Рамадан Микаел
      Тень Саддама Хусейна
      От автора
      Почти полгода я диктовал эту историю моему другу, которого буду называть Ахмедом Мухаммедом, хотя это не подлинное его имя. Ахмед терпеливо слушал и записывал мой сбивчивый рассказ и подготовил машинописный текст.
      Мой хороший друг Джаляль аль-Кведенни перевел этот материал на английский и, когда окончательный вариант был готов, снова перевел его на арабский, чтобы я мог сделать кое-какие изменения, дополнения и затем окончательно одобрить текст.
      Я также благодарен Джону О'Тулу, который неутомимо работал, чтобы подготовить рукопись к публикации.
      Некоторые имена, упомянутые в книге, были изменены, чтобы защитить этих людей от преследования режима Саддама. Другие я просто забыл, по прошествии времени. Места и даты также могут быть неточными по той же причине. За все это ответственность целиком лежит на мне.
      Однако я утверждаю, что все, изложенное на этих страницах, правда. Это я подтвердил под присягой перед американским поверенным в суде.
      Микаел Рамадан Ноябрь 1998 г.
      Предисловие автора
      Волею судьбы я оказался первым и наиболее известным из нескольких действующих двойников Саддама Хусейна. В течение двух десятилетий я был вынужден наблюдать, как Саддам, обладавший абсолютной властью над своим народом, жестоко устранял тех, кто осмеливался противостоять ему. Печатное слово не может должным образом передать весь ужас пережитого мною, но то, что я здесь рассказываю, не является плодом моего воображения и ничто не преувеличено. Мне трудно было описать масштабность изощренного угнетения, которому подвергаются многие иракцы.
      Решение рассказать об этих ужасах далось мне нелегко. Я долго размышлял над тем, не сможет ли мой рассказ подвергнуть опасности жизнь людей, которые продолжают бороться против Саддама. Даже бывшие революционеры и находящиеся в ссылке диссиденты вроде меня обладают лишь относительной свободой. Международные связи спецслужб Саддама хорошо мне известны по документам, его агенты успешно действуют во многих странах мира, и многие из нас не могут чувствовать себя защищенными. Поэтому я избегал вовлекать в свое повествование тех, кто пока ещё жив, и в этих целях некоторые подробности были изменены для того, чтобы не раскрыть участников этих событий и не подвергать их опасности.
      В период моей службы в президентском дворце я постоянно общался с Саддамом и был на короткой ноге с руководителями его администрации и правящей Социалистической партии Баас. Позже я был вовлечен в движение недовольных представителей иракского общества, готовивших заговор с целью свержения существующего режима. Хотя сейчас невозможно вспомнить слово в слово все, что говорилось двадцать лет назад, я запечатлел мои встречи со всеми так, как я их помню. Рассказывая обо всем, с чем я столкнулся за годы службы во дворце, я постарался раскрыть подлинную природу политического режима Саддама и его разрушительное воздействие на иракцев различных политических и религиозных убеждений.
      Однако не это было моей главной целью.
      Несмотря на мои многочисленные страхи и сомнения, существуют и другие серьезные причины, которые заставляют меня рассказать свою историю. За несколько месяцев до моего разоблачения как двойника и вынужденного бегства из Ирака мне стали известны тайные замыслы Саддама, воплощение которых представляет страшную угрозу для миллионов людей западного мира.
      Пока я собирал свои свидетельства, я был крайне осторожен и доверился лишь горстке людей. Чтобы мои свидетельства были восприняты всерьез, я решил искренне рассказать о своем соучастии. Я понимаю, что буду подвергнут критике и насмешкам. Мои поступки и мое поведение часто были непоследовательными и противоречивыми и я не всегда был так храбр, как бы мне хотелось. Сейчас меня смущает моя наивность в первые годы общения с Саддамом, но публичное заявление о собственном несовершенстве - небольшая плата за то, чтобы мир услышал о том, что происходило на самом деле.
      Потому что он должен услышать.
      Я прибыл в США в начале декабря 1997 года. Через несколько дней меня перевели в безопасное место, если вообще может быть место, до которого не дотянутся руки Саддама. Сколько времени я смогу оставаться здесь, зависит не от меня.
      Мне, простому арабу, лишенному каких-либо амбиций, иногда трудно понять, как я впутался в эту страшную борьбу за власть, которая стала сутью всей жизни Саддама. Моей самой заветной мечтой было прожить свою жизнь спокойно и в мире. Но я был абсолютно лишен этого из-за своего удивительного сходства с иракским президентом. Единственная моя надежда на будущее, это то, что однажды режим Саддама рухнет и я смогу вернуться домой.
      Я жду этого дня с нетерпением.
      Мое полное имя Микаелеф Рамадан Абу Салих аль-Кадхими, и я единственный сын Рамадана Салиха и Назихи аль-Баху. Я родился в 1944 году в городе Кербела, расположенном в ста километрах к юго-западу от Багдада. Напряженные отношения, сложившиеся там между двумя направлениями в исламе шиизмом и суннизмом, были типичным примером религиозной розни, которая стала тяжелым бременем для Ирака с момента её зарождения после Первой мировой войны.
      Население Ирака - почти целиком мусульмане, хотя оно делится на три отдельных этно-религиозных направления - арабские шииты, арабские сунниты и курды. Курды тоже мусульмане, большинство из которых - сунниты. Из трех групп арабские сунниты - самая маленькая, но они имеют доминирующее политическое влияние; Саддам, его семья и большинство тех, кто занимает высокие посты, - мусульмане-сунниты. Хотя в Кербеле преобладают шииты, моя семья тоже сунниты.
      До 1979 года я был школьным учителем, так же как мой отец. Он родился и вырос в Кадхимии, расположенной в нескольких километрах к северу-западу от Багдада, на берегах реки Тигр, там он встретился с моей матерью, Назихой аль-Баху, которая была его троюродной сестрой, и женился на ней. После рождения моей старшей сестры Вахаб в 1939 году семья переехала в Кербелу, где отцу предложили пост заместителя директора школы в суннитском районе города.
      До иранской революции 1979 года аятолла Хомейни более 10 лет жил в ссылке то в Кербеле, то в аль-Наджафи, в восьмидесяти километрах к югу от места захоронения имама (главы шиитов) Али. Хомейни часто вызывал раздражение иракского правительства своими заявлениями о том, что шиитские святыни обоих городов не являются собственностью Ирака. В 1977 году он объявил правительство ответственным за смерть своего сына, Мустафы, который погиб в автомобильной катастрофе в Кербеле, как широко сообщалось, "при крайне подозрительных обстоятельствах". Таким образом, Саддам и Хомейни стали непримиримыми врагами задолго до того, как оба пришли к власти - что случилось, по случайному совпадению, в одном и том же году.
      Саддам был уже хорошо известен в коридорах власти, когда в конце 1969 года его заметила иракская публика. Его официально избрали членом Совета революционного командования, правящего органа Ирака, и президент Ахмед Хасан аль-Бакр, дальний родственник его матери, тут же назначил его вице-президентом и премьером. Практически Саддам занимал эти посты немногим более года, но он всегда помнил, как быстро было свергнуто предыдущее правительство баасистов; и лишь после того как были убраны наиболее опасные противники нового режима, он стал открыто сотрудничать с ним.
      Весной 1970 года мой коллега-учитель шутливо поздравил меня с тем, что я был удостоен высокой чести сопровождать президента аль-Бакра на межарабскую встречу в верхах в Багдаде. У него в руках был номер официальной газеты "Революция" с фотографией президента рядом с Саддамом Хусейном на первой полосе. Я впервые увидел лицо этого человека, и наше сходство потрясло меня. По мере того как росла популярность Саддама, меня все чаще ошибочно принимали за него.
      Мой отец, Рамадан, умер в 1975 году после долгой болезни, Вахаб, моя единственная сестра, была уже замужем и жила в Багдаде, и я остался с матерью в квартире неподалеку от центра Кербелы. Я никогда всерьез не задумывался о женитьбе, хотя по арабскому обычаю мне уже представили множество кузин, каждая из которых была не прочь стать моей женой. Самым заветным желанием моего отца было, чтобы я подарил ему внука, но лишь через полгода после его смерти я встретил Амну, новую учительницу нашей школы, которая была моложе меня на 10 лет. Нас нельзя было назвать страстной парой, но мы питали глубокую нежность друг к другу и вскоре после нашего знакомства обручились. С нашими двумя скромными, но все же достаточными зарплатами у нас был бы доход, отвечающий нашим весьма умеренным потребностям.
      Отец Амны, Паша Латиф аль-Рабака, в молодости был активным членом Иракской коммунистической партии (ИКП), и когда Амна в первый раз привела меня в дом, чтобы познакомить с ним, от неожиданности он чуть не задохнулся. Несколько лет назад ИКП образовала союз с баасистами, но вскоре стало ясно, что радикальная политика левого крыла никогда не найдет поддержки у Саддама. Из-за этого контакты с известными активистами ИКП становились все менее популярными. В течение многих лет движение баасистов постепенно смещалось в правую часть политического спектра и в конце концов пришло к культу личности, подобному культу Адольфа Гитлера и нацистской партии в Германии 30-х годов. То, что оставалось от социалистических идеалов, на которых держалась партия, образованная в 1947 году, давно исчезло.
      Ненависть Паши к Саддаму не была секретом в семье, и когда я, словно зеркальное отображение его самого заклятого врага, впервые появился перед ним, прошло какое-то время, прежде чем он смог заговорить.
      - Ты очень похож на Саддама, - наконец произнес он, буквально выплюнув ненавистное имя. - Вы родственники?
      - Нет, между нами нет даже самого отдаленного родства, - ответил я.
      Паша кивнул, но лицо его оставалось строгим.
      - Не завидую твоей внешности, - добавил он и углубился в книгу, которую держал в руках.
      Когда мы с ним сблизились, я нашел его интересным человеком, страстным защитником своих убеждений. В то время политика меня не интересовала, но Паша доказывал, что, пока иракцы продолжают считать себя арабами или курдами и шиитами или суннитами, в нашей стране не будет мира.
      После смерти Паши его дети остались верны его убеждениям. Амна вместе со своими тремя братьями - Латифом, Рафиком и Абдуллой - придерживалась оппозиционных взглядов деспотическому режиму Саддама, хотя она спокойно воспринимала мое безразличие к политике и любила подтрунивать над своими коммунистическими друзьями, когда представляла им меня. Как-то однажды в доме её родителей я находился в ванной, когда к ней зашел её двоюродный брат с номером коммунистической газеты "Народный путь" и заявил, что Саддама стоило сжечь. Амна поднесла палец к губам.
      - Замолчи, Аззам, у нас здесь гость, которого могут очень заинтересовать твои откровения. - В этот момент я вошел в комнату, и когда взгляд Аззама упал на меня, он побледнел, как смерть. Амна от смеха каталась по полу. Даже после того, как я сказал гостю, кто я такой, прошло некоторое время, прежде чем он смог оценить шутку.
      Все чаще и чаще меня принимали за Саддама, и люди останавливали меня на улице, чтобы пожать руку. Однажды, когда мы со школьниками приехали в Багдад, в городском парке меня окружила группа сторонников Саддама. Их внимание казалось мне бесцеремонным и навязчивым и совсем не льстило. Но я научился мириться с этим.
      Первые месяцы 1979 года были отмечены заметной активностью службы госбезопасности, возглавляемой сводным братом Саддама. Большие и малые города были очищены от представителей политической оппозиции, подлинных или только подозреваемых, и тысячи людей, многие из которых имели лишь косвенные связи с диссидентами, были арестованы. Сотни студентов забирали прямо из колледжей, и множество ни в чем не повинных людей исчезли навсегда. По моему мнению, слухи о пытках, применяемых к арестованным, были преувеличены, и я предпочитал отмахиваться от них. Мне пришлось посмотреть правде в глаза, когда однажды днем я вошел в учительскую и увидел Амну, утешающую сослуживицу, которая рыдала за своим столом.
      Муж этой женщины, тоже преподаватель, пропал 3 дня назад. А сегодня её двадцатидвухлетний сын пришел в школу, чтобы сообщить матери о его смерти. Молодой человек, крайне расстроенный, отвел меня в сторону и поведал, что случилось. В их дом пришел чиновник, чтобы сообщить матери, что тело её мужа находится в городском морге и его нужно забрать как можно скорее. Сын, потрясенный новостью и надеясь, что произошла ошибка, бросился в морг взглянуть на тело, но его самого чуть не арестовали.
      - Когда я приехал туда, - рассказывал он приглушенным голосом, - и сообщил причину моего визита, они сначала отказались показать мне тело отца. Только моей матери, заявили они, было разрешено увидеть его тело. Когда я стал настаивать, они пригрозили мне арестом. Однако один служащий пожалел меня. Мне показали труп, который действительно оказался телом моего отца, и сказали, чтобы я немедленно сделал все, чтобы забрать его.
      Молодому человеку было тяжело описывать состояние тела его отца, которого подвергли пыткам.
      - На его плечах и ногах были небольшие дырочки, как будто его пронзали какими-то острыми предметами. На пальцах были сорваны ногти, а на кончиках пальцев были остатки расплавленной пластиковой изоляции провода его пытали электрическим током. Прикончили, пустив ему в голову пулю.
      Молодой человек никак не мог понять, почему его отца арестовали.
      - Он... он был учителем. Он никогда не выступал против режима. Возможно, какой-нибудь сотрудник службы безопасности - его бывший ученик, затаивший на него зло. Я слышал, что в подобных случаях, бывает, удовлетворяется личная месть.
      Здесь он тоже не выдержал и начал рыдать.
      Никогда раньше я не встречался с очевидцами подобной жестокости. Я не сомневался в честности молодого человека, но был уверен, что он преувеличивал, описывая раны отца.
      Какой вообще смысл в том, чтобы пытать школьного учителя?
      Вот таким я был наивным. Однако это продолжалось недолго.
      Официально Саддам занимал пост вице-президента, но многие годы был настоящей "властью за троном". Он рассматривал своих бывших союзников из ИКП как угрозу своему положению, и в апреле редакция газеты "Народный путь" была закрыта, а типографское оборудование конфисковано. В результате его деятельности, спустя несколько недель после многочисленных репрессий, Ахмеда Хасана аль-Бакра вынудили оставить пост президента под предлогом пошатнувшегося здоровья и его должность без малейших демократических процедур перешла к Саддаму. Почти сразу же Центральный комитет ИКП объявил свое полное неприятие происшедшего и призвал создать Демократический патриотический фронт, чтобы установить демократический строй в Ираке. Саддам немедленно отреагировал на это, и много известных коммунистов было казнено. Даже Тарик Азиз, хорошо знакомый западному миру со времен войны в Заливе и чьи умеренные взгляды были всеми признаны, не проявил никаких симпатий в отношении коммунистов. Он считал, что им не место в новом Ираке, о чем он сказал в своем выступлении по национальному телевидению.
      - Если они хотят быть мучениками, - бесстрастно заявил он, - мы можем им помочь в этом.
      Меня все чаще стали принимать за Саддама. Помимо того что его фотографии теперь ежедневно появлялись во всех газетах, он также приказал установить во всех больших и малых городах гигантские плакаты со своим портретом. На улицах Кербелы мне попадались десятки гигантских изображений моего лица, некоторые из них достигали 10 метров в высоту.
      Если раньше на меня просто поглядывали с интересом, то теперь люди вздрагивали при моем появлении. Я входил в магазин - и там воцарялось молчание. Владельцы магазинов обслуживали меня без малейшего промедления и с подчеркнутым уважением. Мне было трудно привыкнуть к тому, что некоторые из моих старых знакомых начали относиться ко мне по-иному. Директор школы смущал меня своим почтительным отношением.
      В конце июля Саддам "разоблачил" заговор с целью его убийства. Несмотря на легкость, с которой он обрел президентство, у него были враги в Совете революционного командования (СРК). Генеральный секретарь Совета Мухи Абдулла Машади потребовал провести голосование по вопросу смещения президента аль-Бакра, и так как для безопасности Саддама было необходимо подавить очаг сопротивления, Мухи арестовали и подвергли пыткам. На встрече лидеров партии Баас сломленного Мухи заставили признать свое участие в заговоре с целью свержения Саддама и назвать имена сообщников. В результате этого 68 гражданских и военных лидеров партии Баас были арестованы, пятеро из них принадлежали к Совету революционного командования. Всех обвиняемых признали действительными или потенциальными противниками Саддама. После работы следственной комиссии, действия которой были целиком срежиссированы Саддамом, 16 заговорщиков, включая 5 министров СРК, были расстреляны или повешены.
      Теперь я знаю, что это - лишь самые широкоизвестные детали первой чистки, проведенной Саддамом в качестве президента. В действительности более 500 высокопоставленных членов партии Баас были убиты по прямому приказу Саддама. Семьи более трети членов революционного Совета партии Баас держали в заложниках, а сами члены партии и Совета были вынуждены подписать бумаги, осуждавшие их бывших коллег. После вынесения смертных приговоров этих людей заставляли принимать участие в их исполнении, таким образом связывая их с Саддамом вынужденным соучастием в преступлении. Эту тактику Саддам применяет и по сей день.
      В общей сложности десятки тысяч иракцев вовлечены в жестокости режима Саддама. В отличие от тех людей, которые, подобно мне, закрывали глаза на массовые убийства и исчезновение друзей и соседей, большинство иракских мужчин выносили на своих плечах долгую службу в армии, где подвергались жестокому обращению как со стороны призывников, так и со стороны простых горожан. Многие добровольно или по принуждению поставляли службе безопасности информацию, что вело к арестам и убийствам ни в чем не повинных людей. Тысячи сотрудников службы безопасности участвовали в насилиях, пытках и убийствах сотен тысяч иракцев. Глубока река насилия, и многие мои соотечественники искупались в её водах.
      Ясно, что важнейшей задачей Саддама, когда он стал президентом, было укрепление своих позиций. Он умело манипулировал иракскими средствами массовой информации в течение всего периода учиненного им погрома, и в Багдаде проходили массовые демонстрации в поддержку смертных приговоров, вынесенных "заговорщикам". Было объявлено, что заговор подготовила Сирия с целью подрыва нового режима и его поддержал "американский империализм в интересах сионизма и темных сил". Брат Амны Латиф вслух дивился, каким образом Сирия связана с "интересами сионизма", но основное население было настроено в пользу Саддама.
      В Сирии, где категорически отрицались эти обвинения, у власти также находилась партия Баас, но её отношения с Ираком никогда не были гладкими. В октябре 1978 года президент Сирии Хафез Асад приехал в Багдад и объявил о своем намерении вести переговоры о политическом и экономическом союзе двух стран. Саддам расценил это как ослабление иракского влияния в арабском мире, и примирительные предложения Сирии были твердо отвергнуты.
      Одной из наиболее последовательных черт режима Саддама было его намерение иметь преобладающее влияние в арабском мире. "Слава арабов, провозгласил он, - вырастет из славы Ирака". Раскрытие и публичное осуждение заговорщиков помогло Саддаму достичь двух политических целей одновременно: исчезли и сторонники поддержки союза с сирийцами, и наиболее влиятельные из его врагов.
      Так как связи отца моей жены с ИКП были хорошо известны властям, последние месяцы 1979 года стали напряженным периодом для Амны и трех её братьев. Хотя я был уверен, что сами братья никогда не были активными участниками событий, но и простая связь их с коммунистическим движением стала бы достаточным поводом для ареста. Единственным выходом было держаться в стороне. Два её младших брата - Рафик и Абдулла - поселились у друзей матери на севере страны, а старший брат, Латиф, переехал к двоюродному брату в аль-Хиллу, расположенную в сорока километрах от его родного города. В обществе, где с мнением женщины обычно не считались, опасность для Амны была невелика, но даже она должна была держаться незаметно и с осторожностью общаться с известными диссидентами. В этот период ходили слухи об исчезновении многих женщин и весьма обычным явлением были случаи, когда сотрудники службы безопасности забирали целые семьи.
      В противоположность мне, мой зять Акрам рассматривал все происходящее как очищение иракского общества от всякого рода ненадежных элементов. При полной поддержке моей сестры Вахаб, он ликовал по поводу устранения тех, кто пытался выступать против политической кампании, которую затеял Саддам. Зять - человек с ограниченными способностями - не мог внятно выразить свои суждения, поэтому он дословно цитировал материалы правительственного вестника. Пару лет назад Вахаб уговорила его вступить в Социалистическую партию Баас лишь для того, чтобы он продвинулся по службе. Саддам объявил, что все иракцы, хотят они того или нет, должны быть баасистами. Во избежание сложностей Акрам записался в партию.
      Хотя мы редко виделись, ни с зятем, ни с сестрой общего языка я не находил и, проявляя осторожность, старался не высказываться в их обществе. Это были опасные времена, я не доверял Акраму и не надеялся, что он ставит семью выше интересов партии. Амна хотя и часто испытывала искушение одернуть его, но была достаточно проницательной, чтобы не провоцировать его на оскорбительные утверждения и не конфликтовать с ним.
      Как и у большинства иракцев, у меня не было домашнего телефона, и я вынужден был пользоваться коммунальным аппаратом, находившимся около подъезда моего дома. В один из октябрьских дней, когда я вернулся из школы, мне крикнули с нижней лестничной площадки, что из Багдада звонит моя сестра. Когда я взял трубку, она так кричала, что я с трудом мог понять её.
      - Микаелеф! Микаелеф! Ты должен приехать в Багдад. Ты не поверишь! Ты должен немедленно приехать.
      Я отодвинул трубку от уха и ощутил привычное раздражение. Это было так похоже на нее. Стоило ей чего-нибудь захотеть, предполагалось, что мы должны все бросить и мчаться к ней сломя голову.
      - Пожалуйста, Вахаб, успокойся. Ты нездорова? Что случилось?
      В ответ она взорвалась:
      - Что случилось?! Все случилось! Акрам только что пришел с работы. У него сообщение для тебя.
      - Сообщение? От кого? - Я не мог вспомнить никого в Багдаде, кто хотел бы связаться со мной.
      - От кого? Ты что, идиот? От президента.
      - От какого президента, Вахаб? - Я действительно не имел представления, о ком она говорит.
      Она закричала ещё громче:
      - От президента Ирака, дуралей. Саддама! Саддам Хусейн хочет тебя видеть!
      Если бы я считал, что у Вахаб есть хоть малейшее чувство юмора, я бы заподозрил, что она меня разыгрывает.
      - Вахаб, о чем ты?
      Она получила огромное удовольствие, рассказав мне обо всем.
      Ее муж, Акрам, в течение нескольких лет занимал незначительный пост в мэрии Багдада и очень им гордился. Очевидно, он как-то упомянул своему непосредственному начальнику, что его шурин из Кербелы как две капли воды похож на нового президента, несомненно втайне надеясь, что этот незначительный факт положительным образом отразится на нем. Это был единственный раз, когда он оказался прав. Слухи просочились в президентский дворец, и в то утро Акрама вызвали в офис мэра Багдада (и заодно дяди Саддама), человека, который и не подозревал о существовании Акрама. Он сказал моему зятю, которому все это казалось невероятным, что президенту сообщили о моей внешности и тому захотелось самому увидеть меня. К моему величайшему удивлению, меня пригласили встретиться с Саддамом на следующий день.
      Амна была обеспокоена этой новостью. Она не доверяла Саддаму и его окружению и боялась, что все это окажется какой-то ловушкой. Мое собственное настроение едва ли было более оптимистичным, но, чтобы успокоить её, я посмеялся над её страхами.
      - О какой ловушке ты говоришь? - насмешливо спросил я её. - Если Саддам захочет отправить меня в тюрьму, ему достаточно щелкнуть пальцами. Я обыкновенный учитель. Что я могу предпринять?
      - Тогда чего он от тебя хочет?
      - Ты прямо как твой отец, Амна. У тебя в голове только заговоры и интриги. Президенту сказали, что мы с ним словно близнецы, и ему захотелось посмотреть на меня. Возможно, чтобы развлечься. Впрочем, это неважно. Ведь я не могу отказаться. - Несмотря на свою браваду, внутри я весь дрожал.
      На следующее утро за мной заехала машина и меня отвезли на квартиру моей сестры в Багдаде. Мы ехали часа два. Акрам каким-то образом напросился сопровождать меня, и сестра возбужденно порхала вокруг нас, словно встрепанный воробей. Даже в лучшие времена она вызывала невероятное раздражение, а в это утро была просто невыносима. Сама мысль, что её мужу и брату была дарована аудиенция у "изумительного" Саддама, превосходила все её самые сумасбродные мечты.
      Ровно в 11 часов в нашу квартиру прибыли два офицера республиканской гвардии, из отряда личной охраны Саддама, и отвели нас с Акрамом в спальню. Здесь нам приказали снять с себя всю одежду. Я заколебался, обменявшись взволнованным взглядом с Акрамом, но один из гвардейцев быстро сделал шаг вперед.
      - В чем проблема? - спросил он, улыбаясь. - Мы везем вас к самому важному человеку в арабском мире. К человеку, у которого есть враги. Никому не разрешается приближаться к президенту, пока мы не удостоверимся, что при нем нет оружия. Таков порядок, и ни для кого не делается исключений. Пожалуйста, поскорее, Саддам ждет вас.
      Обыск продолжался несколько минут, затем нас вывели из квартиры и посадили в поджидавший черный БМВ. Машина на большой скорости рванулась вперед, а Вахаб осталась около дома, всхлипывая от счастья, и махала нам вслед рукой. Мы пересекли Армейский канал, затем повернули на север, миновали Средние ворота, единственные уцелевшие ворота древней стены, окружавшей Багдад, воздвигнутой почти 900 лет назад. Вскоре мы въехали в Каиро - элитарный район особняков на северо-западе города - и через несколько минут остановились возле элегантного двухэтажного особняка, который, как я правильно предположил, был одной из нескольких частных резиденций Саддама.
      Нас проводили в дом и повели по слабо освещенному холлу мимо нескольких стражников, одетых в щегольскую форму. Дверь направо была открыта, и нас ввели в просторную, великолепно украшенную комнату. В отличие от холла здесь было обилие света, причем дух захватывало от великолепия. Стены и потолок были белоснежными, их оттеняли изысканные панели в форме золотых листьев. В комнате находилось множество древних реликвий и произведений искусства, которые я был не в состоянии как следует рассмотреть и оценить, но чувствовал, что эта коллекция демонстрировала одержимость Саддама древними сокровищами. На берегах рек Диджла и Евфрат, где некогда стоял город Вавилон, окруженный огромной стеной, археологи обнаружили сокровища, датируемые четвертым тысячелетием до нашей эры. Я не сомневался, что многие из них стали личной собственностью нового президента.
      В центре комнаты был расстелен великолепный ковер цвета бургундского с официальной печатью Ирака, стоимость которого, вне всякого сомнения, превышала цену всего, чем я владел. На ковре стояли стулья с прямыми спинками, стилизованные под мебель времен царя Навуходоносора.
      В комнате находилось несколько человек. Я предположил, что это были министры правительства или члены республиканской гвардии, но узнал лишь одного - Таху Ясина Рамадана аль-Джазрави, низенького, толстого, неприятного на вид человека, главнокомандующего народной армией, милицией партии Баас. Его недавно повысили до первого заместителя премьер-министра, и он был членом Совета революционного командования более 10 лет. Хотя мы оба носим имя Рамадан, я рад сообщить, что мы не являемся родственниками.
      Один из охранников велел нам с Акрамом присесть. Через минуту мы снова встали, так как в комнату вошел Саддам со своим пятнадцатилетним сыном Удаем, который по росту уже догнал отца. Саддам широко улыбнулся и развел руки, чтобы обнять меня. Поцеловав меня в обе щеки, согласно арабскому обычаю, Саддам отступил на шаг и протянул открытую ладонь к моему лицу.
      - Ха! Я что, смотрюсь в зеркало? - Он широко улыбнулся всем собравшимся в комнате, затем жестом показал, чтобы мы присели. Пожалуйста, снимите тяжесть с ваших ног. Садитесь, садитесь.
      Я не мог вспомнить случая, когда я нервничал сильнее или испытывал такой благоговейный страх, как в это утро, хотя Саддам был само гостеприимство. Он не обладал большим обаянием, но именно благодаря его репутации казалось, что он занимает огромное пространство в комнате. Я молчал, боясь показаться дураком, Акрам словно оледенел.
      - Откуда родом твоя мать, Микаелеф? - спросил меня Саддам с лукавой улыбкой на лице.
      - Моя мать родилась и выросла в Кадхимии, Ваше Превосходительство, ответил я.
      - Любопытно, не побывал ли мой отец некогда в Кадхимии, а, Микаелеф? И не встретился ли он там с твоей матерью? - игриво заметил Саддам. - Может быть, это объяснит наше сходство.
      Я вежливо улыбнулся.
      - Да, это бы все объяснило, Ваше Превосходительство. - Я с трудом вынес оскорбление, а все вокруг присоединились к добродушному смеху Саддама.
      Впервые глядя на него вблизи, я был поражен необыкновенной аурой энергии, которую он, казалось, излучал. Когда он молчал, его лицо выглядело напряженным, задумчивым, но широкая открытая улыбка меняла выражение его лица. Его темные вьющиеся волосы были зачесаны назад, и на лбу виднелись лишь незначительные морщины. У него был твердый подбородок с ямочкой, и хотя наше сходство и моя собственная скромность мешают мне назвать его красивым, он явно представлял собой внушительную фигуру.
      В противоположность отцу, Удай - высокий и худой, во многом обязан своей внешностью матери. Его нос - острее, чем у отца, но у него глубокие и проницательные глаза Саддама. Он мне не понравился с первого взгляда, и это впечатление подкрепилось, когда он вырос и мне довелось лучше узнать его. Это чувство стало взаимным.