Глава 29

Гембра начинала не на шутку беспокоиться. Этот учтивый альбинос сразу ей не понравился. А предчувствия редко её обманывали. Она уже неоднократно ловила себя на том, что её отношение к Ламиссе представляло собой необъяснимо странный сплав. С одной стороны, Гембра продолжала видеть в ней соперницу, и никакая сила не заставила бы её вычеркнуть это из своего сердца, с другой же стороны, она кое в чём ей завидовала, хотя ум и образованность Ламиссы вызывали у неё как уважение, так и некоторую настороженность. Но противостоять обаянию её доброго, мягкого и в то же время сильного характера она не могла, чувствуя, к тому же, как более опытная в походных делах, постоянную ответственность за свою безобидную и доверчивую подругу.

— А где твоя прекрасная спутница? — вопрос вернувшегося после некоторого отсутствия соседа по столу, купца Рагимальта вывел Гембру из тревожной задумчивости.

— Да вот, ушла тут с одним… Весь такой белый…

— Тимафт — , подсказал купец. — Знаю я его… Давно ушла?

— Да пора бы уж и назад.

— Зря она с ним пошла. Очень зря. Знаю я эту компанию… Надо тебе её вытаскивать. С другого входа, в саду домик с колоннами. Вон там, поняла? Только хозяину не говори ничего… А я с тобой пойти не могу — заметно будет. Знают меня тут все…

Гембра не торопясь встала и подчёркнуто беззаботной походкой пошла к выходу, решив не подключать к делу товарищей-охранников,, шумно пировавших в другом конце зала.

Ламисса открыла глаза и увидела затейливую плетёнку орнамента на невысоком потолке. Оглядевшись, она обнаружила, что лежит на широкой каменной плите посреди большой ярко освещённой пустой комнаты. В голове продолжало шуметь и нестерпимо хотелось пить. Слегка пошатываясь, она встала и направилась к двери, которая, как и следовало ожидать, оказалась запертой. Не желая примириться со своим полубеспомощным состоянием, она, пытаясь стряхнуть с себя болезненное опьянение, стала рассматривать росписи, занимавшие всю поверхность стен. Фрески были необычны. Таких Ламисса ещё не видела. Особое внимание привлекла сцена, где духи с остроконечными головами катили среди голых безжизненных скал коляску Млавинка — хозяина вещих снов и повелителя лунных демонов. Роспись была исполнена в полупрозрачной серо-песочной гамме, фигуры персонажей были тщательно прорисованы во всех деталях изящными тонкими линиями и лишь слегка подцвечены бледными светящимися красками. Эти скупые тускло мерцающие пятна чистых цветов — бело-лимонного, светло-голубого и тёмно зелёного — полупроявленной плотью сгущались при вглядывании в них, словно обманчивой вуалью прикрывая фантомное серо-золотистое пространство. Сцена затягивала, заставляя вглядываться в каждую деталь, завораживая своей необычной правдоподобностью. Казалось, художник не вообразил, а доподлинно увидел шествие свиты Млавинка. Страшные духи с длинными и когтистыми звериными пальцами, заострёнными шишковатыми головами и огромными зубастыми ртами имели разные, с портретной, с позволенья сказать, точностью изображённые лица. Узорчатое, филигранно прорисованное убранство повозки сливалось с шитьём расписного кафтана седока в единую вязь мельчайших бисерных форм. Взгляд Ламиссы провалился в распутывание этой игры линий, почти не заметив, как стены комнаты раздвинулись и растворились, изображение расползлось, надвинулось и ожило. Повозка Млавинка действительно ехала на своих маленьких резных колёсиках. Кусок тусклого буро-зелёного неба вклинился между острыми рёбрами обломков скал. Из-за одного из них выглянула голова ещё одного духа с огромными заострёнными ушами. И без того широченный рот растянулся в ехидной улыбке. Сверкнули белки больших, уродливо близко посаженных глаз. А те, что катили повозку, шагали медленно и плавно, но взгляд почему-то беспокойно метался по трепещущим, несмотря на отсутствие ветра, лентам, по длинным рукояткам мечей, по густым складкам одежд. Ламисса шла навстречу повозке, чувствуя пьянящий аромат разряженного воздуха и упругий укатанный песок под ногами.

Млавинк повернул к ней голову, слегка тряхнув бородой, будто сотканной из тысяч отдельных серо песочных нитей. Щёлкнули алмазные чётки в длиннопалой руке. Тяжёлые веки приподнялись, и тяжёлый затуманенный взгляд приковал Ламиссу к месту. Вспыхнули тёмно-вишнёвые зрачки и снова щёлкнули чётки. А рядом уже стоял Тимафт, его брат и другие члены странной компании. Они что-то говорили, но их слова не доходили до сознания Ламиссы. Она была парализована немигающим взглядом вишнёвых зрачков. Раз… два… три — бессмысленно отдавался эхом в мозгу отсчёт щелчков чёток. Кто-то подал ей широкую миску, и она, не задумываясь, отпила из неё. Питьё было густым и немного приторным, но жажда немного отступила. Все остальные тоже по очереди отпили по несколько глотков.

Вперёд выступил маленький кругленький старичок в ветхом синем плаще с седой растрёпанной бородой и редкими зубами.

— Позволь начать, великий! — припал он к краю одежды лунного повелителя, взмахнув фигурным бронзовым жезлом.

Большая, в трёхъярусной шапке голова Млавинка качнулась в едва заметном кивке.

— Снизойдите, лунные силы, на нас! — воодушевлённо начал декламировать старик.

— Снизойдите, лунные силы, на нас! — хором повторили все остальные.

— Из семени лунного бога растёт чудесный гриб. И в полнолуние созревает чудесный гриб! — продолжал вещать старик шепелявым голосом. — Созревает, созревает и неземную силу набирает! Свободу от земных оков дарует гриб Млавинка нурт! Тягость печалей, памяти бремя и все заботы мира прочь отступают от силы лунного гриба. Дар прорицания, дар поэзии и дар музыки — всё, что дано луной и отнято землёй, да пробудит лунный гриб! Слава Млавинку!

— Слава Млавинку! — подхватили все.

— Вкусила ты нурта отвар чудоносный, — обратился старик к Ламиссе, — теперь же вкусила ты с нами кровь растерзанного поэта, и в Лунное Братство дорога почти открыта тебе. Смотри же и слушай. Слава Млавинку!

— Слава Млавинку! — бессознательно прошептали губы Ламиссы в такт общему восклицанию. Страшные головы духов одобрительно закивали, и зубастые рты растянулись в улыбках.

Выбравшись на задний двор, Гембра, руководствуясь скорее интуицией, чем указаниями купца, без особого труда нашла вход в потайное собрание. Ей удалось преодолеть незамеченной все ходы и коридоры, но вход в комнату ритуалов преградила запертая дверь. В узкую щель она едва могла разобрать мечущиеся в танце фигуры и среди них Ламиссу, двигающуюся в вялом полубесчувственном состоянии. Гембра ещё раз в бессильном раздражении подёргала дверь и стала пробираться назад. Надо было найти помощь. Вернувшись в сад, она огляделась. Единственным, что нарушало ночную тишину, были приглушённые пьяные возгласы и кокетливый визг служанок, доносившийся со стороны ближайшего флигеля. Возле него под ветхим деревянным навесом расположилась компания вооружённых людей, по всей вероятности наёмников местных охранных отрядов, служивших обычно при рудниках. Служба эта не была ни доходной, ни почётной, и в число уважаемых гостей наёмники не попали, довольствуясь скромным угощением на заднем дворе. Конечно, проще всего было вернуться в зал и позвать товарищей. Но возвращаться почему-то не хотелось. Гембра чувствовала, что совет купца не привлекать внимания был не лишён оснований. Так что, не имея выбора, пришлось обратиться к сомнительной компании наёмников. Те долго не могли понять, чего от них хотят, усиливая раздражение и без того возбуждённой Гембры своей медлительностью и бестолковостью.

— Подруга, говоришь? — в очередной раз спросил осоловелый голос.

— Ну, если такая красивая, как ты, тогда ещё можно… А если нет, то тогда… ни в коем случае! — пьяные глаза сально подмигнули. Вино из кувшина осторожной прерывистой струйкой полилось в кружку.

— Только быстрее, времени мало! А то они там что-то такое делают… — торопила Гембра, нервно теребя рукоятку меча.

— Э! А чего это она тут раскомандовалась? Наслушались мы уже тут всяких командиров!

— Во-во! Хватит!

— Идти ещё куда-то! Разбираться там, понимаешь…

— Слышь, ребята! Давайте-ка её разложим для начала, а там видно будет.

Это предложение мгновенно оживило всю компанию, и через несколько мгновений Гембре уже пришлось отбиваться от наседающей со всех сторон оравы пьяных наёмников.

Перед глазами у Ламиссы всё плыло. Здесь и там загорались ослепительно яркие пятна красного, зелёного, оранжевого, фиолетового и других цветов, сквозь которые рваным чёрным и белым контуром прорастали очертания с трудом узнаваемых образов. Вся кожа сделалась вдруг настолько чувствительной, что нестерпимо хотелось сорвать с себя всю одежду.

— Сливы цветы, словно белые звуки, на флейтах ветвей распускаемый звук, — начал декламировать стих не то Тимафт, не то его брат — различить их теперь Ламисса была не в состоянии. Каждое слово стиха отзывалось в сознании болезненно яркой вспышкой звучащих образов, неестественно красочных и постоянно перетекающих один в другой. Ветки цветущего дерева действительно обернулись звучащими флейтами, вертлявые желтохвостые птички спустили откуда-то сверху развёрнутый лист пергамента, на котором Ламисса прочла своё имя. Затем, под звуки того же читающего стихи голоса, буквы принялись плясать и сплетаться в иероглифические рисунки и водоворот мельчайших плетёных узоров. Имя Ламиссы растворилось и исчезло в этой пляске линий, а буквы-рисунки стали трёхмерными и началии расти во всех направлениях. «Всё, меня больше нет» — пробилась сквозь сонмы образов вялая мысль. Белая дыра в пергаменте приобрела очертания огромной, медленно плывущей высоко над головой рыбы. Эта рыба несла с собой сильный ветер.

— Раненой мысли дрожащее слово столетий песок не отнял у меня, — снова донёсся голос Тимафта. Ламисса в изнеможении закрыла глаза.

Прислонившись спиной к деревянной опоре навеса, Гембра отчаянно отмахивалась мечом от нападавших — звать на помощь было не в её правилах. Ей уже удалось слегка зацепить одного-двух, но это только ещё больше распалило негодяев. В конце концов, налетев сразу с трёх сторон, им удалось повалить Гембру на землю. Чьё-то колено сильно придавило её руку, держащую меч. Но и в таком положении Гембра не думала сдаваться. Чтобы полностью лишить её возможности сопротивляться, понадобились отчаянные усилия ещё троих солдат. Чьи-то мерзкие пальцы стали шарить по её одежде, ища застёжки. Стиснутая со всех сторон, девушка продолжала биться и извиваться, отгоняя мысль о том, что сделать уже ничего нельзя. Неожиданно сила тяжести прижимающего её к земле солдата стала ослабевать. Вслед за задранной рукой всё его тело потянулось вверх и, поднявшись в воздух, как пушинка отлетело в сторону, открыв взгляду огромную фигуру Велвирта.

— Эй, малый, ты чего… — другой солдат замахнулся было на неожиданного защитника, но тот без труда перехватил его руку на полпути. Кость хрустнула, как щепка и наёмник, согнувшись и прижав к животу сломанную руку, покатился прочь с перекошенным от боли лицом. Третьего, кинувшегося на него с мечом, Велвирт встретил небрежной затрещиной, которой оказалось достаточно, чтобы вояка, отлетев на несколько шагов, упал на спину и больше не шевелился. Гембра вскочила и мгновенным выпадом до половины всадила меч в живот того, кто, ещё не разобравшись в происходящем, продолжал дёргать застёжки на её поясе. Остальные в замешательстве отступили, нестройно бормоча ругательства.

— Вон отсюда, — тихо приказал Велвирт.

В ответ один из солдат выскочил вперёд, намереваясь ударить Велвирта ногой в живот. Гембра на миг отвернулась. Вновь хрустнула сломанная кость. Короткий вскрик — и нападавший застыл на земле в такой вывернутой позе, что лучше было и не смотреть.

— Я сказал, вон отсюда, — повторил Велвирт, делая шаг вперёд.

Мгновенно протрезвевшие противники, побросав оружие, кинулись прочь.

— Ты откуда здесь? — слегка отдышавшись, осторожно спросила Гембра.

— Пустой вопрос. Куда он поехал? — спросил Велвирт, немного помолчав. — Куда он поехал, скажи мне. Я должен знать.

Гембра не отвечала. Несколько минут они молча стояли друг перед другом. Наконец Велвирт повернулся и зашагал прочь.

— Эй, погоди! Слушай… помоги подругу выручить… А там поговорим.

Велвирт обернулся. — Где? — коротко спросил он.

— Там. — Гембра кивнула на проклятый домик с колоннами.

Монах уверенно двинулся вперёд. Гембра с трудом поспевала за ним. Она понимала всю авантюрность своего поведения. «Пусть поможет спасти Ламиссу, а там будь что будет», — думала она, понимая, что от тяжёлого разговора не уйти.

Теперь, в комнатах, следовавших за подземным коридором, сидели какие-то люди, но никто из них не отважился остановить вошедших. Одного, не более чем в четверть силы удара ноги Велвирта в дверь было бы достаточно, чтобы та не только открылась, но и слетела с петель. В тускло освещённой комнате ритуалов продолжалась безумная пляска. Не менее тридцати мужчин и женщин, большинство без одежды, кружились в сомнамбулическом танце, декламируя и распевая бессвязные обрывки стихов и гимнов. Кто-то разбрызгивал по сторонам жидкие краски из деревянных мисок, и их разноцветные разводы причудливо играли на обнажённых телах. Ламисса лежала на каменной плите посреди комнаты, и старик в синем плаще что-то шептал, склонившись над ней, то и дело касаясь жезлом её лба.

— Она? — спросил Велвирт.

— Она!

Монах невозмутимо прошагал в центр действа, словно пушинку подхватил Ламиссу на руки и направился к выходу. Старик проводил его немного удивлённым взглядом. Остальные просто ничего не заметили.

В третий раз за эту нескончаемую ночь Гембра шла по постылому подземному коридору. Теперь тусклый свет ближайших впереди светильников заслонялся широкой спиной Велвирта, несущего её бесчувственную подругу. Теперь она обязана будет ответить на его вопрос. Но ответить — значит предать Сфагама. Ведь речь шла о смертельном поединке. «Это человек из моего мира… Мне его почти что жалко… фигура в чужой игре», — вспомнились ей слова Сфагама. «Хоть бы никогда не кончился этот проклятый коридор!» — подумалось ей.

В саду Велвирт осторожно положил Ламиссу на траву, положил под голову свёрнутый плащ, брошенный кем-то из незадачливых насильников, и смочил лицо водой из фляги. Женщина открыла глаза, но взгляд её был затуманен. Она явно не сознавала, что происходит вокруг неё.

— Куда он поехал? — спросил Велвирт.

— Кто поехал? — безразлично-автоматическим голосом переспросила Ламисса.

— Сфагам.

— Он поехал в Гвернесс. К гробнице Регерта. Это опасно… Ой… — вздохнула она, потянувшись к фляге. Она пила долго, время от времени отрываясь от горлышка и тяжело дыша, а затем вновь припадала вновь.

Велвирт повернулся к стоящей рядом Гембре.

— Мы выручили её, а она, кажется, выручила тебя. Ей надо сделать промывание желудка и, может быть пустить кровь. Есть поменьше, пить побольше. Пару дней отдыха — глядишь, и выйдет эта гадость. Поняла?

Гембра машинально кивнула.

— Ну, а мне пора — дорога длинная. Прощай.

Велвирт быстро зашагал прочь, и вскоре его огромная фигура скрылась в темноте сада. А со стороны дома с факелами уже бежали ребята-охранники, которые, в конце концов, заметили таки неладное.

— Что с ней? Жива? — ещё издали крикнул Тифард.

— Порядок! — иронически ответила Гембра. — Вы, ребята, как всегда, вовремя. Значит, так, двое — готовьте лошадей. Один — в дом за вещами… постой, и воды питьевой прихвати. Остальные — несите её в повозку. Осторожно только! Уматываем отсюда. Повеселились, и хватит. Нечего здесь торчать!

Парни бросились выполнять распоряжения. Гембра ещё некоторое время стояла, бессмысленно вертя в руках оставленную Велвиртом флягу, а затем, зашвырнув её в кусты, зашагала к флигелю, чтобы узнать у прислуги, где находится ближайший постоялый двор.

Глава 30

— Эй, стойте! Стойте же! — в доносившемся сзади срывающимся голосе дребезжали нотки отчаяния.

Сфагам развернул коня. Он давно чувствовал, что кто-то спешит им вдогонку, но говорить об этом не стал.

— Стойте! Стойте!

Молодой парень на хилой полузагнанной лошадёнке, тяжело дыша и хлопая круглыми испуганными глазами, сорвал с головы бесформенную шапчонку, ещё не успев поравняться с остановившимися путниками.

— Я из деревни! — сбиваясь, начал он. — Скорее надо… такое там…

— Что, сгорела деревня твоя? — спросил Олкрин.

— Да нет… Вот когда ты говорил… — он лихорадочно кивнул на Станвирма, — Ну, про колдунов-то. Так вот… Все как с ума сошли… Ну и сжечь решили!

— Кого сжечь? — невозмутимо спросил Сфагам.

— Старуху одну. Колдует она… Все знают. На отшибе она живёт. И внучку её тоже… того.

— А ты что, их родственник? — спросил Олкрин, заметно заражаясь беспокойством.

— Я-то? Да не… Какой там родственник! Но ведь нельзя колдунов убивать — то! Плохо потом будет. Всем плохо будет! Колдун ведь проклятье нашлёт. А главное-то, главное! Рыжий и брат его в управу поскакали. А там если узнают… Накажут тогда! Всю деревню накажут!

— Да, наши законники самосуд не любят, — согласился Сфагам.

— Надо спасти этих женщин! — твёрдо сказал Станвирм, — я же не призывал их ни с кем расправляться. Нельзя же всё так понимать!

— А ты ожидал другого понимания? Вполне обычные выводы из благородных устремлений. Впрочем, я этих людей в чём-то понимаю.

— Поехали скорей, а! Остановить их надо! Тебя они, может, и послушают. А то всем плохо будет. Это я точно чувствую!

— Надо их остановить! Вы с нами?

— Поедем! — воскликнул Олкрин. — Нельзя же так бросить!

— Поедем, пожалуй, разберёмся, — спокойно кивнул Сфагам, — а то, в самом деле, не завидую я вашим, когда чиновник с солдатами из управы приедет.

Станвирм о чем-то коротко переговорил со своими товарищами. Один из них уступил ему своего коня, пересев на осла. Вскочил в седло и Ирсинк. Община последователей Пророка продолжала свой путь, а пятеро всадников, повернув назад, быстро поскакали в сторону недавно покинутой деревни.

— На отшибе они. Напрямки ехать надо. Через лес. Так быстрее будет, — Объяснил деревенский.

Свернув с главной дороги, всадники углубились в лес. Лошади с трудом двигались по узким тропкам. Позади осталось густо затянутое ряской озерцо. За ним — ещё одно и полусгнившие развалины деревянного строения. А из-за деревьев уже слышалось гудение возбуждённых голосов.

Поляна была вся заполнена сельскими жителями, окружившими небольшой, но крепкий и добротно выстроенный домик. Здесь была едва ли не вся деревня, за исключением, быть может, дряхлых стариков. Тут и там поверх голов воздевались зажжённые факелы, испуская в небо змеистые нити чёрной копоти. Маленькая сухонькая старушонка и её внучка — крепкая коренастая девушка лет семнадцати с прямыми зачёсанными назад волосами стояли на пороге дома. Девушка что-то выкрикивала, пытаясь быть услышанной сквозь несущиеся со всех сторон нестройные вопли. Старуха угрюмо молчала, теребя седую прядь. Дюжий молодец уже грубо держал её сзади за плечо.

— Слава богам, не зажгли ещё! — с облегчением выкрикнул деревенский, соскакивая с коня. Остальные тоже спешились и стали пробиваться к центру поляны сквозь плотную людскую массу. Узнав недавних визитёров, крестьяне немного притихли.

— Что вы делаете? Кто сказал вам, что именно они виноваты в ваших бедах? — громко заговорил Станвирм, спеша воспользоваться паузой и завладеть вниманием крестьян.

— А не ты ли говорил, что колдуны несут зло?

— А если не от них вред, то от кого же?

— Давно мы их знаем!

— Они, они вредят! — посыпались со всех сторон озлобленные голоса.

— Послушайте! — продолжал Станвирм, — Если колдун несёт зло, то ему за это отвечать перед Богом. И не уйти ему от ответа! Мы же вправе осуждать, но не вправе судить! Если они служат злу, то Бог накажет их. Если же они не виновны, то Бог накажет вас.

Некоторые из собравшихся смущённо зашепталась между собой, ввергнутые словами Станвирма в сомнения. Но другие, напротив, распалилась ещё больше.

— Бог-то их, может, и накажет, после того. как они нас всех изведут! — пронзительно прокричал какой-то бойкий старичок, тыча кривой клюкой в сторону пленниц.

— От твоего бога милости не дождёшься! — подхватил чей-то молодой голос.

— Уж больно он добрый!

— Выйди, покажись! Я хочу тебе ответить! — Станвирм вытянул свою худую шею, ища глазами автора последней реплики.

Тем временем решительно настроенная часть крестьян, главным образом крепкие рослые мужики и галдящие за их спинами крикливые жёны, стала сжимать кольцо, тесня Станвирма и стоявшего рядом с ним Ирсинка к дому. Брошенный кем-то из дальних рядов факел описал над головами плавную дугу и приземлился у ног старухи. Та, встрепенувшись, стала отчаянно затаптывать огонь, но карауливший сзади мужик оттащил её назад. Старуха заизвивалась в его крепких негнущихся руках, вырываясь с неестественной силой.

— Ну, ладно. Будем считать, что мирный разговор почти закончился, — тихо сказал Сфагам Олкрину. — Пошли.