Глава 17

За четыре года, что прошли со дня смерти Джордана, Калли удалось стать правой рукой Гроунвельта. Не будучи уже мастером расчета комбинаций за игорным столом, теперь играл он редко, оставаясь все же игроком в душе. В отеле его называли настоящим именем, Калли Кросс. В телефонном справочнике его код был “Занаду Два”. Но самое главное, теперь Калли обладал “правом карандаша”, наиболее серьезной и желанной привилегией Лас-Вегаса. Просто нацарапав на клочке бумаги свои инициалы, он мог предоставлять наиболее ценным клиентам и друзьям бесплатный номер, бесплатную еду и бесплатную выпивку. Пока еще он не мог безгранично распоряжаться “карандашным правом”, в отличие от совладельцев отеля и более важных менеджеров казино, но и это не уйдет от него.

Когда позвонил Мерлин, Калли находился в казино, в зале для игры в блэкджек, третий стол которой был под подозрением. Он пообещал Мерлину, что прилетит в Нью-Йорк и поможет ему. Повесив трубку, он снова стал наблюдать за столом номер три.

На протяжении трех последних недель этот стол ежедневно оказывался в проигрыше. А это, исходя из закона процентов, по Гроунвельту, было попросту невозможным. Кто-то явно мошенничал. Калли шпионил скрытыми видеокамерами, без конца просматривая затем отснятый материал, и лично наблюдал за подозрительным столом, и все же не мог понять, в чем тут было дело. Пока загадка оставалась без ответа, он ничего не хотел докладывать Гроунвельту. Ему казалось, что третий стол просто переживал полосу невезения, но он знал также, что Гроунвельт ни за что не примет такое объяснение, так как был уверен, что никакой стол не может оставаться в проигрыше в течение столь долгого времени, и что закон процентов не зависит от чьей-либо удачи. Точно так же, как игроки имеют мистическую веру в удачу — так и Гроунвельт верил в свои процентные законы. Его игорные столы просто не могут находиться в проигрыше.

После телефонного разговора с Мерлином Калли снова прошелся мимо стола номер три Он был дока по части всевозможных махинаций, и в конце концов пришел к выводу, что проценты просто-напросто свихнулись. Он представит Гроунвельту полный отчет, а тот пусть сам решает, перекинуть ли дилеров на другие столы, или уволить.

Выйдя из огромного казино, Калли поднялся по лестнице на второй этаж, где находились апартаменты, занимаемые администрацией. Зайдя в собственный офис на случай, если для него были оставлены какие-либо сообщения, направился к офису Гроунвельта. Гроунвельт уже ушел в свой жилой номер. Калли позвонил, и тот пригласил его к себе.

Калли всегда восхищало, с каким удобством и комфортом Гроунвельт устроил свое жилище прямо здесь, в отеле Занаду. На втором этаже находился неимоверных размеров угловой номер-люкс. Чтобы добраться до него, нужно было сперва позвонить в звоночек — и вы попадали на просторную открытую веранду с плавательным бассейном и искусственным газоном такого ярко-зеленого цвета, что, будь трава настоящей, она не продержалась бы и недели под палящим солнцем Вегаса. В сами апартаменты вела еще одна массивная дверь, и здесь снова нужно было позвонить. Гроунвельт был один. На нем были белые спортивные фланелевые брюки и незастегнутая рубашка. Для своих семидесяти с лишним он выглядел на редкость молодо и бодро. Гроунвельт, видимо, был занят чтением: открытая книга лежала на бархатной обивке дивана.

Он сделал жест в сторону бара, Калли приготовил себе виски с содовой и то же самое Гроунвельту. Они уселись друг против друга.

— Этот стол в зале для блэкджека, который все время в проигрыше — чист, — сказал Калли. — По крайней мере, мне так кажется.

— Невозможно, — сказал Гроунвельт. — За последние четыре года ты многое успел узнать, но вот что ты никак не желаешь признавать, так это закон процентов. Невозможно, чтобы этот стол проигрывал такие суммы за трехнедельный срок, и при этом обходилось бы без жульничества.

Калли пожал плечами.

— Так что мне теперь делать?

Гроунвельт спокойно сказал:

— Я отдам распоряжение менеджеру казино уволить дилеров. Он хочет посадить их за другие столы и посмотреть, что получится. Я-то знаю, что получится. Лучше уволить их сразу.

— О’кей, — был ответ Калли. — Вы ведь начальник. — Он отпил из своего стакана. — Помните моего друга Мерлина, это тот парень, что пишет книжки?

Гроунвельт кивнул.

— Приятный молодой человек.

Калли поставил стакан. Вообще-то он не любил спиртное, но Гроунвельт терпеть не мог пить в одиночку.

— Это дурацкое дело, с которым он связался, похоже, провалилось, — сказал Калли. — Ему нужна моя помощь. На следующей неделе мне нужно лететь в Нью-Йорк, встретиться с нашей компанией. Я подумал, может быть, сделать это пораньше и лететь завтра, если вы не против?

— Конечно, — сказал Гроунвельт. — Если я могу чем-то помочь, дай мне знать. Он хороший писатель.

Это прозвучало так, будто для оказания помощи ему требовалось оправдание. Затем он добавил:

— Мы ведь всегда можем ему здесь дать работу.

— Спасибо, — ответил Калли. — Прежде чем вы уволите этих дилеров, дайте мне еще один шанс. Если вы считаете, что здесь дело нечисто, значит так оно и есть. Но меня просто убивает, что я не могу это вычислить.

Гроунвельт рассмеялся.

— Ладно, — сказал он. — Если б мне сейчас было столько, сколько тебе, мне бы тоже было любопытно. Вот что — пусть-ка сюда принесут видеопленки, мы их посмотрим вместе, и обрати внимание на некоторые моменты. А завтра ты сядешь в самолет и полетишь в Нью-Йорк с просветленной головой. Идет? Скажи, чтобы принесли пленки с записями вечерних смен, с восьми вечера до двух утра, тогда мы захватим самое горячее время, после начала шоу.

— Именно эти часы? — спросил Калли.

— Именно эти.

Когда Калли снял трубку, Гроунвельт попросил:

— Позвони в обслуживание и закажи для нас что-нибудь поесть.

За едой они смотрели записи наблюдения за столом номер три. Калли ел без всякого удовольствия, настолько он был поглощен фильмом. Гроунвельт же, казалось, едва глядел на экран. Он ел спокойно и медленно, опустошив полбутылки красного вина, поданного к бифштексу. Изображение внезапно остановилось. Это Гроунвельт нажал кнопку на панели управления.

— Сейчас разве не видишь? — спросил он.

— Нет.

— Подскажу тебе немного. Менеджер зала чист. А вот дежурный по залу — вор. Один из дилеров за этим столом чист, а двое других — нет. Все это происходит после начала обеденного шоу. И еще одно. Обрати внимание, дилеры, которые жульничают, сдачу и выигрыш часто дают большим количеством пятидолларовых фишек. Хотя могли бы использовать двадцатипятидолларовые. Теперь видишь?

Калли помотал головой.

— Цвет был бы виден.

Гроунвельт откинулся назад и наконец зажег одну из своих огромных гаванских сигар. Одну сигару в день ему разрешалось выкуривать, и он, если позволяли обстоятельства, всегда делал это после обеда.

— Ты ничего не заметил, потому что все это очень просто, — сказал он.

Гроунвельт позвонил вниз и вызвал менеджера казино. Затем он включил видео, чтобы продемонстрировать подозреваемый стол в действии. Калли видел на экране, как менеджер казино подошел сзади к дилеру. По бокам менеджера были двое парней из службы безопасности, одетые в штатское, а не вооруженные охранники.

Менеджер погрузил руку в кредитки на подносе и вытащил стопку красных пятидолларовых фишек. Гроунвельт выключил изображение.

Спустя десять минут менеджер казино вошел в номер. Он бросил на стол Гроунвельта стопку красных фишек. К удивлению Калли стопка не рассыпалась.

— Вы были правы, — сказал менеджер Гроунвельту.

Калли взял в руки красный круглый цилиндрик. Выглядел он как стопка пятидолларовых фишек, на самом же деле это был пустотелый цилиндр диаметром в пятидолларовую фишку. Дно цилиндра крепилось на пружинках и могло двигаться внутрь. Калли, поиграв с фальшивым дном, снял его с помощью ножниц, которые ему подал Гроунвельт. Из красного полого цилиндра, выглядевшего как стопка пятидолларовых фишек, выскочило пять стодолларовых фишек.

— Это действует так, — сказал Гроунвельт. — Какой-нибудь малый входит в игру, передает эту стопку и получает сдачу. Дилер ставит фальшивую стопку перед стодолларовыми кредитками, нажимает на нее, и стодолларовые кредитки оказываются внутри цилиндра. Спустя какое-то время он дает сдачу тому же самому парню и забирает из цилиндра пятьсот долларов. И так дважды за ночь — итого тысяча долларов в день. И никаких тебе налогов. Они обогащаются в темноте!

— Боже мой! — проговорил Калли. — Мне бы такая штука и в голову не пришла.

— Не стоит об этом волноваться. Отправляйся в Нью-Йорк, помоги там своему приятелю, и еще нужно будет завершить там одно наше дело. Я передам с тобой кое-какие деньги, так что зайди ко мне примерно за час до отлета. А потом, когда вернешься, у меня будут для тебя хорошие новости. Нужно будет немножко поработать, встретиться с важными людьми.

Калли рассмеялся:

— Я не смог разгадать этот трюк в блэкджеке, и все же получаю повышение?

— Конечно, — ответил Гроунвельт. — Все, что тебе нужно — это чуть больше опыта и не такое мягкое сердце.

Глава 18

Калли летел в Нью-Йорк ночным рейсом. Он сидел в салоне первого класса, потягивая чистую газированную воду. У него на коленях лежал металлический покрытый кожей портфель, оснащенный сложным замком. Пока он находился у Калли, с миллионом долларов, находящимся внутри, ничего не могло случиться. Калли и сам не мог открыть его.

В Вегасе Гроунвельт пересчитал деньги в присутствии Калли, аккуратно складывая пачки в портфель, прежде чем закрыть его и передать Калли. Людям в Нью-Йорке никогда не было известно заранее, каким образом и когда прибудут деньги. Это решал Гроунвельт. И все же Калли нервничал. Вцепившись в портфель, он вспомнил прошедшие годы. Путь был пройден длинный, научился Калли многому и предстояло идти еще дальше и еще больше узнать. Но он отдавал себе отчет, что ведет рискованный образ жизни, играя по-крупному.

Почему Гроунвельт выбрал его? Что Гроунвельт видел? Что он мог предвидеть? Калли Кросс, крепко сжимая лежащий на коленях портфель, пытался угадать свою судьбу. Так же как когда-то он подсчитывал карты при игре в блэкджек, так же, как, прежде чем метнуть кости он ожидал притока энергии в правую руку, теперь он напрягал память и интуицию, чтобы определить цену каждой новой возможности.

Почти четыре года назад Гроунвельт начал делать из Калли своего главного помощника. Еще задолго до приезда Мерлина и Джордана Калли уже был его шпионом в отеле Занаду и неплохо справлялся со своей работой. Когда он подружился с Мерлином и Джорданом, Гроунвельт немного разочаровался в нем. И злился на Калли из-за того, что тот стал на сторону Джордана, предложившего теперь уже ставший знаменитым тот раунд в баккару.

Калли уже начал было думать, что его карьера закончена, однако, странным образом, после того случая Гроунвельт дал ему настоящую работу. В мыслях Калли часто возвращался к тому необъяснимому эпизоду.

В первый год Гроунвельт сделал Калли дилером в блэкджеке, и эта должность для человека, которого хотят сделать своей правой рукой, казалась по меньшей мере странной. Калли подозревал, что снова и снова его станут использовать как шпиона. Но у Гроунвельта были на его, Калли, счет другие планы. Он решил сделать Калли локомотивом, который бы тащил за собой всю цепочку операций, связанных с “левыми” доходами.

Гроунвельт предчувствовал, что ФБР рано или поздно выйдет на тех тупоголовых владельцев отелей, что утаивали доходы от налогов в счетной комнате казино. То, что происходило в счетной комнате, было слишком очевидным. Владельцы или их представители, собиравшиеся там лично, уносили каждый по свертку с деньгами, а затем уже заявляли о доходах в Комиссию по Азартным Играм штата Невада, и их рискованные методы поражали Гроунвельта. Особенно, когда собиралось пять или шесть владельцев отелей и возникали ссоры о том, кому сколько причиталось “левых” денег. Гроунвельт же разработал гораздо более совершенную систему, как он считал. По крайней мере, так он сказал Калли.

Он знал, что Калли был “механиком”. Не механиком высшего класса, а просто способным без труда сдавать вторую карту. Иными словами, Калли умел сдавать вторую карту сверху, оставляя для себя верхнюю. Смена Калли приходилась на самое неспокойное время — с полуночи до утра — и вот, за час до начала смены Калли шел за инструкциями в номер Гроунвельта. В определенное время, в первом часу ночи, либо в четыре часа утра, за стол для блэкджека садился человек, одетый в определенного цвета костюм и делал ставки в определенной последовательности, начиная со ста долларов, затем пятьсот долларов, а затем две с половиной тысячи долларов. Это должно было указывать на привилегированного клиента, который за несколько часов выигрывал десять или двадцать тысяч долларов. Человек этот играл в открытую, что для серьезных игроков не было такой уж редкостью. Видя карты этого игрока, Калли мог хорошую карту оставлять для него, сдавая остальным вторую сверху. Калли не знал, каким образом потом деньги снова попадали к Гроунвельту и его сообщникам. Он просто выполнял свою работу, не задавая вопросов. И никогда не раскрывал рта.

Но, так как он знал каждую вышедшую карту, ему не составляло труда отслеживать те суммы, что уходили к “подсадным” игрокам. По его расчетам, за год каждую неделю он давал выиграть людям Гроунвельта в среднем десять тысяч долларов. За год, что он работал дилером, общая сумма приближалась к полумиллиону долларов, плюс-минус десять тысяч. Красивое жульничество: никаких налогов и не приходится делиться с официальными совладельцами отеля и казино. Гроунвельт опускал и некоторых своих сообщников.

Чтобы потери казино не привели к Калли, Гроунвельт каждую ночь переводил его за разные столы. Иногда он также менял ему смены. И все-таки Калли беспокоился, что менеджер казино может разнюхать обман. Хотя, могло быть и так, что менеджер казино участвовал в деле.

И вот, чтобы скрыть проигрыш своего стола, Калли стал использовать свое искусство “механика” и обчищать обычных игроков. Он делал это в течение трех недель, и вот однажды его вызвали по телефону в номер к Гроунвельту.

Как всегда, Гроунвельт заставил его сесть и дал ему стакан с выпивкой. Затем он сказал:

— Калли, прекрати эту ерунду. Никакого жульничания с клиентами.

Калли ответил:

— Я подумал, может быть, вы этого сами хотите, просто не сказали мне.

Гроунвельт улыбнулся.

— Хорошая мысль, ушлая. Но не стоит этого делать. Все, что ты проигрываешь — все это замаскировано бумагами. Никто тебя не вычислит. А если и вычислит, я их утихомирю. — Он замолчал на мгновение. — А с сосунками веди нормальную игру. Тогда мы не попадем в какой-нибудь переплет.

— На записи видно, как я сдаю вторую карту? — спросил Калли.

Гроунвельт отрицательно покачал головой.

— Нет, работаешь ты довольно чисто. Здесь никаких проблем. Но вот ребята из Комиссии по Азартным Играм могут подослать к нам своего человека, который, услышав щелчок, может связать это с тем, как ты обчищаешь стол. Верно, это может произойти, когда ты работаешь с одним из моих клиентов, но тогда они просто решат, что ты обираешь отель. И тогда я чист. К тому же я хорошо представляю себе, в какие часы они могут заслать своих игроков. Поэтому-то я и даю тебе специальное время, когда можно сбросить деньги. Но когда ты действуешь сам по себе, я тебя не могу защитить. И ты обжуливаешь клиентов в пользу отеля. Большая разница. Эти парни из Комиссии не станут слишком выделываться, если мы окажемся в проигрыше, но когда мы обманываем посетителей, это уже другой разговор. И нам дорого это обойдется, чтобы уладить такое дело.

— О’кей, — сказал Калли. — Но как вы это обнаружили?

Гроунвельт нетерпеливо ответил:

— Проценты. Проценты никогда не лгут. Все эти отели построены на процентах, И мы богатеем за счет процентов. И вдруг, откуда ни возьмись в твоей дилерской ведомости появляется прибыль, хотя ты одновременно сбрасываешь деньги для меня. Это абсолютно невозможно, если только ты не самый удачливый дилер за всю историю Вегаса.

Калли исполнял приказания, но ему всегда хотелось узнать, как это все работает. Зачем Гроунвельту понадобились все эти сложности. И уже гораздо позже, когда он стал вторым человеком в отеле, Занаду Два, ему открылись все подробности. О том, что Гроунвельт скрывал доходы не только от правительства, а обманывал также и большинство владельцев точек в казино. Лишь годы спустя он узнал, что клиенты, которым проигрывались деньги, присылались из Нью-Йорка тайным сообщником Гроунвельта, которого звали Сантадио. Что эти клиенты думали, будто он, Калли, дилер-мошенник, связанный с этим сообщником в Нью-Йорке. Что клиенты были уверены, будто бы они облапошивают Гроунвельта. Что Гроунвельт и его возлюбленный отель прикрыты десятком разных способов.

Свою карьеру в игровом бизнесе Гроунвельт начал в Стьюбенвиле, штат Огайо, под протекцией знаменитой кливлендской шайки, которая контролировала всех местных политиков. Сначала он работал в тайных кабаках и наконец оказался в Неваде. Но у него было провинциальное понятие о патриотизме. Каждый молодой парень из Стьюбенвиля, желающий найти место дилера или крупье в Вегасе, приходил к Гроунвельту. Если он не мог оставить их в своем казино, он находил для них место в каком-нибудь другом казино. Бывшего питомца Стьюбенвиля, штат Огайо, вы могли найти на Багамах, в Пуэрто-Рико, во Французской Ривьере и даже в Лондоне. В Рено и Лас-Вегасе счет им шел на сотни. Многие из них становились менеджерами казино и боссами игровых залов.

Гроунвельт вполне мог выбрать себе шпиона как раз из этих сотен; менеджер казино, кстати говоря, был родом из Стьюбенвиля. Почему же тогда его выбор пал на Калли, по сравнению с ними, вообще говоря, чужака, совсем из другой части страны? Калли часто задавался этим вопросом. Конечно, позже, когда он узнал всю механику и вник в детали всего дела, он понял, что менеджер казино непременно должен был быть посвящен в эти операции. И это открытие глубоко уязвило Калли. Ведь его выбрали и именно потому, что, случись что-нибудь, его можно было принести в жертву. В любом случае, попасть за решетку пришлось бы именно ему.

Гроунвельт, несмотря на свою провинциальность, когда приехал из Кливленда в Вегас, уже имел довольно грозную репутацию.

Это был не тот человек, которого можно было одурачивать, и шутки с ним были плохи. За последние годы у Калли были возможности самому убедиться в этом. Один раз случай был серьезный, а в другой раз Гроунвельт продемонстрировал свое остроумие и особый, лас-вегасский ум серьезного игрока.

Год спустя Калли получил собственный офис рядом с Гроунвельтом и должность его особого помощника. Сюда входило, в частности, сопровождение Гроунвельта в его поездках по городу, а также Калли вместе с Гроунвельтом совершал ежедневные ночные “раунды” по казино, где шеф приветствовал старых друзей и клиентов, в особенности приезжих. Гроунвельт также сделал Калли личным адъютантом менеджера казино, чтобы он изучил все ходы и выходы казино. Калли хорошо узнал всех начальников смен, боссов игровых залов, дежурных администраторов, дилеров и крупье во всех залах.

Каждое утро около десяти часов Калли завтракал вместе с Гроунвельтом в его офисе. Прежде чем подняться к нему, он брал в кассе отчет обо всех операциях за прошедшие двадцать четыре часа. Когда они садились завтракать, Калли давал Гроунвельту маленькую полоску бумаги с цифрами, и тот изучал эти цифры, вычерпывая ложечкой свой первый ломтик дыни. Отчет был составлен по очень простой схеме.

???? Игра в кости $400.000 Оборот Выигрыш $60.000

???? Блэкджек $400.000 Оборот Выигрыш $40.000

???? Баккара $300.000 Оборот Выигрыш $50.000

???? Рулетка $100.000 Оборот Выигрыш $40.000

???? Другие (включая колесо фортуны, кено)

Подсчет выручки от игровых автоматов производился лишь раз в неделю, и Гроунвельт получал эти цифры от менеджера казино в специальном отчете. Прибыль от игровых автоматов составляла обычно около ста тысяч долларов в неделю. “Легкий” и гарантированный доход. “Однорукие бандиты” просто не могли приносить убытки, потому что выдавали в виде выигрыша всегда определенный процент от пропущенной через них суммы. Если прибыль от игровых автоматов оказалась бы меньше установленной, это говорило бы о жульничестве.

Совсем не так было с другими играми, такими как крэпс, блэкджек и особенно баккара. Считается, что в этих играх выгода казино должна составлять шестнадцать процентов от общего оборота денег за игровыми столами. Но бывало, что не везло и казино. Особенно в баккаре, когда сильные игроки вдруг начинали играть рискованно и азартно и попадали в полосу везения.

В баккаре наблюдались дикие флуктуации. Случались такие вечера, когда стол, где играли в баккару, проигрывал столько, что сводил на нет общую прибыль от других игр за целый день. А потом целые недели подряд баккара приносила неимоверную выгоду.

Калли был уверен, что Гроунвельт и здесь использует какие-то махинации, но никак не мог вычислить, какие именно. Но как-то раз он обратил внимание, после того как стол для баккары ободрал как липку серьезных игроков из Южной Америки, что на следующий день цифры на бумажной полоске оказались меньше, чем должны были быть.

Это было кошмаром для любого казино, когда игроки попадали в полосу везения. В истории Лас-Вегаса бывали такие времена, что ежедневно на протяжении недель игорный дом проигрывал в крэпс бешеные суммы, и считалось еще везением, что общий счет за день был ничейным. Иногда даже игроки в блэкджек исхитрялись обставлять казино три-четыре дня подряд. При игре в рулетку хотя бы один проигрышный день в месяц считался исключением. А про колесо фортуны и кено * и говорить нечего, прибыль для казино здесь была гарантированной: дураков учить, что мертвого лечить.

* Кено — вид лото.

Но это все были общеизвестные вещи об операциях игорного дома. Все это можно найти в книгах, и изучить это мог любой, при соответствующем обучении и затратах времени. Но имея такого шефа, как Гроунвельт, Калли узнал гораздо более тонкие вещи.

То, что Гроунвельт не верит в такую штуку как везение, в казино знали все. Настоящим и единственным его богом были проценты. И он это демонстрировал. Когда казино пришлось выплатить главный приз в двадцать пять тысяч долларов при игре в кено, Гроунвельт уволил весь персонал в кено-операциях. Спустя два года после открытия отеля Занаду и начала игорных операций, вдруг началось невезение. В течение трех недель у казино не было ни одного выигрышного дня и потери приближались к миллиону долларов. Гроунвельт уволил всех подчистую, за исключением менеджера казино, выходца из Стьюбенвиля.

И похоже, что сработало. После увольнения игорные операции снова начали приносить прибыль, и полоса невезения кончилась. Казино должно было приносить по пятьдесят штук ежедневно, чтобы отель не терпел убытков. Насколько Калли знал, для Занаду еще ни один год не был проигрышным. И это учитывая все махинации Гроунвельта.

За год, что Калли, работая дилером, мошенничал по заданию Гроунвельта, он ни разу не поддался искушению совершить ошибку, которую вполне мог бы сделать другой на его месте: жульничать в собственный карман. В самом деле, если все это было так просто, почему бы ему не вызвать друга, который бы выиграл несколько баксов? Но Калли знал, что это было бы фатально. А он играл по-крупному. Он чувствовал, что Гроунвельт одинок, его нужду в дружеских чувствах, и он получал их от Калли. И это окупалось.

Два раза в месяц Гроунвельт брал Калли с собой в Лос-Анджелес на охоту за старинными вещами. В таких поездках они покупали старинные золотые часы, или фотографии старого Лос-Анджелеса или Вегаса в золоченых рамках. Они могли рыскать в поисках древних ручных кофемолок, старинных игрушечных автомобилей или детских копилок в виде локомотива или колокольчика, сделанных в 1800-х годах. В одну из таких копилок Гроунвельт клал стодолларовую черную кредитку или редкую монету. Для особо ценных клиентов он находил крошечные куклы из древнего Китая, шкатулки викторианской эпохи, заполненные старинными ювелирными украшениями. Старые кружевные шарфы, шелковисто-серые от времени, старинные норвежские кружки для эля.

Все эти вещи стоили не более сотни долларов каждая, в редких случаях более двухсот. В таких поездках Гроунвельт тратил несколько тысяч долларов. После хождения по антикварным лавкам они с Калли ужинали в Лос-Анджелесе, проводили ночь в отеле Беверли-Хиллз, а утренним рейсом летели обратно в Вегас.

Сувениры Калли вез в своем чемодане, а когда они прибывали в Занаду, Калли отдавал сувениры красиво упаковать и отправлял их в номер Гроунвельта. И каждый вечер, или почти каждый вечер Гроунвельт клал один из таких сувениров в карман и спускался в казино, где и преподносил его одному из своих постоянных клиентов — нефтяному королю из Техаса или владельцу крупного магазина одежды из Нью-Йорка, которые оставляли за игорными столами по пятьдесят или сто тысяч в год.

Калли восхищало, с каким шармом Гроунвельт проделывал эти операции с подарками. Гроунвельт вскрывал бумажную упаковку, доставал, например, золотые часы и преподносил их игроку.

— Я тут был в Эл-Эй *, увидел это и подумал о вас, — говорил он игроку. — Они подчеркнут вашу индивидуальность. Я их отдал починить и почистить, идти должны точно. — А потом добавлял небрежно, — Мне сказали, что они 1870 года выпуска, но кто их знает? Вы же знаете, какие они все жулики в этих антикварных лавках.

* Эл— Эй (LA) -Лос-Анджелес.

Таким образом, создавалось впечатление, что он оказывал исключительное внимание и заботу этому единственному игроку. Он намекал, к тому же, что часы обладали якобы большой ценностью. И что он якобы потратил время и усилия, чтобы привести их в порядок. И во всем этом была-таки крупица истины. Часы работали превосходно, Гроунвельт проявлял чувство личной дружбы. У Гроунвельта был дар излучать неподдельное почтение, когда он делал эти знаки внимания, что еще более подкупало клиента.

И “карандашное право” Гроунвельт использовал щедро. Постоянным игрокам, конечно, компенсировались НЕВ: бесплатный номер, бесплатная еда и выпивка. Но эту привилегию он также распространял на клиентов, играющих по маленькой, но богатых. Он мастерски превращал таких клиентов в больших игроков.

Другим уроком, полученным Калли от Гроунвельта, было настояние не обольщать молоденьких девушек. Гроунвельт просто кипел от возмущения. Он сурово отчитывал Калли: — Что ты, мать твою, выделываешь с этими девчонками? Ты что, какой-нибудь поганый ворюга? Ты полезешь к ним в карман за мелочью? Что ты за парень такой? Может, украдешь их машину? Или, зайдя в гости, унесешь их столовое серебро? Почему же тогда при всяком удобном случае ты лезешь к ним под юбку? Это их единственный капитал, особенно если они красивы. И запомни: если, уж ты отстегнул им “пчелку”, то вы в расчете. Ты свободен. Никакого запудривания мозгов о дальнейших отношениях. Никакой лапши на уши о том, что женишься или разводишься с женой. Или что будешь верным до гроба. Запомни: за пять таких бумажек она всегда будет твоей, даже в день собственной свадьбы.

Этот взрыв со стороны Гроунвельта изумил Калли. Очевидно, до хозяина доходили слухи об операциях Калли с женщинами, но так же очевидно было и то, что Гроунвельт не понимал женщин настолько хорошо, как он, Калли: не имел понятия о присущему им мазохизму, об их желании, их потребности верить в обман. Но он не стал спорить. Однако сказал все же, скривившись: — Не так все это просто, как вы представляете, даже если вы и правы. С некоторыми и сотня “пчелок” не поможет.