Глава 3

Мерлин Мальчик вышел из стеклянных дверей казино. Он любил смотреть на восходящее солнце, пока оно еще было холодным желтым диском, ощущать холодный ветерок с пустынных гор, окружавших безлюдный город. Это было единственное время дня, когда он покидал кондиционируемое казино. Они часто собирались отдохнуть в этих горах. Диана однажды пришла с большой корзинкой. Но Калли и Джордан отказались покинуть казино.

Он зажег сигарету, с удовольствием сделал долгую медленную затяжку, хотя курил редко. Солнце уже немного покраснело, подобно круглой жаровне, висящей в бесконечной неоновой галактике. Мерлин повернулся обратно к казино и, возвращаясь через стеклянные двери, разглядел Калли в спортивной куртке Вегас Виннер, спешно пробиравшегося через зал для костей и, очевидно, разыскивавшего его. Они встретились перед оградой баккара. Калли оперся на один из стульев. Его худое смуглое лицо исказилось ненавистью, испугом и шоком.

— Этот сукин сын Джордан, — сказал Калли, — лишил нас наших двадцати тысяч. — Он рассмеялся. — Он размозжил себе голову. Опустошил заведение больше, чем на четыреста тысяч, и вышиб свои проклятые мозги.

Мерлин даже не выразил удивления. Он устало облокотился на ограду, и сигарета выскользнула у него из рук. — О, черт, — сказал он. — Он никогда не выглядел удачливым.

— Нам лучше подождать тут и перехватить Диану, когда она приедет из аэропорта, — сказал Калли. — Мы можем получить деньги за возврат билетов.

Мерлин посмотрел на него с изумлением и любопытством. Неужели Калли вправду такой бесчувственный? Мерлин так не думал. Он видел на лице Калли болезненную ухмылку, как будто тот стремился сохранить уверенность в себе, но внутренне был близок к панике. Мерлин присел за пустой стол баккара, чувствуя легкое головокружение от недостатка сна и от утомления. Как и Калли, он испытывал гнев, но по другой причине. Он тщательно изучал Джордана, наблюдал за каждым его движением. Хитроумно выведал у него историю его жизни. Он чувствовал, что Джордан не хочет уезжать из Лас-Вегаса. Что с ним что-то не в порядке. Джордан никогда не говорил ему о пистолете, всегда был на чеку, когда чувствовал, что Мерлин наблюдает за ним и одурачил их. Мерлин понял, что Джордан дурачил его все это время. Он был раздражен тем, что за время, проведенное в Вегасе, прекрасно понял Джордана, собрал вместе все куски, но просто из-за недостатка воображения не смог увидеть цельной картины. Потому что теперь, конечно, когда Джордан был мертв, Мерлин понял, что другой развязки быть и не могло. Джордан должен был умереть в Лас-Вегасе.

Только Гроунвельт не был удивлен. Высоко в своих апартаментах, ночь за ночью и год за годом, он никогда не размышлял о зле, таившемся в людских сердцах. Он боролся с ним. Далеко внизу, в его кассе, таились миллионы наличных долларов, которые весь мир рассчитывал похитить. И он бодрствовал ночь за ночью, плетя свои сети, чтобы расстроить эти планы. А разузнав о зле, некоторые часы ночи он посвящал размышлениям над другими загадками и больше боялся доброго в человеческой душе. Оно представляло большую опасность для мира и даже для него самого.

Когда служба безопасности доложила о выстреле, Гроунвельт немедленно позвонил шерифу и разрешил взломать дверь, но в присутствии своих людей. Для честного расследования. Были обнаружены два чека казино суммарно на четыреста тысяч триста долларов. Еще было около ста тысяч в банкнотах и фишках, хранившихся в этом смешном полотняном пыльнике, который носил Джордан. В застегнутых карманах лежали фишки, не выложенные на кровать.

Гроунвельт взглянул из окна своих апартаментов на краснеющее пустынное солнце, восходившее над песчаными горами. Он вздохнул. Джордан уже никогда не сможет потерять свои выигрыши, казино уже утратило их навсегда. Что ж, это был единственный способ для дегенерировавшего игрока сохранить свою удачу. Единственный способ.

Но теперь Гроунвельт должен был приняться за работу. Газетам следовало умолчать о самоубийстве. Насколько скверно это будет выглядеть: выигравший четыреста тысяч вышиб себе мозги. И он не хотел распространения слухов об убийстве для покрытия потерь казино. Нужно было предпринять шаги. Он сделал необходимые звонки в восточные отделения. Бывший сенатор Соединенных Штатов, человек безупречной чистоты, был посвящен в детали, чтобы донести печальные новости до новоиспеченной вдовы. И сообщить ей, что состояние, заключенное в выигрышах мужа, она может получить вместе с телом. Все должны быть настороже, никто не должен быть обманут, и справедливость надо соблюсти. В конце концов, это останется преданием, которое будут пересказывать друг другу игроки неудачными вечерами в кафе на неоновом Вегас Стрип. Но Гроунвельта это не интересовало. Он давно перестал пытаться представить себе игроков.

Похороны были скромными, на протестантском кладбище, окруженном золотой пустыней. Вдова Джордана прилетела и обо всем позаботилась. Ей было также доложено Гроунвельтом и его сотрудниками о выигрышах Джордана. Каждый цент был скрупулезно выплачен. Ей возвратили чеки и все наличные, найденные при нем. Факт самоубийства замяли с помощью руководства газет. Это выглядело бы так скверно для образа Лас-Вегаса: выигравший четыреста тысяч долларов найден мертвым. Вдова Джордана выдала расписку за чеки и деньги. Гроунвельт просил ее сдержать скорбь, но не услышал жалоб по этому поводу. Раз эта миловидная шлюшка хоронит мужа в Вегасе, а не везет домой, и не позволяет детям Джордана придти на похороны, значит, в колоде у нее мало джокеров.

Гроунвельт, экс-сенатор и юристы проводили вдову из отеля в ожидавший ее лимузин (вежливость Занаду). Перед ними выступил Мальчик, ожидавший ее. Он сказал миловидной женщине:

— Меня зовут Мерлин, ваш муж и я были друзьями. Я сожалею.

Вдова увидела, что он напряженно вглядывается в нее, изучая, и сразу поняла, что у него нет скрытых мотивов, он искренен. Но она не проявила интереса. Она видела его в кладбищенской часовне вместе с заплаканной девушкой. Возможно, это была девушка Джордана.

Она спокойно сказала:

— Я рада, что у него здесь был друг.

Ей было приятно, что ее разглядывает молодой человек, так как знала, что обладает особенным качеством, привлекающим мужчин, не столько из-за красоты, сколько из-за интеллигентности, сочетавшейся с этой красотой, что, как многие мужчины говорили ей, было крайне редкой комбинацией. Она много раз была неверна мужу до того, как нашла человека, с которым решилась жить. Она задумалась: знает ли этот молодой человек, Мерлин, о ней и о Джордане и о том, что случилось этой последней ночью. Но она не озаботилась, она не чувствовала вины. Она знала, как никто другой, что его смерть была актом собственной воли и собственного выбора. Преступным актом честного человека.

Вдова была слегка взволнована пристальностью и очевидной заинтересованностью, с которой Мерлин вглядывался в нее. Она не могла знать, что он видел не только гладкую кожу и превосходные кости под ней, не только красный, слегка чувственный рот, он видел также, я всегда будет видеть ее лицо как маску ангела смерти.

Глава 4

Когда я сказал вдове Джордана, что меня зовут Мерлин, она оглядела меня с холодным дружелюбием, но во взгляде ее не было ни вины, ни скорби. Я видел женщину, которая полностью управляет своей жизнью, но не в силу сучьей породы или самообладания, а благодаря своему разуму, и понял, почему Джордан никогда не сказал о ней резкого слова. Она была очень специфической женщиной, из тех, кого любят многие мужчины. Но я не хотел ее знать. Я уже всецело принял сторону Джордана, хотя за его вежливостью и кажущимся дружелюбием всегда чувствовал холодность и отрешенность от нас всех.

Сразу же, как только мы встретились, я понял, что с ним что-то не в порядке. Я был в Вегасе второй день и удачно сыграл в блэкджек, так что бросился закрепить успех за столом баккара. Баккара — игра на чистое везение с двадцатидолларовым минимумом. Вы полностью в руках судьбы, а мне всегда было противно это чувство. Я всегда чувствовал, что могу управлять судьбой, если очень постараюсь.

Присев за длинный овальный стол баккара, заметил Джордана на другом его конце. Это был очень приятный парень лет сорока, может быть даже сорока пяти. У него были густые белые волосы, но не поседевшие от возраста. Они были белыми от рождения из-за какого-то аномального гена. За столом были только я, он и еще один игрок, плюс три девицы от заведения, чтобы заполнить место. Одной из них была Диана, сидевшая через два стула от Джордана и одетая так, чтобы было видно, что она при деле, но я поймал себя на том, что наблюдаю за Джорданом.

Он показался мне в тот день чудесным игроком. Выиграв, он никогда не проявлял радости, проиграв, не проявлял разочарования. Подкову передавал профессионально, руки его были белы и элегантны. Но понаблюдав, как он составляет в стопки стодолларовые банкноты, я внезапно понял, что ему все равно, выиграет он или проиграет.

Третий игрок за столом был “пароходом”, бездарем, гонявшейся за проигранными ставками. Он был маленьким, худым и выглядел бы лысым, если бы его блестящие черные волосы не были тщательно расчесаны по макушке. Тело его было заряжено огромной энергией. Все движения были резки: так он бросал деньги на ставку, забирал выигрыши, считал лежавшие перед ним банкноты и сердито сгребал их в кучу, показывая, что проигрывает. Схватив подкову, он сдавал не глядя, так что карта часто выскальзывала или пролетала мимо протянутой руки крупье. Но крупье, руководивший столом, был бесстрастен и неизменно вежлив. Карта Игрока пролетала в воздухе, наклонившись набок. Подозрительно выглядевший парень попытался добавить еще одну стодолларовую фишку к своей ставке. Крупье сказал:

— Простите, мистер А., вы не можете этого делать нельзя.

Мистер А. рассерженно скривил рот.

— С чего бы это, я сдал только одну карту. Кто сказал, что нельзя?

Крупье взглянул на правого охранника, сидевшего над Джорданом. Охранник слегка кивнул, и крупье вежливо сказал: — Мистер А., ваша ставка сделана.

Конечно, первая карта Игрока была четверка, плохая карта. Но тем не менее, мистер А. проиграл. Подкова перешла к Диане.

Мистер А. поставил на Игрока против банка Дианы. Я посмотрел через стол на Джордана. Его белая голова склонилась, он не обращал внимания на мистера А., но я следил. Мистер А. поставил пять стодолларовых банкнот на Игрока. Диана механически сдавала. Мистер А. взял карты Игрока. Он сжал их в руке и резко выбросил. Две картинки. Ничего. У Дианы были две карты суммой на пять. Крупье выкрикнул:

— Карта Игроку.

Диана сдала мистеру А. еще карту. Это тоже была картинка. Ничего. Крупье пропел:

— Выигрывает Банк.

Джордан ставил на Банк. Я был склонен ставить на Игрока, но мистер А. мне не понравился, так что я поставил на Банк. Теперь я увидел, что мистер А. выкладывает тысячу долларов на Игрока. Джордан и я поставили на Банк.

Диана выиграла вторую сдачу с натуральной девяткой против семерки мистера А. Мистер А. злобно посмотрел на нее, как будто хотел напугать, чтобы она не выигрывала. Девушка вела себя безупречно.

Она была подчеркнуто нейтральна, очень тщательно сохраняла безучастность, механическую функциональность. Но несмотря на все это, когда мистер А. поставил тысячу долларов на Игрока, а Диана выбросила победную натуральную девятку, мистер А. стукнул кулаком по столу и сказал:

— Шлюха, — и посмотрел на нее с ненавистью.

Крупье, ведущий игру, выпрямился, причем ни один мускул не дрогнул у него на лице. Охранник склонился вперед, подобно Иегове, выглядывающему с небес. За столом нарастало некоторое напряжение.

Я наблюдал за Дианой. Ее лицо слегка исказилось. Джордан складывал свои деньги, как будто не ведая о происходящем. Мистер А. поднялся и подошел к конторке босса зала. Он что-то прошептал. Босс кивнул. Пока готовилась новая подкова, все сидевшие за столом чувствовали себя не в своей тарелке. Я увидел, как мистер А. проходит через серую загородку в коридор по направлению к номерам отеля, увидел, как босс зала подошел к Диане и заговорил с ней, и она тоже вышла из-за ограды. Нетрудно было понять, что происходит. Диана должна была помочь мистеру А. вернуть удачу.

Около пяти минут крупье готовили новую подкову. Я выскочил, чтобы сделать несколько ставок на рулетке. Когда я вернулся, подкова уже обходила стол. Джордан был все на том же месте, и прибавились еще двое мужчин от заведения.

Подкова обошла стол три раза с переменным успехом прежде, чем Диана вернулась. Она выглядела ужасно, с обвисшим ртом, с потерянным лицом, несмотря на то, что заново накрасилась. Она села между мной и одним из крупье. Он также что-то заметил. На мгновение он склонил голову, и я услышал его шепот:

— С тобой все в порядке, Диана? — Тогда я впервые услышал ее имя.

Она кивнула. Я передал ей подкову. Но пальцы, ее сдававшие карты, дрожали. Девушка склонила голову, чтобы скрыть слезы, блестевшие в глазах. На лице ее был написан стыд, мне не подобрать другого слова. Чтобы с ней ни делал мистер А. в своей комнате, это, несомненно, было наказанием за то, что она выиграла у него. Крупье сделал легкий жест, адресованный боссу, и тот подошел и похлопал Диану по руке. Она встала из-за стола, и ее место занял мужчина. Диана села у ограды рядом с другой девушкой.

Подкова продолжала попеременно приносить успех Банку и Игроку. Я старался приноровить свои ставки к переменному ритму. Мистер А. вернулся к столу на то самое место, где оставил свои деньги, сигареты и зажигалку.

Он выглядел новым человеком: принял душ и причесался, даже побрился и больше не выглядел таким противным. Он сменил рубашку и брюки, и его яростная энергия несколько утихла. Конечно, он не расслабился полностью, но по крайней мере уже не был похож на крутящийся смерч из комиксов.

Усевшись, мистер А. увидел Диану, сидевшую у решетки, и глаза его блеснули. Он скверно, предостерегающе ухмыльнулся. Диана отвернулась.

Но что бы ужасное он ни совершил это изменило не только его настроение, но и удачу. Он ставил на Игрока и постоянно выигрывал. Тем временем приличные люди, вроде Джордана и меня, проигрывали. Это ли выбило меня из колеи, или сочувствие к Диане, но я намеренно испортил мистеру А. хороший день.

Есть парни, с которыми одно удовольствие играть в казино, а есть парни, от которых только боль в заднице. За столом баккара больше всего боли от парня, Банкомета или Игрока, который, получив первые две карты, выдерживает долгую минутную паузу, пока весь стол с нетерпением ждет решения своей судьбы.

Этим я и занялся с мистером А. Он был на месте два, а я был на месте пять. Так что мы были по одну сторону стола и могли краем глаза наблюдать друг за другом. Я был на голову выше мистера А., лучше сложен и выглядел на двадцать один год. Никто не мог предположить, что мне больше тридцати и что у меня трое детей и жена в Нью-Йорке, от которых я сбежал. Так что внешне я выглядел мальчишкой перед таким парнем, как мистер А. Конечно, я мог быть физически сильнее, но он был законченным негодяем с определенной репутацией в Вегасе. Я же был одурманенным подростком, превращавшимся в дегенерировавшего игрока.

Как и Джордан, я почти всегда ставил в баккара на Банк. Но когда мистер А. получил колоду, я пошел голову в голову против него и ставил на Игрока. Получив карты Игрока, я с необычайной тщательностью всматривался в них прежде, чем открыть. Мистер А. изъерзался на своем сиденье; он выиграл, но не мог сдержаться и при следующей сдаче сказал: — Давай, поторапливайся, болван.

Я удерживал свои карты в закрытом виде на столе и спокойно смотрел на него. По какой-то причине мои глаза встретились с глазами Джордана, сидевшего на другом конце стола. Он ставил на Банк с мистером А., но улыбался. Я медленно сжимал карты.

Крупье сказал:

— Мистер М., вы задерживаете игру. Стол не может получить деньги. — Он широко и дружелюбно улыбнулся мне. — Карты не изменятся, как бы вы их ни сжимали.

— Конечно, — сказал я и открыл карты с отвращением проигравшего. Мистер А. снова улыбнулся в предвкушении. Потом, увидев мои карты, он окаменел. У меня была непобиваемая натуральная девятка.

Мистер А. выругался.

— Достаточно ли быстро я бросил карты? — вежливо сказал я.

Он убийственно взглянул на меня и смешал свои деньги в кучу, все еще не понимая меня. Я посмотрел на другой конец стола: Джордан искренне улыбался, хотя тоже проиграл с мистером А. Я заводил мистера А. на протяжении следующего часа.

Я видел, что мистер А. пользуется в казино авторитетом. Охранник спустил ему несколько выходок. Крупье обращались к нему с осторожной вежливостью. Этот парень делал пятисотенные и тысячные ставки, Я ставил в основном по двадцать. Так что в случае недоразумений заведение выставило бы меня.

Но я играл с осторожностью. Этот парень назвал меня болваном, и я не стал заводиться. Когда крупье попросил меня побыстрее переворачивать карты, я так и поступил. То, что мистер А. теперь “гнал волну”, было его оплошностью как игрока. Если бы казино приняло его сторону, это обернулось бы для них потерей лица. Они не могли допустить каких-либо оскорбительных действий со стороны мистера А., так как это унизило бы не только меня, но и их самих. Как мирный игрок, я был, в определенном смысле, их гостем, имеющем право на защиту со стороны заведения.

Я увидел, что охранник напротив меня пересел на край стола к прикрепленному телефону. Он сделал два звонка. Наблюдая за ним, я не успел сделать ставку, когда мистер А. получил подкову, и на время прекратил ставить, просто отдыхал, сидя на месте. Стулья в зале баккара были из плюша и очень удобны. На них можно было просиживать по двенадцать часов, как многие и делали.

Напряжение за столом ослабилось, когда я отказался ставить против сдачи мистера А. Меня сочли трусливым или осторожным. Игра продолжалась с переменным успехом. Я заметил, как в двери зала баккара вошли двое здоровых парней. Они подошли к боссу зала, который, видимо, сказал им, что пар спущен и можно расслабиться. Было слышно, как они шутят и смеются.

В следующий раз, когда мистер А. получил подкову, я поставил двадцать долларов на Игрока. Затем, к моему удивлению, крупье, получив две карты Игрока, бросил их не мне, а на другой конец стола, рядом с Джорданом. Тогда я впервые увидел Калли.

У Калли было худое темное лицо индейца, тем не менее, приветливое из-за необычно расширявшегося носа. Он улыбнулся через стол мне и мистеру А. Я заметил, что он поставил на Игрока сорок долларов. Его ставка превзошла мои двадцать, так что он получил право перевернуть карты Игрока. Калли их немедленно перевернул. Плохие карты, и Мистер А. выиграл. Мистер А. сейчас заметил Калли и широко улыбнулся.

— Эй, Калли, что это ты взялся за баккару, чертов счетчик?

Калли улыбнулся.

— Просто даю передышку ногам.

— Ставь со мной, дурачок. Эта подкова готова обернуться к Банкомету, — сказал Мистер А.

Калли просто засмеялся. Но я заметил, что он наблюдает за мной. Я поставил свои двадцать на Игрока. Калли немедленно поставил сорок, чтобы обеспечить себе карты. Он снова сразу перевернул карты, и снова мистер А. выиграл.

Мистер А. воскликнул:

— Что за чудо, Калли, ты моя удача. Продолжай ставить против меня.

Крупье выплатил выигрыш Банкомета, а потом сказал с уважением:

— Мистер А., вы перешли лимит.

Мистер А. на мгновение задумался.

— Продолжим, — сказал он.

Я знал, что должен быть очень осторожен, и сохранял бесстрастие на лице. Крупье, ведущий игру, поднял вверх ладонь, чтобы остановить сдачу из подковы, пока не будут сделаны все ставки. Он вопросительно взглянул на меня. Я не двинулся. Крупье посмотрел на другой конец стола. Джордан продолжал ставить на Банк вместе с мистером А. Калли поставил сто долларов на Игрока, все время наблюдая за мной.

Крупье уронил руку, но прежде, чем Мистер А. извлек карту из колоды, я бросил перед собой пачку банкнот на Игрока. За моей спиной затихло жужжание голосов босса зала и двух его друзей. Напротив меня охранник склонил голову с небес.

— Деньги играют, — заметил я. Это означало, что крупье может сосчитать их только после игры. Карты Игрока должны были перейти ко мне.

Мистер А. сдал их крупье. Крупье бросил по зеленому фетру две карты рубашками вверх. Я быстро схватил их и перевернул. Только мистер А. мог заметить, что я слегка изменил выражение лица, как будто имел проигрышные карты. Но перевернул я натуральную девятку. Крупье сосчитал мои деньги. Я поставил тысячу двести долларов и выиграл.

Мистер А. откинулся назад и зажег сигарету. Он действительно завелся. Я чувствовал его ненависть и улыбнулся ему. — Извините, — сказал я. Прямо как пай-мальчик. Он уставился на меня.

Калли небрежно поднялся с другого конца стола и перешел на мою сторону. Он сел на один из стульев между мной и мистером А. так, чтобы получить подкову. Калли хлопнул по крышке и громко сказал: — Эй, Чич, играй со мной. Я чувствую удачу. В моей правой руке семь заходов.

Итак, мистера А. звали Чич. Зловеще звучавшее имя. Но Чичу, очевидно, нравился Калли, и, столь же очевидно, Калли был человеком, владевшим наукой нравиться. Потому, что пока Чич ставил на Банк, он повернулся ко мне.

— Давай, Мальчик, — сказал он. — Разнесем это проклятое казино вместе. Ставь со мной.

— Вы правда чувствуете удачу? — спросил я, слегка расширив глаза.

— Я могу дойти до конца подковы, — ответил Калли. — Не могу гарантировать, но, возможно, я дойду до конца подковы.

— Поехали, — сказал я. Я поставил двадцать на Банк. Мы все ставили вместе. Я, Чич, Калли и Джордан с дальнего конца стола. Кто-то от заведения принял руку Игрока и проворно перевернул холодную шестерку. Калли перевернул две картинки и прикупил еще картинку — ноль, худшая карта в баккаре. Чич потерял тысячу. Калли потерял сто. Джордан потерял пятьсот. Я потерял паршивые двадцать. Я был единственным, кто упрекнул Калли. Я печально потряс головой.

— Эх, — сказал я, — уплыла моя двадцатка, — Калли ухмыльнулся и передал мне подкову. Заглянув за него, я увидел, что лицо Чича омрачается гневом. Безмозглый юнец, потерявший двадцать долларов, еще смеет выступать. Я мог читать его мысли, как колоду карт, разложенную по зеленому фетру.

Поставив двадцать на свой банк, я ждал разрешения на сдачу. Крупье был тем молодым симпатичным человеком, который спросил Диану, все ли с ней в порядке. На руке, которую он поднял, чтобы остановить мою сдачу, пока не будут сделаны все ставки, было надето алмазное кольцо. Я увидел, как делает ставку Джордан. На Банк, как обычно. Он ставил со мной.

Калли бросил двадцать на Банк. Он обернулся к Чичу и предложил: — Давай с нами. Этот парень выглядит удачливым.

— Он выглядит, как будто продолжает валять дурака, — сказал Чич. Все крупье наблюдали за мной. Охранник сидел на своем высоком стуле очень прямо и неподвижно Я казался большим и сильным; они были несколько во мне разочарованы.

Чич поставил триста на Игрока. Я сдал и выиграл. Я продолжал выигрывать заходы, и Чич повышал ставку против меня. В подкове оставалось немного карт, но я опустошал ее в изысканной манере, без задержек и радостных восклицаний. Я был горд собой. Крупье вскрыли колоду и готовили карты для новой подковы. Все выплатили комиссию. Джордан поднялся размять ноги. Так же поступили Чич и Калли. Я сложил выигрыши в карман. Наступил подходящий момент.

— Эй, Чич, — крикнул я. — Это я болван? — и рассмеялся. Потом я начал обходить стол, чтобы выйти из ограды и пройти мимо него. Он не больше мог противиться желанию замахнуться на меня, как вороватый крупье — стибрить стодолларовую фишку.

И я встретил его достойно. Или думал, что это так. Но между нами чудом выросли Калли и двое здоровенных детин. Один детина ухватил кулак Чича своей огромной рукой, как крошечный мячик. Калли навалился на меня плечом, оттирая меня.

Чич кричал на здорового парня:

— Сукин сын! Ты знаешь, кто я? Ты знаешь, кто я?

К моему удивлению, детина отпустил руку Чича и отступил. Он сделал свое дело. Он был силой предупреждающей, а не карающей. Тем временем за мной никто не смотрел. Все были зачарованы ядовитой яростью Чича, кроме молодого крупье с алмазным кольцом. Он очень спокойно сказал:

— Мистер А., вы забываетесь.

С невероятной яростью Чич ударил молодого крупье прямо в нос. Крупье отшатнулся назад. Кровь волнами потекла по его белой рубашке в оборках на иссиня-черный смокинг. Я пробежал мимо Калли и двоих детин и ударил Чича. Удар пришелся в висок и отбросил его на пол. И он тут же вскочил на ноги. Я остолбенел. Все становилось очень серьезно. Этот парень двигался на ядерном топливе.

И тогда охранник сошел со своего высокого стула, и я смог ясно его разглядеть под яркой лампой у стола баккара. Лицо его, покрытое шрамами, было пергаментно-бледным, как будто кровь в нем замерзла и побелела от несчетных лет кондиционирования воздуха. Он поднял призрачную руку и сказал:

— Стоп.

Все застыли. Охранник протянул длинный костлявый палец и предупредительно сказал:

— Чич, не двигайся. Ты попал в большую передрягу. Поверь мне. — Его голос был спокойно официален.

Калли вывел меня за ограду, и я охотно повиновался, но был удивлен реакцией некоторых лиц. В лице молодого крупье было что-то мертвенное, даже когда из носа у него шла кровь. Он не был слишком напуган или смущен, или поврежден, чтобы не дать сдачи. Но он даже не поднял руки. Его товарищи-крупье также не пришли к нему на помощь. Они смотрели на Чича с каким-то благоговейным ужасом, в котором был не страх, а жалость.

Калли проталкивал меня через казино под подобный прибою гул сотен игроков, бормотавших свои колдовские проклятья и молитвы над костями, блэкджеком и вращающимся колесом рулетки. Наконец, мы оказались в относительной тишине небольшого кафе.

Я любил это кафе с его зелеными и желтыми стульями и столами. Официантки в изящных коротких золотых халатах были молодыми и хорошенькими. Стены были все из стекла; можно было видеть внешний мир с зеленой травой, голубым бассейном и специально посаженными большими пальмами. Калли провел меня в один из кабинетов со столом, рассчитанным на шестерых и оборудованном телефонами. Он занял кабинет по природному праву.

Пока мы пили кофе, мимо прошел Джордан. Калли немедленно вскочил и схватил его за руку.

— Эй, приятель, — сказал он, — выпей кофе с партнерами по баккаре. — Джордан покачал головой, а потом заметил меня в кабинете. Он странно улыбнулся мне, что меня почему-то позабавило, и изменил решение. Он зашел в кабинет.

В тот день в Вегасе, когда мы впервые встретились, Джордан, Калли и я, Джордан выглядел неплохо, несмотря на белые волосы. Его окружал почти непроницаемый ореол замкнутости, пугавший меня, но не замеченный Калли. Калли принадлежал к людям, которые из-за чашки кофе наедут и на Папу Римского.

Я все еще прикидывался невинным мальчиком.

— Из-за чего Чич так взбеленился? — спросил я. — Господи, мне казалось, что все мы развлекаемся.

Джордан вскинул голову и впервые проявил внимание к происходящему. Он улыбался, как ребенок, старающийся выглядеть умнее своих лет. Но Калли не был так зачарован.

— Послушай, Мальчик, — объяснил он. — Через две секунды охранник бы набросился на тебя. Для чего он, по-твоему, сидит там наверху? Разглядывать цыпочек?

— Да, конечно, — сказал я. — Но никто не может подтвердить, что это моя вина. Чич вышел из себя. А я вел себя по-джентльменски. Вы должны признать это. У отеля и казино нет оснований для претензий ко мне.

Калли дружелюбно мне улыбнулся.