Елизавета благодарно улыбнулась. Владимир предложил ей руку и она грациозно на неё оперлась. Он привел её в роскошную залу, в центре которой горел камин, а чуть далее находился стол с восхитительными яствами. Он усадил её за стол и сам сел напротив. По его едва заметному сигналу появился человек и разлил вино в их бокалы.
      - Спасибо, - негромко сказал ему Владимир, затем ещё тише добавил: Можешь пока быть свободен. И сделай так, чтобы нас никто не беспокоил.
      - Слушаюсь, ваше сиятельство, - сказал тот и удалился.
      Ужин был великолепен. Елизавете никогда ещё не приходилось испытывать на себе такое красивое мужское обхождение. Его взгляд очаровывал её воображение, его голос - ласкал слух, а его внимание - приятно согревало душу. Однако несмотря на то, что обстановка этого ужина была довольно расслабляющей, Елизавета не могла избавиться от напряжения. Напряжение не позволяло ей в полной мере насладиться предложенными её взору и манящими своими аппетитными запахами угощениями. Она едва пригубила вино и испробовала некоторые из блюд.
      - Вы так прекрасны при этом играющем свете камина, Елизавета, произнес Владимир, не скрывая своего восхищения. - Ваши глаза так необыкновенно сияют. Они похожи на звезды, сияющие на ночном небе. Именно такое определение я составил о ваших глазах, когда впервые в них заглянул. А сейчас эти звезды кажутся мне особенно яркими. В них словно застыла мозаика из неведомых мне чувств, и эта мозаика словно пытается что-то мне открыть.
      Елизавета непроизвольно вздрогнула.
      - Однако вы очень напряжены, - заметил он. - Я чувствую это. Почему? Вас что-то пугает?
      - Нет, - возразила она.
      - Вам известны чувства, которые я испытываю к вам, - с нежностью произнес он. - Я искренне люблю вас, Елизавета. Эта любовь пламенная, сильная, но в то же время добрая, нежная и чистая. В моей душе нет ничего такого, что могло бы вас напугать.
      - Я знаю, Владимир, - глядя ему в глаза, произнесла она.
      - Тогда расслабьтесь. Позвольте себе насладиться очарованием этого вечера, а мне позвольте насладиться тем, как улыбка играет на ваших устах.
      Она почувствовала, как от его сладкого и упоительного голоса её окутало блаженство. Если бы не тайна, которую необходимо было раскрыть и раскрыть именно в этот вечер, она бы с головой окунулась в это блаженство и позволила ему затянуть её как можно глубже.
      - Я не могу, - произнесла она. - Я должна с вами поговорить. Это очень важно.
      - Хорошо. Я вас слушаю.
      - Помните, вы рассказывали мне одну историю о девушке, с которой вы познакомились на маскараде и которая потом бесследно исчезла?
      - Я уже жалею, о том, что я рассказал вам эту историю, - вздохнул он. - Вы приняли её слишком близко к сердцу. А она не стоит того, поверьте мне.
      - О нет, стоит! - возразила Елизавета. - И вы хорошо сделали, что рассказали её мне. Скажите, когда это произошло?
      - Очень давно, - неопределенно ответил он.
      - Сколько лет прошло с тех пор?
      - Двадцать или около того, - немного подумав, ответил он.
      - Постарайтесь припомнить месяц, - почти умоляюще попросила она.
      - Это было летом. Кажется, в августе. Да, точно: в августе.
      При этих словах Елизавета резко поднялась из-за стола. Она не в силах была сохранять спокойствие, когда её со всех сторон душили эмоции. В волнении она сделала несколько шагов и остановилась у камина. Владимир проделал то же самое вслед за ней. Он был несколько удивлен и встревожен её странным поведением.
      - Где, у кого происходил этот маскарад? - спросила она.
      - Здесь, в Петербурге, в доме госпожи Лейтер. Только сейчас, кажется, этот дом принадлежит не ей.
      Елизавета закрыла глаза и глубоко вздохнула.
      - Все верно, - еле слышно прошептала она.
      Охваченный любопытством и смятением от её вопросов, граф приблизился к ней и, глядя ей прямо в глаза, спросил:
      - Почему вас это так интересует?
      - На этой девушке было бледно-розовое платье из муслина с короткими пышными рукавами? - произнесла она с какой-то непонятной интонацией в голосе: то ли вопросительной, то ли утвердительной.
      - Да, - ответил он, непонимающим взглядом впившись в нее.
      - И на ней была маска, - прерывающимся голосом произнесла Елизавета. Вы не видели её лицо, даже когда были с ней близки.
      - Да. Но откуда вам это?..
      Елизавета не дала ему договорить. Она судорожно вцепилась в его сюртук и голосом, полным невыразимого волнения, воскликнула:
      - Неужели вы ничего так и не поняли? Ведь это была я! Это я была с вами той ночью!
      Ее слова прозвучали как пушечный выстрел, который оглушил Владимира. Его ошеломленный взгляд застыл на ней. С ледяным, завораживающим молчанием он, казалось, изучал этот загадочный женский образ и спрашивал себя: "Что это: наваждение или реальность?"
      - Вы? - глухим голосом произнес он.
      - Именно я была той девушкой, которая заставила вас потерять голову и предаться сладкому и запретному безумству. А вы были моим призраком, который оставил глубокий след в моей душе.
      - Неужели... так бывает?
      - Да, - подтвердила она. - В жизни ещё не такое бывает!
      - О Боже! - произнес он, все ещё находясь в прострации от услышанного. - Это были вы! Невероятно! Девушка, которая много лет назад завладела моим сердцем и мыслями, и та, которая сейчас дороже мне всех на свете, одно и то же лицо. Ну как тут не поверить в руку провидения!
      - О, да!
      - Вы! Это были вы! - повторял он. - Мне казалось, я почти забыл эту историю, а если порой я вспоминал о ней, то только как о некоем романтическом событии в моей жизни. А сегодня в моей памяти возродилось все, что было той ночью. Я словно вижу все наяву: вижу очаровательную женскую руку в белой перчатке, которая слегка дотрагивается до моего плеча; вижу стройную фигуру в розовом платье; вижу эту маску, сквозь которую я тщетно пытаюсь разглядеть лицо незнакомки. Это были вы!
      - Я тогда сказала: "Вы не могли бы стать моим кавалером на этом балу".
      - И я согласился.
      - Вы были прекрасным кавалером! - сказала Елизавета.
      - А потом мы остались наедине в той комнате.
      - Это была самая лучшая ночь в моей жизни, - призналась Елизавета.
      - И в моей.
      Она почувствовала, как на её глаза выступают слезы.
      - О, вы не представляете, Владимир, - с огромной печалью произнесла она, - как я раскаивалась в том, что не позволила вам увидеть мое лицо, узнать мое имя и, наконец, в том, что оставила вас! Но я очень боялась. Боялась разоблачения, скандала. Я была юной и благопристойной. И в том моем понимании мой поступок казался мне ужасным. На этот маскарад меня привело не легкомыслие, а отчаяние. Я тогда не могла представить, что эта ночь станет для меня роковой.
      Владимир ласково притянул её к себе и обнял.
      - Не нужно ничего объяснять, - утешительно поцеловав её в висок, произнес он. - Я понял это ещё тогда. И поверьте, я никогда не держал на вас зла, несмотря на то, что ваше бесследное исчезновение причинило мне огромную боль. Я искал вас. Искал до тех пор, пока не потерял всякую надежду найти вас. Я хотел защитить вас, уберечь вас от того, чего вы боялись, заставить забыть то, что вы пытались забыть в моих объятиях.
      От его упоительных речей слезы закапали из её глаз прямо на его плечо. Владимир усадил её на мягкий диван и подал ей белоснежный платок.
      - Не нужно плакать, - с нежностью произнес он. - Мы нашли друг друга это главное. И сейчас мы уже не повторим прошлой ошибки. Сейчас я ни за что не позволю вам ускользнуть от меня, какие бы страхи и неразрешимые ситуации нас не преследовали, какие бы враги, сплетники и мужья не пытались отдалить нас друг от друга. А вы обещайте мне никогда не исчезать бесследно, даже на несколько дней!
      - Обещаю, - покорно сказала она.
      - Обещайте беречь себя.
      - Обещаю.
      - И обещайте, что когда вновь станете свободной, когда окончательно уладится это дело с разводом... вы выйдете за меня замуж.
      - Обещаю.
      От её ответа он резко встрепенулся. Он не рассчитывал, что так неожиданно и скоро его избранница согласится составить его счастье.
      - Вы сказали: "обещаю"? - переспросил он, желая убедиться в достоверности её согласия.
      - Да, я сказала: "обещаю", - подтвердила она.
      - Вы станете моей женой?
      - Да.
      - Вы станете моей женой, потому что я оказался тем самым "вашим призраком"?
      - Да. И ещё потому что я люблю вас.
      - О, Елизавета! Моя дорогая, обожаемая Елизавета! - произнес он, заключая её в объятия.
      Она ближе прижалась к нему. Его твердая и уверенная рука обвилась вокруг её талии. Она почувствовала его теплое дыхание на своем затылке. Приятное ощущение его близости, ощущение покоя и защищенности охватило все её существо.
      "Двадцать лет! - с горечью подумала она. - Целая жизнь! Если бы тогда, двадцать лет назад в то утро я не ушла от него, моя жизнь была бы совершенно другой. И не было бы ни князя Ворожеева, ни угрызений совести, ни боли, ни унижений, а двадцать лет рая рядом с ним и нашим сыном".
      - Сколько потеряно лет! - вздохнула она.
      - Мы восполним эту потерю, - заверил её он.
      Она пожала плечами и печально вздохнула, как бы выражая свое сомнение.
      - Вы сомневаетесь? - воскликнул он. - Но почему? Мы любим друг друга. И теперь, когда мы нашли друг друга, когда мы сбросили тяжесть тайны, мы можем быть счастливы. Что вас пугает, Елизавета?
      - Есть ещё нечто важное, что касается вас и меня.
      - И что же это?
      - Нет, я не смогу, - прошептала она, отвечая на собственные мысли.
      - Если это касается меня, то вы должны мне сказать!
      - Я обязательно вам расскажу, - пообещала она, - но не сейчас.
      - Вы правы, - согласился он. - И хотя меня раздирает любопытство, но, мне кажется, на сегодня достаточно потрясений. Я до сих пор не могу прийти в себя.
      - Благодарю вас за понимание, - произнесла она. - А теперь, я должна идти.
      Она мягко высвободилась от его объятий и поднялась с дивана.
      - Нет! Нет! - запротестовал он, удерживая её за руку. - Вы не можете уйти от меня теперь, когда все так прекрасно складывается. Я вам этого не позволю! Я таким чудом обрел вас не для того, чтобы снова потерять!
      - Но я ухожу ненадолго. Мы вновь увидимся завтра.
      - Но я не могу избавиться от страха, что вы снова исчезните, как двадцать лет назад.
      - Ни за что! - возразила она. - Второй раз я не совершу такой ошибки. Я слишком дорого за неё заплатила. Но, поверьте мне, я должна уйти.
      - Что ж, ваше желание для меня закон, Елизавета. К тому же у меня есть ваше обещание. Но знайте, я отпускаю вас с огромным сожалением.
      - И вы знайте: я покидаю вас с огромным сожалением. Но это необходимо.
      Она крепко его обняла. Некоторое время они стояли прижавшись друг другу, словно им предстояла долгая и тяжелая разлука. Затем она мягко отстранилась от него и с оптимизмом произнесла:
      - Все должно быть хорошо. Я это чувствую.
      - Иначе и быть не может, - с улыбкой сказал он. - Однако уже довольно поздно. А на улицах небезопасно.
      - Но я в карете, и у меня надежный кучер.
      - И тем не менее я хотел бы проводить вас. Я должен воочию убедиться, что вы благополучно добрались до дома.
      - Мне ничто не угрожает, - заверила она.
      - Не так давно вас пытались отравить, - напомнил он.
      - Будь по вашему, - согласилась она.
      - Я поеду верхом следом за вашей каретой. И как только вы окажетесь в своем доме, я немедленно уеду обратно.
      Владимир сделал все в точности, как сказал. Подобно рыцарю, сопровождающему свою даму, он следовал верхом за её каретой до самых ворот её особняка. И едва его дама въехала в пределы своих владений, он развернул коня и поскакал обратно.
      Елизавета вошла в свои покои. Она была взволнованна и переполнена эмоциональным восторгом. Ее лицо светилось от счастья, а глаза блестели от благодатных слез. Она преклонила колени перед иконой Божьей Матери. Обратив на икону благодарный взгляд и молитвенно сложив руки, она прошептала:
      - Благодарю тебя. Благодарю тебя за то, что я нашла его. Нашла отца моего сына.
      ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
      Алексис тихо вошел в покои матери. Почувствовав присутствие сына, она поднялась с колен и обратила на него взволнованный взгляд. На её лице ещё остались следы слез, и это немного встревожило Алексиса.
      - Мне сказали, что вы только что вернулись, и я решил зайти к вам, объяснил он свое появление. - Вы ездили к графу Вольшанскому, не так ли?
      - Да, к нему.
      - Вы чем-то расстроены?
      - Нет, - возразила она и в подтверждение своих слов улыбнулась. Милый, я должна с тобой поговорить. Это очень важно!
      - Хорошо. Только, может быть, сначала вам лучше снять плащ.
      - Да, конечно, - растерянно произнесла она и тут же принялась снимать плащ и шляпку.
      Она небрежно положила уличную одежду на кресло. Затем присела на канапе ближе к краю и жестом руки пригласила сына присесть на другой край.
      - Присядь, пожалуйста, - прокомментировала она свой жест словами. Разговор будет очень долгим.
      Алексис послушно последовал её приглашению и присел на другой край канапе.
      - О чем вы хотите со мной поговорить, матушка? Впрочем, я, кажется, догадываюсь. Граф признался вам в любви? - предположил Алексис. - Или, ещё значительнее, предложил вам руку и сердце?
      - Нет! То есть да! - сказала она, запутавшись в ответе от его неожиданного вопроса. - То есть я хочу сказать, что он, действительно, предложил мне руку и сердце, но не об этом я собираюсь с тобой поговорить.
      - Вот как!
      - Я расскажу тебе одну историю. Эта история случилась со мной и с одним человеком. Но к тебе она тоже имеет отношение. Я никогда никому об этом не рассказывала. Я не могла об этом рассказывать. И ты поймешь: почему. Ты поймешь, почему я на протяжении двадцати лет я хранила тайну и почему только сейчас я решилась её открыть.
      - Я слушаю вас, матушка.
      Алексис придвинулся поближе к ней. Она взяла его руку и сжала её в своих ладонях.
      - То, что я тебе расскажу, заставит тебя по-другому взглянуть на свою жизнь и на меня. Возможно, ты отдалишься от меня, разочаруешься во мне и перестанешь мне доверять.
      - Этого не случится, - заверил её сын, - какие бы ужасы вы мне рассказали.
      - И тем не менее, даже если я рискую потерять твою любовь и уважение, я расскажу тебе все. Ты должен знать.
      - Я слушаю вас.
      - Мне едва исполнилось шестнадцать лет, когда моя маменька объявила мне, что нашла для меня хорошую партию, - начала свой рассказ Елизавета. Я дала свое согласие на обручение. У меня не было причин, чтобы не соглашаться с выбором маменьки. К своему предстоящему браку я относилась как к необходимому и естественному событию, которое рано или поздно происходит в жизни каждой девушки. Но вместе с этим мне очень нравился мой жених. Он был молод, привлекателен и умел нравиться. Мне было приятно находиться рядом с ним. Тогда мне казалось, что я люблю его, но по сути - я его совсем не знала. Несмотря на то, что мы были официально обручены, мы очень редко встречались. А когда встречались, я видела в нем любезного, вежливого и влюбленного молодого человека, каким он хотел мне казаться. Мне и в голову не приходило, что он может быть другим, что его любезность, вежливость и влюбленность - насквозь пропитаны ложью. Тебе хорошо известно, сынок, что до своего обручения я воспитывалась в Смольном институте. Но ты и представить себе не можешь, до какой степени я была наивна и доверчива. Я знала лишь ту жизнь, которая была в пределах института. И это в какой-то мере стало причиной тех ошибок, которые я совершила. В институте мне привили хорошие манеры и правила поведения, меня научили послушанию и добропорядочности, но меня не научили, как отличать ложь от правды, как поступать с предательством и лицемерием. Я говорю тебе все это, сынок, не затем, чтобы оправдать себя в твоих глазах и ещё более очернить его, а затем, чтобы ты понял, насколько велико и болезненно было мое разочарование, когда я увидела истинную сущность князя Дмитрия Ворожеева.
      - Вряд ли что-либо более способно очернить его в моих глазах, нежели то, что уже его очернило, - сказал Алексис. - А что касается разочарования, то мне хорошо известно, насколько оно может быть велико и болезненно. Но продолжайте, матушка. Я вас внимательно слушаю.
      - Уже был назначен день нашей свадьбы, - продолжала Елизавета. - Со времени нашего обручения прошел почти год. Я немного научилась жизни. И я стала замечать неискренность в поведении своего жениха. Все началось с того, что однажды я случайно услышала, как он, уходя от меня, грубо выругался: "Черт бы побрал эту святошу со всеми её причитаниями!" А однажды, когда я в сопровождении своего кучера делала покупки для предстоящей свадьбы, я заметила, как в одной лавке две незнакомые девицы указывали на меня пальцем и о чем-то переговаривались. Девицы были явно не нашего круга: вульгарно одетые и ярко накрашенные. До меня дошли обрывки их разговора. "Представляешь, наш главный пройдоха женится на этой святоше", сказала одна их них. "Бедняжка! - посочувствовала другая. - Она такая чистая и невинная, что мне её даже жаль". "А мне нисколько! - злорадно сказала первая. - Ненавижу этих чистеньких и благородных барышень!" Больше мне ничего не удалось услышать. Они вышли, бросив в мою сторону насмешливые взгляды. Этот разговор запал мне в душу. Я приказала кучеру подождать меня, а сама проследовала за девицами. Они зашли в один странный дом. Это был обыкновенный бордель. Тогда я, конечно же, не знала об этом. Но мне один вид этого дома внушал нечто неприятное, от него за версту веяло запретом и непристойностью. И поэтому войти туда вслед за ними я не решилась. После этого случая я стала недоверчивой по отношению к своему будущему супругу. Я стала обращать внимание на мелочи, которым ранее не придавала значения: на пренебрежительное отношение к моим чувствам; на грубость, которая порой проскальзывала в его выражениях, и другие детали, которые ухудшали мое мнение о нем. Разговор двух незнакомых девиц на не выходил у меня из головы и этот дом, куда они вошли. Мне казалось, в этом доме заключается разгадка всего. И однажды поздно вечером я незаметно для всех покинула свою комнату и через ход для прислуги вышла на улицу. Не нужно объяснять, куда я направилась - в этот странный дом, который не давал мне покоя. Чтобы себя не скомпрометировать, я надела маску, шляпу с широкими полями и закуталась в плащ. Я не знала, что именно мне предстояло увидеть в этом доме. Меня словно направил туда какой-то внутренний голос. Я подошла к одной из девушек, что там работала, и спросила её о князе Ворожееве. Я уже не помню, что конкретно я спросила, но к моему удивлению, она ответила мне, что князь наверху и лучше сейчас его не беспокоить. Я поднялась наверх. Из одной из комнат раздавались голоса, отвратительный хохот и странные звуки, от которых меня бросало в дрожь. Я узнала голос своего жениха. Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в эту комнату. И я увидела его... в постели с кокоткой.
      Алексис передернулся от отвращения. Елизавета это заметила и прервала свой рассказ.
      - Тебе неприятно все это слышать, не так ли? - спросила она.
      - Вы сказали мне не новость. Я знаю, каков из себя этот человек. Я просто представил, что чувствовали вы в тот момент. Чистая, наивная девушка, никогда не видевшая грязи и простодушно верившая в любовь своего жениха, неожиданно обнаруживает его в борделе с... Какая мерзость!
      - То, что я чувствовала в тот момент, невозможно охарактеризовать, призналась Елизавета. - Я помню, как бродила по улицам города, как меня душили слезы и боль, а в голове была эта мерзкая сцена. Этой ночью я попала на маскарад, который происходил в доме госпожи Лейтер. Как я уже говорила, на мне была маска. Я слилась с толпой веселящихся людей и сама, подобно им, предалась всеобщему веселью. На этом маскараде я встретила молодого мужчину. Он тоже был в маске. Меня в нем что-то привлекло, едва я его увидела. И тогда я дала себе зарок, что этой ночью буду принадлежать ему. Так и случилось. Сейчас я не смогу объяснить, что заставило меня тогда отдаться этому неизвестному мужчине: то ли мой протест по отношению к правилам и нормам, по которым я жила, в которые верила и в которых разочаровалась; то ли желание отомстить своему жениху; то ли моя слабость и отчаяние, заставившие искать поддержки у сильного мужчины. Он был со мной галантен и почтителен, как истинный рыцарь; заботлив и внимателен, как лучший друг; нежен и страстен, как обожающий меня возлюбленный. Но тогда я не могла по достоинству оценить его галантность, заботливость и нежность. Слишком велика была моя боль и велико разочарование от того, что я узнала о своем женихе. Эти чувства заглушили все остальное. А когда боль стала понемногу затихать, я стала осознавать, как хорошо мне было рядом с этим мужчиной, как спокойно и сладко в его объятиях. И тогда я оценила его по достоинству. Но было уже слишком поздно.
      - Поздно? Почему? - спросил Алексис.
      - Потому что мы расстались, - объяснила Елизавета. - Расстались сразу же после этой ночи. Когда он заснул, я тихо оделась и незаметно ушла, не разбудив его и не попрощавшись с ним. О, если бы я тогда смогла довериться ему или хотя бы просто назвать свое имя и дать возможность увидеть лицо, все было бы по-другому! Но тогда я думала лишь о тех последствиях, которые могли бы произойти, если бы о моем ночном похождении стало кому-то известно. Я очень боялась. А тот мужчина был для меня чужим. Я не позволила ему снять с меня маску и взяла с него слово, что он оставит свои попытки узнать что-либо обо мне. Ранним утром, когда ещё все спали, я вернулась домой и незаметно прошла в свою комнату.
      - И никто не обнаружил вашего отсутствия в ту ночь? - спросил Алексис.
      - Ни у кого не возникло даже малейшего подозрения. Мне удалось сохранить полную тайну.
      - А тот неизвестный мужчина? Вы не пытались его найти? поинтересовался Алексис.
      - Я не знала ни его имени, ни то, откуда он и как попал на этот маскарад. Его лицо я видела только мельком. Найти его было почти невозможно, так же, как ему - меня.
      - Как это печально! - промолвил Алексис. - Это, наверное, все равно что пройти мимо чего-то важного и не заметить этого. А потом, когда это важное окажется вне пределов досягаемости, внезапно остановиться и задаться вопросом: "Что же это было? Какое? Почему мне не удалось это распознать? Может быть, это и было счастье?"
      - Все именно так, - вздохнула Елизавета.
      В благодарность за его понимание она нежно ему улыбнулась и погладила его по щеке.
      - Однако напрасно вы считали, что эта история заставит меня разочароваться в вас и по-другому взглянуть на жизнь, - с некоторой укоризной произнес Алексис. - Как видите, я умею понимать.
      - Дело не в этой истории, - возразила Елизавета, - а в её последствиях.
      - В том, что вы проявили слабость и вышли замуж за моего отца после всего того, что вы видели и что о нем узнали? - уточнил Алексис, снисходительно улыбнувшись. - Но вы были очень молоды, и вы были одна против всех. Я знаю свою бабушку, знаю, какое она имела влияние на вас.
      - Дело не в твоей бабушке, - возразила Елизавета.
      - Вот как!
      Она немного помедлила, затем, собрав свое мужество, произнесла:
      - Почти перед самым днем, на который была назначена моя свадьба с князем Ворожеевым, я обнаружила, что беременна.
      - Что? - глухим голосом спросил Алексис, почувствовав, как внутри у него что-то замерло.
      - Случайная ночь на маскараде со случайным мужчиной оставила след не только в моем сознании и моем сердце. Она оставила мне тебя.
      - Вы хотите сказать, что я... - промолвил он и замолчал на полуфразе, не в силах продолжать.
      - Богу было угодно, чтобы этот неизвестный, с которым я провела единственную ночь, стал отцом моего сына, - сказала она, вкладывая в эти слова остатки своего мужества, и добавила: - Твоим отцом.
      Алексис посмотрел на неё расширенными от потрясения глазами. Все его эмоции и мысли, казалось, застыли от действия её шокирующего признания. Между матерью и сыном воцарилось молчание. Она с виноватым выражением лица наблюдала за ним и терпеливо ждала, когда он придет в себя от этого шокирующего известия и что-нибудь скажет.
      - Стало быть, поэтому вы вышли замуж за князя Ворожеева, - наконец, произнес он. - Вы хотели при помощи этого брака сохранить свое доброе имя.
      Его голос был спокойным и ровным. В нем не было ни упрека, ни обвинения, а какая-то глубокая грусть.
      - Да, именно для того, чтобы сохранить свое доброе имя, - подтвердила Елизавета. - Если бы я отказалась от этого брака, а через какое-то время стало бы известно о моей беременности, ты не представляешь, какой бы разразился скандал. Мое имя было бы обесчещено, моя репутация - запятнана, передо мной закрылись бы двери всех приличных домов. Даже сейчас все это меня пугает, а тогда для меня это было страшнее смерти. Впрочем, я могла бы довериться своей маменьке. Она сделала бы все возможное и невозможное, чтобы избежать скандала. Она отослала бы меня куда-нибудь подальше, где я втайне от всех родила своего ребенка, а затем передала его на воспитание какой-нибудь наемной матери. Но я предпочла выйти замуж за князя Ворожеева, хранить свою тайну от всех и воспитывать тебя, как его наследника.
      - И он никогда ни о чем не догадывался?
      - Нет, - возразила Елизавета. - И этим я обязана его самоуверенности. Он всегда считал, что был единственным мужчиной в моей жизни. Он считал, что я не способна изменить ему с другим, даже из чувства мести, поскольку это противоречит моей природе. В его глазах я была до тошноты правильной и до глупости верной.
      - И вы все это время несли груз этой тайны?
      - Мне ничего другого не оставалось. Да, я, ненавидевшая ложь и лицемерие, все эти годы поддерживала уверенность своего мужа в том, что ты его сын, или, проще сказать, лгала. Ты не представляешь, как это тяжело: от страха скрывать и поневоле обманывать! Но, я и представить не могу, что было бы со мной, если бы я призналась во всем этому человеку!
      - Я понимаю, - с сочувствием и грустью произнес Алексис. - Сколько же вам пришлось выстрадать, матушка!
      - Поначалу я чувствовала за собой вину, - призналась она. - И чтобы как-то её загладить, я старалась быть заботливой и примерной женой. Я старалась забыть о его предательстве, о своей боли и своем разочаровании. Мне казалось, той ночью на маскараде я в полной мере расквиталась с ним за его предательство. Но помимо этого, я ещё чувствовала огромную вину перед старым князем Ворожеевым, который относился ко мне, как к родной дочери. Я хотела подарить ему настоящих наследников, но не смогла. Однако моему чувству вины и моим угрызениям совести не суждено было долго жить. Одно предательство моего мужа сменялось другим, третьим; неуважение ко мне перерастало в откровенные насмехательства; пренебрежение приобретало форму цинизма. В такие моменты я его ненавидела и считала себя полностью правой. А со смертью старого князя мое чувство вины и угрызения совести исчезли окончательно. Да, я страдала, но страдала по другой причине. Я страдала от неизвестности - оттого, что не знала, кто был тот мужчина на маскараде, и что его невозможно было найти; страдала от своего вынужденного смирения что мне приходилось молчаливо терпеть выходки своего ненавистного мужа; и ещё страдала оттого, что не могла ничего изменить.
      - И все из-за меня, - с тяжелым вздохом произнес сын.
      - Нет! Что ты говоришь? - возразила мать. - Если бы не ты, я не смогла бы вынести все это! У меня не хватило бы мужества и решимости, чтобы противостоять ему. Ты - смысл моей жизни. Когда мне очень плохо, я нахожу в тебе утешение. Когда грустно, ты приносишь мне радость. И так было всегда.
      Алексис положил голову на её плечо, она нежно погладила его по волосам.
      - Хорошо, что вы решились доверить мне эту тайну, - сказал он. Теперь мы будем нести её груз вместе.
      - Нет, - резко сказала Елизавета. - Ты не понимаешь. Я рассказала тебе все это не потому, что хотела разделить с тобой этот груз. Мне известно, каково это - растить сына и не знать при этом кто его отец и как его найти. Никогда тебе такого не пожелаю.
      - Тогда почему? - спросил он. - Что такого произошло, что заставило вас открыться?
      - Я нашла этого человека. Нашла твоего настоящего отца. Теперь я знаю кто он и как его имя.
      - Знаете как его имя? - с огромным волнением переспросил Алексис. - И вы можете мне его назвать?
      - Да, - подтвердила Елизавета. - Это граф Вольшанский.
      - Граф Вольшанский, - повторил Алексис. - Невероятно! Мой отец - граф Вольшанский. Тот, кто по-настоящему любит вас. Вы встретились спустя столько лет и полюбили друг друга. И открылась тайна. Даже самая бурная фантазия ничто в сравнении с этой историей - историей моего происхождения!
      - Что ты сейчас чувствуешь?
      - Не знаю. В моих чувствах полная неразбериха, впрочем, и в мыслях тоже. А граф? Он знает о том, что я его сын?
      - У меня не хватило мужества сказать ему все сразу. Он знает только то, что я была той девушкой на маскараде. Но я обязательно ему все расскажу! И потом, я хотела прежде поговорить с тобой.
      - Вы правильно сделали, - поддержал её сын.
      - Ты сердишься на меня?
      - Как я могу на вас сердиться! - возразил он, с сыновней нежностью обняв её за плечи.
      - Но я столько лет тебя обманывала, и всех остальных! Ты считал меня самой лучшей, самой справедливой, самой честной.
      - Я и теперь считаю вас самой лучшей, самой справедливой, самой честной. Ни мое уважение к вам, ни моя любовь не уменьшились. В том, что произошло, нет вашей вины. Вы стали жертвой провидения.
      - Ты самый понимающий и самый чудесный сын на свете! - с восхищением и любовью произнесла Елизавета, крепко обняв его. - Когда Владимир узнает о том, что ты его сын, он будет счастлив. Он необыкновенный человек! Ты полюбишь его, милый. Все должно быть хорошо! Я это чувствую.