Хотя и сказано, что Боги дают его только наследнику и только сыну правителя, в жизни всякое случается. А раз у матери дар, то и у тебя - тоже. В общем, родился ты; Руалнир носом крутить не стал - принял, как родного. И вот тогда в нем произошла удивительная перемена; я этого поначалу не углядел, потому что в основном жил здесь, в Гардгэне не появлялся, но потом все-таки обратил внимание: Руалнир к тебе привязался. Мать твою он так никогда и не любил, а вот тебя - на удивление - да, полюбил. ...Скоро она умерла, тогда правитель и вовсе к тебе душой прикипел, словно жена была последним препятствием между ним и тобой. Вот так.
      - Звучит трогательно, - холодно заметил Талигхилл. - А как оно было на самом деле, я у отца спрошу. С твоего позволения.
      - А если бы я про дар Богов не заговорил, ты бы поверил, - сказал Домаб. Знаешь, Исуур утверждал: "Закрывший глаза либо наступит на хвост спящего тигра, либо попадет в ловчую яму".
      - Это мы обсудим в другой раз, - отрезал принц.
      - Значит, на рудники я пока не отправляюсь.
      - Верно подметил - п о к а . А там видно будет, - с этими словами принц вышел из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.
      Тонкая высокая вазочка, что стояла в комнате рядом с дверью, зашаталась и рухнула на пол - Домаб заметил это слишком поздно и не успел подхватить. Некоторое время он так и стоял: полуприсевший, с осколками хрупкого фарфора в пораненных ладонях - и кровь стекала на роскошный ковер, впитываясь в ворс. Потом управитель поднялся, ссыпал осколки на пол и пошел к лестнице, чтобы позвать слуг и приказать им убрать в комнате госпожи.
      На улице резкий голос Талигхилла отдавал команды. Из окна было видно, как паланкины и карета направились к главным воротам усадьбы; те поспешно отворились - и процессия запылила по дороге.
      Домаб закричал слугам, чтобы поторопились, и...
      /смещение - ударом наотмашь по векам. я.../
      ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
      Я вздрогнул и потер глаза. Они болели - словно под веки какой-то садист щедро насыпал крупнозернистой соли.
      Немного проморгавшись, я отметил, что остальные чувствуют себя не лучше. С л а б о е , н о в с е ж е у т е ш е н ь и ц е .
      Рядом в кресле застонал Данкэн:
      - Что это было?!
      Х о т е л б ы я з н а т ь ! Н о , к а ж е т с я , М у г и д о ч е н ь с к о р о д а с т р а з ъ я с н е н и я . О н ж е н е х о ч е т , ч т о б ы е г о р а с т е р з а л а т о л п а т у р и с т о в , в с а м о м д е л е !
      Повествователь бесстрастно наблюдал за нашими попытками прийти в себя. Рядом с ним я разглядел чей-то силуэт - кажется, это был один из слуг. Кивнув старику, силуэт удалился с необычайной поспешностью.
      О п с ! К а ж е т с я , у н а с Ч П . В о т т о л ь к о ч т о и з э т о г о с л е д у е т ? В п р о ч е м , с к о р о у з н а е м .
      На самом деле, повествователь уже поднимался с трона привычным движением и оглядывал нас - так пастух оглядывает свое стадо. А в с т а д е - т о н е д о ч е т !
      И тогда все встало на свои места. И кричавшая ночью толстуха, и этот вынужденный перерыв в повествовании, и суетливая фигурка слуги. То есть... почти все... Кое о чем я мог, конечно, только догадываться.
      - Господа, прошу простить меня за причиненное неудобство. Боюсь, сегодня повествований больше не будет. Одна из наших гостей решила покинуть "Башню", и я вынужден принять соответствующие меры.
      Мугид легко и плавно направился к выходу. Я, как привязанный, скользнул за ним, надеясь, что он не заметит, а заметит - не обратит внимания.
      Он не обратил. Или просто решил, что я могу слышать и видеть то, что случится.
      На первом этаже стояла толстуха, у ног ее лежала дохлым зверем полупустая дорожная сумка. (Я, признаться, ожидал, скорее, какого-нибудь чемодана). Испуганный взгляд толстухи дернулся к Мугиду, и я впервые посочувствовал этому человеку по-настоящему. П о х о ж е , с е й ч а с н а ч н е т с я и с т е р и к а . И н а п р а в л е н а о н а б у д е т н а с т а р и к а .
      Но я ошибся. Толстуха только тяжело нервно вздохнула и почти простонала:
      - Скорее!
      - Автобус уже вызвали, - мягко произнес Мугид. - Но скажите - если вас не затруднит, конечно, - что стало причиной подобного решения.
      Толстуха вздрогнула напуганным желе и неуверенно потянулась к сумке.
      - П-понимаете... - она задохнулась от страха и схватила сумку, загородившись ею от старика.
      - Успокойтесь, прошу вас, - сказал он тихим, но в то же время властным тоном. - Ничего страшного не случилось.
      От этих слов толстуха затряслась еще больше.
      - Не случилось, - выкрикнула она истерично. - Но случится. И я должна предотвратить это!
      - Что?
      - Мне снилось, что мой сын... Боги - НЕТ!!!
      Глаза толстухи закатились, и она стала заваливаться на бок. В и д и м о , ч е р е с ч у р ж и в о в с п о м н и л с я с о н . Е с л и у ч е с т ь т о , ч т о р а с с к а з ы в а л Д а н к э н ...
      Он стоял рядом и ошарашенно наблюдал эту сцену. Правда, хвала небесам, пока молчал.
      Слуги подхватили обморочную и не дали ей упасть. Наверное, заботились о том, чтобы в полу не образовалась вмятина.
      Я скривился от собственных неуклюжих попыток пошутить и бросил осторожный взгляд на старика. Тот бесстрастно наблюдал за тем, как слуги приводят толстуху в себя.
      Она очнулась довольно быстро. Судорожно глотнула воздух, икнула и уставилась на Мугида большими выпученными глазами - рыба, попавшая на сушу. Только рыбы не икают.
      - Так что же вы видели? - повествователь спросил об этом как ни в чем не бывало. Словно ему - ему, а не ей! - пришлось на минутку отлучиться, и вот он вернулся к прерванному разговору.
      - Я видела, как он умирает, - ослабевшим голосом произнесла толстуха. Понимаете - умирает!
      - Понимаю, - успокоил ее старик. - Думаю, автобус уже прибыл.
      Слуги распахнули перед ним входную дверь, и Мугид, а после - толстуха вышли на площадку. Я последовал было за ними, но один из слуг настойчивым жестом остановил меня:
      - Не сейчас, господин.
      Я вынужден был согласиться с этим. Вряд ли мое присутствие чем-нибудь помогло бы, скорее - наоборот.
      Резкий пронзительный звук, родившийся в ущелье, поначалу напугал меня. Данкэн тоже вздрогнул, да и остальные внимавшие - они к этому времени тоже выбрались из комнатки и наблюдали за происходящим - покосились в сторону площадки. С минутным запозданием я все же понял, что это гудел автобус.
      Толстуха, поддерживаемая под локоть Мугидом, стала спускаться по лестнице.
      Когда они исчезли из поля зрения, я повторил свою попытку выйти наружу, и на сей раз мешать мне никто не стал.
      На площадке было холодно и ветрено - как, впрочем, и всегда. Я перегнулся через парапет и увидел далеко внизу красный коробок автобуса. Мугид с толстухой преодолели уже примерно четверть пути и потихоньку продолжали спускаться дальше. М о л о д е ц с т а р и к . Н е д а л е й о к о н ч а т е л ь н о в п а с т ь в и с т е р и к у .
      Рядом появились другие люди, они тоже наблюдали за тем, как повествователь и толстуха спускались. Но с меня было довольно - я уже насмотрелся досыта. Зато выпал случай поговорить с Данкэном.
      Я тронул его за локоть. Журналист мгновенно откликнулся и отошел в сторону, словно только дожидался моего знака.
      - Вы поняли? - спросил я.
      Он кивнул. Конечно, он понял. Толстуха была следующей в очереди на суточное обладание даром Пресветлых. Ей на долю выпала способность видеть вещие сны. И л и т о , ч т о о н а с о ч л а в е щ и м и с н а м и , е с л и т о ч н е е . В р я д л и о н и и м е ю т к а к о е - т о о т н о ш е н и е к д е й с т в и т е л ь н о с т и .
      Но нам-то от этого не станет легче. Кто следующий? И что выпадет ему?
      - Мне страшно, Нулкэр, - неожиданно прошептал журналист, кутаясь в свой кожаный жилет с карманами. - Я начинаю жалеть, что вообще попал сюда.
      - Вы не одиноки, - хмыкнул я. - Но что поделать? Отправляйтесь, если желаете, вслед за ними, - я кивнул в сторону ущелья. Разумеется, отсюда не было видно ни автобуса, ни старика с толстухой, но Данкэн понял. - Еще успеете догнать.
      Он вздохнул.
      - Знаете, - говорит, - теперь я понимаю, что чувствует обезьяна, когда сует лапу в ящик с апельсином. Вам, должно быть, известна эта старая охотничья уловка. Поимщик берет ящик, раскрашивает его как можно ярче и кладет внутрь апельсин. Делает отверстие - такое, чтобы обезьяна могла просунуть внутрь руку, но вытащить ее с апельсином, зажатым в кулаке, была уже не способна. Считается, что обезьяна настолько глупа, что не может додуматься и сбежать. Глупости! Я только теперь понял: она не бежит, потому что ей интересно. Какой-то частью сознания животное догадывается, что все это неспроста, и его, скорее всего, убьют. Но есть более сильный импульс, инстинкт - называйте это, как угодно - любопытство! Ей любопытно - и она остается, дожидаясь поимщиков. Я сейчас - такая обезьяна.
      - А вот идет поимщик, - я кивнул в сторону лестницы.
      Не знаю, как Мугид ухитрился так быстро довести толстуху до автобуса, но он уже возвращался. Лицо его не выдавало ни единого чувства. С т а к и м б ы л и ц о м в к а р т ы и г р а т ь !
      Данкэн вздрогнул и оглянулся. Потом замолчал.
      А я подумал, что этим трюком избавился от его вопроса, на который было бы очень сложно придумать правдоподобный ответ. "Скажите, Нулкэр, а почему остаетесь в ы ?"
      - Господа, - сказал Мугид, оказавшись на площадке и снова окидывая всех взглядом опытного пастуха. - Поскольку нас так неожиданно... прервали, предлагаю пообедать прежде, чем мы продолжим наше повествование.
      И т а к п р о д о л ж и м ? Т е м л у ч ш е , п о с к о л ь к у с и е о з н а ч а е т , ч т о в с е э т о з а к о н ч и т с я д л я м е н я р а н ь ш е . М о ж е т б ы т ь , у ж е с е г о д н я .
      Конечно, я бессовестно врал себе. Сегодня я бы не рискнул. М у г и д и т а к н а в з в о д е . О п а с н ы й ч е л о в е к .
      Обед прошел в гробовом молчании. Как говорится, атмосфера сгустилась и готова была разразиться бурей. Правда, обошлось без бурь.
      После обеда мы продолжили, как и...
      ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЯТОЕ
      Как Талигхилл и ожидал, во дворце было еще хуже. В смысле, жарче, многолюднее и утомительнее. Плюс ко всему - здесь приходилось возобновлять то, от чего он был благополучно избавлен, находясь в усадьбе: тренировки по владению оружием, занятие делами государственной важности, светские приемы и еще много всякого... непотребства. Но это оставалось пока в недалеком будущем. Слуги распаковывали багаж, а он шагал по длинным коридорам дворца, то и дело встречаясь с вельможами и увязая, как в патоке, в пустых разговорах о здоровье и непостоянных ценах на воду.
      Талигхилл каждый раз мысленно кривился и старался поскорее вырваться из лап очередного сахарно-улыбчивого собеседника, но уйти, совсем не поговорив, практически не удавалось. Что, разумеется, мало способствовало поднятию настроения принца.
      Впрочем, о каком-таком настроении могла идти речь? Он несколько часов назад узнал о том, что является, по сути, бастардом, пускай и по материнской линии. Его отец - управитель имения Пресветлых! Разумеется, все, что наговорил Домаб, могло оказаться неправдой - могло бы! эх, могло! Вот только было - принц знал это, чувствовал - было правдой.
      Очередной коридор вильнул хвостом, подобно нашалившему псу, и Пресветлый оказался в крыле, где находились его покои. Кроме них, здесь также располагалась дворцовая библиотека, кабинет принца и все такое прочее. Но уж никак не храм Ув-Дайгрэйса, поэтому Тиелиг, отделившийся от тьмы одной из ниш и направляющийся к Талигхиллу, был здесь, мягко говоря, неуместен. Но кажется, принц сейчас не был расположен говорить мягко.
      - Добрый день, господин, - поклонился жрец.
      - Возможно. Но я этого пока не заметил, - отрезал Пресветлый. - Это все, чем вы хотели порадовать меня сегодня? В таком случае, счастливого пути. И пускай этот день будет к вам по-прежнему добрым.
      - Благодарю вас, Пресветлый, - Тиелиг снова поклонился. - Но это не все.
      - Что же еще?
      - Вас хотел видеть Харлин. И он просил меня, чтобы я поинтересовался у вас, когда вы сможете его принять.
      - Дело, разумеется, не терпит отлагательств? - предположил принц. - Ну, с Харлином я, положим, сам все решу, а вот что в ы , любезный, здесь делаете? Неужели, работаете у дворцового казначея на полставки посыльным? Непохоже на вас. Или, может быть, пожертвования в храм стали поступать в значительно меньших количествах? Неужели горожане поумнели?
      - Нет, хвала небесам, - покачал головой Тиелиг. В его голосе не было ни капли раздражения или неодобрения от сказанного Пресветлым. - Нет, пожертвования поступают все с той же регулярностью. Горожане н е п о г л у п е л и . Просто, господин...
      И Тиелиг внезапно замолчал.
      Принц с удивлением отметил, что впервые за долгие годы знакомства со жрецом наблюдает его растерянным.
      - Так что же, Тиелиг?
      Жрец помотал головой:
      - Ничего, Пресветлый. Простите, что потревожил ваш покой.
      - Ты уверен, что ничего?
      - Нет, Пресветлый, не уверен, - Тиелиг медленно, словно в тяжелом раздумье, снова покачал головой. - Совсем не уверен...
      - Тогда говори, - велел принц.
      - Не буду, господин, - ответил жрец Ув-Дайгрэйса. - Именно потому что не уверен.
      Талигхилл пожал плечами:
      - Ну, как знаешь...
      И пошел к себе, заинтригованный необычным поведением Тиелига.
      А жрец еще некоторое время стоял, продолжая недоверчиво качать головой.
      Принц вошел в свои покои, рухнул на просторную кровать и пообещал самому себе до завтрашнего дня не заниматься никакими делами - даже делами государственной важности. В конце концов как-то же с ними Харлин справлялся, пока Талигхилл не приехал. А один день погоды не сделает.
      В дверь постучали. Уважительно, но в то же время настойчиво: мол, знаю, что ты здесь, и нечего притворяться, будто не слышишь - открывай.
      Талигхилл проигнорировал стук и продолжал лежать, пялясь в алый шелк балдахина. Н у ж н о б ы л о с к а з а т ь Д ж е р г и л у , ч т о б ы н и к о г о н е п у с к а л и . Неизвестный выждал некоторое время и снова постучал.
      - Входите, не заперто! - крикнул принц, понимая, что не отвяжутся.
      В комнату вошел Харлин. Отыскал взглядом Пресветлого, поклонился и сразу, с порога, начал говорить о "неотложных делах". Талигхилл прервал его взмахом руки и приподнялся на локте:
      - Подожди, не торопись. Что-то н а с а м о м д е л е важное есть? Нету - знаю, что нету. Поэтому давай договоримся так: сегодня ты меня оставляешь в покое, а с завтрашнего дня - так уж и быть - тирань меня, сколько позволю. И не спорь. Все, ступай.
      Харлин поклонился:
      - Всего один вопрос, Пресветлый. Один вопрос - и я уйду.
      - Ладно, - великодушно согласился Талигхилл. - Один вопрос. Слушаю.
      - Кто такой Раф-аль-Мон, господин? Не далее, как вчера, он явился ко мне с распиской на получение... некоторой суммы денег. Расписка была выдана вами.
      - Верно, - подтвердил принц. - Мной. А что тебя смущает? "Некоторая сумма"? Пустяки. А кто такой этот Раф-аль-Мон, я не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Торговец, который продал нечто, что мне понравилось.
      - Благодарю, Пресветлый. Значит, завтра...
      - Завтра, завтра, - лениво проговорил Талигхилл. - И никак не раньше.
      - Как будет угодно Пресветлому, - казначей поклонился и вышел.
      На пороге он столкнулся с Джергилом - телохранитель пропустил Харлина и вошел в комнату:
      - Ваши вещи распаковали, Пресветлый.
      - И махтас?
      - Да, как вы и приказывали - в желтой комнате.
      - Отлично. Больше никого ко мне не впускайте. Харлина тоже не следовало бы, ну да я не давал вам по этому поводу никаких распоряжений, так что вашей вины в том нет. Ступай.
      Телохранитель покинул комнату принца, а тот снова откинулся на подушки и стал размышлять об услышанном от Домаба. Думать о таких вещах Талигхилл не привык. Некоторое время он лежал на кровати, пытаясь разобраться с собственными чувствами и постановить, как же относиться ко всему, сказанному управителем. Потом поднялся и подумал, что не помешает немного развеяться. Как быть с тем, что рассказал Домаб, он решит завтра. А сейчас...
      Н е п р о г у л я т ь с я л и м н е д о ж е л т о й к о м н а т ы ?..
      Талигхилл поднялся с мятого покрывала и решительно направился к двери. Джергил вопросительно взглянул на Пресветлого, но тот лишь отмахнулся:
      - Можешь остаться здесь. И ты, Храррип, тоже.
      Все-таки один из телохранителей должен был следовать за принцем - они переглянулись, и Храррип последовал, а Джергил остался. Талигхиллу, впрочем, было все равно.
      Желтая комната находилась недалеко от его покоев, Пресветлый распахнул дверь и вошел, жестом повелев Храррипу остаться снаружи.
      - Вы все еще здесь, Тиелиг? Я думал, мы обсудили все, что вы хотели - и с м о г л и - обсудить.
      Жрец оторвал взгляд от игральной доски и поклонился:
      - Вы правы, Пресветлый. Но я услышал от слуг об этом чуде, - Тиелиг указал на махтас, - и решил зайти сюда, чтобы взглянуть на него.
      - Где я вас и застал, - завершил за него принц. - Удивительно, как много вы стали себе позволять, Тиелиг. Просто удивительно. Хо дите там, где ходить вам не положено, заглядываете в покои Пресветлых - просто поражаюсь тому, как вы... осмелели. Что, культ Ув-Дайгрэйса приобрел популярность в народе?
      - Не большую, чем раньше, - ответил жрец. - Я, видимо, должен просить у вас прощения за свои действия.
      - Должен, - согласился Талигхилл. - Но ведь не про сите. Да и что мне в ваших просьбах?.. Скажите-ка лучше, Тиелиг, вы любите играть в азартные игры?
      - Мне не полагается: сан, - с поклоном ответил жрец. - Но, позволю себе заметить (если вы имели в виду махтас), что это - не азартная игра. По крайней мере, в нее мне играть не запрещается.
      - Да, я имел в виду махтас, - согласился Пресветлый. - Так что же, сыграем?
      - Как пожелаете.
      - Пожелаю сыграть, - сказал Талигхилл, усаживаясь в кресло. - Итак, начнем со знакомства с правилами игры...
      - Простите, Пресветлый, но мне они уже знакомы, - сообщил Тиелиг, также устраиваясь в кресле.
      - Да? - удивился принц. - Откуда же?
      - За мою долгую и неспокойную жизнь приходилось встречаться с разными вещами, - уклончиво ответил жрец. - В том числе и с махтасом.
      - Выходит, Тиелиг, вы опытный игрок?
      - Все относительно, Пресветлый. Есть игроки, по сравнению с которыми я младенец.
      - Отлично. Если вы знакомы с правилами, тогда начнем.
      - Начнем, - согласился жрец.
      Две армии зашевелились, выстраиваясь в боевые порядки и нацеливаясь на крепость, что находилась в центре поля. Еще некоторое время ей предстояло быть ничейной территорией, а потом... Потом - как получится.
      ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
      После сеанса Мугид попрощался с нами, пожелал спокойной ночи и удалился только тогда мы начали выходить из комнатки, все так же, в молчании. И взглядами старались друг с другом не встречаться. Наверное, каждый думал о толстухе. Кроме, разумеется, меня. То есть, я тоже думал о ней, но совершенно иначе, чем все. Я был ей благодарен.
      Потом я заметил Карну - она медленно поднималась по лестнице и выглядела очень печально. Наверное, ей было не по себе оттого, что вчерашняя собеседница сегодня сошла с ума.
      Я догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:
      - Мне очень жаль.
      С н о в а б а н а л ь н о с т и , с т а р и н а .
      М е л ь ч а е ш ь .
      - Да, - согласилась она, - жаль ее. Но может, это и к лучшему. Как знать, вдруг ей и впрямь удастся благодаря своему сну спасти сына?
      - Вы верите в то, что ей снился вещий сон? - удивление в моем голосе не пришлось имитировать - я на самом деле был обескуражен такой суеверностью - глупо верить всуе, в то, чего не может быть. А е щ е и с т о р и к ...
      Девушка внимательно посмотрела на меня:
      - А вы что же, после всех этих повествований считаете подобное невозможным?
      - Почему же, считаю возможным. Было возможным. Но только не в наше время.
      К р и в и ш ь д у ш о й .
      - Почему?
      - Потому что Боги ушли, древний Ашэдгун слился с Хуминдаром, а Пресветлых больше нет. Вот почему. Время Богов миновало, Карна. И теперь не стоит надеяться на сверхъестественные силы. Мы сами становимся Богами, изобретая самолеты, пароходы, телевизоры и многое другое, мы летаем в небесах и спускаемся под землю. Мы, если вам будет угодно, заняли ту экологическую нишу, которая до сих пор была прерогативой Богов. А сами Боги вымерли. Поэтому и х чудеса стали невозможными, хотя раньше были объективной реальностью; теперь же наши самолеты-телевизоры превратились в такую реальность - а тогда о н и были невозможными. Вот такие пироги.
      - Да, - согласилась она. Ну, по крайней мере, кивнула так, будто согласилась. - Но сон-то ей приснился.
      - Мне сны тоже снятся, - признался я. - Некоторые даже сбываются. Конечно, не полностью, но все же...
      Понимаете, если я очень хочу приобрести, скажем, дачу на одном из "живописных берегов Ханха", как принято об этом писать в рекламных проспектах, так вот, если я о ч е н ь этого хочу, думаю об этом все время, то и присниться мне эта дача может запросто, даже не раз и не два. Ну а удивительно ли будет то, что в конце концов я накоплю денег - или, скажем, ограблю банк - и приобрету-таки эту свою двухэтажную мечту? По-моему, вполне закономерное явление.
      - Но Сэ лла не мечтала о том, чтобы ее сын погиб, - заметила девушка.
      - Да. Не мечтала. Но она могла, предположим, беспокоиться о нем, бояться, что такая катастрофа произойдет. Вот и приснилось.
      Карна остановилась и внимательно посмотрела мне прямо в глаза.
      - Нулкэр, вы же не верите ни единому своему слову. Тогда зачем говорите? Чтобы утешить меня, да?
      Н е з н а ю , н а с ч е т и с т о р и к а , н о п с и х о л о г и з н е е в е л и к о л е п н ы й . А у т е ш и т е л ь и з м е н я ...
      - Верю, - сказал я. - Верю, Карна. Потому что если не верить в мои слова, тогда - что же остается?..
      - Наверное, раскрыть глаза и посмотреть на правду. Сделать то, чего так боялся Талигхилл.
      Карна развернулась и ушла, а я некоторое время так и стоял, с некрасиво отвисшей челюстью. П о г о в о р и л и , з н а ч и т . П о д у ш а м . Т о л ь к о т в о и с л о в а е е н и в ч е м н е у б е д и л и , д а ж е н е у т е ш и л и , а е е - ш а р а х н у л и т е б я п о т е м е ч к у . Т о л ь к о ... я ж е н е Т а л и г х и л л ! Я ж е з н а ю : п р о и с х о д и т ч т о - т о н е п о н я т н о е . Я д а ж е с а м д о г а д а л с я п р о т о , ч т о э т о о ч е н ь п о х о ж е н а б о ж е с т в е н н ы й д а р П р е с в е т л ы х . Т о г д а п о ч е м у ?.. .
      - Судорога челюстных мышц? - участливо осведомился Данкэн.
      Я отстраненно посмотрел на него, но смолчал. Рот, правда, закрыл.
      - Вы сейчас куда? - поинтересовался журналист.
      - К себе, - неприязненно ответил я. - Расслабьтесь, Данкэн. Пока все нормально.
      Помолчал, а потом добавил:
      - Да и изменить сейчас мы ничего не в силах.
      Он молча кивнул и ушагал. Н а в е р н о е , в с п о м н и л п р о с в о ю р а б о т у и п о ш е л р а з г л я д ы в а т ь в ы с т а в к у д р е в н е а ш э д г у н с к о г о ф а р ф о р а - и л и ч т о з д е с ь е щ е и м е е т с я , в " Б а ш н е "?
      Я тоже вспомнил про работу и решил, что до ужина было бы неплохо ею заняться. Ну и занялся в меру сил, исписал несколько листов, наговорил целых две кассеты. Потом пошел ублажать чрево.
      За столом было тихо и задумчиво, словно у нас там поминки справляли. Я пристроился рядом с Карной и злорадно отметил, что Данкэн еще экскурсоводит самого себя по выставкам "Башни".
      Девушка улыбнулась мне - мягко и искренне:
      - Простите, что сегодня сорвалась. Нагрубила, вы, наверное, обиделись. Вы ж хотели как лучше, а я... - она сокрушенно махнула рукой.
      Я - тоже.
      - Оставьте, мне досталось поделом. Просто день сегодня такой... Тяжелый день.
      - Это точно. Знаете, хочется, чтобы пошел дождь. А то в воздухе так... сухо, что ли. Словно в склепе.
      Я согласился с этим ее высказыванием, но сам подумал о том, что в комнатах холодно и так. Е с л и е щ е и д о ж д ь п о й д е т , я т о ч н о з а м е р з н у и л и п р о с т ы н у . И л и - и т о , и д р у г о е .
      Не успел я как следует поесть, а в зал уже ввалился Данкэн, весь сияющий, как лампа-факел с первого этажа нашей распрекрасной "Башни". Взглядом отыскал меня и чуть ли не обниматься полез - б-болван! Я, конечно, сверкнул на него глазами, но журналисту - как с гуся вода. Бухнулся рядом, начал накладывать себе в тарелку все, что только видел, да еще при этом какой-то мотивчик мурлыкал под нос.
      - Что с вами, Данкэн? - спросила Карна. - Чему вы так необычайно радуетесь?
      Он вскинул голову, несколько секунд растерянно изучал лицо девушки, словно видел ее впервые в жизни, а потом сообщил:
      - Представьте, здесь есть библиотека! А там... Там такие книги! Уф!
      Завершив свою речь этим многозначительным высказыванием, он уткнулся в тарелку. Я заметил, как удивленно вытянулось лицо господина Чрагэна, а сам он наклонился к уху своего соседа, жилистого седовласого мужчины - этакого генерала в отставке. До меня донеслось сказанное "академиком": "молодежь просто удивительная - представьте, интересуются книгами!" Генерал в отставке скептически хмыкнул и расчленил тушку куропатки, хищно орудуя ножом и трехзубцовой вилкой. Я вздрогнул и поежился.
      Карна уже прощалась с нами. Я кивнул и слабо улыбнулся, что должно было означать поддержку... ну и все такое прочее.
      А сам подумал: о п я т ь п р и д е т с я в ы с л у ш и в а т ь б р е д Д а н к э н а . Ч т о , и н т е р е с н о , о н о т к о п а л н а с е й р а з ?
      Но журналист так ничего вразумительного и не сказал. Я не стал дожидаться, пока он доест, пожелал спокойной ночи и тоже удалился. З а в т р а б у д е т т я ж е л ы й д е н ь , и с т о и т в ы с п а т ь с я .
      Я даже не догадывался, насколько был прав.
      ДЕНЬ ПЯТЫЙ
      Всю ночь шел дождь. В комнате мгновенно стало еще холоднее и неуютнее, я закрыл окно заглушкой, но выстукивание дождевых капель все равно было слышно. А потом...
      Даже не знаю, как это описать. В первый момент я подумал, что башня рушится - началось землетрясение или что-нибудь в таком духе. Все вздрогнуло, меня подбросило на кровати, как детский надувной мячик. Я ощутимо приложился к каменной стене и помянул всех предков до седьмого колена - н а д о ж е , у г о р а з д и л о м е н я о к а з а т ь с я в э т о м м е с т е в э т о в р е м я ! Н е т , ч т о б ы д о м а с и д е т ь , в п о т о л о к п л е в а т ь - п о е х а л д е н ь г и з а р а б а т ы в а т ь . Ж и т ь н а д о е л о , и д и о т у !.. - ну и все такое прочее. Потом выпутался из одеял, впрыгнул в одежду, содрогаясь от ночной прохлады, и подумал, что надо бы, наверное, выйти и поинтересоваться, в чем, собственно, дело.
      Вышел. Коридор выгибался дугой, а из соседних комнат не выглядывала ни одна озадаченная рожа. Наверное, меня поселили на этом этаже одного. По крайней мере, никого из гостей я здесь не замечал (кроме себя, разумеется).
      В общем, тихо в "Башне", тихо и благодатно было в эту пору. Что уже само по себе казалось неправильным.
      Я вернулся к себе в номер, обулся и вышел снова, мысленно одобряя свой последний поступок. Н е ш а р к а т ь ж е ш л е п а н ц а м и п о х х о л - л о д н о м у п о л у !
      Когда я выбрался на лестницу, до меня долетели наконец первые признаки того, что землетрясение (или что это там было?) мне не приснилось. Хотя лучше, наверное, если б все-таки приснилось.
      В общем, чей-то громкий голос вопрошал: "В чем, собственно, дело?! Я требую объяснений!" Кажется, это был господин Валхирр. Впрочем, я вполне мог и ошибиться - эхо и все такое.
      Кто-то вторил вопрошавшему: "Да! Кто-нибудь здесь способен прокомментировать случившееся?!"
      Ну, Данкэн, понятно, был при исполнении. " П р о к о м м е н т и р о в а т ь с л у ч и в ш е е с я "! Д а т у т б ы х о т ь к т о о б ъ я с н и л , ч т о в о о б щ е с л у ч и л о с ь !
      Я начал спускаться по лестнице вниз, к голосам, все еще поеживаясь от холода. Тем временем к беседе подключилась и Карна: "Представьте, у меня в комнате была мышь! Это просто..."
      Я захохотал. Надо было, конечно, сдержаться: во-первых, не прилично, во-вторых, не по-мужски это как-то - смеяться над испуганной девушкой, а в-третьих... В общем, надо было сдержаться. Но не смог.
      Они все так и уставились на меня, а я хохотал и хохотал, присев и схватившись руками за живот.
      - По-моему, он свихнулся, - заметил Данкэн со свойственной ему непосредственностью.
      Я мысленно поаплодировал.
      - Что с вами? - строго и как-то обиженно вздымая кверху выцветшие брови, вопросил господин Чрагэн. - Вам нездоровится?
      Я расхохотался пуще прежнего.
      Потом все-таки нашел в себе силы и простонал сквозь смех:
      - Простите... Просто... Тут вся "Башня" трясется, а... Мышь!..
      Карна первой поняла, в чем дело, и засмеялась, весело и задорно.
      - А ведь он прав! - заметила она, немного успокоившись. - Здесь земля трясется, а я мыши испугалась.
      Остальные по-прежнему смотрели на нас с изрядной долей неодобрения. Но у меня словно гора с плеч свалилась: Карна не обиделась на мой бесцеремонный смех. А мнение остальных меня мало заботило в тот момент.
      Появился Мугид, аккуратный и собранный - словно не спал вовсе, а так, стоял где-нибудь в темной нише и дожидался утра; но случилось непредвиденное, повествователю пришлось покинуть нишу и присоединиться к нам. Прежде всего чтобы успокоить встревоженных и всех отправить по номерам, убеждая и заверяя, что к утру все непременно выяснится. А завтра - день тяжелый, так что вместо того, чтобы мерзнуть на морозе, шли бы вы, гости дорогие, спать. И не путались бы под ногами.
      Уж не знаю, как ему удалось, но старик действительно всех успокоил. Утихомирил Валхирра, окоротил журналиста, пообещал Карне непременно извести всех мышей, сколько их есть в окрестностях "Башни" и в самой гостинице, - в общем, я даже не заметил, как все разбрелись по номерам. Но им-то как раз было хорошо, они здесь жили, на третьем, а мне еще до четвертого нужно было топать и топать. Под пристальным взглядом мугидовых глаз.