Речь же, зная характер и уникальную дипломатичность, перемешанную с неприкрытым давлением, герцога, шла, по мнению наблюдателя, о необходимости лордесса для кочевых племен в качестве источника продовольствия. По крайней мере, изучив едва ли не до дыр хроники, страж готов был утверждать это практически с полной уверенностью, и для него рассмотренный случай, как ни крути, оставался наглядной демонстрацией мудрости и рациональности диковинных "соседей".
      Однако на башню его привели далеко не эти мысли. Просто они проносились в голове последние три дня вслед за всеми остальными, связанными с эльфами. Он надеялся, что сможет обратиться к Астрону с просьбой помочь разобраться в этой жуткой загадке — появлении корабля мертвецов, — однако хранитель, встретившийся стражу на окраине леса, с заметным сожалением рассказал, что герцог уже несколько лет не появлялся в здешних землях. "Некие, имеющие несомненную значимость дела, заставляют его оставаться в пределах Эльмитара. Сожалею, но помочь вам не в силах".
      Вот так. Поговаривали, что Астрон неведомым (даже для эльфов!) способом может перемещаться между любыми точками мира в мгновение ока: так это было или не так, страж не знал, но фактом оставалось то, что и при наличии странной способности, герцог не считал нужным возвращаться к своему народу. По всей видимости, дела, задержавшие его в иных землях, оказались действительно крайне важными… "Либо же герцог нашел-таки свою смерть". Впрочем, в последнее не верил и сам страж — Астрон казался особенно бессмертным даже среди остальных перворожденных, он явно скрывал за душой некие важные тайны, не доступные даже представителям его собственного народа.
      И вот теперь внезапно появившуюся загадку приходилось решать самому. Сейчас лорд Тауросс, а это именно он занял место стража на северо-западной башне, хотел собственными глазами увидеть так называемый «Шартарат»: команду корабля, капитана, рассказы о внешности которого погружали его в полушоковое состояние. "Шартарат… Шатар…". Слова, которые ныне задумчиво шептал себе под нос благородный правитель, первыми приходили на ум при одном упоминании о мертвом корабле. Легенда, достаточно древняя, по меркам населения лордесса, — она родилась в дни создания человеческого государства на этих землях. Мифическая повесть отличалась тем, что при всей своей краткости, поражала обилием тайн, содержащихся в ней. В сущности, это даже не легенда, а переходящий из уст в уста рассказ об одной и той же необычной встрече.
      Людское владение основали на континенте не коренные его жители: большую часть земли здесь занимали южные степи и лесостепи, а следовательно, кочевые племена и прочие, привыкшие к постоянным перемещениям народы. Говорят, где-то на востоке жили хачеги — существа в полтора человеческих роста, с четырьмя руками и тремя глазами, один из которых располагался на лбу существ. О мудрости этого народа ходили сотни легенд, хачеги практиковали также магические ритуалы, хотя изредка среди них попадались и чародеи. Но главной особенностью народа оставалась их неповторимая миролюбивость, в которой хачеги превосходили даже нейтральных эльфов: ни один из них за всю историю существования народа не совершил убийства. В случае опасности хачеги использовали свои тайные знания для того, чтобы переместить неприятеля в более-менее отдаленные земли. Чаще всего потрясенные вояки возвращались в родные пенаты с юга, хотя иногда случалось им оказываться и в лесах эльфов, которые «милостиво» разрешали им мгновенно покинуть свои владения. Астрону совершенно не нужны были в качестве гостей горе-вояки, осмелившиеся напасть на абсолютно безвредный, не представляющий никакой опасности народ. Хачеги не обладали бессмертием, однако их народ практически не изменял численности — по всей видимости, существа умели искусственно контролировать рождаемость внутри своего замкнутого сообщества.
      Все это Тауросс знал, благодаря многолетнему исследованию летописей в обширных архивах библиотеки Ксаросс'Торга. Его совершенно искренне интересовали все существующие народы, а также разнообразные тайны и загадки — по ним лорд просто сходил с ума. Это, кстати, весьма удивляло его подданных — в силу своих привычек Тауросс напоминал скорее книжника или исследователя, а правители с подобной характеристикой встречались реже, чем эльфийские сообщества в человеческих городах. Тауросс не знал и не мог знать, что такой его интерес к знаниям хорошо известен Астрону, как не мог знать он и того, что некоторые древние источники, прочитанные им, были написаны рукой самого герцога и лично переданы в дар зарождающемуся государству. Сам Астрон сопроводил дар почти пророческой фразой: "на тот случай, если найдется среди вашего народа человек, способный оценить интересные примеры использования разума и его многочисленные проявления в нашем мире".
      Однако даже в этих древних источниках никаких упоминаний о мертвом корабле или ему подобных лорду не встретилась. Так что все упиралось лишь в одну легенду. В ней рассказывалось о встрече Алкина, первого лорда людского государства, со странствующим по Карабаду хачегу. Представитель мирного народа был одет, подобающе отшельнику: в длинное черное облачение, наподобие мантии, но без парадного лилового оттенка, с посохом, покрытым многочисленными узорами и завершающимся изумрудной пирамидой. При разговоре Алкин чрезвычайно волновался, один раз даже накричал на незнакомца, бесплотно пытаясь опровергнуть его слова и заставить замолчать. Однако отшельник предупреждал его о неизбежности кары, которая постигнет людей, о необходимости, пока не поздно, принять волевое решение и вернуть похищенное Шартарату, о том, что старые долги будут взыскивать во времена наслоения лун — в мистическую эпоху Шатар. Слова незнакомца и без того, видимо, оказались достаточно туманными, а тут еще и сам разговор происходил при небольшом числе свидетелей — в общем, кроме этого предложения из речи незнакомца никому более ничего не запомнилось. Хачег говорил загадками, но Алкин его, определенно, понял, а большего странник и не желал. На прощание гость сплел четыре руки в подобие каната, что на языке его народа означало благословение ("По всей видимости, из-за того, что жест символизирует крепость и связанность всего сущего", — дал свою трактовку незнакомому ритуалу Тауросс), и еще раз напомнил лорду о том, что все же более благоразумно было бы вернуть вещь законному владельцу. Алкин лишь усмехнулся и сказал, что в этом конкретно взятом случаеразумно как раз обратное. На том полный недомолвок разговор и завершился.
      — Да, Астрон, наверняка, знает, о чем шла речь. В конце концов, он мог присутствовать при этом разговоре или хотя бы знать о нем и о том, какая именно вещь подразумевалась!
      На этой фразе Тауросса, сказанной самому себе (что свидетельствовало о глубоком погружении лорда в мысли), небо внезапно осветилось тусклой луной, едва просвечивающей из-за туч. Наступила полночь… И на этот раз Тауроссу «повезло» больше, чем в предыдущие ночи: едва отраженные лучи охватили небесный саван своим мягким свечением, над морем стал подниматься туман, постепенно принимающий воронкообразную форму. У Тауросса возникла единственная ассоциация и далеко не самая приятная — с вратами, через которые смерть приходит в мир, чтобы забрать душу и дух погибшего существа.
      Потом туман, как и в прошлые «явления», растворился, а на месте его начали проявляться смутные контуры чего-то громоздкого. Тауросс, заранее готовый к подобному, наблюдал ныне за появлением корабля-призрака почти хладнокровно. Он рассчитывал изучить все детали «явления»: от появления тумана до момента растворения галеона. Например, сейчас он отметил, что на самом деле судно не "выплывает из ниоткуда" по частям, как с пеной у рта утверждали видевшие «явление» воочию, а появляется целиком. Просто в дальнейшем лунный свет падает на темный контур, и мистический корабль начинает «проявляться», обретать материальную форму, переходя из призрачного видения во вполне реальный и осязаемый галеон.
      "Можно сказать, дух постепенно обрастает материей, выходя из иного пространства, где для этой самой материи места нет. А источником ее служит, как ни странно, лунный свет — потому «Шартарат» и является лишь с наступлением темноты и только в лунные ночи. Здесь все просто", — размышлял лорд, рассматривая детали оснастки корабля. Рваные черные паруса, мрачно и траурно блестящие пушки, отчего-то заранее выставленные командой корабля в отсеки для стрельбы, покрытые плесенью мачты — все это его волновало мало. Однако одно заключение он сделал: "дух-то насквозь прогнил, раз материя принимает такие формы. Был бы дух благороден — обрамления из плесени и рванины не пожелал бы".
      Тем временем луна выпустила из-под покрова облаков столько света, что стало возможным разглядеть команду корабля-призрака. Тауросс плотно прислонил к верхнему веку увеличительный аппарат: устройство некогда передали ему эльфы в обмен на десяток прелестных платьев, изготовленных и расшитых лучшими ткачами лордесса. Кроме того, Тауросс, будучи наслышан о юной дочери герцога, даже среди эльфов пользующейся славой девушки необычной и в высшей мере загадочной, решил сделать и небольшой персональный дар. В подарок юной Наре он преподнес… подушку из черного бархата. Особенным в подушке был не только цвет (для Тауросса означающий далеко не траур, а тайну и загадку, цвет безлунного неба, ночи), но и вышитый рукой самого лорда рисунок на ней: золотые крылья из бисера, застывшие в момент парения существа, которому они принадлежали. Правда, существо к крыльям не прилагалось, ведь и сам Тауросс не смог бы его описать: просто туманный образ-ассоциация, из тех, что нередко посещали его в часы размышлений. Кроме того, крылья не имели перьев — скорее, они напоминали крылья существ, обитающих в прибрежных пещерах северо-восточной части побережья. Лорд не знал, видел ли он когда-либо странное существо воочию — в пределах континента разумных крылатых человекоподобных жителей не встречалось, не нашлось упоминаний о ком-то подобном и в архивах. Однако Тауросс знал, что рисунок — не плод его богатого воображения, а нечто неразрывно связанное с реальностью и, как ни странно, с самой дочерью герцога.
      Помимо таких мистических мотивов, лорд хотел отразить в вышивке свое понимание человеческой сущности, в лучших своих проявлениях способной «парить» над миром, словно на незримых крыльях. Ну и конечно, он не мог ни слышать о любви девушки к полетам на спинах крылатых существ! Главной же причиной поступка Тауросса стало опять же одно из проявлений внутреннего благородства: он знал о долгом отсутствии герцога на континенте, и лорд примерно представлял себе, какие чувства должна испытывать человеческая девушка возраста юной эльфийской леди в связи с такой «потерей». Потому и решил принести в дар подарок, позволяющий упражнять свой разум, фантазировать и, как итог, разгонять грусть и одиночество. Если бы на месте Нары оказалась любая другая эльфийка, лорд никогда не добился бы поставленной цели: все же расчет делался, исходя из человеческой скорости взросления, а у двадцатилетних эльфов разум слишком медленно цепляется за смыслы, скрытые в символической форме. Однако дочь герцога развивалась в соответствии с человеческими ритмами, и в двадцать два вполне могла оценить, хотя бы частично, глубину подарка… А затем последовал момент, когда лорд испытал доселе неизвестное ему радостное, почти отцовское чувство, когда получил вместе с биноклем письмо от леди, поблагодарившей человека за галантность и умение делать своевременные подарки. "Все же для эльфа она на удивление саркастична, чем, впрочем, напоминает собственного отца, судя по рассказам о нем".
      И вот теперь бинокль пробудил в разуме Тауросса еще одну цепочку воспоминаний. Правда, он не стал на них отвлекаться — корабль все же занимал человека больше. Размышления ободрили лорда, однако в следующий миг вся его бодрость моментально растаяла — он увидел капитана. Увидел — и тут же замер в оцепенении. Сколь ни были подробны описания, такого он все-таки не ожидал разглядеть через стеклянный глаз увеличительного аппарата.
      Чудовище (называть его капитаном язык не поворачивался) роста оказалось вполне человеческого и имело две ноги и голову. На этом сходство с человеком, эльфом или тем же хачегом заканчивались… Из груди монстра глядели два огромных круглых черных глаза, еще два внимательно смотрели со лба существа. Из левого бока чудища без каких-либо переходов вырастало семь щупалец разной длины и формы. Из правого — пять. Плечи завершались загнутыми, покрытыми слизью шипами с жалами на конце. "Несомненно, смертельно ядовитыми", — подумал Тауросс. Шея чудища щетинилась намокшей черной шерстью. Сначала лорду показалось, что ветер развевает ее, однако потом он с ужасом осознал, что шерсть шевелится сама, извиваясь, подобно червям, вытащенным из земли. Голова страшилы по форме напоминала наконечник весла: сплющенная, с высоким лбом, в верхней части которого красовались, как уже упоминалось, два черных колодца-глаза, даже издали напоминающих саму смерть в самом жестоком ее обличии. Кроме того, Тауроссу показалось, что в верхних глазах капитана горит ярость, ненависть и смесь подобных им, жутких и опасных чувств. "Если только ОНОможет чувствовать" — уточнил для самого себя отважный лорд. На макушке красовались еще три щупальца, совсем маленьких, но судорожно движущихся из стороны в сторону.
      Глаза на груди выглядели, на самом деле, куда безобиднее, чем налобные. Они просто сверкали обсидианово-черным цветом, никаких чувств или мыслей в них не отражалось. Просто два наблюдателя — не более того. Век у них, естественно, не было. На ногах капитана кожа отсутствовала, обнажая два идеально белых, словно бы отполированных и зловеще светящихся при луне сочленения костей. Ну, а спину чудовища венчал состоящий из острых, с длинными шипами на концах, отростков гребень, напоминающий чем-то плавник морского странника, но на вид такой же рваный, как паруса корабля…
      А потом чудовище обернулось и обратило налобные глаза точно в бинокль наблюдателя. Прямой взгляд… Тауросс вдруг схватился за сердце, которое будто покрылось липкой слизью и пропиталось ядом. Боль, дикая боль! Рвет, душит, режет, колет! Сердце, проколотое насквозь иглой, потом еще раз, и еще, и еще… От игл растекается «кислая» боль по внутренностям, и дальше — вглубь тела. "Умри, умри — боль исчезнет, умри, умри!" — эта фраза мерзким колокольчиком звучит в голове, с каждым вздохом все сильнее пропитываясь ядом, наслаждением чужой болью. Словно бы существо на гигантском расстоянии пережевывало лорда, наслаждаясь его внутренностями, и при этом еще предлагало ему соблазнительный способ избавления от боли. Однако в планы Тауросса не входила смерть, потому лорд решил вытерпеть явно мистическое воздействие существа, тем более что он заметил тот самый таинственный предмет в руках чудовища. Вещь, которую просто необходимо было осмыслить!
      Корабль обычно исчезал, поравнявшись с опушкой эльфийского леса. Собрав последние силы, Тауросс подполз к углу башни и бросил мимолетный взгляд на судно. Если его скорость останется неизменной, капитан не уйдет восвояси вместе с галеоном еще в течение десяти-пятнадцати минут. Лорд вновь почувствовал укол боли, еще раз услышал голос, наполненный просто безмерным вожделением — чудовище желало, жаждало, чтобы Тауросс сам выбрал смерть, чтобы убил себя, избавившись таким образом от боли и… Мертвец явно хотел чего-то добиться, заставив лорда совершить самоубийство, но чего?
      — Слишком мало для мыслей, слишком мало для предположений… — Тауросс почти шептал, говорить было трудно — боль добралась и до связок. А потом внезапно исчезла. Лорд недоуменно посмотрел на корабль, но тот все еще спокойно плыл вдоль побережья.
      — Что произошло?…
      Сзади послышался тихий шорох одежд. Наверное, первый раз в жизни лорд на самом деле испугался и нервно оглянулся. Тауросс всмотрелся в пересечение теней, и одна из них надвинулась на него. А затем прозвучал тихий, глубокий и странно знакомый голос:
      — Здесь Шатар бессилен — его власть не распространяется на меня, потому что украдена и ему не принадлежит. А кому принадлежит — знаю только я. Возможно, я и прав, возможно, ошибаюсь, но, думаю, что знаю, кто это и почему это.
      — Герцог Астрон, благодарю вас за помощь.
      Лорд досадливо поморщился, понимая, что искренне поблагодарить у него не получилось. Однако Астрон только улыбнулся:
      — Взгляд иногда более полезен, чем голос, особенно когда его пытались отнять. А взгляд никто не отнимет, если только сам не продашь его — но этого вы никогда не сделаете, и сегодняшний случай — тому лишнее подтверждение.
      Корабль тем временем скрылся все в том же тумане.
      — Путешествие из смерти в смерть… — Досадливо плюнул на пол башни лорд.
      — Да, действительно так. Пожалуй, вы до крайности будете поражены, когда поймете, до какой степени правы и не правы одновременно.
      — Герцог, не могли бы вы мне рассказать, что здесь все-таки творится?
      — Мог бы. Но мои предположения пока что остаются только догадками, хотя они обычно близки к истине. Вы видели, с риском для своей жизни, но видели «Шартарат» вблизи. Скажите, держал ли капитан в… хм, щупальцах какой-либо предмет?
      — Да. Я его разглядел в последнюю очередь, перед тем как это чудище обернулось.
      — Хорошо. Вы можете мне подробно описать эту вещь?
      — Пожалуй, смогу. Но, если вы, конечно, не спешите куда-либо, не соблаговолите ли спуститься в покои? Мне смертельно, — на этом слове Тауросс запнулся, — хочется выпить чего-нибудь крепкого. Надеюсь, вы разделите со мной скромное желание?
      Астрон вновь загадочно улыбнулся:
      — Только если это будет не ром.
      Вместе, лорд и герцог, скрылись в узкой двери, ведущей на крышу северо-западной башни…
      ____________________
      Двумя часами позже Астрон поблагодарил лорда за выпивку и бесценные сведения. Тот же лишь ошарашено смотрел на него, и на прощание смог выдавить из себя только одну фразу:
      — Неужели все до такой степени… может так быть? Чтобы столько всего зависело от одной истории?
      — Я бы выразился точнее: и от этой истории тоже.К сожалению. И даже если кто-то сможет вернуть вещь… Уже слишком поздно, чтобы прогнать все обратно. Есть форма — и уничтожать ее я себя вправе не считаю. То, что вообще не должно было приходить в мироздание, все-таки в него просочилось. Не отвечаю за последствия — думаю, дисбаланс сохранится за счет того несчастного, кто осмелится это сотворить. Все зашло чересчур далеко — и чашки весов болтаются из стороны в сторону. Весов вообще, по-моему, больше нет — один каркас. И Лилии вянут, — На последней фразе Астрон болезненно улыбнулся.
      Он немного помолчал. Тауросс отметил, что теперь уже понимает слова Астрона, однако любой другой человек в этой фразе не уловил бы даже грошового смысла. Что-то просыпалось в отдаленных уголках его памяти, заставляя почувствовать основу и подоплеку рассказанного герцогом. Сокровенную историю, было бы правильнее сказать так. Да и Астрон всегда адресовал фразы конкретному человеку, настраиваясь на его манеру мыслить и условности мышления…
      — Я возвращаюсь к вратам. Во-первых, мне надо подумать над тем, как хотя бы на небольшой срок удержать весы от разрушения. И, кроме того, есть еще важное личное дело. Крайне важное.
      — Простите, может, я слишком много себе позволяю, но вы не посетите дочь?
      На этот раз Астрон улыбнулся очень широко, и теперь его лицо напоминало довольную кошачью морду:
      — Не стоит, чтобы все пошло так, как мне мыслится, сначала ей стоит подождать иных гостей… Но боюсь, на этот раз я не чувствую полной достоверности моей догадки. Крайне странно. Однако пусть все идет своим чередом. Не мне, видимо, решать.
      На этом Астрон счел разговор оконченным и оставил лорда обреченно выстраивать мысли в стройный ряд, пытаясь осмыслить сказанное. Тауросс думал очень долго, потом открыл окно и внимательно вгляделся в звезды и луну. Наконец, когда по его лицу стало понятно, что человек пришел к некоему решению, он подошел к зеркалу и смело заявил своему отражению:
      — Ты — как хочешь, а я намерен разобраться с пиратами в прибрежных водах. Главное — не делать этого ночью. А с мертвяками пусть разбираются те, кому это на роду написано. Мне, увы, пока не по силам.
      И теперь в его душе действительно воцарился покой. Только надолго ли?… Лорд чувствовал, как в его душе поднимается нечто давно забытое, очень древнее… Память, сила — все вместе. Что-то, чему уже через несколько дней предстояло стать новым знанием и целью для человеческого лорда Таросса.

Глава 5 "Уроки"