- Очень смутно, что-то по поводу идеализма.
      - Придется этого коснуться. Вот сталинская цитата, которая неплохо объясняет сей предмет: "Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину". Лысенко утверждал, что изменения в живом организме, полученные под влиянием условий жизни, передаются по наследству. Генетики возражали, что такая передача невозможна в принципе, поскольку наследственная информация хранится в генах и хромосомах. Лысенко пытался подтвердить это опытами, которые не удавались, но он был изворотливый жулик, подтасовывал результаты и, главное, умел подводить марксистскую базу.
      - Но если экспериментальные доказательства отсутствовали, как же он сохранял свое положение?
      - А как алхимики могли продолжать свои старания на протяжении многих веков? Или изобретатели вечного двигателя? Цель была привлекательная. Сталин принял сторону Лысенко из политических соображений: если эти положения верны относительно растений, то их можно применить к людям. Тогда навыки строителей социализма, достигнутые с помощью пропаганды и террора, будут автоматически проявляться у следующего поколения советских людей. Это понятно?
      - В первый раз до меня дошел смысл этой борьбы с генетикой. В школе нам так не объясняли.
      - Ладно. Лысенко еще в 47-ом писал Сталину: "Метафизическое учение о живых телах - морганизм-менделизм, вейсманистский неодарвинизм -преподается во всех вузах, мичуринское же учение, советский дарвинизм, почти нигде не преподается. Прошу Вас, товарищ СТАЛИН, помочь этому хорошему, нужному для нашего сельского хозяйства делу". Сталин тогда ничего не сделал, сил было мало. Теперь он решил, что надо действовать. События развивались драматично. Директор Ботанического сада академик Цицин обратился к Сталину и Жданову с предложением устроить в ВАСХНИЛ публичное обсуждение несостоятельных концепций Лысенко. Пора, мол, окончательно разоблачить этого шарлатана. Цицин некогда был с Лысенко заодно, но после происшедшего у них конфликта сводил счеты. Сталин нашел идею полезной, но применил по-своему. Тогда в ВАСХНИЛ из-за репрессий оставалось всего 16 действительных членов. 15 июля Сталин постановлением Совмина добавил к ним сразу 35 - все лысенковцы. Прочитав в газете список новых академиков, Цицын слег с инфарктом. 23 июля Лысенко прислал Сталину текст своего доклада на предстоящей сессии ВАСХНИЛ, этот документ вождь внимательно прочел и отредактировал. Очень вероятно, что в тот же день он дал Шепилову конкретные указания по поводу сессии, о чем тот и сообщил своему шефу Жданову. Среди этих указаний одно было особенно примечательное: в день закрытия сессии опубликовать покаянное письмо Юрия, которое отправитель явно не предназначал для печати. Неудивительно, что Жданов свалился. Сессия ВАСХНИЛ прошла в атмосфере махрового мракобесия, очень в духе того времени, если вспомнить всесоюзные потуги доказать русский приоритет в каждой области знания. Морган, а особенно подозрительные для русского уха Вейсман и Мендель не могли устоять против нашего посконного Мичурина. Президент Белорусской академии генетик Антон Романович Жебрак, которому крепко всыпали на сессии, попал после этого на прием к Шепилову: "Вас, генетиков, спасли немцы. Если бы не война, мы вас уничтожили бы еще в 1941 году". Он имел в виду после ареста Николая Вавилова.
      - Позвольте, ведь это Шепилов начал травить Лысенко устами Юрия Жданова?
      - Он диалектику хорошо усвоил, держал нос по ветру. И потом, какая разница кого уничтожать? Жданов при смерти, довольно биологии, пора заняться медициной. 25 июля на Валдае больным занялась бригада из Кремлевки: начальник Егоров, главный терапевт Виноградов, профессор Василенко, заведующая кабинетом функциональной диагностики врач Карпай. Лечащий врач Майоров был тут же, ожидая заключения вельможных гостей. Оно было успокаивающим: острый приступ сердечной астмы, главная причина - застарелый кардиосклероз, опасности для жизни нет, продолжать назначенное ранее лечение. Страстный рыболов Майоров вернулся к своему любимому занятию, повседневное наблюдение вела медсестра. 7 августа у Жданова перестали снимать кардиограммы, 27-го грянул новый тяжелый приступ. На следующий день в санатории на Валдае появились те же московские светила за вычетом Карпай, бывшей в отпуске. Уже по прибытии Егоров решил снять ЭКГ, кардиограмму, на каковой предмет из Москвы самолетом доставили врача Тимашук.
      - Выходит, вся эта страшная история - результат случайности?
      - Не думаю. И вообще не торопитесь с выводами. Именитый диагноз был такой: функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни, рекомендации: увеличить подвижность, с 1 сентября разрешить поездки на машине, 9 сентября решить вопрос о поездке в Москву. Тимашук была другого мнения. Она на основании ЭКГ обнаружила у Жданова, я цитирую, "инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки". Егоров и Майоров дружно встали на дыбы. Они, я опять цитирую письмо Тимашук, "предложили мне переписать заключение, не указывая на "инфаркт миокарда", и писать осторожнее, так, как это сделала доктор Карпай на предыдущих ЭКГ". С этим Тимашук вернулась в Москву. Как назло, на следующий день, 29 августа, больному стало совсем худо, и ее вызвали снова.
      - Профессора, наконец, ей поверили?
      - Ничего подобного. Словами самой Тимашук: "29/VIII у А.А. повторился (после вставания с постели) сердечный приступ, и я вторично была вызвана из Москвы. Но по распоряжению академика Виноградова и профессора Егорова ЭКГ 29.VIII, в день сердечного приступа, не была сделана, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность тов. Белова А.М.". Майор госбезопасности Белов был начальник личной охраны Жданова.
      - А диагноз как же?
      - Она его переписала, после чего доложила - устно Белову и письменно Власику, начальнику Главного управления охраны МГБ. Вот концовка ее письма: "Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают безусловно тяжелое состояние А.А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало повторный приступ, а в дальнейшем может привести к роковому исходу.
      Несмотря на то, что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней "инфаркт миокарда", остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А.".
      - Не знаю, как у вас, а у меня эта история вызывает странные чувства.
      - Это цветочки, то ли еще будет.
      - И потом, почему она обратилась к охранникам?
      - К кому же, по вашему мнению, ей следовало обратиться?
      - Не знаю, например, в Минздрав.
      - Интересная идея. Она написала Власику по той естественной причине, что она была сексот, тайный осведомитель МГБ. Она опасалась, что ее потом могут взять за воротник, в то же время она знала свое дело, в этом ей не откажешь. Все-таки давайте по порядку. 30-го августа Власик отдал письмо Тимашук с приложенной ЭКГ Абакумову, тот с короткой сопроводиловкой переправил его Сталину. Рукой последнего на записке Абакумова поставлена помета "В архив".
      - В архив?
      - В архив. Кстати, 31-го Жданов отдал Богу душу. Официальной причиной смерти объявили "паралич болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких". Инфаркт, как видите, не упомянут. Узнав о смерти Жданова, в санаторий немедленно прибыли Кузнецов, Вознесенский Попков, знакомые фигуры, будущие жертвы ленинградского дела. Примчался и начальник Лечсанупра Егоров, прихватив патологоанатома Федорова, который вечером в тесной ванной комнате с недостаточным освещением произвел вскрытие. Свое заключение ему пришлось составлять под неусыпным оком Егорова, по каковой причине обнаруженные рубцы на сердце, свежие и застарелые, были квалифицированы весьма расплывчато: некротические очажки, фокусы некроза, очаги миомаляции.
      - Федор Пахомович!
      - Как? Не знаете, что это такое миомаляция? Шучу, сам наводил справки. Так называют расплавление отмерших участков миокарда, сердечной мышцы. Птичий язык употребили с целью замаскировать инфаркты миокарда, избежать упоминания. Анатомический препарат сердца Жданова в тот же день самолетом доставили в Москву, где под председательством Егорова состоялся заочный консилиум: Виноградов, Зеленин, Этингер, Незлин, Марков. Перечисленные светила тоже не заметили инфарктов.
      - Теперь понятно, почему Сталин и прочие видели заговор.
      - По крайней мере, налицо, то, что в Америке называют cover-up, т.е. усилия что-то скрыть, замаскировать, выдать одно за другое. Прежде давайте закончим с фактической стороной. Руководству Кремлевки нужно было угомонить Тимашук. Власик ознакомил Егорова с ее письмом, и вот что они сделали. Сначала Егоров в присутствии главврача Брайцева категорически посоветовал ее забыть свои фантазии. Это было 4 сентября. Она стояла на своем, тогда Егоров через день собрал у себя в кабинете совещание, где на Лидию Федосеевну дружно навалились все замешанные в этом деле: Виноградов, Василенко, Майоров, Федоров. Ее обвинили в невежестве, объявили человеком чуждым и опасным. 7 сентября последовали оргвыводы: Тимашук перевели в филиал кремлевской поликлиники. Будучи уверена в своей правоте, она написала письмо секретарю ЦК Кузнецову. Не получив ответа, она обратилась к Кузнецову еще раз, результат был такой же.
      - Не понимаю! Смерть Жданова не была на руку Кузнецову, почему же он не реагировал?
      - А почему не реагировал обычно подозрительный Сталин? Жданова похоронили с почетом, в 49-ом Светлана Сталина вышла замуж за Юрия Жданова.
      - Значит, Сталин не добивался его смерти?
      - Хотел бы я знать ответ на этот вопрос! Здесь столько неизвестных, что возможна чертова уйма догадок. Один возможный вариант: Сталин плохо себя чувствовал или был в припадке глубокого маразма. Существуют и другие, например: Сталин понял смысл письма, но решил, что от алкаша Жданова все равно мало толку, пусть себе помирает, похороним как верного ученика и соратника. Сталинская душа - потемки. Взять хотя бы историю смерти Фрунзе в 1925 году. Наркомвоен, которому было 40 лет, умер от сердечной недостаточности во время операции по поводу язвы желудка. В атмосфере ожесточенной фракционной борьбы того времени очень скоро распространилась байка, что на операции Фрунзе усиленно настаивали Сталин и Ворошилов. Документальных доказательств нет, зато есть литературный след. Борис Пильняк написал тогда аллегорическую "Повесть непогашенной луны". В речи Сталина на похоронах Фрунзе имеется такая фраза: "Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко и просто спускались в могилу". Несколько месяцев спустя хоронили "железного Феликса". И что же? Сталин начал свое выступление такими словами: "После Фрунзе Дзержинский..." Разумеется, все это могли быть просто совпадения.
      - Ничего себе совпадения. Это все равно, как в трагедии Пушкина уже отравленный Моцарт играет Реквием.
      - Аналогия интересная. Много вопросов вызывает поведение Егорова и Виноградова. Почему они так упорно отказывались видеть в заболевании Жданова опасность для жизни? Казалось бы, признание инфаркта было дело вполне безопасное. Прописали строгий постельный режим, а там видно будет. Так нет же, кипятились, ни за что не хотели согласиться с осторожной Тимашук. Мало того, делали из нее изверга рода человеческого. Особенно Виноградов. Я забыл упомянуть, что сразу после кончины Жданова он поставил министру здравоохранения Смирнову ультиматум относительно Тимашук: или я, или она.
      - Может, его раздражало, что она сексот?
      - Уж чья бы корова мычала! В 1938 году во время бухаринского процесса Виноградов среди прочих подписал заключение о вредительских методах лечения профессора Плетнева, докторов Казакова и Левина. Плетнев, между прочим, был его учитель. Виноградов знал, что Плетнев и Левин угодили в это дело только потому, что хотели сохранить достоинство.
      - Достоинство?
      - Ну да. В 1932 году, когда застрелилась жена Сталина, медицинских светил заставили, ради высших соображений, дать заключение, что она умерла от острого приступа аппендицита. Канель, Плетнев и Левин отказались поставить свои подписи и попали на чекистскую заметку. Каннель скончался в 1936. Такая история. У Виноградова могли быть и другие мотивы. Прежде всего, он, успешно практиковавший с 1907 года, ученик Павлова, Сеченова, Остроумова, Захарьина, не слишком доверял электрокардиографии и прочим новомодным штучкам, полагался больше на свой опыт и стетоскоп. Играл роль статус: как смеет это козявка, рядовой врач учить меня, академика. Виноградов был вельможа, жил в неслыханном для советского времени достатке: картины Репина и Шишкина, масса антиквариата, бриллианты, до революции содержал скаковых лошадей.
      - Вы, следовательно, исключаете возможность злого умысла?
      - Ничего нельзя исключить! Потому что, если даже принять, что Виноградов был надутый индюк, все равно остается Егоров, ленинградец, которого в Лечсанупр поместил никто иной, как Кузнецов.
      - Он, следовательно, не был заинтересован в смерти Жданова?
      - Кто его знает! Надобно признать, что мы не знаем. Возможны комбинации самые невероятные, ох, возможны. Кто-то мог настоятельно посоветовать Егорову: не стоит применять к Андрею Александровичу радикальных методов лечения. Подтекст: дайте человеку умереть спокойно, с достоинством. Кто мог дать такой совет? Кто угодно: Маленков, Власик, Сталин, даже сам Кузнецов. Чего это он примчался на Валдай? Убедиться, что вскрытие пройдет по плану? И почему вскрытие делали там, а не в Москве? Но, повторяю, это только возможные ходы. Был ли вообще такой разговор, неизвестно. Пора остановиться, пора признать, что мы не знаем и остаемся при своих сомнениях. Последний штрих. Уже после смерти вождя Виноградов признал, что он вместе с другими просмотрел инфаркт у товарища Жданова.
      Глава 14: дело врачей набирает ход
      Пора вернуться в 1952 год. Итак, 11 августа Тимашук опять пригласили на Лубянку, на этот раз для разговора о лечении Жданова. Здесь следователей ждал сюрприз: я сигнализировала о неправильном лечении А.А.еще в сорок восьмом году. Кому? Сначала Власику, потом дважды Кузнецову. Запахло жареным. Рюмин торжествовал: вот оно, доказательство врачебного вредительства, получено из первых рук, подтверждает то, что я твержу с 50-го года. Доложили Сталину, который про письмо ничего не помнил. Или сделал вид, что не помнил. Генерал-лейтенант МГБ Николай Сидорович Власик возглавлял личную охрану вождя с начала тридцатых, после смерти Надежды Аллилуевой стал также фактическим опекуном сталинских детей. Генерал своего простонародного отчества стеснялся, требовал, чтобы подчиненные к нему обращались как к Николаю Сергеевичу, Сталин называл его, по своему обыкновению, по фамилии. Возможное объяснение Власика, что он отдал письмо Абакумову, мало ему помогало. Дело в том, что он показал письмо Тимашук Егорову, но тот был вредитель, следовательно, предупредил врага. Положение Власика к этому времени было и без того пиковое. 23 мая ГУО, Главное управление охраны, которое он возглавлял, преобразовали в просто Управление охраны, а его самого еще раньше отправили заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря в Асбесте Свердловской области. Причины я не знаю, но в личной охране в это время произошла перетряска. 29 мая министр Игнатьев стал по совместительству начальником Управления охраны. Генерал-майор Кузьмичев, начинавший постовым у дачи Сталина, с 16 июня оказался начальником Дубровлага в Мордовии. Вождь приказал Поскребышеву: письмо Тимашук отыскать, роль Власика расследовать. Поскребышев не стал (или не мог) наводить справки у опального министра, письмо искал у себя, это заняло много времени. Видимо, помета Сталина квалифицировала документ как малозначительный, и секретарь его засунул куда попало. Еще, наверно, сыграло роль то обстоятельство, что из-за чрезвычайной и болезненной секретности Поскребышев вел сталинские бумажные дела один, хотя был генерал-лейтенант и член ЦК. 29 августа главный терапевт Минздрава проф. П.Е. Лукомский подтвердил диагноз Тимашук. Дело врачей оформлялось, наполнялось деталями. Рюмин принялся за составление справки о деле, с которой Игнатьев пошел к Сталину: профессора ЛСУК Егоров, Виноградов, Василенко, Ланг, Этингер и другие умертвили Щербакова и Жданова. Ознакомившись с этим документом, Сталин, наконец, дал МГБ добро на аресты кремлевских врачей. Это было в двадцатых числах сентября. Примерно в это же время Шварцман стал, как выражались следователи, "клеветать" на членов Политбюро Кагановича и Хрущева, на Меркулова, Мамулова и других чекистов. В этих новых показаниях никто не усмотрел пользы. Органы все внимание сосредоточили на Лечебно-санитарном управлении Кремля. 27 сентября взяли жену начальника этого учреждения Е.Я. Егорову, на следующий день - отставного начальника А.А. Бусалова, а также Г.И. Майорова и А.Н.Федорова. Следующим на очереди был сам профессор Егоров, но его арест несколько задержался из-за начинавшегося съезда.
      - Какого съезда?
      - Девятнадцатого съезда нашей партии.
      Глава 15: забытый съезд
      - Сталин к партийным съездам всегда относился настороженно. По мере того, как укреплялась его власть, созывал их все реже и реже. С 1917 года, пока был жив Ленин, съезды собирались каждый год. В 1925 году установили трехлетний интервал, в 1934 - пятилетний. Этот удлиненный интервал пришелся кстати: только за два года, 1937 и 38, расстреляли миллион с лишним. Последний предвоенный партийный съезд, Восемнадцатый, был в 1939, следующий полагалось созвать в 44-ом, но все понимали, что не до этого, за четыре года был всего один пленум ЦК. В мирные годы мало что изменилось. Это неудивительно, если вспомнить, что в октябре 45-го у Сталина был первый инсульт. После того, как на Пятнадцатом съезде (1928) всех оппозиционеров выгнали из партии, съезды превратились в церемониальные представления, где главным событием стал отчетный доклад хозяина партии, который длился 4-5 часов. Дряхлеющему вождю такая нагрузка была уже не под силу. Он крайне редко появлялся на людях, предпочитал печатать в "Правде" ответы на заранее согласованные вопросы.
      - Все равно, в 52-ом году съезд состоялся. Он что, себя почувствовал получше?
      - Ничуть.
      - Тогда в чем же дело?
      - Определенного ответа у меня нет, только предположения. Думаю, согласие Сталина было вынужденное. Съезд был определенно на руку Маленкову, за которым стоял Берия. Для них это был важный этап на пути к власти. Помните, они устранили соперников (ленинградское дело), посадили в Москве и Ленинграде своих, заменили Абакумова на своего Игнатьева. Следующий шаг был провозгласить официально, кто законный наследник Сталина. Отчетный доклад Маленкова на съезде говорил именно об этом. Как они уломали вождя, остается неясным. Скорее всего, докладывали ему, что с мест поступает много запросов, члены партии не понимают, как это пропущены уже два срока, 1944 и 1949, и т.д. В докладе Маленкова привычным образом преувеличивались успехи и замалчивались отрицательные сторон советской жизни. Оно заявление было примечательное: "зерновая проблема, считавшаяся ранее наиболее острой и серьезной проблемой, решена с успехом, решена окончательно и бесповоротно". Двух лет не прошло, как партия признала, что в стране острая нехватка зерна, а цифры, приведенные в докладе, фальшивые. Маленков также сообщил, что СССР свободен от врагов, подобно тому, как нацисты объявляли территории свободными от евреев. Вы послушайте: "Разгромив троцкистско-бухаринское подполье, являвшееся центром притяжения всех антисоветских сил в стране, очистив от врагов народа, наши партийные и советские организации, партия тем самым своевременно уничтожила всякую возможность появления в СССР "пятой колонны" и политически подготовила страну к активной обороне". Эта пышная фраза показывает, что Сталин либо доклада не читал, либо это место просмотрел.
      - Не понял.
      - Тут понимать нечего. Если в СССР уничтожена, как сообщил Маленков, даже возможность пятой колонны, зачем тогда органы и куда девать все дела, которые велись в это самое время. С такой ересью Сталин не мог согласиться. У меня еще будет случай это показать.
      - Как же случилось, что это прошло незамеченным?
      - Сталин на съезде пробыл очень мало. Отсутствовал на 16 заседаниях, ненадолго появился на двух. В день открытия уселся на сцене отдельно от остальных членов президиума съезда, вещь совершенно беспрецедентная, вскоре и вовсе исчез. Возник снова только в последний день, чтобы произнести необъявленную заранее короткую речь. Хрущев в мемуарах сообщает: вождь был горд, что сумел простоять на трибуне семь минут.
      - В чем же смысл ереси Маленкова?
      - Партийная эзоповщина. Будущий хозяин партии давал понять, что с репрессиями пора кончать. Новые правления обычно начинают с милостивых актов. Еще одну ересь высказал на съезде Берия. Говоря о национальной политике партии, он перечислил опасности отклонения от правильной линии в таком порядке: на первом месте стоит великодержавный, читай русский, шовинизм, на втором - буржуазный национализм и только на третьем буржуазный космополитизм, он же сионизм. Хрущев доложил об изменениях в Уставе партии: новое название - КПСС, Политбюро заменили Президиумом ЦК. Делегаты избрали новый состав ЦК - 225 членов, 111 кандидатов - после чего им сообщили, что повестка дня исчерпана. Ошарашенные, они разъехались по домам.
      - Чем они были так поражены?
      - По установившейся традиции, новоизбранный ЦК собирался еще до закрытия съезда, чтобы сформировать свои исполнительные органы. Только после оглашения результатов пели "Интернационал" и закрывали съезд. На этот раз пленум произошел через два дня, 16 октября. Начали с выборов Президиума ЦК. Вместе с членами старого Политбюро Сталин поместил туда много новичков: ветеранов Шкирятова и Куусинена, министра госбезопасности Игнатьева, несколько аппаратчиков второго ранга и малоизвестного пропагандиста Чеснокова, которого он, скорее всего, никогда в глаза не видел, разве что прочел статью за его подписью. Новый орган получился весьма распухший, 25 членов взамен прежних 11 в Политбюро. Для того, чтобы запутать врагов, вождь предложил создать не предусмотренное уставом и не подлежащее оглашению Бюро Президиума из 9 человек. Назвав членов нового бюро, Сталин неожиданно обрушился на Микояна и Молотова, особенно свирепо говорил про последнего: трясется перед американским империализмом, а перед войной допускал ошибки бухаринского толка. Перепуганные соратники пытались оправдываться, реакция Сталина была: вот ведь какие смелые люди, с т. Сталиным решаются спорить. До оргвыводов вроде исключения из ЦК или партии дело, однако, не дошло. В бюро вошли 7 членов прежнего Политбюро плюс Сабуров и Первухин. Туда не попали Молотов и Микоян, а также Андреев (вообще не избран в Президиум, скорее всего, по болезни) и Косыгин (стал кандидатом в члены Президиума). Еще Сталин заявил, что уходит в отставку с поста генсека, от чего его дружно отговаривали присутствующие. Все равно в опубликованном отчете о пленуме он назван просто секретарем ЦК. В партии больше не было Генерального секретаря.
      - Не знаю, как вам, а мне это напоминает сумасшедший дом.
      - Можно и так сказать. В поведении Сталина невозможно отделить коварство от маразма. Одно несомненно: происходила глухая возня между Сталиным и его соратниками. Очень возможно, что, допустив созыв съезда, он потом спохватился и попытался взять реванш. Отсюда сидение в президиуме отдельно от всех, демонстративное отсутствие на большинстве рабочих заседаний, раздувание состава Президиума, нападки на людей, которые проработали с ним добрых 30 лет. Маленков, тем не менее, мог быть доволен: страна и номенклатура узнали, кто законный наследник хозяина, даже если Сталин и не утвердил его в этом качестве. Результатом пленума было шаткое равновесие. Соперники Сталина добились своего, их главная забота была теперь собственная безопасность. Сталин, чувствовавший, что кормило власти выскальзывает из рук, на какое-то время успокоился. Он добился своего, перекроив главные исполнительные органы. В Бюро Президиума, "девятке" не было Маленкова и Молотова. Туда, правда, попал Ворошилов, которого вождь уже какое-то время не пускал на заседания Политбюро, подозревая в нем английского шпиона. Так же было и с новым органом. Это не имело практического значения, потому что Бюро собиралось крайне редко. Главные дела решались в узком кругу "пятерки", куда, кроме Сталина, входили как раз те, кто хотели заменить его у власти: Маленков, Берия, Хрущев и Булганин.
      Глава 16: кремлевку везут на лубянку
      - Пока шли съезд и пленум ЦК, арестов не было, но уже 18 октября Сталин занялся сыском, самолично потребовал от руководства МГБ применять "физическое воздействие на арестованных". В тот же день взяли Петра Егорова, начальника Кремлевки, а на профессора Бусалова, арестованного тремя неделями раньше, надели наручники и не снимали в течение 52 дней. 4 ноября пришла очередь главного терапевта Лечсанупра Кремля академика В. Н. Виноградова, 11-го на Лубянку привезли М.С. Вовси, который был до 1949 года главным терапевтом Военного министерства. Это был первый еврейский врач, взятый по этому делу после падения Абакумова, вскоре за ним последовали другие: Б.Б. Коган, Фельдман, Гринштейн. Сталиным овладело лихорадочное нетерпение. Он хотел раскрытия большого разветвленного заговора, в котором замешаны Абакумов, профессора из Кремлевки, американский империализм и кто-то из Политбюро. 6 ноября по его личному указанию начинается новая серия пыток Абакумова. Теперь его не только избивают, но и постоянно держат в "кандалах", как сказал Сталин (днем - руки за спиной, ночью сковано все тело). В середине ноября в руках Рюмина, которому принадлежала идея заговора врачей с целью вредительства, находился весь цвет элитарной медицины и бывшее руководство МГБ. Казалось, сейчас он развернется во всю силу, подготовит большое громкое дело, которого так ждет вождь. 14 ноября грянул руководящий гром. Сталин обрушился на Игнатьева, у которого вскоре произошел инфаркт миокарда. Дорого ему далась роль слуги двух господ. Он хотел угодить своему покровителю Маленкову и в то же время панически боялся Сталина. Забавно, как он ставил задачи перед чекистами: "нужно снять белые перчатки и с соблюдением осторожности прибегнуть к избиениям арестованных". В тот же день 14 ноября Рюмин был уволен из органов и переведен старшим контролером в Министерство госконтроля.
      - Вы шутите?
      - Какие там шутки.
      - Но в этом нет никакой логики. Он только что, несколько дней, как заполучил своих главных обвиняемых: Виноградова, Вовси...
      - Это вы так думаете, потому что считаете врачебный заговор главным. Сталин, похоже, смотрел на ситуацию иначе, ждал большого политического улова. Ведь Абакумов, Эйтингон, ряд других, держались стойко и ничего не подписывали. Кроме того, нельзя не брать в расчет приступов маразма. Как бы то ни было, Рюмин лишился поста замминистра и генеральского звания. По мнению знающих людей, ему предстояли арест и расправа. 15 ноября ответственным за дело врачей сделали Серго Гоглидзе, которого повысили до первого заместителя министра. В отсутствие больного Игнатьева он теперь должен был ходить к Сталину. 18-го Виноградову зачитали Заявление следствия. Это любопытный документ: "Мы имеем поручение руководства передать вам, что за совершенные вами преступления вас уже можно повесить, но вы можете сохранить жизнь и получить возможность работать, если правдиво расскажете, куда ведут корни ваших преступлений и на кого вы ориентировались, кто ваши хозяева и сообщники". Странное, чтобы не сказать противоестественное построение фразы позволяет предположить, что ее составил человек, для которого русский язык не родной. Одно выражение "куда ведут корни" чего стоит!
      - Т.е. Гоглидзе или Сталин?
      - Почти наверняка Сталин лично или Гоглидзе под диктовку Сталина. Но слушайте дальше: "Нам также поручено передать вам, что вы можете изложить свои показания на имя вождя, который обещает сохранить вам жизнь в случае откровенного признания вами всех ваших преступлений и полного разоблачения своих сообщников. Всему миру известно, что наш вождь всегда выполняет свои обещания". Русский язык здесь еще хуже: "показания на имя вождя", повторяется практически все сказанное в первой фразе, а концовка представляет собой намеренную ложь. В 1936 году Зиновьев и Каменев согласились давать ложные показания именно потому, что Сталин обещал сохранить им жизнь. Что с ними случилось, всему миру известно. Тут есть еще один нюанс. Двумя днями раньше, 16 ноября, такое же заявление прочли проф. Василенко. Это позволяет думать, что дело пытаются переориентировать как еврейское.
      - Простите, я не понимаю.
      - Рюмин первоначально хотел построить дело как еврейский врачебный заговор, но Этингер умер и на какое-то время эти идея отошла на задний план. По письму Тимашук все плохие люди оказались не евреи: Виноградов, Егоров, Майоров. Теперь сохранить жизнь ценой выдачи сообщников предлагают только Василенко и Виноградову. Всего по этому делу арестовали 28 врачей, 10 из которых евреи, однако в памяти народа дело это осталось как анти-еврейское. У нас еще будет повод про это поговорить, и не один. В ноябре 1952 года события идут густо. 20-го в Праге открылся процесс по откровенно антисемитскому делу Сланского, еще из Ташкента вернули нашего давнего знакомого Огольцова, назначили первым заместителем министра.
      - А как же Гоглидзе?
      - Такой же первый зам. Вещь для того времени допустимая. Того же 20-го числа группа экспертов, профессора Кремлевки М.А. Соколова, В.Ф. Червяков, С.А. Гиляревский, а также майор мед. службы Н.Н. Купышева из Центральной поликлиники МГБ дали заключение о вредительском характере лечения Жданова. Эти эксперты знали, чего от них ждут: месяцем раньше они дали подобное заключение относительно лечения Щербакова. Что еще случилось в ноябре? Как же, как же! Потерял работу Александр Николаевич Поскребышев, личный секретарь и верный оруженосец Сталина, цербер у его дверей, служивший хозяину с 1924 года. Генерал-лейтенант Поскребышев был член ЦК и зав. Особым сектором ЦК. Это глубоко засекреченный орган надзирал за всеми прочими секретными органами. Он также вел секретарские дела Политбюро, потом Президиума и Бюро Президиума ЦК. Более верного Сталину пса вообразить невозможно. Поскребышев был женат на еврейке, как и многие большевики в окружении Сталина: Киров, Андреев, Молотов, Ворошилов... После войны Брониславу Соломоновну Поскребышеву, дальнюю родственницу Троцкого, арестовали. Никакие просьбы мужа не помогли: ее продержали в тюрьме три года и расстреляли.