В общем, своеобразием не блистал. Таким бы, наверное, и остался в памяти потомков, но вот с опальными вельможами ему не повезло. У всех враги, как враги, а у него - приверженцы Фаа л-Загу ра. И не какие-нибудь там вшивые богопоклонники, а верховные жрецы. Короче, по пути к власти Хреган обеими ногами вляпался в... навозную кучу. Основательно так вляпался. А Боги в то время играли не последнюю роль в делах мирских. И пошли обиженные Хреганом жрецы к Фаал-Загуру плакаться в его волосатую грудь. Еще и переманили на свою сторону кучу народу, совершенно не имеющего никакого отношения к Богу Боли, зато имеющего зуб (и не один) на нового правителя. В общем, компашка сколотилась та еще.
      Короче говоря, собрались они все, стали жертвы приносить, молитвы всякие с завыванием читать - взывать к отмщению. Фаал-Загур, натурально, чихать на них всех хотел, но у него имелись свои интересы в этом деле - он и вмешался. Помог, чем мог, как говорится. В результате образовалось прегромадное войско, которое ломанулось всей своей мощью на Гардгэн. Но - что удивительно! - разрушали они при этом не города и веси, а храмы - в основном, храмы Оаль-Зиира и Ув-Да йгрэйса. Конечно, и про других Богов тоже не забывали.
      Не понятно, что стало причиной подобного хода со стороны Фаал-Загура. Легенды сохранились самые разные, и в каждой - своя трактовка. Некоторые утверждают, что он повздорил с Богами из-за того, что умертвили его жену - Богиню Отчаяния. Злобная, говорят, была тетка. Потому что она не олицетворяла собой отчаяние, а несла его другим - это, согласитесь, совершенно разные вещи. А в других сказаниях говорится, что, мол, проигрался Фаал-Загур Богам в карты (или во что они там играют), а долг отдавать не желал, и решил таким вот злодейским нападением сразу все проблемы решить...
      А может, просто природа его пакостная взыграла - все-таки, Бог Боли. Он и нес другим боль, пока его не остановили у Вааз-Нулга.
      Впрочем, Боги к тому времени со своим восставшим коллегой поделать уже ничего не могли, поскольку храмов у них почти не осталось, а следовательно, и сил, чтобы пребывать на земле воплощенными. Они, небось, и на небе еле-еле удерживались. Еще бы чуть-чуть... Но до этого "чуть-чуть" дело как раз не дошло. Поскольку божественное божественным, а Хреган жить хотел на земле. Посему он собрал войско и подловил противника в том самом проливе Вааз-Нулг. Изрубил в капусту, поджег вражеские корабли и вообще дал волю своему правительственному гневу. Ну а заодно уничтожил почти всех приспешников Фаал-Загура.
      Не думаю, чтобы он это совершил из каких-то там высших интересов, просто так получилось, что они поставили себя по другую сторону крепостных стен. Но этим поступком Хреган спас остальных Богов, а те, как известно, умели человека так одарить, чтобы тот потом всю оставшуюся жизнь мучился: "Чего это было - проклятие или благословение?!"
      Примерно так они и поступили с Хреганом. В "Феномене" этому было отведено несколько абзацев, написанных Высоким Слогом (как, впрочем, почти вся книга).
      "Сошедшие на землю Боги долго советовались между собой, как же быть со Спасителем", - (Спасителем они величали Хрегана. А еще Избавителем и другими столь же оригинальными титулами). - "И было решено, что дадут они ему то, чего пожелает сам Хреган. Был он вопрошен и отвечал: желаю, дабы род мой правил до скончания веков. Тогда вопросил у него Оаль-Зиир, каким же образом представляет себе это Избавитель. И ответил..."
      Короче, Хреган потребовал, чтобы Боги наделили каждого его потомка знаком, по которому того было бы легко отличить. Те пошушукались и нашушукали следующее: во-первых, править род Хрегана будет не до скончания веков, а до тех пор, пока не закончится время властвования нынешних Богов. Хреган махнул на это рукой (и прежде всего потому, что возражать всемогущим не рисковал - умный был мужик). А во-вторых, Боги решили, что знаком отличия для потомков Хрегана будет какой-нибудь дар, сверхъестественная способность. Они долго выбирали, что же именно, но выбрать так и не смогли. Каждый хотел подарить свое, но тогда вместо людей получились бы новые Боги, а старые были не настолько глупы, чтобы допустить подобное. Тогда выбрали компромисс: потомки Хрегана награждались одним даром от одного из Богов, но каждый раз - от того, чья очередь дарить подходила к тому времени. Своеобразное решение проблемы! Но оно устраивало всех. ...Ну, пожалуй, за исключением тех самых потомков - ведь никто из них не знал, что же достанется ему от щедрот Божественных. Может, способность проходить сквозь стены, а может воспламенять взглядом предметы. И ее нужно было не просто отыскать (а без этого наследник имел не больше прав на трон, чем любой нищий в стране), а еще и привыкнуть к оной способности. Талигхилл вот, судя по всему, не привык. (Кстати, еще одна интересная деталь. Боги догадывались, что в новообразовавшейся династии мужчины смогут зачать и поболее, чем одного наследника. А если каждому бастарду давать Божественную способность, оглянуться не успеешь, как в мире наступит неразбериха. Опять же, война таких претендентов на трон могла закончиться весьма плачевно. Поэтому Боги решили, что только первый законный сын - или дочь правителя получает дар. В случае преждевременной смерти дар переходит ко второму сыну или ближайшему родственнику. Конечно, принимая такое решение, Боги взваливали на себя непомерные хлопоты, но обещание - не воробей...) А титул "Пресветлый" возник уже потом, видимо, по ассоциации. Фаал-Загур считался Богом тьмы, ну а его противники - соответственно - Богами света. Дальнейшее ясно и трехлетнему ребенку.
      Я пролистал все эти страницы, посвященные истории возникновения династии и ее правления, удивляясь тому, что осталось нынче от древнего Ашэдгуна. Упадок начался еще до Талигхилла, но лишь при нем он проявился в полной мере. Например, сам наследник не верил в Богов и даже когда принял правление страной, не избавился от этого неверия, вопреки жрецам, прикладывавшим немалые усилия, дабы наставить правителя на путь истинный. Все остались с носами, а Талигхилл с собственными заблуждениями. Он в открытую признавал, что видит сны, но называл их не пророческими, а лишь "предвидческими" или каким-то подобным образом. Можно подумать, это что-то меняло! В другое время (лет сто спустя) его вполне могли бы сместить, продолжай он отказываться от дара Богов - ведь именно на нем строилась вся система наследования власти. Но обстоятельства сложились так, что больше на тот момент править страной было некому - да никто и не хотел бы взваливать на себя то бремя, которое досталось Талигхиллу. А потом, после Крина, позиции Пресветлого в народе слишком укрепились, чтобы его можно было просто сместить очередным дворцовым переворотом. Да и не происходило таковых уже много лет, а без практики, как говориться...
      В общем, упадок веры в Богов ярко выразился именно во время правления Талигхилла. И очень скоро людям "аукнулось" соответственно. Уже внука Талигхилла сместили с трона, поскольку он (внук, конечно) не обладал даром. Да и откуда было взяться дару - Боги перестали властвовать, и династия Хрегана пресеклась. Все оказалось очень просто. Правда, иногда все-таки сверхъестественные способности проявляются, - как это видно в случае с Мугидом.
      А древний Ашэдгун развалился. Его поглотил Хуминдар, в то время как раз поднимавшийся на ноги. Поглотить поглотил, но проглотить не смог, так как подпал под сильное влияние более ранней и сильной культуры Ашэдгуна. В результате две, прежде враждовавшие страны стали одной, с политическим центром в Хуминдаре и культурным в Ашэдгуне. Вот такие причудливые фокусы вытворяет со всеми нами время.
      Я как раз справился с историческим разделом книги и добрался до описания исследований этих самых "феноменов", то бишь сверхспособностей Пресветлых, когда меня отвлекли.
      - Весьма разумное занятие, молодой человек.
      Рядом со мной стоял господин Чрагэн. Н е з н а ю , к а к о н п о д о ш е л т а к н е с л ы ш н о , н о в р я д л и м н е э т о н р а в и т с я .
      Господин Чрагэн заглянул через мое плечо в книгу и улыбнулся:
      - Подумать только! Вы решили узнать побольше о предмете, которому посвящены повествования! А знаете, глядя на вас, не скажешь, что вы способны на такое.
      - Как видите, - я смущенно развел руками.
      "Академик" извлек на свет носовой платок и промокнул им свою лысину. Потом недоверчиво покачал головой и спрятал платок обратно:
      - Нет, как же можно иногда ошибиться в человеке! Вот смотрел я на вас и думал... Знаете, что я о вас думал?
      Я честно ответил "Нет", догадываясь, впрочем, что это было необязательно.
      - Я думал, что вы обычный стиляга, попавший в "Башню" исключительно потому, что это модно. Чтобы потом, пыжась от сознания собственной значимости, бросать в разговоре между делом: "А я внимал Мугиду в ущелье Крина. Как, вы там не были?"
      - Простите, что разочаровал вас, - пробурчал я, задетый его словами. Конечно, именно подобное впечатление я и н а м е р е в а л с я создать, но все-таки...
      - Нет-нет, - замахал руками "академик". - Это вы простите, что я так плохо о вас думал. Поддался, знаете ли, первому впечатлению. А оно, оказывается, бывает ошибочным. Простите великодушно.
      Я заверил его, что обид не держу, мы пожали друг другу руки и вынесли вердикт: не верь глазам своим. В смысле, не верь глазам господина Чрагэна.
      Потом он заметил, что уже давным-давно пора обедать, и что знания - это великолепно, но без соответственной физической поддержки организм может выйти из строя раньше, чем... Короче, я поспешно кивнул и полностью согласился со всем высказанным и невысказанным. Потом вернул книгу на место и пошел вместе с "академиком" обедать. Право слово, так было намного проще, чем отказаться и выслушивать его поучительную (вернее, поучающую) болтовню о том, что "это вам кажется, а на самом-то деле вам очень даже хочется кушать".
      После обеда (который по времени больше напоминал ужин) я смог-таки отвязаться от господина Чрагэна и ускользнуть в свою комнату. В подобных условиях было нетрудно напомнить себе, что нужно ведь когда-то и работать. Я извлек диктофон, бумагу, письменные принадлежности и занимался этим весь вечер. В библиотеку я решил сегодня не возвращаться, потому что подозревал: "академик" может устроить там на меня засаду.
      Заработался, поэтому ужинать спустился поздно, и ни с кем из гостей так и не повстречавшись, лег спать. К тому времени я, признаться, позабыл и обо всех странностях Данкэна, и о Мугиде - даже о Карне. Я думал о том, как бы выбраться отсюда невредимым и передать результаты своей работы. И еще я думал о том, на что потрачу деньги, когда получу их.
      ДЕНЬ ТРЕТИЙ
      Конечно же, за завтраком мне пришлось вспомнить обо всем. Данкэн смотрел на меня глазами величиной с порядочное блюдце и так выразительно вздрагивал бровями, что и самый непроходимый тупица мог догадаться: журналисту не терпится закидать меня вопросами. Я, впрочем, посмотрел на него не менее выразительно и состроил при этом такую рожу, что Данкэн тут же прекратил все эти мимические упражнения и занялся едой. Очень вовремя, потому что толстуха с крашеными волосами и чета Валхирров уже начали пялиться на нас.
      Когда все выходили из зала и спускались в комнатку для повествований, журналист, естественно, вцепился в меня и с тяжелым выдохом спросил:
      - Ну что?
      С о с т о р о н ы п о с л у ш а т ь - в с я к и е г а д о с т и в г о л о в у л е з т ь н а ч н у т . П р о с е к с у а л ь н ы х и з в р а щ е н ц е в .
      - Что "что"?! - прошипел я. - Желаете слышать отчет о проделанной работе? Не будет вам отчета! Ничего я не узнал, понятно! А вы ожидали, что я стану бегать по "Башне" и приказывать всем немедленно встать на уши?
      - Успокойтесь, - попросил Данкэн, и в голосе его прозвучала нотка усталости. - Не нервничайте так.
      - Я - не нервничаю. И не понимаю, с чего бы вдруг нервничать вам, л и ц е м е р и е , к о н е ч н о , н о п у с к а й х о т ь н е м н о г о у с п о к о и т с я . Е щ е с в и х н е т с я , а м н е п о т о м в с ю ж и з н ь м у ч а т ь с я и с е б я в и н и т ь . Ведь мы здесь не навечно. Пройдет несколько дней, закончатся повествования, и я с вами распрощаюсь, чтобы никогда больше не встретиться. Так что навсегда подпасть под мое дурное влияние вам не грозит. А уж здесь я постараюсь воздержаться от необдуманных высказываний. Довольны?
      Он обреченно вздохнул и покачал головой:
      - Нет.
      П с и х . П о - м о е м у , п р о ц е с с у ж е п о ш е л . Н у ж н о б у д е т с п р а в и т ь с я у с л у г о м е д п у н к т е . К л и е н т г о т о в , т а к с к а з а т ь .
      - Почему же нет?
      - Потому что это ведь не решает проблемы, - Данкэн словно объяснял прописную истину пятилетнему умственно отсталому мальчонке. Мне то есть.
      - А вам нужно непременно посадить меня под стеклышко и исследовать, желательно - с детальным расчленением? - я начал постепенно выходить из себя.
      - Да нет же! Я...
      Дальше договорить нам не дали. Мы оказались в повествовательной комнате, а здесь было слишком тесно для подобных разговоров. И так уже на нас стали поглядывать.
      Л а д н о , д о г о в о р и м ...
      ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРЕТЬЕ
      - Ладно, поговорю с ним, когда вернусь, - Руалнир был недоволен, но старался этого не показывать. Да мало ли из-за чего принцу не удалось приехать в Гардгэн, чтобы попрощаться с отцом. Ничего страшного.
      Армахог, верховный главнокомандующий армией Ашэдгуна, (иными словами с т а р э г х ) отрывисто кивнул, не отводя глаз от занавесей на окне. Армахогу было неловко. Он знал, что Руалнир расстроен поступком сына, но ничем помочь правителю не мог. Оба они чувствовали неловкость ситуации, но не говорили об этом. Настоящим мужчинам не нужны слова, которые суть форма. Женщины предпочитают играть формами, мужчины умеют молчать о содержании.
      - Пора, - вздохнул Пресветлый.
      Все было готово, и он отправился бы в Хуминдар часом раньше, но все ждал и надеялся: а вдруг сын просто опаздывает. Дальше ждать не имело смысла. И так понятно: Талигхилл уже не приедет. Жаль, конечно, но - ничего страшного.
      - Съезди в усадьбу и передай ему письмо, - напомнил Руалнир.
      Армахог заверил Пресветлого, что обязательно передаст. Сегодня же отправится. Правитель рассеянно кивнул - мысли его уже были далеко отсюда.
      Пресветлый и старэгх вышли из комнаты и спустились по широким ступенькам во двор, где недовольно взмахивали хвостами заждавшиеся кони и отирали пот люди. К Руалниру подвели жеребца, Пресветлый вскочил в седло и оглядел процессию.
      - В путь! - скомандовал он зычным голосом и взмахнул рукой.
      Процессия зашевелилась, постепенно выползла из дворцового дворика и устремилась к парадным воротам. Те с легким еле слышным скрипом распахнулись, и делегация Ашэдгуна выехала на улицы столицы.
      Этого Армахог уже не видел. Он велел конюху седлать себе жеребца и отошел в сторонку, чтобы не стоять на пути у снующих туда-сюда слуг. Этот пожилой вояка с длинными обвислыми усами и копной рыжих, как грива матерого льва, волос когда-то начинал службу в войске простым пехотинцем и помнил, что жизнь простолюдина достаточно тяжела. Он достиг своего нынешнего положения в государстве собственными силами и поэтому знал цену куску хлеба и мягкой постели, знал даже в большей степени, чем некоторые из придворных финансистов. А еще Армахог знал, что на душе у него сейчас неспокойно. Ему не нравилось то, что Руалнир должен ехать к новому правителю Хуминдара, о котором, к удивлению, ничего толком неизвестно. Все ашэдгунские осведомители как-то в одночасье заболели или пропали, а официальных данных было слишком мало. С л и ш к о м мало!
      Армахог неодобрительно покачал головой, вспоминая о поступке наследного принца. Старэгх не сомневался: неотложных дел у Талигхилла на сегодня не было. В чем же тогда причина его отсутствия?
      Конюх подвел взнузданного и оседланного жеребца, Армахог кивком поблагодарил человека и вставил ногу в стремя.
      /смещение во времени и в пространстве, оно бьет по глазам и выжигает на сетчатке прямые параллельные линии - рисунок фантастического пера/
      После завтрака Талигхилл снова сел играть. Раф-аль-Мон сегодня выглядел воодушевленным, он несколько раз взмахивал руками и увлеченно принимался что-то объяснять, но потом ловил удивленный взгляд принца и останавливался. Пресветлый наоборот - чувствовал себя мерзко, но не понимал, что же стало причиной подобного настроения.
      Они закончили партию, и Талигхилл, разумеется, проиграл. Г л у п о б ы л о о ж и д а т ь ч е г о - л и б о д р у г о г о , в е д ь т а к ?
      Старик задумчиво пожевал губами, повертел в руках фигурку латника с воздетым кверху мечом и спросил:
      - Знаете, господин, в чем ваша ошибка?
      - Нет, - покачал головой Талигхилл. - Но буду весьма признателен, если ты объяснишь ее мне.
      - Вне всякого сомнения, - пробормотал торговец, - вне всякого сомнения.
      Потом он вздрогнул, словно вспомнил, где находится и с кем разговаривает.
      - Вы, господин, - пояснил старик, - дорожите каждым своим воином, печетесь о части, а в результате теряете целое. - И Раф-аль-Мон схематически показал, как шел бой и в какие моменты принц поступил так, как поступать не следовало.
      - Теперь понимаете?
      Талигхилл кивнул, хотя совсем не был в этом уверен. Махтас оказался более сложной игрой, чем представлялось на первый взгляд, - но и более интересной.
      - Еще партия?
      - Как будет угодно Пресветлому, - поклонился старик.
      Вторую схватку Талигхилл проиграл значительно быстрее и с меньшими потерями со стороны противника.
      - Еще?
      Раф-аль-Мон сокрушенно покачал головой:
      - Я очень сожалею, но неотложные дела вынуждают меня отказаться. Если будет угодно Пресветлому, я вернусь несколько дней спустя, дабы продолжить обучение, но сегодня обстоятельства заставляют меня покинуть вас.
      Раздраженным взмахом руки принц отпустил торговца. Потом, когда тот был уже у самой двери, неожиданная мысль пришла в голову Талигхиллу:
      - Скажи, а откуда у тебя эта игра?
      - Мне очень жаль, мой принц, но я не имею права говорить об этом, дрогнувшим голосом сказал торговец. - Позвольте мне не отвечать вам.
      - Ступай.
      В с е р а в н о в е д ь н е о т в е т и л б ы . В л у ч ш е м с л у ч а е с о л г а л .
      Талигхилл отхлебнул из стакана и принялся расставлять на игровом поле фигурки, чтобы начать новую партию - с самим собой. В это время на входе возник Домаб. Он неодобрительно покосился в сторону махтаса и подчеркнуто холодным тоном сообщил:
      - К вам Армахог, Пресветлый. С письмом от вашего отца.
      - Пускай войдет, - велел Талигхилл, не отрываясь от своего занятия. - И справься, обедал ли он. Если нет - пускай накроют стол на двоих.
      - А если да, господин?
      - А если да, тогда принесут что-нибудь легкое на веранду. Тоже на двоих. И, кстати, пускай выпустят Раф-аль-Мона, со слугами и с распиской на получение денег за махтас. Я отпустил его.
      - Как будет угодно Пресветлому.
      Т а к б ы и з а п у с т и л ч е м - н и б у д ь т я ж е л ы м в э т у м о р д у ! К а к ж е о н н а д о е л м н е с о с в о и м и в е ч н ы м и з а б о т а м и !
      Армахог вошел на веранду, звякая шпорами, и встал неподалеку от принца, вытянувшись и ожидая, пока на него обратят внимание. То, что старэгх позволял себе в беседе с правителем, того он не позволял при встречах с принцем. Талигхилл умел быть заносчивым и жестоким, словно вознамерился доказать всему миру, что он - наследный принц. Ему невдомек, что и так все об этом знают, даже чересчур хорошо.
      Поставив очередного латника на надлежащую клеточку, Пресветлый обернулся и жестом пригласил Армахога садиться.
      - Домаб сказал, вы с письмом от отца, - заметил он.
      - Да, Пресветлый, - подтвердил старэгх. - Правитель был очень... удивлен тем, что вы не приехали попрощаться с ним. Он ждал вас целый час сверх срока, а не дождавшись, попросил передать вам это письмо.
      - Благодарю вас, Армахог, - п о р а з и м е н я м о л н и я , е с л и я с т а н у о п р а в д ы в а т ь с я п е р е д н и м . Ну-ка, ну-ка.
      Талигхилл принял от старэгха запечатанный пергаментный листок, сорвал печать и развернул послание. На миг оторвавшись от чтения, он поднял кверху правую бровь:
      - Кстати, ты не голоден?
      - Нет, Пресветлый. Благодарю вас, но я завтракал сегодня.
      - Ну что ж, как знаете, - принц снова вернулся к прерванному чтению.
      В письме отец был довольно сдержан. Он просил Талигхилла на время отсутствия правителя переехать во дворец. С т р а н н о , в е д ь м ы ж е у ж е г о в о р и л и о б э т о м и р е ш и л и , ч т о т а к и е м е р ы н е п о н а д о б я т с я . Х а р л и н с п р а в и л с я б ы с о в с е м с а м , а н а и б о л е е в а ж н ы е в о п р о с ы п о с ы л а л н а р а с с м о т р е н и е м н е с ю д а . Еще отец писал о всяких мелочах, но в общем был краток.
      Талигхилл отложил письмо и недовольно покачал головой. Он не хотел переезжать в Гардгэн - там было еще жарче и противнее, чем в усадьбе. И потом махтас...
      - Да, Армахог... - небрежно произнес принц, - если вы не голодны и не торопитесь, может быть, сыграете со мной несколько партий в махтас?
      Старэгх неодобрительно покосился на игровое поле, но смолчал. Он догадывался, ч т о не позволило наследнику приехать во дворец, чтобы попрощаться с отцом. И это ему не нравилось.
      - Почту за честь, Пресветлый.
      - В таком случае я познакомлю вас с правилами, - с облегчением в голосе вымолвил Талигхилл. Его совсем не прельщала перспектива играть в одиночку, а случай сам предоставил ему партнера. Старэгх - кто еще более подходит для того, чтобы оттачивать мастерство игры?
      Принц стал объяснять.
      /еще одно смещение - неожиданное, как вспышка молнии/
      В усадьбу Пресветлых Раф-аль-Мон приехал в карете. З д е с ь и с е й ч а с кареты были не в моде, но ему больше нравились они, нежели паланкины. Кроме прочего, передвижение в экипаже отнимало меньше времени, а иногда это могло сыграть решающую роль. Как, например, сейчас.
      Раф-аль-Мон ждал, устроившись на мягком сидении, пока его слуги запрягали коней, и в очередной раз перечитывал расписку. Сумма, указанная в ней, должна была изрядно удивить придворного казначея. Не исключено, что она удивит некоторое время спустя и самого принца. Но к тому времени Раф-аль-Мон планировал оказаться далеко от Гардгэна. Да и не будет тогда у Талигхилла времени, чтобы разыскивать старого торговца - другие заботы лягут на пресветлое чело.
      Раф-аль-Мон выглянул в окошечко кареты и скрипучим голосом окликнул слуг:
      - Поживее, поживее, сожри вас демон!
      Главный из них, сухощавый Джулах, торопливо подошел и отвесил земной поклон:
      - Все готово, господин.
      - Тогда чего же вы ждете, бездари? В путь! Немедленно в путь, - велел торговец, захлопывая окошечко перед самым носом слуги.
      Карета покачнулась и тронулась с места. Выехала из конюшни, прогремела по мощеной дорожке, ведущей к главным воротам усадьбы, миновала их и запылила по тракту.
      Домаб, наблюдавший за отбытием торговца и слышавший его последние слова, недовольно дернул головой: "Интересно, куда он так торопится?"
      Нужно было бы, конечно, рассказать об увиденном принцу, но тот ведь не послушает. Талигхиллу словно вожжа под хвост попала. Домаб попытался убедить себя, что слишком уж рьяно заботиться о том, что не входит в его компетенцию, но убедить себя не удалось. Х о л о д н о .
      /снова смещение/
      Карета Раф-аль-Мона въехала в столицу и направилась прямиком ко дворцу Пресветлых. Задремавший во время пути торговец проснулся, стоило только колесам начать подпрыгивать на булыжнике мостовой. Выругавшись вполголоса и потирая ушибленное плечо, старик уселся поудобнее и выглянул в окошко.
      Экипаж подъехал к высокой каменной стене, опоясывающей холм, на котором был построен дворец Пресветлых. Широкая мощеная дорога проскальзывала под щель внизу массивных двустворчатых ворот. Над ними, на стене, возвышались караульных будки, так искусно оформленные снаружи, что несведущему человеку казались лишь украшениями стены. Но Раф-аль-Мон знал, что за узорами и лепными украшениями скрываются лучники, готовые в случае необходимости поразить цель размером с ноготь мизинца. Сейчас эти лучники, вне сомнения, наблюдали за екипажем.
      Джулах соскочил со скамеечки позади кареты и подошел к воротам.
      - Многоуважаемый Раф-аль-Мон просит аудиенции у Ха рлина, дворцового казначея.
      Ничто не свидетельствовало о том, что слова Джулаха были услышаны, но ворота начали открываться. Карета въехала во двор и остановилась перед двумя стражниками, взявшими лошадей под уздцы. Возница отложил кнут и покорно спустился вниз, как и остальные слуги - кто слезал, как Джулах, со скамеечки позади кареты, кто спешивался и придерживал фыркающих коней.
      Джулах с поклоном открыл дверцу, и Раф-аль-Мон ступил на камни внутреннего дворика, щурясь от послеполуденного солнца, бившего в глаза особенно ярко. Он осмотрелся и кивнул стражнику, который, видимо, был за главного.
      - Мне нужно увидеться с господином Харлином, - произнес торговец голосом, не допускавшим каких-либо возражений.
      - О вас доложат, господин, - невозмутимо ответил стражник, передавая поводья подоспевшему конюшему. - Прикажете выпрячь коней?
      - Нет, - угрожающее проскрипел Раф-аль-Мон. - Прикажу провести меня к господину дворцовому казначею. У меня нету времени - я слишком тороплюсь, чтобы...
      - И тем не менее вам придется подождать, - оборвал его стражник. - Не я писал эти правила, господин. И они одинаковы для всех.
      Торговец недовольно покачал головой и вернулся в карету, проклиная все на свете. Он не любил задержек, подобных этой.
      После ожидания, показавшегося старику невыносимо и неоправданно долгим, явился слуга, - он передал соизволение господина дворцового казначея на то, чтобы допустить к нему гостя. Раф-аль-Мон снова выбрался из кареты и пошел во дворец, сопровождаемый двумя стражниками. Во дворике к тому моменту их набралось предостаточно, чтобы сдержать атаку много большего количества людей, чем было слуг у торговца. И все же он не мог не отдать должное профессиональному уровню охраны дворца.
      Это, впрочем, не уменьшило его раздражения. Раф-аль-Мон вышагивал по разноцветным плиткам пола, словно охваченный похотью журавль, высоко вздымая длинные ноги и покачиваясь всем телом. Старик знал, что со стороны это выглядит не лучшим образом, но ничего не мог с собой поделать. Он нервничал... потому что он нервничал.
      Харлин сидел в большой комнате, заполненной столами и людьми; люди постоянно что-то говорили, перелистывали или писали. Над их головами, словно невидимое облако, сконцентрировалось ровное гудение осиного гнезда. И Раф-аль-Мон сейчас сунул туда свою руку.
      Дворцовый казначей был невысоким пожилым человеком с намечавшейся лысиной и прочерками седины - отметинами, которые оставил на нем возраст. Одевался Харлин был неброско, но удобно: одеяние не стесняло движений, хотя и не спасало от жары, которая царила в эти дни повсюду. Пот, выступавший время от времени на испещренном морщинами лбу, дворцовый казначей вытирал шелковым платком без привычных узоров и надписей.
      На вошедшего торговца сперва никто не обратил внимание, и лишь когда один из сопровождавших его стражников подошел к Харлину и что-то прошептал на ухо, дворцовый казначей оторвался от бумаг и направился к визитеру. При этом с лица его ни на миг не сходила усталая озабоченность. На Раф-аль-Мона Харлину явно было наплевать, и только необходимость (а скорее всего - отсутствие весомых причин для отказа) вынуждали его принять торговца.
      - Приветствую вас, - холодно бросил казначей, вперив свой тяжелый взгляд в старика. - Мне сказали, вы желаете говорить со мной.
      Раф-аль-Мон неопределенно кивнул и протянул Харлину расписку принца: "Подателю сего..." Г о в о р и т ь м н е с т о б о й н е о ч е н ь т о и н а д о ...
      Дворцовый казначей пробежал глазами по листку, потом поднял свой взгляд и внимательно изучил лицо Раф-аль-Мона. А после этого снова уткнулся в расписку, но читал на сей раз уже не спеша, приглядываясь к каждой закорючке, к каждой вмятине. Торговец буквально слышал, как поскрипывают, ворочаясь, мозги под этим лысеющим черепом, выискивая лазейку - как бы выкрутиться и не выплачивать всю сумму.
      - Ну что же, - кашлянул в конце концов Харлин, опуская руку с распиской, но не торопясь возвращать листок Раф-аль-Мону, - ну что же... Когда вы желаете получить означенную сумму?
      Старик улыбнулся - чуть-чуть, одними уголками губ:
      - Сегодня. Сейчас, если точнее.
      Дворцовый казначей снова кашлянул и потянулся за носовым платком. Промокнув лысину, он недоверчиво покачал головой и поднял было руку, чтобы еще раз перечитать расписку, но одернул себя.
      - Сегодня? Но у нас сейчас нет такой суммы наличностью, господин Раф-аль-Мон.
      Старик снова улыбнулся - он знал, чего стоила казначею эта учтивость.
      - Ничего, господин Харлин, я готов принять означенную выше сумму драгоценными камнями. Думаю, так будет удобнее всем нам.
      Казначей закашлялся и потянулся к платку, чтобы промокнуть выступивший пот.
      - Как вам будет угодно, - ответил он наконец, преодолевая сильное желание пинками выгнать старикашку вон. - Только вы, надеюсь, понимаете, что получите на руки сумму, меньшую, чем та, что указана в расписке?
      Раф-аль-Мон вежливо изогнул левую бровь:
      - Почему же?
      - Налоги и все-такое, - неопределенно махнул рукой Харлин. - Но если вы желаете опротестовать подобный подход, мы готовы принять ваш протест на рассмотрение. Правда, это займет несколько дней, - (за которые казначей сумеет встретиться с принцем и выяснить, з а ч т о этому старикашке выдана такая расписка).
      - Нет, господин Харлин, - натянуто улыбнулся Раф-аль-Мон. - Я не желаю опротестовать подобный подход. Я желаю получить означенную в расписке сумму.
      - С вычетом налогов?
      - Да, с вычетом налогов.
      Пауза.
      - Прошу вас, следуйте за мной.
      Не выпуская из рук проклятой расписки, Харлин стремительно вышел из комнаты. Торговец поспешил за ним, мысленно потирая руки: "Удалось!"