– Алек, ты из Принстона сразу в фирму пошел? – спросил Бирнбаум.
– Да, сэр, – отозвался тот. – Год в Европе, потом в фирму.
– Это хорошо. Расширяй горизонты. Побесись.
– Еще бы. Уже, – гордо засмеялся Алек.
– Ты же понимаешь, Тобиас. Федеральные решения не я один принимаю, – сказал Эзра, вдруг выуживая из текста подтекст. Я слыхал, это в его стиле. Заставать людей врасплох. На следующей неделе ему выступать на сенатских слушаниях, все хотели выяснить заранее, что он скажет, и попробовать на него повлиять. – Они все голосуют. Я только посланец. – Эта внезапная прямота меня восхитила. Я ждал Тобиасовой реакции. Ее не последовало.
– Ох, господи, вы только посмотрите. – Тобиас сменил тему. – Эти синапсовые ребята – прямо сектанты, блядь.
Шестеро молодых людей за соседним столом ножами и вилками ели курицу. Двое – в зеленых теннисках с логотипом, еще один – в зеленой кепке.
– Синаптикомовские, пап, – поправил Алек. – Лидеры в области реактивной архитектуры.
Реактивная архитектура – последняя версия липучести в экономике внимания. В интерфейсах «Синаптикома» вместо обычных препятствий к уходу с веб-сайта применялись витки обратной связи и команды Павлова. Подлинным прорывом компании стал печальный «бом» – пользователь слышал его всякий раз, когда проверял почту, но не получал писем. Появление новых сообщений приветствовалось веселеньким аккордом, а от «бома» юзер чувствовал себя одиноким и покинутым. «Бом» создали после двух лет исследований ауральной психологии – вообще-то на основе «чпока», с которым садовые ножницы отхватывают палец. С тех пор «Синаптиком» разработал серию звуковых и визуальных команд, поощряющих транзакции и карающих за несоответствие.
– Что с их директором случилось. Ужас какой, – сказал Эзра. – Настоящая трагедия.
– Говорят, они днем на заседании объявят, кто его заменит, – сказал Алек.
– Я надеюсь, вы там будете, мистер Бирнбаум, – прибавил я излишне рьяно. – У меня тоже презентация. Наша совсем новая технология.
– Правда? – Эзра отчаянно сражался с кукурузным початком. На мою презентацию ему решительно наплевать. А всем остальным?
Но когда слушатели начали сползаться к деревянным скамьям амфитеатра на лесистом склоне к югу от центрального здания, я решил, что моя презентация все-таки произведет на этих джентльменов впечатление. Круглая сцена располагалась у подножия холма – буду обращаться к аудитории, точно римский сенатор.
Расписание пересмотрели – у меня всего десять минут на рассказ о том, как работает Тесланет и как он навеки видоизменит интернет-доступ. В процессе я зарекомендую себя очередным великим молодым медиа-пророком. Как минимум не полным кретином.
Моя презентация – третья из четырех, сразу после нового директора «Синаптикома», который в соответствии с их «зеленой» кампанией явиться лично отказался и вещать будет через спутник. Может, капитализм и впрямь возродит окружающую среду. После меня выступит Руг Стендаль, бывшая цэрэушная оперативница, ныне – директор инвестиционного консалтинга, который уговаривает восточноевропейские компании вкладывать ресурсы в НАСДАК
.
Эта миниатюрная, однако мощная дама захотела проверить каждый кадр своей презентации, почти не оставив мне времени на подготовку. Пошла к черту. Тесланет обрушит всю пирамиду.
Я проглядел записи и рассчитал время смены кадров, а тем временем первый оратор, Тай Стэнтон из ИДПП, анонсировал свою революционную бизнес-концепцию «Мета-Инкубатора». Тай, разумеется, выболтал свою новость почти всем присутствующим, так что выслушать его никто не потрудился. Микрофон на лацкане Тая не спас – увлеченный бубнеж толпы заглушил презентацию. Из гула заключения сделок выплескивались только редкие взрывы реакции в динамиках. Наконец Тай слинял со сцены, не добившись аплодисментов. Эти люди слишком значительны, чтобы изображать вежливость. Со своего места Алек одними губами сказал мне: «Не дергайся».
Я и не дергался. Тай провалился – мне это не грозит. Видеопрезентация «Синаптикома» – идеальный переход к моей речи. После тягомотины спутниковой связи аудитория порадуется энергичному юному оратору, явившемуся во плоти.
Но едва зеленые руководители «Синаптикома» вышли на сцену, я испугался, что обречен сыграть на понижение. Словно тысячи лазеров выстрелили из леса, и в дневном свете на сцене вспыхнула яркая, головокружительная разноцветная радуга, превратившаяся в зеленый логотип. Из динамиков, будто с небес, полилась музыка: мощный оркестр – мелодии не различить, но аккорды, казалось, резонировали с радостью, оптимизмом и надеждой. Меня, как и собравшихся боссов, охватило воодушевление момента. Музыка вздыбилась в крещендо, и лазеры ослепительно-белым взметнулись к небу. Зрители повскакали. Пульсирующая стена жемчужного света окружила амфитеатр и вознеслась до облаков. Все шумно возликовали – я в том числе.
Едва включилась видеозапись, зеленорубашечники выстроились перед центральным экраном. Умопомрачительная графика повествовала об истории «Синаптикома», от разработки липучего сайта до появления фирменного «бома». Компьютерный женский голос рассказывал о роли «Синаптикома» в лоббировании снижения лимитов на лечение дефицита внимания
– среди американской молодежи это привело к 45-процентному росту количества глазочасов, потраченных на коммерческие веб-сайты, и к утроению сумм, израсходованных на электронную коммерцию. К рубежу веков компания купила Американскую ассоциацию гипнотерапевтов с целью создать отдел сертификации и завершить тестирование линейки «Реактивной Архитектуры»™ – веб-решения под ключ. Приспособив фундаментальные гипнотические принципы подстройки и ведения к индивидуальной информационной среде, «Синаптиком» стоит теперь на пороге разработки веб-сайтов, фиксирующих все нюансы юзерского поведения, идеально эти нюансы отражающих, способных завоевать доверие пользователей и заставить их потребительски реализовывать подсознательные психологические нужды
.
Сама кнопка «купить» активирует выработку серотонина в мозгу.
Звуковое сопровождение ударилось в диссонансы. Телесъемка: лихой двадцатишестилетний директор «Синаптикома», в прошлом январе выступавший в американской олимпийской команде по сноубордингу. В знакомом репортаже молодой человек делает сальто над оврагом, но промахивается мимо земли, врезавшись доской в скалу, чуть-чуть не долетев до края. Он бешено молотит руками, словно пытаясь взлететь, спастись, он падает вдоль обрыва, то и дело натыкаясь на зазубренные камни, доска летит вслед за ним. Зрители хором ахают, когда его голова бьется о камень, шея ломается, голова откидывается так резко, так далеко, что подбородок стукается о спину. Повтор микросекунды агонии, камера ближе, снова повтор – камера ближе, а затем репортаж возобновляется, и обмякшее тело летит, ныряет безжизненно в поток на дне оврага.
Тишина. Лазеры бледнеют до оранжевого сияния, вновь звучит синтезированный женский голос:
– По всему миру совет директоров компании искал нового руководителя, способного дальше вести «Синаптиком» по дороге в следующее тысячелетие. Члены совета опросили тысячи претендентов, но встретив человека, с которым вы сейчас познакомитесь, поняли: это кандидат столь уникальный, столь бесценный, так глубоко проникший в суть влияния технологий на эволюцию человеческого духа, что с ним «Синаптиком» достигнет невиданных высот. Леди и джентльмены, – пропел компьютер, – с невероятным наслаждением представляю вам нового директора «Синаптикома». Из своей горной виллы возле родного Стокгольма с вами в прямом эфире Тор Торенс.
Ну конечно! Легенда геймерского сообщества. «Торенс Интерактиф» выпускала безумно популярные игры, обучавшие детей основам экологии и заботе о природе. В девяностых компанию поглотил «Виаком» – в результате обмена акциями Торенс стал миллиардером. С тех пор он тратил деньги на экологическую деятельность. Даже на ООН работал, потом выступал добровольным консультантом программы Большой Восьмерки по развивающимся странам. Ходили слухи, что впоследствии он принял буддизм.
Не успели зрители зааплодировать, на гигантском экране возник Торенс. Лет сорок пять, прямые темные волосы и прозрачные голубые глаза. Темно-зеленая рубашка под белесым пиджаком – вот откуда взялась синаптикомовская корпоративная мода. Торенс застенчиво улыбнулся и откашлялся.
– Я счастлив оказаться сегодня с вами, – спокойно сообщил он с легким скандинавским акцентом. – Мне очень жаль, что я не могу присутствовать лично, однако мы только сегодня утром обсудили мой пакет опционов. – Он засмеялся, и слушатели присоединились. Я тоже. Шутка сработала, поскольку Торенсова репутация ее опровергала. Я поймал себя на сочувствии к новоиспеченному директору и понадеялся, что принципиальный европеец найдет в себе силы конкурировать с собравшимися баронами-разбойниками. Если судить по шеренге зеленорубашечников, которые с обожанием уставились на патрона, проблем у Торенса не будет.
– Сейчас наша команда раздаст демонстрационные диски с прототипом новой технологии «Синаптикома». Между собой мы ее любовно зовем «Версия Шесть».
Зеленые корпоративные войска рассеялись в толпе, раздавая стильные черные коробки с одиноким компакт-диском.
Черный пластик, вечно твердил мой друг Эль-Греко, – идеальная обертка для диска. Джуд говорил, Эль-Греко работает у Торенса, может, он эту коробку и придумал, размышлял я, ощупывая компакт. Я оглядел зеленорубашечников, но Эль-Греко не обнаружил.
– Вы увидите, – объяснил Торенс (его видеопортрет уполз в правый верхний угол экрана, освобождая место графической презентации), – что Версия Шесть работает в любой динамической веб-среде. Если ваш сайт компилируется в реальном времени и по ходу дела способен отслеживать пользовательскую реакцию – да, и еще неплохо, если он создан в этом столетии… – Толпа опять засмеялась. На сей раз нервически – боссы понятия не имели, динамические ли в их компаниях сайты. Тобиас глянул на сына, тот пожал плечами. Тор дождался, когда все прекратят пожимать плечами, и продолжил: – Если да, вы можете использовать встроенный в Версию Шесть алгоритм реакции на импульс,
Несколько пожилых ковбоев бросили притворяться ковбоями и надели очки.
– Например, едва пользователь заходит на данный демонстрационный коммерческий сайт, сервер пользователя узнаёт, видит, чем пользователь занимался в Интернете, находит ссылки, а также любую потребительскую информацию, которой мы уже располагаем, включая покупки по кредитной карте, страховки, читательские билеты, сканирование мозга – все, что есть.
В левой части экрана развернулся список возможных баз данных с информацией о потребителе. Курсор пополз по названиям, листая веб-страницы.
– Данный пользователь держит двух собак, посещает психолога – последователя Юнга, принимает натуральные витамины, живет в разгороженном колониальном доме с двумя спальнями, зарабатывает 142 тысячи долларов в год и так далее. Поэтому текст и изображения на экране, а равно предложения и цены адаптируются с тем, чтобы максимально увеличить кликабельность. Далее: информация о сессии фиксируется в более крупной базе данных – не по конкретному пользователю, а по всем пользователям, данные о которых содержат сходные или аналогичные потребительские параметры. База данных доступна для всех медиа-сайтов, поддерживающих «Синаптиком».
Невзирая на воодушевление Тора, его презентация всего-навсего слегка расширяла концепцию индивидуального маркетинга, хотя и с добавкой психологических трюков. Настраиваемый веб-сайт на пользовательских перекрестных ссылках. Тоже мне. Моя лучше.
– Дальше становится интереснее, – предвосхитил Торенс мою реакцию. – Мы в реальном времени подключаем посекундный анализ программы реактивной архитектуры. Например, сколько времени проходит между пользовательскими кликами? Жмет ли пользователь на кнопку мыши справа, то есть проявляет ли деятельность рационального левого полушария, или слева, то есть склонен к эмоциональному принятию решений? Рассчитав предварительную нейролингвистическую модель, мы в реальном времени вводим вовлекающие методы. Например, меняем частоту мигания курсора, вызывая определенные состояния мозга, вводим пульсацию меню в рамках цветового спектра и, разумеется, посредством изображений и звуков стимулируем или воздействуем на подсознательные психологические стремления к сексу, выживанию, выгоде и даже личной самореализации, в зависимости от состояния пользователя в данный момент. Закрепление рефлексов.
Торенс говорил, а веб-страница постепенно адаптировалась к психопрофилю вымышленного юзера. Похоже на органическую стену, всю покрытую граффити, – почти психоделическое буйство красок, образов и пульсирующего света. И все указывает на кнопку «купить».
– Когда пользователь приходит на сайт повторно, мы можем продолжать, за точку отсчета взяв полученную ранее информацию. Наши предварительные тесты на потребительскую уверенность и материальный оптимизм после погружения в реактивную архитектуру дали весьма многообещающие результаты. Субъекты из наших фокус-групп нередко вообще отказываются от компенсации. Более десяти процентов попросились на работу в компанию, чтобы работать с этим интерфейсом! По-видимому, программа вызывает столь мощное ощущение благополучия, что потребитель вознагражден одним только шансом с ней работать. Но недостаточно вознагражден, – добавил Тор, великолепно изобразив ухмылку, – ибо желает вернуться, едва представится случай.
Аудитория рассмеялась. Я услышал, что и сам хохочу.
– И что лучше всего, джентльмены, – сказал Тор, заполнив собою весь экран, – информации, которую мы собираем для единой пользовательской базы, не говоря о данных, касающихся психологии сделок, более чем достаточно, чтобы превратить эту попытку реактивной архитектуры в подлинную дойную корову интеллектуальной собственности. Поэтому «Синаптиком» готов предоставить свою программу индустрии электронной коммерции… бесплатно.
В тот же миг все вскочили и бешено захлопали. Все, кроме нескольких стариков, включая Бирнбаума, какого-то азиата во втором ряду и Тобиаса Морхауса – тот сидел посреди вопящей толпы и чесал в затылке. Наверное, они выбивались из параметров целевой аудитории, на которую рассчитаны угодливые методики Торовой презентации.
– Благодарю за внимание, – закончил Торенс. Его портрет растворился в черноте, и на экране нарисовался фирменно зеленый логотип «Синаптикома». Того же оттенка, что баксы, только ярче. Почти неоновый.
Обалдеть. Лишь завзятый гуманист с рекомендациями из развивающихся стран и экологических организаций мог выдать столь откровенно бесчеловечную технологию. Зачем ему?
Сейчас переживать некогда. Объявление о моей презентации потерялось в буйных аплодисментах Торенсу. Как мне с ним состязаться? Показать ворованные слайды с динамикой потребительского восприятия новой технологии? Я решил переть напролом. Тор использовал все презентационные методики, известные человечеству, – от лазеров до бог знает каких приемов видеогипноза. Ну его к черту, этот «PowerPoint». Лучше задушевная беседа – метод, который я, перевоспитавшийся хакер, использовал у Опры
, излагая родителям десять тревожных симптомов компьютерной зависимости.
– Привет, – легко сказал я, делая вид, будто хвостик овации для Тора встречает мое появление. – Большое спасибо.
Алек занервничал. Махнул на большой экран – мол, презентации нету. Я демонстративно отложил дистанционный пульт, затем неспешно взялся за стенки кафедры. Я наклонился к микрофону – почти так же делал мой отец по большим праздникам, заклиная общину повиниться в грехах
. Вот она – возможность достучаться до могущественнейших людей, навеки изменить их мнение о Сети.
– Я раньше был хакером. – Смелое начало, подумал я. Далее я описал свой роман с компьютерами. Как я с ними забавлялся в детстве, как наслаждался свободой, которую они даруют. Как ломал сети, попался и в итоге стал создавать игры, позволявшие людям попробовать на зуб сетевое блаженство без судебных последствий. Моя шуточка ожидаемой реакции не вызвала. Все сидели в замешательстве.
– Величие сетей – в свободе, которую они нам дают, – продолжал я. – Освобождение, независимость и возможность общаться со всеми, везде, в любое время. – Алек покрутил пальцем в воздухе – дескать, закругляйся. – Поэтому я с гордостью представляю вам появление первой подлинно беспроводной, безмодемной, абсолютно инфраструктуро-независимой сети: Тесланет.
Это их проняло. Несколько бизнесменов зашептались с молодыми техэкспертами.
– Вот именно, – подтвердил я. – Ни модемов, ни спутников, ни передатчиков. Тесланет – программный продукт, позволяющий любому компьютеру выходить в сеть через саму землю. Установите программу, подключите компьютер к любой заземленной розетке или просто воткните металлический провод в грунт, – и вы онлайн. Плата за доступ в Интернет станет делом минувшего.
Аудитория притихла. Потрясена. Я решил уйти – пусть жаждут продолжения.
– Я готов обсудить с вами эту технологию в любой удобный для вас момент. – Я улыбнулся и слегка поклонился. – Большое спасибо.
В победном самодовольстве я шел за стол, а тем временем Рут Стендаль, бывший инвестиционный аналитик ЦРУ, наклонилась к микрофону на кафедре.
– Впечатляет, – восхитилась она, – если работает.
– О, работает. – Меня не слышно. Я потянул микрофон к себе через стол. – Работает.
– Однако мне любопытно, – пропела Стендаль на верхотуре своего диапазона, – какую модель доходов вы разработали.
Доходов? Я думал, не полагается говорить о доходах.
– Ну что ж, я с радостью объясню. – Я говорил как мог вежливее, хотя ее нападки меня почти парализовали. – Мы продаем программный продукт. За деньги. – Язвить приятно, в адрес таких, как Стендаль, – особенно. Слишком уж часто они сами так поступают. – Мы полагаем, розничная цена в районе пятидесяти долларов плюс стратегия вирусного маркетинга, которая будет стоить нам меньше миллиона долларов на все про все.
– Но прошу извинить меня за этот вопрос… – Стендаль говорила так, будто раздирать меня на кусочки – чудовищно болезненная процедура. – Как, по-вашему, подобная технология отразится на жизнеспособности индустрии телекоммуникаций?
Не надо было поддаваться на провокацию.
– Это
ихпроблема, вам не кажется?
Слушатели заерзали. Морхаус прикрыл глаза. Кто-то из слушателей поднял руку. К нему засеменила девушка с микрофоном.
– Мистер Коэн, – сказал человек, неловко скребя усы, – вы, конечно, знаете о Консорциуме индустрии телекоммуникаций…
К избиению я оказался решительно не готов. Один за другим бизнесмены в ковбойских костюмах вставали и клеймили Тесланет «классовым убийцей», «безответственным пиратством» и «очередным кошмаром с открытыми исходниками». Только регламент меня и спас.
Рут Стендаль возродила энтузиазм толпы оптимистической оценкой потенциала движения наличности в странах Восточного блока, и мужчины разошлись готовиться к вечернему барбекю. Я так и сидел у микрофона, пряча лицо в ладони и надеясь, что никто со мной не заговорит.
На плечо мне легла тяжелая рука.
– Со всеми случается, парень.
Тобиас. Он вытащил меня из кресла и обнял. Очень кстати.
– Все будет нормально, – утешил он. Тем хуже, что я его так подвел.
– Но технология правда работает, – сказал я. – Она может все изменить.
– Я понимаю, Джейми, – сочувственно ответил он. – Я понимаю. Но иногда хороший бизнес означает не слишком все менять.
– Какая нам разница, если мы другим компаниям все расхуячим? – спросил я. – Это называется конкуренция. Так рождаются технологии.
– А почему, как ты думаешь, никто по сей день не выпустил машины на солнечных батареях? Или хоть приличного электромобиля? – спросил Тобиас. – Пацаны из МИТа
каждый год новый метод изобретают.
– Но тогда…
– А потом какая-нибудь нефтяная компания его выкупает. – Тобиас улыбнулся. – За неплохие деньги, это да. Просто, чтобы на рынок не вышло.
Подкрался Алек. По-моему, удивился, заметив, что его отец меня обнимает.
– Вы оба как? В порядке?
– Мы будем просто в полном, – ответил Тобиас. – У нас теперь есть козырь. Разыграем его по-умному.
7
Устрицы прерий
Я качнулся в кресле назад и посмотрел в небо. Может, дело в высоте, в плоскости высокогорья, а может, просто загородный
воздух – небо взаправду больше, чем в городе. А сейчас, ночью, звезды – скорее вещество, чем огоньки. Сахар на сланце. Вот потому богатые и едут сюда – или в Аспен, или в Сан-Вэлли. С конкордским летом не сравнить.
Папа. Ох черт. Забыл напрочь. Ладно, нормально. Для того и нужны поездки: забыть о проблемах реального мира. Кроме того, я работал.
– К костру пойдешь? – На крыльцо вышел Алек. Одной рукой держится за пузо, словно ребрышек на барбекю объелся, в другой – косяк. Разжиревший обкуренный университетский ковбойчик. Сетка хлопнула, и под Алеком скрипнули доски.
– Загляну, видимо. А ты?
– Не зна. Там одно старичье. Я, правда, слышал, что костер последний год. И это, ну…
– Хоть какое-то занятие? – закончил я. Он вручил мне косяк, я затянулся.
– Джейми, не куксись. О твоей презентации, между прочим, только и разговоров.
– Злятся небось что вы меня притащили.
– Ты так говоришь, будто это
плохо, – пошутил он.
– Ох блядь. Что я им всем скажу?
– Правду. Лучше сразу узнать, что фиговина не работает, чем когда уже в нее вложился, нет?
– Так в этом же все дело, – заканючил я. – Она
работает. Это, наверное, единственная за последние три года фиговина, которая работает.
– Если народ не хочет, чтоб она работала, значит, она не работает.
– Этот народ тут вообще ни при чем. Мы выпускаем Тесланет, и он распространяется, как вирус. Не остановишь. Добро пожаловать в сетевой мир.
– Ну а зачем тогда твои друзья у тебя помощи просят?
– Наверное, зря они. – Я задумался. – Может, я просто влез. Алек, Тесланет – это часть революции. – Гипербола укротила мою риторику. – Революция в деньги не конвертируется.
– Уже конвертировалась, Джейми. Хаос девяностых – все, ку-ку. Вернулся порядок. Ты вообще где был? У нас теперь не сетевой мир. У нас сетевая экономика.
– И все равно технологии распространяются по законам эволюции. Выживает сильнейшая. Идеи конкурируют за господство.
– Технологии распространяются в зависимости от их способности приглянуться –
всем, кто за столом. Это командный спорт. Что такое, по-твоему, Бычьи Бега? Тут выдумывают правила.
– Тогда почему сюда Билла Гейтса никогда не приглашали? Он-то правил навыдумывал как никто.
– Его
приглашали. Только он не являлся. Думал, один справится. И у него неплохо получалось, пока Минюст не убедили взять его за жопу. С тех пор никто и пикнуть не смел.
– Да ладно. Хочешь сказать, эти парни дергают за ниточки в Минюсте?
Алек лишь брови поднял.
– Ну и что, монополий все равно целая туча, – сказал я. – «АОЛ-Тайм Уорнер»? «Виаком-Дисней»?
– Конечно, туча. Но пока все охвачены, все выигрывают. Никто не шикает.
– А пресса? Четвертая власть
вроде никуда не делась.
– Пресса защищена от правительства, а не от корпораций. Эти люди владеют прессой. Они много лет назад раскупили телеканалы с аукциона.
– Но отдельных репортеров и журналистов не покупали же?
– А этим какого рожна лодку раскачивать? У них ползарплаты – опционами. Маршалл Теллингтон своим авторам на десктопы НАСДАКовские сводки вывешивает – чтобы про акции не забывали. Думаешь, кто-нибудь станет в статье наезжать на медиабизнес, когда учеба ребенка в Брандейсе зависит от цифирки в углу экрана?
– Ты так говоришь – какой-то выходит ебанутый заговор.
– Зато ты теперь внутри, а? – Алек навис надо мной. – Хочешь обратно? Сценарии для игрушек писать из конуры в Соммервилле? Или с нами потанцуешь? Давай, приятель, опять пора на север кампуса.
Алек отлично работал. Каждое слово рассчитано – целевая аудитория эмоционально отреагирует. Даже упоминание именно Брандейса. Я прекрасно понимал, что он делает, но все равно действовало.
Может, мое дневное унижение сродни инициации Кучерского клуба, рассуждал я, пока мы брели под крошечными фонариками, развешанными по всему лесу.
– Как думаешь, заставим твоего отца агрегат показать? – спросил я.
– Охота глянуть? – хмыкнул Алек, хватаясь за промежность. – Это, знаешь, по наследству передается.
– Они же такого больше не вытворяют, правда?
Алек замер и уставился в лес. Я тоже увидел. Впереди на полянке бушевал громадный костер. Вокруг – несомненно силуэты пляшущих девчонок.
– Вперед! – вдруг заорал Алек, хватая меня за рукав и волоча к костру.
Полянка в рыжих отблесках ревущего огня напоминала сцену из Дантова «Ада» (я вообще-то не читал, но, по-моему, Данте имел в виду что-то такое). Я распознал у костра семь скачущих девушек, одетых в разнообразные сочетания черной кожи, белых кружев и каких-то виниловых, что ли, купальников.
– Это, типа, мощно. – Я попятился. Я бы предпочел смотреть с безопасного расстояния. В бинокль.
– Давай, мужик, ты чего? Офигеть! – И Алек ринулся в самую гущу.
Никакой гущи, правда, толком не было. Обширным кругом у огня расположились человек тридцать – расселись на пнях, накрытых вельветовыми подушками, защищавшими престарелые ягодицы. Как ни поразительно, происходящее им, похоже, было решительно до лампочки – они трепались, посасывали сигары и пили пиво из громадных урн.
И Тобиас тоже – сидел между Эзрой Бирнбаумом, сменившим жесткий ковбойский прикид на трикотаж, и своим давним проклятием из Кучерского клуба Маршаллом Теллингтоном, главой «Интертейнинка». «Грохнуть сюда бомбу, вот прямо сейчас, – подумал я, – и правительство, экономика и средства массовой информации уничтожены. Тем более, раз уж теперь это все одно и то же».
Алек махал шляпой и плясал с девчонками, не замечая, что остальные зрители участия в действе не принимают. Смотрелся он жалко, но я его импульсивности все равно завидовал. Я нашел безопасное место в группке Тобиаса. Меня даже не заметили. Я вспомнил, как в колледже работал официантом на свадьбах пьяных богатеев. Те звали меня, только если требовалось помочь им добраться в уборную и сблевнуть. Они обращались со мной, как с пустым местом, будто перед незнакомцем блевать не совестно, если незнакомец не дотягивает до человека.
Пока же я притворился мухой на стене. Подобные увеселения в еврейском словаре значатся сразу после «гоим нахес». Что за грехи творились в Содоме, я знал давно. Гоморра до сего дня оставалась загадкой.
Между костром и зрителями возникли еще три затянутые в черную кожу девчонки – они тащили на цепи какого-то дылду в ошейнике. Совершенно голого, не считая черной кожаной маски. Девушки подвели его к металлической хреновине с большой рукояткой. Вроде механизма, который опускает в колодец бадью.
Я сел у Тобиаса за спиной. Всякий, кому любопытно, поймет: я из «МиЛ» и я на работе. Вообще-то молодежи почти не наблюдалось, а те, кто был, сконфузились не меньше моего. Один или два присоединились к Алеку в надежде потереться о скудно одетых танцовщиц, но остальные скорее кривились, чем восторгались. Мол, бессмысленная трата времени, нам еще сделки заключать.
Голый раб руками и ногами обвил горизонтальную поперечину. Девушки столпились вокруг – снимали с пояса кожаные ремешки и привязывали свою жертву к столбу.
– Спорим, Эзра, ты бы не прочь на его месте оказаться? – Морхаус пихнул председателя Федерального резерва локтем.
– Ах-х, радости просексуального
движения, – фыркнул Теллингтон. – В мире, где стажерка даже полизать не может у президента Соединенных Штатов, нам хотя бы это осталось.
– Хочешь – иди к ним, Бирнбаум, – дразнил Тобиас. – Наверняка они от лишнего раба не откажутся.
Надежно приторочив жертву к горизонтальной трубе, кожаные повелительницы покатили конструкцию к огню. Даже самые закаленные зрители при таком повышении ставок смутились и обратили туда взоры.
– Это вертел! – невольно вскрикнул я, осознав, что происходит. Тобиас и Теллингтон расхохотались.
Теперь голый человек болтался над костром, и языки пламени лизали ему спину. Одна девушка полила его маслом, вторая медленно крутила рукоятку, поджаривая раба, точно фаршированного поросенка. Алек побрел к отцу. Не хотел, чтобы его приняли за второе блюдо владычиц.
– Пап, они же не будут его взаправду жарить? Не будут?
Тобиас и Теллингтон мудро улыбнулись друг другу.
– Полагаю, мы увидим, – зловеще произнес Тобиас. – Эзра, что скажешь? – Он толкнул старика под локоть, рука Эзры упала с колена. Бирнбаум поспешно прикрыл ладонями пах и скрестил ноги. Но мы все заметили эрекцию под трениками.
Морхаус и Теллингтон разразились оглушительным, дребезжащим, прокуренным гоготом.
– Я знал, что нас это почему-то развлекает! – проговорил Тобиас посреди припадка. Теллингтон и слова вымолвить не мог. Лицо свекольное, глаза выпучены. Алек тоже смеялся, хотя и не понял, что случилось.
– По крайней мере, Тобиас, у меня еще встает, – наконец ухмыльнулся Бирнбаум. Морхаусово лицо сменило оттенок красного, а Теллингтон рухнул с пня.
Я хотел оказаться подальше отсюда. Где угодно. Я отдалялся от оргии. Представлял отца в шуле за кафедрой – как он всматривается в лица, старается не считать, кто еще за него.
На сей раз я почувствовал: надвигается. Я опять вгляделся в бредовую толчею; собравшиеся сатиры двигались почти сверхъестественно. Будто демоны – нет, будто мифические твари. В мигающем свете костра их черепа меняли пропорции. Сумрачные тени сгущались надо лбами, из громадных распахнутых пастей раздавался низкий, нечеловеческий рев. В бестолковом экстазе ликовали дикие быки, целое стадо.
Они смеялись, как настоящие люди, даже выражения морд человеческие. Но головы преобразились. Быки топали ногами. Из огромных ноздрей вырывался дым. Сплошные быки. Все поголовно. Все, кроме человека на вертеле – тот в ужасе глядел сквозь прорези в маске моими глазами.
Я выдернул себя из транса. Опять завелся греческий хор:
Ты что тут делаешь? Ты что о себе возомнил?Заткнитесь, чтоб вас разорвало! Я перекричал их. Тут всем по кайфу. И мне тоже. Это, блядь, обычное шоу. Развлекуха. Никто не пострадает. Мне, что ли, быть судьей? Я что, лучше всех должен быть? Я ведь здесь, так?