Я села за стол, раскрыла свой «лаптоп» — миниатюрный компьютер — и начала работать. В скудно обставленной квартире царила тишина. Здесь все было чужим, ничего не напоминало о прошлом, не представляло интереса. Не было даже намека на будущую радость или горе, с улицы не проникало ни звука, ни лучика солнечного света. Именно это мне и нужно.

Я работала гораздо дольше, чем рассчитывала, но все же закончила отчет. И отправилась искать, где бы его распечатать. Над летними улицами поднимался пар, выхлопные газы множества машин душили меня. Наконец подвернулось одно бюро, затем заглянула в стеклянный кафетерий на Пасео де Грасиа, затем прошла на забитую людьми и голубями площадь Плаза де Каталуна, оказалась возле Рамблас де Каталуна, спустилась к порту через заполненный цветами центральный променад. Около Рамблас группа молодых светловолосых немцев в сандалиях и с рюкзаками на спинах смотрели шоу мимов напротив ряда лотков с сувенирами. Налево начинались извилистые узкие улочки Старого Квартала, они и привели меня к отелю «Колон».

— Мадам, — портье вручил мне перетянутую резинкой пачку корреспонденции. — Еще одно заказное письмо.

— Как любезно с вашей стороны.

Это действительно было любезностью. Обычно вам передают уведомление, и вы идете на многолюдную почту.

Портье удивленно посмотрел на меня.

— Конечно, сеньора, вы же оставили письменное указание принимать вашу корреспонденцию. Пожалуйста, подождите минуту.

— Спасибо.

Я принялась просматривать новые сценарии и нью-йоркские счета.

— Вот, мадам, — портье вернулся с конвертом «Федерал экспресс».

Там лежало письмо от Стивена. Я поднесла конверт к свету… дата стерлась. Бережно убрав конверт в сумку, покинула отель. На противоположной стороне площади возвышался собор, округ которого в этот солнечный день гуляли ногочисленные туристы. Рядом ждали огромно автобусы, металлические крыши отражали жаркие лучи. Мне захотелось посидеть на ступенях собора и прочитать письмо, но голова снова закружилась, мир показался слишком большим, а путешествие через площадь — чересчур длинным.

Я расположилась в ближайшем кафе, бросила пачку сценариев на край стола, а письмо Стивена — на середину, прямо перед собой. Рассмотрела надпись на конверте. Рукописный текст таит в себе нечто личное, создает эффект присутствия человека. Я развернула письмо.

Дорогая Элизабет!

Сейчас подо мной исчезает Барселона, и мне трудно выразить охватившее меня ощущение пустоты. В Коста-Брава я вовсе не собирался подвергать себя эмоциональному риску, делясь с тобой самым сокровенным. Но сейчас, глядя вниз на этот прекрасный город, я вижу твою улыбку, и внутренний голос велит написать это письмо. Я чувствую нашу связь и знаю, что ты испытываешь то же самое, но по какой-то причине стараешься подавить. Возвращаясь из Коста-Брава, я хотел только одного — удержать тебя. Заставлял себя не смотреть в твою сторону.

Впервые встретившись с тобой в июне в самолете, я полушутя решил, что ты моглибы составить счастье всей моей жизни. После уик-энда я понял, что это правда. Не знаю, почему мне было очень трудно выразить свои чувства, но сейчас я боюсь потерять тебя навсегда.

Пока мы держались как друзья, я мечтал показать тебе величайшие горнолыжные трассы мира, видел нас среди снегов в Инсбруке, на Монблане, в Аспене перед камином. Я мысленно говорил о том, как сильно люблю тебя. И мог бы раствориться в тебе.

Что такое любовь, если не высшая форма существования? Влюбленный излучает невероятную энергию, мир кажется ему тем великолепным местом, которым он должен быть. Проблема только в том, что мы оба привыкли искать и не находить любовь.

Элизабет, такое приходит раз в жизни. Потерять его — непозволительная роскошь. В любом случае ты — женщина, которую я люблю.

Стивен

Перечитав письмо Стивена, я остановилась на словах: «В любом случае ты — женщина, которую я люблю». Потом взяла свою почту, оплатила счет и покинула кафе; вышла через Баррио Готико на Авенида Портал де л'Ангел, Линовала Плаза де Каталуна, попала на Пасео де Грасиа. И все время крепко сжимала в руке письмо Стивена.

Хорошо, я расскажу тебе, Стивен, все, что случилось с Бетти. И после этого ты счастливо заживешь со мной, глубоко травмированным продюсером, связываться с которым все боятся. Репортеры «Пипл» опишут, что руководители телекомпании пришли в ярость, поскольку в каждой бульварной газетенке будет освещено истинное прошлое новой жены Стивена, в юности жившей со своим знаменитым отцом. Он не испугался профессионального краха. И проявил такую чуткость к несчастной жене. Как похвально!

Я шагала, нервно размахивая письмом, пока не добралась до квартиры. Одежда по-прежнему валялась на полу… Прошло несколько мгновений, я наслаждалась тишиной, ощущая себя почти невидимой. Все остальное находилось снаружи.

В семь часов пятнадцать минут граф сидел в «Ла Луна» в окружении молодых женщин — высокой, стройной скандинавской блондинки и гибкой темнокожей африканской красотки. Стены зала, обшитые по новейшей итальянской моде изразцами, усиливали каждый звук. Взрослые люди в костюмах от модных кутюрье смешались с молодежью в черных куртках. Кондиционеры работали на полную мощность.

— Элизабет, я здесь, — граф энергично помахал стеком.

— Привет, — я старалась говорить твердо и уверенно.

Спутницы тактично покинули его, предоставляя возможность поговорить о делах. Мне оставалось только одобрительно посмотреть на графа.

— Похоже, совсем неплохо, что я немного задержалась.

— Отчет готов?

Он сразу перешел к делу, закурил «Голуаз».

Внимательно просмотрел все цифры и последние расчеты, относящиеся к будущей работе. Изучил каждую колонку, пока не убедился, что все в полном порядке. Наконец доверие и хорошее расположение духа партнера восстановились. Впрочем, было еще кое-что.

— Ив сейчас здесь, — заявил граф.

— В Барселоне? Очень интересно.

Ив Боланье не любитель бесцельных увеселительных поездок.

— Какой бы ни была цель этой поездки, я видел его длинный белый «бугатти», ползущий по Рамблас, точно блестящее доисторическое насекомое.

— Его автомобиль? Вероятно, он намерен здесь задержаться.

— Совсем необязательно. Он всегда берет свой автомобиль, на какой бы срок ни выезжал. Хромированный бампер его машины напоминает морду муравьеда, а на пластинке для номеров — только представь себе — его фамилия!

— Ну, не стоит обвинять его в этом. Есть кое-что посерьезнее.

— Правда?

Граф навострился в предвкушении новой международной сплетни, которой он сможет пополнить свой богатый арсенал.

— Лучше промолчу, — уклончиво улыбнулась я.

— А теперь догадайся, кто сидел рядом с ним, очаровательно улыбаясь под солнечным светом?

— Вряд ли.

— Исполнительница фламенко, владелица клуба «Лас Куэвас».

— Мерседес?

На этот раз я заинтересовалась.

— Да, ее зовут именно так. Я вроде бы слышал, что вы близкие подруги.

— Не притворяйся. Ты же знаешь, что я с ней знакома.

— Да, вы обе произвели легкий фурор на торжествах в Памплоне… в гостях у одного матадора… несколько недель тому назад, да? А потом рано утром уехали из отеля и сели на поезд.

— Откуда тебе известны такие подробности?

— Mi bellissima, я знаю почти все о богачах, аристократах и знаменитостях. Это — неотъемлемая часть моего бизнеса.

— Твоего бизнеса? Почему?

— И сам точно не знаю, но эти секреты всегда в конце концов помогают сделать или потерять деньги.

— А как насчет Джорджа? Ты в курсе, что произошло?

— Absolutamente!

Мой собеседник погасил «Голуаз» и откинулся на спинку кресла, чтобы рассказать всю историю, но, очевидно, несчастный Джордж уже вызывал у него скуку, превратившись в пустое место.

— Бельгийская полиция обошлась с Джорджем весьма сурово, найдя тот тайник с оружием. Его долго держали под арестом.

Граф замолчал.

— А потом? Потом? — не унималась я.

— О да, хм, да.

Теперь его интересовал только Ив, но граф, как джентльмен, готов был ради меня закончить интригующую историю Джорджа.

— Похоже, он замешан в деятельности международного синдиката. Но стоит ли тревожиться о Джордже после того, как он с тобой обошелся.

— Тюрьма погубит его. Я не хочу, чтобы он сидел.

— Элизабет, не волнуйся. В конце концов благодаря деньгам из Франции — не знаю, почему именно из Франции, но у меня есть некоторые подозрения, — чиновники удовлетворились, и Джорджа выпустили на свободу.

— Куда он отправился? Его нет в Барселоне.

— По слухам, он сейчас где-то на Среднем Востоке, пытается спасти свой нефтяной бизнес. Месье Боланье на сей раз решил раздавить его и, похоже, неплохо поработал и там.

— А Мерседес? Какова ее роль во всем этом?

— Mi bellissima, возьми себя в руки. Джордж владеет большой частью ее клуба «Лас Куэвас». Теперь на него наседают кредиторы. Мы можем только догадываться…

— Не верю, что Мерседес тотчас после краха своего друга и партнера способна броситься в объятия его вечного соперника.

— Моя дорогая, теперь ясно, что ты — новичок в мире славы. Мерседес лишь хочет спасти свой клуб. Это ее долг.

— Ив — не единственный возможный инвестор.

— А нам-то что за дело? Права на фильм целиком наши, мы имеем надежное финансирование. Джордж нам не страшен. А Ив Боланье? Вполне возможно, что в Барселоне он является всего лишь французом, влюбленным в обворожительную исполнительницу фламенко. Однако суди сама.

— То есть?

— Наша блистательная пара входит сюда.

Граф стеком указал на бар.

Мерседес в безупречном белом костюме от Шанель выглядела впечатляюще. Туалеты от Шанель невозможно спутать ни с какими другими. Я подумала об этом еще в первый вечер, когда только-только увидела танцующую Мерседес. Испанка сказала: «Мы с Родольфо станцуем в вашем фильме бесплатно, исполняя фламенко ради удовольствия». Вряд ли можно приобрести бесплатно такую экипировку, включая абсолютно новую сумочку на золотой цепочке. На Иве также был белый костюм — легкий шелковый Армани.

— Обрати внимание на безымянный палец ее левой руки, — продолжал граф.

Стек словно сам по себе повернулся в нужную сторону.

— Я заметила.

Сверкнул крупный бриллиант в форме сливы.

Они, однако, никого вокруг не замечали. Граф постучал стеком по столу.

— По-моему, тут все просто. — Тук, тук. — На мой взгляд, Мерседес и Ив выглядят, как влюбленные. — Тук, тук.

— А как же Родольфо?

— Это, — тук, тук, — чисто номинальный брак. Удобный для обоих. Родольфо развлекается со своими мальчиками, а Мерседес — со всеми остальными. — Тук, тук. — Вроде тебя.

— Извини, — раздраженно произнесла я. — Несколько минут тому назад ты не мог вспомнить ее имени, а сейчас уверен, что я ее любовница.

— Дорогая, поскольку ты мой деловой партнер, я просто обязан знать, кто твои любовники. Судьба моих денег и репутации не должна зависеть от чуств женщины.

— Тогда почему ты думаешь, что я не представляю для тебя опасности? — насмешливо спросила я.

— Bellissima Элизабет, посмотри, кто твои любовники.

— По-моему, это не слишком хорошая рекомендация.

Мне прешлось искренне улыбнуться.

— Нет, ты ошибаешься. — Он указал в сторону бара. — Перед нами два хитрых человека… они умны, очень умны. Оба преуспевают… они талантливы… очень красивы.

— Каким образом это служит мне рекомендацией?

— Они оба начинали жизнь совсем в ином качестве.

— Неверно, — возразила я. — Думаю, Мерседес и Ив всегда были очень красивы.

— Тут ты права.

Он подкрепил свое согласие ударами стека о стол.

Беседа приобретала нелепый характер, но я уже втянулась.

— Но все же, почему тебе удобно заниматься бизнесом со мной?

— Потому что, если бы твои любовники не обладали перечисленными качествами, я бы не смог полагаться на твои суждения.

Весьма забавно.

— Возможно, мне следует убедить своих банкиров, чтобы они оценивали клиента по твоему методу, — сказала я, — и отказались от традиционного. Проверять платежеспособность — это так несовременно.

— Это буржуазные банкиры, — в его голосе прозвучало презрение ко всему финансовому сообществу. — Только человек благородной крови знает, что семейные и любовные связи говорят гораздо больше о том, кто надежный клиент, а кто — нет.

— Вообще-то банки считают меня надежным клиентом. Только не те, что финансируют кинопроизводство.

— Дорогая, неужели ты думаешь, что я обратился во французский банк и вложил свои собственные деньги, не разузнав о тебе всего? Я узнал все не только о юной балерине, которая когда-то отдавала свое сердце в Барселоне многочисленным мужчинам, а потом много работала и добилась успеха. Я знаю все, все. А?

Сердце в груди замерло. Нет, это невозможно. Никто в мире не знает. Я никому не говорила. Он не мог… Он мог узнать о каждом заработанном мною пенни и каждом моем любовнике, но не об этом… Он провоцирует… проверяет меня… Я достаточно сильна. Он ищет оружие… на тот случай…

— Bellissima, пожалуйста, не пугайся так из-за твоей биографии.

Я тотчас произнесла легкомысленным тоном:

— Похоже, меня везде окружают шпионы.

Граф понял, что я не хотела его обидеть, однако продолжал:

— Некоторые люди не способны выжить, хотя хорошо притворяются. Я считаю их ненадежными партнерами. Но ты умеешь выживать. Это неотъемлемое качество так присуще тебе, что ты даже не замечаешь отсутствия его в других.

— Кинобизнес — это океан с акулами; что ж тут непонятного.

Он, похоже, проигнорировал расхожий штамп.

— Существуют и другие интересные моменты, которые помогают тебе выживать… когда-нибудь мы еще поговорим об этом, а?

— В этом нет нужды, — усмехнулась я. — Спроси кого угодно. Тебе ответят, что я слишком много работаю, чтобы казаться интересной.

— Да, но, возможно, есть секреты, о которых они не знают, а?

— Опять ошибка! Видимо, ты начитался журнальных статей.

Граф едва заметно отреагировал, отметил кое-что в своей голове. Я снова возразила. Он постарается выяснить, почему. Граф встал, улыбаясь уголками рта.

— В любом случае уже много времени. Твой отчет выглядит превосходно. Мы в отличной форме, как говорят американцы. Рад, что твоя простуда проходит. К сожалению, мне пора.

Он сложил принесенный мною листок пополам и взял свой стек.

Мне удалось изобразить бесстрастную светскую улыбку, одновременно наблюдая и чувствуя себя объектом наблюдения, потом я нарочито непринужденно откинулась на спинку кресла.

— Желаю приятно провести остаток вечера, сэр.

Я обвела взглядом безупречный костюм графа, надеясь отвлечь его внимание.

— Вы весьма любезны! Да, сегодня у меня появился восхитительный шанс провести время с прекрасной молодой дамой из Англии, которая приехала петь в опере Барселоны. Она красива талантлива и честолюбива и, думаю, оценит мою помощь.

Похоже, граф снова надел на себя маску бонвивана. Поправив галстук, он преднамеренно оставил на столе листок с цифрами.

— О нет, — остановила я, когда он потянулся за счетом, — пожалуйста, позволь мне.

Мы расцеловались, и он удалился.

Я закурила оставленный им «Голуаз», заказала «Кампари» и стала наблюдать за кольцами дыма. Этот человек был эксцентричным, возможно, жестоким, но он помог мне, недвусмысленно дав понять то, что мне было уже известно — в кинобизнесе никто не предоставит миллионный кредит, не будучи уверенным на сто пятьдесят процентов в твоей надежности.

Что если я захочу пройти курс психотерапии и раскрою свои тайны? Подобное всегда происходит, всегда кто-то что-то слышит, задает вопросы. Начинаются поиски. Медицинские карты, больницы, люди. Сначала появляются небольшие статьи. Кто знает, кому они попадутся на глаза, к чему это приведет? Я не кинозвезда, не шоумен, секреты которого способны усилить интерес к личности. Мне ни к чему скандальная известность, способная привлечь внимание публики. Элизабет занимается бизнесом, имеет дело с банками и крупными компаниями. Для них я стану ненадежной персоной, рискую потерять все, ради чего работала эти годы.

Я медленно раздавила в пепельнице «Голуаз». Мерседес и Ив все еще сидели в баре, полностью поглощенные друг другом. Они меня не видели. Я оставила деньги на столе и вышла через боковую дверь, чтобы не встречаться с ними.