— И воров стало меньше. А уж нашему-то брату вообще грех жаловаться! На одной только отделке дворца сколько заработали! Работали сколько? Года три? Ну три с половиной. А заработали чуть не всю жизнь! А другие мастера? Вон их теперь сколько понаехало. Так здесь и остались. А работы всё равно всем хватает.
— Говорят в городе теперь сто тысяч народу живёт. — сказал один из мастеровых.
— Врут! — убеждённо возразил другой. — А может и не врут. Кто считал-то?
— А ещё я слышал, городскую стену расширять будут.
— Точно, — кивнул старший. Старую разбирать будут, ряд за рядом, а новую строить.
— Во, работёнки-то будет!
— Самое время, пока спокойно всё.
— А если Дивиндал опять полезет, как тогда? Помнишь, еле отбились!
— А это пусть Тамменмирт думает. На то и правитель. Да и не полезет он! Слишком хорошо ему тогда врезали. А думать, то правитель думает… Да уж больно много там у него развелось людишек всяких пакостных. Темнят, колдуют… А сам-то теперь и в суд не ходит. И в собрание тоже…
— Говорят, это он такой стал с тех пор, как его жена стала спать с начальником охраны.
— Как говориться, царь любит царицу, а царица любит попугаев.
Дружная волна смеха разнеслась по всей харчевне.
— Да, власть портит людей, — многозначительно заключил старший.
— Особенно тех, кто уже испорчен по природе, — подал голос их тени Сфагам.
Встревоженные взгляды устремились на него.
— Извините, я не хотел вас подслушивать, но вы так громко говорите…
— Но ты ведь не побежишь на нас доносить? Мы ведь это так всё болтаем, без всяких там мыслей…
— Я, как раз, иду во дворец, но совсем по другому делу. Не беспокойтесь… Так ты говоришь, раньше всё было лучше. — обратился монах к долговязому малому, продолжавшему смотреть на него тревожно-недоверчивым взглядом.
— Ну да, лучше. Хотя бы у стариков спросить.
— Старики заглядывают в детство и видят отблески золотого века, которого никогда не было, но который всегда мерцает в нашей душе. В детстве и в старости нас обдувают ветры золотого века и мы чувствуем ритмы другого времени. Дети в нём живут, старики вспоминают.
— Что-то уж больно мудрёно ты говоришь.
— Так значит, если жизнь постоянно портится, выходит, что и ты сам тоже становишься хуже. Сейчас ты хуже, чем в двадцать лет, в двадцать был лучше, чем в десять…
— А лучше всего ты был, когда ещё не родился! — сострил один из приятелей, давясь от смеха.
Собеседник Сфагама замолк, сбитый с толку.
— Но если мы способны замечать изменения к худшему, значит мы сами ещё не совсем пропали. Не так ли? — продолжал Сфагам.
— Ну, вроде так.
— А может быть, если мы сами не можем стать лучше, нам приятно думать, что портится сама жизнь вокруг нас. И, таким образом, мы не двигаясь вперёд, возвышаемся в собственных глазах?
— Может оно и так, — проговорил старший. — Да только нам о таких вещах думать некогда. У нас работа… Охота тебе голову забивать. Выпей лучше с нами вина.
— Спасибо. — улыбнулся Сфагам, — а я то думал, что и я тоже немножко работаю. Ну что ж, желаю, чтобы ваша работа была вам не в тягость.
Монах направился к выходу.
— Вот чудак, — проговорил ему вслед один из мастеровых, — такая похлёбка в голове.
— Чудак-то чудак… Только бы не донёс.
— Не донесёт, — заверил старший, — Да и не такой уж он чудак. Разные люди бывают.
— Слышал, во дворец идёт. Там теперь таких умников — толпа. Всем чего-то надо. Только бы не работать.
— Ладно, — закончил старший, — не наша это забота. А ты, давай доедай и пошли. Дело стоит.
Глава 4
Пиршественный зал был ярко освещён множеством светильников. Сизыми струйками курились благовония, плавно поднимаясь к высокому, терявшемуся в полумраке потолку. В центре зала под звуки бубнов и флейт кружились полуобнажённые танцовщицы. Их быстрые тени пробегали по уставленному яствами столу, заставляя золото посуды то тускло мерцать, то вспыхивать яркими бликами.
Правитель Амтасы Тамменмирт из рода Фургастов полулежал на толстых ярких подушках, вяло поигрывая жемчужными чётками. Лиловый с блёстками золотых нитей орнамент его свободных ниспадающих одежд сливался в единое узорчатое плетение с пышной отделкой мягких ковров. Правителю было не более пятидесяти, но коротко подстриженные волосы на его крупной голове были почти все седы.
— Так что ты там врешь, Асфалих, про свои домашние забавы? — обратился он к своему сотрапезнику, потирая аккуратную полуседую бородку. Возлежащий рядом мужчина в восточной одежде с огромными глазами-сливами придвинулся ближе к правителю.
— Врать я ещё и не начал. Смею заверить…Так вот. Правую руку я держу во влагалище первой наложницы. Левую — у второй. Пальцы правой ноги — у третьей. Левой — у четвёртой. А пятую в это время спускают сверху на верёвках. Вот так.
Он выразительно показал руками в воздухе позу женщины с расставленными ногами.
— Язык-то свободен!
— Только язык? А что делает шестая наложница?
— Шестая наложница ничего не делает. Шестая наложница отдыхает. Спросишь почему? Потому…-рассказчик шутливо понизил голос.
— …Потому, что место шестой наложницы занимает жена!
Оба громко захохотали.
— Да, — проговорил сквозь смех правитель, — Надо бы как-нибудь к тебе заехать. На это стоит посмотреть. Да и поучиться есть чему, если конечно ты всё это не придумал… Но один совет я и сам тебе могу дать. Если ты не знаешь, как занять шестую наложницу, посмотри на свой орлиный нос.
Так нравится ли тебе наше вино?… — поборов второй приступ хохота выговорил наконец Тамменмирт.
— О, твоё вино…
Мелькнули ярко начищенные доспехи — голова дежурного офицера охраны склонилась к уху правителя.
— Что?… монах… по делу? Ну, пусть войдёт. Что?… С оружием? Пускай, я не боюсь. Ты ведь не боишься вооружённых монахов, Асфалих, а?
Сфагам не успел дойти до середины зала, как дорогу ему преградил высокий смуглый старик с необыкновенно густыми закрученными наверх бровями. Одного взгляда на его помпезный, расшитый звёздчатым узором плащ и высокий сине-чёрный колпак было довольно, чтобы распознать фокусника базарного пошиба, выдающего себя за мага или астролога. Старик с суровой недоброжелательностью оглядел вошедшего. Затем он подошёл к правителю и что-то зашептал ему на ухо.
— А правда ли…-громко обратился правитель к Сфагаму. — Что монахи духовных братств так высоко вознеслись в своих искусствах и оторвались от нашего недостойного мира, что не соблюдают ни ритуалов, ни этикета?
— Нет. Монахи сразу отвечают на вопросы только тогда, когда им не оставляют времени для подобающих приветствий.
— Ты слышал, умник! Один шар в его пользу! — бросил правитель магу.
Теперь старик смотрел на Сфагама уже с открытой неприязнью.
— Да. Они за словом в карман не лезут. Испытай его. Сдаётся мне, что слава о монашеских искусствах сильно раздута и не даёт им права так свободно разговаривать с облечёнными властью.
— Ты слышал, монах? Мой придворный маг предлагает тебя испытать. Уж не знаю почему ты ему так не понравился…
— Если он маг, то я продавец чеснока. Но я готов.
— Вы слышали! Он готов! Прекрасно! — правитель встал из-за стола и театрально приподняв руки прошёлся по залу. Ему была явно не чужда склонность к артистизму.
— Сейчас учёный монах покажет нам своё искусство! Рамилант! — правитель щёлкнул пальцами. На середину зала выступил статный отталкивающе красивый молодец в дорогих сияющих латах с надушенной бородкой и манерно высоким зачёсом тёмных холёных волос.
— Давай сюда пятерых своих лучших ребят. С любым оружием.
— Имей в виду монах, высокомерно проговорил красавец, — мои молодцы из охраны — люди серьёзные. Уж рубанут — так рубанут! По-настоящему. Без ваших там всяких тонкостей-нежностей. Так, что смотри, не зевай!
— Запугивание тоже входит в испытание?
Рамилант усмехнулся и направился выполнять приказ.
— Раз уж ты осмелился войти во дворец с мечом, то покажи правителю как ты им владеешь, — вновь заговорил старик.
— Я подчиняюсь твоим желаниям, правитель. — сказал Сфагам, — но избавь меня от необходимости развлекать твоих шарлатанов. Он хочет увидеть в деле мой меч. Он его не увидит. Меч мне не понадобится.
Чёрные с серебряной отделкой ножны мягко скользнули по гладко отполированному полу и плавно подъехав к столу. Старик суетливо подхватил оружие и подобострастно подал его правителю.
— Подержи у себя пока. — тихо распорядился тот, — Смотри, монах, я не люблю болтунов!
Музыка смолкла.
Пятеро воинов заняли позицию, взяв Сфагама в круг.
— Дадим ему шанс, — объявил правитель — пусть нападают по очереди.
Сфагам стоял спокойно опустив руки, глядя куда то вверх, то ли в высокое окно, то ли в потолок. Казалось он вовсе не замечал, рослого воина, медленно подбиравшегося к нему с обнажённым мечом.
— Разве ты не видишь, правитель, он же сумасшедший! — шептал неугомонный старик, — Не стоит его убивать, отправь его в дом для умалишённых…
Первый воин, выронив меч, покатился по полу, нелепо махая руками, будто хватаясь за воздух. Сфагам продолжал так же спокойно стоять, по прежнему глядя вверх.
— Ну вот! Из-за тебя я ничего не увидел! Как это он так сделал? Кто видел? Пошёл, не мешай! — Старик поспешно поклонился и отошёл от стола.
Второй воин, вооружённый длинным обоюдоострым топором подходил ещё осторожнее. Едва заметным мягким движением увернувшись от пролетевшего над головой лезвия, Сфагам выбросил вперёд руку с вытянутым средним пальцем. Воин, собравшийся было вновь замахнуться своим топором, теряя равновесие покатился назад и громко грохнулся об пол, сбив с ног зазевавшуюся танцовщицу. Её пронзительный визг слился со звоном упавшего топора. В это время первый воин с трудом поднявшись с пола, побрёл в сторону. Сфагам не разгибая пальца медленно поднял руку и поправил упавшую на лоб прядь волос.
— А ну-ка, ребята, вместе! — скомандовал Рамилант.
Двое воинов с мечами ринулись на Сфагама с двух сторон. Дальнейшее напоминало хорошо отрепетированную сцену. Чуть не столкнувшись друг с другом, воины даже не успели заметить, как выскользнувший из под их мечей монах сделал руками неуловимое танцующее движение. Как по команде, оба схватившись за шеи, повалились навстречу друг другу и, столкнувшись лбами, рухнули с ног.
Последний воин весь закованный в латы нападать не спешил. Он продолжал держаться на расстоянии в оборонительной позиции, выбирая момент для удара. Его вид немного смутил монаха. Противник, закованный в доспехи всегда вызывал у него что-то вроде жалости, ибо, скованный в движениях он казался особенно уязвимым и беззащитным, как черепаха. Наконец воин устремился вперёд. Последовал молниеносный танцующий выпад и зал вновь наполнился грохотом падающих доспехов. В тишине притихшего зала поверженные солдаты с трудом поднялись с пола и, согнувшись и хромая заковыляли прочь. В глазах Сфагама появилось едва уловимое выражение скуки.
Лицо правителя помрачнело.
— И это твои лучшие люди, Рамилант?
Ответа не последовало.
— Почему ты их не убил? — глухим сдавленным голосом спросил Тамменмирт.
— Они мне не враги. Они лишь выполняли твой приказ. К чему ненужная смерть? Может быть, им ещё предстоит спасти твою жизнь.
— Ты знаешь изречение: «Если ты спас чью-нибудь жизнь — ты за это в ответе.»
— Если убил — тем более.
Старик, видимо, разглядев, наконец, знак уробороса на поясе Сфагама, опять что-то возбуждённо зашептал правителю на ухо. Тот помрачнел ещё больше.
— Поступай ко мне на службу, монах. Я сделаю тебя начальником дворцовой охраны. Нет, ты будешь командовать всей армией Амтасы! Плата любая. И ещё — особо за обучение солдат.
— Монахи никогда никому не служат. Это запрещено нашим уставом. Ты не можешь этого не знать. Но я буду готов помочь тебе при надобности. Я никогда первым не подниму оружия против твоих людей и, если случится, в бою буду на твоей стороне.
— Что ж, монах, об этом следует поговорить за столом.
Правитель сделал приглашающий жест. Сфагам приблизился, не забыв по пути забрать свой меч из рук оторопевшего мага.
— Вина! — громко распорядился правитель.
Сфагаму нисколько не хотелось проводить время за возлияниями в компании правителя и его не слишком симпатичных прихлебателей, но он хорошо знал, что облечённых властью нельзя раздражать своенравием сверх определённой меры. Тогда от бессильной злобы и болезненной обиды они начинают срывать свой гнев на подчинённых.
Вновь заиграла музыка, закружились танцовщицы. Засуетились слуги, уставляя стол новыми блюдами с фруктами, сладостями и винными кувшинами. Сфагам сел к столу и взял в руку массивный золотой кубок наполненный тёмно-красным вином.
— Это мой гость — Асфалих, — представил Тамменмирт своего сотрапезника. Он уже в пятый раз привозит нам товары с Востока. Сначала он хотел ехать в столицу, но потом решил, что у нас дела пойдут получше. И не жалеет, верно? Асфалих, который за время не произнёс ни слова, а только, приоткрыв рот, смотрел прямо перед собой вытаращенными глазами, бессмысленно закивал, словно потеряв дар речи то ли от выпитого вина, то ли от остроты впечатлений.
— А твоё имя?
— Сфагам.
— Эй, очнись! Правитель смеясь потрепал Асфалиха по щеке и, забросил в его полуоткрытый рот виноградину.
— Теперь у нас весь город ходит в восточных шелках. И, клянусь, это только начало! Да, я совсем забыл, мне доложили, что у тебя ко мне дело.
— Да. Я принёс твой заказ от тандекарских мастеров.
Сфагам достал из сумки драгоценности. Правитель рассматривал вещи долго и с восхищением. Он то подносил их по очереди к самым глазам, то держа их на вытянутой руке поворачивал под разным углом к свету.
— Вот это работа! У нас пока таких мастеров нет. Сейчас принесут деньги. Насколько я помню, этот заказ должен был доставить из Тандекара купец по имени Стамирх.
— Точно так. По дороге на него напали разбойники. Я и мой ученик случайно оказались рядом…
— Дальше я представляю!
— Стамирх ранен. Боюсь, что тяжело. Сейчас он в доме златокузнеца Кинвинда.
— Эй! Лекаря в дом златокузнеца Кинвида! Я знаю Стамирха. Это человек достойный. Будет жаль, если он умрёт. А вот разбойники… Кто меня заверял, что дороги очищены? Не ты ли Рамилант? Что? Говоришь это — не по твоей части? А может, ты скажешь мне, что мы будем делать, если к нам перестанут ездить купцы? На что мы будем строить новый мост, а? Я уж нет говорю обо всём остальном!
— Валтвик послал отряд на поимку этого Кривого. — пытался оправдаться красавец, — они ещё не вернулись.
— Надеюсь, вернутся! И как всегда ни с чем!
— Вот этот Кривой и напал, — уточнил Сфагам.
— Нет! Этому надо положить конец! Послушай, ты сказал, что готов оказать мне услугу. Может быть ты нас от него избавишь. Во-первых, — купцы. А во-вторых, у нас скоро большой праздник Будет много гостей. Так что лучше иметь спокойные дороги.
— Хорошо. Сколько дней до праздника.
— Одиннадцать.
— Думаю, я успею. — Сказал Сфагам, укладывая в сумку туго набитые мешочки с деньгами.
— Здесь ещё пятьсот виргов сверх оговорённой платы. — Тамменмирт бросил в сумку Сфагама ещё один кожаный мешочек с деньгами. — Пусть старик наймёт лучших лекарей в Амтасе. Да и тебе деньги не повредят…Если не успеешь справиться за оставшиеся дни, всё равно возвращайся к празднику. У нас тут задумано много интересного. Будет всё — от карнавала и ярмарки до бесплатной раздачи вина и публичной казни. В Амтасе веселиться умеют!
«Ему ведь даже не с кем поговорить.» — думал Сфагам, тихонько разбалтывая вино в кубке «Он сидит в клетке своего величия и тоскует по разговору на равных. А потом будет ругать себя за снисходительность. Поистине глуп, кто завидует правителям.»
— А насчёт преступников у нас дела не так уж плохи. Я сейчас тебе кое-что расскажу. И ты, Асфалих тоже послушай!
Вторая виноградина полетела в полуоткрытый рот и восточный человек подполз ближе.
— Сейчас у меня внизу — в дворцовой тюрьме сидит одна весёлая компания, — начал рассказывать правитель. А занимались они преинтересными делишками — похлеще, чем просто разбой на дорогах. На первый взгляд — обычные бродячие лицедеи — прыг-скок, фокусы всякие, танцы на угольках, сценки — ну словом, как на любом базаре. Переезжали с места на место, нигде подолгу не стояли. Как обычно. А между тем, делали вот что. Там у них четыре шлюхи… м-м, да, четыре. Так вот, они завлекали кого побогаче, поинтереснее, обкручивали и поили кой чем. Те после выпивки сразу засыпали, а как просыпались — теряли память. Навсегда, понимаешь? Даже имени своего вспомнить не могли. Ну а пока спали, их всех обирали под чистую, одевали в какое попало тряпьё и — на улицу. Тут уж, конечно не только шлюхи работали. Есть там у них один чёрненький, по порошочкам мастер. И мальчишка ещё — вещи награбленные купцам носил. А ещё один малый — убивал в случае чего.
— А как их поймали? — спросил Сфагам.
— Выследили. Есть у меня один человечек по таким делам. Его сейчас в городе нет. Уехал по поручению. Но это не важно. Взяли их прямо во время представления. Только эти стервы на угольках танцевать начали, а чёрный на шест полез — тут их всех и сцапали. Жалею, что сам не видел. А ещё жаль, что главного при аресте убили. Пригодился бы он мне. Дело-то вот в чём. Я их, конечно, всех повешу на праздник. По закону, как положено. Но меня здесь особо интересует одна вещь — порошок. Много у них интересных штучек нашли, а мои учёные темнилы разобраться не могут. Ох, выгоню я их когда-нибудь! Так вот, состав для потери памяти — это очень полезная вещь! Ты понимаешь?
— Смотря в чьих руках.
— В моих. Ну ничего… Ещё одиннадцать дней — я из них успею что-нибудь вытрясти. По этому делу у меня тоже есть человек — и какой! По заплечным делам такого и в самой столице не найти! И вдобавок — медик, механик и чуть ли не поэт. По ночам сочинения пишет. Жаль вот только в колдовских составах не разбирается. Они ведь не сами состав делали. Узнать бы откуда…
— Я думаю, мой ученик мог бы тебе помочь. Он неплохо изучил науку о составах и по-моему, у него есть вкус к этому делу. Если ты дашь ему всё необходимое, он, вероятно, сможет изготовить то, что тебе нужно.
— Прекрасно! Он получит в распоряжение всё, что есть у моих алхимиков и ещё то, что отняли у этих… Завтра же пришли его во дворец.
— Я попрошу его придти.
— Попросишь? Г-м… Ну, ладно… А как часто он отказывает тебе в твоих просьбах?
— Никогда.
— Что ж, это вселяет надежду. Да, если притащишь этого Кривого живым, мне будет особенно приятно посмотреть, как его посадят на кол. Но меня вполне устроит и его голова. Она и одна неплохо будет смотреться на шесте. Праздник будет продолжаться восемь дней. Но постарайся успеть к началу.
Сфагам кивнул и направился к выходу. Проходя мимо охранников он заметил, как некоторые из них смотрели на него со злобой, а некоторые с восхищением.
* * *
— Ну, я готов, — сказал Сфагам, застёгивая сумку, — Где наша воинственная подруга? Пора бы уж нам и выезжать.
— Всё утро по городу бегала, а сейчас в комнате заперлась. И всё шуршит, шуршит… — Олкрин подошёл к двери в соседнюю комнату. — Эй, Гембра, сейчас учитель уедет без тебя! — проговорил он нарочито серьёзным голосом.
— Я готова!
Дверь распахнулась и Гембра предстала во всём своём великолепии. Чёрная кожаная безрукавка с открытым животом и большим фигурным вырезом на груди была богато отделана сияющими серебряными бляхами и декоративной бахромой. Так же разукрашены были и облегающие кожаные штаны. На толстенном шикарном поясе с огромной бронзовой пряжкой в виде львиной головы кроме меча и небольшой замшевой походной сумки висели ещё кинжал и нож. Одеяние дополнял огромный чёрного бархата плащ с тёмно-синей подкладкой на круглой серебряной застёжке и невысокие сафьяновые сапожки с завитыми серебряными шпорами и широкими фигурными раструбами.
Олкрин изобразил на лице немое изумление.
— Ты, никак, с самому императору на приём собралась. А уж разбойники-то сразу попадают!
— А ты не забудь дырку зашить — во дворец идёшь! — парировала Гембра.
— Ладно, пора. — сказал Сфагам. — А ты, Олкрин, — во дворце будь поосторожнее. Всякие там люди есть. Обдумывай каждое слово. А лучше всего, постарайся быть незаметнее. Мне почему-то за тебя неспокойно.
— Да, учитель, я все запомнил.
— Тогда мы поехали.
Олкрин, Лутимас и сам хозяин дома златокузнец Кинвинд вышли на широкий двор, чтобы проводить Сфагама и Гембру. Когда накануне вечером она заявила, что обязательно поедет лично свести счёты с Кривым, Сфагам не стал спорить. Даже самой богатой фантазии не хватило бы, чтобы представить, что она устроила бы, если бы он отказался взять её с собой. Солнце стояло уже высоко и за стеной двора уже набирал силу шум нового дня. Прощание было недолгим.
Глава 5
Меч Гембры неистово метался, тщетно пытаясь найти уязвимое место в обороне учителя.
— Спокойнее, спокойнее… Много сил тратишь.
— А ещё, ты мне не рассказал, каким должен быть человек.
— Человек не должен быть похож на бегемота.
— Я серьёзно! Ты ведь сам говорил, что человек не должен увиливать от тех забот, которые ему отпущены.
— Да, я думаю, что не должен. Если человек, вообще, кому-нибудь что-нибудь должен. Разве я или ты брали свою жизнь взаймы? Или, может быть мы просили, чтобы нас рожали на свет? Так почему же мы тогда должны ходить в должниках? Держи слева… Жёстко отбиваешь… Старайся немного скользить лезвием по лезвию. Как бы размажь силу удара… Тогда отдача пойдёт не в твою, а в его руку. А у тебя уже будет разгон для движения… и время. Ещё раз слева… Другое дело, что родившийся в образе человека может либо соответствовать этому образу, честно перенося все человеческие тяготы и используя все данные ему от рождения возможности, либо не соответствовать.
— То есть увиливать?
— То есть увиливать и пытаться обмануть природу.
— А слабым помогать надо?
— Помогать надо сильным. Слабые сами помрут.
— Ох уж эти шуточки твои!…
— Так, вот уже лучше! Теперь вдвое быстрее! Сверху… Ещё… Не сгибайся так… А если ещё быстрее?
Мечи замелькали с удвоенной скоростью. Их звон переполнял тихую поляну, вспугивая лесных птиц.
— Нет, пока не получается. Но скоро будет получаться! — Сфагам отступил на несколько шагов в сторону и опустил меч, показывая, что занятие окончено.
Мы в Братстве с самого начала упражнялись в боевых искусствах со свинцовыми браслетами на руках и ногах. Иногда по два, по три надевали. Сперва так уставали, что двигаться не могли. А мышцы так болели, что хоть криком кричи. Зато потом, без браслетов…
— Да уж видела…
Они вернулись к привязанным неподалёку коням.
Вот уже несколько дней они ездили по округе и опрашивали местных жителей, тщетно пытаясь напасть на след разбойников. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, но никто не говорил ничего вразумительного. А главное, все указывали разные направления. Пока что главной пользой от поездки были постоянные уроки боевого искусства. Гембра схватывала технику на лету и успела неплохо продвинуться. Хуже обстояло дело с самоконтролем, правильным настроем и концентрацией, не говоря уже о дисциплине. Девушка вообще не понимала, зачем она нужна, если есть боевая сообразительность.
Накануне вечером им встретился отряд солдат, возвращавшихся в Амтасу. Офицер рассказал, что недавно банду Кривого сильно потрепали. Об этом Сфагам и Гембра могли бы и сами поведать лучше кого-либо другого. Половина банды разбежалась. Ещё троих поймали крестьяне: одного забили насмерть, а двух других выдали солдатам. Те, ничего с ходу не добившись, не долго думая, повесили их на воротах у въезда в деревню. Вежливо отказавшись поехать и посмотреть на их работу, Сфагам и Гембра пытались хоть что-нибудь узнать о возможном местонахождении оставшихся. Но солдаты знали только то, что сам Кривой с пятью-шестью самых отпетых головорезов где-то затаился и пережидает. Проку от этих сведений было немного.
— Ну что, поедем дальше? — спросила Гембра, небрежно накидывая свой роскошный плащ и садясь в седло.
— Поедем, поедем…
— Мы ещё не прочесали северное направление. Может туда?
— Нет. Сделаем иначе. Вернемся на то место, где мы с ними столкнулись. Я попробую кое-что посмотреть по-своему.
— Это как раз отсюда не слишком далеко. В деревню заезжать не будем.
— Нет, я думаю, не нужно.
Место стычки с разбойниками выглядело как-то зловеще. Гембре казалось, что в этом виноваты серые, затянувшие небо тучи и усилившийся ветер, с печальным шорохом трепавший высокую траву.
— Ты тоже чувствуешь? — спросил Сфагам.
— Что?
— Я называю это «сломанный воздух». Когда я был ребёнком, если рядом происходила какая-то ссора или драка, или даже просто кто-то начинал кричать и злиться, мне казалось что воздух вокруг становится сломанным. Мне чудилось, что когда я вдыхаю этот сломанный воздух, он царапает меня изнутри, будто его тяжкие волны несут тысячи заноз. Когда я рассказал об этом наставнику, он сказал, что рад за меня. «Тот, кто так остро чувствует потоки невидимых сил, только и может подняться к вершинам невозмутимости и равновесия.» — так он сказал.
— Ты поднялся?
— Немного поднялся. Дело ведь не в том, чтобы перестать чувствовать. Дело в том, чтобы научиться оставлять эти чувства где-то внизу. Понимаешь?… А здесь воздух сильно поломан… Сейчас надо пошарить вокруг и поискать какую-нибудь вещь, принадлежащую разбойникам.
Место было не из самых людных, но окрестные крестьяне или проезжающие по дороге уже успели подобрать всё брошенное оружие.
— А если ничего не найдём? — Гембра уходила всё дальше и дальше, раздвигая траву носком сапога.
— Тогда придётся раскапывать могилу.
— Не хотелось бы… Хотя — подумаешь!… Ой, смотри! Это же шлем Кривого!
— Вот! Это то, что надо! Давай-ка его сюда.
— Помнишь, он тогда ещё в сторону укатился?
Сфагам взял шлем в руки и пристально в него вгляделся. Затем он поднял голову вверх и закрыл глаза. В его сознании промелькнул образ русоволосого мужчины с высоким лбом. Наверняка это был первый и настоящий владелец шлема… Сфагам стоял с поднятой головой и закрытыми глазами, осторожно водя ладонью правой руки по внутренней поверхности шлема. Наконец ему удалось выделить путь Кривого из спутанного клубка образов. Незримая нить, один конец которой начинался от шлема ясно указывала направление.
— Ну вот, теперь я знаю куда ехать.
— Правда?
— Помнишь боковую дорогу к восточным болотам? Мы так на неё и не заехали, а вернулись на большую.
— Ну да. Та дорога ведь никуда не ведёт. Там несколько деревень и тупик — болота.
— Вот там он и отсиживается.
— Ну так поехали!
Сфагам кивнул.
— Что-то ты какой-то невесёлый. Это всё твой сломанный воздух?
— Нет… Не только. Ты знаешь, мы думаем, что мы с тобой ловцы, а ведь мы ещё, к тому же, и дичь.
— Что-что?
— Кое-кто нас выслеживает.
— Нас? Разбойники ведь далеко.
— Это не разбойник… Он ничего общего не имеет с разбойниками. Назовём его Охотником.
— А зачем мы ему нужны?
— Ему нужен я. Это человек из моего мира. Ты здесь не причём. Тебя он не тронет, если, конечно, ты сама не будешь нарываться.
— Я тебя не оставлю!
— Спасибо, — Сфагам улыбнулся, —
— А зачем ты ему нужен?
— Пока не знаю. Но думаю, не для учёных споров и уж тем более не для прогулки за полевыми цветами. Скажи, ты сама здесь ничего не теряла?
— Да нет, вроде.
— Он был здесь до нас. Ладно, поехали. Сейчас он довольно далеко. Вероятно по ту сторону леса к северу. И кажется, пока не торопится приблизить встречу.
* * *
— Разгоним немножко эту слизь, пусть они там погреются.
Демоны летели сквозь сырую вату облаков, то прорываясь вверх к ослепительной синеве, то ныряя вниз и погружаясь в холодную сизую дымку.
— Будь внимателен Валпракс. Я уже приготовил первый смертельный сюрприз для твоего друга, — голос Тунгри напоминал первые тихо ворчащие громовые раскаты в предгрозовом небе.
— Мой друг и сам не зевает, — протрещал в ответ красный демон.
— Не преуменьшай свою помощь. Ведь это ты подбросил ему Книгу.
— Конечно я. Кто же ещё!
— Но ты ведь знаешь, насколько это повышает ставку в игре.
— Тем интереснее! Я не буду против, если однажды это станет не только нашей игрой. Я даже буду горд!
— Не будем спешить. Пусть сначала выпутается из моей ловушки.
— Нет, эта дрянь в самом деле мешает мне обозревать панораму!
Облака с неестественной быстротой скрутились будто внутрь себя и солнце, пронизав ещё мутный от капелек тумана воздух, осветило главную дорогу, отходящую от неё неширокую колею и двух всадников, едущих по ней в сторону небольшой деревни, прижатой лесом к подножью холма.
* * *
В деревне Сфагам и Гембра узнали, что бандиты действительно околачиваются в этих местах. Двинувшись дальше в сторону болот и проехав ещё три деревни они к уже к концу дня добрались до последней. Деревня казалась полувымершей. Не менее трети домов стояли брошенными. А харчевня, занимавшая самый большой дом, явно помнила лучшие времена.
— Теперь наш Охотник у нас за спиной — в первой деревне. Думаю, до встречи осталось недолго.
Как обычно оставив коней на заднем дворе, Сфагам и Гембра направились к харчевне. До двери оставалось несколько шагов, как вдруг Сфагам почувствовал, будто сверху на него обрушился тяжёлый глухой удар. В глазах потемнело, резкой подкашивающей волной ударила тошнота. Усилием воли он поборол дурноту, но самым страшным было то, что необъяснимым образом исчезли способности к отшлифованному долгими годами упорных занятий сверхчувственному видению. Какая-то сила разом отсекла все ювелирно протянутые нити, связывающие сознание Сфагама с тонким миром и позволяющие ему видеть, чувствовать и распознавать вещи на недоступном обычным людям расстоянии и с недостижимой для них точностью. Мало того, теперь он был даже слабее обычного человека, поскольку видел всё окружающее притуплённо, как во сне, или в тумане.