Появлению в Спрингфильде Роджера предшествовал поток писем, который обрушил он на свою мать – Мэри. Письма сына она читала с волнением, а порой и со слезами, наедине, скрываясь от посторонних глаз. Не дай бог, кто-нибудь догадается о ее горе, кольнет ее поверженное честолюбие. Неудачи принижают достоинство, считала спесивая старуха.
      До этого Бекки редко встречалась со своим дядей. В последний раз Роджер приезжал на похороны погибших в автокатастрофе родителей Бекки. Тогда его сопровождала Сарра, жена, беленькая, худенькая, с ласковыми глазами.
      Испуганная, горюя о смерти папы и мамы, Бекки почти не покидала своей комнаты. Многие родственники, что приехали на похороны, ее так и не увидели. Правда, дядю Роджера и его жену Бекки, хоть и смутно, но помнила.
      Как-то, после очередного письма, Мэри со вздохом заметила:
      – Роджер едет к нам. – И, помолчав, прибавила: – Поживет пока с нами.
      – С женой? – поинтересовалась Бекки.
      – Он бросил ее! – Мэри расплакалась.
      Бекки прильнула к бабке:
      – Бабуля, перестань. Как это «бросил»? Скажи, ну пожалуйста. Он что, развелся с ней?
      Мэри что-то несвязно лепетала об адвокате, к которому обратился Роджер, о разделе имущества. Бекки в этом мало смыслила.
      – Что я скажу? Что я всем скажу? – причитала Мэри, добавляя в сердцах: – Уж лучше бы он умер.
      Раньше ее тщеславие тешил хотя бы ореол мученицы. А сейчас? Развод сына! Кошмар! Такого позора бедной Мэри не выдержать. «Ах ты, лицемерка, – по-взрослому думала Бекки. – Развод сына ее смущает. А сама собирает эти фотографии», – однако странности поведения взрослых ее не очень занимали.
      – Бабуля, а ты ничего никому не рассказывай. Просто Роджер соскучился по мамочке и приехал навестить старушку!
      – Кто в это поверит? – вздохнула Мэри. – Он же едет один. А где Сарра?
      – Пусть сам Роджер и выкручивается. Он ведь умный.
      – Умный?! – Мэри разозлилась. – Умные не разводятся! – решительно заявила она.
      Тем самым лицемерка-бабушка и ответила на недоуменный вопрос своей внучки. Но Бекки еще не понимала житейской уловки такого заявления. Она была уверена, что дядя Роджер найдет выход, не подведет свою старую мать – бабушку Мэри, для которой общественное мнение было превыше всего…
 
      Он появился рано утром в воскресенье и переполошил дом настойчивым звонком.
      Бекки, зевая, в пижаме вышла из своей комнаты и, стоя на площадке второго этажа, наблюдала, как Мэри отворяла дверь, как появился дядя Роджер, как он поставил чемодан и, смеясь, обнял мать. Потом поднял глаза и, увидев длинноногую Бекки в голубой пижаме с разметанными со сна черными волосами, открыл рот от удивления.
      – Так это же Бекки! – восхищенно воскликнул Роджер. – Какая ты стала большая, Бекки, какая красивая!
      – Правда, красотка? – Мэри не удержалась от хвастовства.
      – Хороша, ничего не скажешь, – протянул Роджер. – Ну иди ко мне, моя племянница!
      Бекки стало весело. Она почувствовала себя совсем маленькой. Смеясь, она съехала по перилам прямо в объятия Роджера, и он, хохоча, закружил ее по комнате.
      С дядей было легко и интересно. Казалось, Роджер всерьез решил заняться воспитанием племянницы. Они гоняли на велосипедах к озеру, удили рыбу, бродили по зоопарку, ездили верхом… Бекки понемногу стала забывать Стива. Его образ – застенчивый, угловатый – затирался в памяти Бекки – намотавшись за день, Бекки сваливалась в постель и засыпала, едва донеся голову до подушки.
      Общение с Роджером носило шутливый характер. Дядюшка забавно рассказывал о жизни большого города, вспоминал смешные истории, что приключались с ним и его друзьями. Бекки, стараясь не уступать дядюшке, припоминала забавные эпизоды своей школьной жизни. Они говорили обо всем, кроме, пожалуй, семейной жизни дядюшки. Бекки понимала, что Роджер не хочет омрачать печальными воспоминаниями счастливые дни. И, по-своему, это ценила.
      Осень подкралась незаметно, с редким для их южного городка ненастьем.
      Начались занятия в школе, а после школы приготовление уроков. Кончилась беззаботная жизнь.
      Роджер притих. Он часами задумчиво сидел у камина, нехотя разговаривал. Бекки встречалась с ним только за столом или у телевизора.
      Однажды вечером, Бекки уже собиралась было подняться к себе, как почувствовала странное ощущение. Ее затылок, казалось, тяжелеет, клонит голову.
      Бекки резко обернулась и увидела глаза дядюшки Роджера, взгляд которых был направлен в ее сторону. Большие, манящие глаза точно заполняли всю комнату. Но это были глаза совершенно незнакомого чужого мужчины. Бекки не могла обмануться, она хорошо изучила смысл такого взгляда, хотя и поотвыкла от него.
      В тот вечер Бекки долго ворочалась в своей постели, не могла уснуть. И, вконец измученная пустой борьбой, включила ночник, достала из-под ковра полузабытые фотографии. Долго их рассматривала. Как бы впервые, как бы впервые… В полуночных тенях, казалось, фотографии оживают, двигаются, даже переговариваются. Один голос она могла узнать, он принадлежал ей, Бекки, а второй… ей так захотелось, чтобы это был Стив, ее милый, любезный сердцу Стив. Ну, если не Стив, то пусть будет Боб, пахнувший потом и страстью… Но нет, в ее сознании, о ужас, проявлялся дядюшка Роджер. Господи, неужели она такая испорченная? Бекки отложила фотографии. Ее руки поглаживали набухшие соски горячей груди, дразня и увлекая в другой мир. Потом сползли с груди, протянулись вдоль живота, все ниже и ниже… Она боялась стонать, комната Роджера была рядом с ее спальней. «О, боже ты мой, – лишь шептала она, едва шевеля губами. – О, боже ты мой…»
      Бекки сделалось страшно от нового своего наваждения. Она гнала его от себя. А после очередного приступа давала себе клятву, что это в последний раз. Но наступала ночь, и образ дядюшки Роджера вновь будоражил ее сознание. Она больше не сопротивлялась. Теперь образ дядюшки Роджера являлся к ней не только ночью – на скучных уроках ей начинало казаться, что его ладонь забирается к ней в трусики, от чего становилось нестерпимо, хотелось стонать. И вновь вожделение словно вырвалось из плена: ее взгляд туманился, грудь высоко поднималась, походка, тембр голоса, волосы…
      Бекки ждала мужчину!
      Превращение Бекки не прошло незамеченным и для Роджера.
      К своему смятению он вдруг осознал, что тот невольный взгляд, которым он бездумно разглядывал племянницу, вдруг как-то материализовался. Он видит не девчонку-подростка, а зрелую и даже опытную женщину. Наваждение и только… Роджер старался избавиться от этих мыслей. Но чем больше старался, тем покорней подчинялся им…
      Вообще-то Роджер был весьма неравнодушен к женскому полу, что и стало причиной его семейного краха. Похоть изнуряла его, он никогда не пытался с ней справиться, заводя все новые и новые связи. Хрупкая, религиозная Сарра, казалось, этого не замечала. Она получила пуританское воспитание, муж для нее был существом высшим, почти божеством. Сарра обожала Роджера и верила во все бредни, которыми тот оправдывал себя. И все сходило с рук… Роджер заводил шашни и с подругами Сарры, никак не мучаясь угрызениями совести. Наоборот, он находил в этом особую прелесть. Наивная Сарра и мысли не могла допустить, что ее лучшие подруги за ее спиной охотно принимают участие в эротических забавах мужа. Сама же Сарра относилась к слабостям Роджера весьма сдержанно, что того явно устраивало. Роджер и не стремился раззадорить жену. Зачем? Сарра для Роджера была просто находка…
      Сексуальные влечения все больше и больше пленили Роджера. И ему стоило больших усилий удержаться от забав с какой-нибудь из подруг прямо в присутствии жены. Но Роджер понимал: если жена догадается о его проделках, наступит конец его беззаботной жизни. И он, в присутствии Сарры, смирял свой нрав, надеясь потом отыграться…
      Однако расплата все-таки наступила и тем ужасней, что Роджер был к ней совершенно не подготовлен.
      Сарра страдала низким давлением. При резком изменении погоды Сарра мучилась от головной боли, головокружений и тошноты.
      В тот вечер, когда ясное небо вдруг заволокли грязные тучи и началась гроза, Сарре сделалось особенно плохо. И надо было так случиться, что у них припозднилась старая подруга Сарры, одна из тайных напарниц Роджера по его эротическим забавам. Все втроем они возлежали на ковре у камина. Ближе к огню разместилась Сарра, а Роджер с ее подругой пристроились позади. Роджер обнял жену и, уткнувшись подбородком в ее плечо, нашептывал слова любви и утешения. Подруга примостилась у ног Роджера и, прикрыв глаза от блаженства, дала волю своим рукам. Она не боялась, что Сарра обнаружит проделку, так как Роджер был начеку: его цепкие объятия не давали жене возможности повернуться… Ласки подруги все сильнее донимали Роджера. Он вдруг оказался в капкане, который сам и поставил. В подобный переплет Роджер еще не попадал – мгновение, и он потеряет самообладание. Роджер пытался коленом отпихнуть подругу, но та вцепилась в него, точно клещ… И тут Сарра пожаловалась, что ей стало хуже.
      – Дорогая, сейчас же в кровать! Я дам тебе лекарство и вызову врача, – едва прошептал бедняга Роджер и, собрав последние силы, рванулся от своей искусительницы на волю. Ох, он сейчас вернется, ох он и задаст этой бляди-подруге!
      Роджер поднял Сарру на руки, отнес наверх, в спальню, переодел в ночную рубашку и, уложив в постель, дал снотворное. Пообещал позвонить врачу и тихо вышел… Он бы и позвонил, но увидел перед камином ту распластанную сучку. Роджер стремглав сбежал по лестнице. Их страсть была так сильна, что оба потеряли осторожность и неистово завопили… Дверь на втором этаже растворилась, и в проеме появилось лицо Сарры. Она посмотрела вниз. Глаза Сарры застыли, рот судорожно хватал жаркий воздух. Дикий, крик полоснул гостиную. Сарра упала в обморок…
      Дальнейшее представилось совершеннейшим кошмаром.
      Сарра не подпускала мужа к себе. Она вызвала родителей и все им рассказала. Те увезли дочь, пригрозив Роджеру всеми муками ада. Вскоре оформили развод. Роджер страдал от потери жены. Только теперь он понял, как любил это хрупкое и чистое существо. Все опустело, женщины опротивели. Вот он и решил поселиться у матери, забраться в глушь и забыть все, если возможно…
      Бег по утрам, холодный душ два раза в день, гимнастика, умеренная еда, поменьше мяса. Бросить пить и курить. А главное – чтение, со своими похождениями он совершенно забросил книги…
      Роджер скрупулезно следовал своим установкам, ни в чем не давая поблажки. И результат сказался.
      Он теперь спал почти без сновидений. Казалось, он победил свою страсть…
      Только вот… Бекки! При виде племянницы Роджера неизменно занимала одна мысль: а так ли уж она невинна? Присмотрись! Ее походка, виляние попкой, а эта грудь, маленькая, но вполне оформившаяся. И взгляд из-под приспущенных ресниц.
      Тягучим днем, когда Роджер сидел у камина, задумчиво глядя на огонь, он услышал, как Бекки вышла из своей комнаты и начала спускаться по лестнице. Роджер повернул голову и встретился с ней взглядом. Он оторопел – так опалили его глаза Бекки. Племянница молча приблизилась к нему и села рядом. Некоторое время они разглядывали огонь на поленьях, не говоря ни слова…
      – Ты любишь женщин? – прервала молчание Бекки слабым голосом.
      Роджер поглядел на нее в недоумении.
      Бекки не шевелилась, глядя на огонь. Ее лицо медленно повернулось к нему, взгляд погрузился в его удивленные глаза, и Бекки улыбнулась, чуть опустив кончики губ. Роджер покрылся испариной…
      – Ты любишь трахать женщин? – Бекки продолжала улыбаться кривой дьявольской улыбкой. – Что ты молчишь? Или никогда этим не занимался? – Ее ладонь уверенно поползла по его колену. – Чего ты боишься, дурачок? Ох, как он у тебя просится на свободу! Не бойся, бабушка в церкви, это надолго. – Бекки расстегнула ширинку и высвободила горячую, пульсирующую плоть… «Мамочка! Замоли наш грех!», – мелькнуло в голове Роджера.
      Роджера недолго томили угрызения совести. Ощущения, в которые его погружала Бекки, не шли ни в какое сравнение с его прежними телесными радостями: так желанна стала эта страстная девчонка. Из-за долгого воздержания наслаждения сокрушили Роджера. Еще больше распалялась страсть от того, что источником его вожделений служила девочка, такого в его многоопытной жизни еще не было. А то, что родная племянница… В конце концов, не он же первым домогался. «Лучше я, чем какой-нибудь прощелыга. Спокойней! – убеждал себя Роджер. – А то еще подхватит какую-нибудь заразу. Или растрезвонит на весь городок. А со мной все будет спокойно. Главное – не терять голову, как тогда, с той идиоткой, что сломала его семейную жизнь…» Особенно он опасался бдительности матери. Не дай бог, старуха догадается, чем занимается дядя с племянницей! Тогда – конец: ее сердце не выдержит такого позора…
      Усердствуя ночью с Бекки, Роджер еще находил силы по утрам продолжать свои занятия.
      – Ах, Мэри! – умилялась рыжая Сью. – Твой сын просто кость в горле для наших ленивых мужчин. Едва рассветет, а он уже бегает по парку. А какой наездник? Залюбуешься! Но самое главное – он так благотворно влияет на Бекки. А девочке в ее возрасте полезен мужской родительский глаз.
      Мэри и сама прекрасно понимала, как необходима сильная мужская рука ее внучке, в ее возрасте, с ее внешностью. Чего только не может случиться с крошкой?! Теперь же, когда рядом с Бекки умный, любящий дядя, Мэри не о чем волноваться. Видимо, молитвы ее дошли до бога. Он помог Мэри, можно спокойно умереть…
      Бекки и вправду было хорошо под опекой дядюшки. Такого опытного любовника девочка и представить себе не могла. Это не мужлан Боб, который ни в какое сравнение не шел с нежным и остроумным Роджером. Он такие шуточки отпускал иногда, что Бекки падала с кровати от хохота.
      Но главное – Роджер сам заботился о тщательной конспирации, Бекки только подчинялась. Иногда, правда, в ней просыпалась шаловливость подростка, и Бекки покидала осмотрительность. Роджер без труда справлялся со своей разыгравшейся воспитанницей. Но не всегда…
      Как-то на чаепитии, устроенном в честь какого-то религиозного праздника, за столом на ярко освещенной веранде Бекки расположилась напротив Роджера. Приятельницы Мэри, божьи одуванчики, чинно разговаривали о великой святости праздника, втайне надеясь вымолить у бога особую милость своей благочестивостью.
      И Бекки сделалось скучно.
      Она сбросила туфлю, вытянула ногу и пристроила ее в пах дяди. Роджер напрягся, но не подал вида… Однако не так-то просто поддеть пальцем ноги упрямый замок молнии. Нога Бекки соскальзывала. Того и гляди, эта маленькая бестия перевернет стол в своей необузданной страсти. Но тут и в Роджера вселился бес, не истукан же он, в самом деле. Новизна ситуации воспалила дядюшкину голову. Опустив руку под скатерть, он, по-родственному, помог своей нетерпеливой племяннице. Дверь, как говорится, распахнулась. Роджер сидел с каменным лицом. Бекки запустила голую ступню в его штаны.