И психология прежде всего обращает внимание на твои сны. Она не спрашивает, в чем твоя проблема, она сразу переходит к снам. Потому что ты можешь обмануть - ты обманываешь, даже когда говоришь о своих проблемах! Ты приходишь за лечением, а обманываешь даже врача. Ты не рассказываешь ему о своих настоящих проблемах, ты рассказываешь о ложных проблемах.
Люди приходят ко мне, и их проблемы отличаются от того, что они говорят. Может быть, они сами не знают об этом самообмане. Кого ты обманываешь? Если ты не хочешь рассказывать мне свои проблемы, зачем тратить мое и свое время? Но они говорят о каких-то других проблемах, которые им подходят. Они говорят о проблемах, которые повысят их престиж. Может быть, их тревожит секс, но они не говорят об этой проблеме, они боятся сказать: "Что скажут другие?" Вдруг кто-то услышит, что они страдают от сексуального желания: "Тебе семьдесят лет, а тебя все еще беспокоит сексуальное желание?" Это претит их эго. Они не говорят о реальном затруднении, они говорят о чем-то другом. Они говорят: "Как мне найти Бога? У меня нет покоя ума - как мне найти покой?"
Я спрашиваю их: "Расскажите мне свою трудность. Почему вы беспокойны? О покое мы поговорим потом. Что вас тревожит?"
Они говорят: "Всевозможные тревоги - просто скажи нам, как найти покой".
Они не хотят, чтобы их тревоги были обнажены, потому что если о них узнают другие, это разрушит их престиж. Человек боится обнажить свою болезнь. Он боится даже узнать сам, возможно ли исцеление?
Психологи не доверяют тому, что ты говоришь, - можно ли сказать больше о человеческом недоверии? Что может полнее показать падение человека? Они говорят: "Расскажи нам свои сны. Мы заглянем в твои сны во всех подробностях, и тогда сможем узнать, в чем проблема. Ты можешь сказать, что вспоминаешь имя Бога, повторяешь имя Рамы, - но ночью тебе снятся красивые женщины. Сон реальнее, он дает о тебе больше информации. Днем ты повторяешь имя Рамы, все в порядке, но желание прячется между всеми бусинами твоих четок. Из чего бы ни были сделаны бусины четок, пронизывающая их нить сделана из желания. Она скрыта. Ты можешь продолжать повторять имя Рамы, но то, что ты делаешь на самом деле, не имеет с Рамой ничего общего. Может быть, это только способ подавить внутреннее желание. Ты продолжаешь повторять имя Рамы, чтобы избежать необходимости смотреть вовнутрь. Ты продолжаешь создавать много шума внутри, чтобы скрытое не было разоблачено. Но внутри сексуальное желание вибрирует с полной силой. Оно проявится в снах ночью. В это время ты не сможешь его подавить. Тогда, оттолкнув мантру в сторону, сексуальность выйдет на поверхность.
Ты будешь удивлен: если ты заглянешь в сны людей, которых называешь святыми, то увидишь, действительно ли они святые. Сны святых очень кощунственны! Сны аморального человека иногда могут быть святыми, но сны святых никогда не святы. Преступнику в тюрьме может иногда присниться сон, что он становится санньясином и все отбрасывает: "Я много страдал. Я ухожу с чашей для подаяния. Должен ли я выбрать путь Будды или путь Махавиры?" Но люди, которых ты находишь на пути Будды и Махавиры, - монахи и святые - при встрече спроси их, какие им снятся сны. Им снится мир. Они постятся днем, а ночью их приглашают на обед в императорский дворец. Им снится еда. Если ты постился, ты знаешь - ночью тебе приснится еда. Когда желудок полный, иногда может случиться так, что тебе приснится пост. Но если у тебя пустой желудок, тебе приснится только еда. Сны дают сведения о твоей реальности.
Этой ночью Будда не видел снов. Не осталось никакого поиска. Мир уже стал тщетным, теперь же тщетным стало даже освобождение. Он уже отрекся от мира; теперь исчезло даже желание нирваны. Теперь не осталось ничего, чего можно было бы достичь. Все поиски оказались тщетны, даже поиск религии. Той самой ночью он достиг предельного блаженства. Все поиски исчезли, все блуждание прекратилось.
В поиске и исследовании, мой друг,
Кабир исчез сам.
Утром, когда он открыл глаза, исчезала последняя звезда рассвета. Говорят, что, глядя на гаснущую звезду, он стал просветленным. Его глаза, наверное, стали прозрачными. Исчезли все сны, все мысли, все желания, все будущее, не осталось ни стремлений, ни идеи чего-то достигнуть - не осталось ничего, Ум был пуст. Ему было некуда идти, некем становиться, нечего достигать. Время остановилось. Поток времени остановился. В это мгновение все было достигнуто.
Поэтому поиск нужно начать, а затем отбросить. Пойми это так: ты должен взобраться на лестницу, а затем отбросить лестницу. Только тогда ты войдешь в новое измерение. Поиск религиозности начинается с цели, но опыт религиозности случается, когда цели нет.
Четвертый вопрос:
Ты сказал, что, если я могу привести причину прихода к тебе, это значит, что я вообще к тебе не пришел. И если в ответ я пожму плечами, значит, я к тебе пришел. Я не в состоянии привести причину, не могу я и сказать, что пришел без причины. Пожалуйста, скажи мне, где я?
Ананд Майтрейя задал этот вопрос. Именно это значит пожать плечами! Ты не можешь ни привести причины, ни сказать, что пришел без причины. Что еще может значить, если ты пожимаешь плечами? - что ты не знаешь! Это состояние прекрасно, потому что все, что ты знаешь, неправильно. Твое знание полно невежества. Твои решения основаны на сомнении. Твои поиски, желание искать могут возникнуть только в тебе. Ты неправилен, поэтому не может быть правильным и твой поиск.
Хорошо, что у тебя нет ответа. Все в полном порядке. Теперь внутри есть пустое место, куда может низойти ответ. Те, кто очень уверен в том, почему они сюда пришли, - сама их уверенность становится препятствием к тому, чтобы встретиться со мной. Ты не можешь быть уверен; если бы ты был уверен, не нужно бы было ко мне приходить. Твоя уверенность ложна. Но если ты очень уверен, эта уверенность станет препятствием. Будь немного более текучим, не будь таким застывшим, не будь таким определенным. Видь, что ты ничего не знаешь: "Каким-то образом, ощупью, мы сюда пришли. Не ясно, куда мы идем. Не ясно, зачем мы пришли. Мы даже не знаем, почему мы остановились здесь, а не стали двигаться дальше. Мы ничего не знаем, потому что мы бессознательны".
Это очень красивое состояние. Что-то может случиться в этом состоянии, потому что в этом состоянии эго тебе не лжет. Эго просто сообщает тебе факт, что ты внезапно обнаружил себя здесь. Конечно, у тебя, должно быть, есть какая-то неправильная причина, потому что если у человека правильная причина, ему не нужно никуда идти. Не ясно, что это была за причина; даже это не ясно. Если ты со мной в таком состоянии - которое я называю хаотическим состоянием - что ты не знаешь сам почему, - тогда ты похож на облако, у которого нет формы, и ты будешь отлит в форму своей истинной природы. Если ты пришел с какой-то формой, ты будешь застывшим. Твоя форма не позволит тебе быть гибким, не позволит тебе течь.
Некоторые люди приходят и говорят:
- Мы хотим получить видение Рамы.
Их желание видеть Раму создает препятствие. Я говорю им:
- Будьте добры к Раме - зачем его беспокоить?
Они говорят:
- Нет, мы хотим видеть Раму! Мы хотим видеть Раму с его луком.
Именно из-за этого безумия Рама до сих пор стоит с луком! Сколько еще вы заставите его стоять? Наверное, он устал, простите его. И этот Рама стоит между вами и мной. Это трудная ситуация: вы не сможете меня слушать. Вы услышите только то, чего я никогда не говорил, и поймете вещи, которых я совсем не имел в виду.
Не приходи ко мне с целью. Нет, твоя цель станет проблемой. Ты должен говорить:
- Я ничего не знаю. Я не знаю, ищу ли я Раму, Будду или Кришну.
Ты должен говорить:
- Я ничего не знаю.
Тот, кто может сказать: "Я не знаю", совершил первый шаг к знанию всего. Приятие невежества - это первый проблеск знания.
... Подобно ребенку, маленькому ребенку, который ничего не знает; какое-то любопытство, готовность, какой-то поиск привел тебя сюда. Он выполнил свою работу и привел тебя, но это не конец. Ты пришел сюда из этого любопытства. Тебя принесло волной, ты оказался на этом берегу - теперь предоставь все мне. Теперь не сиди здесь с желанием, чтобы случилось что-то конкретное. Что должно случиться, то случится. Именно это я называю "пожимать плечами".
Последний вопрос:
Преданность Сахаджо достигает кульминации в адвайте, не-двойственности, но в случае Госвами Тулсидаса* двойственность остается. Пожалуйста, пролей немного света на это различие.
[* В БСЭ, т. 21, ст. 451 (Москва, 1975), а также в "Махабхарате" и "Рамаяне" (БВЛ, Москва, 1974 г.) указывается, что авторство "Рамаяны" приписывают легендарному мудрецу и поэту
Вальмики, в энциклопедии "Мифы народов мира" "Рамаяна" названа "народным эпосом". -
Прим. ред.]
Тебе это будет трудно понять. Есть две формы религии: культовая, традиционная религия - старая, гнилая, превратившаяся в руины, - и другая форма, религиозность, которая всегда рождается свежей.
Я называю первую религию "древней"; вторую я называю "вечной". Под вечным я не подразумеваю старое, под вечным я подразумеваю то, что всегда ново, в каждое мгновение свежо, как роса, что не в руинах, что ново, как утреннее солнце. Старая религия установлена и становится сектой. Новая религия - революционная, бунтарская. Это не статус-кво, она хаотична. Старая религия становится рабством, новая религия становится прокламацией свободы. И интересно то, что все новые религии постепенно становятся старыми, а все старые когда-то были новыми. Это затрудняет объяснение.
Тулсидас был символом старой религии, древней религии, религии, которая в прошлом была молодой. В дни Рамы она, наверное, была молодой; теперь история стала очень старой. Тулсидас - человек знания, а не человек разума. Он богослов, а не будда. Он великий поэт. Тулсидас не получился бы и из тысяч Сахаджо вместе взятых. Его литература, его слова, его работа уникальна, но он не пробужденный человек. И если соединить вместе миллион Тулсидасов, даже тогда не получится свежести одного слова Сахаджо.
У Сахаджо другое качество: она говорит из собственного опыта. Она поднимается от самого источника. Тулсидас заимствует, поэтому я никогда не говорил о Тулсидасе. Я не говорил о нем умышленно. Много раз ко мне приходили и говорили:
- Ты говоришь о Кабире, Нанаке, Даду и даже тех людях, имен которых никто не слышал - Сахаджо, Дайе - даже о них. Почему ты не говоришь о Тулсидасе? Он живет в каждом индийском сердце.
Я не упоминал его умышленно. Я знаю, что он живет в каждом индийском сердце, но он там живет по неправильным причинам. Он живет там, потому что старый гнилой индийский ум его там удерживает.
Тулсидас поддерживал мертвую религию. Он был богословом, не бунтарем. Он не несет такого огня, как Кабир, Сахаджо, Фарид, - только пепел. Одно время, может быть, в нем был огонь - во времена Рамы. Тулсидас - это только последователь сгнившего пути. Он следует традиции. У него есть место в индийском сердце, потому что в умах большинства людей есть место для мертвой религии. Люди мертвы. Мертвых привлекает мертвое. Но у мертвых нет места для Кабира. И Сахаджо не производит большого впечатления. Чтобы получить от них впечатление, тебе нужно стать живым. Если хочешь, чтобы они были в твоем сердце, тебе придется изменить сердце. То, что они просят у тебя, очень дорого, но, чтобы повторять стихи Тулсидаса, ничего не требуется. Он просто дает выражение твоего ума лучшим языком. Это твои выражения. Он не говорит ничего другого, он представляет уже готовые верования в красивой одежде. Он тебе нравится. Он выражает твой ум.
Поэтому "Рамаяна" Тулсидаса вошла в каждый дом - она представляет каждый дом. Она представляет толпу, толпа слепа, и ее численность огромна. Он ничего не знает о себе, но выражает ваши древние концепции и верования очень красивым языком. Он не говорит ничего нового, он повторяет ваши слова.
Если ты понимаешь вещи правильно, если Тулсидас тебе нравится, это означает, что ты пытаешься избежать внутренней революции. Это труп религии, из которого давным-давно ушла жизнь. Именно поэтому индуистское общество приняло Тулсидаса с великим уважением и благодарностью.
Но Кабир - это проблема, Сахаджо - это проблема. Они приносят свежие новости из дома Бога. Их индивидуальность возникает свежей, как утро. Лишь немногие смогут их узнать. Их смогут узнать лишь те, у кого есть стремление и способность стать новым, - те, кто готов пройти с ними через огонь. Некоторые люди смогут узнать их состояние, но песни их флейт не привлекут миллионы; лишь немногие избранные пойдут по их путям. Да, может случиться и так, что однажды их пути тоже станут старыми. Тогда их окружат богословы и начнут создавать традицию - тогда к ним присоединятся миллионы людей.
Когда религия становится старой, люди присоединяются к ней, потому что в мертвой религии уже не нужно меняться. Напротив, мертвая религия тебя спасает. Она не меняет тебя - она тебя спасает, защищает. Именно это случилось с Нанаком. Голос Нанака был голосом бунтаря, но в голосе сикхской религии нет никакого бунта. Теперь это проторенная тропа. Нанак зажег огонь, но теперь сикхи такие же, как и индуисты, мусульмане, христиане; теперь все кончено. Когда Нанак начал свой бунт, с ним были очень немногие; очень немногих - их можно сосчитать по пальцам - он привел в трепет.
Слово
сикхродилось от слова
шишья, ученик. Он нашел нескольких учеников, которые были готовы учиться, которые были готовы идти с ним, куда бы он их ни повел; в глубокую ли темноту или свет, в день или ночь, и каким бы ни был результат, они были готовы с ним идти. Религия сикхов родилась из этих нескольких учеников. Но время идет, все становится организованным и превращается в секту. Богословы собираются, продолжаются объяснения, формируются церкви и храмы, все устанавливается и тупеет. Огонь бунта погашен пеплом богословия. Любовь к медитации забыта, и священные писания становятся важнее. Пока был Нанак, он был важнее всего, теперь важна книга
Гуру Грантха Сахиб. Оригинальное, без-мысленное существование потеряно; теперь акцент на словах. Теперь люди и священники сидят и читают. Может быть, они хорошо читают, объясняют, может быть, они хорошо поют, но где голос Нанака? Теперь есть только книга. Книга зависит от тебя: ты можешь придать ей такой смысл, какой тебе понравится. Нанак от тебя не зависит. Ты не можешь придать Нанаку свой смысл; он слишком живой. Поэтому мастер потерян, и теперь у них в руках осталась только книга мастера.
Это происходит во всех религиях. Те, кто ходил с Махавирой, были совсем другие люди - их храбрость, их смелость... Тогда нужно было ходить голым. Толпа могла побить тебя камнями. Теперь есть джайны - джайн сидит в храме и поклоняется: он слушает, что сказал Махавира, но не вносит в свою жизнь никаких перемен. Он убил Махавиру. Он не умер с Махавирой и не стал новым - он убил Махавиру. Он сделал древним его - и себя заодно. Тулсидас поддерживал религию
статус-кво, мертвую религию. Тулсидас был богословом, и великим богословом; его слава в богословии. Но это не его опыт, он не знает себя. Поэтому я отложил Тулсидаса в сторону, я избегаю его намеренно. Людей Тулсидас интересует именно по тем причинам, по которым я его избегаю. Людям интересно, потому что он правит миллионами сердец. Даже неграмотные люди в деревнях повторяют его стихи. По этой причине он интересует людей. Он знаменит, его работа "
Рамачарит Манас" переведена на многие языки мира. Ты удивишься, узнав, что ее перевели даже в такой стране, как Россия. Россия не имела ничего общего с религией, но перевела "Рамачарит Манас" Тулсидаса.
Им немного страшно переводить Кабира - Кабир слишком бунтарский даже для русских революционеров. Но они не боятся переводить "
Рамачарит Манас" для так называемых русских революционеров. Это поддерживает
статус-кво: что бы то ни было, пусть остается как есть. Это должно быть принято, не трансформировано.
Тулсидас - индуист. Сахаджо не индуист. Кабир и Нанак не индуисты, не мусульмане и не христиане. Просветленный человек никогда не бывает индуистом, мусульманином или христианином - а толпа всегда состоит из индуистов, мусульман и христиан.
Толпа ходит по установленным дорогам, суперхайвэям. Мудрецы ходят по тропам, лесным тропам. Мудрецов не толпы; львы не ходят стадами. Мудрец один. Он вошел в свое одиночество. Деликатный цветок одиночества расцвел у него внутри. Очень немногие люди смогут поднять глаза на такую высоту, чтобы увидеть его, но только они смогут увидеть этот цветок. Толпа всегда отвергает мудреца, потому что толпе мудрец всегда кажется причиной проблем. Все было в порядке, а он все перевернул с ног на голову. Все шло гладко, а этот человек появился и стал говорить:
- Что в этих писаниях? Что в этих храмах? Что в этих поклонениях и молитвах?
Он поднял новый голос. Тебе как-то удалось установить порядок, и тут приходит мудрец, и все идет кувырком.
Поэтому помни: даже среди мудрецов не все мудрецы. Признанные правительством мудрецы - не мудрецы - такие, как правительственный мудрец Виноба Бхаве. Я называю их правительственными мудрецами. Они не только не мудрецы, они чистой воды политики. Они живут расчетливо. Они видят, куда дует ветер, и поворачивают паруса в соответствующую сторону. Они говорят все, что люди хотят, принимают. Эти так называемые святые получат признание. Их признает и правительство. Если такой святой заболеет, к нему тут же прибежит премьер-министр, потому что такого рода святой принадлежит политике. С ним общественные устои остаются крепкими и непоколебимыми.
Но Кабир, Даду, Фарид, Сахаджо - они поколеблют их. Они разрушат все эти устои. Они докажут, что все, что ты считал правильным, неправильно. А к тому, что ты всегда считал неправильным, они разбудят интерес. Они захотят вывести тебя за пределы себя. Их работа будет хирургической, они удалят тебе многие части. Они не могут положить цепи на твои раны - но признанный правительством святой сделает это. Они оказывают первую помощь, их работа - "скорая помощь". Если ты упадешь, они помогут тебе подняться и наложат повязку. Настоящие мудрецы - хирурги: они хирургически удаляют части, которые находят неизлечимыми. Ты должен быть к этому готов.
Сахаджо идет прямо к не-двойственному, потому что она не несет никаких предвзятых идей, которые должна доказать. Сахаджо - в поисках истины. Если истина не-двойственна, она окажется не-двойственной. Если истина одна, она такой и окажется. Но Тулсидас не ищет истину.
Вот случай из жизни Тулсидаса - мы не знаем, насколько это правда, но это кажется правдой. Говорят, что когда он пришел в Матхуру, его привели в храм Кришны. Он отказался поклониться в знак почтения. Он сказал:
- Я не поклонюсь, пока у него в руках не будет лука и стрел.
Кришна стоял с флейтой в руках, а Тулсидас был преданным Рамы. Как он может поклониться Кришне? Такая бедная преданность, такая слабая преданность, такая поверхностная, такая узколобая, что не может даже поклониться Кришне, потому что он - преданный Рамы. История очень интересна. Кто бы ни рассказал эту историю, или кто бы ее ни преувеличил, наверное, они были сумасшедшими. История говорит - чтобы сделать приятное Тулсидасу, - что Кришна взял в руки лук и стрелы. Статуя изменилась, флейта исчезла, и у него в руках появились лук и стрелы! Кришна стал Рамой, и Тулсидас поклонился.
Это странное событие. Он не кланяется богу, он просит бога поклониться ему. Тем самым он говорит:
- Сначала исполни мои ожидания, приди в соответствие с моими идеологиями во всех их видах и формах, и тогда я поклонюсь.
Разве это почтение? Может ли почтение ставить условия? И бог изменил форму!
В этой истории Тулсидас кажется очень подлым; бог тоже кажется великим хитрецом. Откуда такая готовность? Если бы Тулсидас не поклонился, какие бы это создало проблемы? Этот бог, кажется, был очень заинтересован в людских поклонах и готов выполнить ради них любое условие. Он готов пойти на компромисс и взять в руки лук и стрелы, так ему хочется, чтобы ты поклонился.
Ни бог этот не кажется слишком Божественным, ни преданный - очень преданным. Это история человеческого эго. В этой истории эгоисты и преданный, и бог.
Тулсидас был дуалистом. Он теоретик, богослов, который всегда следует теории. Он уже верит в какую-то теорию, теперь он только ее подтверждает. Он уже решил, как должен выглядеть Рама, он уже решил, что у него должны быть лук и стрелы. Он уже это решил. Теперь он должен только последовать этой теории. Он не находится в чистом поиске истины - он уже знает истину! В теории он предположил, какой должна быть истина, и теперь навязывает на истину свою исходную посылку.
В Раджастанском университете есть психолог, который проводит исследования по реинкарнации. Кто-то привел его ко мне. Он сказал:
- Я хочу провести научные исследования и доказать реинкарнацию.
Я просто спросил - он не мог понять - я сказал ему:
- Она будет доказана, когда будет доказана. Но веришь ли ты в реинкарнацию?
- Конечно! - сказал он. - Я верю в перерождение и теперь пытаюсь его доказать.
Я сказал:
- Слушая тебя, я оказался в затруднении. Как ты можешь принять существование реинкарнации, не доказав его сначала? Ты уже его принял, а теперь доказываешь! Твои доказательства будут фальшивыми - ты отберешь только те данные, которые подтвердят теорию, и отбросишь все те, которые ей противоречат. Разве это научный метод? Это очень предубежденный ум. Ты все равно что судья, который заранее решил, что кто-то вор, и теперь доказывает, что он вор. Он запишет все доказательства, которые доказывают, что ты вор, и отбросит доказательства того, что ты не вор. Он согласится со свидетелями, которые скажут, что ты вор, и забудет свидетелей, которые скажут обратное. Разве это способ что-нибудь доказать? Это не научный ум.
Он немного встревожился, потому что называл себя ученым. Он оказался в затруднении.
Есть два типа искателей истины. Один уже принял заранее, какой должна быть истина, не зная ее, - теперь ее нужно только доказать. Второй тип - это люди, которые говорят: "Мы не совсем знаем истину, поэтому мы ее ищем. Если бы мы знали заранее, какая она, зачем бы было ее искать? Мы откроем себя, раскроемся и очистимся. Мы очистим глаза, прибавим света в светильниках и увидим, какая истина. Тогда, что бы мы ни увидели, мы это примем.
Эта вторая категория - настоящие искатели.
Сахаджо - настоящий искатель, Тулсидас - нет. Тулсидас индуист, Сахаджо религиозный человек. Тулсидас полон верований, Сахаджо от них свободна. И Тулсидас остановился на двойственности, а Сахаджо достигла недвойственности,
адвайты.
Когда я говорю о Тулсидасе, Сахаджо или других людях, помни: меня не заботят эти люди - меня заботишь ты. Когда я объясняю Тулсидаса или Сахаджо, в этом вся моя цель - пожалуйста, не становись Госвами Тулсидасом. Если хочешь кем-то стать, стань Сахаджо.
Мне не интересно кого-то критиковать и анализировать. Мне это не нужно. Если я это и делаю, то из-за тебя, потому что внутри тебя тоже есть обе возможности. Может быть, ты начнешь поиск истины с верования: тогда весь твой поиск будет отравлен. Отбрось все верования. Только те, кто идет в полной наготе, освободившись от всей одежды верований, могут двигаться к истине. Это люди, которые говорят Божественному:
- Приди как ты есть. У нас нет собственных предрассудков, мы хотим знать тебя таким, как ты есть. Мы хотим знать тебя в твоей подлинной природе. Мы ничего не хотим навязывать, мы ни на чем не настаиваем. Мы не хотим заранее создавать образ того, каким ты должно быть. Откройся как есть.
Этот путь будет трудным, потому что в нем не будет места для эго. У эго не будет почвы. Но тому, кто идет к истине,
придетсяотбросить эго.
В поиске и исследовании, мой друг,
Кабир исчез сам.
Если ты исчез, как могут сохраняться твои верования? Как ты можешь быть религиозным, как могут сохраниться священные писания? Как могут сохраниться индуистские, мусульманские, христианские ярлыки? Если ты растворился, лишь тогда ты узнаешь, что такое предельная реальность. Пока ты есть, Бога нет. Когда есть Бог, тебя быть не может. Когда тебя нет, есть предельное.
На сегодня хватит...
9. Мастер дал мне глаза
Сахаджо говорит: во сне за одно мгновение
может пройти пятьдесят лет.
Когда глаза открыты - это иллюзия;
иллюзия - жизнь в теле.
Мир подобен последней утренней звезде.
Сахаджо говорит: он быстро исчезает,
как жемчуг росы,
как вода из твоих ладоней.
Из дворцов, сделанных из дыма,
ум создает свое королевство:
все это призрачные тени.
Сахаджо говорит: это никогда не может быть правдой.
Бог один, со свойствами или без -
я подумала, поняла и увидела.
Мой мастер дал мне глаза,
и, увидев, я убедилась.
Сахаджо говорит: у Божественного много измерений.
Оно проявленное, оно непроявленное;
по своей природе вода и лед - одно,
солнце и свет - одно.
Милостью моего мастера Чарандаса
все сомнение исчезло.
Все слова и аргументы рассеяны.
Сахаджо осталась, естественная.
Обычно ты думаешь, что нерелигиозный человек сомневается, а религиозный верит. Но и религиозный человек сомневается, и нерелигиозный верит. Религиозный человек верит в Бога и сомневается в
сансаре, обычном обыденном мире; нерелигиозный человек верит в
сансаруи сомневается в Боге. Количество веры и сомнения в них одинаково, различны только направления. Если вера имеет неправильную направленность, человек может заблудиться. И даже в сомнении, если оно имеет правильную направленность, человек может испытать опыт истины. Ты не испытаешь истину только в вере, ты не заблудишься, сомневаясь, - все зависит от направления. Все религиозные люди сомневаются в реальности мира, все нерелигиозные люди верят в эту реальность. Поэтому не думай, что ты можешь узнать только в вере, иначе узнали бы даже атеисты. И не думай, что заблудишься, сомневаясь, иначе заблудились бы даже теисты.
Ни сомнение не препятствует, ни вера не приводит тебя к предельному. Даже сомнение, правильно направленное, поможет тебе прибыть, и даже вера, неправильно направленная, поможет тебе только заблудиться. В конечном счете роль играет именно направленность.
Атеист и теист - люди одного и того же типа: атеист стоит на голове, теист стоит на ногах. Атеист стоит вверх ногами - он верит там, где нужно сомнение, и сомневается там, где нужно доверие. Именно поэтому в любой момент атеист может стать теистом, а теист - атеистом. Сколько времени тебе потребуется, чтобы перевернуться с головы на ноги или с ног на голову? Трудно ли перейти из одного состояния в другое?
Однажды вечером в океане произошел небольшой случай. Солнце село, и лишь за мгновение до этого рыба была очень счастлива и радостна, танцуя в его лучах в бесконечных просторах океана. Она танцевала, она плавала, и не было ни печали, ни боли. Рыба была так естественна и невинна. В ее уме не было ни малейших следов сомнения. Но через мгновение она встретила атеиста, который все испортил.
Все остальные рыбы избегали рыбу-атеиста, но эта рыба была новенькая и ничего не знала. Когда к ней приблизился атеист, она выслушала его из вежливости. Рыба-атеист сказала ей:
- Зачем ты танцуешь? Почему ты так счастлива? Что ты празднуешь? Кажется, ты слепой верующий, как все обычные рыбы. Нет никакой радости, все это иллюзия! И этот океан, в котором ты считаешь, что находишься, - в котором ты плаваешь, прыгаешь и наслаждаешься - ничего подобного нет. Ты когда-нибудь видела океан?
Молодая рыба испугалась. Она никогда не слышала об этом океане и никогда не видела его. Когда кто-то рождается в океане, вырастает в океане и никогда не выходит из океана, нет возможности увидеть океан. Чтобы видеть, нужна некоторая дистанция, отделенность, промежуток. Ее глаза были созданы этим океаном, ее окружал океан. Рыба может видеть океан, только если между ней и океаном есть расстояние. Но такого расстояния не было.
Рыба никогда не слышала об этом океане. Рыба-атеист рассмеялась:
- Точно так же, как люди слепо верят в Бога, рыбы верят в океан. Но нет ни Бога, ни океана. Посмотри, открой глаза и посмотри! Ты молода - что заставляет тебя так бояться? Со всех сторон нас окружает великая пустота. Нет ничего реального, кроме смерти.
Молодая рыба оглянулась по сторонам. Конечно, вокруг была пустота. Солнце почти село. Вокруг была только синева океана - она казалась пустым небом. И на расстоянии, сколько хватал глаз, голубой океан был погружен во тьму. Со всех сторон спускалась темная ночь.
И в ее уме возник вопрос:
- Где же океан?
Она посмотрела вниз в бездонную пустоту. Она испугалась, все ее тело задрожало, каждая клетка тела встревожилась. Если она упадет в эту пустоту, кто ее спасет? Она совершенно забыла, что до сих пор плавала в этой пустоте и никогда не падала. Она совершенно забыла, что мгновением раньше была счастлива, радостна, и эта пустота никогда ее не тревожила. Но в тот день, когда она внимательно оглянулась вокруг, она испугалась, и, как парализованный человек, не могла больше плавать, даже если бы захотела. Она потеряла храбрость, ей стало очень страшно. Всюду вокруг царило молчание. Ночь становилась все темнее. Всюду была только пустота; если она упадет, что случится? Ей нужна какая-то поддержка. Она оглянулась по сторонам и сказала: