Днепропетровск, был лишен не только своей гауптвахты. но даже комендатуры!
      Это был особняк в самом центре города, выходивший, если память мне не изменяет, одной стеной прямо в центральный городской парк.
      Внутри была широкая глухая, без окон, прихожая, в которую с разных сторон выходили двери комнат, отданных теперь семьям военных. В этом помещении во всю его длину установили столы, накрыли их всяческой снедью, частью купленной на полученные нами деньги, частью предоставленной старшиной-поваром из его собственных (читай - ворованных) запасов. Ну, и, конечно, среди еды там и сям возвышались бутылки с горячительными напитками - преимущественно, водкой. Мы пришли, дружно уселись за стол и немедленно напились - каждый в меру своих вкусов, привычек, наклонностей и стойкости. Один из пьющих, лейтенант Сасин, - тот, под чьим фактическим руководством совершался описанный выше рейд бронетранспортера по колхозным тылам - был жителем Днепропетровска, работал на одном из предприятий и на сборы, в отличие от нас, из дому прибыл трамваем или даже пришел пешком.
      Семья его ютилась в маленьком домишке недалеко отсюда и нуждалась в улучшении и расширении жилища. Мы все с пирушки разошлись кто куда
      (большинство просто ушло в палатки и улеглось спать), а худой и резвый Сасин, алкаш со стажем, очень похожий лицом и фигурой на киноактера Олега Даля, разгоряченный выпитым, побежал к обкому партии и стал проситься немедленно на прием к первому секретарю, члену ЦК КПСС товарищу Гаевому, твердо решив сегодня же добиться у него предоставления новой квартиры. Был поздний вечер, милиционер, естественно, не пустил в обком пьяного человека в солдатской форме с лейтенантскими погонами и золотистым эллипсом офицерской кокарды на солдатской пилотке. Но лейтенант Сасин стал ломиться в дверь и - уж не знаю чем - разбил толстое литое дверное стекло. Случись такое раньше, до расформирования комендатуры - милиционер вызвал бы комендантский патруль, и дебошира водворили бы в камеру комендантской "губы". Но теперь ни комендатуры. ни патрулей, ни
      "губы" в городе не было, а задерживать военнослужащих, вступать с ними в конфронтацию сотрудникам милиции было строго воспрещено.
      Поэтому, насвинячив у входа в обком, лейтенант Сасин бежал с поля боя домой - в маленький домик одноэтажного района Днепропетровска.
      Между тем, благодаря нашей "особой" форме одежды, милицейскому посту, охранявшему обком партии, не стоило труда установить, что хулиган в настоящее время проходит здесь же, в родном
      Днепропетровске, военный сбор. Позвонили начальнику сборов, подполковнику Садчикову, который тут же провел расследование и без труда установил личность ханыги.
      Для подполковника, кадрового, прошедшего войну фронтовика, командование нашим сбором было последней страницей его военной карьеры. Уже пошел по инстанциям приказ о его увольнении в запас или отставку, и боевой офицер только о том и мечтал, чтобы благополучно, без особых ЧП, уйти на покой в полковничьем звании и с соответствующей полковничьей пенсией. Учиненный Сасиным дебош грозил ему прискорбными осложнениями, и группа наших неформальных лидеров
      (такие всегда выявляются в любом, даже временном, коллективе) решила принять свои меры, чтобы, поелику возможно, притушить могущий разразиться скандал. Для этого попросили у Садчикова грузовик, поехали (человека два-три) к Сасину на квартиру. вынули его из постели, погрузили в кузов, предварительно связав, отвезли в пригородный лес, там окончательно протрезвили молодца, а потом хорошенько его отлупили. После чего отвезли к начальнику сборов и велели просить прощения. Присмиревший Сасин покорно подчинился диктату.
      По старинке полагалось бы теперь его посадить суток на пять-десять. Но - куда?! В городе гауптвахты не было, она была, самая близкая, в Киеве, но чтобы его туда водворить, надо было везти арестованного пароходом, снаряжать сопровождающего, выписывать командировочные… В результате начальство плюнуло на всю эту историю. а уж как оправдалось перед товарищем Гаевым - право, не знаю…
      Разумеется, вскоре и комендатуры, и практика внутренних арестов были в армии восстановлены и, должно быть, существуют там, на просторах СНГ, до сих пор.
 
      По воскресеньям, когда занятий на сборах не было, мы переодевались в припрятанное в палатках гражданское платье и шли гулять по городу, как бы возвращались на несколько часов к обычной, не военной, жизни. В первый раз, прогуливаясь в одиночку по главной улице города (кажется, проспекту Маркса), встретил нашего же, со сборов, человека, тоже интеллигента-одиночку, и мы стали бродить вместе. Зашли в кафетерий, который был устроен на новомодный западный манер: вдоль стойки, за которой орудовал бармен, стояли высокие круглые стульчики на одной ножке… Мы забрались на них, поджали ноги и стали думать, что бы заказать. Сошлись на кофе с коньяком - такого ни он, ни я еще не пробовали, а только читали в книжках западных авторов. Бармен налил в наши стаканы на донышко по чуточке коньяка. потом заполнил их черным холодным кофе, мы с удовольствием выпили, уплатили достаточно высокую цену и продолжили нашу прогулку.
      Вечером в палатке каждый "отчитывался" о проведенном дне. Дошла очередь до меня. Рассказом о кофе с коньяком заинтересовался мой сосед по койке Витька Жогов.
      - А сколько же там кофе и сколько - коньяка? - спросил он.
      - Коньяка - 15 граммов на стакан кофе, - ответил я.
      - Пятнадцать грамм?! - с явным пренебрежением воскликнул Жогов. -
      И сколько же вы заплатили за все?
      - По 13 рублей…
      - Что??? - В голосе завзятого выпивохи зазвучало нескрываемое презрение и негодование. - И это всего за пятнадцать грамм коньяка?
      Да вы же могли на эти деньги хлопнуть по четвертушке водки!!!
      Он долго не мог успокоиться - и в течение всех оставшихся дней так и не простил мне этой моей бездарной траты…
 
      Еще одно воспоминание светлой звездочкой горит в моей памяти.
      Однажды в воскресенье, гуляя по городу, я вышел к городскому автовокзалу. который тогда находился напротив вокзала железнодорожного. Моя семья: жена, маленький сын и теща - находились в это время на даче, которую снимали в селе Белики, Полтавской области, у станции Лещиновка. Читая от нечего делать расписание автобусов, я вдруг увидел такой маршрут: "Днепропетровск -
      Кобеляки". Кобеляки - это была следующая железнодорожная станция после Лещиновки по дороге из Полтавы на Кременчуг, я знал, что там ходит рабочий поезд. В справочном бюро узнал: время в пути отсюда до
      Кобеляк - всего лишь четыре часа. А что если съездить к семье на выходной? Обратился к подполковнику Садчикову - он не возражал и отпустил меня. И вот я в маленьком автобусе ПАЗ, временами набитом под завязку, трясусь на мощеных булыжником, а то и грунтовых дорогах украинской глубинки - напрямик от Днепра через Царичанку к
      Кобелякам… Неожиданно нагрянул к жене, а лучшей наградой был мне счастливый смех моего малыша, которому едва исполнилось тогда два с половиной года. Увидав меня, он так трогательно обрадовался. так весело прыгнул ко мне на руки…
 
      Сдав чисто формальные экзамены, мы были представлены к очередному офицерскому званию, и наша харьковская группа автобусом отправилась домой. На этом мое физическое пребывание в составе советских вооруженных сил завершилось навсегда. Любопытно было бы подсчитать, какие колоссальные потери несло "народное хозяйство" Советского
      Союза от таких вот "переподготовок" в масштабе всей страны. Ведь за каждым призванным на сборы согласно закону сохранялась средняя зарплата в течение всех месяцев пребывания в армии. Плюс к этому, каждому выплачивалось некоторое денежное содержание по месту прохождения временной службы. Обмундирование и питание этой массы людей тоже обходилось в копеечку. А толку от подобной "учебы", как видно из обрисованной картины, если и было, то - чуть…

*

*

*

К о н е ц