- Ради острых ощущений я готова на это пойти!
      Граф Вольшанский с удовольствием наблюдал, как оживляется её лицо и загораются её глаза при этом разговоре. Неужели ему так легко удалось заинтересовать эту женщину, которую его друг назвал сложной и непонятной? Наоборот, рядом с ней он чувствовал себя свободно и просто. Они нашли общий язык, едва перекинувшись несколькими фразами. Удивительно! Она интересовалась тем же, чем он, она думала так же, как он, она желала того же, что и он. Казалось, эта женщина была его половинкой, неожиданно обнаруженной им на этом скучном мещанском рауте.
      Граф настолько увлекся разговором, а ещё более - княгиней, что не обратил внимания, как какой-то невысокий светловолосый человек лет тридцати пяти - сорока в строгом черном фраке остановился в двух шагах от них, очевидно, не решаясь подойти ближе, и сделал знак княгине. Она его заметила и резко оборвала разговор с графом.
      - Извините меня, граф, - взволнованно сказала она. - Я должна вас оставить. Вы не возражаете, если мы продолжим наш увлекательный разговор в другой раз?
      - Возражаю, - с улыбкой сказал он. - Но ежели таково ваше желание, я вынужден подчиниться.
      - Благодарю вас.
      - И причина, по которой вы меня оставляете, этот господин? осведомился граф, указав взглядом на невысокого человека, делавшего знаки княгине.
      - Да, граф, - подтвердила она.
      Он понимал, что проявляет излишнее любопытство, задавая подобные вопросы, но ему хотелось удержать её ещё хотя бы на несколько минут. Разгадав его желание или просто решив удовлетворить его любопытство, она жестом подозвала ожидавшего её невысокого человека. Тот подошел к ним. Граф Вольшанский окинул его неодобрительным взглядом, словно обвинял в намеренном вторжении в его личную жизнь.
      - Позвольте вам представить, граф, господина Корнаева - адвоката, произнесла княгиня. - Господин Корнаев занимается моими делами: очень давно и довольно успешно. Рекомендую вам господина Корнаева, как хорошего специалиста. Господин Корнаев, его сиятельство граф Вольшанский.
      Мужчины обменялись вежливыми поклонами и несколькими приветственными фразами.
      - А теперь, - подвела итог их быстротечному знакомству княгиня, - с вашего разрешения, граф, мы с господином Корнаевым оставим вас.
      - Что ж, - произнес граф. - По крайней мере в этом расставании имеется и приятная сторона: вы обещали продолжить наш разговор. Это означает, что я скоро вновь увижу вас.
      Она отвела графа в сторону и, приблизившись к нему на расстояние, превышающее пределы допустимых приличий, таинственным шепотом произнесла:
      - Поверьте мне, я ни за что бы не променяла наш увлекательный разговор на проблемы, которые мне наверняка преподнесет мой адвокат. Но это слишком важно. От этого зависит моя судьба и благополучие.
      На какое-то мгновение она задержала на нем взгляд своих серо-синих глаз. Этот взгляд проник ему в душу и слегка опьянил его разум. Ее глаза напомнили ему сияющие и загадочные звезды на ночном небе.
      Затем она быстро отвела свой взгляд, сделала прощальный кивок головы и удалилась с господином Корнаевым.
      Оставшись один, граф Владимир Вольшанский принялся бесцельно бродить по залам, равнодушно созерцая происходящее вокруг. Скучный раут и без того не располагал его к веселью, а с уходом княгини Ворожеевой стал его раздражать. Где-то в глубине души он надеялся, что она ещё появится, что она все ещё находится на рауте среди приглашенных, что адвокат понапрасну её побеспокоил, и важные дела, ради которых она ушла, оказались не столь важными. Но княгиня и не думала появляться. Она исчезла, словно привидевшийся мираж, оставив после себя действие своих чар.
      В отличие от графа Вольшанского, которому удалось завязать знакомство с понравившейся дамой, его друг Узоров в своем донжуановском стремлении потерпел неудачу. Одна очаровательная особа, за которой ему вздумалось приволокнуться, довольно грубо его отвадила, а другой вздумалось с его помощью подразнить своего любовника. От всех этих провалов и неудач Узоров был в скверном расположении духа. Он сам разыскал своего друга графа Вольшанского и предложил уехать.
      - А теперь, - сказал Владимир, едва только они удобно расположились в его роскошном экипаже, - выкладывай мне все, что ты знаешь о княгине Ворожеевой.
      - Да, впрочем, я знаю о ней немного, - неохотно и вяло откликнулся Узоров. - Что конкретно тебя интересует, Вольдемар?
      - Все.
      - Как я уже говорил, у княгини безупречная репутация. Но самое удивительное в этом то, что она сумела её сохранить даже несмотря на свою славу весьма необразцовой супруги и постоянные пересуды вокруг её брака.
      - Ее брака? Стало быть, она замужем?
      - И да, и нет.
      - Как сие прикажешь толковать?
      - Официально она является женой князя Ворожеева, - сообщил Узоров. Но фактически они живут порознь уже много лет. Однако такое явление, сам знаешь, не редкость в нашей жизни: муж занимается делами в деревне, жена развлекается в столице, или же муж разъезжает по заграницам, устраивает свою дипломатическую, военную карьеру, жена ведет хозяйство. Случается, супруги по несколько лет находятся в разъездах. Но в данном случае князь и княгиня живут в одном городе, но каждый сам по себе. И княгиню даже такое раздельное сосуществование не устраивает. Ей нужен официальный развод. И не так давно она уже предприняла первые попытки к его осуществлению.
      - Это смелый шаг! - восхищенно произнес Владимир.
      - Смелый, но весьма странный.
      - Что же в нем странного? - возразил Владимир. - Она хочет избавиться от нелюбимого человека, чтобы иметь возможность... - Владимир замялся.
      - Иметь возможность устроить свою жизнь с другим? - предположил Узоров. - Но в этом и вся странность! У княгини безупречная репутация. На протяжении многих лет она не была замечена в связи ни с одним мужчиной. Если предположить, что у неё все-таки есть какой-то неизвестный мужчина, то это может быть разве что её адвокат или кто-то из домашней прислуги. Если бы это был какой-нибудь тайный рыцарь, под покровом ночи пробирающийся в её дом и на рассвете выходящий из него, или знатный господин, скрывающийся под видом её мажордома, об этом все равно стало бы известно. Если не другой мужчина, то какая необходимость разводиться с мужем, тем более, что они давно уже ничем не связаны? А развод - как-никак это скандал!
      - А что тебе известно о её муже? Какой он?
      - По-моему, весьма безобидный и недалекий. Игрок, картежник, повеса. Любитель борделей, трактиров и других подобных заведений. Хотя оно и понятно. Если жена отказывает в семейном очаге и супружеских обязанностях, что остается покинутому мужу?
      - Какие у тебя примитивные суждения!
      - Не примитивные, а реалистические, - возразил Узоров. - Но не будем останавливаться на моих суждениях. Лучше вернемся к нашему князю. Насколько мне известно, князь Ворожеев особо не утруждает себя хозяйственными делами. Всем заведует княгиня. Кстати, сей факт ещё раз говорит о бессмысленности развода. Сам посуди: имея полную независимость и, я бы даже сказал, власть, - разводиться?..
      - Стало быть, только поэтому ты считаешь княгиню сложной и непонятной? - спросил Владимир.
      - Только поэтому! - ответил Узоров. - Но мне кажется это весьма значимым! Однако бессмысленность развода - это ещё куда ни шло. Но он может нанести урон её репутации. Едва она на него решилась, как о нем уже стал злословить весь свет. Зачем ей такая популярность? И потом, что такое разведенная женщина? Гораздо хуже, чем неверная жена. Так считают в обществе.
      - Так считают в обществе... - с насмешкой и осуждением повторил Владимир. - Вот она - основная суть! Все твои выводы и рассуждения о княгине основаны на общественном мнении.
      - Пожалуй, ты прав, - неохотно согласился Узоров. - Я не знаком с княгиней. И мои рассуждения, основанные на сплетнях и домыслах, вполне возможно, несправедливы. И все же я предпочитаю женщин открытых, поступки которых понятны.
      - Именно такой она мне показалась: открытой, непосредственной и понятной, - с нежностью отозвался о княгине Ворожеевой Владимир. - Рядом с ней я почувствовал себя так необыкновенно!
      - Я никогда не слышал, чтобы ты с такой нежностью и благоговением говорил о какой-нибудь женщине. Эта княгиня Ворожеева ещё более сложная, чем я предполагал. И возможно, даже опасная, если сумела произвести на тебя такое впечатление. Ты едва её увидел, едва перемолвился с ней несколькими фразами, а уже настолько к ней проникся. Если бы нечто подобное произошло с кем-то другим, я бы посчитал это вполне естественным. Княгиня красива, утонченна, благородна. Такие женщины с первого взгляда способны вызвать симпатию. Но ты для этого слишком серьезен и рассудителен.
      - Это не значит, что во мне не могут воспылать чувства, даже при первой встрече и даже столь пламенные и нежные. Тем более, что однажды со мной уже такое было, - с ностальгической грустью произнес Владимир.
      Он откинулся на спинку сидения и о чем-то задумался. На этом их разговор о княгине Ворожеевой был завершен.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Княгиня Елизавета Алексеевна Ворожеева вернулась с раута Марианны Пилевской в подавленном состоянии. Однако причиной такого состояния послужил не сам раут, а новость, которую сообщил Елизавете её адвокат.
      - Что значит: ходатайство отклонено, господин Корнаев? - спросила Елизавета.
      - Это значит, что синод счел представленные поводы неубедительными и недостаточными, дабы расторгнуть ваш брак, - объяснил Корнаев. - Длительная раздельная жизнь супругов - не повод к расторжению брака, так же как и не повод - недостойное поведение одного из супругов, во всяком случае, те проявления оного, которые представили вы в вашем ходатайстве. И, вообще, что такое "недостойное поведение"? Абстрактное понятие. А для расторжения брака необходимы конкретные и определенные поводы, к тому же надлежащим образом доказанные.
      - Выходит, все было напрасно, - с приглушенным гневом произнесла Елизавета.
      Корнаев вздохнул и развел руками, как бы оправдываясь, что это не в его власти.
      - Что же теперь делать? - в отчаянии спросила она.
      - Сударыня, я предупреждал вас, что придется столкнуться с трудностями.
      - Мне казалось, что самая большая трудность в том, чтобы решиться, чтобы сделать этот шаг, - призналась она. - Мне было нелегко пойти против общественных устоев и норм. На протяжении трех последних лет я набиралась мужества, уверенности, твердости. И вот когда я решилась, мне казалось, все трудности уже позади и в скором времени этому ненавистному браку придет конец.
      - Покончить с браком - дело весьма сложное, - заметил Корнаев.
      - Сложное, но возможное. Вы сами меня в этом уверяли, господин Корнаев.
      - Возможное. Но в том понимании, что развод как таковой допускается церковью, а не в том, что оный непременно явствует из вашего брака.
      - Вы не могли бы назвать поводы, господин Корнаев, по которым церковь допускает развод? - попросила Елизавета.
      - Пожалуйста, сударыня. Таковыми являются: во-первых, прелюбодеяние и противоестественные пороки; во-вторых, неспособность к брачному сожитию; в-третьих, заболевание венерической болезнью, ставящее в опасность заражения другого супруга. Сударыня, наверняка подобные определения и термины вызывают у вас сложность в толковании?
      - Мне вполне понятно их толкование, - заверила она.
      - Далее имеются другие поводы к расторжению брака, - продолжал Корнаев. - Это длительное безвестное отсутствие; преступление, вследствие коего супруг приговаривается к каторжным работам; посягательство на жизнь и здоровье супруги либо же супруга, если оное исходит от супруги. Ну, пожалуй, и все. Хотя, нет. Поводами также являются: отлучение от православия и многоженство, то есть вступление одного из супругов в новый брак, когда не расторгнут предыдущий. И, пожалуй, также поводом является неизлечимая душевная болезнь, при коей невозможно продолжение брачной жизни. Как сами изволите видеть, сударыня, ни один из этих поводов невозможно применить к вашей ситуации.
      - А как же супружеская неверность? - возразила Елизавета.
      - Супружеская неверность должна быть надлежащим образом доказана, ответил адвокат, - впрочем, также как и любой повод. Я уже, помнится, говорил об этом, но вы, кажется, не придали этому должного значения.
      - Всему свету известно, что мой муж не гнушается любовью продажных девиц.
      - Всему свету! Свету много чего известно, начиная от мелких шалостей и человеческих слабостей, заканчивая бог весть чем. Однако это всего лишь предположения и слухи. Доказательства должны быть иного рода. К примеру, любовная переписка, признание самого супруга в неверности либо же признание любовницы супруга. Но, сударыня, все это такая грязь!
      - Раз уж я решилась на развод, я готова, коли понадобится, перенести эту грязь, - твердо заявила Елизавета.
      - Однако подобных доказательств у вас не имеется, - заметил адвокат.
      - Но я попытаюсь их раздобыть. Вы мне посодействуете в этом, господин Корнаев?
      - Я готов содействовать вам во всем, сударыня. Но если вы намереваетесь изобличить вашего супруга - князя Ворожеева в связи с особами определенного поведения, то я вам настоятельно рекомендую, и даже более того - предостерегаю вас, не делать этого.
      - Почему?
      - Я опасаюсь, как бы сие не обернулось против вас.
      - Каким образом это может обернуться против меня?
      - В ответ на подобное изобличение в связи с особами определенного поведения князь - ваш супруг может обвинить вас в пренебрежении, простите, сударыня, супружескими обязанностями. Это способно весьма усложнить ваш развод. Весьма вероятно, что князь - ваш супруг попытается выставить себя жертвой вашего пренебрежения. Он станет утверждать, что именно вы толкнули его на супружескую неверность, ежели его связь с особами определенного поведения станет рассматриваться как супружеская неверность. Подумайте, сударыня, в каком свете вы себя выставите!
      - Да, пожалуй, вы правы, господин Корнаев, - согласилась Елизавета. Он вполне на это способен.
      - Вот ежели бы у князя - вашего супруга имелась содержанка, с которой бы он показывался в обществе, было бы куда проще добиться развода.
      - Стало быть, ничего нельзя сделать? - отчаявшимся и немного дрогнувшим голосом произнесла она. - Нет, нет... И думать об этом не желаю! Не может быть, чтобы не существовало какого-то решения!
      - Можно попробовать договориться с князем - вашим супругом, предложил Корнаев. - Если желание развестись будет обоюдным, то синод может признать вашу длительную раздельную жизнь аргументом в пользу развода. Либо с согласия вашего супруга можно попытаться выбрать наиболее устраивающий вас обоих повод для развода. Если будет повод, и не будет возражений...
      - Не будет возражений! - горько усмехнулась она. - Их будет столько, сколько породит его объятое ненавистью воображение. Мне никогда не удастся с ним договориться. Он все сделает вопреки моим желаниям. Он всегда все делал вопреки моим желаниям. Ему доставляет огромное удовольствие досаждать мне.
      - Можно обратиться к государю с просьбой о разводе, - вынес другое предложение Корнаев. - Известны случаи, когда личное вмешательство царственных особ способствовало разводу супругов.
      - Наша семья не достаточно близка с его величеством. Однако попытаться можно. Я отпишу прошение на имя государя. Хотя, на мой взгляд, подобным образом получить развод нереально. Но если другого выхода нет...
      - Я с вами согласен, сударыня. Мы живем во время наивысшего расцвета бюрократии. Маловероятно, что ваше прошение, вообще, дойдет до государя. Скорее всего, оно остановится у какого-нибудь чиновника, но перед этим пройдет через множество других. Все это может затянуться надолго.
      - Надеюсь, не дольше, чем тянется этот ненавистный и фальшивый брак.
      - Меня радует, что вы не теряете надежды и восхищает, что вы не отступаете перед трудностями.
      - Я никогда не потеряю надежды и никогда не отступлю, - заявила Елизавета.
      - В таком случае, сударыня, можете во всем рассчитывать на меня.
      - Благодарю вас, господин Корнаев.
      - Однако, сударыня, позвольте мне дать вам один совет. Я никогда бы не осмелился давать вам советы, но в данной ситуации считаю это необходимым. Дело весьма деликатное.
      - Яснее, пожалуйста, господин Корнаев, - сказала Елизавета.
      - Всем известна ваша безупречная репутация. И этот факт может послужить нам хорошую службу. И в нашем деле очень важно, чтобы ваша репутация оставалась такой же безупречной. Однако не далее как сегодня... Простите меня, сударыня, мне очень сложно об этом говорить. Мое уважение к вам безгранично. И вы не должны в этом сомневаться. Однако по долгу службы и непосредственного касательства вашими семейными делами должен обратить ваше внимание на то, что сегодня на рауте у госпожи Пилевской вы вели себя несколько неосмотрительно.
      - Вы имеете в виду графа Вольшанского?
      - Именно, сударыня. Нет, я ничуть не сомневаюсь в вашей высоконравственности. Однако вам известны острые языки сплетников. Ваше поведение может быть истолковано ими нежелательным для вас образом. Мы никоим образом не должны давать повода для пересуд и сплетен. Нельзя допустить, чтобы ваша репутация подверглась сомнению.
      - Я поняла вас, - надменно сказала Елизавета. - Приму ваши замечания к сведению.
      - А теперь позвольте мне откланяться.
      - Да, господин Корнаев. Благодарю вас за оказанную мне помощь.
      - Я ваш покорный слуга, сударыня. Можете во всем на меня рассчитывать.
      Распрощавшись с Корнаевым, Елизавета направилась в свои покои. Сегодняшний день её сильно утомил. Ее голова раскалывалась от проблем и неудач, не говоря уже о том, что её спина ломилась от тяжести платья и гудели от усталости ноги. Она устало опустилась на обитый синим бархатом диван и два раза позвонила в колокольчик, при помощи которого обычно подзывала свою горничную.
      Через минуту круглолицая, розовощекая женщина лет тридцати пяти в платье горничной показалась в дверях покоев княгини.
      - Звали, барыня? - спросила женщина.
      - Да, Анфиса, - ответила Елизавета. - Помоги мне раздеться.
      Анфиса подошла к своей госпоже и принялась освобождать её от тяжелого платья, быстро и умело справляясь со сложными застежками, завязками и булавками.
      - Измучились вы, барыня, - посочувствовала горничная своей госпоже. Ох, как измучились! И на ногах-то вы едва держитесь. Ну где же такое видано, чтобы княгиня вашего происхождения собственнолично вела все дела? В других домах барыни, не столь знатные, как вы, только и делают, что отдают указания да развлекаются на балах.
      - А я, по-твоему, не развлекаюсь? - возразила Елизавета. - В таком случае где же я сейчас была в таком пышном наряде?
      - Да уж не знаю, где вы были, только вот ваши развлечения, как обычно, окончились делами, - со вздохом сказала Анфиса.
      - Что поделать? - пожала плечами Елизавета. - Это важно для меня.
      - У вас все важно, окромя самой себя, - проворчала горничная.
      - Я не могу позволить себе, подобно беззаботной и избалованной дамочке заниматься собой, когда дела идут из ряда вон плохо, - спокойно и сдержанно объяснила Елизавета. - А нанимать управляющего - для меня большая роскошь. С меня достаточно адвоката. К тому же найти надежного и честного управляющего, которому бы я могла доверить хозяйственные и финансовые дела, - не так просто. А ненадежный управляющий мне без надобности. Я не хочу рисковать тем немногим, что у меня ещё осталось от батюшкиного состояния.
      - Ох, барыня, совсем извели вас эти дела! Ну нельзя же так! Куда это годится!
      - Ладно, не ворчи, Анфиса, - миролюбивым, но немного раздраженным тоном сказала Елизавета. - Скоро все изменится... Я надеюсь. Просто сейчас у меня сложный период в жизни.
      - А когда он у вас не был сложный, барыня? - заметила Анфиса.
      Елизавета с трудом подавила тяжелый вздох. Этот сложный период продолжался у неё уже двадцать лет, начиная с того дня, когда она связала свою судьбу с князем Дмитрием Ворожеевым. Впрочем, даже во времена детства и юности её жизнь вряд ли можно было назвать простой и безмятежной. Целых девять лет она провела в стенах Смольного института, испытав все тяготы институтской жизни: строгий монастырский надзор, житье в мрачных дортуарах, суровый распорядок и плохое обращение наставниц.
      - Ох, барыня, вы совсем исхудали! - продолжала причитать Анфиса, расшнуровывая корсет своей хозяйки. - Давеча, чтобы вам впору было это платье, мне приходилось туго затягивать на вас корсет. А теперь что!
      - Но это же прекрасно! Стройность ценилась во все времена. А нашем девятнадцатом веке - особенно!
      - Как бы эта стройность не перешла в худобу!
      - Этого не случится, уверяю тебя.
      - А все ваши дела!
      Окончив возиться с платьем, Анфиса принялась разбирать прическу своей хозяйки. Темные волосы Елизаветы густым каскадом рассыпались по её плечам, когда Анфиса осторожно вынула шпильки и гребень из прически княгини.
      - Давеча я приготовила для вас ванну с лавандой, - сообщила Анфиса. Как вы любите.
      - Спасибо, Анфиса.
      - Так теперь все, небось, остыло, пока вы разговаривали с тем господином.
      - Ничего. Меня устроит не очень горячая ванна.
      - Может быть, все-таки подбавить кипяточку, - не унималась Анфиса. - Я мигом согрею.
      - Не нужно. Ты все хорошо сделала. Можешь идти отдыхать.
      - Но вам после ванной нужно будет подать рубашку и пеньюар.
      - Я справлюсь сама. Ступай.
      - Ваша воля, барыня. Приятных вам снов.
      Несколько минут Елизавета полежала в теплой воде. Подобная процедура была необходима ей не столько для того, чтобы очистить тело, сколько для того, чтобы снять усталость. Затем она легла в свою удобную постель, застеленную льняным бельем, надушенным тонким ароматом лаванды.
      Этой ночью она заснула на удивление быстро. Едва её отяжелевшая от усталости голова коснулась мягкой подушки, как к ней сразу же пришел сон. Этот сон был необычным, даже несколько странным. Подобные сны приходили к ней довольно редко. Ей приснилось, будто она находится в объятиях мужчины. Он целует её губы, лицо, шею, плечи. Его властные и в то же время нежные руки ласкают её тело. Она слышит его приятный и успокаивающий голос: "Со мной тебе не нужно ничего бояться. Я здесь, чтобы избавить тебя от всех твоих бед. Я так долго искал тебя. И теперь ты моя. Я никому не позволю причинить тебе боль". Его голос кажется ей таким родным, его поцелуи такими сладостными, а его прикосновения такими завораживающими. В этом мужчине она узнает графа Вольшанского, с которым познакомилась накануне вечером на рауте у госпожи Пилевской.
      Сон был прекрасным, однако, как все прекрасное, он быстро прошел. Пробудившись от сна, Елизавета долго не открывала глаза, пытаясь искусственно продлить те необыкновенные ощущения, которые она испытала во сне.
      - Какой странный сон, - вслух произнесла она. - Что бы это могло значить?
      Она подумала о графе Вольшанском. Знакомство с этим человеком произвело на неё какое-то странное впечатление, которое она даже никак не могла охарактеризовать. Он показался ей каким-то близким, родным, словно между ними существовала какая-то необъяснимая связь.
      - Что бы это могло значить? - ещё раз повторила она, но уже с некоторым трепетом в голосе.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Княгиня Элеонора Львовна Шалуева имела обыкновение появляться у дочери именно тогда, когда та меньше всего была расположена её принимать. Неожиданный визит княгини Шалуевой обычно не предвещал ничего хорошего. И это уже превратилось в некое правило, которое закрепилось на протяжении многих лет и имело лишь несколько исключений. Элеонора Львовна появлялась либо затем, чтобы сообщить дурную весть, либо затем, чтобы прочитать дочери нравоучения. Если же она появлялась без причины, то это означало, что у неё просто дурное настроение и ей необходимо на кого-нибудь его выплеснуть.
      На сей раз княгиня Элеонора Львовна пожаловала к дочери довольно рано. Елизавета ещё не успела одеться и привести себя в порядок, когда услышала из приоткрытого окна своей спальни звук подъезжающего к дому экипажа. Она подошла к окну и увидела строгий и чопорный силуэт выходящей из экипажа маменьки.
      - Ваша маменька пожаловали, барыня, - прокомментировала горничная Анфиса, помогавшая Елизавете одеваться.
      - Я вижу, - задумчиво произнесла Елизавета. - Интересно, что ей понадобилось в такую рань? Поторопись, пожалуйста.
      - Не могу знать, барыня, - ответила Анфиса, поспешно застегивая крючки и поправляя платье госпожи.
      Елизавета не стала заставлять себя ждать. Она вышла навстречу матери, едва только та вошла в переднюю.
      - Доброе утро, маменька! - поздоровалась Елизавета. - Чем обязана столь раннему визиту?
      - А ты не догадываешься? - произнесла Элеонора Львовна голосом, предвещавшим бурю.
      - Не имею ни малейшего представления, маменька, - с наигранной беззаботностью ответила дочь. - Не желаете ли чаю? Или могу вам предложить отличный завтрак?
      - Я сюда приехала не чаи распивать и не завтракать! Тем более, что время завтрака уже прошло. А ты, как я вижу, только что встала.
      - От вас ничего не скроешь.
      - Что с тобой, Елизавета? Обычно в это время ты уже разгуливаешь по дому или занимаешься делами. А сегодня ты даже ещё не завтракала! Да что там - не завтракала! Ты даже как следует не привела себя в порядок, не уложила волосы. Уж не заболела ли ты?
      - Благодарю вас, что вы беспокоитесь обо мне, маменька, - с нотками ехидства в голосе сказала Елизавета. - Со мной все в порядке. Более того, у меня был здоровый и восхитительный сон. Пожалуй, впервые за долгое время. Поэтому, я и проснулась так поздно.
      - А вот у меня не было никакого сна, - обвиняющим тоном сказала Элеонора Львовна.
      - Отчего же, маменька? - поинтересовалась дочь. - Вас что-то беспокоит? Очевидно, это что-то серьезное, раз вы лишились сна. Пойдемте в гостиную. Вы мне все расскажите.
      - Да, пойдем, - пренебрежительно согласилась мать. - Передняя - не слишком подходящее место для разговора с матерью, даже если сей разговор тебе не по душе.
      Не дожидаясь приглашения, она направилась в гостиную вперед своей дочери. Елизавета немного задержалась, чтобы отдать некоторые распоряжения горничной. Она взяла колокольчик и позвонила два раза. Горничная Анфиса немедленно прибежала на звон.
      - Анфиса, - обратилась к ней Елизавета. - Подай, пожалуйста, чай в гостиную и какое-нибудь легкое угощение.
      - Хорошо, барыня.
      Елизавета вошла в гостиную и удобно устроилась в кресле напротив своей матери.
      - Итак, - начала Елизавета, - что же стряслось, маменька?
      - Твоя последняя выходка! - возмущенно сказала та. - Вот, что стряслось! Более ужасного, чем развод, ты придумать не могла!
      - Ах, вот в чем дело!
      - Пойти на развод с князем Ворожеевым - это верх пределов!
      - Полностью с вами согласна, - спокойно и хладнокровно произнесла Елизавета. - Развод - это верх пределов. Но мне ничего другого не остается.
      - Разве тебе мало, что вы с мужем живете порознь уже несколько лет? Тебе предоставлена полная свобода и независимость. Ты распоряжаешься почти всеми делами и финансами. Твой муж, как это ни абсурдно, находится на твоем содержании. Зачем тебе понадобился этот развод? Хочешь скандала?
      - Пока я замужем за этим человеком, я никогда не буду свободной, сказала Елизавета. - Но вам этого не понять.
      - Что же он может сделать против тебя? La nullite complete!10 У него не хватит ни духу, ни ума, не говоря уже о деньгах.
      - Вы называете его la nullite complete и спрашиваете: почему я хочу с ним развестись? - с иронией заметила Елизавета.
      В этот момент в дверях появилась Анфиса с подносом в руках. Она не сразу решилась войти, а только после того, как в разговоре между матерью и дочерью образовалась пауза.
      - Вот, барыня, чай. Все как вы просили, - негромко объявила она.
      Анфиса аккуратно расставила на столике чайные приборы, бисквитные пирожные и все остальное, чем был нагроможден её поднос.
      - Благодарю, Анфиса, - произнесла Елизавета. - Можешь идти.
      - Что за манера у твоей прислуги - подслушивать под дверью! недовольно проворчала Элеонора Львовна, когда Анфиса ушла.
      - Нас никто не подслушивал, - заверила дочь. - Не срывайте свое негодование на ни в чем не повинной горничной. Лучше съешьте пирожное.
      - Елизавета, ты разумная женщина и должна понимать: во что нам обернется этот развод, - продолжала Элеонора Львовна свою нравоучительную тактику. - Не забывай, что он коснется не только тебя, но и всей нашей семьи, нашего рода, и прежде всего - твоего сына. О нем ты подумала?
      - Я всегда думаю о нем, - возразила Елизавета. - Начиная с того дня, когда он появился на свет. Вы не можете ставить под сомнение мою любовь к сыну!
      - Тогда тебя непременно должно беспокоить его будущее? Ему вряд ли удастся добиться высокого положения в обществе, если в его биографии будет этот позор. Он не сможет сделать себе хорошую карьеру, не говоря уже о том, чтобы найти себе достойную партию.
      - Все это предрассудки и ваши нелепые домыслы! - возразила дочь.
      - Я понимаю, что этот брак - сплошной фарс, что ваши отношения с мужем оставляют желать лучшего, что он не уважает тебя, изменяет тебе. Но таких браков множество, и никто из-за этого не разводится. Развод - это клеймо, от которого не так-то просто отделаться, тем более женщине, принадлежащей знатному роду и занимающей высокое положение в обществе.
      - Род! Положение в обществе! Как мне все это надоело! - раздражительно сказала Елизавета. - Вас всегда интересовало только это. А до моего счастья и моего благополучия вам никогда не было дела.
      - Какое отношение имеет твое счастье к разводу? Ты полагаешь, что, стоит тебе развестись с мужем, так ты непременно обретешь счастье? L'absurde!11