15 ЯНВАРЯ 1987.
 
       Возлюбленный Мастер,
 
       Потом просила женщина:
       «Скажи нам о Радости и Печали».
       И он ответил:
       «Ваша радость — это ваша печаль без маски. Тот источник, из которого доносится ваш смех, часто бывал полон вашими слезами.
       А разве бывает иначе?
       Чем глубже печаль проникает в ваше естество, тем большую радость вы можете вместить.
       Разве чаша, что хранит ваше вино, не была обожжена в печи гончара?
       И разве лютня, что утешает ваш дух, не была вырезана из дерева ножом?
       Когда вы радуетесь, вглядитесь в глубину своего сердца, и увидите, что ныне вы радуетесь именно тому, что прежде печалило вас.
       Когда вы печалитесь, снова вглядитесь в свое сердце, и увидите, что воистину вы плачете о том, что было вашей отрадой.
       Некоторые из вас говорят: «Радость сильнее печали», — а другие говорят: «Нет, печаль сильнее».
       Но я говорю вам: они нераздельны.
       Вместе они приходят, и, когда одна из них сидит с вами за столом, помните, что другая спит в вашей постели. Истинно, вы как чаши весов колеблетесь между своей печалью и радостью.
       Лишь когда вы пусты, вы в покое и уравновешены. Когда же хранитель сокровищ возьмет вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, ваша радость или печаль непременно поднимется или опустится».
 
      Халиль Джебран иногда, почти касается центра вашего существа, а иногда он совершенно упускает цель. И те, кто понимает только поэзию, не смогут отличить — когда он на залитых солнцем вершинах, а когда он, совсем как вы, во тьме долин.
      Да, даже когда он с вами во тьме долин, он великий поэт. Он способен изрекать слова, которые звучат очень глубоко. Но они абсолютно пусты. Сегодняшние изречения относятся к этой категории — прекрасная поэзия, но крайне бессодержательная.
      Мои комментарии на Халиля Джебрана положат начало новому типу комментариев. Есть почти одна тысяча комментариев на Шримад Бхагавад-Гиту, священное писание индусов. Все они отличаются друг от друга. То же и в случае с другими писаниями — вроде Брахмасутр Бадараяны. Их комментировали столетиями.
      Но во всем мире нет ни одного комментария, обнаружившего неправильные или поверхностные изречения. Все это комментарии последователей, а последователи всегда слепы. Они считают, что все написанное в Шримад Бхагавад-Гите обязано быть правильным.
      Поэтому я и говорю, что это начало нового способа комментировать. Я не следую никому. Когда я вижу истину, я готов умереть за нее. Не имеет значения, от кого она исходит — от Райдаса, башмачника или Бадараяны, великого пророка, быть может, величайшего индуиста, который нес в себе некую истину; но если я увижу, что сказанное поверхностно, я не буду скрывать это от вас. И если я увижу нечто фальшивое, я обязательно разоблачу это перед вами.
      Все прежние комментарии фальшивы в некотором роде. Все считается правильным — по-видимому, действует идея: «Как может Бадараяна ошибаться?». Поэтому комментаторы старались манипулировать словами, придавать им новые значения, новые оттенки, — просто отстаивая ту идею, что Бадараяна неизменно прав.
      Я не могу делать так. Я могу согласиться с каждым, если истина есть, и я буду противоречить любому в противном случае. Невзирая на древность и невзирая на почтение, я все-таки не соглашусь, так как, по-моему, вопрос не в человеке, который написал книгу. Вопрос в том, чтобы всегда быть с истиной и никогда не допускать неправды из преданности.
      Халиль Джебран не может быть последовательным, ведь он великий поэт — но только поэт; он не мистик. Он не видел реальности во всей ее полноте. У него не было переживания себя, своей собственной индивидуальности.
      Но он маг во всем, что касается слов. Даже в этих изречениях его магия глубока; однако смысл упускается.
       Потом просила женщина: «Скажи нам о Радости и Печали». И он ответил: «Ваша радость— это ваша печаль без маски. Тот источник, из которого доносится ваш смех, часто бывал полон вашими слезами».
      Красота слов, выразительность поэзии, но нет глубины смысла. Это изречение верно лишь для тех, кто крепко спит и бессознателен. Утверждение не истинно; оно просто демонстрирует вашу сонливость, вашу бессознательность.
      Что касается бессознательного человека, то его радость — не что иное, как его печаль без маски, поскольку бессознательный человек живет в противоречиях. Его радость и его печаль — лишь две стороны одной медали. Его смех и его слезы внутренне не различны, они исходят из одного и того же источника...
      Я вам приведу одно из самых значительных изречений Фридриха Ницше... а в этот момент хорошо вспомнить Фридриха Ницше, поскольку Халиль Джебран испытал влияние Фридриха Ницше больше, чем чье-либо еще. Фактически, он написал книгу «Пророк» под влиянием книги Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра».
      В «Заратустре» Фридрих Ницше говорит: «Я смеюсь из-за страха, что если не буду смеяться, то начну плакать. Мой смех — это только способ скрыть мои слезы».
      Вы замечали, что очень толстые люди кажутся всегда более улыбчивыми, счастливыми, радостными? С чего бы это? — ведь толщина не может создать радость. Истинная причина в том, что толстый человек становится все более и более безобразным, и его глаза полны слез. Он знает о своем безобразии, ему известно, что он упустил шанс быть прекрасным. Чтобы скрыть этот факт, он больше улыбается, больше смеется, кажется всегда радостным. Он может и не осознавать этого феномена, потому что чем бы ни занимались бессознательные люди, им не дано знать, почему они ведут себя так.
      Просто чтобы подчеркнуть этот факт, я хотел бы напомнить вам, что у евреев — лучшие и самые замечательные шутки в мире. А это те люди, которые пострадали больше всех. Я разыскивал годами хоть одну индийскую шутку, но не преуспел в этом; все шутки заимствованы откуда-нибудь еще. Их источники не в Индии. Большинство из них приходит от евреев.
      Это выглядит очень странно: раса, которая страдала так сильно почти четыре тысячи лет, подвергалась мучению всеми возможными способами, жила без родины, миллионы были убиты, зарезаны... и, тем не менее, у них самые утонченные шутки. Психологическая причина в том, что они хотят скрыть свои раны. Они хотят забыть свое несчастье, свою муку.
      Я слышал рассказ одного из моих саньясинов, который был в концентрационном лагере Адольфа Гитлера в Германии. Война окончилась, он выжил просто случайно. Он рассказывал мне... — он не еврей, но когда миллионы людей сжигаются в газовых камерах, кому какое дело, кто вы? Он проживал с еврейской семьей, и его тоже схватили. Он отрицал, что он еврей, но кто мог услышать?
      Он рассказывал мне: «Самый странный феномен я увидел в концентрационном лагере, где были тысячи евреев, — подавленные, униженные такими жуткими способами, каких до этого никогда не бывало. Сначала все их имущество обязательно отбиралось; даже наручные часы не позволяли оставить. Отбирали одежду. Они вынуждены были стоять голыми — мужчины, женщины и дети — в длинных очередях для медицинского обследования, стоять часами. Однако они острили и смеялись. Они шутили друг с другом».
      Они знали, что пришло их время умирать. Завтрашний день никогда не был более неопределенным. Даже когда они входили в газовые камеры... а они знали, что каждый, кто вступал в те камеры, уже никогда не возвращается. Они уже видели тысячи людей, входящих в газовую камеру, и через минуты трубы газовой камеры выпускали дым. Так быстро технология убивала всех тех людей.
      За пять минут перед входом в ту камеру они знали, что в последний раз видят прекрасный мир, деревья, цветы, людей, своих детей, свою жену, мать, старого отца, — и тем не менее, они шутили.
      Он был озадачен. Он был не в силах понять, ведь он индус. Он приехал в Германию учиться. Совершенно случайно богатая еврейская семья проявила интерес к нему; он был гениальным человеком — и они попросили его: «Не останавливайтесь ни у кого другого. Будьте нашим гостем». Там его и схватили.
      Но больше, чем газовая камера, концлагерь и всевозможные унижения, его озадачило другое: «Что же, в конце концов, за люди эти евреи? Как можно смеяться в такое время?»
      Индия не имеет своих собственных шуток по определенной причине. Она никогда не страдала так, как страдали евреи. Есть еще одна причина — ее религия учит принимать страдание как наказание от Бога за злые действия в прошлом.
      «Будьте терпеливы, примите это — и вы будете хорошо вознаграждены после смерти».
      Но у евреев нет никакого «после смерти». Это единственная жизнь, известная им. Это единственные люди, единственные деревья, единственные солнце и луна, известные им. И они постоянно подвергались мучению.
      Сначала их мучили в Египте как невольников. Моисея следует признать одним из величайших революционеров мира: он призвал их к восстанию. Это было очень трудно, ведь они уже привыкли к страданию. Вы видели все те великие пирамиды? Их создали не египтяне — да, они были созданы для египетских королей и королев, но их создали еврейские невольники.
      Современная наука не в состоянии понять, как такие громадные каменные блоки — даже сегодня у нас нет таких кранов — были водружены на вершину высоко стоящей пирамиды. Как же египтяне управлялись четыре тысячи лет тому назад? Честь эта не принадлежит египтянам. Напротив, те пирамиды стоят как осуждение египетским королям и королевам. Это их могилы, но прежде чем могила для короля или королевы была готова, умирали тысячи евреев — сооружая могилу, пирамиду.
      Египетские солдаты шли следом, когда евреи переносили те огромные камни на своих плечах. А ноша была такой, что многие гибли под ней, раздавленные камнем, валуном. Мертвое тело отбрасывали на обочину дороги, и другой еврей занимал место, чтобы нести камень. Даже если тысяча жизней требовалась, чтобы водрузить камень на вершину пирамиды, — колебаний не было. А по обеим сторонам египетские солдаты непрерывно били людей: «Лентяй! Не из-за тяжелого валуна ты так неповоротлив, ты просто ленив!» Многим пришлось умереть от побоев. С ними обращались гораздо хуже, чем когда-либо обращались даже с животными.
      И в такие времена Моисею кое-как удалось убедить их: «Вы Богом избранные люди, и я пришел освободить вас». Я знаю, это была фикция, но она, конечно же, была необходима, ведь те евреи уже полностью лишились человеческого достоинства. Кто-нибудь должен был убедить их: «Вы — человеческие существа; и не только человеческие существа, но самые высокие человеческие существа, истинные избранники Божьи. Следуйте за мной из Египта, и я покажу вам, что Бог подготовил для вас прекрасную землю, Израиль».
      Все это было чудесным вымыслом. Но это сработало, евреи ушли из Египта. Израиля не было нигде. Сорок лет они скитались по Среднему Востоку в огромной пустыне, без пищи, без воды — как нищие, спрашивая снова и снова: «Где же Израиль? И сколько еще ждать?»
      Я думаю, что было так: разочарованный и усталый Моисей, в конце концов, указал им место, к которому у него хватило сил довести их, — «Вот Израиль». Там была бесплодная земля. За те сорок лет почти девяносто процентов первых людей, которые оставили Египет, умерли. Сорок лет — немалый срок. А когда вы страдаете, он становится еще дольше.
      Время очень растяжимо. Когда вы счастливы, оно течет быстро: вы сидите со своим другом несколько часов, а кажется, прошли только минуты. Но когда голод, жажда, вокруг пустыня, и насколько видит человеческий глаз — никакого Эдемского Сада... не было сомнений, что этих людей ожидает гибель.
      Когда Моисей добрался до места, которое он назвал Израилем, его окружали почти сплошь новые люди, которые родились в пути; был огромный разрыв. Разрыв поколений, о котором вы говорите сегодня, впервые ощутил Моисей и его люди. У тех новых людей не было понятия, кто этот парень Моисей, и не было возможности взаимопонимания.
      Потому Моисею пришлось оставить землю и новое поколение под предлогом: «Я собираюсь разыскать одно из наших племен, которое сбилось с пути где-то в пустыне». Это была правда: одно племя евреев сбилось с пути и достигло Кашмира — а Кашмир больше походит на Божий сад, чем Израиль. Поэтому они и осели там, полагая, что это они уже достигли цели, а все другие сбились с пути в пустыне.
      Моисей обнаружил их под самый конец своей жизни. Он умер в Кашмире. Я побывал на его могиле... потому что в Индии есть только две могилы — одна Моисея, а другая Иисуса, — на которых древнееврейские надписи. И обе могилы в одном месте, в Пахалгаме в Кашмире. Слово Пахалгамозначает «деревня пастуха». Ведь Иисус обычно говорил: «Я пастух, а вы овцы. Следуйте за мной: я провожу вас к вашему истинному дому, к вашей истинной земле».
       Пахалгампо-кашмирски значит «деревня пастуха». Удивительно, что Моисею и Иисусу пришлось умереть в Индии, где нет евреев. Оба были евреями. Помните, Иисус никогда не слышал слова «христианин». Он никогда не знал, что будет известен как «Иисус Христос», ведь в древнееврейском нет такого слова, как «Христос». Он обычно называл себя «мессия». Христос— это греческий перевод слова мессия.И, разумеется, его последователи стали известны как христиане. Так или иначе, Иисус родился евреем, жил евреем, умер евреем. Два великих еврея... Удивительные тайны сущего должны были прийти на землю, где не было других евреев. И это было хорошо — иначе их бы обязательно распяли.
      Евреи не могли простить Моисею, что он обманул их, — несмотря на то, что этот человек освободил их от долгого-долгого рабства. Но он остановился в плохом месте, а потом сбежал. Видя, чем закончились эти сорок лет... и, естественно, он был так измучен.
      Они не смогли простить также и Иисусу, ведь это во имя его было основано величайшее и богатейшее предприятие — христианство. Как же могут евреи простить? Их собственный сын основал величайшее учреждение, и оно в чужих руках.
      С того времени евреи в беде. Израиль окружен сейчас мусульманами. Четырнадцатью столетиями раньше он был окружен разбойниками, единственным занятием которых было убивать и грабить, потому что земля не приносила никакого пропитания. Караваны, проходящие через пустыню, подвергались грабежам, убийствам — это было единственное занятие людей пустыни. Сначала они мучили евреев, как только могли, а потом пришли мусульмане. Мохаммед дал тем же самым кочевникам исламскую религию.
      После Мохаммеда Израиль оказался в окружении. Небольшой островок в огромном океане мусульман. Они подвергались мучениям — их так терзали, что, в конце концов, прогнали с собственной земли и даже изменили название Израиля. До 1947 года он назывался Палестиной, это была мусульманская страна.
      И вот самым отвратительным политикам Америки и Британии после Второй мировой войны удалось, оккупировав Палестину, возвратить евреям их землю. Евреи подумали, что это христианское великодушие, — это было не так. Истина в том... хотя никто не высказывает этого, — истина в том, что американские политики снова поставили их в ту же ситуацию, и мусульмане непрерывно будут притеснять их. Израиль не сможет существовать.
      Теперь это становится проблемой престижа. Они вложили все свои деньги в Израиль, они приходят со всего мира жить на своей родной земле, а мусульмане заставляют их возвращаться: «Это не ваша страна». Американская хитрость никогда не достигала такой высоты. Таким милым способом они уговорили евреев, которые и сами просили: «Нам нужна земля, наша собственная страна». Теперь они зависят от Америки; Израиль — не суверенная страна, и никогда не сможет ею быть. Если Америка перестанет снабжать их оружием, на другой же день они будут перебиты. Так что это хорошая сделка и хорошая политика. Америка избавилась от своих собственных евреев. Это фанатичный христианский ум, но они нашли очень ловкий способ избавляться от евреев, не убивая их.
      Адольф Гитлер убил шесть миллионов евреев, но он был, по крайней мере, откровенным. Америка ставит всех евреев на грядущие века в положение непрерывного пребывания в газовой камере. И в любой день Америка может решить: «Мы больше не можем разбазаривать оружие, мы помогли достаточно». А они не помогают задаром — американские евреи платят. Они — величайшие покупатели всего старого, негодного оружия, которое не нужно Америке. Его продают евреям, и те будут оставаться в постоянной нужде, и в постоянной паранойе.
      И все же до сих пор они смеются лучше всех. Они продолжают находить замечательные шутки. Психология проста: все их существо наполнено слезами, и они не хотят выставлять этого перед миром. Любого предлога посмеяться им достаточно. Вот поэтому-то я и говорю, что утверждение Халиля Джебрана — поверхностно.
      Это противоречие между смехом и слезами, между радостью и печалью — просто часть ума. Ум не может жить без противоречий.
      Но Халиль Джебран не знает ничего за пределами ума. Время от времени у него бывают проблески сердца, но это — лишь остановка в середине пути. Это не ваша подлинная сущность. Разумеется, это лучше, чем ум, но не обманывайтесь этим, ведь это тоже часть того же самого тела, что и ум. И ваш ум, и ваше сердце умрут со смертью тела.
      Найдите то, что не собирается умирать, — тогда вы будете знать, что противоречия нет. Когда улыбается Гаутама Будда, он не скрывает слезы. Фактически, если Гаутама Будда плачет, льет слезы, вы найдете в тех слезах тот же смех, ту же улыбку, то же благоухание. Они не от печали; они появляются от переполняющей радости.
      Смех — это радость, и слезы — тоже радость для человека, познавшего запредельное, для человека, который просветлен.
       А разве бывает иначе?Халиль Джебран спрашивает: «Это бывает единственным способом. Как еще это может быть?»
       Чем глубже печаль проникает в ваше естество, тем большую радость вы можете вместить.
      Это абсурд, абсолютно неверно.
      Халиль Джебран всю свою жизнь прожил в Америке. Хотя он родился в Ливане, но жил в Америке. В этом одно из исторических бедствий, что только Восток знает тайну медитации; Запад не понимает ее.
      Если бы Халиль Джебран был на Востоке, он бы обязательно коснулся тех же высот сознания, что и Лао-цзы или Бодхидхарма. А ведь он более ясно выражал свои мысли, чем Гаутама Будда или Махавира. Если бы он соприкоснулся со всеми теми высотами и оставался на них, он бы обязательно стал величайшим человеком на земле, потому что ни у Гаутамы Будды, ни у кого-либо другого нет такой поэзии. Но они знают истину.
      Он говорит: А разве бывает иначе?Бывало!
      Я говорю вам: и может быть! И это может быть с каждым, кто готов искать и исследовать. Это не вопрос поэзии. Поэзия — талант, так же как талантом является живопись или скульптура. Но знать себя — вот ваше основное право, единственное основное право, которому не в силах воспрепятствовать никакое правительство, никакая атомная энергия, никакое ядерное оружие. Они могут уничтожить вас, но им не разрушить ваше запредельное. Ваше запредельное — часть единого сущего, и здесь никогда не бывает противоречия. Слова Гаутамы Будды гласят: «Возьмите воду из океана где угодно,и вкус будет одним и тем же, всегда одним и тем же».
      Из-за того, что Халилю Джебрану ничего не известно о медитации, он полагает, что чем глубже печаль проникает в ваше естество, тем большую радость вы можете вместить.Если вы не осознаете возможностей медитации, вам будет трудно не согласиться с ним. Но я не согласен в этом пункте, и не согласен совершенно. Здесь не может быть никакого компромисса или обсуждений — он ошибается. Он не знает, что в вашем существе есть место, которого нельзя достичь через углубление вашей печали, но которое достигается молчанием вашего ума, наполнением вашего сердца любовью.
      Тогда только — в этой тишине, в этой наполненной любовью тишине, — распускаются цветы вечной радости, жизни, красоты. Вы достигаете реализации своего потенциала. Тогда вам не страшна Хиросима или Нагасаки, вам не страшны газовые камеры Адольфа Гитлера, вам не страшно ядерное оружие Рональда Рейгана. Потому что они могут отобрать только то, что не является вашим.
      Они не могут уничтожить того, что действительно ваше. Ваше тело, ум, ваше сердце — все было дано вам вашими родителями, другими телами. То, что не дано родителями, — это ваше существо, у которого есть своя собственная история пребывания во многих телах, обладания многими умами и многими сердцами и которое будет иметь свою собственную историю. Даже если эту планету уничтожат те идиоты, которые находятся у власти, ваше существо будет на какой-то другой планете.
      Во вселенной пятьдесят тысяч планет, где существует жизнь.
      Человек медитации абсолютно бесстрашен.
       Разве чаша, что хранит ваше вино, не была обожжена в печи гончара?
      Прекрасные слова. Больно критиковать Халиля Джебрана, но я беспомощен. Вы видите заблуждение? Он говорит: Разве чаша, что хранит ваше вино, не была обожжена в печи гончара? Чаша былаобожжена в печи гончара, не вы. Как же это способна печаль чаши, обжигаемой в печи гончара, создавать в вас глубину, которая сможет вместить радость?
       Выдолжны быть обожжены в печи гончара, не чаша. Какая здесь связь? Чашу можно разбить — вы не будете разбиты. Чашу можно выбросить — вы не будете выброшены. Вы не чаша. Странно, что вы пытаетесь достичь радости через страдание и боль чаши!
      Никто не хочет идти через огонь, а медитация — это, несомненно, прохождение через огонь, потому что он должен сжечь мусор, которым заполнена ваша голова. Он должен будет очистить ваше сердце, за которое вы цепляетесь, как за сокровище. Он должен будет обнажить вас, ведь одежда, которую вы носите, не что иное, как ваша боль и страдание, тревога и мука.
      В огне медитации все, что не является вашей подлинной реальностью, все заимствованное будет сожжено. Тогда то, что останется, и есть самое существенное, бессмертное: даже смерть не в силах уничтожить это. Но никто не хочет идти через огонь.
      Мне вспомнилось кое-что, что полицейский комиссар должен знать. Индуистская реинкарнация Бога, - Рама, сражался против своего врага Раманы, потому что Рамана похитил его прекрасную жену Ситу и держал ее в заключении в прекрасном саду.
      Он не поступал с ней дурно. Со всем подобающим уважением все ее нужды исполнялись, с ней обращались как с королевой — она былакоролевой. Борьба шла с Рамой, не с Ситой.
      После трех лет беспрерывной войны Рама победил врага, Сита была освобождена... и вы сталкиваетесь с одной из самых безобразных сцен в индуистских писаниях. Потому что первый вопрос, заданный Рамой, — это вопрос, который будет задавать каждый самец-шовинист: «Ты чиста по-прежнему? А если ты чиста, то должна будешь пройти испытание огнем. Тебе, придется идти сквозь огонь, и если ты выйдешь живой из огня, я приму тебя. Если же ты не выйдешь живой, то нет и речи о принятии».
      Но, я говорю, это одна из безобразнейших сцен в этом самом любимом индуистском писании, Рамаяне, истории Рамы, — ведь он спрашивает о чистоте Ситы; он не дает никакого доказательства своейчистоты. А это хорошо известный факт: женщине очень легко оставаться целомудренной, потому что у нее каждый месяц бывает периодическое освобождение сексуальной энергии. Однако мужчина в затруднении, он не располагает такого же рода освобождением. Его сексуальная энергия продолжает накапливаться и становится все более и более обременительной. Она должна быть высвобождена.
      Если бы он был на самом деле человеком понимания... Индуисты считают его воплощением Бога. Я говорю, что, если бы он был только человеком понимания,он бы обязательно последовал за Ситой, рука об руку через огонь, чтобы предоставить ей доказательство своей чистоты.
      Но это шовинистическое общество самцов, и все ваши религии - шовинистические, они созданы самцами, и там господствуют самцы. А невинная Сита даже не спрашивает: «А как же ты? Так же как я была три года вдали от тебя, ты был три года вдали от меня. Мы в одинаковом положении. Фактически, я находилась в заключении, и человек, державший меня в заключении, твой враг, — один из самых ученых людей, известных Индии.