Если вы преуспеваете, ваше эго увеличивается — и это опасно, поскольку в этом случае вам придется убирать с дороги огромный валун, преграждающий путь. Если же эго маленькое, если вы не добились успеха и оказались неудачником, тогда ваше эго превращается в рану. Оно причиняет вам боль, порождает комплекс неполноценности — то есть тоже оказывается проблемой. Вы постоянно боитесь чем-либо заняться, даже медитацией, поскольку знаете, что вы — неудачник, что вы потерпите неудачу, — эта мысль овладевает вашим умом. Повсюду вы терпели неудачу, а медитация настолько огромна… вы ни за что не сможете добиться успеха.
Если вы входите в медитацию с этой мыслью — с мыслью о том, что неудача неизбежна, что такова ваша судьба, ваш рок, — тогда, конечно, успеха вам не добиться. Итак, если эго большое, оно мешает, а если эго маленькое, оно превращается в рану, которая тоже мешает. В любом случае эго оказывается проблемой.
Любой ребенок, находясь в чреве матери, испытывает несказанное блаженство. Он, разумеется, этого не осознает, ничего об этом не знает. Он настолько един со своим блаженством, что для осознания не остается места. Блаженство — его сущность, между познающим и познаваемым нет никакого разграничения. Поэтому ребенок и не осознает того, что он испытывает блаженство. Вы начинаете осознавать что-то лишь тогда, когда это утратили.
Таков уж порядок вещей. Очень трудно познать что-либо, не утратив его, потому что если вы не утратили его, вы образуете с ним единое целое. Никакого промежутка нет: наблюдающий и наблюдаемое — едины, познаваемое и познающий — едины.
Любой ребенок пребывает в несказанно блаженном состоянии. Это подтвердят и психологи. Они считают, что весь религиозный поиск есть не что иное, как способ возвращения в чрево матери. Они используют это предположение для критики религии, но для меня это вовсе не предположение, а истинное утверждение. Да, путь к религии есть путь к чреву матери. Поиск религии — это попытка превратить все бытие в чрево матери.
Ребенок в чреве матери пребывает в абсолютной сонастроенности с ней. Ребенок всегда с ней сонастроен. Ребенок не знает того, что он отделен от матери. Если мать здорова — здоров и ребенок; если мать больна — болен и ребенок. Если мать печальна — печален и ребенок; если мать счастлива — счастлив и ребенок. Если мать танцует — танцует и ребенок; если мать сидит молча — молчит и ребенок. У ребенка еще нет своих собственных границ. Он испытывает чистейшее блаженство, но вынужден его утратить.
Ребенок рождается — и его внезапно выбрасывают из центра. Внезапно его вырывают с корнями из почвы, из матери. Он утрачивает свою уютную обитель, он не знает, кто он такой. Когда он был един со своей матерью, знать об этом не было нужды. В этом не было нужды — он был всем, не надо было ничего знать, никакого разделения не существовало. Никакого «ты» не существовало, поэтому не существовало и никакого «я». Реальность была неделимой. Это была адвайта — чистая адвайта, чистая не-двойственность.
Но как только ребенок появляется на свет, пуповина перерезается, и он начинает дышать самостоятельно, его пронизывает желание: узнать, кто он такой. Это вполне естественно. Отныне он начинает осознавать свои границы — свое тело, свои потребности. Иногда он счастлив, иногда — несчастлив; иногда он доволен, иногда — недоволен; иногда он голоден и плачет, а матери нигде не видно; иногда он припадает к материнской груди и вновь наслаждается единством со своей матерью. Теперь у него бывают свои капризы, свое настроение, и постепенно он начинает ощущать разобщение. Произошел развод, брак расторгнут.
Он был женат на своей матери, отныне он навсегда разобщен с ней. Теперь он должен понять: кто же он такой. На протяжении всей своей жизни человек пытается понять: кто он такой. Этот вопрос — самый существенный.
Сначала ребенок осознает «мое» («mine»), затем «мне» («me»), затем «ты» («you»), затем — «я» («I»). Вот как это происходит. Этот процесс протекает именно так, именно в этой последовательности. Сначала ребенок осознает «мое». Понаблюдайте за этим, ведь таково и ваше устройство, такова структура вашего эго. Сначала ребенок осознает «мое»: эта игрушка — моя, эта мама — моя. В нем возникает чувство собственника. Первым появляется собственник; собственность лежит в самой основе. Поэтому все религии говорят: откажитесь от собственности, ибо с собственностью начинается ад.
Понаблюдайте за маленькими детьми: какие они завистливые, какие собственники, каждый пытается стащить что-нибудь у другого, а свои игрушки никому не дает. Вы увидите невероятно агрессивных детей, совершенно равнодушных к желанию других. Если ребенок играет со своей игрушкой и к нему подходит другой, то в этот момент вы увидите Адольфа Гитлера, Чингисхана или Надир-шаха. Он вцепится в свои игрушки, он будет отбиваться, будет драться. Это территориальный вопрос, вопрос господства.
Сначала появляется стяжательство; этот яд — основной. Ребенок начинает говорить: «Это — мое».
Как только появилось «мое», вы становитесь соперником каждого. Как только появилось «мое», ваша жизнь становится жизнью соперничества, борьбы, конфликтов, насилия, агрессии.
Следующий шаг после «мое» — «мне». После того, как вы что-то объявили своим, как результат этого решения у вас возникает мысль, что отныне вы стали центром своей собственности. Собственность становится вашей территорией, благодаря ней рождается новая мысль: «мне».
Как только «мне» обосновалось в вас, вы начинаете ясно видеть, что у вас есть граница, и те, кто находится по другую сторону границы, — это «ты». Очертания другого становятся отчетливыми, и ваше окружение начинает распадаться на части.
Вселенная едина, она — единое целое. Нет ничего отдельного. Все связано со всем, все находится в потрясающей взаимосвязи.
Вы связаны с землей, вы связаны с деревьями, со звездами; звезды связаны с вами, звезды связаны с деревьями, реками, горами. Все взаимосвязано. Нет ничего обособленного, ничто не может существовать обособленно. Обособление невозможно.
Вы постоянно дышите — вдыхаете, выдыхаете — мост с бытием есть всегда. Вы едите, бытие входит в вас; вы испражняетесь, оно превращается в удобрение — яблоко на дереве станет завтра частью вашего тела, а часть вашего тела выйдет наружу и станет удобрением, пищей для дерева… постоянный взаимообмен. Он не прекращается ни на мгновение. Когда он прекращается, вы умираете.
Что такое смерть? Смерть — это обособление. Пребывать вместе с единым целым — значит быть живым, оказаться вне единого — значит умереть. Поэтому, чем чаще вы думаете: «Я отделен», тем менее чувствительным вы становитесь, более мертвым, медлительным, отупевшим. Чем больше вы ощущаете свою связь, тем в большей степени существование целого становится вашей частью, и тем больше вы становитесь частью целого. Как только вы поймете, что мы — часть друг друга, ваше видение мира внезапно изменится. И вот эти деревья уже не чужие, они постоянно готовят для вас пищу. Вдыхая, вы вбираете в себя кислород, выдыхая, выводите наружу углекислый газ; деревья вдыхают углекислый газ, а выдыхают кислород — существует непрерывное общение. Мы настроены друг на друга. Реальность — это единое целое, но придерживаясь идей «мне», «ты», мы выпадаем из реальности. И как только в нас укореняется неправильное представление, все наше видение мира переворачивается вверх дном…
Итак: «мне», затем «ты», а затем в результате рефлексии возникает — «я». «Я» — это самая тонкая, самая кристаллизованная форма собственности. Как только вы произнесли «я», вы совершили святотатство. Как только вы сказали «я», вы отлучили себя от бытия — впрочем, не на самом деле, ведь иначе бы вы умерли; но в своих мыслях вы полностью отлучены от реальности. Теперь вы обречены на непрерывную борьбу с реальностью. Вы будете сражаться со своими собственными корнями. Вы будете воевать с самим собою.
Поэтому-то Будда и говорит: «Будь как щепка в потоке». Вы станете щепкой в потоке лишь в том случае, если отбросите мысль о своем «я» — в противном случае вы ею не станете, борьба будет продолжаться. Вот почему вам трудно начать медитировать. Если я попрошу вас просто молча сидеть, вы не сможете этого сделать — такой простой вещи. Вы, вероятно, подумаете, что такой простой вещи не нужно и учить, достаточно просто сидеть и быть. Но просто сидеть вы не сможете, потому что ваше «я» не позволит вам расслабиться ни на мгновение. Ведь если бы вам удалось расслабиться хотя бы на мгновение, вы смогли бы увидеть реальность. Как только реальность будет вами опознана, «я» придется отбросить. Оно не сможет существовать дальше. Вот почему «я» не дает вам ни минуты покоя. Даже если вы отправились в горы или на курорт, «я» и там не даст вам ни дня отдыха. Вы слушаете радио, смотрите телевизор, вспоминаете свои проблемы и все время остаетесь занятым. Вы приехали сюда, чтобы отдохнуть, но продолжаете жить точно так же, как жили раньше. Вы не отдыхаете.
«Я» не способно расслабиться. Оно существует благодаря напряжению. Оно создает новое напряжение, создает новые заботы; оно постоянно изобретает новые проблемы, оно не позволяет вам отдыхать. Одна-единственная минута отдыха, и все здание «я» начинает рушиться — ведь реальность так прекрасна, а «я» так уродливо.
Человек продолжает вести ненужную борьбу. Вы сражаетесь за то, что и так случится само собой. Вы ведете ненужную борьбу. Вы страстно желаете того, что будет вашим, когда вы перестанете желать. Желая, вы утрачиваете.
Вот почему Будда говорит: «Плыви вместе с потоком. Пусть он вынесет тебя в океан».
«Мое», «мне», «ты», «я» — ловушки. Эти ловушки вызывают страдание, неврозы, помешательство.
Сложность заключается в том, что ребенок должен пройти через все. Должен потому, что он пока не знает, кто он такой, и испытывает потребность быть личностью, — пусть даже неподлинной личностью, но и это лучше, чем отсутствие личности. Он хочет быть какой-нибудь личностью. Он хочет знать — кто же он такой, и потому создается фальшивый центр. «Я» не может быть вашим подлинным центром. Это фальшивый, утилитарный, вспомогательный центр, творение ваших собственных рук. С подлинным центром он не имеет ничего общего.
Ваш подлинный центр — это центр всего. Ваша подлинная сердцевина (self) — это сердцевина всего. В этом центре все существующее едино — как едины все лучи в источнике света. Чем дальше удаляются они от источника, тем дальше удаляются друг от друга.
Ваш подлинный центр — это не только ваш центр, это центр всего. Но мы создали свои собственные крохотные центры, творения наших собственных рук. Это необходимо… потому что ребенок рождается, не имея никаких границ, никакого представления о том, кто он такой. Это жизненно необходимо, ведь иначе он не выживет. Ему нужно дать имя, ему нужно дать представление о том, кто он такой. Это представление, разумеется, приходит извне: один говорит, что вы красивы, другой — что умны, третий — что энергичны. Вы накапливаете мнения людей о себе.
Из всего того, что говорят о вас, вы составляете определенный образ. Вы не заглядываете внутрь себя, не видите свою самобытность. Этот образ извне обязательно будет неподлинным, ибо никто из людей не может знать, кто вы такой, и никто не может вам этого сказать. Ваша сокровенная реальность не доступна ни для кого, кроме вас. В вашу сокровенную реальность не может проникнуть никто, кроме вас. Только вы можете там оказаться.
В тот день, когда вы поймете, что ваша личность неподлинна, что она составлена из отдельных частей, что вы просто собрали мнения разных людей… тогда поразмышляйте об этом; просто сядьте и молча поразмышляйте о том, кто вы такой. Множество мыслей придет вам на ум. Продолжайте наблюдать, откуда они приходят, и вы сумеете обнаружить их источник. От восьмидесяти до девяноста процентов приходит от вашей матери. Что-то приходит от отца, что-то от школьных учителей, что-то от ваших друзей, что-то от общества. Просто наблюдайте и вы сможете определить, откуда что приходит. От вас не приходит ничего, даже одного процента. Что же это за личность, в которую вы совершенно ничего не вложили? А ведь на самом деле, вы — единственный человек, который мог бы вложить все сто процентов.
В тот день, когда вы это поймете, религия обретет для вас свой смысл. В тот день, когда вы это поймете, вы начнете искать какую-нибудь технику, какой-нибудь метод для проникновения в свою сущность. А как можно точно, реально, сущностно узнать, кто вы такой? Не накапливать больше образов со стороны, не просить других отобразить вашу реальность, а прямо, непосредственно встретиться с ней лицом к лицу; проникнуть в свою сокровенную природу, ощутить ее там. Зачем спрашивать об этом других? Да и кого вы будете спрашивать? Они так же не знают о себе, как вы о себе. Им неизвестно, кто они такие, как же они узнают, кто такой вы?
Просто смотрите, как все это функционирует, как все продолжает функционировать, как все продолжает происходить: одна ложь порождает другую ложь. Вас здорово обманули, одурачили. Вас надули, и те, кто вас обманул, возможно, совершили это без злого умысла. Вероятно, их обманули другие. Ваш отец, мать, учителя были одурачены другими — своими отцами, матерями, учителями — и, в свою очередь, обманули вас. Собираетесь ли вы делать то же самое и со своими детьми?
В лучшем мире, где люди будут более разумными и сознательными, ребенка будут учить тому, что идея личности ложна. «Она необходима, мы даем ее тебе, но только на время, до тех пор, пока ты сам не откроешь, кто ты такой».
Эта идея не открывает вам вашу реальность. И чем скорее вы ее отбросите, тем лучше, — потому что с этого момента вы действительно родитесь и станете подлинным, истинным. Вы станете индивидуумом.
Мысли, которые мы заимствуем у других, дают нам личность, а знание, к которому мы приходим изнутри, дает нам индивидуальность. Личность — фальшива; индивидуальность — подлинна. Личность — заимствована; индивидуальность, ваша реальность, ваша истинность — не может быть заимствованной. Никто не может вам сказать, кто вы такой.
Есть, по крайней мере, одна вещь, которую не сможет сделать за вас никто другой, а именно: сказать вам, кто вы такой. Нет, вы должны сами начать копать и глубоко углубиться в свою сущность. Нужно пройти много слоев личности, фальшивой личности. Когда человек углубляется в себя, его одолевает страх, потому что возникает хаос. Раньше фальшивая личность хорошо ли, плохо ли, но служила вам. Вы привыкли к ней. Вы знаете, что у вас есть такое-то имя, у вас есть такие-то удостоверения, свидетельства, звания, дипломы, престиж, деньги, наследство. У вас есть определенные способы толкования самого себя. У вас есть толкование, и каким бы неудачным оно ни было, на него, тем не менее, можно опереться. Когда вы углубляетесь в себя, вы отбрасываете это толкование… и наступает хаос.
Прежде чем вы достигнете своего центра, вам придется пережить хаотичное состояние. Вот откуда берется страх. Никто не желает идти вглубь себя. Нас учат: «Познай самого себя»; мы слышим эти слова, но не прислушиваемся к ним. Нас это мало волнует. Наш ум твердо убежден в том, что хаос может выйти из-под контроля и мы затеряемся в нем, будем им поглощены. Из-за страха перед хаосом мы цепляемся за все внешнее. На это уходит вся наша жизнь.
БОЛТОВНЯ УМА
Второе препятствие на пути медитации — это непрерывная болтовня вашего ума. Вы не можете просидеть молча даже минуту, ум продолжает болтать: мысли — кстати и некстати, важные и неважные — не прекращаются. Это как непрерывное уличное движение, где всегда час пик.
Вы видите цветок и облекаете его в слова; видите переходящего улицу человека и облекаете его в слова. Любую существующую вещь ум переводит в какое-то слово, и все им преобразуется. Слова создают преграду, оборачиваются тюремной камерой. Постоянное стремление к превращению вещей в слова, к превращению бытия в слова, является преградой, препятствием медитативному уму.
Поэтому первое условие прогресса в медитации — это осознавание своего постоянного словотворчества и способность останавливать его. Просто видьте вещи, не облекайте их в слова. Осознавайте их присутствие, но не превращайте в слова.
Пусть вещи не имеют языка; пусть люди не имеют языка; пусть ситуации не имеют языка. Это не невозможно, это естественно и возможно. Положение дел, существующее сейчас, — искусственное, вынужденное положение дел, но мы настолько привыкли к нему, оно стало таким обычным, что мы даже не осознаем процесса преобразования, превращения в слова того, что мы переживаем.
Восходит солнце. Вы не осознаете зазора между тем, что видите его, и тем, что говорите о нем. Вы видите солнце, ощущаете его и немедленно облекаете это в слова. Зазор между видением и словами утрачен; он вами не ощущается. В этом промежутке, в этом зазоре необходимо стать сознательным. Необходимо осознать то, что восход солнца — это вовсе не слово. Это факт, наличие, ситуация. Ум автоматически переводит переживания в слова. Слова накапливаются, а затем вклиниваются между бытием и сознанием.
Медитация — это жизнь без слов, нелингвистическая жизнь. В противном случае нагроможденные друг на друга воспоминания, лингвистические воспоминания становятся преградой для прогресса в медитации. Медитация — это жизнь без слов, нелингвистическое переживание ситуации. Иногда такое случается спонтанно. Это бывает, когда вы кого-нибудь любите. Если вы любите по-настоящему, вы ощущаете присутствие, а не язык. Всякий раз, когда двое влюбленных пребывают в глубоком интимном общении друг с другом, они замолкают. И дело не в том, что говорить не о чем, наоборот, сказать нужно невероятно много. Но слов нет, их и не может быть. Они приходят тогда, когда любовь уходит.
Если двое влюбленных не умолкают, если они все время разговаривают, это признак того, что любовь умерла. Они заполняют зазор словами. Когда любовь жива, слов нет, ибо сущность любви настолько огромна, настолько всепроникающа, что она преодолевает преграду из языка и слов. Обычно эта преграда преодолевается только в любви.
Медитация — кульминация любви: не любви к какому-то человеку, а любви ко всему бытию. Для меня медитация — это живая связь со всем бытием, окружающим вас. Если вы способны любить любую ситуацию, значит, вы пребываете в медитации…
Общество дает вам язык, оно не может существовать без языка, оно нуждается в языке. Но бытие в нем не нуждается. Я не говорю, что вы должны существовать без языка. Вам приходится пользоваться им, однако механизм словотворчества должен быть таким, чтобы вы могли его включать и выключать. Когда вы существуете как социальная единица, механизм языка необходим, без него вы не сможете существовать в обществе. Но когда вы остаетесь наедине с бытием, этот механизм следует отключить; вы должны уметь его отключать. Если вы не можете его отключить, значит, механизм сошел с ума. Если вы не можете его отключить, если он безостановочно продолжает работать, и вы не в силах его отключить, значит, механизм завладел вами. Вы стали его рабом. Ум должен быть инструментом, а не хозяином. Но он стал хозяином.
Если ум является хозяином, это немедитативное состояние. Если же хозяин — вы, если ваше сознание является хозяином, это медитативное состояние. Так что медитировать — значит подчинить себе механизм, стать хозяином механизма.
Ум и лингвистическое функционирование ума — это еще не все. Вы за пределами этого, бытие за пределами этого. Сознание за пределами лингвистики, существование за пределами лингвистики. Когда сознание и существование едины, между ними возникает общность. Это состояние и называется медитацией. Общность сознания и существования и есть медитация.
От языка нужно отказаться. Я не имею в виду, что вы должны его отбросить, подавить или уничтожить. Я имею в виду лишь то, что некое явление, необходимое для общества, превратилось у вас в постоянную двадцатичетырехчасовую привычку, а оно не должно быть таковым.
Когда вы гуляете, вам необходимо двигать ногами, но они не должны двигаться, когда вы сидите. Если ваши ноги продолжают двигаться, когда вы сидите, значит, вы — сумасшедший, значит, ваши ноги обезумели. Вы должны уметь отключать их. Точно так же, когда вы ни с кем не разговариваете, языка быть не должно. Он — инструмент разговора, механизм общения; когда вы общаетесь с кем-либо, следует пользоваться языком, когда же ни с кем не общаетесь, его быть не должно.
Если вы способны на это — а это возможно, если вы все понимаете, — тогда вы сможете вырасти до медитации. Я говорю «сможете вырасти» потому, что любой жизненный процесс — это вовсе не мертвое суммирование, но всегда процесс роста. Так что медитация — это процесс роста, а не техника. Техника мертва, ее можно приплюсовать к вам, но процесс — всегда живой. Он растет, он расширяется.
Язык необходим, он нужен, но вам не следует постоянно пребывать в нем. Должны быть моменты, когда вы экзистенциальны, когда никакого словотворчества нет. Вы просто существуете, но это не значит, что вы прозябаете, словно растение, ведь у вас есть сознание, и оно без языка более острое, более живое, потому что язык притупляет сознание. Язык обречен повторяться, а бытие не повторяется. Вот почему язык порождает скуку. Чем важнее для вас язык, чем более лингвистически ориентирован ваш ум, тем скучнее вам будет. Язык — это повторение, бытие — нет.
Когда вы видите розу, это не повторение. Это новая роза, совершенно новая. Раньше ее не было и больше никогда не будет. Она существует в первый и последний раз.
Но когда мы говорим «роза» — это повторение: слово «роза» всегда было и всегда будет. Одним словом вы убили всю новизну.
Существование всегда юно, а язык всегда стар. Используя язык, вы убегаете от существования, используя язык, вы убегаете от жизни, ибо язык мертв. Чем глубже вы погружаетесь в язык, тем больше он вас умерщвляет. Пандит совершенно мертв, потому что он — это язык, слова и больше ничего. Сартр написал свою автобиографию. Он назвал ее «Слова».
Медитировать — значит жить, жить целостно, а жить целостно можно лишь тогда, когда вы безмолвны. Под безмолвием я не подразумеваю отсутствие осознавания. Вы можете безмолвствовать и не осознавать, но это не будет живым безмолвием — вы вновь его упустите.
Так что же делать? Уместный вопрос. Наблюдайте, не пытайтесь останавливать свой ум. Не предпринимайте против ума никаких действий. Прежде всего: кто их будет вести? Ум, сражающийся против самого себя. Вы разделите свой ум надвое: одна его часть попытается захватить власть, стать важной шишкой, уничтожить вторую свою часть — какой абсурд, какая нелепая игра! Она может довести вас до умопомешательства. Не пытайтесь останавливать ум или мышление — просто наблюдайте за ним, не сдерживайте его. Дайте ему полную свободу. Пусть он бежит с той скоростью, с какой ему хочется. Никоим образом не пытайтесь им управлять. Просто будьте свидетелем. Это чудесно!
Ум — один из чудеснейших механизмов. Наука до сих пор не смогла создать ничего подобного. Ум остается шедевром — сложным, невероятно могущественным, с обилием возможностей. Наблюдайте за ним! Наслаждайтесь им!
Только не наблюдайте за ним как за врагом, потому что если вы увидите в уме врага, вы не сможете за ним наблюдать. Вы приняли предвзятое решение, вы уже «против». Вы решили, что с умом что-то не так, заранее сделали свой вывод. А всякий раз, когда вы смотрите на кого-то как на врага, вы не способны смотреть вглубь. Вы избегаете смотреть в глаза, вы отводите взгляд.
Наблюдать за умом — значит смотреть на него с глубокой любовью, с глубоким уважением, почтением, ведь он — подарок вам от Бога! В уме, как таковом, нет ничего плохого. В мышлении, как таковом, нет ничего плохого. Это прекрасный процесс, как и многие другие процессы. Плывущие по небу облака прекрасны — чем же хуже мысли, плывущие по внутреннему небу? Распускающиеся на деревьях цветы прекрасны — чем же хуже мысли, расцветающие в вашем существе? Стремящаяся к океану река прекрасна — чем же хуже поток мыслей, стремящийся к своей неведомой судьбе? Разве это не прекрасно?
Смотрите с глубоким благоговением. Не будьте бойцом, будьте влюбленным. Наблюдайте тончайшие нюансы ума; внезапные повороты, изящные повороты; неожиданные прыжки и изгибы; игры, в которые играет ум; грезы, им сплетаемые, — воображаемые, вспоминаемые; тысячу и одну проекцию, создаваемые им. Наблюдайте! Стоя в стороне, в отдалении, не будучи вовлеченным, вы постепенно начнете ощущать…
По мере того как обостряется ваша наблюдательность и углубляется ваше осознавание — начинают возникать зазоры, промежутки. Одна мысль уходит, другая еще не пришла — зазор. Одно облако проплыло, другое приближается — зазор.
В этих зазорах вы впервые обнаружите проблески не-ума, почувствуете вкус не-ума. Можете назвать это вкусом дзен, вкусом дао или вкусом йоги. В этих промежутках небо внезапно проясняется, и начинает светить солнце. И вдруг все преграды рушатся — и мир становится исполненным тайны. Пелены на ваших глазах больше нет. Вы видите ясно, вы видите с проникновением; все бытие становится видимым насквозь.
Сначала это будут лишь очень редкие моменты. Однако они мельком дадут вам понять, что такое самадхи. Крохотные проблески безмолвия — они появятся и исчезнут. Но теперь вы знаете, что вы на правильном пути, — и снова принимаетесь наблюдать.
Когда длится мысль, вы наблюдаете ее; когда длится промежуток между мыслями, вы наблюдаете его. Облака прекрасны, солнечный свет — тоже прекрасен. Теперь вы перестали выбирать. Теперь у вас нет неизменного ума — вы не говорите: «Я хотел бы, чтобы были одни зазоры». Это глупо, потому что как только вы ухватились за желание иметь только зазоры, вы приняли решение против мышления. И тогда зазоры исчезнут. Они бывают только тогда, когда вы очень далеко, на большом отдалении. Они случаются, их невозможно привнести. Они случаются, вы не можете заставить их случиться. Это спонтанные события.
Продолжайте наблюдать. Пусть мысли приходят и уходят — куда бы им ни захотелось — в этом нет ничего плохого! Не пытайтесь ими манипулировать, не пытайтесь управлять; пусть мысли двигаются совершенно свободно. И тогда начнут появляться более обширные зазоры. Вас будут одарять маленькими сатори, мини-сатори. Порой пройдут минуты, и ни одной мысли не будет; уличного движения не будет — тотальное, непотревоженное безмолвие.
Когда возникнут более обширные зазоры, у вас будет не только ясность, чтобы смотреть в мир, но и появится новая ясность, которая поможет вам видеть внутренний мир. С первыми зазорами вы начнете смотреть в мир: деревья станут более зелеными, чем сейчас. Вас окружит звучание бесконечной музыки — музыки сфер. Внезапно вы окажетесь в присутствии Бога — в невыразимом, таинственном, прикасающемся к вам присутствии, за которое, однако, вы не сможете ухватиться, которое будет в пределах вашей досягаемости и все-таки вне нее. При обширных зазорах то же самое случится и внутри вас. Бог окажется не только снаружи, но и — к вашему внезапному изумлению — внутри. Он не только в видимом; он и в видящем — внутри его и снаружи. Но не привязывайтесь к этому.
Привязанность — пища для продолжения ума. Непривязанное свидетельствование — способ остановить ум, не совершая для его остановки никаких усилий. Когда вы начнете наслаждаться этими блаженными моментами, у вас появится способность возвращать их на более длительные периоды.
И вот, наконец, однажды вы становитесь хозяином. Тогда, если вы хотите думать, вы думаете: если мышление необходимо, вы пользуетесь им; если мышление не нужно, вы оставляете его в покое. Дело не в том, что ума больше нет, — ум есть, однако вы можете либо пользоваться им, либо не пользоваться. Теперь решение принимаете вы. Вспомните про ноги: если вам надо бежать, вы используете их; если не надо и вы отдыхаете — ноги не двигаются. Точно так же не двигается ваш ум.
Не— ум не против ума; не-ум вне ума. Не-ум появляется не после того, как ум повергнут и разрушен; не-ум появляется после того, как вы постигли ум настолько полно, что мышления больше вам не требуется. Ваше постижение заменило его.
ЛОЖНЫЕ МЕТОДЫ
МЕДИТАЦИЯ — ЭТО НЕ КОНЦЕНТРАЦИЯ
Медитационные техники могут быть неверными. Например: любая медитационная техника, погружающая вас в глубокую сосредоточенность, — неверна. Вы будете становиться все более и более замкнутым, вместо того чтобы становиться открытым. Если вы будете сужать свое сознание, на чем-то концентрировать его, если будете изгонять бытие и становиться целенаправленным, это будет вызывать в вас все большее и большее напряжение (tension). Отсюда и слово «внимание» (attension), которое означает «в напряжении» (at-tension). Концентрация, сам звук этого слова, вызывает в вас ощущение напряженности.
У сосредоточенности есть свои положительные стороны, но это — не медитация. В научной работе — при научных исследованиях, в лаборатории — вам требуется сосредоточенность. Вы должны сосредоточиться на одной проблеме и исключить все остальное — настолько сильно, чтобы буквально забыть весь мир. Ваш мир — это только та проблема, на которой вы сосредоточились. Вот почему ученые становятся рассеянными. Слишком сосредоточенные люди обычно становятся рассеянными, потому что им неизвестно, как оставаться открытыми для всего мира.
Послушайте один анекдот.
— Я принес лягушку, — сказал профессор зоологии, весело улыбаясь своим студентам, — ее только что поймали в пруду; сначала мы изучим ее внешнее строение, а затем препарируем.
Он осторожно развернул принесенный с собою сверток, внутри которого оказался бутерброд с ветчиной. Добряк-профессор с изумлением уставился на бутерброд.
— Странно! — сказал он. — Но я точно помню, что съел свой завтрак.
Такое часто случается с учеными. Они слишком целенаправленны, и от этого их ум сужается. У узкого ума есть, разумеется, свои преимущества: он становится более проницательным, он подобен острой игле; он бьет точно в нужную точку, но оставляет без внимания огромную окружающую его жизнь.
Человек, подобный Будде, не есть человек концентрации, это — человек осознавания. Он не старается сузить свое сознание; наоборот, он опрокидывает все барьеры, чтобы полностью открыться существованию. Понаблюдайте… существование одновременно. Вот я говорю здесь, и одновременно слышится шум уличного движения. Поезд, птицы, ветер в деревьях — в этот момент все существование сливается в один поток. Вы слушаете меня, я говорю вам, а в это время происходит миллион различных событий — необычайное богатство.