Мы, конечно, всех умнее, Но футбол-то тут при чем? Тут нам надо быть скромнее, Наш удел – хоккей с мячом. Можем в шахматы сражаться Или, лучше, в городки. Но в футбол не надо, братцы! Не позорьтесь, мужики!
      …Пролетят года проворно, Словно с белых сакур дым. Мы, конечно, нашей сборной Все забудем, все простим. Снова наш болельщик охнет, Снова чуда будет ждать. Вдруг в лесу чего-то сдохнет, Море Черное усохнет, Реки повернутся вспять?
      Это строки из песни "Футбольные страдания" замечательного барда Тимура Шаова, страстного болельщика "Спартака" и той самой сборной, что стала "героем" этого горько-ироничного произведения. Сочинена была она по мотивам бесславного выступления нашей команды на чемпионате мира в Японии в 2002 году, но могла с равными основаниями появиться на свет после финальной части любого из мировых и европейских первенств после 1988 года.
      Более удивительного несоответствия между масштабом народной любви к виду спорта и результатами, которые показывают наши представители в нем, невозможно представить. С момента, когда после развала Советского Союза на свет появилась сборная России, ей ни разу (!) не удалось преодолеть первый этап финальных стадий крупнейших турниров.
      Лучше, чем у Шаова, отношение публики к национальной футбольной команде не выразишь: за полтора десятка лет оно прошло стадии удивления, недоумения, гнева, опустошения и к моменту прихода Гуса Хиддинка утвердилось в нише насмешки и иронии. К 2006 году едкие шутки над сборной стали непременной составной частью всех юмористических телепрограмм страны.
      Более того, Шаов рифмой и полушутливо заговорил о том же, что его коллега по "амплуа" и болельщик "Зенита" Александр Розенбаум во время нашей беседы два года назад высказал уже серьезно и прозой: "Мне, футбольному болельщику с детства, очень бы хотелось думать иначе. Но все же полагаю, что это не наш вид спорта, и большого пути у нас в нем не будет… Никогда мы не будем доминировать, как Кавказ в легких и средних весах вольной борьбы, как русские тяжи в греко-римской борьбе – начиная с Ивана Поддубного и вплоть до Карелина. Это генетика. Русские медведи – это про нас. А футбол – нет".
      Еще один представитель интеллигенции, покойный ныне Александр Абдулов, в начале осени 2006-го оказался совсем уж категоричен: "Наших футболистов пока нельзя показывать за деньги". Хорошо еще оставил им последнюю надежду ремаркой "пока"…
      Наверняка найдутся ура-патриоты, которые затопают ногами и обвинят известных деятелей культуры в русофобии или чем-то подобном. Чушь! Уважаемые люди лишь высказали вслух мысль, которая не давала покоя многим. Стоит ли вообще переживать за нашу сборную, убивать из-за нее миллионы нервных клеток, стоит ли надеяться, что когда-нибудь от нее будет реально чего-то дождаться? Или надо взирать на ее матчи с меланхолическим спокойствием люксембуржца или санмаринца, уверенного, что в футболе ничего серьезного его команде никогда не светит?
      Ответ на этот вопрос мы получили 17 октября 2007 года в Лужниках. Тем волшебным вечером сборная России под руководством голландца Хиддинка сражалась за выход на чемпионат Европы-2008 с англичанами, у которых знаменитость была на знаменитости и знаменитостью погоняла – Руни, Оуэн, Джеррард, Лэмпард… Но, проигрывая, наша команда нашла в себе силы на пятиминутку поэтической ярости, за время которой Роман Павлюченко забил два мяча. И сборная России, которую в той игре не устраивала даже ничья, победила, вмиг сделав огромную страну счастливой.
      В тот день мы осознали: нет на этой команде никакого клейма обреченности! Мы сами себе внушили, что рожденный ползать летать не может! Да и вообще, откуда взяться такому клейму в противоборстве национальных команд, где невозможно скупить всех лучших игроков за деньги? Сборная Греции, выигравшая чемпионат Европы-2004, доказала это как никто другой. И дала надежду другим странам, не относящимся к высшему футбольному свету: вы тоже способны на это!
      Но мы, граждане страны с загадочным для всего мира менталитетом, способны и на совсем другое. Когда надежды почти нет – бьем мотивированную до предела Англию. Зато когда почти все решено в нашу пользу – проигрываем Израилю, которому вообще ничего уже не нужно. Отбив в жестокой драке с грабителями свою сумку с драгоценностями, тут же на радостях вручаем ее первому встречному…
      "Сумка", однако, все-таки вернулась к хозяину в целости и сохранности. На подмогу пришли хорваты, в последнем туре невероятным образом обыгравшие Англию на ее поле, когда ту устраивала ничья. И Россия, к собственному изумлению, получила путевку на первенство Европы. Вся Москва последний месяц заклеена рекламными плакатами с лицами Хиддинка и Павлюченко.
      Решительно не понимаю тех наших соотечественников, которые такому повороту не рады и брюзжат: зачем, мол, ехать, чтобы в очередной раз опозориться? Во-первых, именно теперь подобный исход – далеко не факт. Нас в кои-то веки везет на крупный турнир большой европейский тренер, досконально знающий, как строить подготовку к чемпионатам мира и Европы. Если Хиддинку удавалось вывести из группы корейцев с австралийцами – почему нельзя верить, что та же участь выпадет и россиянам? Тем более – после весеннего шоу в Кубке УЕФА питерского "Зенита", в стартовом составе которого восемь игроков из одиннадцати – россияне?
      Боюсь одного. Того, о чем, собственно, и написана эта книга. Почему-то так вышло, что абсолютно каждое появление нашей сборной на мировом или европейском чемпионате в последние два десятка лет оборачивалось не футбольным праздником, а склоками и интригами. Только что одаренные, дружные и по гроб жизни любившие друг друга тренеры, игроки и руководители вдруг оказывались смертельными врагами. В момент, когда так нужно было отбросить все, кроме главного, люди начинали думать о чем угодно, кроме футбола. Мы вдруг узнавали не о лучших их качествах, а о худших. Раз за разом это оборачивалось крушением команды и разочарованием болельщиков.
      А потом все шло по следующему кругу – новый тренер, громкие обещания, первые победы, реанимация веры… И так вплоть до следующего пшика, после которого вдруг выяснялось, что наши любимые игроки – рвачи и бездари, тренеры – зазнайки и неумехи, а функционеры – "совки" и коррупционеры. Тут же в судьбу сборной бесцеремонно вмешивались политики, убежденные, что в игре миллионов смыслят лучше профессионалов. И серьезный разбор причин неудачи тут же подменялся в кабинетах и на телеэкранах истеричными криками об отсутствии патриотизма и испорченности игроков несусветными деньгами. А на стадионах и за их пределами эти крики, попав на нужную почву, аукались ненавистью и насилием.
      Все это происходило, мне кажется, согласно извращенным законам нашей жизни. И отнюдь не только футбольной.
      Эта цикличность сюжета и заставила меня назвать книгу о сборной – "Наша футбольная Russia". Как и герои моего любимого телевизионного шоу, российская команда полтора десятка лет дарила нам самые разнообразные сценарии с одним и тем же гарантированным исходом. Стоит ли удивляться, что футбол – обязательный атрибут самой программы "Наша Russia"?
      Неужели и сейчас, во время и после Euro-2008, будет то же самое? "Верю в чудо", – сказал мне телекомментатор Виктор Гусев, и у него есть для этого основания. Сборную России теперь тренирует цивилизованный человек, который занят поиском не внешних и внутренних врагов, а возможностей для усиления игры. Уважающие его футболисты, почувствовав прошлой осенью в Израиле на собственной шкуре, что такое настоящий позор, ни в коем случае не захотят этот опыт повторить.
      Смогут ли?..
      В уже упомянутой песне Тимура Шаова есть еще строки:
      А мы-то раскатали губы И болели, матерясь. Но надежды наши грубо Бутсами втоптали в грязь…
      Мы же можем, мы ж Расея, Всем им голову свернуть! Но граблями вновь усеян Наш большой футбольный путь.
      Миссия нашей сборной на Euro-2008 в Австрии и Швейцарии – конечно же, не выиграть этот турнир. Нужно быть реалистами и не ждать от команды того, на что она сегодня объективно вряд ли способна.
      А вот покончить с вечным хождением по граблям, верно подмеченным поэтом и музыкантом, – вполне в силах этой сборной. И с нашими многолетними "футбольными страданиями" – тоже.
      Дай Бог удачи Хиддинку и его команде.
      А также всем нам.

      "В этой повести нет ангелов и нет злодеев… Нет грешников и праведников нет. Да и в жизни их не существует".
      Сергей Довлатов
      "Мы, игроки национальной сборной России по футболу, понимая всю возложенную на нас ответственность за выступление команды на чемпионате мира в США, считаем недозволительным повторение ошибок, ранее неоднократно допущенных федерацией футбола, – организационные просчеты, финансовые манипуляции, неудовлетворительное материально-техническое обеспечение сборной, что уже не один раз отрицательно влияло на качество ее выступлений.
      Мы знаем, что Садырин П. Ф. – неплохой клубный тренер, но сборная – это другое: главное, что беспокоит нас сегодня, это тренировочный процесс и методы подготовки тренера сборной Садырина, которые, по нашему мнению, не соответствуют уровню работы с главной командой России. Достигнутый же сборной результат – выход в финальную часть чемпионата мира 1994 года – это инерция команды, созданной ее бывшим тренером Бышовцем А. Ф. к чемпионату Европы 1992 года.
      Мы считаем:
      1. Работу с национальной сборной России по праву должен вести Бышовец Анатолий Федорович и готовить ее к выступлениям в финале чемпионата мира 1994 года в США.
      2. Должны быть изменены условия материального вознаграждения за выход в финальную часть чемпионата мира.
      3. Незамедлительно должно быть улучшено материально-техническое обеспечение сборной команды страны.
      Игроки национальной сборной команды России по футболу: Никифоров, Карпин, Иванов, Юран, Шалимов, Добровольский, Колыванов, Онопко, Хлестов, Кирьяков, Канчельскис, Мостовой, Саленко, Кульков".
      (r)@@
      Осенью 1993 года погибла одна из самых талантливых наших футбольных сборных всех времен.
      Нет, слава богу, никакой трагедии с ней не приключилось. Физически все остались живы-здоровы. Но открытое "письмо 14-ти" на имя советника президента России по спорту Шамиля Тарпищева с требованием отставки главного тренера Павла Садырина, написанное игроками в номере афинского отеля "Хилтон", в одночасье уничтожило команду, которой были по плечу медали чемпионата мира.
      Не я так считаю – а все действующие лица той драмы, от Вячеслава Колоскова до Игоря Шалимова, от Анатолия Бы-шовца до Сергея Юрана. "Бронзу на ЧМ-94 в Америке взяли шведы, которых мы почти в тех же составах обыграли в полуфинале молодежного чемпионата Европы 90-го, – отметил в разговоре со мной экс-генеральный секретарь РФС Владимир Радионов, главный тренер той золотой молодежки. – А в 98-м во Франции третьими стали хорваты – с Просинечки, Бобаном и Шукером, которых в составе сборной Югославии мы дважды побили в финале. Как же больно осознавать, что хотя бы однажды на их месте должны были оказаться мы!"
      Под этими горькими словами сегодня готовы подписаться все, кто оказался тогда по разные стороны баррикад. Конфликт не просто лишил сборную части ключевых футболистов – Игоря Шалимова из "Интера", Андрея Канчельскиса из "Манчестер Юнайтед", Василия Кулькова из "Бенфики", Игоря Ко-лыванова из "Фоджи", Сергея Кирьякова из "Карлсруэ", эксмарсельца Игоря Добровольского. Все они в конце концов полгода спустя при новом тренере Олеге Романцеве вернулись в команду. Прореху в отношениях – вот что было уже не залатать. Золотое поколение, последний выпуск советского футбольного университета, разбилось на группы настороженных и напряженных людей, не верящих друг другу, готовых к любым подвохам и интригам. Склеить "осколки разбитой тарелки", как во время чемпионата назвал случившееся мой коллега Сергей Микулик, оказалось не под силу никому. "У сборной сломался хребет", – сформулировал Борис Игнатьев.
      Футбол – это часть жизни, а потому думаю, что "бунт 14-ти" был одним из неизбежных проявлений того смутного времени. За полтора месяца до письма в Москве штурмовали Останкино и палили – отнюдь не холостыми – по Белому дому. И в людском подсознании откладывалось: границ нет. Ни в чем. Революционные ситуации в обществе и в футболе вряд ли были случайным совпадением.
      Не собираюсь выносить приговор, кто был тогда прав и кто виноват. В оценке таких сюжетов нет ничего вреднее крайностей. Отсюда и эпиграф, означающий: жизнь всегда сложнее примитивного черно-белого окраса. Вот и постараюсь для начала собрать полную палитру, воссоздать с ее помощью картину, разобраться в причинах. И дать возможность вам, уважаемый читатель, самому расставить акценты.
      Для меня же самым сильным впечатлением стало то, с какой страстью все "фигуранты" согласились вспомнить события 93-го – 94-го, когда в 2003 году, к десятилетию "письма 14-ти", я решил тщательно разобраться в этой истории. К кому ни обращался – тогдашнему президенту РФС Вячеславу Колоскову и его генсеку Владимиру Радионову, к тренерам той сборной Юрию Семину и Борису Игнатьеву, к ее капитану Игорю Шалимову, к советнику президента России по спорту Шамилю Тарпищеву, к несостоявшемуся претенденту на место главного тренера Анатолию Бышовцу, к не подписавшему письмо Дмитрию Галямину и к подписавшему, но потом вернувшемуся в сборную Сергею Юрану, – всех буквально прорывало от воспоминаний и боли. Десять лет спустя многие, конечно, путались в деталях – но никто не уклонился от разговора. Никто не стал искать отговорок – что все, мол, быльем поросло, что тема неактуальна, что не хочется бередить раны и неосторожным словом кого-то задеть. Игнатьев ли на лужниковском морозе, Шалимов ли в пиццерии на "Соколе", Галямин ли в клубном кафе в Химках – все понимали, что уйти от этих воспоминаний, какими бы тяжелыми они ни были, – значит обмануть себя. Потому что такое не должно повториться.
      @(r)@
      Все началось 17 ноября 1993 года в Афинах, где сборная Садырина, заранее обеспечившая себе выход в финальную часть ЧМ-94, проводила последний матч с греками. При счете 0:1 ближе к концу матча Добровольский сравнял счет, но судья, гигант из африканского Габона (!), под предлогом надуманного офсайда гол отменил. Садырин в этот момент что есть силы пнул кресло – этот кадр видела вся страна. Вроде никому не нужная игра – но та сборная не привыкла уступать. После финального свистка игроки были взвинчены – об этом говорят и они сами, и их тренеры.
      И тут, едва матч закончился, в раздевалку вошел президент РФС.
      Колосков:
      – Я сказал игрокам то же самое, что и в августе 2003 года после матча с Израилем, когда ушел Газзаев. Что с такой игрой, с таким отношением к делу им в Америке делать нечего. Что нельзя позорить страну, и мы посмотрим, кого брать на чемпионат мира, а кого – нет.
      – Может, не стоило говорить такое по горячим следам?
      – Как не стоило?! Мы, руководители-тожелюди, у нас есть определенные эмоции. И потом, игроки выступали за границей, после матчей разъезжались по разным странам, а нам надо было ехать домой. И выслушивать все, что о нас думают.
      Шалимов:
      – Думаю, сильнее всего нас задела фраза, что с такой игрой в Америке делать нечего. Ни в коем случае не оправдываюсь, но когда забиваешь чистейший гол (там метра два до офсайда было), экзотический судья его не засчитывает, а после игры слышишь такие слова – наступает ответная реакция. Я как капитан говорил, наверное, полчаса. Вспоминал все претензии, которые у нас накопились по организации дела в сборной. И пошло-поехало. Это и послужило отправной точкой конфликта. Может, не стоило так делать, надо было искать какой-то компромисс. Но молодые были, горячие…
      Семин в 2003-м видел ситуацию так:
      – Может, ничего бы и не произошло, если бы не было того непонятного разговора в раздевалке. Это еще раз доказывает -всем, что там происходит, должен управлять только главный тренер. Никто, кроме него, не имеет права проводить собрание по горячим следам. Игроки ведь сами переживали, что неудачно закончили тот матч, в котором сыграли, полагаю, вовсе не так плохо. Надо было дать людям отдохнуть после игры, поблагодарить их за успешный итог отборочного цикла, выставить на столы шампанское. А уже через неделю, когда все успокоятся, провести собрание, где все и обсудить. В результате футболисты совершили очень большую глупость, о которой сами теперь все сожалеют…
      Игнатьев, правда, считал несколько иначе: "Припоминаю свои ощущения: как тренер я со стороны Колоскова какого-то нарочитого отсутствия дипломатии в тот момент не почувствовал". Юран добавил: "Колосков вошел, когда мы еще даже в душ не сходили, и, думаю, было неправильно начинать с ним спорить. В конце концов, он – президент федерации, и имел право говорить так жестко, как считал нужным. Мне кажется, ответ ребят был кем-то заранее спровоцирован".
      На собственном (пусть и любительском) опыте я знаю, как после матча, тем более проигранного, обострены чувства его участников. Говорить в такие моменты на повышенных тонах – значит добровольно запаливать фитиль. Что и произошло в Афинах.
      (c) @ @
      Во время перепалки в раздевалке Колосков упомянул, что РФС подписал спонсорский контракт с фирмой Reebok, и на чемпионате мира все игроки должны играть в ее бутсах – а кто не захочет, тот не поедет в США. Это стало еще одним детонатором взрыва. Даже не потому, что у многих легионеров были индивидуальные контракты с другими фирмами. А из-за того, что на этом соглашении в числе прочих стояла подпись главного тренера. Шалимов:
      – Мы стали спрашивать, почему о столь жестких условиях нас никто заранее не поставил в известность, хотя мы и прежде предупреждали об индивидуальных контрактах. Колосков сообщил, что контракт от имени сборной России подписали он сам, Симонян и Садырин. Павел Федорович при этом промолчал. Тогда-то мы и поняли, что главный тренер -нес нами, а с руководством федерации. Это сейчас, став тренером, я осознаю, что способ, который мы избрали для ответа, был неправильным, и игроки вообще не должны ставить вопрос о смене тренера. А тогда нам казалось, что Садырин мог повлиять на всю ту массу организационных неурядиц, которая в то время была в сборной. И что это напрямую влияет на результат. Потому в письме и возник пункт о замене Садырина на Бышовца.
      Семин: "Да, на Садырина со стороны игроков была обида, что он не встал на их сторону, промолчал во время выступления президента РФС. Но до этого, насколько помню, никакого негатива по отношению к работе тренеров не было".
      Из тех, кто подписал письмо, деятельность Садырина-тре-нера была главной причиной только для Карпина. Спустя десять лет он не скрывал, что основанием во многом послужила личная обида – несмотря на отсутствие в Афинах из-за дисквалификации его конкурента Канчельскиса, Садырин даже не вызвал тогдашнего спартаковца на матч с Грецией.
      – Разумеется, дело было не только во мне, – вспоминал в 2003 году Карпин. – Я не думал, что с этим руководством сборной мы можем чего-то добиться на чемпионате мира. И когда подписывал письмо, для меня было совсем не обязательно, чтобы на место Садырина пришел именно Бышовец.
      Карпинский акцент на Садырине был исключением, который лишь подтверждал правило.
      По иронии судьбы совсем незадолго до того два главных закоперщика конфликта – Шалимов и Кирьяков – в беседах с автором этих строк, опубликованных соответственно в газетах "Футбол-экспресс" (в декабре 92-го) и "Футбольный курьер" (в мае 93-го), отозвались о Садырине комплиментарно.
      Шалимов: "Работать с Садыриным мне понравилось сразу. Пришлись по душе его знание футбола и отношение к нам как к личностям. Он не равняет всех под одну гребенку, не вгоняет в какие-то искусственные рамки, а старается найти общий язык с каждым. Думаю, что с таким тренером, да и при таком составе, мы можем и за Кубок мира побороться. А почему бы и нет?"
      Кирьяков: "Не найти общий язык с Садыриным можно только при большом желании. Он прекрасно понимает игроков, может пошутить. В помине нет такого, как при Бышов-це, когда на базе гробовая тишина стояла, каждый был погружен в себя. Строгие рамки дисциплины, в которые нас загонял Анатолий Федорович, далеко не всем были по нутру. Особенно тем, кто за границей играл".
      А уже в январе 94-го Шалимов в интервью моему коллеге по "Спорт-Экспрессу" Михаилу Пукшанскому заявлял следующее: "Колосков непотопляем – это ясно всем. Но я согласен играть в сборной при Бышовце, потому что он всегда стоял и, я уверен, будет стоять на стороне игроков, а не предаст нас, как это сделал Садырин".
      Не сомневаюсь, что Шалимов с Кирьяковым искренне верили в то, что говорили. Молодости свойственны эмоции -вот и поменялось их отношение к человеку на 180 градусов за какой-то год. А на самом деле – не за год, а за ту самую минуту в афинской раздевалке, когда Садырин не поддержал футболистов в "обувном" вопросе…
      Сами игроки тем не менее в те месяцы приводили игровые причины своих претензий к главному тренеру. Так, на нашумевшей пресс-конференции в пресс-центре МИД 25 декабря 93-го капитан сборной Шалимов сказал:
      – Команда на глазах регрессирует, и мы не хотим в таком состоянии ехать на чемпионат мира, чтобы там опозориться. Поэтому мы потребовали назначения тренером сборной Бышовца, который всех нас хорошо знает и которому не придется строить команду заново. Мы считаем, что за оставшееся время он сможет вернуть нам игру, которая у нас когда-то была. Ведь всем нравилось, как мы играли в отборочном турнире чемпионата Европы (1992 года. – Прим. И. Р.), когда сумели опередить таких соперников, как сборные Италии и Норвегии.
      С этим тезисом Шалимова согласиться трудно. Да, в отборочном турнире Euro-92 сборная СССР под руководством Бышовца выступила здорово, хотя с теми же итальянцами дважды сыграла вничью с одинаковым счетом – 0:0 и опередила их благодаря лучшим результатам встреч с другими командами. Но потом-то был финальный турнир, о котором капитан сборной почему-то упоминать не стал!
      Не сделал он этого потому, что там, в Швеции, никакого намека на осмысленную содержательную игру у сборной не было. Бышовец сделал ставку на глухую оборону в ущерб атакующим действиям, и эти защитные бастионы помогли команде дважды сыграть вничью с ведущими сборными Европы -Германией (1:1) и Голландией (0:0). В последнем случае нашей команде еще и повезло, потому что судья не засчитал гол, забитый форвардом голландцев Марко ван Бастеном по всем правилам.
      Прекрасно помню тогдашние ощущения – и свои, и друзей-болельщиков. Собственно от игры сборной СНГ тогда все, называя вещи своими именами, плевались – но ничейные результаты говорили о том, что, возможно, такая циничная тактика Бышовца была верной. Но когда в заключительном матче группового турнира, против потерявших уже всякую мотивацию шотландцев, потребовалось атаковать и выигрывать, сборная оказалась на это не способна и проиграла – 0:3. Бышовец видит в том разгроме не только и не столько футбольные причины, но факт остается фактом: даже намека на умный, творческий и привлекательный футбол команда тогда не продемонстрировала. И бесславно покинула первенство, а Бышовец вскоре уступил место главного тренера Садырину.
      И не так уж плохо, между прочим, был проведен отборочный турнир ЧМ-94! Сейчас мы можем только мечтать, чтобы к последнему туру наша сборная уже обеспечила себе место в финальной стадии – тогда же это произошло, и поединок в Греции ничего не решал. Тем не менее, если исходить из высказывания Шалимова на пресс-конференции, футболисты вдруг затосковали по игре времен Бышовца. Мне в это, честно говоря, не верится.
      Зато верится в другое. Всем известно, что Бышовец сумел "выбить" для футболистов очень солидные премиальные: за участие и две ничьи на Euro-92 они получили примерно такие же деньги, как и чемпионы Европы – датчане. Колосков выплачивать такие суммы команде, не преодолевшей стадию группового турнира, желанием не горел, но Бышовец встал на сторону игроков и заставил президента РФС выполнить взятые им на себя, пусть и чрезмерные, обязательства.
      Игроки не могли это не оценить – и при случае не отблагодарить Анатолия Федоровича. Игра тут, полагаю, была ни при чем. А "при том" – то, что в критической ситуации Бышовец стал на сторону футболистов, а Садырин занял позицию руководства.
      @ (r) @
      А вот что на "обувную" тему сказал мне в 2003-м Колосков:
      – У нас не было другого выхода, Reebok в то время был единственным спонсором, который давал деньги на сборную команду и обеспечивал ее экипировкой. К тому же мы были связаны общим контрактом с Олимпийским комитетом: эта фирма обеспечивала сборные по всем видам спорта. Поэтому я и стал жестко настаивать на выполнении контракта. Хотя, надо признать, претензии игроков по экипировке были справедливыми. Reebok делал свое дело безответственно. То присылали нам баскетбольную форму, то носки почему-то детского размера. И качество этой формы было, честно говоря, не очень. Понятно, что представить такое в "Интере", где играл Шалимов, было невозможно. Но мы тогда, как и вся страна, начинали наошупь. Мы ведь пришли из прежней эпохи, привыкли быть иждивенцами у государства – а тут надо было все зарабатывать и искать самим.
      Оценка Колосковым работы экипировочной фирмы спустя десять лет после конфликта выглядит, как мы видим, жесткой и объективной. В разгар же скандала, в декабре 93-го, когда я делал с президентом РФС обширное интервью для еженедельника "Футбольный курьер", Вячеслав Иванович высказался на эту тему совсем иначе.
      – Причиной взрыва стало и заключение контракта с фирмой Reebok…
      – Ни по костюмам, ни по игровой форме вопросов не было. Скандал возник лишь из-за бутс. И из слов зачинщиков может создаться впечатление, будто ничего хуже продукции этой фирмы в мире не производится. Между тем больше чем полкоманды уже год как играет в Reebok.
      – Постойте, но ведь Шалимов утверждает, будто ни одна уважающая себя команда не играет в бутсах Reebok.
      – А как вы думаете, Бергкамп себя уважает? Весь "Спартак", кроме, кажется, Карпина, целый год обувается в Reebok. Да и ряд легионеров, кроме Колыванова, Юрана, Кирьякова, Шалимова и, по-моему, Канчельскиса.
      Теперь о претензиях к качеству бутс. Действительно, первая партия бутс Reebok, изготовленная в одной из стран Юго-Западного региона, была крайне неудачной. Мы ее тут же забраковали, даже ребятам не стали показывать. Следующая же партия изготавливалась в Италии на тех же фабриках, что и бутсы лучших итальянских производителей. Ребята говорят, что бутсы просто великолепные. Подозреваю, что спартаковцы, а также Садырин, Симонян и Семин понимают толк в бутсах. Только после того как контракт с Reebok подписали главный тренер и начальник сборных команд, свою подпись поставил я. Некоторые игроки во главе с Шалимовым закапризничали – понесут, мол, потери от разрыва своих индивидуальных контрактов. Reebok пошел на компенсацию этим игрокам, выделив на это 100 тысяч долларов. Я советовал футболистам привезти в Москву свои индивидуальные контракты, чтобы мы имели основания для выплаты компенсации. Кто не захочет – не поедет на чемпионат мира, потому что 17 игроков не должны страдать от того, что пятеро играют в других бутсах…
      Так когда же Колосков говорит правду – в 2003-м, рассказывая о баскетбольной форме и носках детского размера и делая вывод о безответственности Reebok, или в 93-м, восторженно расхваливая тогдашнего партнера РФС? Ответ, по-моему, очевиден.
      В недавно вышедшей книге "В игре и вне игры" Колосков раскрыл финансовую подоплеку как своих комплиментов в адрес Reebok, так и жесткости в отстаивании интересов "обувщиков" во времена "письма 14-ти":
      "Олимпийский комитет страны заключил контракт с компанией Reebok, по которому восемь футболистов сборной должны были играть в бутсах, которые выпускает эта фирма. На деле же в данной обуви играло три-четыре человека. За нарушение договора Reebok оштрафовал нас на кругленькую сумму. Так что мы лишились денег, которые должны были идти нашей команде в качестве премиальных. Для игроков это был чувствительный удар по карману".
      (c) (r) (c)
      События развивались стремительно. Вернувшись в "Хилтон", футболисты собрались в одном из номеров.
      – Трезвые были? – спросил я Галямина, не подписавшего письмо.
      – Да. Однозначно. Мы не были ангелами, но выпивать было некогда. 70-80 процентов игроков сборной выступали за границей, и нам наутро надо было возвращаться в свои клубы. Это у тех, кто играл в России, был последний матч, а у легионеров расслабляться не было возможности. Насколько помню, никто не пил. Вообще разговор шел без крика. Никто никого не неволил и подписывать письмо не заставлял.
      – Может быть, игроков обидело еще и то, что в отеле к ним на переговоры пришел не сам Садырин, а Семин, – предположил Радионов.
      А вот что по этому поводу вспоминал Игнатьев:
      – Мы, тренеры сборной, стояли в холле, когда прошла информация, что все ребята собрались в номере и что-то горячо обсуждают. Откуда новость прошла, точно не помню, но обычно такие вести приносят врачи, массажисты. Думаем -надо пойти узнать, что такое. Садырин говорит: "Чего ходить? Никуда мы не пойдем". Знал бы он, что дело обстоит так серьезно – наверняка бы пошел, поскольку снобом никогда не был. НоПалыч (Семин. -Прим. И. Р.) все-таки пошел. После его возвращения мы обсудили услышанное и решили, что игроки выпустят пар и успокоятся. Ни о каком письме тогда речи не было. Мы даже представить себе такой поворот не могли. О нем узнали уже в Москве.
      Сам Семин подтверждает, что о письме во время разговора с футболистами речи не заходило.
      – Япошел к игрокам поговорить по-дружески, – рассказал мне главный тренер "Локомотива". – Сделал это потому, что был неприятный момент в раздевалке, и считал, что нужно выступить в роли парламентера. Задачу все-таки выполнили, так что делить-то? Речь шла об организационных моментах. Перелеты, экипировка, бутсы, стирка… Тренерской работы разговор не касался. Думал, это пройдет. Когда выходил, не мог даже представить, во что все выльется.
      "Семин пришел, предложил спокойно все обсудить, – вспоминал Шалимов.-Ноу нас уже все кипело. Мы летели с шашками наголо, и ничего не хотели слушать".
      Тут необходимо отступление. Формальное перечисление претензий игроков к РФС, как показывает практика, способно читателя только разозлить, да и сам Шалимов это понимает: "У кого-то может сложиться упрощенное впечатление, будто из-за проблем с бутсами Reebok мы отказались ехать на чемпионат мира. Наше недовольство было гораздо глубже. Только не поймите это как запоздалые обвинения и упреки. С тем же Колосковым у нас сейчас хорошие отношения, и на многие вещи я смотрю по-другому. Просто хочу объяснить, какие мы испытывали эмоции, когда разгорелся весь этот тетер. Пусть люди выслушают – и попробуют поставить себя на наше место".
      И Шалимов начал рассказывать:
      – Присылают в "Интер" факс – играем в гостях товарищеский матч со сборной Польши. В Милане спрашивают: может, не поедешь, неофициальная все-таки игра? Нет, говорю, поеду – надо налаживать игровые связи, готовиться к отборочным матчам. Выходим с Колывановым в Варшаве из аэропорта – никого нет. Стоим, как идиоты, и не знаем, что делать: название гостиницы-то нам неизвестно. Нам ведь даже в голову не могло прийти, что не встретят!
      Звоню в "Интер" человеку, которому пришел из России факс. У него выходной. Слезно прошу приехать в офис и найти бумагу – там-то гостиница указана. Через час, еле дозвонившись, узнаем название. Договариваемся с бестолковыми таксистами и с грехом пополам находим отель. А там удивляются: какая сборная России? Ее здесь не было и не должно быть! Мы опять идем к телефону. И вдруг, на наше счастье, появляется поляк, который организовывал эту поездку. Причем появляется по своим делам и, видя нас, удивляется: "О, привет. Что вы тут делаете? Все переиграли, матч будет не в Варшаве, а в двух часах отсюда. Сейчас посажу вас на такси". Сажает на какие-то "Жигули", мы два часа едем – и когда наконец приезжаем, оказывается, что играем ни с какой не сборной, а с клубом, занимающим последнее место в чемпионате Польши…
      Или еще одна история. Летим в Германию, на пятидневный сбор перед официальной игрой в Люксембурге. Прилетаем в маленький немецкий городок – в аэропорту опять не встречают. По-итальянски никто не понимает, по-русски тоже, а других языков мы толком не знаем. На ломаном английском пытаемся что-то выяснить о сборной России. Берут местную газету. Ой, говорят, как раз сейчас какой-то футбол на местном стадиончике идет, может, твои играют. Беру такси, приезжаю на стадион. Начинаю прорываться, меня не пускают. Я киплю, ору, чуть до драки не доходит. Наконец отталкиваю контролера и действительно вижу -наши играют контрольный матч. Ну, говорят, выходи!
      А когда начинали об этих вещах чиновникам говорить, ответ всегда был один: "Вы зажрались. Еще недавно на велосипеде ездили, а сейчас не встретили – проблема большая!" И все это потихоньку накапливалось. У каждого. На первых порах после прихода Садырина атмосфера в команде действительно была замечательной, и когда мы о ней говорили в прессе, ничуть душой не кривили. Тем более что человек-то он был добрый, отзывчивый, компанейский – хороший, словом. Но потом стали приходить к выводу, что весь этот хаос – в том числе его вина".
      А вот что сказал мне об этом хаосе Колосков:
      – Нищета нас тогда подводила. Это теперь у РФС автопарк, десяток машин, в любое время дня и ночи можем встретить и проводить. А тогда были полторы машины да автобус. Стоимость проезда на такси мы всегда компенсировали. А те накладки… Надо понимать, в какое время мы жили. Росли вместе со страной. Стоило просто ко всему этому относиться терпимее, без экстремизма.
      Галямин, автор золотого гола ЦСКА в последнем чемпионате СССР, справедливость слов Шалимова мне в 2003 году подтвердил:
      – Организация сборов и перелетов была очень плохая, постоянно случались накладки, которые негативно влияли на обстановку в команде. И письмо я не стал подписывать только потому, что там ставился вопрос о замене Садырина, в остальном же был с ребятами согласен. Их требования были нормальными и справедливыми. Если бы нам сразу, до начала отборочного цикла, говорили: условия по деньгам и бутсам такие-то – вопросов бы не было. А получалось так, что условия нам меняли на ходу, когда уже обо всем существовали договоренности. Люди, которые уже поиграли на Западе, от такого отвыкли.
      – Ну а Садырин-то, по-вашему, просто под горячую руку попал?
      – У Бышовца есть одна очень хорошая черта. Там, где он работает, всегда порядок. Он не признает, чтобы какие-то мелочи мешали футболисту раскрыть свой талант. Беспорядка он бы наверняка не допустил. Садырин же, отличавшийся поразительным чутьем на игроков и интуицией, такого внимания организации дела не уделял. Не скрою, у нас с ним были трения, он, в отличие от Бышовца, и вызывал-то меня в сборную через раз. Но за три года мы с ним в ЦСКА прошли все – от первой лиги до чемпионства. В общем, после короткого размышления я посчитал для себя невозможным подписывать письмо с требованием об отставке Пал Федорыча…
      К этому остается добавить, что в декабре 93-го даже Игнатьев на пресс-конференции игроков-"отказников" в пресс-центре МИД на Зубовской площади с места в зрительном зале заметил, что во всем поддержал бы игроков, если бы они только не потребовали отставки Садырина…
      Наверняка сетования президента РФС на тогдашнюю бедность подведомственной ему структуры имели право на жизнь. Но дело было, если исходить из рассказа Шалимова, не столько в этом, сколько в отношении к игрокам. Это признает даже подчиненный Колоскова – Радионов: "5 93-м мы многого не умели и не знали, немножко по-советски ко всему относились. А ведь игрок сборной требует предельного внимания. Надо сделать все, чтобы он понимал: за ним страна, федерация, которая думает о нем и хочет, чтобы он комфортно себя чувствовал, спокойно готовился к матчу и играл. Сейчас мы этому научились…"
      Невозможна сейчас и другая ситуация времен 93-го -94-го – преследование журналистов, занявших позицию, противоположную руководству РФС. По свидетельству пострадавшей стороны, к этому приложил руку тогдашний пресс-атташе РФС, в прошлом – популярный футболист "Торпедо" и "Динамо", а в будущем – помощник Олега Романцева в сборной России Михаил Гершкович, ныне возглавляющий Объединение отечественных тренеров по футболу. Вот что рассказал об этом журналист Валерий Винокуров в книге "Наш мир – футбол":
      "Тренерская карьера у Гершковича не сложилась. Оставшегося без работы, его пригласили в еженедельник "Футбол" в качестве заместителя главного редактора. Но журналистский хлеб несладок, и не всегда найдется масло, чтобы на него намазать. И тогда друг Тукманов приглашает Гершковича на должность пресс-атташе РФС… На новой должности Гершкович с неистовостью начал служить руководству РФС. Излишне объяснять, какую роль он играл в известном конфликте. Однако ему была поручена Колосковым – Тукмановым и более ответственная "миссия": он обязан был оградить РФС от предстоящей в будущем критики, лишив аккредитаций на чемпионат мира представителей тех изданий, что не только критиковали РФС, но и заняли сторону конфликтовавших с ним футболистов. И это именно Гершкович в первую очередь постарался, чтобы аккредитации не получили "Труд", "Сегодня", "Российская газета", "Независимая газета", "Собеседник", "Спортивная жизнь России", издательство "Физкультура и спорт". Еженедельнику "Футбол"уже никак невозможно было отказать, и это оказалось фактически единственное оппозиционное – с точки зрения конфликта – издание, имевшее аккредитации на чемпионате мира".
      Кстати, авторам этой книги, Валерию и Олегу Винокуровым, пришлось аккредитовываться на ЧМ-94 от радиостанции "Свобода", на которой они и по сей день работают, и проходить по квоте… США.
      Хочу подчеркнуть, что не собираюсь влезать в конфликт бывших друзей – Валерия Винокурова и Гершковича. Последний в бытность ассистентом Романцева в сборной России журналистам здорово помогал, давая нам хоть какую-то информацию в условиях вакуума, созданного нелюдимым главным тренером. Даже в моменты своих редких приходов на пресс-конференции Романцев улучал первую же возможность с них уйти, едва между его ответом и следующим вопросом репортеров возникала хотя бы секундная пауза. И тогда на помощь прессе приходил Гершкович, которого журналисты надолго брали в кольцо и задавали самые разнообразные вопросы – чтобы иметь возможность привести хотя бы чью-то прямую речь из тренерского штаба. Михаил Данилович отвечал, и весьма интересно, на все вопросы без исключения, включая самые острые. И в "черный список" после этих вопросов никто не попадал.
      Возможно, в 94-м, когда Гершкович занимал другую должность, все было иначе. Винокуров, по крайней мере, утверждает именно так. Не привести его слова я, полагаю, права не имел, потому что слишком серьезный это вопрос – лишение журналистов возможности выполнять свои обязанности по "идеологическим" соображениям.
      Сейчас, к счастью, не РФС решает, кому из журналистов ехать на чемпионаты мира и Европы, а кому – нет. Для этого есть пресс-службы ФИФА и УЕФА, которым нет дела до внутренних "разборок" в странах.
      Объективности ради приведу еще одну цитату из книги Винокуровых, полностью отражающую масштаб личности Колоскова – при всем их негативном отношении ко многим его действиям.
      "Добавление второе – для нас приятное. Связано оно с тем, что на наших личных и тем более деловых отношениях с Вячеславом Колосковым резкие, критические слова в его адрес, к счастью, не отразились. Он никогда не отказывался впоследствии от интервью для Радио "Свобода", где мы работаем, и неоднократно выступал в наших программах "Прессинг" и "Лицом к лицу"".
      Думаю, подавляющее большинство журналистов подпишется под этими словами. Как бы ты ни критиковал Колоскова, ему в бытность его президентом РФС можно было запросто позвонить в половине первого ночи и попросить оперативный комментарий в газету по случившемуся только что событию – как это, например, было после скандального судейства англичанина Грэма Полла в отборочном матче ЧМ-2002 Словения – Россия. Вячеслав Иванович даже в такое время суток был безотказен, понимая, что это нужно для нашего общего дела – футбола.
      @ @ (c)
      Вернемся, однако, в номер афинского отеля "Хилтон". Шалимов признает, что в процессе обсуждения сам предложил письменно обратиться к кому-то со всем наболевшим. Но к кому?
      Колосков по понятным причинам отпадал.
      Решение пришло быстро. Капитан сборной приятельствовал с Шамилем Тарпищевым. Самый влиятельный на тот момент человек в спортивном мире России тянулся к профессионалам – по всем видам спорта. Тарпищев рассказал мне, что перед известной поездкой по России сборной звезд НХЛ во время локаута именно он под свою ответственность уговорил приехать в страну Александра Могильного и Сергея Федорова. Убедил Бориса Ельцина закрыть уголовные дела по их "дезертирству", выписать новые российские паспорта – и передал их трясущимся от страха хоккеистам прямо на шереметьевской таможне…
      Капитан сборной России по теннису имел каждодневный допуск к главе государства. Выбрать его в качестве адресата письма сам бог велел. Кого еще просить навести порядок, если не человека, вхожего к президенту страны?
      Недавно выяснилась интересная подробность – оказывается, Тарпищев рассказал Колоскову о существовании "письма 14-ти" до того, как оно было опубликовано в печати! Об этом бывший президент РФС поведал в своей книге "В игре и вне игры":
      "Я думал, что конфликт (вокруг контракта с Reebok. -Прим. И. Р.) улажен, но примерно месяца через полтора мне звонит Шамиль Тарпищев, он возглавлял в то время координационный комитет по физической культуре и спорту при президенте РФ и Национальный фонд спорта:
      – Зайди, есть разговор.
      Еду в Кремль, беседуем. Шамиль говорит примерно следующее: "Слава, нехорошее дело получается! Несколько футболистов сборной написали письмо на имя Ельцина, они не хотят, чтобы их тренировал Садырин, просят вернуть в команду Бышовца. И, кстати, критикуют тебя, что ты отстал от времени, стоишь на позициях вчерашнего дня, действуешь "совковыми" методами. Ребята сами вправе решать, в чьей форме играть".
      – Шамиль, – прошу я, – покажи мне это письмо. Интересно знать, кто конкретно это написал.
      – Нет. Но если хочешь знать мое мнение, я бы вернул Бышовца и разрешил бы всем играть в той форме, в какой они хотят.
      – А если хочешь знать мое мнение, – возразил я, – интересы команды выше интересов отдельных футболистов. Павел Федорович Садырин в команде должен остаться! Он выиграл отборочный турнир, добился права везти сборную в США. И самое главное, с каких это пор футболисты решают кадровые вопросы такого уровня?!
      – Все, – подвел итоги беседы Тарпищев. – Будем считать, что мы обменялись мнениями и узнали позиции друг друга".
      (r)@@
      Все то, о чем говорят участники "боевых действий", свидетельствует об их спонтанности. А вот десятью годами ранее, в своем декабрьском интервью 1993 года автору этой книги для еженедельника "Футбольный курьер", Колосков не исключал и спланированной акции.
      – Опыта по "сплаву" тренеров у нынешних наших "сборников" -Добровольского или "португальцев" – в избытке. Так что особо ломать голову им не пришлось. Возможны два варианта, два сценария. Первый – все было решено до Греции, подготовлена платформа. Чтобы претензии к тренеру выглядели убедительнее, нужно одно – проиграть. И ведущие игроки – Шалимов, Юран – играют умышленно безобразно. А потом обвиняют Садырина в отсутствии концепции и требуют его замены. Второй вариант – решение возникло спонтанно. Игроки собираются писать письмо, но надо получить согласие Бышовца. Звонок по телефону из Афин – и согласие получено. Какой-то из этих двух вариантов был реализован. Но ясно, что ни в одном без руки Бышовца обойтись не могло.
      История показала: второй вариант из предложенных Колосковым оказался куда ближе к истине. Но в любом случае мы подошли к важнейшему моменту. Когда из "морской пены" выкристаллизовалась фигура Бышовца.
      – Он создал эту команду, и у нее была игра, – говорит Шалимов. – А еще мы знали, что он – за нас. Полагали, что из-за этого его и убрали – хотя точно это, разумеется, никому известно не было. Бышовца знали все. На контрасте вспоминали разговор в афинской раздевалке и молчание Садырина. Понятно, что это было не наше дело. Назначать тренеров и убирать их должны только руководители. Но это я сейчас понимаю, а тогда…
      А тогда Шалимов вроде бы прямо из гостиничного номера, позвонил Бышовцу. Самому капитану, правда, кажется, что звонок он сделал уже из Москвы, но тренер утверждает обратное. Какая, впрочем, разница?
      "От имени игроков капитан команды Шалимов спросил меня, поддержу ли я их, если они выдвинут меня в качестве главного тренера. И я сказал – да", – вспоминал Бышовец.
      Игнатьев это прокомментировал так: "Я бы на месте Анатолия Федоровича сказал: "Вы что, ребята? У вас же есть тренер! Как при "живом " тренере я могу ответить положительно? Вот снимут Садырина, предложат мне – тогда пойду". Не исключаю, что именно это решение Бышовца, эта подставленная им "спина", и позволила заварить всю кашу".
      – Разве этично было с вашей стороны принять предложение игроков? – спросил я Бышовца.
      – Мы все делаем ошибки. Как старший, я должен был, наверное, мыслить какими-то другими категориями. Но верх взял какой-то внутренний голос, подсказавший: "Вот и у тебя будет возможность поехать на чемпионат мира". Не забывайте еще и о том, что это была совсем не чужая для меня команда. Именно я за три месяца почти с нуля создал ее в 90-м году, после позора на чемпионате мира в Италии. И на следующий же год вывел ее на чемпионат Европы, несмотря на то, что в нашей группе были итальянцы. Исходя из всего этого, я и счел возможным принять предложение ребят.
      – Какие отношения у вас были с Садыриным? – спросил я также Бышовца.
      – У меня никогда не было с ним отношений. Даже когда он играл. Он не был плохим игроком или тренером. Футболистом был волевым, колючим, плевался. А как тренер… Для меня существует не только понятие результата, но и цены, которой он достигнут. Если любой ценой – это для меня поражение.
      – После той истории вы не испытываете угрызений совести перед тренером, рано ушедшим из жизни?
      – Нет. Садырин был борец, и каждый из нас следовал своим принципам. Когда ему, уже безнадежно больному, хватило характера и воли выйти во главе ЦСКА на "Петровском", я смотрел с трибуны, как его команда проигрывает "Зениту" -1:6,и глубоко ему сочувствовал. Это волевой человек, которого можно уважать. Но отстаивать свои принципы – совсем другое дело. У нас с Садыриным они были разными. Как и с Лобанов-ским.
      – До звонка Шалимова вам что-нибудь было известно о замыслах игроков?
      – Нет.
      (c) (c) (c)
      По словам Бышовца, первоначально под письмом были готовы подписаться все футболисты, находившиеся в Афинах: "По моей информации, сначала все приняли решение, что Бышовец – это та фигура, которая необходима на чемпионате мира-94. Но там же произошел раскол, потому что в составе той сборной Садырина были цеэсковцы. Информация вышла к Садырину, и по этой причине пять человек попало под пресс армейских руководителей и отказалось от подписей".
      Эту версию, правда, больше никто не подтверждает. А Колосков в книге "В игре и вне игры" отмечает: "Сравнительно недавно я узнал от Александра Бородюка, что к нему и к Сергею Гор-луковичу, двум олимпийским чемпионам, тоже подходили с этим письмом. "Мы их просто послали", – сказал Бородюк".
      Еще один футболист, отказавшийся подписывать письмо, выступавший в Испании форвард Дмитрий Радченко, в начале 94-го рассказывал мне:
      – Я не стал подписывать письмо, потому что сама постановка вопроса – чушь. Не в компетенции игроков менять тренеров. Тем более на таком уровне, как сборная.
      – Откуда всплыла кандидатура Бышовца?
      – Вот уж о чем понятия не имею! Для меня это загадка, так же как и многое другое, связанное с этим конфликтом. О Бышовце я вообще только в Испании узнал – ребята сказали. И журналисты начали подходить с одним и тем же вопросом: "У вас действительно возможно, чтобы игроки тренеров назначали?" Нет, такое определенно только в нашей стране может произойти. Весь мир смеется.
      – Как развивалась ситуация в Греции?
      – После матча игроки решили устроить собрание в "Хилтоне". Согласились с тем, что в сборной далеко не все в порядке, что надо многое менять. Большинство претензий были в адрес федерации. О Садырине вообще не было сказано ни слова. Послушайте, а разве в письме говорилось о кандидатуре Бышовца? В Греции мы говорили о том, что надо всем сесть за круглый стол и высказать в лицо Колоскову и тренерам все, что мы думаем. И только!
      По словам Семина и Игнатьева, произнесенным независимо друг от друга, о письме они узнали только в Москве. Вряд ли бы Садырин не рассказал о нем своим помощникам, получи он оперативные сведения по своим каналам. Галямин вместе с Хариным, Черчесовым, Поповым и Радченко (трое последних к ЦСКА никогда отношения не имели) в затее участвовать отказались, что каждый из них не раз публично подтверждал.
      Большинство данных сводятся к тому, что в Афинах письмо подписали 11 человек – легионеры Шалимов, Кульков, Мостовой, Колыванов, Юран, Саленко и Кирьяков, спартаковцы Хлестов, Онопко и Никифоров, вернувшийся в "Динамо" Добровольский. Хотя Дмитрий Попов, с которым мой коллега по "Спорт-Экспрессу" Михаил Пукшанский беседовал в январе 94-го, высказал иную точку зрения: "Тогда подписи свои поставили, по-моему, лишь семь человек. Остальные отказались".
      Занятен масштаб расхождений, к примеру, между Поповым и Бышовцем, не правда ли?..
      Как свидетельствует в своей книге "Моя география" Андрей Канчельскис, в том матче дисквалифицированный, свою подпись он прислал по факсу из Манчестера после звонка Шалимова. Не вызванные в сборную спартаковцы Карпин и Андрей Иванов поставили свои автографы уже в Москве, откуда после перепечатки текст и отправился по факсу на стол Шамиля Тарпищева. Так, по крайней мере, восстановил хронологию событий Шалимов – оговорившись, что спустя много лет может что-то путать.
      Колосков о существовании "письма 14-ти", как уже было упомянуто, узнал от Тарпищева. По информации экс-президента РФС (как обычно, она полностью противоречила сведениям Бышовца), изначально подписей было всего семь, а остальные организаторы "восстания" добирали уже позже – всеми правдами и неправдами. Впрочем, раз подписи стоят, значит, не имеет никакого значения, когда и при каких обстоятельствах они были поставлены. Никто из игроков ведь не заявлял, что его обманули и вписали совсем не то, о чем договаривались!
      Я спросил Тарпищева:
      – Вы наверняка слышали версию, что за спиной игроков, подписавших это письмо, стояли вы с Бышовцем? – спросил я триумфатора Кубка Дэвиса.
      – Это глупость. То письмо было криком души людей, которые прошли серьезную школу западного спорта и вступили в конфликт с теми, кто этот этап не прошли и работали по старинке. Та же проблема многими годами позже произошла в хоккее, когда мы провалили чемпионат мира 2000 года в Санкт-Петербурге. На профессионалов, привыкших отвечать за себя, опять надели "колпак" – и у них возникло чувство протеста. Всегда придерживался убеждения, что с ними нельзя работать по советскому менталитету, по командно-приказной системе. Эти ребята по своей сути не были революционерами. А ко мне обратились потому, что из всех чиновников я был к ним, спортсменам, ближе всех и понимал их лучше всех.
      – Но разве справедливо с их стороны было требовать отставки одного тренера и назначения другого?
      – А кто говорит, что справедливо? Когда я получил их письмо, поддержал его по всем позициям, кроме снятия тренера. Это не их вопрос. Что лишний раз доказывает: я к идее этого письма отношения не имел и ничего игрокам не подсказывал.
      – А Бышовец?
      – Если и имел, то косвенное. В том смысле, что на предложение игроков не ответил отказом. Прямого воздействия, думаю, он не оказывал. Вдобавок уверен: если бы письмо было организовано не "снизу", а "сверху", такого количества подписей собрать бы не удалось. Легионеры были самостоятельными людьми и под чужую дудку петь бы не стали.
      @(r)@
      Итак, поначалу у скандальной истории был единый сюжет. Футбольное руководство в лице Колоскова поддержало Садырина, политическая элита в лице Шамиля Тарпищева – игроков. Все было четко и ясно, оставалось только дождаться, чья возьмет.
      25 декабря в огромном и престижном зале пресс-центра МИД на Зубовской площади состоялась пресс-конференция "отказников" – Шалимова, Юрана, Кирьякова, Добровольского, Мостового, Кулькова и Иванова. РФС представлял Александр Тукманов. Тренеров сборной не пригласили, но оказавшийся среди журналистов Борис Игнатьев выступил с места: "Просто пришел послушать, но не выдержал и сказал: я всех вас давно знаю и уважаю, но потребовав замены тренера, вы переступили грань дозволенного".
      Не было и Бышовца, который тоже говорит, что его не пригласили. Зато были Тарпищев и президент ОКР Виталий Смирнов. Никаких надежд на примирение та встреча не дала. Скорее наоборот.
      Самое интересное, что от организации этой пресс-конференции в фешенебельном зале, куда с улицы не попадешь, потом стали открещиваться все поголовно! И Игнатьев, и Шалимов полагали, что собрал их на Зубовской Тарпищев. Но тот неожиданно сказал мне: "Да я был против этой пресс-конференции, меня туда вытащили почти насильно, сказав, что все равно ее уже не отменить! Я вообще в то время был в гипсе: играя в футбол, порвал ахилл. Когда шел туда, знал, что ничего хорошего не будет. Чтобы договориться, надо организовать круглый стол без свидетелей, а публичные выступления могут только спровоцировать новый виток скандала".
      Журналисты Валерий и Олег Винокуровы в своей книге "Наш мир – футбол" пишут:
      "Эмоциональность выступлений футболистов уравновесил бесстрастный тон Тукманова, который сообщил, что позиция РФС однозначно: сборную к чемпионату мира будет готовить Садырин, он и будет определять состав команды, кандидатами в которую на данный момент являются 55 футболистов, в том числе и находившиеся в зале. Другие же претензии футболистов – финансовые и организационные, -многие из которых Тукманов признал справедливыми, должны быть рассмотрены, а все вопросы решены".
      Исходя из этих слов, следует признать: в накаленной атмосфере конфликта гендиректор РФС хладнокровно и верно расставил акценты и не потерял голову от обидных реплик игроков.
      Зато сколько нового на той пресс-конференции узнал о себе первый "штрейкбрехер" в рядах авторов письма – Олег Са-ленко! Неудивительно: для "подписантов" его появление стало дурным знаком. Оказалось, что кого-то из них можно выдергивать поодиночке.
      Подняв газетные архивы тех времен, я убедился, насколько нынешние высказывания участников той истории мудрее и взвешеннее тогдашних. И какие тогда неистовые бушевали страсти. Шалимов, например, сказал на упомянутой пресс-конференции: "Нас называют рвачами, но это неправда. Вот Саленко – этот рвач. Ему кто-то позвонил из федерации и, по-видимому, что-то пообещал. Ион отказался от своей подписи". Кирьяков добавил: "Я в шоке, что он отказался от своей подписи. Наверное, сейчас можно сказать вот что. Там, в Греции, он чуть ли не больше всех орал и сказал, между прочим: "Что ж, я снимал Садырина в "Зените", сниму и второй раз!"
      В январе 94-го в беседе для еженедельника "Футбольный курьер" я попросил Саленко прокомментировать это обвинение. И услышал:
      – Думаю, что при мне у него не хватило бы совести все это сказать. Потому что эти слова – откровенная ложь. Но даже если бы они и были сказаны, порядочный человек не стал бы выносить их на публику… С Садыриным у меня никогда не было никаких конфликтов. Да и как они в том же "Зените" могли произойти, если мне еще 18-ти не было, ияв дубле играл?! К тому же с Садыриным дружил мой отец, и после его отставки из "Зенита" не прервал с ним отношений.
      – Словом, никакого участия в снятии Садырина в "Зените" вы не принимали?
      – Упаси Боже!
      – Чем же руководствовался Кирьяков, рассказывая об этом на пресс-конференции?
      – Вот чего понять не могу! У нас всегда с ним были хорошие отношения, мы с 16 лет вместе в юношеских сборных играли. И я был ошарашен, когда узнал, что именно он произнес эти слова.
      – Что же заставило вас отказаться от своей подписи?
      – То, что Садырин в клубе, а Игнатьев в сборной меня вырастили, всю душу вложили, а с Бышовцем я даже не знаком. И ничего хорошего о нем не слышал. Как я могу подписываться за "кота в мешке" и предавать людей, которым я многим в жизни обязан? Это неэтично, некультурно, в конечном счете – подло.
      – Но сначала вы ведь подписались. Верна, значит, версия, что под чистым листом бумаги?
      – Нет, я, как и другие, с текстом был ознакомлен. Но недопонял всю серьезность, уверен был, что акцентируется письмо на претензиях к федерации, на требовании изменить ее отношение к игрокам. Потому и подписал. Меня, как и многих других ребят, возмутила форма, в которой нам был сказано в раздевалке о контракте с Reebok. Мы – профессионалы, играем на Западе, получаем приличные деньги и уже не воспринимаем, когда к нам обращаются в приказном порядке. А тут – будете, мол, играть в Reebok, а если не будете – выгоним из сборной. Мы и взорвались, я только поэтому и подписал – глаза застило.
      (Версия о чистом листе принадлежала Колоскову. В декабрьском интервью 93-го года для "Футбольного курьера" он высказался так: "Насчет чистого листа прямо сказал Са-ленко в разговоре с Игнатьевым, когда тот позвонил ему в Логроньо. Олег заявил, что подписал лист, не зная, что речь пойдет именно о снятии Садырина".)
      – Но ряд других игроков вовсе не подписали: Черчесов, Харин, Попов, Радченко, Галямин, – продолжил я в январе 94-го разговор с Саленко.
      – Они не находились во власти эмоций и поняли все сразу. Я же и, думаю, ряд других ребят были в состоянии экзальтации.
      – Когда вы решили отказаться от участия в бунте?
      – Уже после Греции я решил созвониться с игроками и тренерами, разобраться поглубже, что все-таки произошло. Поговорил сначала с Шалимовым и Игнатьевым. И получил такие противоположные сведения, что поначалу был в полной растерянности. Но, проанализировав, принял решение. Потому что, если бы предал Игнатьева с Садыриным, перестал бы себя уважать. К тому же в сборной России я без году неделя, и не имел никакого морального права даже заикаться о смене тренера. Который, тем более, меня в эту сборную пригласил.
      – А вы не боялись, что рассоритесь с людьми, с которыми вам еще играть?
      – Было такое. Но пришел к твердому убеждению: каждый должен принимать решение сам. Посоветоваться со своей совестью, решить. Потому что когда действуют большой группой, вступает в силу "эффект толпы": все, мол, подписали, и я тоже подпишу. Чтобы не стать изгоем.
      – Теперь задним числом не жалеете, что приняли-таки решение играть за сборную России, а не Украины?
      – Нет. Я просто очень хотел поехать на чемпионат мира. Хотел он не зря. Шесть месяцев спустя Саленко, забив пять
      голов сборной Камеруна, станет обладателем мирового рекорда по числу мячей, забитых в одном матче первенства мира. А с учетом гола, забитого с пенальти в ворота шведов, разделит с болгарином Стоичковым титул лучшего снайпера ЧМ-94. Вылетевшей из группы сборной, правда, от этого легче не будет…
      Занятную деталь, кстати, поведал на страницах книги "Наш мир – футбол" Валерий Винокуров:
      "Смешной мне представляется сегодня и история с Саленко, произошедшая после матча со шведами и до матча с камерунцами, который, собственно, и принес Саленко бомбардирскую славу. Так вот: Садырин обвинил его в нечестности, конкретно выразившейся в том, что он незаметно успел поменять бутсы фирмы Reebok, из-за чего вышел скандал после игры со шведами, ибо был нарушен контракт со спонсорами сборной. А ведь нежелание играть в форме этой фирмы было одним из камней преткновения между РФС и футболистами-отказниками. Голами же в ворота камерунцев Саленко как бы реабилитировал себя в глазах руководства".
      …Время лечит. Недавно мои коллеги Юрий Голышак и Александр Кружков взяли обширное интервью у Сергея Кирьякова -и не упустили возможность спросить о Саленко. И услышали:
      – Недавно встретились в Турции на турнире, посвященном Дасаеву. Приехала команда киевского "Динамо", был и Саленко. Нормально поговорили, выпили пива.
      – Казалось, Саленко вы руку никогда не подадите.
      – Мне тоже когда-то казалось. Ясно, что в обнимку с ним ходить не буду. Но ненависти больше нет.
      – Вы тогда, в разгар скандала, вспомнили про фразу Саленко перед командой в отеле Hilton: "Я Садырина в "Зените" снимал, сниму и в сборной". Сам он уверял, что ничего подобного не говорил.
      – Саленко быч в таком состоянии, что, может быть, себя не контролировал и не помнил эти слова. А я их отлично помню.
      – Эту ситуацию при встрече не обсуждали?
      – Нет. И не стоит ее обсуждать четырнадцать лет спустя.
      Но все это было после. А тогда, на исходе декабря 93-го, решение Саленко вернуться в сборную стало первой ласточкой "парада возвращений". Единый до того сюжет вдруг рассыпался на добрый десяток. Оказалось, что как только игроки оказались наедине с самими собой, у многих из них появился свой интерес. Неумолимое приближение чемпионата мира заставило едва ли не каждого повести собственную игру – кого индивидуальную, кого коллективную. Недаром Колосков в середине января 94-го в интервью "СЭ" заявил:
      – Не сомневаюсь, что больше половины из тех, кто (подписал письмо и) не едет на сбор в США, вернется в команду… Только двое на наш письменный запрос ответили категорическим отказом – Шалимов и Кирьяков. Остальные выжидают, и увидеть их в сборной, думаю, вполне реально.
      Следует, кстати, упомянуть, что на пресс-конференцию игроков президент Колосков ответил своей встречей с журналистами. В своей книге "В игре и вне игры" он описывает ее так:
      "Конечно, отмалчиваться в этой ситуации мне просто было нельзя. Тоже собираю пресс-конференцию в зале Олимпийского комитета, интерес к ней огромен, зал просто битком набит. Я постарался разъяснить суть разногласий – написавшие письмо игроки видят сборную команду, как некое акционерное общество, где самим можно назначать тренеров, самим решать финансовые вопросы, причем не в интересах коллектива, а в интересах отдельных лиц. Это даже не анархия – это глупость. И очень печально, что капризы отдельных игроков поддерживает человек, облеченный немалой властью, приближенный к президенту.
      На пресс-конференции присутствовал Отари Квантриш-вили, известный советский борец, который как раз в то время занимался формированием Спортивной партии. Мы с ним были мало знакомы, я даже не знал, что он находится в зале. Но Отари Витальевич попросил слова: "Если бы у нас борец хоть намеком оскорбил тренера, начал высказывать недоверие своему воспитателю, по сути, старшему, более опытному коллеге, он бы навсегда ушел с борцовского ковра. Дисциплина и спорт – понятия неразделимые, особенно там, где речь идет не об индивидуальных видах, а о команде"".
      Колосков не упомянул деликатное обстоятельство: Квант-ришвили был не только "известным советским борцом", но и одним из самых влиятельных российских "воров в законе". Не случайно бывший президент РФС подчеркивает, что был с ним "мало знаком".
      Так это или нет – остается только догадываться. В конце 90-х, перед очередными выборами президента РФС, на Колос-кова, скорее всего по чьему-то заказу, обрушились тонны компромата, и одним из "пунктов обвинения" были как раз связи с преступными авторитетами вроде Квантришвили и Япончи-ка. Впрочем, доказано это не было.
      Зато рассказывают, что Бышовец в приватных разговорах порой подчеркивает: в сборную он не вернулся в том числе и из-за того, что не хотел оказаться под влиянием "крестных отцов". Хотя тот же Квантришвили (через небольшой период времени застреленный киллером) ему якобы давал "добро"…
      (c) @ @
      В один из дней ближе к концу января 94-го в миланской квартире Шалимова зазвонил телефон. На связи был Бышовец.
      "Игорь, в сборную мне, уже ясно, дороги нет. Зато есть хорошее предложение от федерации футбола Южной Кореи. Но я не могу его принять, не получив твоего согласия и добра от остальных ребят, с которыми мы идем вместе. Если вы скажете мне "нет", я не поеду. Вы имеете на это право, потому что может так получиться, что я с Кореей поеду на чемпионат мира, а вы с Россией – нет. Но у нас разные ситуации. Вы на контрактах, а я без работы. Как мне быть?"
      Такие же звонки, по словам Бышовца, он сделал и другим "отказникам". Шалимов факт и содержание этого разговора подтвердил. Естественно, виртуальная корейская "виза" от бунтовщиков была тренеру выписана. 2 февраля олимпийский чемпион Сеула-88 тихо отправился на место своего триумфа, где ему предложили пост технического советника федерации, а в перспективе – главного тренера сборной. Которым он и стал 23 июля, подписав самый крупный на тот момент контракт из отечественных тренеров. Крупнее даже, чем у Валерия Лобановского в Кувейте. Бышовец с Лобановским были давними оппонентами, и это контрактное превосходство, по рассказу его агента из "Совинтерспорта" Владимира Абрамова в книге "Футбол. Деньги. Еще раз деньги", имело для Анатолия Федоровича особое значение.
      Вот диалог с Бышовцем о подготовке контракта тренера в Корее, который привел Абрамов:
      "Он вновь попросил меня выйти на улицу и, взяв по-отечески за плечо, сказал: "Ты, кстати, выяснил, какова сумма контракта у Рыжего (то есть Лобановского. – Прим. авт.)?" -"Да, Анатолий Федорович, наша пресса писала три месяца назад, ссылаясь на местные источники, что общая сумма контракта – 300 тысяч долларов в год, то есть 25 тысяч в месяц". – "Так вот, Володя. Наша задача-минимум-контракт должен быть не меньше, чем у Рыжего"".
      Вернемся, однако, в начало 94-го.
      – Когда поняли, что шансов возглавить сборную России у вас нет? – спросил я Бышовца.
      – После звонка Тарпищева. Он так и сказал мне: "Ничего не выйдет". Я переспросил: "Ну что, я тогда уезжаю?" Ответ был таким: "Наверное, да. Надо ехать".
      Сам Тарпищев трактует тот разговор несколько иначе:
      – Полагаю, это сам Бышовец сделал вывод, что шансов нет. Я просто сказал, что вопрос с тренером при любом варианте должна и будет решать федерация футбола. И что-либо ей навязывать никто права не имеет. Я отлично это понимал, поскольку сам работал старшим тренером на протяжении 25 лет, и очень не любил, когда начиналось вмешательство сверху.
      Я не мог не поинтересоваться у Тарпищева, был ли в курсе сложившейся ситуации Ельцин.
      – Конечно, был – футбол-то экс-президент любил и, если помните, даже заходил в раздевалку "Спартака" после домашнего матча с "Фейеноордом". Он тогда сказал: да, мол, есть конфликт, но не стоит рубить с плеча, сторонам надо постараться найти общий язык. Ельцин, человек спортивный, не был сторонником смены тренера сборной. Но просил найти золотую середину. Она найдена так и не была, игроки в сборную не вернулись. Убежден, что по вине РФС, поставившего вопрос так: кто хочет, пусть возвращается, а без остальных обойдемся…
      Колосков признает: давления со стороны государственных структур на него не было. Хотя он его ждал. "Я вообще удивляюсь, как удержался на посту, – удивил меня признанием экс-президент РФС. – Тогда ведь был такой административный ресурс…" Добавляет, правда, что когда-то учился вместе с Тарпищевым и знает его больше 30 лет. Эти давние отношения, с его точки зрения, тогда и помешали полномасштабному противостоянию. "Критикует он меня, правда, постоянно, жалу ei с я Колосков. – Наверное, склад характера такой".
      …Казалось, с отъездом в Корею Бышовца тренерский вопрос с повестки дня окончательно снят. Но в тени по-прежнему оставалась самая загадочная фигура во всей этой истории.
      (c) (c) (c)
      Противоположностей, как известно, больше двух не бывает. Но когда спрашиваешь о роли главного тренера "Спартака" в событиях 93-го-94-го, версий слышишь как минимум три, а может, даже четыре. И все – взаимоисключающие.
      Юрий Семин:
      – Хорошо помню, что руководство "Спартака" не очень корректно себя повело, когда в конце января мы вылетали в США на две товарищеские игры. У нас были разговоры с игроками, и выяснилось, что их не отпускают. Никого. Мы не настаивали, поскольку спартаковцы находились в сложной ситуации: им еще не выплатили всех денег за Лигу чемпионов, и если бы они пошли поперек воли начальства, последствия для них могли быть плачевными. От сборной отказывались даже те люди, которых туда никто не приглашал -например, Писарев. То есть было видно, что ведется соответствующая работа. Когда "Спартак" прибыл в Москву со сборов, Никита Симонян проявил инициативу и, взяв с собой Садырина, поехал в Сокольники на переговоры с Романцевым. Я ехать отказался – видел, что люди настроены против сборной. И, несмотря на весь свой авторитет, ничего Никита Павлович тогда не добился.
      Спартаковцы, за исключением Карпина, вернутся в сборную дружно, но еще нескоро – лишь к 20 апреля, на товарищеский матч с турками в Стамбуле. Дюжиной дней ранее Колосков созвонится с Романцевым и узнает, что восемь из девяти спартаковских кандидатов в сборную написали заявления с пожеланием играть в национальной команде – РФС, не будучи уверенным уже ни в чем, такие бумаги требовал от каждого.
      Случайных перемен в столь массовом порядке не бывает. Тем более что, по словам Игнатьева, во время тех самых переговоров с Симоняном Романцев всячески давал понять, что давить на своих игроков права не имеет и каждый будет принимать решение сам. Вроде бы только что все отказывались -и вдруг согласились. Почему? Шалимов полагает: "5 какой-то момент Романцев стал рассуждать как президент "Спартака" и понял, что поездка его игроков на чемпионат мира -в интересах клуба. Потому что способна поднять цены на игроков на мировом рынке".
      Определенный свет на загадочную перемену в настроении игроков "Спартака" проливает Юран:
      – Мне спартаковцы рассказали, что в какой-то момент Романцев поговорил с ребятами, подписавшими письмо. И сказал: те, кто уже выступают в Европе и имеют хорошие контракты, от отказа ехать на чемпионат мира не так много потеряют. А вам, помимо того что такой турнир бывает у футболиста раз в жизни, надо еще и семьи кормить. В общем, трезво и рассудительно дал им понять, что они должны ехать в Америку.
      – А зимой почему не говорил ничего подобного?
      – Как большой мастер, он выждал паузу, чтобы игроки успокоились. Прежде чем в чем-либо их убеждать, Романце-ву нужно было почувствовать настроение футболистов. Он вообще предпочитал ничего не делать сгоряча.
      Третья версия – спартаковца Карпина. По иронии судьбы как раз того, кто сопротивлялся возвращению в сборную до последнего. И вернулся туда лишь 20 мая, последним из "отказников".
      – Позиция Романцева была простой: каждый должен решать для себя сам, – сказал мне Карпин. – Он и не запрещал играть в сборной, и не отправлял туда. Лично мне Олег Иванович то ли в апреле, то ли в мае, когда я оставался последним, сказал: "Шанс поехать на чемпионат мира выпадает не каждому. Решай сам". И хотя я уже было вычеркнул себя из чемпионата мира, Онопко с Пятницким сумели меня переубедить. К тому времени я понял, что все равно в руководстве сборной ничего уже не поменяется.
      – Надеялись, что главным тренером сборной может стать сам Романцев?
      – Да, надеялся. В нашей стране может произойти все что угодно.
      Казалось бы, свидетельство Карпина, непосредственного участника внутриспартаковских событий, заслуживает наибольшего доверия. Но разговоры о возможной замене Садырина на Романцева тогда действительно ходили повсюду. Толковали о том, что Колосков беседовал с главным тренером "Спартака" не только о его игроках, но и о нем самом. Достоверно, однако, об этом известно не было. И вот тут-то мы подходим к четвертой версии. Ее автор – Бышовец. Порой кажется, что его сверханалитический ум строит многоходовки, которые никогда не придут в голову реальным участникам событий. Хотя – кто знает?..
      – Не скрою: вскоре после появления "письма 14-ти" я пытался понять истинную позицию Романцева – человека, который заявил, что у спартаковцев есть честь, – сказал Бышовец. – Если бы мы оказались вместе, то ситуация была бы спасена и способствовала оздоровлению нашего футбола. Но он дал понять, что его интересует только "Спартак". "Ты хочешь быть главным тренерам сборной?" – спрашиваю Романцева. – "Нет, не хочу". – "А если предложу тебе сотрудничество на паритетных началах – я дорабатываю чемпионат мира, и потом сборную принимаешь ты?" Романцев вновь отказался, делая вид, что сборная его вообще не интересует.
      Но, знаете, Олег Иванович совсем не так прост, как хотел казаться! Совсем не случайно спартаковцы в приказном порядке вернулись в команду, а летом 94-го, уже после чемпионата, Романцев возглавил сборную. Полагаю, компромисса с президентом РФС на эту тему он достиг еще раньше – просто тогда он не был озвучен. Ценой этого сговора Романцева с Колосковым стал позор в Америке. И только опозорившись в 2002 году в Японии, он понял, что я был прав.
      Верить ли умозаключению Бышовца? После разговоров в футбольных кругах о том, что в 2002 году договоренность с Валерием Газзаевым о приходе в сборную у Колоскова была еще за несколько месяцев до "романцевского" чемпионата мира в Корее и Японии, абсолютной фантастикой такой сценарий не кажется.
      (c) @ @
      Уже после чемпионата мира летом 94-го Юран рассказывал мне: "В тот момент, когда стало ясно, что затея с Бышов-цем не прошла, между ребятами состоялся разговор, и мы пришли к выводу, что решение каждый должен принимать сам. Я решил вернуться – и только потом, после чемпионата, понял, что сделал одну из самых больших ошибок в своей жизни".
      Об этом, впрочем, позже. А тогда отказавшихся от своей подписи и вернувшихся в сборную оказалось семеро. Четыре спартаковца (Иванов к тому времени перешел в "Динамо", впрочем, его в сборную и не вызывали) плюс три легионера. Но если к белому флагу первых "отказники", зная авторитарный нрав Романцева, отнеслись снисходительно, то вторым, как говорится, мало не показалось. Их посчитали настоящими, полновесными предателями. Бышовец сказал: "Из трех легионеров, вернувшихся в сборную, игровые соображения волновали, полагаю, только Мостового, который всей своей карьерой доказал, что является настоящим профессионалом. Его, к слову, я когда-то несправедливо не взял на Олимпиаду в Сеул, и хоть мы тогда и победили, Мостовой, как и Колыванов, были достойны поездки в Корею. А другие предали даже не идею. Они предали своих друзей. В отличие от них, у тех, кто не поехал в Америку, совесть должна быть чиста. Да, они могут жалеть, что пропустили чемпионат мира, но при этом остались порядочными людьми – перед собой и своими друзьями".
      Если такое говорит тренер, что могли сказать им куда менее воздержанные на язык игроки?
      Первым, практически сразу, вернулся Саленко. Любопытную историю о нем рассказал Радионов, возглавлявший золотую молодежную сборную СССР 90-го года.
      – Вызвал я однажды Саленко на матч со сборной Турции в Симферополе. И вдруг после игры подходят ко мне ребята: "Знаете, у нас к вам очень большая просьба. Не вызывайте больше Саленко". Команда отторгла человека, и я не мог пойти против ее мнения. Олег был достаточно чванливым парнем, а у нас сложилась команда, которая далеко не каждого принимала.
      Вот что интересно: в той молодежке, которая не приняла Саленко, были почти все, кто по доброй воле остался за бортом Америки-94 – Шалимов, Добровольский, Канчельскис, Кирьяков, Колыванов. Не здесь ли кроется мотив возвращения экс-киевлянина в сборную? Возвращения, с которым он, пожалуй единственный, явно угадал.
      Игнатьев для наглядности решил сравнить психологию Саленко и Кирьякова. Оба играли у него в юниорской сборной Союза.
      – Кирьяков – человек очень коллективный, компанейский. Может, он как раз и не вернулся в сборную потому, что был слишком привязан к своим друзьям, думал: "Что про меня ребята скажут?" А Саленко по натуре – индивидуалист, как, кстати, и Юран. Идет по жизни своей колеей, и ему все равно, что о нем будут думать другие. Посчитал первое решение поспешным – и ему не составило труда перейти из одной группы игроков в другую.
      Следующим возвращенцем стал Юран. Широкой публике это стало известно 19 февраля 94-го из интервью "СЭ" – форвард не стал скрывать, что вернется в команду к мартовскому товарищескому матчу в Дублине. Но, как выяснилось из нашего разговора, Юран все для себя решил гораздо раньше.
      – Жалею сейчас только о том, что сразу не разобрался в ситуации и не помог тренерскому составу остановить конфликт. Списать свое первое решение могу только на молодость. Будь мне 26-27лет-никогда бы такого не совершил. Наоборот, сделал бы все, чтобы убедить остальных этого не делать…
      – Когда же вы решили вернуться в сборную?
      – После пресс-конференции на Зубовской площади вернулся в Лиссабон и общался с друзьями, которые гораздо старше меня. И где-то через неделю осознал, что это была большая ошибка.
      А потом, 11 января, в Лиссабоне был благотворительный матч в пользу Сережи Щербакова, и туда приехали, с одной стороны, Садырин с Игнатьевым, а с другой – Шалимов, Кирьяков, Мостовой, Кульков и я. Сели поговорить.
      – Был шанс уладить весь конфликт?
      – Шалимова было трудно переубедить. У него в друзьях ходил Тарпищев, да и Бышовец имел на него влияние. Игорь был на сто процентов уверен, что все под контролем президента России и Садырин уйдет в отставку. А вот тот же Кульков, с которым мы играли вместе, тоже вроде бы все переосмыслил и был готов вернуться в сборную. Но его Шаля все-таки переубедил. Тогда я и сказал тренерам, что вернусь. Да, от Игоря услышал, что слово не держу. Но это какой-то детский сад – речь-то о чемпионате мира. Тем более что Садырин с Игнатьевым привезли в Лиссабон от Колоскова новый вариант контракта с РФС, где индивидуальные контракты игроков по бутсам допускались. Смысла продолжать бунт не видел никакого. Над нами, говорил, и так вся Европа смеется.
      По словам Юрана, тогда от него отвернулись многие. Даже Колыванов, с которым они всю жизнь играли вместе в сборных. Когда они встретятся в новой сборной Романцева, около полугода бывшие "отказники" не будут замечать Сергея. Потом, правда, все устаканится…
      Но и вернувшись в сборную, Юран счастья не обрел: "Не очень нас там хотели видеть те ребята, которые вообще не отказывались играть. И были за наше с Мостовым возвращение обижены на Садырина. Чувствовал к себе прохладное отношение. И, думаю, Пал Федорыч на чемпионате мира решил посадить меня на скамейку, потому что боялся, что команда вообще развалится. Но я ни о чем не жалею. Все-таки был на чемпионате мира. И играл против бразильцев. Это история…"
      Свой среди чужих, чужой среди своих…
      Многие, кстати, посчитали ошибкой, что "единожды предавших" приняли назад. Колосков, например, говорит: "Я не очень понял Садырина, когда он начал "подписантов" частично возвращать в сборную. Не препятствовал этому, но внутренний протест был". Был он и у ряда игроков из числа тех, кто остался верен Садырину до конца. Против возвращений, по рассказу футболистов, были Харин, Кузнецов, Бородюк, Попов.
      …Мостовой думал дольше всех, и вернулся в начале мая.
      После чего на два года вдрызг рассорился со своим лучшим другом – Шалимовым. "Я с самого начала придерживался мнения, что ничего у нас из этой затеи получиться не может, – рассказывал Мостовой на встрече в редакции "СЭ". -А подписал потому, что об этом просили друзья. А потом, когда стало окончательно ясно, что ничего не изменится, я подумал: "Что же делать теперь? Надо ехать". К тому же не забывайте: у Игоря в жизни тогда было все нормально -он играл в Италии. А у меня ситуация оставалась неопределенной и была небольшая надежда, что на чемпионате мира смогу показать себя. Хотя в душе я чувствовал, что играть не буду – тренер явно рассчитывал на других".
      Шалимов в 2003-м рассказывал:
      – Мост был моим лучшим другом. Когда играли за дубль, жил у меня дома, да и вообще были не разлей вода… Мне было тогда очень неприятно. Мог бы по крайней мере позвонить. Вообще из всех, кто вернулся в сборную, позвонил только Кар-пин.
      – Два года не разговаривали по вашей инициативе?
      – Да.
      – А как помирились?
      – Общие друзья сказали: "Мост приехал. Хочешь пойти?" Пошел. К тому времени и я уже стал смотреть на ситуацию по-другому. Понимал, что на чемпионат мира надо было ехать. И разницу между его ситуацией и моей тоже понимал. Но надлом в отношениях произошел. Сейчас мы просто хорошие знакомые и в отпуске с удовольствием общаемся. Мне приятно с ним встречаться – нас все-таки многое связывает. И юмор, и воспоминания… Но прежней дружбы уже нет.
      …Совсем они разные, эти трое возвращенцев. И ярлыки на них (как, впрочем, и на тех, кто не вернулся в сборную) наклеивать не стоит. У каждого – своя судьба. Как-то я спросил великого актера Олега Табакова: "Люди спорта, по-вашему, интересны в общении?" Ответ был таким: "Они – люди, а значит, все разные. Одни интересны, другие нет". Так и в этой истории.
      Мог ли Садырин все-таки уйти? Мог ли сдаться под напором людей, выразивших нежелание с ним работать? Бышовец вот, скажем, удивляется: "Трудно понять тренера, которому игроки объявили, что не хотят с ним работать, а он остался. И даже принял часть тех, кто объявлял. Когда, например, в Донецке даже часть игроков не захотела работать со мной, я тут же ушел".
      Интересно, что этот вопрос вызвал разночтения даже у ближайших соратников Садырина.
      Игнатьев:
      – Мы были рядом с ним и видели, чего ему это стоило. Если честно, несколько раз я ему говорил: "Да бросьте вы это дело, Федорыч! Зачем так себе нервы трепать?" Но он отвечал, что не бросит. Принципиально. "Я взялся за это дело и мне не в чем себя упрекнуть. Мы решили задачу, и если я сделаю шаг к отступлению, управлять сборной будут игроки, которые не имеют представления о тренерском искусстве. Такого быть не должно.
      Семин:
      – Случались моменты, когда он хотел все бросить и уйти. Но были ведь, помимо тех, что подписали, и другие ребята, которые остались в ЕГО сборной. Ради них Садырин и не ушел – он так мне и говорил: "Они мне поверили, как я могу их оставить? Бросить их было бы с моей стороны предательством". И он действительно верил, что мы сыграем хорошо…
      Каким было эмоциональное состояние Садырина, очевидно из фрагмента книги Валерия и Олега Винокуровых "Наш мир – футбол". Необходимо отметить, что эти известные журналисты в 93-м – 94-м открыто поддерживали бунтовщиков и к Садырину относились с неприязнью. "До самого отъезда в
      США РФС и его "карманные журналисты" продолжали "полоскать" отказников в печати и в телебеседах, – писали Винокуровы. – Апофеоза это хамство достигло в мае – начале июня, когда Садырин назвал в газете Шалимова и Добровольского суками…"
      В свою очередь, Канчельскис в книге "Моя география" написал:
      "Лично к Садырину я относился неплохо, даже несмотря на то, что во время этого конфликта он не раз награждал нас во всеуслышанье нелестными, прямо скажу, грубыми эпитетами. Но ему ведь тоже было тяжело, а справиться с таким напряжением может не каждый. Я не винил его и не стал считать своим врагом. Яне раз говорил: наши разногласия имели не личный, а лишь профессиональный характер…
      Я все-таки много времени провел в таком большом клубе, как "Манчестер Юнайтед", и не понаслышке знал о передовых методах работы. Поэтому сам мог судить, насколько методика Садырина не соответствовала современной европейской методике…
      Многие тогда говорили, что мы нарушили один из главных футбольных законов: игроки должны выполнять указания тренера, а не указывать ему и тем более не диктовать руководству, какого тренера ему назначать. Да, закон такой существует, но наш футбол в то время жил отнюдь не по законам. Законы игнорировались и чисто спортивные, и общечеловеческие: нас постоянно обманывали, с нами хитрили, как только могли…".
      …Нам с коллегой Максимом Квятковским удалось побеседовать с Садыриным 30 мая, прямо перед вылетом в Австрию, на предчемпионатную подготовку. Он напророчил победу над бразильцами – 1:0 и гол Радченко. Но при этом был выжат как лимон. Говорил: "Яуже вообще ничего не чувствую и не боюсь. У меня все чувства в последние месяцы атрофировались… Если команда провалит чемпионат, уйду в отставку".
      И он ушел. Соединить в одной упряжке "коня и трепетную лань" (то есть тех, кто из сборной не уходил, и тех, кто в нее вернулся) оказалось невозможно. А тут еще и "группа смерти" – будущие чемпион Бразилия и бронзовый призер Швеция. И никудышная подготовка: тот самый таинственный менеджер-поляк, который когда-то не организовал встречу Шалимова с Колывановым в Польше, клятвенно обещал организовать россиянам пару классных спаррингов – и обманул. Такие тогда были у РФС партнеры.
      Юран в конце лета 94-го рассказывал:
      – Играли контрольные матчи с командами пивзаводов, где против финалиста чемпионата мира выходили мужики со здоровенными животами. Те недели в Австрии если и могли нас к чему-то подготовить, то только к отпуску.
      После ухода из сборной Садырин вознамерился, как было оговорено, вернуться в ЦСКА. Но туда уже назначили Тарханова. И он, потеряв столько сил и нервов, остался вообще без работы.
      Рассказывает Шамиль Тарпищев:
      – У нас с Садыриным после всей этой истории остались нормальные отношения. И когда его убрали из ЦСКА, он пришел ко мне и сказал: "Как же так, меня выкинули отовсюду и сейчас в ЦСКА квартиру отбирают!". Я взял его за руку, повел в кабинет к министру обороны Павлу Грачеву и добился, чтобы квартиру в Москве ему оставили.
      Тренером прежнего масштаба после пережитого Садырин стать уже не сможет. Максимум, чего добьется – выйдет с "Зенитом" в высшую лигу. Но еще два отрезка в ЦСКА, как и один в "Рубине", окажутся безрадостными.
      Летом 2001-го, за полгода до смерти тренера, мы в канун матча ЦСКА со "Спартаком" разговаривали с Садыриным на базе в Ватутинках. О его страшном онкологическом недуге было известно многим (да и сам он, как рассказал мне Игнатьев, знал все), но в тот момент показалось, что выглядит он лучше, чем весной. В душе я надеялся на чудо…
      А тогда решился спросить:
      – Вы вспоминаете когда-нибудь о времени в сборной?
      И услышал жесткое:
      – Нет. Те два года я вычеркнул из своей жизни.
      Для того чтобы разрушить стереотипы, достаточно будет одного абзаца. Эти слова произнес Галямин о Шалимове. Человек, не подписавший "письмо 14-ти" – о его вдохновителе.
      – Я больше чем уверен: все, что тогда делал Шалимов, не имело никакого отношения к личной выгоде. Хорошо его зная, убежден: он действительно так думал. Может, по молодости он и принимал горячие, необдуманные решения. Но никогда он бы не поступил вопреки своей совести. Все, кто действительно знают Игоря, вам это подтвердят.
      Эти строки одного из кумиров стоило бы внимательно прочитать тем болельщикам ЦСКА, которые в 2003 году встречали шалимовский "Уралан" оскорбительными плакатами и ре-човками, в которых обвиняли главного тренера элистинцев ни много ни мало в смерти Садырина.
      В эмоциональном Игнатьеве, правда, и тогда говорила обида за своего друга:
      – Я этих болельщиков по-человечески понимаю. Федорыч не прожил того, что должен был. Ему, крепкому мужику, те люди помогли раньше срока уйти из жизни. Я бы не хотел, чтобы Шалимов и иже с ним когда-нибудь оказались в такой ситуации, когда жизнь не в радость.
      Семин высказался значительно сдержаннее друга и коллеги:
      – Перетерпел тогда Паша очень много, но связывать с теми событиями его раннюю смерть не буду. А на Шалимова не обижаюсь, и отношение к нему – нормальное, футбольное. Они же очень глупые были тогда, не со зла это делали. Разгул демократии, всем все дозволено… Им показалось, что они уехали на Запад, заработали какие-то небольшие деньги, и теперь могут мир перевернуть. Увы, не нашлось человека, способного их остановить. Осталась только в душе трещина, что загублено большое дело.
      Хула поклонников ЦСКА, а также "Зенита" Шалимова не обижала. "Я сам не видел плакатов, мне потом сказали. Ничего страшного в этом не вижу. Они – болельщики команд, с которыми Садырин работал и стал чемпионом Союза. Раз помнят спустя столько лет-значит, это было действительно громкое событие. Но я никогда не говорил ничего плохого о человеческих качествах Павла Федоровича – поэтому чувства вины перед ним у меня нет. Как человека я его уважал тогда, уважаю и сейчас. Это был сугубо профессиональный конфликт. Избежать которого в тот момент было вряд ли возможно. Другой вопрос, что было сделано правильно, а что -нет. Сейчас, поработав тренером, я понял, что исправить проблемы нахрапом, за один день, невозможно. Нужно время, понимание и терпение".
      Бывший главный оппонент "письма 14-ти" Колосков, если судить из его разговора со мной, воспринял антишалимовские выступления фанатов куда ближе к сердцу, чем сам их адресат:
      – Считаю, что это недопустимо, в жесткой форме осуждаю такие проявления. Убежден, что ошибки должны людям прощаться. Тех, кто поднимал эти плакаты, я хотел бы спросить: в чем разница между вашим экстремизмом и экстремизмом игроков, в 93-м году написавших это письмо? Их порыв я объясняю тем, что было такое время. И очень хорошо, что сегодня они правильно оценивают свои тогдашние действия. Если бы мы поддались их давлению и поменяли тренера – представьте, какая в нашем футболе наступила бы анархия. Пример оказался бы заразительным…
      Колосков встал на защиту Шалимова – можно ли было представить себе такое в 94-м? А можно ли было вообразить фразу Кирьякова в недавнем интервью моим коллегам Юрию Голы-шаку и Александру Кружкову в "СЭ":
      – Вот с Вячеславом Ивановичем можно было бы пообщаться! Мы учились с его сыном, начинали в одной команде. А сам Колосков – очень интересный собеседник. Какое-то время скверно к нему относился – думал, в его силах было решить конфликты, которые регулярно возникали. Но сейчас с удовольствием посидел бы с ним в ресторане. Если увижу – непременно приглашу.
      Казалось бы, с каждым годом высказывания сторон конфликта становились все более взвешенными. Однако Колосков в книге "В игре и вне игры", вышедшей в 2008-м, вновь оказался чрезвычайно резок:
      "Павел Федорович, воспитатель чемпионов страны, открыватель многих молодых талантов, обвинения в ретроградстве и непрофессионализме… не вынес. Ушел из сборной и вскоре ушел из жизни. Как знать, не спровоцировало ли вспышку болезни хамство и некомпетентность тех, кто говорил гадости в его адрес. Ведь уважающему себя человеку очень трудно привыкнуть к несправедливым обвинениям и оскорблениям".
      Прокомментировать эту реплику бывшего руководителя нашего футбола можно одним только фактом. Между уходом Садырина из сборной и его кончиной прошло семь с половиной лет.
      И многие игроки, остыв от обид, сами дали понять Сады-рину, что очень жалеют о случившемся. К примеру, весной 2005-го, спустя три с лишним года после смерти тренера, я спросил Юрана:
      – У вас осталось чувство вины перед Садыриным?
      – Я был на его похоронах. Прилетел в тот момент в Москву на зимние каникулы из Германии и узнал, что Садырина не стало… А чувство такое – да, есть. Какая нелепость получилась с этим "письмом 14-ти"! И сборную жалко – то поколение родилось для того, чтобы дойти до полуфинала чемпионата мира. И, конечно, ее тренера. Потом мы встречались с Садыриным в Турции и остались в добрых отношениях.
      (c)@(c)
      … "Отказников" становилось все меньше. И они все крепче держались друг за друга. Так вышло, что на одной чаше весов был чемпионат мира, а на другой – дружба. Выбрав одно, они теряли другое. Пенять им было не на кого. В такое положение они поставили себя сами.
      Их уговаривали. Только от Шалимова, уяснив в Лиссабоне его непреклонную позицию, отступились. Тот еще в январе в интервью "СЭ" сказал: "Не хочу, чтобы болельщики видели меня в команде, которая ни на что не способна". И позиции своей не изменил.
      Игнатьев:
      – Помню, уже незадолго до отъезда на чемпионат ходили по лужниковской набережной с Колывановым. Он говорил: "Я поехал бы. Понимаю, что мы все сделали неправильно. Но сейчас уже не могу. Это мои друзья. Я с ними вырос, всю жизнь вместе играли, кое-что сделали в футболе. Я не могу их предать".
      Эти слова Борис Петрович произнес в 2003 году, а осенью 94-го, когда мы с ним делали интервью для "СЭ", Игнатьев сказал:
      – Явел переговоры до последнего дня, до последнего сбора. И видел, как они хотят играть, как переживают. Но видел и то, что действует закон круговой поруки – или все, или никого. А на такую постановку вопроса не был согласен уже Садырин.
      По разные стороны баррикад оказались даже одноклубники и ближайшие друзья. Например, Юран и Кульков, выступавшие до того за португальскую "Бенфику", а летом 2004-го вместе перешедшие в стан ее главных конкурентов – "Порту". "Письмо 14-ти" подписали оба, но Юран вернулся в сборную, Кульков же – нет.
      К счастью, на их человеческих отношениях тот конфликт не отразился.
      – История со сборной вас часом не рассорила? – спросил я Юрана.
      – Ни в коем случае. У нас не такие отношения, чтобы подобные вещи могли на них повлиять. Каждый решал сам – и обид не было.
      Борьба за "отказников" шла до последнего дня. Даже Колосков перед самым отъездом сборной в США в интервью "СЭ" сказал:
      – Если вас интересует мое мнение, то отсутствие Кирь-якова, Канчельскиса или Добровольского я считаю потерей. Для меня очевидно, что мастерство того же Канчельскиса и Корнеева несравнимо. Фамилии я взял произвольно.
      Президент РФС походя публично обидел игрока, которому через несколько дней предстояло выступать на чемпионате мира. Это – еще один штрих, дополняющий картину тогдашних взаимоотношений руководителей и футболистов.
      Один из лучших на тот момент полузащитников Европы Канчельскис, вошедший в число 25-ти самых популярных футболистов "Манчестер Юнайтед" всех времен, в книге "Моя география" писал:
      "Я не отступил от своего слова, несмотря на все советы и уговоры. За те месяцы, что прошли между написанием письма и чемпионатом мира, мне не раз приходилось общаться с Садыриным, объяснять ситуацию… Если вы спросите меня сегодня, были ли, на мой взгляд, наши действия ошибкой, я отвечу: "Да". Добровольно отказаться от участия в таком турнире, как мировое первенство (тем более что, как показала жизнь, это был наш единственный шанс), разве это не ошибка футболиста? Ошибка, да еще какая! Но вот другой вопрос: был ли у нас шанс избежать этой ошибки?.. За финальным турниром в США мне пришлось следить по телевидению. Это было тяжело, но я все равно переживал за нашу команду. А накануне ее отъезда в Америку послал в РФС факс с пожеланием успеха".
      Радионов в 2003 году вспоминал:
      – Помню, как огорчил меня Канчельскис, который играл у меня в молодежной сборной. Мы встретились в Манчестере, куда приехали на жеребьевку отборочного турнира Еиго-96. Был матч "МЮ" – "Эвертон", нас туда пригласили, и после игры мы с ним разговаривали. Так они друг другу верили, что невозможно было эту связь разорвать! Ну что я, говорит, могу сделать, мы же уже решили! В общем-то я уважаю эту позицию. Пошли на что-то вместе – и решили идти до конца. Хотя уже понимали, что путь этот заведет не туда. Они ведь все равно остались для меня теми же мальчишками, которые выиграли молодежный чемпионат Европы. И знаю, что та команда для каждого из них осталась мечтой, в которую они хотели бы вернуться. Потому что им там было хорошо. Потому что они чувствовали, что вместе кого угодно обыграют, порвут, и для них нет непобедимых соперников. Все это осталось в них до сих пор, спросите у любого. Плакать хочется, когда вспоминаешь о той команде. И о том, что с ней потом стало…
      О том, что с ней потом стало, не хочется даже вспоминать.
      Сборная России, по сути дела, вылетела с чемпионата ми-ра-94 после первых же двух матчей – к третьему, против Камеруна, шансы пройти в плей-офф у нее оставались сугубо теоретические, и даже разгром африканцев со счетом 6:1 принес болельщикам только моральное облегчение. Да и то – вряд ли…
      Стартовое поражение со счетом 0:2 от будущих победителей первенства – бразильцев – было ожидаемым. Удручило только безволие россиян, вылившееся в полное отсутствие созидательной игры и шансов, хотя бы отдаленно похожих на голевые. Проигрывать-то даже Бразилии можно по-разному…
      Во втором матче, против шведов, Садырин перетряхнул состав, но результат оказался схожим – 1:3. Наша сборная повела в счете после того, как Саленко реализовал пенальти. Не помогло. В дальнейшем из сборной России делали отбивную – особенно после того, как в начале второго тайма был удален Горлукович. "Пародия на Полтавскую битву с другим исходом", – так охарактеризовал ту встречу чемпион Олимпиады-88 в Сеуле Харин.
      Давая интервью Сергею Микулику по итогам двух удручающих матчей, Садырин не стеснялся в формулировках:
      "(В первом матче) Юран свое задание просто провалил".
      "(Игру Бородюка оцениваю) как срыв тренерского задания".
      "Мостовой, травмировавшийся Попов и заменивший его Карпин подачам флангов препятствовали без того усердия, которое по идее полагается брать с собой на чемпионат мира".
      И так далее, и тому подобное. По этим цитатам видно: Садырин был на грани нервного срыва. А может, и за гранью.
      При том, что в двух первых матчах ЧМ-94 составы нашей команды были очень разными, их объединяло одно.
      Не было команды. Каждый был сам по себе.
      "Письмо 14-ти" не могло не аукнуться. Точнее, не столько даже само письмо, сколько испортившиеся отношения между теми, кто не подписал письмо с самого начала, и теми, кто подписал, но затем вернулся в команду.
      Полузащитник Игорь Корнеев, принадлежавший к первой категории, сейчас помогает Гусу Хиддинку тренировать сборную России. На ЧМ-94 он вышел на поле только в третьей встрече против Камеруна. Мы беседовали с ним, уже когда он стал одним из тренеров национальной команды.
      – Когда на чемпионате мира вас выпустили только на матч с Камеруном, не возникло ощущения, что вас предали?
      – Возникло. Там, в Америке, честно говоря, я разочаровался в Садырине. И не только из-за себя. После конфликта в сборной рядом с тренером осталась группа игроков, на которую и была сделана ставка. Мы ездили в зимнее турне в Америку, играли в товарищеских матчах. И ни в одном не уступили, и атмосфера была прекрасная, мы были сплочены. А на самом чемпионате мира вдруг все в корне поменялось: на поле выйти те люди, которые вернулись в команду в последний момент. Видимо, Садырин оказался под огромным влиянием и давлением каких-то людей. И этого давления не выдержал.
      – Вы потом с Садыриным общались? Пытались объясниться?
      – Не общался. Желания не было.
      – Игра с Камеруном стала для вас последней за сборную России. Но ведь вам было всего 27, и впереди еще были выступления за "Барселону", не говоря уже о "Фейеноорде"!
      – То, что произошло на чемпионате мира, стало для меня огромным разочарованием и ударом. От человека, с которым я провел столько лет, такого не ждал. Естественно, Садырин многое сделал для игроков, но и самого тренера во многом "делают" играющие у него футболисты. Можно находить этому любые объяснения, но в Америке он об этом забыл. А в сборную меня вызывали еще два или три раза. Но я отказывался.
      – Из-за обиды? -Да.
      По-моему, более исчерпывающего объяснения черной атмосферы в команде, которая сложилась во время ЧМ-94, дать невозможно.
      То, что творилось в расположении сборной России, нельзя представить себе ни в одной другой команде мира. Версии выдвигались самые разные, но того, что первая в истории сборная России в финальной стадии чемпионата мира представляла собой форменный кошмар, не отрицает никто.
      Сейчас об этом подзабыли, а многие просто не хотят даже мысленно возвращаться к тому тяжелому времени. Но есть газетные подшивки, которые из памяти не удалишь. Относятся они в основном ко второй половине 94-го года, когда все высказывались по горячим, я бы даже сказал, кровавым, следам.
      Привожу эти цитаты вовсе не для того, чтобы вывести кого-то на чистую воду. Более того, хочу подчеркнуть: все участники тех событий – люди мною уважаемые. Они провели в футболе отличные годы, и о каждом из них у болельщиков по сей день сохраняется добрая память, а многие уже превратились в дельных тренеров.
      Но тогда, в 94-м, с большинством из них происходило что-то невообразимое. И забывать об этом нельзя не потому, что на чьей-то репутации тогда было поставлено вечное клеймо (убежден, что это не так), а чтобы никогда не случилось рецидива.
      Игнатьев, к примеру, именно в то время дал мне интервью для "СЭ".
      – Колосков на пресс-конференции (после окончания ЧМ-94) заявил, что не следовало брать в сборную людей, ранее подписавших "письмо 14-ти", они внесли диссонанс в коллектив. Согласны?
      – Не совсем. Не о подписях должна идти речь, а о людях и их отношении к делу. Ведь, допустим, Саленко и Онопко подписали письмо. А Горлукович – нет. А как повели себя на чемпионате первые двое с одной стороны и третий с другой? Или не подписавший письмо Бородюк, который заявил Сады-рину в самолете на пути из Детройта, что тот опозорил его на весь мир, заменив в матче со шведами?
      – Почему сразу же после прилета в Америку не был отчислен Горлукович, которого из самолета едва ли не выносили? Почему разгул не был погашен в зародыше?
      – Возможно, это было нашей ошибкой. Но нам показалось, что Сергей раскаялся. Мы его крупно оштрафовали, он извинился, несколько дней ходил сам не свой, до самозабвения тренировался и, если помните, неплохо сыграл первый матч – с бразильцами. Но после игры с Камеруном в веселой компании сорвался еще раз.
      А Юран?! Я думал, что он, игрок знаменитого клуба "Бен-фика", будет профессионален во всех отношениях. И даст на поле бой хотя бы за свой собственный имидж, не говоря уже о стране. Но после того, как он не попал в состав на второй матч, Сергей откровенно перестал тренироваться. Кончилось все это попойкой с Горлуковичем.
      Юран в интервью 94-го года для "Спорт-Экспресса" излагал мне совсем иную версию тех событий.
      – Чемпионат мира в США для вас, конечно, неприятная тема, но от нее никуда не уйти, – сказал я ему. – В частности, от ситуации с вашим отъездом – Павел Садырин утверждал, что вы были отчислены из команды за нарушение режима…
      – В этом утверждении нет ни слова правды. Никто меня с чемпионата мира не отправлял. Просто после матча с Камеруном, когда я в очередной раз отсидел на "банке", у меня состоялся жесткий разговор с Садыриным. Мы с Мостовым чувствовали себя людьми, которых взяли в сборную не для игры, а для каких-то других целей, и в конце концов я не сдержался. Спросил: "Вам, Павел Федорович, нужно было взять кого-то из "отказников", чтобы в команде было больше имен, и поутихла пресса?" Садырин не сказал "нет". И после этого я сразу заявил, что хочу уехать и беру авиабилет.
      – А как же нарушение режима?
      – Это придумали, чтобы как-то объяснить мой отъезд. После матча с Камеруном был совершенно легальный ужин с участием всех ребят, руководства. Приехали и наши хоккеисты, играющие в клубах НХЛ. Все понемногу выпивали, и не было никаких эксцессов. А потом я узнаю: Юран, дескать, напился, не пришел на утреннюю тренировку вместе с Рад-ченко и Горлуковичем и потому был отчислен. Да, я не пришел на эту тренировку, потому что уже купил билет и был, что называется, на чемоданах…
      За тот отъезд меня еще и оштрафовали. Причем узнал я об этом спустя несколько месяцев, из разговора с вице-президентом РФС Тукмановым. Он как бы невзначай сказал: мол, за ту пьянку РФС оштрафовал меня на 10 тысяч долларов. При этом мне ни разу не отправляли по этому поводу ни одного факса, не приглашали в Москву хотя бы разобраться, что в действительности произошло. Видимо, решили, что раз человека не вызывают в новую сборную, то можно проблему и без него обсудить. Да если бы я узнал об этом решении раньше, то хоть попросил бы эти 10 тысяч отдать какой-нибудь школе или детдому, а так мне непонятно, куда пошли деньги. Одно дело, если на развитие футбола, но совсем другое, если на чьи-то личные счета.
      – С каким чувством уезжали?
      – Было страшно обидно, что меня использовали… Я мог и должен был проявить себя, но мне дали сыграть только полтора тайма в игре с бразильцами, где, не спорю, проявить себя не удалось. Но, во-первых, это бразильцы, во-вторых, я форвард, а хавы не сделали ничего, чтобы я смог что-то завершить. Да это было и неудивительно с той подготовкой, какую провели мы в Австрии. Я даже в отпуске так не занимаюсь. Разговаривал с Горлуковичем и Бородюком, прошедшими подготовку у Лобановского, – они смеялись…
      Спустя некоторое время Юран даст Олегу Винокурову интервью, вошедшее в книгу "Наш мир – футбол". И выяснится, что из-за чемпионата мира у форварда сорвался контракт с лондонским "Арсеналом":
      – Я сам себе все испортил. У меня ведь контракт с "Арсеналом" был практически подписан. Но я сам предложил англичанам подождать до конца чемпионата мира. А там мы себе такую антирекламу сделали, что после этого кто же захочет с нами связываться?
      Шалимов смотрел чемпионат мира… в Америке. Друг по "Интеру" Никола Берти пригласил их с еще одним "интеристом" Альдо Сереной в Нью-Йорк, где у него была квартира, а
      "Скуадра Адзурра", в состав которой Берти попал, там же проводила свои матчи ЧМ-94.
      Шалимов бродил между небоскребами Манхэттена, глядел на веселые разноцветные толпы болельщиков из разных стран, расспрашивал Берти о новостях из итальянского лагеря. И вдруг его пронзила мысль, от которой было никуда не деться: "Я тоже мог здесь играть. Боже, что же мы наделали!"
      Тогда он еще пытался эту мысль отогнать, уговорить себя, что все было сделано правильно. Но с каждым днем Игорь стал все отчетливее понимать, какую команду они тогда потеряли. Какую сборную.
      Сборную, которая, по убеждению Колоскова, "стопроцентно могла быть в призерах чемпионата мира".

      Признаюсь честно: мне не по душе огульная критика в адрес Колоскова, которой за годы его управления футболом мы наслушались и начитались с лихвой. Да, в своих действиях он был далеко не безгрешен, да, в 90-е годы по-чиновничьи относился к игрокам, не мог упредить возникавшие то и дело конфликты. Но, полагаю, на его месте подобное происходило бы С каждым. Время было такое.
      Любой руководитель, "поставленный" в ту пору на футбол, был обречен быть во всем виноватым. Денег тогда во всей стране не было, финансовые катаклизмы преследовали Россию один за другим. Ворота страны по-настоящему только распахнулись, и у нас толком еще не знали, как в цивилизованных странах строятся отношения между администрацией, тренерами и игроками, как организован процесс каждодневной клубной деятельности. Это теперь все ездят на стажировки в "челси" и "реалы", тогда же об этом не было и речи. В то же время игроки, чей уровень таланта оказался достойным ведущих клубов Европы (о чем нет речи как раз сейчас), все прелести западного бытия быстро познали. И педантичное выполнение финансовых обязательств воспринимали как должное – к хорошему вообще привыкаешь быстро. Таким образом, почву для хронических, непрекращающихся дрязг между федерацией футбола и игроками создавала сама жизнь.
      А об уровне Колоскова как личности, мне кажется, исчерпывающе говорит один факт. О вражде бывшего президента
      РФС с Бышовцем знают все. Сколько слов было сказано этими яркими фигурами в адрес друг друга, сколько обвинений брошено – не сосчитать. Казалось, это – навсегда.
      И вот в марте 2008 года Колосков презентует в "Лужниках" свою книгу "В игре и вне игры". И говорит журналистам, что за много лет в футболе ему посчастливилось работать с выдающимися людьми – Лобановским, Бесковым, Бышовцем…
      Никто не заставлял Вячеслава Ивановича произносить эти слова. Никакой выгоды они Колоскову принести не могли. Бышовец после скандального года работы в "Локомотиве" стал для определенной части болельщиков едва ли не пугалом. Упоминание его в положительном контексте стало, мягко говоря, не модным.
      Но Колосков – сказал. И это потрясло меня до глубины дущи.
      К истории его взаимоотношений с Бышовцем мы вскоре вернемся. Пока же не могу не сказать: ко всему прочему, Колосков не снискал успеха и популярности как футбольный руководитель еще по одной причине. Он – безумно невезучий.
      В 1984 году исполком ФИФА должен был выбрать хозяина чемпионата мира 1990 года. Претендентов было двое – Италия и СССР. Пользуясь уже наработанными связями в Международной федерации футбола, он провел титаническую работу на футбольно-дипломатической ниве, и Советский Союз, по свидетельству многих участников тех событий, подходил к выборам явным фаворитом.
      И тут, за несколько дней до итогового голосования, правительство СССР объявляет о бойкоте Олимпиады в Лос-Анджелесе. После чего, естественно, ни о каком первенстве мира не могло уже идти и речи…
      Невезением все в руководящей карьере Колоскова и закончилось. Вернее – везением, но не его. В мае 2005 года ЦСКА впервые в истории российских клубов выиграл европейский трофей – Кубок УЕФА. К тому времени президентом РФС уже работал Виталий Мутко. Формально еврокубковая победа состоялась во время его правления, хотя, если вдуматься, что могло измениться за полтора месяца, которые он был у власти? История эта лишь подчеркивает, насколько несовместим был фактор удачи с фамилией Колоскова.
      В нашей стране с легкостью забывают о многом. О том, например, что именно усилиями Вячеслава Ивановича Россия стала футбольной правопреемницей СССР, и только она из республик бывшего Союза получила место в отборочном турнире чемпионата мира-94: жеребьевка происходила в 91-м, еще когда империя была жива, и место, соответственно, на нее было забронировано лишь одно.
      Это была далеко не единственная проблема. Выиграв отборочные соревнования Euro-92 и обставив там самих итальянцев, мы из-за развала страны могли вовсе не поехать на финальный турнир в Швецию. О том, что такая опасность существовала и ее ликвидировал Колосков, было известно и ранее, а в своей новой книге экс-президент РФС рассказал подробности:
      "Сложилась парадоксальная ситуация: есть команда, но нет страны, которую она представляла. Чтобы как-то исправить ситуацию, я выдвинул идею создания Федерации футбола СНГ. В срочном порядке провели учредительную конференцию, приняли устав, образовали Федерацию, зарегистрировали ее, направили документы в ФИФА и УЕФА для признания. Против этого выступил генеральный секретарь УЕФА Герд Айгнер: "СНГ, – утверждал он, – нельзя считать правопреемником СССР". Что делать? Мне удалось тогда убедить в своей правоте президента УЕФА Леннарта Юханссона. Конгресс ФИФА поддерживает нас. Сборная СНГ поехала в Швецию".
      Одна эта история показала масштаб проблем, с которыми в начале 90-х пришлось столкнуться Колоскову. Многие из них он преодолел с честью, из других выбраться не сумел. Парадокс: проявив себя как отличный дипломат на международной арене, Вячеслав Иванович оказался не способен быть столь же убедительным для своих молодых соотечественников.
      Объяснение тому у меня следующее. В ФИФА и УЕФА работали пусть и люди заграничные, но принадлежавшие к тому же возрастному кругу, что и сам Колосков. За многие годы совместной работы – да и отдыха тоже (с тем же будущим президентом ФИФА Йозефом Блаттером наш главный футбольный начальник дружит семьями) – у них образовались крепкие человеческие связи, мыслить они во многом стали одними категориями. Поколение же российских футболистов, выросших во время перестройки, а в момент развала Союза уехавших за рубеж, было совсем другим. С их бунтарским, свободолюбивым менталитетом Колосков уже не сладил. Зато сейчас, помудрев, все они отзываются о бывшем руководителе с уважением. Учитывая, что футболом Вячеслав Иванович больше не управляет, и лакомого кусочка в виде какого-нибудь неплохого клуба по результатам этих интервью они не получат, можно сделать вывод об искренности всех этих выступлений. Без всякого сомнения, они действительно уважают Вячеслава Ивановича. Став тренерами и даже работниками РФС (как Виктор Онопко), бывшие футболисты поняли, как же Колоскову было трудно.
      Выбор ФИФА в пользу России на отборочный цикл ЧМ-94, в свою очередь, поспособствовал переманиванию в ее сборную почти всех ведущих футболистов Украины, которым не хотелось добровольно пропускать чемпионат мира. При этом никто из них на самой Украине в тот момент уже не играл; они выступали либо в дальнем зарубежье, либо в России. И "самостийность", равно как и украинский патриотизм, были для них категориями абстрактными. Так в российской сборной оказались Юран и Саленко, Онопко и Канчельскис, Цымбаларь и Никифоров, а также "грузины" Тетрадзе и Цвейба, "узбек" Пятницкий, "белорус" Горлукович… Не было бы всех этих мастеров – мы могли бы и вовсе в финальные турниры чемпионатов мира и Европы не попадать. Нужно быть очень предвзятым человеком, чтобы не увидеть, по сути дела, в формировании сборной России 90-х годов прямой заслуги Колоскова.
      Футболистам, сменившим футбольное "гражданство", между тем пришлось очень несладко – на родине их обвинили в предательстве. В ноябре 92-го, когда мы беседовали на эту тему с Юраном в интервью для газеты "Футбол-экспресс", он, услышав вопрос на эту тему, буквально взвился:
      – Какой патриотизм?! Я родился и жил в стране под названием "Советский Союз". После того как она развалилась, передо мной встала проблема выбора. На чемпионат мира, как известно, попала одна Россия. А на Украине почему-то решили, что я приползу к ним на коленях, даже не позвонили, намерениями не поинтересовались. Из России же сразу раздался звонок от Игнатьева, с которым мы быстро нашли общий язык. Словом, я увидел нормальное, уважительное отношение. В отличие от Украины, где, ничего не сделав для того, чтобы убедить меня играть за ее сборную, уже истерику подняли.
      Это все отнюдь не сейчас началось. Помните старую "песню" украинских деятелей о том, что я, ничего, видите ли, для киевского "Динамо" не сделав, убегаю в "Бенфику" за длинным долларом? Меня тогда так заплевали, что твердо решил: с Киевом все связи рву.
      – Что вы и сделали.
      – Да, с Киевом меня теперь ничего, кроме друзей, не связывает. Родители живут в Луганске, и я хочу перевезти их в Москву. Поэтому попросил РФС помочь мне с квартирой в столице. За мои же деньги, только чтобы найти помогли. Поймите меня правильно. Я решил принять российское гражданство, в будущем осяду в Москве (так и произошло. – Прим И. Р.). Надо же мне будет где-то жить! А я уже наслышан, что мою просьбу извращать начали: дескать, Юран не соглашается играть за сборную России, пока ему чуть ли не подарят квартиру в Москве. Эти слухи – дело рук тех же людей, что третируют меня на Украине.
      Из этого рассказа 16-летней давности можно убедиться в том, что в Москве к футболистам тогда относились намного внимательнее, чем в Киеве. И, признавая по итогам мрачной истории 1993-1994 годов большие проблемы РФС в налаживании здорового контакта с игроками, нельзя не отдать футбольному союзу должное за успешную работу с украинским "десантом".
      @@@
      Отношения Колоскова и Бышовца заслуживают отдельного рассказа, поскольку линия их жесткого противостояния проходила через всю постсоветскую историю нашего футбола. И была одним из главных его сюжетов. Найди в начале 90-х эти сильные личности компромисс, в судьбе сборной многое могло бы сложиться совсем иначе…
      В сентябре 96-го мой коллега по "СЭ" Александр Кружков во время беседы с Бышовцем спросил:
      – В одном из интервью Колосков заметил: "Я любовался тренировками, которые проводил Бышовец. Мне нравились его индивидуальные собеседования с игроками". Именно Колосков пригласил вас в свое время на работу из Киева в Москву…
      – За что я ему благодарен. Но, несмотря на это, у меня неоднозначное отношение к Колоскову, мне иногда приходилось с ним спорить и отстаивать свою точку зрения. Расскажу такую историю. Один игрок юношеской сборной – Савченко – попался на таможне: провозил больше рублей, чем было разрешено. Его, естественно, оштрафовали. На следующий сбор я вновь включил Савченко в список приглашенных, но Колосков его вычеркнул. Я пришел к Вячеславу Ивановичу и говорю, что это неправильно. "А что делать?" – вздыхает он. "Как, что делать? Вернуть человека в сборную". – "Это невозможно, Савченко в сборной не будет". Тогда я говорю Колоскову: "Оставляю за собой право оспорить ваше решение". И иду к руководству Спорткомитета. В итоге Колосков получил указание вернуть Савченко в сборную. И Вячеслав Иванович не обиделся, не опустился до сведения счетов, а продолжал поддерживать мою кандидатуру, когда меня назначили главным тренером олимпийской, а потом и национальной сборной. Потому что мы оба тогда руководствовались только интересами дела, а не личными амбициями.
      Последний реверанс в сторону Колоскова можно объяснить в том числе и тем, что Бышовец в момент интервью едва завершил работу в Корее и надеялся трудоустроиться в России. А российская футбольная система была устроена так, что президент РФС мог оказать на этот процесс существенное влияние – как в одну, так и в другую сторону. И, кстати, совсем скоро работу Бышовец получил, возглавив в 97-м санкт-петербургский "Зенит". Тогда это был еще вовсе не чемпион России, как сейчас, а команда, всего сезон назад возвратившаяся в высшую лигу из первой. Работа в Питере у Анатолия Федоровича пойдет на ура, и он вновь получит приглашение в сборную. Но об этом – позже.
      Из истории о Савченко, которую рассказал Бышовец, можно сделать вывод о его умении налаживать нужные связи с большими руководителями. Тренер как бы между делом рассказал о своем походе к руководству Спорткомитета СССР и последующем решении амнистировать футболиста. При этом Спорткомитет приравнивался к союзному министерству, и к его боссам, как говорится, на кривой козе было не подъехать. Однако умение Бышовца обаять своим интеллектом самых серьезных людей было (да и остается) потрясающим, и не раз помогало ему впоследствии. В том числе и при получении работы в сборной.
      Во многих других интервью тренер высказывался о президенте куда более хлестко. Вот один фрагмент из нашей беседы с Бышовцем, состоявшейся в 2003 году.
      – Мы ведь почему проиграли шотландцам в 92-м и вылетели из чемпионата Европы? Я пришел в раздевалку после тяжелейшей ничьей с Голландией и слышу, как Колосков говорит игрокам прямым текстом: "С шотландцами все будет в порядке, у нас там Кузнецов и Михайличенко играют, они обо всем договорятся". Вот где был занесен микроб! И хотя ребята сказали, что они плохо говорят по-английски и их могли до конца не понять, команда выходила на этот матч, рассчитывая, что шотландцы не будут играть.
      О том, как Бышовец относился к Колоскову "не для печати", можно судить по отрывку из книги футбольного агента Владимира Абрамова "Футбол. Деньги. Еще раз деньги". Абрамов, в 1993 году готовивший по линии фирмы "Совинтер-спорт" контракт тренера в Корее, вспоминает:
      "За день до отъезда Анатолий Федорович позвонил и тревожным голосом спросил: "Володя, ты еще на работе? Очень хорошо, я сейчас приеду!"
      – Я только что был в РФС. Ты представляешь, подходит ко мне Колосков и говорит, что это он хлопотал за мой корейский контракт через президента корейской Федерации. За это, оказывается, я лично Колоскову должен быть благодарен. Это правда? Володя, если да, то я никуда не поеду!
      – Анатолий Федорович, при чем тут ноябрь, когда еще в начале октября мы получили факс от Корейской Футбольной ассоциации с подтверждением их намерений по вашей кандидатуре. И после этого мы продолжали получать из Кореи факсы и телексы. Вот, целая кипа лежит!
      – Покажи! – Я показал факс от КФА. Анатолий Федорович заметно успокоился.
      – Сделай мне копию, пожалуйста. Я хочу ее этому человеку показать, чтобы он заткнулся! – Бышовец взял копию факса и положил к себе в портфель. – Володя, и ты мне все время говоришь о порядочности. Подонки, Володя, подонки!!!"
      Отношение экс-главы РФС к Бышовцу – по крайней мере тогда, в середине 90-х – было не лучше. В интервью, которое я брал у Колоскова в декабре 93-го для еженедельника "Футбольный курьер", был вопрос:
      – Существует мнение, что вы с неприязнью относитесь к Бышовцу из-за каких-то личных разногласий.
      – Ничего подобного. Между прочим, именно благодаря мне Бышовец стал тренером первой сборной. Это я пригласил его в середине 80-х тренировать юношескую сборную СССР, когда он еще был директором ДЮСШ в Киеве. Мне нравилось, как он работает с юношами, затем – с олимпийцами. Он умел создать хороший микроклимат в коллективе – и мне это импонировало. После ухода Лобановского в 90-м остро встал вопрос о новом тренере сборной. Бышовец или Кучеревский? Тренерский совет проголосовал за Кучеревского. Но исполком федерации все-таки назначил Бышовца. Назначил во многом потому, что я как руководитель исполкома верил в него. И в отборочном турнире Еиго-92 он оправдал доверие, выйдя из тяжелой группы.
      – И затем из чувства расположения к Бышовцу вы расщедрились на выдачу игрокам фиксированных 50 процентов из средств, выделенных УЕФА за выход в финальный турнир? Ведь, получив по 60 тысяч швейцарских франков каждый, аутсайдеры чемпионата превзойти в этом обоих финалистов – и датчан, и немцев.
      – Расположение к Бышовиу здесь ни при чем. Это решение было принято в виде исключения. Дело в том, что мне очень больших трудов стоило защитить сборную СНГ от исключения из числа участников турнира. Мы играли в Швеции вопреки уставу УЕФА – страны под названием СНГ в природе не существовало. Было понятно: сборная в том виде играет в последний раз. И поэтому мы пошли на то, чтобы отдать игрокам 50 процентов поступлений от УЕФА, вне зависимость от результата. Это, между прочим, была наша инициатива, а не требование игроков. Мы решили отблагодарить ребят в целом за то, что они сделали для советского футбола. Они же это восприняли как правило.
      – И из-за этого в Швеции не обошлось без конфликта?
      – Вот здесь уже на авансцену вышел Бышовец. Чтобы упрочить свой авторитет среди игроков, он тоже решил за-няться вышибанием денег. Эта самая половина средств, вып-АШченных УЕФА, составляла 2 миллиона швейцарских фран-Я в. Обычно деньги поступают в национальную федерацию через три месяца после первенства, когда уже подведены все финансовые итоги. Игроки же потребовали: или даете сейчас, или бастуем. Мне пришлось воспользоваться своим авторитетом в европейском футболе и взять в банке кредит в Один миллион швейцарских франков. Расплатились до игры с Шотландией. После игры у футболистов еще пуще разыгрался tomemum. Они, как Паниковский, опять потребовали: "Дай миллион!". Второй.
      Инициаторами были все те же Бышовец, Шалимов и Юран. Я ответил, что у меня не хватит наглости пойти и еще раз попросить денег. Они пригрозили не уезжать из Швеции. Я ответил: оставайтесь, но за свой счет. В итоге нашли компромисс-я дал им расписку от имени федерации, что деньги они получат Страсти улеглись, и деньги все потом получили Но, как видите, вопрос о деньгах встает остро уже не в первый раз. И во многом благодаря соглашательской позиции Бышовца.

      – В какой момент вы стали для Колоскова едва ли не врагом? – спросил я Бышовца несколько лет назад.
      – Я бы не стал говорить так категорично. Никогда не считал его человеком, неспособным руководить. Но дело в том, что в определенный момент Колосков перестал работать на футбол. Абсолютная независимость общественной организации привела к всесилию и бесконтрольности ее президента, о чем я не раз и говорил.
      Колосков не прав, списывая все конфликты вокруг финансов на Бышовца. Потому что первый такой скандал произошел еще во время ЧМ-90 в Италии. Главным тренером сборной СССР тогда был Валерий Лобановский, а "бодались" с Колосковым легионеры первого поколения – Дасаев, Хидия-туллин, Заваров. За что потом получили в советской еще прессе по полной программе.
      Лучший, на мой взгляд, футбольный журналист страны 90-х годов Сергей Микулик в послесловии к книге Рината Да-саева "Мы все – одна команда", вышедшей в свет в 1992 году, рассуждал:
      "В итальянском провале нашей сборной виноватых долго искать не пришлось. Ясно же как божий день – "иностранцы ". Понюхали недеревянных денег – и честь флага для них уже ничто. Вместо работы отдых себе устроили. Римские каникулы.
      Дасаев идеально подходил во всех этих ракурсах на роль козла отпущения – цепочка обвинений выстраивалась на редкость легко и плавно, и оставалось только ее замкнуть. Он сам это и сделал, выступив парламентером от команды к руководителям многострадального нашего футбола по поводу невыплаты игрокам сборной обещанного денежного вознаграждения за рекламную ее деятельность. Он прекрасно знал, чем грозит ему такой шаг (ярлык неудачника все-таки со временем стирается, а вот как припечатают тебе этикетку рвача – это уже навсегда). Знал – и сделал это, потому что не привык прятаться за чужими спинами. Он сам выбрал себе первую роль и играл ее до конца. Во всем".
      С самим Дасаевым мне довелось побеседовать на эту тему в 98-м. Версию Микулика он подтвердил:
      – После чемпионата мира наше поколение было чуть ли не вычеркнуто из футбола – и случилось это потому, что многие уже играли за рубежом. Некоторые руководители, да и часть болельщиков, завидовали нам, считали, что мы "зажрались" и нам ничего не надо. Может, поэтому у нас не получилось тогда такого коллектива, как раньше. Не чувствуя поддержки друг друга и видя, что нам не доверяют, мы стали излишне хладнокровными. На чем люди, не желавшие нам добра, потом и сыграли.
      Что же касается того конфликта, на который пошли тогда ветераны команды, то нам надоело смотреть на то, как нас в очередной раз обирают. Заваров с Алейниковым были в "Ювентусе", я -в "Севилье", ряд других игроков тоже Ыграл на Западе, и мы имели возможность сравнивать. Скажем, перед чемпионатом мира о Заварове, Протасове и обо мне были сняты рекламные фильмы, и деньги обещали отдать в Италии. Но мы ничего не получили. Да, мы не хотели идти на скандал, но у нас не было другого выхода. Мы ведь и за границей тогда миллионов, как кто-то считал, не зарабатывали.
      К словам Дасаева стоит добавить, что настроены тогда ветераны сборной СССР были серьезно. В 95-м киевский защитник Олег Кузнецов рассказывал мне в интервью "СЭ":
      – Приезжаю в мыле за два часа до предполагаемого вылета и слышу: "А куда ты спешил? Мы никуда не летим". Каждые полчаса собирались тренеры и Дасаев, Бессонов, Хидия-туллин, и всякий раз мы слышали разное: то летим, то нет. Слава Богу, все нормально разрешилось.
      Это только казалось, что нормально. Извлеки Колосков урок из случившегося – вот тогда можно было бы говорить о благополучном завершении того конфликта. Но когда один и тот же эксцесс повторяется на двух больших турнирах кряду, причем руководитель один и тот же, а тренеры и игроки – разные, это, согласитесь, повод для размышлений.
      Андрей Канчельскис в книге "Моя география" пишет:
      "Контракт Бышовца был заключен до 1994 года, однако, объясняя свое решение тем, что раньше у нас была одна страна – СССР, а теперь стала другая – Россия, РФС задумал провести новые выборы тренера. Дабы продемонстрировать объективность и добрую волю руководства, Бышовцу предложили тоже поучаствовать в этих выборах, от чего он отказался, полагая, что в такой ситуации у него не было шанса. Ион был прав. Почему? Нам, игрокам, это было хорошо известно.
      После проигрыша шотландцам руководство, которое, понятно, было расстроено не меньше нас, неожиданно решило изменить условия нашего соглашения, достигнутого еще до начала турнира, и заплатить нам за выступление в Швеции меньше, чем было обещано ранее. Естественно, мы были ошарашены таким решением… Не о конкретных суммах мы вели тогда речь, а лишь о том, что нужно держать свое слово и выполнять обещания, не переигрывая все в последний момент.
      Тогда, в Швеции, Бышовец встал на сторону игроков и добился от РФС выполнения всех условий. И тем самым, конечно же, испортил отношения с руководством. Потому и считал совершенно справедливо, что при выборах нового тренера сборной шансов у него не будет".
      Колосков в своей книге выдает, естественно, противоположную версию ухода Бышовца из сборной летом 92-го:
      "Масла в огонь добавило решение А. Бышовца уехать на тренерскую работу за границу. И это несмотря на усилия федерации футбола отстоять его кандидатуру на посту главного тренера сборной для участия в чемпионате мира-94. Он сам от этого отказался".
      Факт предложения Бышовцу остаться во главе национальной команды у меня вызывает большие сомнения. Скандал вокруг денег был тогда на слуху, и решение тренера поддержать игроков, а не руководство не могло Анатолию Федоровичу не аукнуться.
      Как и разгром от Шотландии – 0:3.
      О беспечности, проявившейся во встрече с Шотландией, говорят все без исключения. Другое дело, что причины этой самоуверенности трактуются по-разному, порой – полукриминально. Дескать, наши футболисты были уверены, что матч куплен, и не ожидали встретить сопротивление.
      Господи, как это все напоминает историю с прошлогодним поражением в отборочном матче от Израиля… Впрочем, пока не будем забегать на 15 лет вперед.
      Колосков в своей книге выдал другую версию: "Так безобразно, как в этом матче, сборная еще не играла! Пресса и публика бурно обсуждали причины поражения. Свои версии выдвигали и озвучивали все, кому не лень. Особенно старались дилетанты. Они-то, в первую очередь, и распускали слухи, что мы "слили" игру сопернику, получив за это взятку. При этом они даже не задумывались над тем, что шотландцам победа ничего не давала! А когда им растолковали это, тотчас придумали, что сборную купили немцы и голландцы. Дескать, она за деньги уступила очки в первых играх, и ради того же сдала последний матч. Некоторые политики вместо серьезного анализа причин поражения, в том числе и социальных, занялись пропагандистской риторикой. "Нет такой страны – СНГ, нет такого флага, нет такого гимна, который игрокам надо было защищать, а поскольку не было идеи и высшей цели, команда не стала сплоченным коллективом"".
      Насчет политиков Колосков попал в "яблочко" – они не упускают возможности перед, во время и после чемпионатов мира и Европы лишний раз "пропиариться" за счет популярности футбола. Из года в год чем ближе турнир мирового или •онтинентального масштаба, тем яростнее в футбольных программах на телевидении этакая депутатская вакханалия. При этом слушать, что несут эти "знатоки", какие объяснения причинам неудач сборной находят, решительно невозможно. От воинствующего дилетантизма уши вянут, и рука тянется к пульту, чтобы переключить канал. Но по другой программе – еще одна передача на ту же тему, только с другими депутатами…
      В приведенной цитате Колосков был прав еще в одном: нехороших слухов вокруг того чемпионата и – в особенности -поединка с шотландцами действительно ходило множество. И, как мы помним из высказывания Бышовца, один из них касался собственно президента РФС – того, что он якобы говорил перед матчем игрокам.
      В интервью "СЭ" в 99-м году Бышовец высказался так:
      – Я знаю, как и что делается… Как был проигран матч Шотландии в 92-м… В штабе нашей сборной нашелся предатель, который работал против.
      Более подробных разъяснений своей шокирующей декларации Анатолий Федорович не дал…
      В другой беседе – с автором этих строк – Бышовец заявил:
      – По ходу матча (с шотландцами) мне стала ясна вся подоплека: одна команда вышла играть и биться, а другая по каким-то причинам рассчитывала, что первая ни играть, ни биться не будет. И просчиталась. За моей спиной провернули интригу, из-за которой, как позже выяснилось, я лишился и поста главного тренера сборной, и готового контракта с "Бенфикой".
      Добровольский в одном из интервью дополнил общее гнетущее впечатление колоритной подробностью: оказывается, от шотландцев, потерявших турнирную мотивацию и потому накануне вечером изрядно повеселившихся, во время матча разило перегаром.
      До истины в той истории 16-летней давности теперь уже вряд ли докопаешься. Вполне допускаю, кстати, что никаких закулисных интриг в матче с Шотландией не было, а присутствовала наша родная банальная фанаберия: мол, кто такие шотландцы, а кто – мы?!
      Факт, что уезжали проигравшие россияне из Швеции в прескверном настроении, к которому добавился еще и денежный конфликт. Бикфордов шнур будущих скандалов был подожжен, хотя никто еще об истинных их масштабах и не догадывался.
      28 июля 1994 года на заседании исполкома РФС была принята отставка Садырина, на место которого был назначен Романцев. Впервые со времен Лобановского ему позволили сохранить за собой пост главного тренера в клубе – "Спартаке". Таким образом, Колосков вернулся к практике совмещения постов, которая неоднократно уже признавалась порочной. Налицо была политика двойных стандартов: если Бышовцу и Садырину запрещали совмещать работу в сборной и деятельность в клубах, то Романцеву, жестко на этом настаивавшему, разрешили.
      Естественно, на пресс-конференции после назначения подобный вопрос Колоскову прозвучал.
      – Не стоит быть догматиками, – не моргнув глазом, ответил президент РФС. – Если такое совмещение может пойти на пользу футболу, почему бы его не принять.
      Более детальными объяснениями того, почему совмещение Романцевым должностей пойдет на пользу футболу, глава РФС журналистов не побаловал.
      – Была ли речь о том, чтобы руководство РФС после такого провала подало в отставку? – спросили Колоскова.
      – Такой вопрос был поставлен, но исполком даже не стал его обсуждать. Было подчеркнуто, что РФС в сложившейся конфликтной ситуации действовал последовательно и правильно.
      Колосков только забыл добавить: "как всегда".
      Романцев пресс-конференции сказал: "Считаю ту должность, которую сейчас занял, высшей точкой своей тренерской карьеры. Волнуюсь ли я? Как никогда! Боюсь ли не справиться? Если честно – да, боюсь Но это естественное чувство".
      Простые, доходчивые слова произнес лучший на тот момент клубный тренер страны. Увы, получив должность тренера сборной, он быстро превратится в небожителя, которого и игроки, и журналисты будут бояться как огня…
      А тогда, после пресс-конференции, мне удалось взять у Романцева первое интервью после его прихода на новую должность.
      – Логика развития событий подсказывала, что если Садырин уйдет в отставку, то занять его место предложат мне. Учитывая, что большинство в сборной составляют бывшие и нынешние мои игроки, я к этому был готов. В среду в Тарасовку приезжал Николай Петрович Старостин, с которым мы обсудили сложившееся положение. Он посчитал, что мне необходимо принять предложение возглавить сборную.
      но в то же время надо остаться главным тренером клуба. И я рад, что руководство РФС, понимая ситуацию, даже не стало выносить вопрос о совмещении должностей на обсуждение.
      – Но вы занимаете еще и пост президента ФК "Спартак"…
      – С этим постом мне придется распрощаться.
      С должностью президента "Спартака" Олег Иванович действительно распрощается, но… восемь лет спустя, в 2002-м. А пока будет един даже не в двух, а в трех лицах.
      – Собираетесь ли приглашать в сборную людей, отказавшихся выступать за нее полгода назад? – задал я Роман-цеву еще один важнейший вопрос.
      – Первоначально приглашения будут адресованы всем. Несмотря на то, что сегодня самое мягкое выражение, которое применялось по отношению к этим людям на заседании исполкома, – непатриоты. Но я хочу лично поговорить с каждым.
      – Вы не боитесь, что будет сложно заставить играть вместе людей, выступавших за сборную Садырина и отказавшихся от этого?
      – Боюсь. Поэтому главным для меня будет, первый разговор с командой… Подлости, измены и равнодушия не прощу никогда. Такие игроки у меня в командах надолго не задерживались. Это следует понять всем, кто хочет играть в возглавляемой мною сборной.
      Чтобы наладить контакт с игроками, Романцев пошел на умный шаг: оставил в штабе сборной Игнатьева, работавшего с большинством "сборников" еще когда тебе были юношами, и сохранившего с ними добрые отношения, невзирая на "письмо 14-ти". К примеру, много лет спустя Борис Петрович, возглавив "Сатурн", пригласит туда Канчельскиса.
      Осенью 94-го я спросил Игнатьева:
      – Когда вы сейчас вели переговоры с бывшими "отказниками", почувствовали их заинтересованность?
      – Они все хотят играть. Нельзя сказать, что в разговоре они буйно радовались и по-детски хлопали в ладоши. Но все сдержанно и ответственно сказали: "Мы готовы играть в сборной, если, конечно, получим от Романцева приглашение".
      – Не боитесь, что после раскола, происшедшего в конце прошлого года, людей не удастся помирить?
      – Могу и ошибаться, но не думаю, что все это так далеко зашло. Теперь, когда конфликт исчерпан, их должен объединить мяч, идея игры в сборной. Надеюсь и на то, что ребята окажутся мужчинами и забудут эти кошмарные полгода, разделившие их на лагеря
      Но они не забыли. И, возможно, именно поэтому от новой сборной оказались отсечены те, кто сначала подписал письмо, но потом вернулся к Садырину – в частности, Саленко и Юран.
      Последнего, перешедшего из "Бенфнки" в другой португальский клуб – "Порту", спустя несколько месяцев я спросил:
      – А в сборную России еще рассчитываете попасть?
      – При Романцеве, по всей видимости, – нет. Но ничего – буду ждать. Может, обо мне вспомнят. Вот посмотрел домашний матч с шотландцами. Грустная картина. Уверен: сборной России и с греками, и с финнами придется крайне тяжело.
      Интересно порой поворачивается судьба. Летом 95-го, меньше чем через год, Юран с Кульковым перейдут в… ро-манцевский "Спартак". И выдадут совершенно потрясающую Лягу чемпионов, которую вспоминают до сих пор – шесть побед в шести матчах! Разумеется, путь в сборную будет для Юрана уже открыт. А вот Саленко в нее действительно не вернется. И останется в полном недоумении от того, что Романцев даже не нашел возможности с ним, рекордсменом мирового первенства, поговорить.
      …А тогда, в 94-м, Юран не угадал. Отборочные матчи Euro-96 с греками и финнами, проблемы в которых он предполагал, прошли для сборной России не просто легко. Наши футболисты, сбросившие с себя, казалось, груз ЧМ-94, сметали все со своего пути. В том числе Грецию, после матча с которой, как мы помним, и заварилась каша с "письмом 14-ти".
      Теперь греки в Афинах были разгромлены – 3:0. Да, бывали и такие времена. Теперь же мы едем на Euro-2008, чтобы вновь сразиться с Грецией, выступающей в качестве действующего чемпиона континента. Занятно, что в составе команды, поставленной на колени сборной Романцева, был будущий обладатель титула лучшего игрока Euro-2004 Теодорос Загоракис…
      Финны же на их поле были повержены Россией еще более сногсшибательно – 6:0! Восемь побед при двух ничьих и феерической разности забитых и пропущенных мячей – 34-5, возродили в стране веру в ее футбол. Лучших показателей в отборочных турнирах у нас не было никогда.
      Спустя годы многолетнего капитана сборной Онопко в интервью "СЭ" спросили:
      – За 12 лет в национальной команде сменилось несколько поколений игроков. В команде какого созыва вам было наиболее комфортно?
      – В сборной 94 – 96-х годов. На чемпионат мира многие игроки тогда не поехали, но к европейскому первенству-96 в Англии у Романцева подобралась отличная команда. Уверен: тот состав, в котором было много игроков моего поколения, был способен на многое. Карпин, Никифоров, Мостовой, Ха-рин, Цымбаларь, Колыванов, Кирьяков, Шалимов – потрясающая была команда.
      Две ничьи с Шотландией, гораздо хуже нас выступавшей в поединках с другими соперниками, не меняли общего впечатления от отборочного цикла. А сводилось оно к тому, что игроки национальной команды вновь думают о футболе! А в том, что они, выступающие в классных западных клубах, умеют играть, и так не было никаких сомнений. Казалось, что Ро-манцеву удалось их объединить, и педагогика этого специалиста приносит плоды.
      Увы, так только казалось.
      Много лет спустя Романцев в интервью "СЭ" сказал:
      – Безусловно, сильнейшей за последние лет пятнадцать была команда, поехавшая в 1996 году на европейское первенство в Англию. Она даже могла стать там первой. Многие английские газеты, взвешивая шансы команд, включили ее в число претендентов на победу. Но, к сожалению, тогда не все решалось футбольными людьми. Начались дрязги, которые признаться, были неожиданны и для меня. В решающий момент коллектив разбился.
      – Почему нашей сборной постоянно мешают скандалы?
      – Этим вопросом я и сам задавался. Трудно припомнить чемпионат мира или Европы, где все прошло бы гладко. Еще в советское время игроки отказывались уезжать с чемпионата мира в Италии, пока им не заплатят. В Англии один руководитель вроде бы сказал футболистам, что они не будут платить налоги с премиальных. Приехал другой и заявил: "Нет, ребята, будем брать налоги, да еще какие". Они ему: "Играй в таком случае сам!" На этом все и закончилось. Ни в коем случае не оправдываю футболистов, потому что считаю: о деньгах надо говорить после того, как ты их заработал. Если перед матчем с будущими чемпионами Европы команда заявляет, что не выйдет на поле, пока не будут выполнены финансовые обещания, от нее ничего хорошего ждать не приходится.
      Итак, вновь во всем виноваты РФС и рвачи-футболисты? Давайте, прежде чем предоставить слово Колоскову, выслушаем мнения игроков.
      Канчельскис, книга "Моя география":
      "Мы опять столкнулись с тем, что тренеры не смогли подготовить команду к финальному турниру. В отборочных матчах наша команда выглядела вполне солидно, но одно дело собираться на несколько дней перед каждой игрой, когда сезон в разгаре и футболисты находятся в хорошей форме, и совсем другое – целенаправленно готовиться к продолжительному турниру.
      Мы просто оказались не готовы физически, и наших сил хватило, по существу, только на первый тайм стартового матча с Италией. Мы сыграли его на равных -1:1, но после перерыва пропустили еще один гол и не нашли в себе сил отыграться. А следующая встреча с Германией показала, что в тогдашнем физическом состоянии нам было нечего делать на таком турнире. Мы снова смогли продержаться первые
      45 минут (0:0), после чего немцы, дождавшись, когда мы выдохлись, могли делать на поле все, что хотели. Разгромное поражение – 0:3 практически лишило нас шансов на выход в четвертьфинал, и только неожиданная победа чехов над итальянцами оставила чисто теоретическую возможность.
      У нас оставался, наверное, один шанс из тысячи, и, чтобы использовать его, нужно было выиграть у чехов и надеяться на то, что Германия победит Италию. Не вышло ни первого, ни второго, хотя матч Россия – Чехия оказался захватывающим по сценарию. Обе комады поочередно вели в счете и в итоге сыграли вничью – 3:3.
      В том матче я участия не принимал, попав, как и некоторые другие ребята, в немилость к тренеру. Уже позже я узнал, что Романцев назвал меня в числе виновников неудачного выступления в Англии. Другими были Кирьяков и Шалимов. По словам тренера, мы испортили моральный климат в команде.
      Да, это было очень удобно – свалить все на тех, кто однажды дал тебе повод. Люди помнили 93-й год и потому легко могли поверить, что, заварив кашу один раз, мы были способны повторить то же самое.
      В чем же заключалась наша вина на сей раз? Всего лишь в нескольких откровенных фразах в интервью зарубежным журналистам. Понятно, что особым вниманием со стороны иностранных корреспондентов пользовались те из нас, кто играл в клубах их стран. Ко мне подходили с вопросами англичане, к Шалимову- итальянцы, к Кирьякову – немцы. И мы, привыкшие общаться с прессой откровенно, не подумали о том, чтобы скрыть свои чувства.
      Нет, мы не разражались критическими тирадами в адрес тренеров. Хватило лишь нескольких слов. Шалимов просто заметил, что команда плохо подготовлена физически. Кирьяков выразил сожаление по поводу того, что его не поставили на матч с Германией. И я понимаю его: выйдя на замену во встрече с итальянцами, он очень здорово вписался в игру и прекрасно сыграл на против самого Паоло Мальдини. После такого выступления он вполне мог рассчитывать на место в составе на второй матч, однако Колыванов вновь оказался единственным нашим нападающим.
      Я беседовал с английским журналистом, который, конечно же, прекрасно знал, как я играл в "Манчестере" и "Эверто-не", и потому не мог не спросить мет, нравится ли мне моя позиция в сборной. Романцев никак не мог сделать выбор между двумя правыми полузащитниками, имевшимися в его распоряжении, -Карпиным и мною. Вместо того чтобы отдать предпочтение кому-то из нас или дать обоим шанс играть по очереди, он выпускал нас на поле вместе, и нам очень трудно было поделить на двоих один фланг. В итоге Валера брал на себя больше атакующих функций, ая- оборонительных. Разве должен был я врать в интервью и говорить, что мне, лучшему бомбардиру "Эвертона", по душе такая игра?
      Вот, собственно, и все. Три короткие откровенные ремарки в беседах с иностранными журналистами. Никаких криков души, никаких обвинений, никакого бунта. Но и этого оказалось достаточно. Не знаю, кто сообщил тренеру о наших "крамольных" словах, но выводы последовали незамедлительно. Шалимов вообще не появился на поле, а мы с Кирьяковым просидели на скамейке третью игру. По возвращении же домой Романцев объявил, что при подготовке к чемпионату Европы допустил одну-единственную ошибку: взял не тех игроков.
      А ведь в отборочном турнире мы были "теми": из девяти матчей, которые наша команда провела первым составом, Кирьяков участвовал в восьми и забил несколько голов. Мы с Шалимовым провели по шесть игр, пропуская матчи только из-за травм. Но в итоге – опять "не те"…
      Не хочу здесь выяснять отношения с Олегом Романцевым. Особенно сейчас, когда он переживает явно не лучший период в своей карьере. Жизнь сама расставила все на свои места, и несколько последних лет, кажется, наглядно показали место этого тренера в современном футболе".
      Далеко не все футболисты думают о месте Романцева в футболе так, как Канчельскис. Тот же экс-конкурент "англичанина" на правом фланге Карпин, добившийся выдающихся успехов в Испании, не раз говорил: "До Романцева я не знал, что такое футбол". Все без исключения люди, игравшие в "Спартаке" и даже в свое время обиженные Романцевым, утверждают, что этот специалист дал им очень многое. Но очевидно, что сборная России в 96-м стала для него, очень сильного клубного тренера, слишком крепким орешком. Разгрызть который он не смог не только из-за организационных неурядиц, но и по собственной вине.
      Вообще, перечитываю сейчас все эти свидетельства очевидцев – и создается полное впечатление, что история нашей сборной движется по какому-то замкнутому кругу. Встреча с Шотландией в 92-м – поединок в Израиле в 2007-м. Критика Шалимова физического состояния сборной в 96-м – высказывание Мостового во время Еиго-2004, и почти одинаковая тренерская реакция на них…
      Право, "совок" неискореним. И проблема, как верно подмечал в булгаковском "Собачьем сердце" профессор Преображенский, не в сортирах, проблема в головах. Пока мы не научимся жить и мыслить цивилизованно, пока не овладеем умением в самые важные моменты отбрасывать все, кроме главного, уважать и не завидовать тем, с кем работаешь бок о бок, – только тогда к нашей футбольной сборной придут какие-либо успехи. Причем касается это всех – и руководителей, и тренеров, и игроков.
      (c)@(c)
      Еще один из тех, на кого главный тренер свалил вину за неудачное выступление, Сергей Кирьяков, в недавнем интервью моим коллегам по "СЭ" Юрию Голышаку и Александру Кружкову вообще не стеснялся в выражениях.
      – Вообще не хочу о нем слышать, – сказал Кирьяков о Ро-манцеве. – Спартаковцы к нему прекрасно относятся. Но для меня Романцев не существует. Считаю его не только слабым тренером, но и низким, подлым человеком.
      – Что должен был сделать человек, чтобы перестать для вас существовать?
      – Некомпетентный. Непрофессиональный. Как можно было, имея в сборной 96-го года таких игроков, не сделать команду и не наладить микроклимат? Вместо этого Романцев сидел в одиночестве в номере – пил и курил. А в результате создал очередной конфликт на пустом месте. В России он выиграл много чемпионатов -нос тем подбором игроков кто угодно выиграл бы. А в 89-м победил только за счет школы Бескова.
      – Бывшие спартаковцы уверены, что Олег Иванович -великий психолог.
      – Вот этого никогда понять не мог! За годы, проведенные в сборной, я с Романцевым ни разу не поговорил. Он постоянно закрывался в комнате, куда ему носили бутылки коньяка. Знаю, что в "Спартаке" у него были стукачи. Кое-кто из обслуживающего персонала сидел с ребятами за столом, пил пиво, а потом обо всех разговорах докладывал Романцеву. Какой он "психолог"? Мы с Хариным над ним просто смеялись.
      – Над чем именно?
      – Над тем, как стоял перед камерами и плакал. Сплошное нытье. То у него руководство виновато, то футболисты. В сборной у него было два прозвища – Кислый и Плакса. Меня часто спрашивают: почему сначала про тренера говорите добрые слова, а потом все меняется?
      – Почему?
      – А потому что поначалу даже Олег Иваныч вел себя адекватно. А дальше началось что-то непонятное. То говорил: "Ребята, я с вами, Колосков с Тукмановьш вредители", а вскоре видим его перед камерой рядом с Тукмановым и слышим слова уже про нас- "Это они вредители, рвачи…"
      – За что Романцев отправил вас с чемпионата Европы-96 досрочно?
      – За пять минут до конца матча с Германией, когда проигрывали – 0:3 и остались в меньшинстве, Романцев меня подозвал: "Разминайся, сейчас выйдешь". Я ответил: "Сам разминайся и выходи". Для меня стало личной трагедией – не сыграть против Германии. Той страны, где играю и где меня всякий знает. Логофет мне рассказывал: перед матчем к Романцеву приехал Ринус Михелс и посоветовал поставить в основу Кирьякова.
      Надо сказать, что тональность откровений Кирьякова вызвала по большей части негативную реакцию публики – причем по отношению не к Романцеву, а к самому Кирьякову. Наша коллега по "СЭ", олимпийская чемпионка по прыжкам в воду Елена Вайцеховская, к примеру, написала на своем блоге:
      "Прочитала вот (два раза даже) а в голове отложилась какая-то ерунда: Романцев – алкоголик и подлец, судья -урод, поэтому я в него плюнул. А вот с Колосковым бы посидел…
      А я вот думаю и никак понять не могу: это что, манера такая, самоутверждаться за счет того, что походя всех, кого только можно, всуе дерьмецом пометить? Даже если Романцев – алкоголик. Допустим. Но он – часть биографии очень многих достойнейших в футболе людей. Причем не худшая часть. Зачем сейчас-то мертвого льва пихать? Доблесть-то в чем?
      …Нельзя ведь сказать, что интервью плохое. Хорошее очень даже интервью. Я после прочтения даже в интернет полезла. Долго копалась. Все пыталась ответ найти: а сам Кирьяков – он что выиграл-то? Может, не там ищу?.."
      Во многом Вайцеховская, безусловно, права – если не считать того, что Кирьяков стал в составе молодежной сборной СССР чемпионом Европы. Так, форму для своих высказываний Кирьяков избрал крайне непривлекательную, по сути, хамскую – тем более в контексте того, что Романцев давно уже нигде не работает и в футбол, похоже, возвращаться не собирается. Похоже, бывшему форварду не хватает элементарного воспитания. Те же самые факты можно изложить совершенно другим языком. Журналисты абсолютно правы, что оставили все так, как есть: их работа – задавать вопросы и публиковать ответы так, как говорил их собеседник. В противном случае это будет уже не он. Поэтому вина за тональность интервью Кирьякова лежит целиком и полностью на нем самом. Эмоции за 12 лет могли бы и схлынуть. Никто же не будет предъявлять претензий Канчельскису по поводу того, что сказал о Ро-манцеве он – хотя вещи в книге были написаны весьма жесткие. Сделано это было в корректной форме – вот в чем главное отличие.
      И все же для воссоздания полной картины того, что произошло в Англии-96, рассказ Кирьякова важен. Составной частью общей и горькой правды того первенства он, безусловно, является. Потому я его и перепечатал из "СЭ".
      Колосков в книге "В игре и вне игры" рассказывает: "Руководителем делегации в Англию ездил я. Жил с командой, видел ее жизнь изнутри. С Романцевым до его прихода в сборную был знаком шапочно. Естественно, присматривался к методам его работы с футболистами, к особенностям его характера.
      С игроками сборной Олег Иванович общался только на поле, где мог пошутить, поговорить о чем-то, кроме футбола, но это случалось крайне редко. В целом он был нелюдимым, у себя Никого не принимал, кроме врача и администратора команды. Тренеров приглашал только непосредственно перед игрой, чтобы дать установки. Он даже никогда не ходил в столовую обедать – еду носили в номер. Именно этим я объясняю то, что даже в день игры питание футболистов не соответствовало научным рекомендациям. Это я видел сам в Тарасовке, где команда проводила сборы. Повариха ставила на стол украинский борщ с салом, после которого неделю тренироваться невозможно, не то, что играть! В Англии была та же повариха, тот же борщ, то же мясо с макаронами.
      Была в поведении Романцева еще одна особенность, о которой много писали газеты. Главный тренер "Спартака" предпочитал платить штрафы, но не ходить на пресс-конференции.
      Я попытался понять, только ли в силу своего замкнутого характера ему трудно было находить общий язык с людьми. Настораживали слухи, что Романцев уединяется не только из-за своей нелюдимости. Нужный тонус он якобы поддерживал при помощи бутылки. На эту тему с ним надо было обязательно объясниться. Но после неудачи в Англии Олег Иванович заявил об уходе со своего поста".
      "Смена караула", как водится, произошла на заседании исполкома РФС. После него по традиции состоялась пресс-конференция, которую Колосков начал так: "Заседание началось с 30-минутного доклада Романцева… Главная ошибка, по его словам, заключалась в том, что он взял в команду футболистов, которые создали в ней нездоровый ажиотаж, пытаясь решить в первую очередь свои личные проблемы… Морально-нравственный климат в сборной оставлял желать много лучшего. Романцев назвал этих игроков: Шалимов-главный зачинщик, и Кирьяков с Хариным".
      Сам Романцев на ту пресс-конференцию не явился. С журналистами он встретился в Тарасовке неделю спустя. И наговорил о Шалимове с Кирьяковым столько, что они не забыли этого до сих пор. Одна только фраза о Кирьякове чего стоит: "Он обиделся и уехал, но предварительно не забыл зайти к Тукманову, чтобы получить 5 тысяч долларов".
      Высказался Романцев и на ту щекотливую тему, которую затронули в своих приведенных здесь интервью Колосков и Кирьяков:
      – Записочками с игроками я не общался. Однажды, когда болела спина, мне действительно наш повар принесла в комнату бульон. Я отказывался, но Анна Павловна настояла. Естественно, это не значит, что я с этим бульоном залез под одеяло и откупорил бутылку водки.
      Романцев говорит, что Анна Павловна Чуркина, тогдашний повар "Спартака" и сборной – кстати, очень душевная и хлебосольная женщина – заходила к нему с тарелкой бульона (а не борща) лишь однажды. Колосков утверждает, что тренер вообще не обедал в столовой, еду ему доставляли в номер. Впрочем, какая разница…
      – Не я воспитал людей, которым безразлична судьба российской сборной, – ставил клеймо за клеймом бывший главный тренер. – То, что я не разглядел их сущность и пригласил в команду, безусловно, моя ошибка. Но брать вину только на себя не собираюсь.
      Точки над как говорится, были расставлены, стрелочники – найдены. 96-й год изменил отношение к Романцеву даже многих из тех, кто прежде ему симпатизировал.
      Например, одного из опытнейших футбольных обозревателей страны Валерия Винокурова. Сразу после ЧМ-94 он писал:
      "Ну почему, почему Олега не пригласили возглавить сборную за полгода до начала чемпионата мира? Она ведь и поехала бы тогда в сильнейшем составе, и играла бы совсем по-другому!"
      Два года спустя тональность высказываний Винокурова резко изменилась: "К сожалению, Романцев выступил как продолжатель "дела Садырина": и игру сборной не сумел поставить, оказавшись неготовым к работе с национальной командой, и во всех неудачах стал винить футболистов, неоригинально и безосновательно обвиняя их в рвачестве".
      В книге "Наш мир – футбол" Винокуров подробно рассказал, что именно имел в виду. Рассуждения эти кажутся мне очень здравыми и важными, а потому процитирую уважаемого коллегу, который, в отличие от меня, работал на Euro-96 и был непосредственным свидетелем того, что там происходило.
      "Работа тренера клуба и тренера сборной – принципиально разные вещи. И в чисто профессиональном плане, и особенно в педагогическом…С игроками клуба он практически не расстается, они же – едва ли не в полном его подчинении и в вгромной от него зависимости.
      В работе со сборной все обстоит как раз наоборот. Он работает с мастерами в течение короткого времени и к тому же – с людьми, в определенной степени от него не зависящими. Если же это игроки, выступающие в сильных зарубежных клубах, то они независимы в суждениях, во взглядах, независимы материально. И потому самая главная педагогическая цель – заразить их яркой игровой идеей, строить общение с ними как бы на равных, а самое, возможно, главное -находиться с ними, образно говоря, по одну сторону барьера, тогда как на другой стороне – функционеры, чиновники из вышестоящих организаций…
      Казалось, в течение первого года работы со сборной никаких проблем в этом отношении у Романцева не возникало. И вот на второй год пришла пора выступлений в финальном турнире чемпионата Европы, где Россия попала в группу, сразу же после жеребьевки названную "группой смерти".
      Поражение от итальянцев выглядело вроде бы достойным. Однако выводы после матча больше сводились к поиску виновных на стороне, к каким-то нелепым утверждениям о незамеченном арбитрами офсайде, к привычным уже для наших руководителей обвинениям игроков. Их озвучивали функционеры, но впервые все заметили, что тренер как бы перескочил через вышеупомянутый барьер и оказался на одной стороне с чиновниками. В результате чего его собственные ошибки в построении тактики остались не то чтобы неосужденными, но даже не проанализированными.
      Вот один из ярчайших (и абсурднейших), на наш взгляд, примеров псевдоразбора игры с Италией, наглядно отразивший настроение Романцева и уровень серьезности его работы. По его словам, привычную игру команды сломало отсутствие Никифорова, который должен был пропустить стартовый матч из-за дисквалификации. "Незначительное"обстоятельство: о том, что Никифоров пропустит игру с Италией, стало известно не за день, не за неделю и даже не за месяц до нее, а больше чем за полгода! И, как оказалось, всего этого времени Романцеву не хватило для того, чтобы придумать, как построить игру в его отсутствие. Значит, делая подобное заявление, тренер просто-напросто расписался в собственной беспомощности.
      И дело, конечно же, не в Никифорове: несколько дней спустя его возвращение в команду не спасло ее от разгромного поражения от Германии. Вот тогда и грянула гроза, разразился скандал, назревавший после игры с Италией. Буквально в течение нескольких дней сборная перестала быть полноценным коллективом.
      Оказывается, полугода после завершения отборочного турнира руководству РФС не хватило, чтобы выплатить футболистам оговоренные премиальные. Почему-то решили это сделать перед матчем с итальянцами, а суммы назвали меньшие, чем полагалось- Футболисты были в недоумении, но не решать же спорные вопросы буквально перед выходом на поле?!
      …И тут уже заиграла знакомая пластинка. Несколько футболистов были охарактеризованы тренером и руководителями РФС как рвачи, непатриоты… ну, и тому подобное – выражений, как водится, не выбирали. Трое не согласились с подобными оценками и публично, в прессе (конечно, зарубежной) объяснили, как и почему попали в этот "черный" список. Причем все трое подчеркнули, что о деньгах вообще думали в последнюю очередь, ибо прежде всего хотели хорошо сыграть.
      Кирьяков объяснил^ что сразу после матча с итальянцами спросил у тренера, почему команда неожиданно вышла на поле с одним форвардом. Мол, раньше мы никогда так не играли. Кроме того, Колыванов по своей манере действий к такой роли не подходит, в своем итальянском клубе ее никогда не исполняет и в сборной до этого не исполнял. Профессионального ответа Кирьяков не получил.