумку перед отдушиной и встал на нее. Эта подстилка устраняет скрип снега и защищает от ледяного холода ноги ловца, стоящего неподвижно, как столб, с гарпуном в руке и со взором, прикованным к "пушку". Так проходит час за часом, и я понимаю, какой требуется ловцу запас терпения и выносливости, чтобы заниматься таким промыслом в непогоду и при температуре -50°С. Мне четыре часа показались вечностью, а есть люди, способные простоять полсуток без перерыва, когда дело идет о том, чтобы добыть мяса для голодных жены и ребятишек!
      Мы уже собирались домой, когда увидели человека, вонзившего свой гарпун в тюленя. Как только счастливый ловец вытянул свою добычу на лед, мы побежали к нему, чтобы принять участие в торжественной трапезе, носящей почти религиозный характер. Все становятся на колени, человек, убивший тюленя, справа от него, остальные слева. Затем ловец, вспоров брюхо тюленя, извлекает оттуда печень и кусок сала, после чего разрез скрепляется иглой, служащей для зашиванья ран; это для того, чтобы не выступила и не пролилась зря кровь. Печень и сало разрезают на кусочки и съедают тут же, стоя на коленях. Сколько раз участвовал я в таких жертвенных трапезах и всегда бывал захвачен красивым и трогательным обрядом, которым сыны холода отдают честь своей охотничьей добыче.
      На этот раз в результате трудового дня пятнадцати человек, проведших на охоте 11 часов, был добыт один-единственный тюлень, но мои товарищи были рады и тому, что их труды не пропали совсем даром, как это часто случается.
      2.9. Эскимосский катехизис
      Я прожил под одной крышей с Налунгиак и ее мужем Человечком уже полгода, и вот однажды вечером она, сумерничая со мной, познакомила меня, наконец, с религиозными представлениями своих соплеменников. Она вообще была великолепной рассказчицей - когда бывала в настроении и никто ее не принуждал. Рассказ тогда лился легко и естественно: тайны бытия, от которых она была так далека в будничной жизни, захватывали ее и делали красноречивой.
      - Я совсем простой человек и ничего не знаю сама по себе. Никогда я не хворала, и снов у меня почти никогда не бывает, оттого я и не стала ясновидящей. Когда я уйду иной раз подальше собирать топливо, то чувствую только радость оттого, что светит солнце, и много что вспоминается мне, когда я опять вижу те места, где ходила девочкой. Другого я не переживаю, когда бываю одна, и с меня довольно слушать, как рассказывают другие. Все что я знаю, я узнала от старого дяди, заклинателя Унаралука. Его духи-пособники: умершие отец и мать, солнце, одна собака да один головач [43]. Через этих духов он узнавал обо всем на земле и под землей, в море и на небе.
      Но то, о чем я расскажу, знает каждый ребенок, засыпающий под рассказы матери.
      В стародавние времена не было на земле никакого света, все было темно, и не видно было ни земель, ни зверя для лова. А все-таки на земле жили и люди и звери, но между ними не было разницы. Жили вперемежку. Человек мог стать зверем, зверь - человеком. Были и волки, и медведи, и песцы, но когда они делались людьми, то все становились одинаковыми. Правда, у них оставались разные привычки, но все говорили на одном языке, жили в одинаковых хижинах и палатках и охотились одинаково.
      Так жилось на земле в самые стародавние времена, времена, которых никто уже не помнит теперь. Тогда и родилось волшебное слово, заклинание. Случайное слово могло вдруг получить особую силу, и то, чего особенно хотелось, сбывалось; отчего, как - никто не мог объяснить.
      С этих времен запомнили старики разговор между лисой и зайцем: "Таок таок - таок (мрак - мрак - мрак)!" - сказала лиса. Ей-то нужен был мрак, чтобы воровать из людских складов. "Увдлок - увдлок - увдлок (день - день день)!" - сказал заяц. Ему нужен был свет, чтобы отыскивать пищу. И вдруг стало так, как пожелал заяц. Его слово было сильнее. Пришел день и сменил ночь, а когда день ушел, пришла опять ночь. Так свет и мрак начали сменять друг друга.
      В те времена не было никакого зверя в море. Люди не умели жечь жир в своих лампах. В те времена свежевыпавший снег мог загораться мелкий-мелкий снег в мягких, белых, как мел, кучах, которые скоплялись с подветренной стороны твердых крепких сугробов.
      - А что ты знаешь о сотворении мира?
      - Ничего. Никто не рассказывал мне, как сотворена была земля. Она такая, как теперь, с тех самых пор, как помнит ее наш народ. Но солнце и месяц, и звезды, и гром, и молния - это люди, которые однажды унеслись в пространство.
      - Каким образом?
      - Этого нельзя объяснить, и мы никогда не спрашиваем об этом. Но причина все-таки была. Злые дела и нарушенные "табу" носились в воздухе вместе с духами. Солнце и месяц умертвили свою мать и, хотя были братом и сестрой, влюбились друг в друга. Оттого они и перестали быть людьми.
      И гром с молнией тоже были брат и сестра, двое бедных, безродных сирот. Жили они когда-то в стране нетсиликов, но когда люди во время охоты на оленей переправлялись через реку, то бросили сирот умирать с голоду. Бедные брат и сестра пошли на кучу отбросов посмотреть, не найдут ли там чего забытого. И нашли: сестра - кремень, брат - лоскут оленьей шкуры. И, держа в руках кремень и волосатую высохшую шкуру, они крикнули друг другу: "Чем нам стать? Громом и молнией!" Ни один из них не знал, что это такое, но вдруг оба поднялись и понеслись по воздуху; сестра высекала искры из своего кремня, а брат барабанил по сухой шкуре, так что грохот стоял в небесном пространстве. В первый раз сверкнула молния и загремел гром над землей у самого стойбища, где жили люди, которые бросили сирот. И все эти люди умерли в своих палатках, и собаки их тоже. Они совсем не изменились с виду, и ран у них не было, только глаза красные; но когда до них дотронулись, они рассыпались золой.
      Так явились гром и молния.
      Потом явились ветры с дождем, снегом и бурей,
      - Каким образом?
      - Об этом есть особое предание. Все знают о знаменитом великане Ингугпасугссук. Он был такой огромный, что вши у него в голове были величиной с леммингов. Он жил в стародавние времена среди людей и даже усыновил одного мальчика.
      Однажды великан был в поле со своим приемным сыном и встретил того, кто был сильнее его, Инуаругдлигасугссука - "Карлу-великана". Тот был еще огромнее и сильнее. Они схватились, и Карла-великан убил бы Ингугпасугссука, если бы не приемный сын его, который перерезал Карле-великану поджилки, пока те боролись. Так убит был Карла-великан, но, испуская дух, он отчаянным шепотом позвал на помощь. И почти в тот же миг на скалистом холме показалась его жена, такая же огромная, как он. Такая огромная, что груди у нее были величиной с тюленей, и когда великанша схватила Ингугпасугссука, они захлюпали так тяжко и так страшно над его головой, что он едва на ногах устоял. Но его приемный сын перерезал поджилки и ей, так что она тоже была убита. Впопыхах великанша обронила из спинного мешка своего грудного ребенка, и тот лежал и ревел в ивняке. Великан нашел его, но оставил погибать с голоду. Однако такое злое дело вдруг придало силы ребенку, и он, понатужившись, поднялся на воздух, как был спеленутым, и стал духом воздуха. И чтобы отомстить тем, кто сделал его сиротой, он выпустил на волю все ветры с летними дождями и с зимним снегом. Мы называем его Нарсук. Когда он распускает ремень, которым стянуты его меховые пеленки, начинается страшный сквозняк в воздухе, и налетают ветры. И чем больше распускает он свой ремень, тем сильнее шторм. Под конец люди совсем не могут выходить на лов и голодают. Тогда заклинателям приходится отправляться к Нарсуку, чтобы потуже стянуть его ремнем.
      Так от убийства и бессердечия к ребенку родилась непогода.
      - Каким образом?
      - Мы ничего не знаем, кроме того, что мысль человеческая и слово человеческое имели в старину таинственную силу. Но вы своими расспросами заставите меня забыть, о чем я собиралась вам рассказать еще.
      Мужчина появился на свет раньше женщины, и первыми людьми были двое мужчин, великие заклинатели. Но они не могли размножаться, и один из них превратил себя в женщину, и люди размножились.
      Рассказывают тоже, что первые люди были детьми земли, вышли из земли, из травянистых кочек, похожих на человечьи головы.
      Все вышло из земли. И земля кормила людей. Когда они отправлялись на охоту и разбивали себе стойбища, то все принимались рыть землю, вскапывали ее, чтобы найти пищу.
      Зверя морского тогда еще не водилось, и люди не знали никаких этих строгих "табу". Никакие беды не грозили им, но и никаких радостей не ждали они после дневного труда. И вот случилось, что одну девочку-сироту бросили в море около Кингмертока, большого стойбища около залива Шерман. Жители стойбища выступили в путь и собирались переправиться через залив в каяках, связанных вместе; никому не было дела до сироты, и когда она хотела тоже сесть в каяк, ее столкнули в море. Она пыталась ухватиться за борт, но ей обрубили пальцы, и в тот же миг появились морские звери, - отрубленные пальцы превратились в тюленей, которые стали нырять вокруг каяков.
      А девочка опустилась на дно морское и стала матерью всей дичи на земле и всех зверей в море. Она, всегда бывшая нищей, стала давать пищу всем людям на земле. Но она и мстит людям за их бессердечие. Ее боятся больше всех остальных духов, потому что хотя она и посылает людям пищу и изобилие, но и всего лишает их, если разгневается. Она бывает виной всякого голода и всяких неудач на охоте и лове; ради нее-то и введены все "табу". Зовут ее Нулиаюк.
      Мир велик и в нем есть место и для людей, которые умерли и не показываются больше на земле. Есть три места, куда попадают после смерти: Ангердлартарфик - "Вечные жилища для радостного возвращения". Это страна блаженства, и находится она на небе. Там постоянно идут большие охоты, и, говорят, сам месяц помогает людям ловить добычу. Когда же они не охотятся, то играют; вокруг жилищ слышны только песни и смех, и снег крепко утоптан на широком пространстве всеми этими веселыми игроками в мяч. Сюда попадают лишь великие ловцы и женщины с очень красивой татуировкой.
      Один заклинатель, посетивший эти жилища, слышал, как одна старуха крикнула: "Если бы я знала, что следовало умереть молодой!"
      Это она крикнула потому, что люди остаются там в том возрасте, в котором умерли. Умирающим старыми нелегко угнаться там за молодыми. Вот почему не надо горевать о тех, кто умирает молодым. Утешением старикам служит обильная пища, в которой никогда нет недостатка; там множество оленей, и нет никакой нужды ни в чем.
      А внизу, как раз под корой земной, находится Ноквимиут - "Страна понурых голов". Сюда попадают мужчины - плохие ловцы, и женщины без всякой татуировки. Они все ходят, понурив головы, и подбородки у них вросли в грудь. Они вечно голодны, потому что единственная их пища - бабочки; они постоянно сидят на корточках, свесив голову и закрыв глаза. Только когда мимо пролетает бабочка, они медленно подымают головы и ловят добычу ртом, как птенцы ловят мух. И в ту же минуту из глотки у них вылетает дымок, как будто рассыпался комок пыли.
      Наконец, есть Агдлит - "Страна мертвых" в преисподней, о которой мы знаем от знаменитого заклинателя по имени Ангнаитуарсук.
      В первый раз он очутился в преисподней, сам не зная как. Это один из его духов-пособников захотел показать ему преисподнюю. Он возвращался к себе в жилье, как вдруг упал в узком жилищном проходе. Кругом зашумело, загрохотало и стемнело. Потом опять стало светло, и он увидал, что попал в преисподнюю. В стране людей стояла тогда зима, а здесь было лето. У речки собралось много людей с острогами. Они шумели и смеялись, и были очень веселы. Заклинатель прошел, не останавливаясь, но мимоходом узнал некоторых умерших. Потом он подошел к одной палатке и пролез в отверстие. В палатке сидел пожилой человек и натягивал свой лук.
      - Ну, неужели ко мне гость? - сказал он и дружески принял пришельца. Рассказал, что собирается на охоту за оленями и что поблизости много оленей. Реки тоже полны рыбы; вообще нет недостатка в дичи и всяком звере. Он предложил гостю отправиться вместе. Но заклинатель побоялся забыть дорогу домой, превратился в чайку и полетел на речку, где видел веселых людей. "Глядите, глядите!" - закричали они наперебой, швырнули на землю оленью кость для приманки и стали натягивать свои луки. Заклинатель спокойно слетел и схватил кость, а они хоть и выстрелили все, но ни один не попал в него. "Это, верно, не простая чайка!" - услыхал он крики позади себя и улетел обратно на землю, где и рассказал людям, что пришлось ему пережить.
      Вот и все, что я могу рассказать как о знакомом мне мире, так и о незнакомом. Если бы у меня бывали сновидения, я бы знала больше; ведь люди, которые умеют видеть во сне, слышат и видят много. Мы верим в сны и верим, что люди могут жить и другой жизнью рядом с настоящей - жизнью, которой живут лишь во сне.
      2.10. Последняя почесть
      Уже на исходе сентября нам удалось подготовить все для нашей санной поездки. В течение недели мы набили оленей, сколько нам нужно было на прожиток и про запас в дорогу. Специально дорожный провиант мы заготовляли таким образом: снимали все мягкое мясо с костей бедра и лопатки, резали на куски и смешивали с салом, потом увязывали в оленьи шкуры. Получались тюки весом килограммов по 50 каждый. Ехать мы собирались на трех санях гуськом. Для перевозки своих коллекций наняли одни сани и двух людей на часть нашего пути, а именно от острова Кинг-Вильям до Кента, протяженностью около 600 километров. На каждые из трех саней, запряженных восемью собаками, погружено было по 200 килограммов мяса.
      Продолжительность поездки, правда, определялась всего четырнадцатью днями, но оленье мясо - невероятно малопитательный собачий корм.
      Торфяно-ледяные подполозья не годятся для влажного, запушенного снегом молодого льда, поэтому мы оставили длинные гудзоновские сани и вместо них смастерили пару легких осенних саней гренландского типа, подбитых железом. Все было сделано быстро, и мы ждали только ледостава, ждали с нетерпением, чтобы начать, наконец, свой Великий санный путь, который будущей весной должен был вывести нас в цивилизованный мир. Время ожидания решено было использовать для экскурсий по окрестностям, и теперь, когда я закончил ту работу, которую вел со своими рассказчиками, мне, к большой моей радости, удалось осуществить свое заветное желание.
      Всем известно, что одна из величайших полярных трагедий имела печальную развязку именно около острова Кинг-Вильям. В 1845 году из Англии отплыл на двух кораблях "Эребус" и "Террор" Джон Франклин [44] с экипажем численностью в 129 человек. Целью экспедиции было открытие Северо-западного прохода, великого морского пути, который связал бы Атлантический океан с Тихим. Но вместо открытого моря путешественники нашли только широкие и узкие проливы, забитые тяжелым полярным льдом. После первой же зимовки участники экспедиции попали в ледяной плен, пришлось оставить корабли, и при попытке вернуться на родину по Большой Рыбной реке все люди, которые еще не умерли от болезни, погибли от невероятных лишений. Несмотря на многочисленные вспомогательные экспедиции, прошло много лет, прежде чем удалось через "тюленьих эскимосов" выяснить участь, постигшую несчастных путешественников.