Попытаться вырваться! Не выходит. Тело не просто одеревенело, даже зрачки не двигаются: так и смотрит внимательно в рот герцогу, который о своем думает. Как он может этого не замечать?! Неужели голос способен от него отгородиться?! Но как? Черт возьми, как это происходит?! Что делать?! Вот бы к Селине обернутся — может быть, она заметит. От нее голос свои действия, похоже, не может скрыть. Все бестолку!
      Астрон вдруг напрягся. Элоранта было с облегчением подумала, что он все-таки заметил ее «войну», но, оказалось, герцог просто не договорил о своей теории:
      — Могло выйти и хуже, если теория верна и в этом. Если бы трещина оказалась глубже и пробила второй слой зеркала, там, где заперта прослойка, контактирующая с категорией небытия, случилось бы недозволенное смешение. И в итоге мы получили бы сразу трех тебя, причем третья, по всей видимости, занималась бы исключительно вредительством. Понимаешь, принцесса, бесконтрольное смешение начал никогда не бывает крепким, если только речь идет не о гармонизированном хаосе — здесь ситуация совсем иная, он сам по себе — ветер. А если душа не крепкая, ее мгновенно рвут на части силы-составляющие, и человек начинает искать власти над самыми мерзкими серединами. Пример тому — разглагольствования об общем благе правителей, которые, возвращаясь в замок, первым делом спускались в казематы и «расслаблялись», пытая особо непокорных своих подданных. В Мире разума некогда я такое наблюдал…
      "Нет, только не это" — Герцог ударился в воспоминания и утратил наблюдательность. Смотрел теперь куда-то вдаль, едва ли замечая, что делает принцесса. Элоарин захватило отчаяние, и контроль над эмоциями приказал долго жить. От торжествующего вскрика холодного голоса сердце покрылось инеем. В голове всплыло незабвенное "Шессах".
      "Нет!" — мысленно стиснув зубы, пыталась остановить голос Элоарин. На секунду чувство порабощенности сознания отхлынуло, но потом вновь начало давить. Теперь уже снаружи и изнутри. "Как этому сопротивляться? Ну, скажите же, хоть кто-нибудь?". Однако даже на мольбу никто не откликнулся, голос продолжал методично подчинять ее по кусочкам.
      Будто из-за плотного тумана до нее донесся взволнованный голос Селины. Кажется, она обращалась к герцогу:
      — Астрон! Да стой же ты, пень старый! Дело важное!
      — Да, Селина, что ты хотела спросить?
      — Это третье отражение, по твоей теории, обязательно воплощается? Или оно может гулять рядом с любой из двух полноценных душ, нападая на них?
      И сразу три события произошли одновременно. Раз! По крови Элоарин прокатился холодный вал негодования, заставивший ее на секунду потерять концентрацию. Этого оказалось достаточно, чтобы ледяное сознание вышвырнуло из тела ее собственное. Теперь принцесса могла только в страхе наблюдать откуда-то со стороны за своими губами, уже готовыми произнести заветное слово.
      Два! Герцог, надо отдать ему должное, лишь на секунду замер в изумленной позе. А потом, резко обернувшись к Элоранте, откинув капюшон и отступив на шаг, сузил глаза в прищуре. В зрачках полыхнули те самые карие искры, которые Элоарин заметила при встрече. Лицо бродяги переменилось, он, наконец, понял. Но что толку — времени на решение или защиту не осталось — губы принцессы уже произносили черное слово. Только теперь к привычному уже «шессах» прибавилось странное «марр». Никто не объяснял Элоре значения слова, но она почувствовала интуитивно: на этот раз пустота не придет и не поможет, это сочетание превратит всех вокруг в таких же холодных марионеток, как и она сама сейчас. То самое смешение…
      — Марр Шес…
      Три! За секунду до того, как слова проклятья начали слетать с безвольного языка принцессы, до того, как Астрон сообразил «просветить» Элоарин огнистым взглядом, Селина сама открыла рот. Именно секунду она помедлила, перед тем как произнести какие-то, видимо, приводящие ее саму в ужас, слова. Но едва заметив судорожно искривившееся губы Элоранты и услышав шипение, предваряющее саму фразу, девушка решилась. Одновременно со словом "Марр…" в воздухе прозвучало иное, неожиданно твердое:
      — Мира'Ривеэль'Шад, — Селине удалось произнести формулу первой только за счет того, что губы Элоарин, скованные льдом, двигались чуть медленнее. Окончание"…сах", так и не сказанное Элорантой, потонуло в черноте, как и весь мир вокруг. "Как странно, — Подумала при этом принцесса, — А я еще боялась смерти"…

* * *

       Направленный синхрон-канал по дате:
       1 472 202 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".
       Четвертая категория мерности (Небытие), дельта Темной реки Мира'Ривеэль'Шад.
      Вот уж где не хотел бы очутиться ни один нормальный человек, так это в столь страшном месте. Темнота сверху, снизу, справа, слева, впереди и позади. Ничего кроме нее нет. Ощущение холода, почти что льда, внутри и снаружи. Руки, ноги, голова — все части тела будто скованы, связаны, сплетены. Нет их вообще… Сознание еще каким-то чудом есть, а тела — не существует. И формы у сознания нет — парит облачком среди черноты небытия, цепляясь за тусклые нити. Но и сами эти струнки здесь темные, блеклые, едва мерцают. Скорее впитывают в себя свет, нежели излучают. Какие-то бронзовые.
      Но и темнота, если вглядеться, неоднородная. Где-то, если бы были ноги, на уровне стоп она движется. Скорее даже, это ниточки сплетаются между собой, свиваются, образуя подобие потока. И даже смутное свечение теряют. Становятся непроницаемыми, словно из обсидиана. Поглощают решительно все, даже взгляд, на них падающий. Да и есть ли взгляд, если нет глаз? Просто тихо и величественно движущийся поток, еще темнее черноты, вязкий, но не болотистый. Можно ли в нем утонуть? Наверное. Элоранта бы за все сокровища мира не осмелилась шагнуть в сплетение нитей — это как с обрыва броситься. Страшно и бессмысленно! Да и смогла бы она разве это сделать? Тела-то все равно нет! Чем шагать, как шагать, куда шагать?
      "Так есть у меня взгляд или нет?" — Всерьез задумалась принцесса. Надо рассуждать логически: если она видит это место, значит, какое-то подобие взгляда все-таки существует. Осознав это, она вдруг поняла, что теперь уже не парит в черноте облачком, а стоит на чем-то твердом, по цвету не отличимом от остального пространства. Да и тела по-прежнему не было, но девушка его уже как быощущала. Могла представить себе руки, ноги, голову, глаза. И видела окружающее куда четче: у однородной темноты появились оттенки.
      Только ей казалось, что даже нити в этом пространстве имеют не один объем, но и еще какие-то меры: помноженную на четыре глубину, длину, ширину. Причем, одна длина виделась ей привычной, а другая состояла из годов, словно нить тянулась и сквозь время. Третью длину Элоарин посчитала бы в мыслях, хотя и сама представить не могла, как это. Хотя нет, даже не в мыслях, в вариантах одной и той же мысли… с разными нюансами, выводами из нее.
      Девушке вдруг даже стало интересно. В конце концов, она уже умерла и порабощающего холода больше не чувствует — чего спешить-то? А все же жалко: о скольком она еще не спросила герцога! И вообще, глупо, только приблизилась к цели — и на тебе, такое завершение. А что там с друзьями? Принцесса вдруг поймала себя на этом слове — «друзьями», какое необычное, непривычное. Вот все пыталась понять, чего она так желает, повторяя перед зеркалом это слово. Надо же… Умерла — и поняла. Глупость какая. А в душе царит такая рассеянность, будто она здесь — не цельная, а из мелких-мелких соприкасающихся частичек состоит. Но все же не распыляется… Ага! Вот и четвертая длина — даже не понятно в каких единицах мерить, но откладывают по ней, определенно, меру этой самой рассеянности. Если "в минус" — то частички внутри ее сознания мельтешить будут, а "в плюс" — разлетятся в стороны.
      Странно, Элоарин вдруг поняла, что с помощью этих длин свое сознание можно здесь «регулировать». И так просто! Даже напрягаться не приходится: когда понимаешь, лишь задай отметку на оси— и переместишься в нужную точку с нужным качеством. Только себя она ощущала пока как-то точечно— нити-то вон объемные, а она — точка. Не порядок! Принцессе почему-то становилось все веселее и веселее, ее потихоньку охватывала эйфория. Никогда еще и нигде понимание не давалось ей с такой легкостью и непринужденностью! Смерть оказалась штукой донельзя веселой и увлекательной… Да и вообще, как-то на смерть не похоже. Единственная мысль, которая ее кольнула: Селина пыталась описать междумир, пересказывая слова Астрона, но, даже учитывая схематичность образа, место, куда попала принцесса, на междумир совсем не походило. При любом раскладе получалось, что прослойка между мирами больше похожа на пустыню, почти не имеющую измерений, а здесь их — по горло и больше.
      "Их же тут десятки!" — Уже с восторгом вслушивалась в колыхание струн Элоарин. Теперь она могла уловить, что они не просто движутся и сплетаются, а еще и звучат. Ну-ка, а что будет, когда она просчитает четыре ширины и четыре высоты? Может быть, запоют?! Принцесса и забыла совсем про то, что бесконечно длящуюся секунду назад боролась с ледяным голосом, оказавшимся ее «тройником» из зеркала. А еще она понимала, что та секунда до сих пор не прошла, что здесь секунда еемира может длиться вечно, и во времени принцессу никто не ограничивает. Только зачем ей это время, если она уже умерла… Или все-таки не умерла? Как понять? Наверное, надо вычислить все оси ширины и глубины, чтобы догадаться. Элоарин чувствовала: если она сумеет это сделать, то полностью, до конца поймет, где именно она находится и что делать дальше!
      Что там еще. Ага, начать с ширины. Ну, обычная, конечно, — здесьэто не важно. А вот вторая ширина интереснее: тоже, естественно, со временем связана. Это как бы цикличное время. Когда нить вьется-вьется и проходит через точки лежащие на одной линии. Когда-то давно принцесса недолго увлекалась вышивкой и с тех пор запомнила, как пропускают нить через ткань: вверх-вниз, вверх-вниз. Очень похоже. Только здесь ниточка событий имеет более покатые склоны, но вызывает, явно, похожие происшествия в самых разных мирах. Этакие исторические повторы: меняются народы, герои, обстановка, но неизменной остается суть ключевых событий.
      В этот момент, Элоарин показалось, что она может спокойно черпать любое знание о нитях, которое способна понять. Будто кто-то, являющийся здесьхозяином, разрешил ей пользоваться "родником знаний". И еще она четко осознала, что «вычерпывает» их как раз из странной реки-сплетения, лежащей под ногами. Что ж, тогда надо продолжать: Элора была импульсивной девушкой, но никак не дурой. Здесь и сейчас она могла получить больше ответов и способностей, нежели там, под руководством бродяги. Не потому что он бы ее не научил — нет, научил бы многому, конечно, и кажется, если сумеет выбраться, еще научит, но здесьхранилось нечто совершенно уникальное, что не каждому открывается. Главное — понять… И принцесса старалась вычислить все до конца.
      Вот третья ширина. Если третья длина показывает вереницу вариантов пространства, сложенного из мыслей, то ширина — варианты действующих в мире сил.
      — Интересно, какова такаяширина у Природного мира? — Вдруг осмелилась спросить у нитей Элоарин. И чем же она эти слова произнесла, если языка и губ нет? Или уже есть? И не посмотришь ведь, глаза-то, вот смех один, тоже — то ли есть, то ли их нет!
      Ответ пришел прямо в разум, без посредника в виде несуществующих ушей. Ширина в пять больших сверхстихий, расщепленных «ниже» на множество мелких. Среди сверхстихий «изумрудная» Природа главенствует, «злато-желтый» Разум как-то зигзагами наложен, но его тоже немало… Третий по доле в ширине — «алый» Огонь: он в лунных лесах себе "гнездо свил". Теперь-то ясно, что это за звери — «лунники», дети пламени и разума — вот они кто! Ах, вот еще что: выше Разума и Огня затаилась "ультрамариново-голубая" Небесная стихия — почти весь южный континент накрывает. А на месте империи и по территории севера, да еще кое-где растянулась мрачноватая «пурпурная» Тьма-ночь-тайна. Последняя, заметив, что Элоарин "на нее смотрит" будто бы отсалютовала, определенно, приветствуя девушку.
      — Мама дорогая!… - Ох, сдавалось ей, что от таких страшноватых «приветов» лучше бы подальше держаться. Вот остальные сверхстихии к ней нейтрально отнеслись, разве что Огонь «улыбнулся», но и только. Однако вслед за этой мыслью пришел какой-то внешний толчок: что-то в духе "не отвлекайся".
      — Ладно, думаю дальше… — И принцесса действительно продолжила осевые вычисления.
      Вообще, она уже сообразила, что каждая ось: горизонталь, вертикаль и глубина, существуют здесь в четырех разных экземплярах, сгруппированные, конечно же, тройками. С одной стороны, привычно, а с другой — разнообразие поражает. Да и посчитать измерения при таком подходе проще — надо просто все тройки перемножить, чтобы они сложились в дерево со «стволом», "ветвями", «веточками» и «плодами»! Ствол — это вот это странное место, ветви — там, где последней тройки осей нет, веточки — это все миры от начала до конца, а плоды — каждый конкретный мир.
      — Просто-то как! — Восхитилась принцесса, упоенная новым знанием. Правда, она до сих пор не могла понять, как ей это поможет справиться с ледяным голосом, если придется вернуться, но дышать стало определенно легче. Ба! Да она же уже и дышит, причем непонятно чем — откуда здесь может быть воздух, когда измерений… дайте-ка посчитать… три, на три, да на три, да еще на три… восемьдесят одна штука! Ничего себе… Прямо как трехгранная пирамидка, дном стоящая на междумире, на ее гранях — еще по пирамидке, а на гранях каждой новой — еще по… Тьфу! Нет, такой кошмар Элоарин себе представить не смогла — проще уж дерево с плодами мысленно нарисовать, чем эту геометрическую скульптуру неизвестного сумасшедшего.
      Мысли принцессы метались от одной темы к другой. Внезапно она поняла, что еще пара таких «разбросов» — и она потеряет сознание. А здесь этого делать нельзя — в буквальном смысле его потеряешь, не в переносном! Кошмар какой.
      — Бяки! Ну ладно уж, четвертая ширина. Что там было-то в предыдущем акте спектакля? Ах да! Отметку на шкале раздробленности искали. Ну, а вторая какая шкала? Что там думать, все эти длины и ширины друг друга дополняют — значит, и здесь так же. Что-то вроде шкалы слияния…
      И она увидела тень пустоты, неожиданно осознав, что это не просто свет или тьма… Это была Пустота в свей полноте, до разделения — потому Элоарин так трудно было понять ее «оттенок». А та лукаво улыбалась ей, демонстрируя себя, как красотка вертится перед подругой, предлагая оценить ее наряд. В этой пустоте все существующее было слито целиком и полностью. Пустота абсолюта: парадокс, внутри которого спрятана жизнь. Где-то посередке должен был гнездиться предполагаемый ноль: когда уже есть все, но в комок глины оно не смято. Ну и в другую сторону, когда образуется куча маленьких комочков вместо одного большого — разница, с точки зрения Элоры, невелика.
      — Экая ты злая, «доченька» — Послышалось укоряющее дыхание пустоты, — с таким презрением обо мне думаешь… Вот когда понадобится вам к смешению древние силы добавить, ко мне же обратишься. А сама трястись будешь, как бы похожий ком не получился. Ты лучше не насмехайся, а отметки на этойширине правильные ставь, чтобы запастись материалом для «лепки», но не переборщить. Тогда все хорошо будет, и я в себя ничего вашегоне утяну! А то повадилась вызывать меня по поводу и без повода…
      Элора окаменела. Значит, пустота все же разговаривала с ней? Она это может? И тогда, и сейчас?
      — Могу, конечно, я — древняя сила, во мне тоже есть жизнь. Пусть и не такая, как в тебе, но все же… А вернее, во мне много жизней — тех, что уже познали разум, но не овладели душой. Все они — это я теперь, ничего не пропало зазря. Но все же вы способны проложить куда более интересную и долгую дорогу… Помни, «доченька», что тебе хитрюга-Кайлит рассказывала — она плохого не посоветует, хотя и пропахла насквозь Танцем искр. А я уж за тобой пригляжу, смогу — так даже и подскажу, когда начнешь ошибаться…
      — Благодарю, — Пролепетала Элора, превозмогая желание поставить свое сознание на колени и склонить голову перед древней силой. Вот этого делать явно не стоило — пустота с ней, как с «дочкой» и почти что как с равной общалась, значит, и не ждет такого принижения себя. А вот поклон отвесить стоит… Элоранта, надеялась, что, с точки зрения пустоты, именно поклонилась, а не покачала головой, например. Сила послала ей мягкий ободряющий тычок и куда-то отдалилась. Постепенно принцесса поняла, что хотя пустота древнее и гораздо выше места, в котором оказалась она, но все же оставила след на одной из осей. Это даже придало сил: раз уж такая древность и в ее душе живет, значит, узнать все оси этой темноты ей, конечно, по силам!
      Внезапно со стороны донесся призрачный голос: нет, на этот раз не холодный — журчащий, будто ручей в лесу, мягкий-мягкий:
      — Первый раз такое чудо вижу…
      — Это кто?
      И вновь мысленное "не отвлекайся".
      — Да ладно-ладно, — Проворчала принцесса, и начала просчитывать глубинные оси.
      Естественно, обычная глубина — она же высота, тут все понятно. А во времени? Да тоже ясно — сколько раз уже было, и сейчас действует! То секунда — как вечность, то день не заметишь, как пролетел. А уж во сне: три минуты пробродил — семь часов проспал. Тут все предельно ясно. Глубина погружения в само время, ощущение длительности момента. Его можно по такой глубинной оси растянуть, а можно сжать в точку.
      Где-то, то ли за спиной, то ли над головой, то ли вообще под ногами (все равно ни того, ни другого, ни третьего не существовало здесь!) уже прямо-таки гремели нити: торжествующе, громко, сплетаясь и рушась, взлетая и погружаясь, рождаясь и умирая. Принцесса понимала, что пока не может ими управлять — это требует не только знаний, но еще и немалых умений. Но услышать, как сплетаются и рушатся миры, некоторые из которых — еще даже нерожденные, она могла. Пока что смутно — надо добить две последних глубины.
      Что там с третьей из них? Есть у нас мысль, есть стихии, а значит… Элоарин внезапно вспомнила показавшиеся некогда, уже в прошлой жизни, зловещими слова герцога: "а ты попробуй…". Так вот о чем он говорил! Стихии снаружи, а мысли внутри… И если их сплетать между собой, а сплетать их как-то надо — оси-то ведь одной категории, как никак, — необходимо нечто связующее! Вот оно самое, то, о чем он рассуждал. Вселенная внутри души. Ось, отметка на которой — предельный уровень изменчивости такого вот сплетения, внутренней вселенной, мысли и стихии. Способность менять. Мрак.
      Не совсем понятная мысль, конечно, но Элоарин уже могла это представить. Вот лежит лист, а вот стоит она. И думает о листе, а потом — о природе, а потом — не думает, а уже чувствует ее, а потом — принимает часть природы внутрь себя, и ее душа приобретает изумрудную полоску. И вот уже сама Элоарин может разговаривать со стихией природы на ее языке, может взывать к ее силе через свою собственную душу… А с остальными стихиями как-то сложнее, только «пурпур» опять под ноги лезет… Нет уж, не сейчас — и так темноты хватает, еще ее в душе плодить! Потом, в другой раз, когда придется, а не захочется!
      Торжествующий марш струн ударил прямо в уши. Только теперь уже сплелся не в какофонию звуков, а цельную, чудесную мелодию. Только кое-где еще есть провалы — надо с ними справиться. Обязательно надо справиться! Осталось-то всего ничего — одна глубинная ось. Неужели она и ее не одолеет?…
      На секунду Элоре вновь почудилось, что кто-то со все возрастающим интересом, граничащим с восторгом, наблюдает за ней "с другого берега реки". Неужто она растревожила своими вычислениями хозяина этого пространства? А то, что хозяин здесь должен быть, Элора знала уже определенно — такое чудное нагромождение мер само по себе упало бы вверх — в пустоту, не выжило бы! Кто-то должен был следить за всеми этими бесчисленными осями, настраивать их, направлять, сплетать, делать отметки — контролировать, в общем! Выращивать и оберегать Древо, растить и собирать его плоды.
      — А ты вычисли последнюю, и все тайное станет явным, — Послышался все тот же добрый и одновременно стальной голос. Только теперь, с резко возросшим пониманием, Элоарин сообразила, что голос — однозначно женский, причем, хоть и древний, но очень молодой. Как у нее самой, только куда размереннее, вкрадчивее, да и характер у невидимой пока женщины куда сдержаннее.
      — Обязательно вычислю. Я хочу на тебя взглянуть! — Элора крикнула это в темноту, и невесть как поняла, что обладательница бархатистого сопрано ей улыбнулась. Да что же здесь все такие добрые и милые?…
      "Ну же, голова, думай давай! Что тут еще может таиться? Если по одной оси на элементы рассыпается, а по другой — сливается в единый ком материи? По какой мере у этого соотношения глубина может пролегать?" — Элоарин уже поняла, что знаний о глубинных осях в реке не хранится. Она вычисляет их сама, без чьей-то помощи. Просто потому, что они логично проистекают из осей длины и ширины. Если бы было не так, смысла бы не имело их создавать — глубина лишь добавляет красоты и обеспечивает гармонию созданного горизонталью и вертикалью… Будто бы стабилизирует! Ну конечно…
      — Так вот, послушай меня! — Принцесса не смогла удержаться от пафосного торжества в голосе, и тут же поняла, что это ей простится — момент соответствующий, — Последняя глубина — это ось гармонии. Она сплетает с помощью нитей, — Элоарин провела призрачной рукой (контур ладони, да и вообще всего ее тела, будто объемный рисунок, проступил среди темноты), - связки, лежащие между плотными комками и рассеянными искрами. Гармония, как кружево, в котором нити — ткань, искры хаоса — бисер, а разной плотности комья — живые, рождающиеся или гибнущие миры!
      — И ты абсолютно права, Викторис, — На плечо ей опустилась мягкая женская ладонь. Темнота вокруг осталась того же цвета, плотной, похожей на монолит. Но Викторис… Нет, Элоарин! Это имя ей самой нравилось больше. Да, как бы ее ни звали, теперь она знала, из чего состоит эта темнота! И так легко, без напряжения, как собственное тело, она могла соткать на линии взгляда и контуры предметов.
      Вот золотится под ногами река из мерцающих нитей, а вон, где-то «вдалеке», за пару десятков лет и после начала постепенного слияния в ком, висит на призрачном горизонте пласт мира-"Расселины". Где-то, можно сказать, на «юге» этого пространства. А на «севере» бело-голубыми красками мерцает тот самый Небесный мир — там, кажется, все в порядке, Расселине не повезло больше. В ней что-то нехорошее происходит… Может, можно помочь…
      Элоарин робко тронула нити, но почувствовала, как хозяйка небытия, — теперь принцесса знала, как называется это место, дословно: "то, что существует до начала жизни реальности", иначе говоря, Небытие! — предостерегающе слегка сжала ее плечо.
      — Не стоит, девочка. Я вижу, ты многое способна менять, но пока не стоит. Когда я оказалась здесь впервые, тоже подумала, что менять просто, если понимаешь, что есть что. Ошиблась. Даже мне до конца не понять, как именно связаны все эти отметки и показатели. Но одно я уже знаю, убедилась на горьком опыте: если тронуть нить любого мира без прозвучавшего особого призыва о помощи, десяток других застонет от смещения нитей в них. Так что не стоит — просто наслаждайся тем, что видишь, а полученные знания используй там, «внизу». Поверь, там их можно использовать, хотя и не столь зрелищно, но с куда большим толком и пользой. А вот получить понимание проще здесь… Но куда опаснее!
      Принцесса не выдержала и развернулась к обладательнице чудесного голоса. Конечно, она бы не поручилась за достоверность сотканного фантазией образа, но почему-то подумала, что видит сейчас хозяйку Небытия такой, какой она была до жизни в этом странном пространстве. Женщина лет тридцати на вид, с глубокими синими глазами и отчаянно рыжими, вьющимися волосами. На лице играет лукавая улыбка, а вот взгляд сильный, завораживающий, будто змеиный, но с одним отличием: на Элоарин она смотрела без затаенного внутри гнева или подозрения, и уж тем более, коварства… Змеиной была во взгляде хозяйки мудрость, и принцессу она видела, казалось, насквозь. От этого девушка поежилась, но упорно продолжала изучать стоящую перед ней ослепительно красивую женщину. Улыбка той еще больше растянулась, она даже позволила себе совсем по-девичьи хихикнуть.
      Кожа на лице гладкая, розоватая, а само оно плавно сходится к упрямому округлому подбородку, напоминая гармоничное среднее между идеальным овалом и перевернутой трапецией. А вот подбородок все-таки чуть-чуть разбивает полную гармонию: он явно заострен, несмотря на видимую округлость, да еще хоть и на самую малость, но выдается вперед. Этого вполне достаточно, чтобы понять — такой женщине палец в рот не клади — откусит и еще добавки попросит. А губы, складывающиеся в улыбку? Полные, алые, лишь чуточку припухлые: улыбка мягкая и таинственная одновременно. Волосы свободно, вьющимся водопадом, ниспадают до самой спины, а уши на сантиметр выглядывают из-под лучистой копны. Элоарин секунды две с глупым видом смотрела на слегка заостренные к окончаниям уши, потом неуверенно спросила:
      — Вы — эльфийка?
      Голос принцессы, даже по ее собственным меркам, прозвучал неожиданно завистливо и потрясенно. Хозяйка в ответ засмеялась своим журчащим, неподражаемым смехом. Элоарин с обиженным видом уставилась на эту женщину, фигуре которой могла бы позавидовать любая из живущих ныне в любом из миров. Стройная, не вытянутая к тому же в высоту, вроде самой Элоарин, очень ладная, с легкой полнотой, не затрагивающей талию. Тело, в принципе не имеющее острых углов — округлое, но не сглаженное, не размытое — словно бы искуснейшим скульптором созданное. Изящные руки, розовая кожа, овальные, сразу видно, очень ловкие и подвижные пальцы, завершающие почти лишенные линий и «трещин» ладони. И вроде грудь у женщины не так уж и велика, а ведь высокая, изящно очерченная, будто две очень крупных капли росы на тело упали и замерли под изумрудным платьем. Так, что при ходьбе едва вздрагивают! А про ноги и упоминать не хотелось — Элоарин вдруг на секунду захватила едва ли не черная зависть: такой стройности и изящества ей никогда не добиться, не поможет и магия, даже если принцесса будет знать ее от и до! А легкость движений! Хозяйка небытия скорее уж парила в сантиметрах над землей, чем ходила по ней… Ну, вернее, не над землей, над сгущенной темнотой, образующей здешнюю "поверхность"…
      — Да ладно тебе, принцесса, не завидуй ты так откровенно-то, — Она ласково улыбнулась, встряхнув волосами, — Ты не представляешь, сколько с этой внешностью было проблем прежде! И сколько раз меня пытались убить, правда, тут уже дело не в красоте… Но все же, из-за нее, окаянной, в свои дни пришлось полностью отгородиться от людей — они словно с ума сходили. Женщины рвали и метали, называли отродищем и едва ли не кидались с вилами… Про мужчин, можно, говорить не буду — сама ведь догадываешься, что жены так просто с вилами на альву не пойдут, нужен серьезный повод. А что может быть серьезнее очарованного твоим видом чужого мужа…
      Теперь уже первой рассмеялась Элоарин. Она представила себе эту картину… Женщина подхватила ее смех, и какую-то растянутую минуту оба голоса — немного ломкое грудное контральто Элоранты и бархатистое сопрано хозяйки небытия — звучали вместе, одной мелодией. Возможно, она еще долго гуляла по мирам и временам, заставляя разумных в тревоге поднимать головы к небу и пытаться понять, раскаты ли это приближающейся грозы или звук падающих сверху звезд…
      — А почему альва, а не эльфийка? — Отсмеявшись, заинтересованно спросила Элоарин.
      — Ну, — Совсем похоже на Селину протянула женщина. На секунду принцессе даже примерещилось, что они родственницы, — Чтобы объяснить полностью, придется тебе всю историю нашего мироздания выкладывать, а к таким потрясениям даже Астрон — и тот еще не готов. Так что и ты поперек батьки в пекло не лезь — успеешь еще. Давай так… Альва, потому что альвы жили намного раньше эльфов, но с другой стороны, куда ближе к людям, чем они. Удовлетворит такой ответ? — Женщина скосила на нее свои лукавые синие глаза. Ну, как тут возразишь? Да на такую и обидеться невозможно!
      — Сойдет на первое время, — Все же с легкой язвительностью ответила Элоарин. Хозяйка опять совсем по-детски хихикнула, — У тебя хотя бы есть привычное имя?
      — Те немногие, кто там, «внизу» меня знают, называют меня Мирой. А свое имя в прошлом я тоже пока утаю — с ним слишком многое связано. Боюсь, эти знания будут несвоевременными, либо же для них уже слишком поздно, — с искренней печалью вздохнула женщина. На этот раз, Элоарин даже на капельку не обиделась — слишком уж искренне прозвучал вздох.
      — Послушай, Мира, а я могу вернуться обратно? Нет, мне, конечно, нравится здесь — просто здорово, и я о многом хотела бы тебя расспросить, но…
      Голос Элоарин замер, а вот глаза Миры смотрели на нее с лукавым прищуром. Наконец, женщина ответила:
      — …но там остались твои друзья, которым, быть может, грозит страшная опасность от тебя, которая далеко не ты сама? Помнишь, как ты избавилась от «гостьи» в первый раз, Элоарин? Это ведь так просто: "Я — это Я". Произнося эту фразу с полной силой и уверенностью в себе, ты приобретаешь защиту от любого вторжения кого бы то ни было в твое тело и сознание. Просто за счет того, что ты знаешь себя. Вернее, принимаешь такой, какая ты есть во всей полноте, не лжешь и не льстишь себе. Знать себя полностью — невозможно: ни для мага, ни для меня, ни для самого Создателя. Потому что нет и не может быть такого предела, за который нельзя перешагнуть.
      — Так ты знаешь?! - Элоарин уже успела освоиться в небытии настолько, что поняла, насколько мелким и незначительным здесь кажется один момент времени в каком-либо конкретном мире. Иные меры, иные рамки, иные представления о малом и большом царят здесь. Как Мира могла наблюдать за ней, если до сих пор о ней самой не знала? Ведь так сложно найти среди обилия возможностей всего лишь одну, по сути такую маленькую и незначительную… Точку, сущую точку… Или все-таки знала? Хотя небытие и позволяло принцессе за счет изобилия уровней мышления понимать и знать больше, далеко не на все вопросы она смогла найти здесь ответы.